Текст книги "Жизнь и смерть как личный опыт. Реанимация. Исповедь человека, победившего приговор врачей"

Автор книги: Игорь Зудов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Приговоренный докторами

Как же я ошибался! Суровая действительность быстро вернула меня к реальности. Самочувствие начало ухудшаться, а на помощь никто не спешил. Большую часть времени я был предоставлен самому себе. Лечение проводилось по принципу «больной либо выживет, либо нет». В первом случае пациента переводили в общую палату для завершения лечения. Если же его состояние ухудшалось, а врачи не были должным образом мотивированы, больного переводили в другую реанимацию.

Это место могло оказаться предпоследним звеном в больничном конвейере. Дальше был морг, куда практически каждое утро увозили отмучившихся. Кроме безнадежных больных в эту реанимацию попадали пьяницы, наркоманы и, конечно, бомжи. В общем, по современным представлениям – отстойник для «отбросов общества».

Но часто ли мы, благополучные по нашим представлениям, задумываемся над тем, кто и что довели этих людей до их нынешнего состояния. У кого-то отняли квартиру, кого-то наказали за несуществующие долги. Причины можно перечислять долго. Но у всех у них есть одно общее – их не сумело защитить государство. И никакие просьбы о прощении не искупят вину перед ними.

Их трагическая судьба и завершалась трагическим образом. Никто из бездомных, попавших сюда днем или вечером, до утра не дотягивал. Возможно, они уже были при смерти. Но, вероятнее всего, персоналу не хотелось оставлять «наследство» другой смене. Все свои сбережения бродяги носили с собой, и далеко не всегда это были гривенники и пятаки. После кончины одной представительницы этого вольнолюбивого племени в ее пожитках обнаружили более 18 тысяч рублей. Это событие, не смущаясь нашим присутствием, увлеченно обсуждали санитарки и медсестры. Уверенность в беспомощности и бесправности попавших в реанимацию пациентов была стопроцентной. Получив неожиданное «наследство», в отделении устроили банкет. Музыка гремела всю ночь, и никто никого не стеснялся.

Окровавленные простыни, беспомощные, крепко привязанные к кроватям люди, издаваемые ими мучительные стоны и громкая разухабистая музыка создавали обстановку ада, где трудились настоящие дьяволы, простите, дьяволицы. Все это сливалось в немыслимую, неправдоподобную картину; уши и глаза отказывались верить в достоверность происходящего.

Процветал здесь и другой «бизнес». Проституткам, не имеющим регистрации, делали подпольные аборты. Доверенным людям можно было разжиться наркотическими препаратами, сэкономленными при проведении операций.

А с больными тут не церемонились, в каком бы состоянии те ни находились. Вставляя в гортань трубку для искусственного питания, человеку могли разорвать носоглотку, и он потом часами истекал кровью и мучился от боли.

По современным представлениям, пациент не должен страдать от боли, так как она вызывает стресс и запускает множество опасных для здоровья процессов. В медицинском арсенале немало средств для снятия болевого синдрома. Но это в том случае, если человеку хотят помочь. Например, в больнице, где мне выводили камень из почки, при первом болевом ощущении немедленно делали обезболивающий укол. Вначале я стеснялся лишний раз обращаться к медсестре. И когда это заметил мой лечащий врач, он сурово отчитал за ненужный «героизм», объяснив, к чему это может привести.

Здесь же господствовал другой принцип: «Хочешь выжить, мужик, – терпи!» Но любому терпению приходит конец. Либо ты выживешь, либо нет. Я умирал.

К сожалению, не без «помощи» врачей, как ни кощунственно это звучит. В течение четырех дней мне не давали ни пить, ни есть. Трубка для питания, внедренная с дикой болью, ни разу не использовалась по назначению. Сколько я ни «мычал», сколько ни поднимал руку – если удавалось ее высвободить, – ко мне подходили лишь для того, чтобы поставить капельницу либо сменить белье. Любые мои просьбы, выраженные единственном доступным мне способом – знаками, – не вызывали никакой ответной реакции.

До сих пор не могу понять: правда это или плод моего отравленного болезнью сознания, но равнодушие медицинского персонала было настолько очевидно, а чувство беспомощности и страха настолько велико, что причина смерти едва ли не каждого из моих соседей представлялась достаточно ясной. Находясь в отчаянном положении, я и не вспоминал о существовании таких органов надзора и контроля, как патологоанатомическая служба, медэкспертиза и другие. Да и апеллировать к ним в то время просто не представлялось возможным.

Для сомневающихся в моих откровениях приведу красноречивые данные. Не для того, чтобы уязвить американскую медицину, которую высоко ценю по рассказам знакомых американцев. А просто потому, что в России нет подобных оценок, и вряд ли они появятся в ближайшее время.

