Текст книги "Я, подельник Сталина (СИ)"

Автор книги: Ильфат Янбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Тусклая керосиновая лампа силилась разогнать ночную темень. Дневная жара спала, но все равно липким и душным был воздух внутри жалкой хибары. Навевая тоску, на улице завыла собака. Хабибьян Юмашев сидел за столом мрачнее тучи. Мало того, что полковник Махмутов отчитал как сопливого мальчишку перед всеми, так еще грозится завтра выслать его десяток передовым отрядом. На разведку боем. Грудью на пулеметы! Если сами не смогли захватить райцентр внезапным ударом, сейчас нечего и мечтать. Наверняка окопались большевики, подтянули своих сторонников со всей округи. Может уйти, пока не поздно? Подальше отсюда, где никогда не забудут и простят сегодняшние похождения, куда-нибудь в Туркестан? Совсем погано стало на душе от раздумий. Односельчане, все четыре, сидели рядом ниже травы, тише воды, не понаслышке знали, каким дурным становится порою Хабибьян.

Он, будто оправдывая ожидания, со всего маха треснул кулаком об стол. Вздрогнули от неожиданности сотрапезники, подскочила и зазвенела нехитрая посуда с остатками ужина.

-Эй, ты! – взревел десятник густым басом, плохо вяжущимся с его малорослой фигурой, – Как там тебя, Сабит что ли, подь сюда!

На зов поспешил сутулый мужичок лет пятидесяти. Сабит, хозяин дома, к кому определили на постой десяток Юмашева. Хотя какой там десяток, всего впятером остались: кудашевские парни, выменянные утром на коней, ушли к своим. Верхом на его скакунах! Когда Хабибьян попытался усовестить, мол, честь по чести договорились с вашим десятником, глумливо посоветовали: « Ты это, пожалуйся товарищу Калинину, может он чем подсобит», – и нагло рассмеялись прямо в лицо. И что с ними поделаешь, вечером подтянулись остальные односельчане, перевес на их стороне. Салихов, сын собаки, отказался даже вернуть его коней. Дескать, иди, сам все объясни господам сотникам, если они прикажут, чтобы у Хабибьяновских парней было по три коня, а его джигиты шли в бой пешими, так и быть, вернет... Юмашев заскрежетал зубами, от чего хозяин дома окончательно стушевался.

-Чего изволите, господин десятник?

-Изволю задать тебе вопрос – сдается, ты коммунист недорезанный, что мне на такое скажешь?

Белесое лицо Сабита пошло красными пятнами. Вылупив водянисто-голубые глаза, быстро-быстро замотал головой на тощей шее.

-Нет-нет, как вы могли такое подумать!

-Мы, значит, за твою свободу кровь проливаем, а ты нас одной кашей кормишь, будто мы свиньи. И зачем эту скисшую траву выставил? Рази не знаешь, огуречный рассол хорош только после водки? Издеваешься? Дешево ты хочешь расплатиться за нашу кровушку!

-Так огурцы энти в колхозе вырастили. Хозяйка засолила, чтобы не пропадали. А мяса нет. В колхозе завтра бычка должны были забить, обещались каждому немного мясца отпустить. Вот если бы вы пришли не сегодня, а завтра...

-Ах ты, старый осел, еще и за колхозы агитацию разводишь! Да мы тебя на твоих же воротах и повесим! Парни, тащите веревку!

На шум из сеней выскочила хозяйка, тощая и неопрятная баба. Заохала, запричитала, бухнулась перед десятником на колени.

– Смилуйся, господин туря (начальник), глуп мой муженек, сам не знает, что языком мелет! Не со зла он, умишком Бог обделил человека! А в этот колхоз проклятущий мы больше ни ногой, да пропади он пропадом!

Хабибьяновские подручные, уже ухватившие хозяина за руки, остановились, выжидающее посматривая на командира. Тому и самому быстро осточертело устраивать представление, даже липкий страх беззащитных жертв не принес ожидаемого удовольствия. До того пакостно было на душе. Прикрикнул:

-Цыц, глупая баба! – и чуть задумавшись, вынес вердикт:

-Сабитка, вина твоя перед нами тяжкая. Так уж быть, может и простим. Бутыль самогона принесешь, можешь идти на все четыре стороны. А пока твоя старуха останется с нами. Кому пожалуешься или выпивки не принесешь, сам сверну ее глупую голову.

