Текст книги "Я, подельник Сталина (СИ)"

Автор книги: Ильфат Янбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Рашит поначалу ничего не понял, удивленно уставился на рукоятку, торчащую из груди. Осознавши непоправимость случившегося, поднял глаза, в них плескалось море какой-то детской обиды на вероломство противника. Ирек не стал устраивать гляделки. Стремительным броском переместившись за спину Рашита, с размаха рубанул вдоль по пояснице уже с правой руки. Тот рухнул лицом вниз. Небрежно перевернув тело, Сафин вытащил свой нож. Вытирая клинок об гимнастерку поверженного врага, поцедил сквозь зубы:

-Гори в аду, падаль!

В горячке поединка, когда во всей вселенной существует только ты и твой враг, Ирек упустил из вида деревенскую улицу. И даже вздрогнул, когда во двор ввалились милиционер и два бойца.

-Руки вверх!

Ирек медленно и плавно поднял обе руки. Вид сотрудника внутренних дел, наставившего револьвер, не оставлял иного выбора. Решительный дядька, глазом не успеешь моргнуть, нашпигует свинцом вдоль и поперек. Мудрено промахнуться с такого расстояния. А вот два юных бойца явно без фронтового опыта, судорожно уцепились за винтовки, будто утопающие за обломок корабельной обшивки. Цепким взглядом окинув двор, милиционер не без некоторого удовлетворения прокомментировал:

-Глянь, товарищи комсомольцы, эти звери уже и друг дружку режут. Одно слово – белобандиты!

Так же держа руки поднятыми, Ирек четко и громко произнес:

– Я Ирек Сафин, преподаватель ширката «Урал». Выполняю задание начальника ширката по выслежи...

Докончить фразу не успел – качнулся от звонкой пощечины. Это НКВД-шный дядька левой рукой уперев дуло оружия под ребра, могучей десницей отвесил оплеуху. Ирек не рискнул уклониться.

-Проклятие на твою голову, прежде поганую повязку хоть снял бы с руки! Ишь, как хвостом завилял. Еще одно слово, пристрелю на месте!

Да, белая лента убитого им в Кудаше Назара, нацепленная для маскировки, все еще красовалась на руке Ирека. Бесполезно в таком виде что-то объяснять.

-Янбердин, мы с твоим товарищем пройдемся по остальным домам, ты отведи этого бандита в штаб, сдашь товарищу Хамитову.

Янбердин, худощавый парнишка с красивыми, будто у теленка глазами, жалобно затянул:

-Дядя Рифкат, мы же и во время атаки сидели в резерве, я даже ни разу стрельнуть не успел! А вы опять отсылаете подальше от героического боевого задания, что я вам, маленький!?

-Отставить пререкания! Вот если этот бандит попытается сбежать, стреляй, сколько тебе угодно.

Второй комсомолец, чуть повыше ростом, пока не видел дядька, не без злорадства подмигнул незадачливому товарищу. Выведя Ирека на улицу, они с милиционером стали осторожно пробираться в соседнее подворье. А опечалившийся Янбердин ткнул в спину Сафина стволом винтовки.

-Шагай давай, гидра империализма!

Что такое гидра империализма Ирек имел весьма смутное представление, но не раз слышал на политзанятиях. Представлялось чем-то мерзким, склизким и смертельно опасным. Обижаться не имело смысла, а вот со смертельно опасными явлениями следует обращаться чуть иначе. О чем не оборачиваясь сообщил конвоиру:

-Кустым, когда ведешь пленного, да еще с винтовкой, не следует приставлять дуло вплотную. Враг может попытаться уйти с линии огня и ухватиться за ствол.

-Поговори еще у меня! – солидно пробасил Янбердин, но совету внял, отстал на пару шагов. Смышленый юноша! Ирек пока что смирился с ролью арестованного. Вряд ли получится уйти. По деревенским улочкам сновали вооруженные люди уже с красными повязками на руках. Мятежников вышибли, а вот по сеновалам да по погребам могли затаиться, их и выискивали. Пару раз встретились товарищи, шапочно знакомые Иреку. Но не признали они, а может и притворились, будто знать не знают, ведать не ведают, кого ведет конвоир. Он и сам не стал окликать, ведь долго задерживаться в плену у своих не собирался. Некогда ему разбираться и объяснятся – целых полтора человека – Азат и раненый Самат возможно все еще дышат воздухом, а его братишек уже похоронили. Уйдут убийцы в казахские степи с остатками «белоленточников», всю жизнь потом можно искать, да так и не найти.