Даже в США «...10 % госпитализированных пациентов приобретают инфекцию, которой до поступления в больницу у них не было. В результате этого каждый год умирают 80 тысяч американцев. По некоторым подсчетам, из-за халатности персонала больниц ежегодно (!) умирают около 90 тысяч человек и 40 % госпитализированных пациентов попадают в больницу по вине, прямой или косвенной, своего лечащего врача». И это в благополучной Америке, где у медицинского персонала очень неплохие зарплаты и им не нужно искать побочные заработки, чтобы прокормить семью. Остается лишь гадать, что творится у нас, в российских лечебных заведениях.

Безнаказанность врачей

Пережитое в конкретной больнице всколыхнуло воспоминания о других учреждениях, в которых приходилось лечиться самому или посещать своих родственников. Анализируя существующие в них порядки и негласные законы теперь, по прошествии длительного времени, когда эмоции улеглись, поражаешься полной бесконтрольности работающих здесь врачей, особенно в отделениях реанимации. Когда больной значительную часть суток либо постоянно находится в бессознательном состоянии, власть доктора, медсестры, санитара над ним безгранична.

Диву даешься, как легко умертвить человека!

Стоит не убрать вовремя обильно выделяющуюся слюну – и человек, лежащий на спине, может захлебнуться.

Стоит не заметить, что выпала трубка, подводящая к аппарату искусственного дыхания, – и пациент быстро задохнется.

Стоит вечером не заметить несильное, но постоянное кровотечение – и утром больного не станет. И это реальные ситуации, свидетелем которых я был 23 дня.

К сожалению, полная зависимость попавших сюда людей от служителей медицины развращает персонал, создает иллюзию всесилия и вседозволенности, толкает на преступления. Умные люди знали об этой логической цепочке издревле. По мнению римского оратора Цицерона (1 век до н. э.), «Величайшее поощрение преступления – расчет на безнаказанность».

Остановить недобросовестных медиков могут, пожалуй, только их коллеги. Но многие ли из них решатся пойти на это? Ответ, к сожалению, отрицательный.

Мужества хватает далеко не у всех. Вот и остаются врачи наедине со своей совестью. А это не самый высокий барьер для многих из них. Его в лучшем случае хватает для соблюдения нейтралитета. А иногда присутствует и преступный сговор в деле сокрытия врачебных ошибок, допускаемых коллегами. Сегодня я покрываю твою ошибку, приведшую к трагическому исходу, завтра ты – мою.

Процветанию безответственности и безнаказанности способствует инертность общества. Особенно если ошибки допускаются в отношении пожилых людей.

Вот случай из жизни. У пожилой женщины пошел камень из почки. Как известно, процесс болезненный, но не всегда четко диагностируемый. После поступления в больницу дежурный врач направил пациентку в отделение неврологии, где ее лечили от радикулита, естественно, безуспешно. На фоне сильнейших болей у пациентки развился инсульт. В ходе дальнейшего наблюдения наконец-то установили первопричину болезни. Камень удалось вывести, спасти от инсульта – нет. Человек, который три месяца назад не имел серьезных отклонений здоровья, умер.

Виноватых нет. Но поскольку все происходило в коммерческом отделении больницы, фирма, в которой работала женщина, выплатила значительную сумму за оказанные услуги.

Это даже не 30 сребреников за предательство, а оплата деятельности врачей, доведших больную до смерти. Чудовищно? Нет, обычная практика врачебной помощи в России. Еще раз повторюсь – виноватых не нашли, зато прилично заработали на трагедии.

Подобные ситуации в истории российской медицины, увы, не уникальны. Их описывал еще А.П. Чехов, знавший врачебное дело дореволюционной России изнутри: «Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например... врачи, с течением времени в силу привычки закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе как формально: с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови».

В наши дни профессию медицинского работника, как и многие другие социально значимые профессии, вообще низвели до самого низкого уровня за всю историю страны. Причины очевидны – нищенская оплата труда, физические перегрузки, неудовлетворительный социальный статус работника системы здравоохранения. Сегодня в отрасли работают либо подлинные фанатики медицины, либо те, кто не может найти себе применения на ином поприще. Как ни печально, вторых неизмеримо больше. Именно из-за них из жизни уходят люди, которые еще долго могли бы приносить пользу обществу.

Каждый случай смерти разбирается на утренних конференциях. Но это, скорее, «работа над ошибками», чем серьезный спрос за допущенные промахи.

Право на ошибку – вечная проблема. И не только у медиков. От ошибок не застрахован никто. Но где-то же должна обобщаться и анализироваться информация о врачах, у которых количество смертельных исходов среди опекаемых ими больных выходит за рамки дозволенного. Или подобных критериев в российском здравоохранении не существует?

Так не вправе ли мы задать жесткий вопрос хранителям врачебных тайн: за чей счет вы сохраняете их?