Хозяин захлопал ресницами:

-Как же так, господин сотник? Всем сегодня объявили, дескать, военное положение в деревне, «сухой закон». Всех кто пьян напьется и тех, кто им налил, плетьми пороть будут. Да и нет у меня хамера (алкоголя) ни капли.

Хабибьян начал наливаться уже не наигранным бешенством. Сколько он горя намыкался в Верхнеуральской тюрьме, куда коммуняки упрятали за сущую безделицу: подумаешь, слегонца покалечил приезжего учителя. Только освободился, только начал чувствовать себя человеком, все сегодня пошло наперекосяк, а тут еще какой-то слизняк будет учить его уму-разуму! Правая рука судорожно стала нащупывать пояс, пытаясь ухватить эфес сабли. Из головы вылетело, сам же перед застольем снял портупею с ножнами и кобурой. Ладонь не находила искомое, от этого десятник впадал в еще большее остервенение. Хорошо хоть хозяйка уловила, что жить им осталось совсем немного.

-А ну, старый дурак, беги к свату! Есть у него самогонка, точно есть. Скажи, я велела принести, надо же дорогих гостей попотчевать. Закуски хорошей у свахи попроси! – с этими словами быстренько вытолкала благоверного за порог. Сват жил недалече, уже минут через десять мужичок вернулся, бережно прижимая к груди бутыль с мутной жидкостью. Так же осторожно поставил на стол. Из-за пазухи суетливо вытащил влажный сверток.

-Вот, господин десятник, еще и курут сваха дала. Угощайтесь.

Хабибьян развернув тряпку, всей пятерней заграбастал белую рассыпчатую массу и размазал ее по лицу Сабита.

-Пошли вон отсюда!

Хозяева не дали себя долго уговаривать, быстренько ретировались с родного подворья. А оставшиеся заметно оживились.

-Ну, пусть сгинут коммунисты, да здравствует Учредительное собрание! – провозгласил Хабибьян, самолично разлив всем первую порцию. Про Учредительное собрание имел понятие весьма смутное. Это что-то такое, способное прижать к ногтю всех врагов и устроить жизнь правильным образом. Правильным, по представлениям Хабибьяна. Как именно – про это господин десятник не задумывался, пусть у грамотеев голова болит. Должно ему нравиться, и все тут!

От выпитого в голове приятно зашумело. Хабибьян поначалу держал пьяное веселье под контролем: себе не жалел, а вот бойцам наливал меньше, соразмеряя с собственным благорасположением к каждому. Они и пить-то не умели, темнота деревенская! Шарифьян поначалу чуть не задохнулся, кашлял и сипел на радость остальным собутыльникам. После четвертого тоста, за здравие господ сотников, язык совсем стал заплетаться – еще бы, с устатку и толком не евши. Зато бесследно исчезли все тревоги и обиды. Пронюхав про пьянку пришли и взашей были прогнаны кудашевские парни, так подло бросившие десяток. Хабибьян хотел было сам дать пинка негодяям, да размяк, не удержался на ногах, обратно брякнулся на лавку. Совсем весело стало. Рашит приятным голосом затянул протяжную песню, только никто его не слушал, да и не расслышать было за гвалтом. Кто-то, кажется худосочный племянник Заки, пустился в пляс. За столом появлялись и исчезали малознакомые лица. «Пусть пьют, я угощаю, однова живем!» – впал в пьяное ухарство десятник. Совсем не удивился, когда рядышком расселся молодой мужчина в замызганной зеленой тюбетейке и, приникнув к уху, стал что-то нашептывать. Хотел было оттолкнуть, но тот, обняв за плечо, держал железной хваткой. Как ни пьян был Хабибьян, поневоле глянул в глаза соседа и содрогнулся от страшного предчувствия. А когда с трудом разобрал слова, совсем худо стало. «Гореть тебе в аду. Ты сегодня сгубил моих безвинных братишек, пришло время расплаты» – вот что он расслышал. И незамедлительно ощутил под столом толчок, что-то теплое заструилось по животу и ногам. Потом пришел ужас, сковавший душу и тело... А еще через миг оцепенения, мучительно тянувшийся целую вечность, нестерпимая боль полыхнула огнем по всему брюху. Но ему было отказано даже в праве на предсмертную вопль – неизвестный мститель окунул голову десятника в тазик с огуречным рассолом. Так и держал, пока Хабибьян не перестал сучить ногами.