Идти пришлось недолго. Подойдя к дому с «русскими», то есть досчатыми воротами, Ирека завели во двор. Там на траве уже сидели два пленника: толстый деревенский мужик с испуганными глазками на широком лице и ...поручик. Настоящий поручик, будто с прошлого времени свалился – китель с погонами, шаровары, юфтевые сапоги, фуражечка с кокардой. Пояса и шашки, правда, не было, но и без этого он представлял странное зрелище для СССР. Пусть даже и с учетом мятежа, ведь остальные «белоленточники» были одеты кто во что горазд. По виду – ровесник Ирека, или чуть старше. А еще бездыханным телом валялся молоденький чубатый парень в домотканой рубахе и штанах с лампасами, почему-то босиком. Сторожил эту компанию дядька сумрачного вида с охотничьей берданкой на руках, за поясом – револьвер, видать, трофей. Ирек подсел к остальным. Сопровождающий его парнишка хотел было уйти обратно, но не успел. Из дома выбежал юноша с командирской сумкой через плечо, вскочил на коня и умчался галопом. Следом за ним быстрыми шагами спустился по крыльцу мужчина очень плотного сложения, Ирек его сразу узнал – товарищ Хамитов, председатель колхоза «Алга».

-Илшат-агай, давай, подводи коней и всех сзывай. Нашему отряду приказано выдвигаться в Казаккулово. Крепко там засели, если не подоспеем, могут прорваться к Белорецку!

Дядька стволом указал на пленников:

-А с этими что делать?

-Да расстреляй к ядренее-фене, чего вообще приволокли эту падаль сюда!

Дядька и бровью не повел, пугающе равнодушным голосом обратился к арестованным:

-Встать. Быстренько помолитесь про себя, коли верующие.

Тут даже надменное лицо поручика побелело как мел, а толстый мужик и вовсе задрожал всем своим необъятным телом. Только раненый парень так и лежал, безучастный ко всему происходящему. Иреку что-то предпринимать не пришлось, пока с молниеносной быстротой перебирал в голове все варианты спасения, товарищ Хамитов и сам передумал. Именно передумал, а не то, что поначалу хотел просто попугать.

-Ты это, Илшат-агай, погодь стрелять.

Соизволил внимательнее оглядеть задержанных.

-Офицерик-то, непростой, ишь как вырядился, благородие недорезанное. Ладно, пусть сперва допросят, мало ли что может знать.

Мазнул взглядом по остальным, споткнулся на Иреке.

-А ты, никак, ширкатовский, с «Урала»? Вот не подумал бы, что и там затаилась змея подколодная!

Ирек благоразумно не стал накалять обстановку, оправдываться не имело смысла.

-Я вам потом все обскажу, товарищ Хамитов.

-Какой я тебе товарищ, после всего содеянного звери лесные вам товарищи! – вскипел начальник отряда. Однако даже для праведного гнева не было у него времени, пришлось пока ограничиться демонстрацией кулака размером с голову хорошего дворового пса. Пальцем другой руки поманил парнишку-конвоира.

-Как там тебя, комсомолец Янбердин? Вот что, товарищ комсомолец, запри этих мазуриков в амбар и сторожи. Чуть что, сразу стреляй. Потом кто-нибудь заберет в Учалы.

Парнишка невнятно заканючил, явно не соглашаясь на роль тюремщика. Не терпелось ему ринуться в бой, голову кружил запах борьбы с самой настоящей контрреволюцией. А то ведь опоздал родиться, совсем мальцом был в годы Гражданской войны, не довелось ходить в конные атаки с шашками наголо. Да только романтический порыв был задавлен самым прозаическим образом. Товарищ Хамитов насупил брови, хотя, казалось бы, некуда уже дальше насупливать.