Почему не пускают в реанимацию?

Смею предположить, что процесс выхаживания больных после операции можно серьезно облегчить, если допустить их родственников в святая святых – «таинственную» реанимацию. Возражения о том, что при этом можно внести инфекцию, просто смехотворны и не выдерживают никакой критики.

Во-первых, медицинский персонал, ежедневно заступающий на смену, приезжает не на персональных машинах, а в общественном транспорте, где подхватить эту самую инфекцию ничего не стоит.

Во-вторых, врачи и медсестры по чисто экономическим соображениям выходят на работу и не вполне здоровыми, перенося на ногах легкие заболевания. И тогда их рабочий день начинается не с больных, а с самолечения.

За непродолжительное время неоднократно приходилось наблюдать и врачей, и медсестер с такими явными признаками простудных заболеваний, что их не только в реанимацию, но и в трудовой коллектив допускать не следовало. Я уж не говорю о других болезнях, не имеющих явных внешних признаков.

Но в отличие от водителей общественного транспорта, машинистов железнодорожного транспорта и пилотов самолетов, медицинскую комиссию перед дежурством они не проходят. Так что заразить пациентов с ослабленным иммунитетом им ничего не стоит.

В-третьих, в ежедневных врачебных обходах участвуют далеко не стерильные люди. Ведь нельзя же всерьез воспринимать белый халат, не всегда идеально чистый, как защиту от какой-либо инфекции.

С удивлением наблюдаешь, как из отделений реанимации в угоду политическим интересам даже разрешают вести телевизионные репортажи – если нужно показать что-нибудь сенсационное. Происходит подобное и в Англии, и в нашей стране, и в других местах. А уж что такое установка телевизионной аппаратуры для съемок, я знаю не понаслышке. На «абонируемом» телевизионщиками месте разве что слон не разместится. И участников телевизионного действа должно быть как минимум двое. О какой стерильности можно рассуждать?

Поэтому аргументы о внесении возможной инфекции родственниками больных настолько неубедительны, что их не стоит даже обсуждать.

Практика лечебных учреждений Таиланда, где, как ни удивительно, уровень медицинского обслуживания – один из высочайших в мире, Испании, где близких не пускают разве что в операционную, опровергает доводы отечественных эскулапов, наложивших запрет на посещение больных в реанимации.

Ведь от подобных посещений столько неприятностей. При них, родственниках, станет опасно обращаться с пациентами как с животными – например, когда вставляют трубку для искусственного питания. Кто допустит, чтобы родному человеку не давали несколько дней ни пить, ни есть или чтобы он истекал кровью? Кто позволит, чтобы под покровом таинственности скрывались преступные деяния персонала?

Нужны доказательства? У всех на слуху недавний случай с двухмесячной девочкой в Краснодарском крае, от которого в очередной раз содрогнулась страна. Грудному ребенку, поступившему в больницу с коклюшем, в результате неверных действий персонала и последовавшей за этим попыткой уйти от ответственности пришлось ампутировать руку до плечевого сустава.

Опять вместо вены попали в артерию, опять обеспокоенных родителей не пускали в реанимацию, и в результате крошечного человечка превратили в калеку. На этот раз виновные ответили за содеянное. Другим положительным следствием стала отмена запрета в больницах Краснодарского края на посещение больных в отделениях реанимации.

Оплошавшие медики продолжают защищаться, и самое главное, не слышно в медицинском сообществе серьезного осуждения произошедшего.

Общаясь в ходе подготовки рукописи с представителями одного из медицинских печатных органов, получил моральную «оплеуху» за то, что позволил себе, не имея специального образования, критиковать работников здравоохранения. Оказывается, таким правом обладают только их коллеги. А замечания непрофессионалов они не воспринимают и реагировать на них не собираются. Ответ настолько ошарашил, что я в очередной раз лишился дара речи. Не в этом ли одна из причин нынешнего состояния российской медицины?

Следует оговориться, что понятие реанимации сейчас чрезмерно расширилось, и зачастую в этом повинны сами медики. Одно дело, когда больной балансирует на грани жизни и смерти и одно неверное действие может подтолкнуть человека к могиле. Но таких больных в нашей палате в самые тяжелые времена было все-таки явное меньшинство.

К находящимся в критическом состоянии пациентам родственников действительно пускать нельзя. Но не из-за угрозы инфекции, а из-за невозможности оказать реальную помощь. Полученный ими психологический шок может быть настолько сильным, что еще неизвестно, кому скорее потребуется помощь – больному или его близким.

Знаю по собственному опыту, какое воздействие оказывает поступающий в палату после операции человек. Без сознания, с прерывистым дыханием, бледный как полотно, не издающий ни звука. Ты как будто видишь себя в недавнем прошлом. Картина не для слабонервных.