Ирек так же под столом краешком скатерти тщательно вытер нож. Рука почти не запачкалась. Кончиком языка попробовал на вкус каплю крови и сплюнул на пол. Хищно оглядел комнату. Окружающие ничего не заметили. Хмельная пирушка уже была на той стадии, когда ни для веселья, ни для задушевных разговоров никто никому уже не требовался. Все четыре приспешника здесь, Сафин успел запомнить каждого и в лицо, и по именам. Никто не уйдет. Лишь бы не подняли тревогу. Сами лыка не вяжут, ребенок с ними справится, однако в соседних домах располагаются очень даже боеспособные мятежники.

-Айда, земляк, выйдем во двор, поговорим по душам! – Ирек приобнял за талию длинного смуглого мужчину, пытавшегося непослушными ногами вывести какое-то замысловатое танцевальное движение. Частые падения приводили его в неописуемый и совершенно непонятный для трезвого человека восторг.

-Давай, дядя, ты тоже пляши! Я тебя научу!– он дохнул на Сафина густой сивушной вонью.

-Спляшем, Заки-кусты, еще как спляшем, – Ирек мягко и неуклонно повлек его к выходу. Но выйти на улицу не получилось. От мощного удара ногой настежь распахнулась дверь. Один за другим внутрь залетели три рослых бойца, один с маузером наизготовку. Сафин успел плавно переместиться в сторону, а вот его спутника сбило с ног.

-Всем выходить и строиться во дворе, приказ господина полковника! – зычно прокричал один из визитеров. Некоторые из пирующих уже спали тяжелым беспробудным сном, кто-то никак не мог уловить смысл происходящего и уставился на пришельцев осоловелыми глазами. Рашит тут же потянулся к столу, в попытке хлебнуть из горлышка остатки самогона. Чего добру пропадать. Зря надеялся, бутыль тут же была выбита из рук, а сам он получил звонкую оплеуху. Бог с ним, с оплеухой, эка невидаль. Затрещин и подзатыльников во всех разновидностях Рашит и сам немало раздал за свою непутевую жизнь. И получил вдосталь – окружающие хоть по этой части проявляли к нему щедрость и широту души. Но вот выпивка....Никак не желая поверить в непоправимость случившегося, он робко скосил глаза вниз. Увы! Толстенное стекло бутыли может, и выдержало бы падение на пол, но удар об невесть как там оказавшийся чугунный утюг стал роковым. Рассохшиеся половицы стремительно впитывали остатки лужицы с драгоценнейшей влагой.

-Убью!– только и смог прохрипеть Рашит, буквально раздавленный неслыханным святотатством.

В отличие от большинства своих соплеменников, он знал и по достоинству ценил жидкое счастье на спиртовой основе. Пристрастился, пока зимагорил по необъятной матушке-России. Это у Даля нашего, Владимира Ивановича, «зимагор» – петербуржец, зимующий в загородной даче. Где Петроград, где дачи и где башкирский горемыка? Рашит зимагорил по Уральским понятиям – скитался, где придется, ел, что найдется, мерз зимой и упревал потом в летнюю жару. И пил все, что горит, ибо уверовал окончательно и бесповоротно – только водка способна одарить человека подлинным, пусть и краткосрочным счастьем. И вот эту благодать какой-то невежа выплеснул на грязный пол! Завидев сверкнувшие сатанинской ненавистью глаза, старший из визитеров заметно стушевался. Попробовал отгородиться от оскорбленного в светлых чувствах соратника наставленным на него пистолетом. А тот даже не обратил внимания на упершееся в живот дуло. Заскорузлыми пальцами потянулся к горлу, будто коршун страшными когтями выцеливает цыпленка.

-Убью!