-Ты это брось! Некогда сейчас канители канителить, командир приказал – выполнять!

Юноша обиженно шмыгнул носом, однако больше прекословить не решился. Вытянулся по стойке смирно.

-Слушаюсь!

-Ты это, кустым, не обижайся. Нечего тебе руки марать об эту нечисть. Вам, молодым, новую жизнь строить, а у нас, стариков, еще с Гражданской остались друг к другу счеты, видать, время подошло до конца рассчитаться...

Пленным было велено пройти в сруб, крытый добротным тесом. Судя по огромной пустой лари, занимавшей почти треть помещения, это были закрома для зерна. Ирек сразу ухватился за правую руку бесчувственного казачка, кивком головы попросил поручика помочь дотащить. Тот брезгливо фыркнул, будто кот, которому тыкая в нос, предложили откушать что-то непотребное. А вот толстяк не осмелился отказать незнакомому решительному мужчине. Вдвоем легко занесли, да и весил юноша легче барана. Ирек свободной рукой успел даже нарвать толику подорожника, который вольготно разросся во дворе. Как захлопнули тяжелую дверь, внутри стало темно. Свет просачивался только из маленького окошечка под крышей.

-Что это ты, ваше благородие, мальчишку на войну призвал, а сейчас брезгуешь руками дотронуться? Не понимаешь, останься на месте, его просто пристрелят!

Офицер не счел нужным ответить. Ирек и не ждал объяснений, испепелив поручика яростным взглядом, цепко ухватился за воротник толстяка.

-Жара стоит, а так тепло одет. Сопреешь ведь, снимай давай!

На конфискованную стеганку товарищ Сафин уложил раненного казачка, не на холодном земляном полу же ему валяться!

Этимология слова «казак» на русском языке – дело темное. За уши притянутые доводы, честно говоря. Между тем, у башкир «касак» – «беженец». Ревнителям чистоты славянской крови советуем расслабиться – не будут претендовать башкиры на родство со столь замечательной этнической группой. Гордые они, если кто хоть словом обмолвится, а никак примазаться к ним хотите – обидятся вусмерть. Мы, типа, и сами по себе -ого-го! Тем не менее, взаимная симпатия Яицких казаков и башкир насчитывает не одну сотню лет. Не зря ведь для подавления бесчисленных башкирских восстаний императорская администрация предпочитала раз за разом высылать карателями регулярные войска. Конечно, для бешеной собаки семь верст не крюк, и все же, как объяснить, зачем гнать солдатиков пехом за сотни и тысячи километров, когда под боком у бунтовщиков джигитует по вольным степям служивый вольный люд? И не зря ведь опасались! Когда Емельян Пугачев сумел объединить под своим началом атаманцев и башкирские роды, вышла такая бинарная смесь, которая чуть не разнесла в клочья всю империю. Надо отдать должное Российским правителям, определенный урок из этой кровавой смуты извлекли. Но сейчас не об этом. Казаки и башкиры во всех кампаниях империи воевали седло к седлу. Начиная от русско-турецких войн до изгнания Наполеона. Именно Алдар-батыр вышел на дебютный сольный поединок перед столкновением войск, когда Петр Первый осадил Азов. Ничтоже сумняшеся завалил он в схватке на кинжалах единоверца по другую сторону крепостного бастиона. А про то, как «валили» неистового корсиканца, в народной песне «Любизар» без излишней скромности поведано: «... как обложили русские и башкиры, французы даже своих следов не могли найти, дабы быстрее убежать». Опять же, хулиганили башкиры на коммуникациях цивилизованного агрессора вместе с казаками. Как бы там ни было, по утверждению башкирской поговорки «Кан тарта, кан тартмаса, йан тарта» – « Даже если нет зова крови, родственные души тянутся друг к другу». Вот и товарищ Сафин озаботился состоянием парнишки в казацких штанах. Да и молод был станишник, ровесник подопечным курсантам, рано таким умирать.

Уложив удобнее, Ирек расстегнул рубаху раненого. Пулевые раны на груди и предплечье, все еще заметно кровоточили. Хорошо хоть – обе вскользь. Да и по голове бедолаге приложились чем-то тяжелым и не очень острым – глубокая ссадина наискосок пересекала лоб.

-Воды нет? – спросил Ирек у остальных. Толстяк выразил сожаление, что при всем желание не может услужить, нет у него воды, поручик же, демонстративно отмолчался. А раны грязные, того и гляди, загноятся. Тогда уж все, не спасти. Надо было что-то предпринимать.

-Давай, дядя, сами втянули несмышленыша в кровопролитие, сейчас сами помогайте его лечить! Снимай! – товарищ Сафин решительно ухватился за сарык мужика, так у местных именовалась обувка из сыромятной кожи. Завладев желаемым, Ирек с несколько смущенным видом отошел к углу и отвернулся. Что-то зажурчало, запахло мочой. А когда Ирек подсев к юноше стал обмывать раны жидкостью из сарыка, поручик взвился на ноги.

-Что вы себе позволяете, это свинство! Прекратить немедленно!

Ирек даже не обернулся. Лишь тусклым голосом поинтересовался:

-Может у тебя баклажка со спиртом завалялась? Так подавай сюда, обработаем рану как положено. Если нет, замолкни, пока я сам тебе пасть не заткнул. Убивать вы обучены, а вот чтобы от смерти спасти....Темный ты человек, твое благородие, даже не знаешь: моча убивает вредные микроорганизмы.

И сноровисто продолжая свое дело, добавил:

-А свинство – сопливых мальчишек ставить под ружье. Правильно ныне товарищ Хамитов сказал – это наши друг другу должки, молодежь тут ни при делах.

Тщательно разжевав листья подорожника, наложил зеленую кашицу на раны. Затем туго перебинтовал. Для этого располосовал уже свое исподнее.

-Эх, дурачок, дурачок, что же тебе дома не сиделось? -приговаривал про себя Сафин, тревожно прислушиваясь к тяжелому дыханию юноши, – Пришел бы в наш ширкат, мы бы тебя выучили на зоотехника или ветеринара. Возился бы с лошадками, как любо твоей казацкой душе. Охота шашкой помахать – так в райцентре ныне осенью школа пограничной службы открывается. Всего три месяца начальной военной подготовки и вперед, конным маршем на охрану государственных границ нашей необъятной Родины. Казаков и башкир туда берут безо всяких проволочек. Спору нет, у всех советских граждан равные права, но это у нас лучше получится. Разговаривал с товарищем Варфоломеевым, это, значит, начальник той самой школы, ему с самой Москвы такое указание дано.

Тихо было в порубе. Поневоле прислушивающийся поручик уловил в словах несуразность. Так же сидя, оправил форму и зачем-то огладил усики, затем строго спросил:

– У вас весьма странные речи для солдата Освободительной армии. Извольте объясниться!

– Обмишурился ты, твое благородие. – ощерился в недоброй улыбке Ирек, Хоть и не партийный, я – самый что ни на есть красный кавалерист. Только не рыпайся, могу прибить голыми руками. Не впервой, даже нож марать не буду.

Для острастки крутанул размашистую «восьмерку» перед лицом растерявшегося офицера. Затем, как и обещал, сунул клинок в положенное ему место в голенище. Уходить рано, вдруг отряд колхоза «Алга» все еще в Кунакбае, так что Ирек и сам был не прочь поговорить.

-Ну, и кого от кого освобождаете? От тягот земной жизни освобождаете людей? Так и не нахлебался вдоволь кровушки в Гражданскую?

Против ожидания, поручик не взъерепенился, даже наоборот, сник.

– В Харькове, в 17-ом году, моего отца расстреляли твои большевики, мать не смогла оправиться от горя.... Супруга моя, Елизавета Николаевна, выехала ко мне по месту службы в Киев и пропала бесследно. Попытался ее разыскать, да куда там, будто и не было ее вовсе на свете. И потом всякого навидался... Думаешь, я смогу это когда-нибудь простить большевикам? Пока мы родину от немцев защищали...