-Всем выходить строиться! – в последний раз попробовал урезонить буянов представитель сил правопорядка и с размаха опустил рукоятку маузера чуть повыше переносицы зимагора. Ведь к нему на помощь стали подтягиваться собутыльники, промедлишь – самому бока намнут. Ведь пьяному не только море по колено, но и только сегодня сформированный комендантский взвод совсем не указ.

Ирек моментально оценил обстановку. Не стал дожидаться, чем закончится разгорающаяся в доме потасовка. Рывком поднял на ноги Заки-танцора и поволок его к выходу. Тот сначала пытался упираться, но был приведен в полное повиновение болезненным тычком по ребрам. Когда нечем дышать, недосуг задумываться, кто и по какому-такому праву тебя куда-то тащит. Еще в сенях Ирек нахлобучил на незадачливого плясуна тюбетейку со своей головы. Как-никак – особая примета, а он в ней здесь уже примелькался. Как и следовало ожидать, около крыльца стояло трое бойцов. Все настороже. А как же, из раскрытых дверей раздавался звон битой посуды, глухие шлепки и стоны с проклятиями. И хочется туда, и колется: как быть с распоряжением старшего перекрыть выход и никого не выпускать за ворота? Ирек не дал им времени что-то сообразить, с ходу разрубил дилемму.

-Стоите тут, рты раззявили, а там наших бьют! Ты и ты, – ткнул он пальцем в ближних мужчин, – На помощь старшему, бегом марш!

Сакральная фраза «Наших бьют!» действует на истинных представителей мужского пола воистину магически, на уровне врожденного рефлекса. Кто это «наши», кто и по какой причине их обижает и, собственно говоря, стоило ли вмешиваться – все это вторично. Про это можно задуматься позже, любовно и горделиво ощупывая боевые ссадины поверх гематом в пол-лица. Бойцы рванули вперед. Ирек встряхнул Заки, подтолкнул в сторону третьего конвоира:

-А ты с этого глаз не спускай! Будет пытаться бежать, стреляй по ногам. Засланный это казачок, сотрудник НКВД.

«Сотрудник НКВД» по какому-то внезапному наитию пьяной души попытался пуститься в пляс, под аккомпанемент самолично исполняемой частушки. От неожиданности напуганный конвоир резко ударил его прикладом в живот, пополам переломил задержанного.

-Молодец! – одобрил Сафин, – Хорошо службу несешь, сам доложу про то господину полковнику. Он сам сейчас здесь будет. Глянь на улицу, может уже подъезжает? Надо встретить.

Парень послушно двинулся к воротам. Ослушаться и в голову не пришло. Для бесхитростного деревенского юнца, только вчера рекрутированного в ряды малопонятных «белоленточников», каждый, кто приказывает – тот и есть командир. Ночная улица предстала пустынной. Постояв минуты три, вернулся обратно. Неизвестного начальника не было, будто растворился в ночи, а «сотрудник НКВД» так и лежал скрючившись. Не до них стало, из дома начали выводить побитых и усмиренных дебоширов. Наконец-то соизволил прибыть командир комендантского взвода, все подразделение которого ограничивалось этими шестью солдатами. К тому времени пусть и изрядно поколоченными, но победившими. Господин Ханов, понятное дело, не стал распространяться, что пока шла баталия, он, навострив уши, таился в соседнем переулке. Негоже новоявленному господину обер-кондуктору (в такое звание возвел его сам господин полковник) разбираться с пьяными в дым, да еще и вооруженными смутьянами. Они и убить могут ненароком. А вот заслышав победные литавры, явился и довольно толково распорядился вверенной властью.

-Прекратить! – велел он подчиненным, распластавшим на земле Рашита и деловито задирающим его рубаху.

-Так сами же говорили, за пьянку по десять ударов плетью! – плаксиво протянул молодец с подбитым и уже почти закрывшимся правым глазом, – А этот гад у них главный зачинщик. Ох и лют в драке, как бешеная собака.

Господин Ханов снисходительно улыбнулся.

-Знаешь, Азат, почему ты всего лишь рядовой, а я уже господин обер-кондуктор?

Выждав театральную паузу, просветил:

– Я во всяком деле в корень смотрю, об общем интересе пекусь. Завтра этот десяток вместе с другими провинившимися пойдет на разведку боем. А если сейчас плетками исполосуем, эти хитрецы утром пластом будут лежать, притворятся немощными. Что, вместо него тебя пошлем?