-Я тоже в обозе не отсиживался, -перебил его товарищ Сафин, – а когда вернулся с фронта, вот такой же как ты, с погонами, на моих глазах убил моего братишку, совсем еще мальчик был, отца тоже убили.

Чуть помолчав, продолжил безжизненным голосом:

-Расквитался сполна, совсем в зверя лютого превратился... Веришь, когда брился, противно было видеть свое лицо. Думал, хоть сейчас заживем, как и положено людям. А вчера твои «освободители» шашками покромсали моих курсантов. Младшему и четырнадцати не было... И ради чего – коней увести! Зачем убили, разве мальчишки, обучающиеся животноводству, могли помешать вооруженным мужчинам? Я спрашивал одного, говорит, сорняк надо выдирать с корнем...

-Я бы этих скотов лично расстрелял! Директивой Центрального командования категорически запрещено притеснять мирное население.

-Эх, ваше благородие, ничему жизнь тебя так и не научила. На фронте не смогли удержать солдат под своей рукой, разве теперь с этими головорезами справитесь? Нехитрое дело – разворошить улей. Дурное дело – ни тебе меда, искусают всех подряд, и сами пчелы зимой погибнут, – Ирек горестно всплеснул рукой, – а тебя, небось, по «мирному решению» выпустили на волю? Нехорошо, товарищ бывший поручик, ты же подписался, дескать, не буду больше вредить советскому народу. Без этого не выпустили бы. Поверили, стало быть, а вы нож в спину! У нас в народе не зря говорят – старая ворона до самой смерти не бросит клевать дерьмо. Эх, рановато тебе волю дали, помахал бы еще кайлом на Беломорканале, может и поумнел бы...

Это Ирек упомянул знаменитое решение Верховного Совета «О национальном примирение бывших подданных Российской империи». Почти всем, осужденным по политическим статьям, объявлялась амнистия, приуроченную к десятой годовщине революции. Эмигрантам позволялось вернуться домой. Ирек Сафин с большим интересом читал статью в газете «Правда», которая называлась «Прошло время разбрасывать камни, пришло время собирать». Имаметдин Мархаметдинович разъяснил, странный заголовок как бы ссылается на Библию. И по существу все правильно: бедокурили и куролесили во время Гражданской все, и белые, и красные, и прочие. Да так, что самим тошно стало, хватит крови и слез! Напылили кругом, накопытили, чуть не задохнулись от зловония смрада, взметнувшегося из черных глубин человеческих душ. Только великодушием к побежденным победитель может подтвердить, что правда за ним. Правда не нуждается в подпорках грубой силы и жестокости. Пришло время если и не простить друг друга, так хоть вспомнить, что мы братья и сестры, что мы создания единого Творца, всемилостивого и всемилосердного и жить нам всем в одной стране. Так вдохновенно говорил начальник ширката, когда обсуждали с ним статью. А еще поведал по секрету сведения, полученные от старшего брата-наркома республики: принятие этого решения висело на волоске, ряд ответственных товарищей в Москве и Петрограде были категорически против, даже пытались сместить товарища Сталина со всех постов и объявить его врагом революции. Только железная воля Иосифа Виссарионовича и решительные действия недавно созданного КГБ (комитет государственной безопасности) позволили избежать нового раскола в партии и во всей стране. И что же получается, расчет Сталина на примирение не оправдался? Не могут жить люди как положено людям, только кнут и топор палача понимают? Ирек готов был грызть землю зубами, не хотел верить, что это все так.

– Не молчи! Тебя пожалели, тебя простили, тебе доверились, а ты камень за пазухой затаил. Что стоит теперь твое слово офицера? Не дороже лая уличной шавки! И чего ты из своей Украины в Башкортостан приперся? Неужто кто из наших виноват в смерти твоих родителей? Ты как хужа Насретдин, ищешь колечко не там, где оборонил, а где легче искать! Дурак ты, твое благородие, убивает и бесчинствует не власть, а конкретные люди от ее имени. Их и следует карать, каждого, неотвратимо!

Поручик не стал распространяться, что охотно принял приказ Центрального командования на выдвижение в Башкортостан. Среди подпольщиков на родной Украине слишком часто стал муссироваться вопрос о будущей самостийности. А он, Петр Васильевич Порошенко – русский офицер, и плевать, что с малороссийскими корнями. И мстил он сейчас не только за своих близких, за всю Российскую империю мстил. ...хотя, действительно обидно: Украина всего лишь автономная республика в составе РСФСР, а эти невежественные потомки диких кочевников обрели статус союзной республики. Надо полагать, статус сей – как 30 сребреников за поддержку большевиков. Поручик от нахлынувшей волны ненависти скрипнул зубами. А Сафин все не унимался:

-У нас раньше в деревнях, если ловили поджигателей, самих бросали в огонь. А вы сейчас такой огромный пожар раздуваете! Не затянулись еще в душах раны с Гражданской войны, не подзабыты обиды...Образованный человек, а простых вещей не понимаешь! Не хочешь понимать, ненависть глаза тебе застила, кроме своей ненависти видеть ничего не желаете. Ей-Богу, не был бы уверен, что расстреляют по приговору суда, сам бы сейчас убил!

...товарищ Сафин и предположить не мог, насколько он прав, когда говорил про «огромный пожар». Мятеж в той или иной степени охватил все республики Советского Союза. Уже с первого дня стало ясно – восстание обречено на провал. Выступление было заранее организовано и скоординировано, мятежники действовали жестко и решительно, но силы были слишком неравны. С одной стороны государственная машина и подавляющее большинство народа, только начинавшего входить во вкус новой жизни, с другой – разнородное сборище людей с личной ненавистью к коммунистам или претензиями к Советской власти. Нет, ненависть никак не может сплотить людей в несокрушимое единство. На такое способна только любовь, когда за ее спиной маячат вера и надежда. Восстание заранее было обречено на провал, но разве от этого легче тысячам и тысячам строителям новой, справедливой жизни, расстрелянным, забитым на рабочих местах, сожженным живьем в своих домах? Мятеж случился как гром среди ясного неба. Но это только для простых людей. Соответствующие органы просто обязаны были, если и не упредить, хоть предупредить. Явные и косвенные признаки организация мятежа такого масштаба в принципе не могут остаться вне поля их внимания. Объяснение может быть только одно: кто-то на самом верху заинтересован в беспорядках, весьма вероятно – в целях смены лидера державы. Естественно, в свою, личную пользу. С этим будут разбираться позже. Очень жестко разбираться. Пока же, в Учалинском районе, как и во всей Республике Башкортостан, шли упорные бои местного значения. Мятежники сконцентрировали имеющиеся силы в регионах приоритетного экономического роста, коих на данный момент в СССР было не больше десятка, включая РБ. За этой установкой явственно просматривались руки зарубежных дирижеров новой кровавой смуты. Какая им разница, что именно в этих регионах наиболее сильны позиции Советской власти, что повстанцы даже теоретически не имеют шансов на успех? Какая им разница, лишь бы притормозить укрепление страны, ставшей угрозой устоявшемуся миропорядку. Не военной, а более опасной угрозой – примером иных, альтернативных отношений людей в масштабе целой империи. Кстати, хотя были даны твердые гарантии руководству мятежников, королевский флот даже не рискнул приблизиться к фортам Петрограда. Как говорят у башкир, если сцепятся собака с волком, коту это только в радость. Чем больше поубивают друг друга дикие россияне, тем лучше.

Восстание было обречено. Пока же, бывший конник Башкирского войска и красный партизан сидел взаперти. Его пламенную речь поручик воспринял весьма скептически: ощерил зубы в неприятной ухмылке, от чего стал похож на бездомного кота, старого и злого.

– Если вы такой сознательный товарищ, что это, милостивый сударь, занесло в наши пенаты? Шлепнут-с, за компанию! Если вас это утешит, когда поставят к стенке, можете спеть «Интернационал».

-Шлепнут, так шлепнут, – не стал спорить Ирек, – я и так живу в долг. Тысячу раз должен был бы погибнуть, а все еще живой. Видать, не до конца исполнил свой земной долг. И сейчас точно знаю, в чем этот долг...