Бойцы больше не пререкались. Утешились обещанием командира устроить экзекуцию вечером. Для тех, кто сумеет вернуться из разведки. По распоряжению обер-кондуктора начали сноровисто заталкивать избитых нарушителей дисциплины в баню. Бдительный господин Ханов сам каждого обыскивал, чтобы ни ножей, ни ремней у арестантов не осталось. Только отвлекли его от ответственного дела, из дома выбежал тот же неугомонный Азат. Бледнее, чем даже повязка на его правой руке.

-Господин обер-кондуктор, мы его и пальцем не тронули, клянусь Всевышним, а он мертвый! Совсем-совсем мертвый, все кишки наружу!

Господин Ханов зашел в дом и лично убедился: незадачливый десятник Хабибьян мертв, мертвее не бывает. А со стороны посмотреть, будто уснул сидя за столом. Только голова почему-то в тазике. Пока начальник соображал, как все это произошло, главное – как бы его самого не обвинили в небрежение служебными обязанностями, заголосили уже со двора:

-И этот убит!

Этот дебошир давно валялся у крыльца. Думали, пьяный. А как начали поднимать под руки, дабы сволочь в баню, обнаружили – лежал он в луже из собственной крови, рана на печени все еще сочилась. Из-за темноты раньше совсем не было видно .

-Господин обер-кондуктор, когда энтого из дома господин начальник выводил, он еще живой был. Даже сплясать... – начал было докладывать один из бойцов, но Ханов уже принял решение и велел ему заткнуться.

-Значит так, джигиты, когда мы пришли, эти головорезы уже прирезали друг дружку, по пьяной дурости. Если иначе – значит, мы плохо справились со своими обязанностями комендантского взвода, скакать завтра грудью на пулеметы. Чем меньше язык распускаешь, тем дольше живешь. Какая разница, как они умерли – жили как собаки и сдохли как собаки. Всем все понятно?

Подчиненные наперебой закивали головами.

-Трупы занести в хлев. Оружие арестантов сложить в предбаннике. Первым на караул заступает Фарит, через три часа его сменит Яхъя. Исполнять!

Ханов в своих подчиненных не сомневался – все односельчане, и почти все родственники. Лишнего болтать не будут, значит, и голову нечего ломать, как все произошло на самом деле. Будучи крестьянином, практичным до мозга костей, озаботился более конкретными заботами:

-Азат, я в доме бадью с солеными огурцами видел. Поднимешь на заре арестантов и дашь им рассол. Мой знакум из Верхнеуральска говорил– первейшее снадобье, когда голова после водки болит. Он в этих делах большой знаток. А-а, точно, еще утром им по пол-чашки самогона надо налить. Найди хозяев, пусть снова хамера раздобудут. Скажешь – мой приказ.

На невысказанный вопрос бойца опять снисходительно ухмыльнулся:

-Молодо-зелено, учить вас, да учить. Пьяниц ты никогда не видел. Если на утро после попойки снова немного не выпьют, даже на седле не удержатся. А так, мы, комендантский взвод, не только призвали смутьянов к ответу, но и подготовили к бою. Господин полковник похвалит за такое рвение. В корень надо смотреть, головой думать!

Да, Ирек не упустил шанс, перед уходом по задворкам, пырнул ножом бесчувственное, но тогда еще очень даже живое тело Заки-танцора. Раз все так удачно получилось – наивный конвоир пошел высматривать выдуманного экспромтом полковника, глупо было бы этим не воспользоваться.

О мертвых или хорошо, или ничего. Про Заки, собственно говоря, и без этой аскезы ничего особо и не сказать. Не был юноша порочным от рождения созданием, как его двоюродный дядя Хабибьян. Но не был и человеком в полном смысле, ибо это звание подразумевает внутреннее разграничение добра и зла. Нет, не чистой была его душа, она была просто пустой. Кто сильнее, тот и прав, вот и вся жизненная философия. Да и мудрено было бы проникнуться другим видением, если вырос сиротой. Отца убили еще в 18-ом году, а мать – мать забитая и покорная деревенская женщина, никому слова поперек не скажет. Когда дядя три дня назад поведал о своих грандиозных планах, юноша тупо прикинул – «белоленточников» в родной деревне набирается больше, нежели коммунистов и комсомольцев, значит за ними сила. Примкнул, совсем не терзаясь раздумьями. Кто сильнее, тот и прав. И все же ради справедливости отметим, защемило в сердце, когда при налете на табун ширката один из курсантов стал слезно умолять оставить его в живых. Парнишка чуть младше самого Заки. Но дядя приказал рубануть шашкой, он не посмел ослушаться. Зажмурился и полоснул со всей дури. Зато Хабибьян потом при всех похвалил, мол, настоящий джигит. А когда дядя продал несколько коней перекупщику и разделил деньги между всеми налетчиками, совсем хорошо стало на душе. Деньги ему очень даже были нужны. С прошлого года лелеял мечту – поехать в Уфу, поступить в училище народного танца, отрытого при обкоме ВЛКСМ. Как можно совместить вооруженную борьбу против новой власти и учебу в заведение, учрежденным этой же самой властью, по простоте душевной, которая хуже воровства, и не задумался. «Кто сильнее, тот и прав» – страшное это кредо, не человеческое.

Глава 12.

Глава 12.Гайса Махмутов – полковник Освободительной армии. С таким же успехом мог именоваться фельдфебелем или генерал-адмиралом. Все равно военный из него – как из овечьих катышков пуля. Всю Большую смуту интендантствовал у белогвардейцев, с чем, надо отдать ему должное, справлялся хорошо. А ныне оказался в нужное время около нужных людей, вот и назначили заочно командиром 4-го сводного Учалинского отряда. Бывший управляющий золотыми приисками скрывался под Бухарой, где и был завербован агентом английской разведки. Всего неделю назад тайно прибыл в Оренбург. Там получил инструкции, документы, удостоверяющие полномочия и фальшивый мандат, якобы, он командирован для набора талантливой молодежи в Оренбургское музыкальное училище. Это на случай проверок по дороге. «Липа» не понадобилась, Советская социалистическая республика Башкортостан кипела как муравейник, везде разворачивались стройки, командированных и без Махмутова было пруд пруди. Без особых затруднений доехал на свою родину, ныне именуемую Учалинским районом. Но не заладилась его полководческая стезя с самого начала. Сотники Худайбердин и Силантьев (из русской деревни Кирябинка), формально являясь его подчиненными, почти открыто игнорировали приказы. У них был свой резон – всю подпольную работу по набору бойцов в свои сотни провели самостоятельно, жизнью рисковали, а тут изволь, выслушивай указания невесть откуда явившегося «штафирки». Из-за трений в руководстве 17 июля так и не смогли выступить в село Учалы в назначенное время. Но не только разногласия в штабе тому причиной: так и не удалось перебить коммунистов и активистов на местах одним внезапным ударом, многие звериным чутьем учуяли опасность, оказывали жесточайшее сопротивление. «Десятки» из закрепленных деревень прибывали значительно позже обговоренного времени. И уже изрядно поредевшими. Вот даже в самом Кунакбае уполномоченный НКВД Хамитов успел забаррикадироваться в своем доме. Целых пять бойцов положил метким огнем, пока сотник Худайбердин грязно и прилюдно выругав полковника Махмутова, не приказал своим джигитам подпалить избу. Оттуда вскоре послышался истошный детский плач. Милиционер попытался вывести из огненного капкана семью, обозленные потерями «белоленточники» всех перестреляли у дома...