-Воды..., – чуть слышно прохрипел казачок. Товарищ Сафин бросился к нему. Потрогал лоб, пробормотал что-то утешительное. Затем, резво переметнувшись к двери, стал истово барабанить.

-Эй, товарищ Янбердин, раненому требуется вода. Быстро неси, братишка!

Тот бросился исполнять указание старшего по возрасту, как это с испокон веков заведено у башкир. Даже не успел сообразить, что «старший» – арестованный, ему, «младшему», полагается его стеречь, а не подчиняться. Уже через несколько минут со скрипом распахнулись двери, в проеме показался юный комсомолец. Ковшик держал обоими руками, а винтовка беспечно и праздно болталась на спине. Господин поручик не упустил шанса, стремительным броском зажал сторожа в угол , намертво уцепился обоими руками за его тощее горло. Но юноша не успел даже толком испугаться. Оказавшийся от этой парочки чуть сбоку и сзади Ирек не стал оттаскивать офицера назад или пытаться разжать его железную хватку. С короткого размаха впечатал кулаком по ребрам. Что-то хрустнуло – то ли костяшки кулака, то ли ребра – ярость на вероломство удвоила и без того немалые силы, удар выдался сокрушительным. Поручик осел кулем, немного спустя скрючившись распластался на земляном полу. Только тут товарищ Янбердин начал хоть что-то понимать в происходящем. Поток хлынувшего в кровь адреналина начисто снес способность рационально рассуждать и действовать. Забыв о висящей за спиной винтовке, по-хозяйски расселся на поверженном поручике, неуклюже, но старательно стал его душить.

Иреку не впервой было видеть такие истерики во время первого в жизни смертного боя. Попытался образумить:

-Кустым, не сходи с ума, слазь с него!

Тот не слышал, лишь верещал что-то нечленораздельное. Пришлось оттаскивать, обхватив сзади руками – словно собаку, самозабвенно уцепившуюся за горло единоплеменного врага.

...вирус умозамешательства оказался заразным: толстый арестант, доселе боязливый и демонстративно толерантный ко всему происходящему, внезапно впал в неистовство. Что-то рыча и разбрызгивая слюну, кинулся к дверям – к яркому солнечному свету и к упоительно свежему воздуху. Будто без пяти секунд утопленник изо всех сил рвется к поверхности озера. Хотя тут более корректным будет сравнение с овцой, загнанной вглубь сарая. Ну, чтобы поймать, уложить на землю, связав вместе три ноги, и зарезать. Если миролюбивое и трусливое животное узрит направление спасительного прорыва, пусть и мнимое, лучше на ее пути не стоять. Сметет любого! В аулах бывали случаи, когда мирные овечки, превратившись в живые пушечные ядра, легко сшибали с ног здоровенных мужчин. А в арестанте весу было на пару добрых курдючных баранов. Закон сохранения импульсов движущихся тел надо уважать, вот и Ирек не стал устраивать сшибки грудь об грудь: проворно отскочив в сторону, подставил подножку. Последнюю точку в нежданной баталии толстяк поставил уже самостоятельно – со всего размаха грохнулся головой об стену, всего в паре сантиметров от спасительного проема двери. Отключился от действительности всерьез и надолго.

-Да плевок тебе в рот! – целомудренно выматерившись таким образом, хотя душа просила куда более крепких выражений, товарищ Сафин оглядел поле боя. Поручик и толстяк крест-накрест валяются друг на дружке, молодой казачок опять потерял сознание, хорошо хоть не затоптали в такой тесноте и давке. А незадачливый караульный вертит в руках давешний ковшик, будто не в силах был уразуметь – куда делась вода, только что сам ведь приносил? Ирек не дал ему времени очухаться. Решительно сдернул с его плеча винтовку и тоном, не терпящим возражений, приказал:

-Я тут сам покараулю эту контру, ты давай, дуй за водой. Целое ведро принеси. И это, поганое ведро захвати. А то потом будут проситься выйти по нужде и сбегут. Бегом марш!