Господин Махмутов совсем растерялся. Да ладно еще в Оренбурге адъютантом к нему был прикреплен поручик Порошенко, вызванный откуда-то с УАССР (Украинской автономной советской социалистической республики). Кадровый офицер царской армии. Даже каким-то образом сумел сохранить свою щегольскую форму. Надо отдать должное новоиспеченному господину полковнику, у него хватило ума прислушиваться к советам поручика. Именно по его подсказке не стал ждать, пока соберется весь отряд. Выслал неполную сотню в райцентр. Вернулись обратно не больше половины. Напуганные и злые. До Учалов не добрались. Не хватило ума выслать передовой дозор, на околице села напоролись под кинжальный пулеметный огонь. Ладно, хоть большевики не стали долго преследовать беспорядочно отступающих. Ничего не было известно про отряды Некрасова и Каримова, с коими 4-ый сводный отряд должен был бы соединиться в с.Учалы. А ведь дальнейшее командование должен был бы принять полковник Некрасов. Господин Махмутов не имел никаких указаний, как ему поступать, если первоначальный план полетел псу под хвост. Все вестовые, высланные для восстановления связи, как в воду канули. По совету того же поручика Порошенко приказал готовиться к обороне захваченного поселка, усилить караулы. С новоприбывшими и уцелевшими после первой бесславной схватки, всего набиралось чуть меньше сотни конников – немалая сила. А на заре решили выслать в с.Учалы два десятка конников, для выяснения диспозиции путем разведки боем.

...вот как раз в эту группу должны были включить и десяток Юмашева. Не получилось. Хабибьян и его племянник были мертвы, а три оставшихся подельника мало чем отличались от трупов. Слишком нежен организм башкира супротив спирта, да еще изрядно сдобренного сивушными маслами самогонного производства. Как только начало светать, выволокли арестантов из бани, окатили ведрами холодной колодезной воды, да все без толку. На ногах не стояли, куда уж там в седло вскарабкаться. Двоих бойцов, вчера прибившихся к хмельному кутежу, забрал свой десятник. Дюжий дядя, небрежно обхватил обоих за бедовые и еще не протрезвевшие головы, так и уволок. А остатки десятка Юмашева закинули обратно в баню. Деревня начала оживать. По дороге в райцентр не спеша выехали 20-30 всадников.

За всем эти товарищ Сафин наблюдал с крыши соседнего сарая, где расположился ночью. Два-три часа удалось вздремнуть, ему этого хватило. Все они сейчас были там, в бане – зимагор Рашит, рябой Вафин и цыганистого вида Азат. Все налетчики, за исключением некого Самата. Тому вчера раздробил пулей плечо курсант Имашев, сразу с Кудаша раненого увезли в родную деревню. Обо всем этом Ирек разузнал непосредственно от самих смертельных врагов, когда ночью нагло и бесхитростно вклинился в пьяное застолье. Впрочем, особо не рисковал: пьяному без разницы, кто ему поддакивает да наливает, хоть генерал Юденич, да хоть сам товарищ Сталин на пару с Калининым. Никому и в голову не пришло выяснить, кто такой Ирек, с какой деревни и с какого десятка. Раз хороший человек, садись да пей!

-Так, часового сняли, дома никого нет...может подпалить баньку, пока все в одном месте? – пробормотал про себя Ирек. Дилемма отнюдь не гуманистического порядка: пока подожжешь, пока пламя охватит все строение уйма времени уйдет, завидев дым успеют прибежать на помощь остальные «белоленточники». Если на дверь плеснуть керосином, никто не спасется и сам Ирек успеет спрятаться. Но эту горючую жидкость поначалу требуется где-то раздобыть, не в лавку же идти! Надо будет пошарить в доме, раз там была лампа, наверняка хозяин запасся и керосином. Однако этой затее не было суждено сбыться. Только начал осторожно выбираться из своего укрытия, сначала с западной, чуть погодя и с восточной стороны деревни застучали выстрелы, стреляли часто. К винтовочному грохоту вскоре присоединились пулеметы. Ирек и сам вчера прикидывал, если брать деревню, не стоит наступать по главной дороге. Там худо-бедно, но отрыты окопы, оборудованы пулеметные гнезда. Да еще придется под огнем перебираться на правый берег Кандыбулака. Невелика река, но все равно ведь топко, и с крутыми берегами. Подивился тогда товарищ Сафин, а с чего это командиры «белоленточников» решили, что враг будет выдвигаться именно по дороге Учалы – Кунакбай? Не с немцами, чай, воевать собрались, а с ветеранами Гражданской войны!