Безуспешно попытавшись привести в чувство и напоить казака, Ирек вышел во двор, закрыл за собой дверь, навесил здоровенный амбарный замок. Комсомолец Янбердин пришел в себя, и судя по тому, как растерянно хлопал по-девичьи длинными ресницами, начал осознавать происходящие.

-Товарищ дядя, я винтовку под подпись получил, вы ее мне верните пожалуйста.

-Верну, верну, – успокоил Ирек, – ты не знаешь, жив ли начальник райотдела товарищ Галеев?

Юноша утвердительно кивнул головой.

-Вчера перед нашим сводным отрядом держал речь.

-Слава Всевышнему! Я сейчас ему рапорт буду писать про свое секретное задание, ты потом передашь. И про тебя все распишу, как мы вдвоем предотвратили побег пленников, как ты завалил настоящего царского офицера, пусть объявляет благодарность.

Окрыленный юноша перерыл дом вверх дном, таки раздобыл огрызок карандаша и лист бумаги. Ирек коротко изложил перипетии последних двух дней, как оказался среди врагов, да еще с ненавистной белой лентой на руке. И про то написал, что некогда ему ждать, пока разберутся, он идет выслеживать убийц своих курсантов. В конце сделал приписку: «....похвали комсомольца Янбердина, толковый парень. Останусь жив, сам подучу военной службе. Казацкий парень, запертый вместе со мной, похож на Ивана Кузьмича. Может сыном приходится нашему покойному товарищу? Был он без сознания, расспросить не получилось. Да хоть и не сын, если нет на нем крови, прошу дать на поруки. А если самого убьют, не поминай лихом. Твой боевой товарищ Ирек Сафин».

Глава 13.

Глава 13.Кряжистый мужчина с буйными каштановыми волосами безмятежно сидел на завалинке. Щурился на яркое солнце, переместиться в тенечек не то, чтобы лень, а просто, казалось, незачем. «Раз нам не дана власть менять погоду по своему усмотрению, значит, надо принимать с благодарностью все, что выпадает» – Ахмет был словоохотлив, если бы кто поинтересовался, он бы охотно ознакомил спрашивающего с этой концепцией. А кудахтать и суетиться по поводу и без, приличествует лишь женщинам и курам-наседкам. Тишь и благодать. Тишь, впрочем, весьма и весьма относительная: по двору бегала и шумела ребятня мал мала меньше. И жена, молодая еще женщина, в хлопотах по хозяйству беспрестанно носилась туда-сюда: насыпать курицам зерна, выгнать из огорода зловредную соседскую козу, перегнать через сепаратор утреннее молоко, сливки убрать в ледник, обрат заквасить в катык, утереть сопли и успокоить расквасившего сопатку малыша.... . Мимоходом то и дело пыталась подвигнуть супруга на неотложные, по ее мнению, домашние дела. Ахмет согласно кивал кудлатой головой, иногда присовокупляя ободрительное: «Да, да, женушка, непременно так и сделаем». При этом даже не вникал в суть сказанного. Ее беззлобные причитания принимал как явление природы. Не будет же разумный человек пытаться уразуметь, скажем, грохот грома. Гремит, ну, и Бог с ним, пусть гремит, авось, когда-нибудь да перестанет. Нет, не поймите превратно, жену свою Ахмет не только любил, но и уважал. Как не уважать такую женщину! Помнится, когда в начале 20-ых годов стало совсем уж голодно, оставили они детишек бабушке и поехали вдвоем в казахские степи. Поближе ничего съестного не раздобыть, все сами пухли от голода. Намеревался Ахмет найти одного казаха, с кем когда-то учился в медресе и попросить в долг зерна, или там, пару барашков. Знающие люди говорили, соседи не так сильно пострадали от засухи. Недалеко от Троицка наткнулись на джайляу. Остановились спросить. Разузнав, кто они такие и чего хотят, хозяин кочевья заявил без обиняков. Дескать, джигит, жена у тебя уж больно пригожая и проворная, уступи ее мне за два мешка зерна. Ты, мол, молодой и красивый, найдешь себе не хуже. А у нас таких молодух поблизости совсем нет. Да, на Хатижу, родом из Казанских татар, многие засматривались.