Ирек не стал дожидаться подхода своих. Заспешил к бане с кровниками. Своими глазами видел, все они вусмерть пьяны. Потому потерял бдительность, безо всякой опаски выбил черенок лопаты, подпирающий дверь. И тут же сам был сбит с ног дверью, резко распахнувшейся от мощнейшего удара ногой с той стороны. Когда пытались утром поднять на ноги, Рашит уже успел прочухаться. Многолетние скитания по матушке-России не прошли даром, пить он не только любил, но и умел. А прикинулся невменяемо пьяненьким лишь для того, чтобы не послали на верную смерть. А когда послышалась канонада выстрелов, понял – надо срочно бежать. Чем быстрее и чем дальше – тем лучше. На Ирека, попавшегося на элементарную уловку с дверью, даже не посмотрел. Быстрее побежал в дом, дабы захватить оставленные вчера пожитки, если повезет – и оружие. Выскользнувший следом Азат был внимательнее своего старшего подельника, заприметил винтовку, валящуюся недалеко от распластанного на земле хозяина. Быстрым вороватым движением завладел оружием и так же стремительно сиганул через забор. А вот Салим Вафин, действительно, сильно страдал от вчерашнего перепоя. Вылез с трудом, шатаясь и чертыхаясь. На свежем воздухе его шатнуло намного-намного сильнее: чуток оправившийся Ирек встретил его ударом березового полена по височной кости. Насмерть. Все еще и самого шатало, но в этом товарищ Сафин точно убедился – пощупал пульс.

Тем временем за спиной застучали шаги под ногами человека, сбегающего по крыльцу дома. Ирек обернулся и увидел: это был Рашит, а в охапке заплечный мешок, шинель и зачем-то аж две сабли в ножнах. На Ирека даже внимания не обратил, некогда, беспорядочная стрельба на улицах слышалась совсем уже близко. А вот когда Сафин подскочив к нему с силой выдернул одну из сабель, поневоле пришлось остановиться. Зарычал:

-Ты чего, глупая твоя башка!? Уйди с дороги! Сейчас тут будут коммуняки!

-Ты вчера убил моих братишек, когда коней уводили. Пришло время нести кару.

-Ну и ты катись за ними в преисподнюю! – отбросив прочую поклажу, бродяга обнажил клинок. Страх удесятерил его решимость. Не неизвестного, только смутно знакомого лицом молодого мужчины он боялся – хорошо насобачился орудовать саблей в войну, боялся, что не успеет скрыться от наступающих. Выкрикнув боевой клич-оран своего рода, бросился вперед.

Человек не только внезапно смертен, он еще и легко смертен. Даже женская или детская рука, вооруженная стальным клинком, может поставить последнюю точку на жизненном пути могучего мужчины. Вся закавыка лишь в точности и внезапности удара. Глядя на Рашита можно было бы подумать, что ему требуется не только убить, ни и всенепременно перерубить супостата пополам: разворачиваясь всем телом замахивался саблей широко, вкладывал в каждый удар все свои силы. Надсадно кряхтел, будто колол особо сучковатое полено. Ирек не был поленом, легко уходил вбок и назад, скользил кругами. Даже не парировал удары, лишь периодически короткими и злыми росчерками клинка не давал противнику приблизиться вплотную. Он берег себя, не имел права рисковать, пока кровь братишек взывает о мести.

-Трус, бейся как мужчина, не бегай от меня! – взревел Рашит в очередной раз впустую рубанув воздух. Он уже изрядно запыхался. Ирек не ответил, только перебросил саблю в левую ладонь. Последующим длинным выпадом заставил отскочить неприятеля. Тот даже не заметил, как в правой руке Ирека появился нож. Нет, товарищ Сафин не владел двуручным боем, ни к чему это во времена огнестрельного оружия. В молодецком замахе слева закинул руку далеко за голову, несколько неуклюже, но мощно ударил наискосок. Рашит заученно парировал демонстративную атаку перекрестным ударом, сталь зазвенела об сталь. И даже не уловил, как Ирек метнул нож в его раскрытую грудь. С правой руки. С двух шагов. Именно с такого расстояния красному кавалеристу всегда удавалось вгонять сталь, что в дерево, что в человека. Чуть подальше – и нет уверенности, что не попадешь плашмя или рукояткой. Это только в книжках каждый встречный-поперечный лихо мечет ножи за десятки метров, неизменно протыкая горло врага. А он действовал наверняка.