Но если интенсивная терапия завершена и больному разрешено есть в палате, самостоятельно отправлять естественные нужды, то помощь и уход родственников на этом этапе не только желательны, но и необходимы.

Конечно, идущих на поправку больных, по многим причинам, нужно отделять от тех, кто продолжает бороться со смертью. Но часто у лечебных учреждений такой возможности нет по причине ограниченности ресурсов. В некоторых больницах прооперированных больных, в том числе и онкологических, возвращают в те же палаты, откуда их брали на операцию.

В этом случае бремя выхаживания ложится, как правило, на их соседей. Медицинский персонал, призванный обслуживать послеоперационных пациентов и получающий за это зарплату, а нередко и щедрую мзду от родственников, очень часто просто устраняется от тяжелой, сопряженной с нравственными страданиями работы. Особенно в ночное время и в предутренние часы, когда и случается большинство летальных исходов. Очень часто многие из них происходят из-за несоблюдения элементарных правил медицинского ухода и полнейшего равнодушия сотрудников.

Чуть ли не каждый день мы слушаем и читаем о том, что никто не хочет идти на грязную работу в больницы. Придумываем даже альтернативную службу для молодых людей. Огромный резерв бесплатной рабочей силы – пустить родственников к больным; они их и покормят, и судно вынесут, и белье поменяют, и от тяжких дум отвлекут, а заодно и лежащему на соседней кровати помогут. Такой способ ухода за больными существует в наших клиниках, но не в отделениях реанимации.

Не нужны чужие глаза и уши там, где царят безответственность, произвол и круговая порука, где на ребенка с синдромом Дауна могут поднять руку только за то, что он помочился в неположенном месте, где под покровом ночи не только звенят стаканы и чашки с горячительными напитками, но и творятся более серьезные дела. Поверьте, я видел это собственными глазами.

В нарушение клятвы Гиппократа

К концу шестого дня я осознал, что надежды на спасение нет. Невозможность дать весточку о своем состоянии жене и детям, нежелание понимать мои жесты со стороны врачей и сестер не оставляли никаких шансов на выздоровление. Да и кому нужен пожилой человек, от которого отказалась реанимация того отделения, где делали операцию? Значит, случай тяжелый. Так стоит ли тратить силы, лекарства, если шансов практически нет? Ведь недаром ни один бомж, подобранный на улице и попавший сюда, повторяю, не доживал до утра.

В нашей стране жизнь человеческая никогда не ценилась. А уж теперь, во времена дикого капитализма, она не ценится ни в грош.

Один из первых вице-премьеров правительства сформулировал это как привычку государства «сорить людьми». Страшнее не скажешь. То «посорили» на войне, то – на сибирском морозе. «Посорили» в деревне, в больнице, безбоязненно «сорят» человеческими жизнями наркоторговцы и уголовники. А в результате сводятся на нет усилия тех, кто стремится сделать нацию здоровой и благополучной.

Как тут не задуматься о данных, приводимых Г. Явлинским: «Сегодня отрасли, которые дают 80 % ВВП, связанные так или иначе с экспортом и обслуживанием энергетических ресурсов, требуют лишь 10 % нашего человеческого потенциала...» Может быть, именно поэтому чиновники не торопятся вникать в проблемы демографии, несмотря на постоянные требования президента страны? Сокращение населения России сейчас происходит такими катастрофическими темпами, что сопоставимо с последствиями стихийных бедствий.

С одной стороны, это возникает из-за низкой рождаемости, которая к 2000 году упала до 8,3 %. По этому показателю мы оставили позади все развитые страны. Но если там эти процессы обусловлены ростом уровня жизни, то у нас – резким обнищанием населения. Многие молодые люди говорят, что рождение детей для них – непозволительная роскошь, даже несмотря на введение родовых сертификатов. Ведь для полноценной жизни молодой семье нужны и нормальное жилье, и дошкольные учреждения, и возможность получения образования, и качественное медицинское обслуживание и многое другое, чего нельзя получить с помощью той незначительной суммы, которой государство наконец-то решилось поделиться с населением из своих сверхдоходов.

И самое страшное, что, по свидетельству директора Института социально-экономических проблем народонаселения А. Шевякова «парадокс современной ситуации в России состоит в том, что в наших условиях экономический рост только углубляет (!) неравенство и бедность. Прибавка к зарплате за последние годы» распределилась следующим образом: «...больше трети этих денег досталось 10 % наиболее высокооплачиваемым работникам. В тоже время 10 % самых низкооплачиваемых получили от этой прибавки менее 1,5 %». Вот такая у нас социальная справедливость, в результате которой «разрыв между доходами самых высокооплачиваемых и самых низкооплачиваемых россиян доходит до 28 раз». В развитых странах такого разрыва нет. Обратите внимание, речь идет о тех же 10 %, упоминаемых Г. Явлинским.

Получается, что остальные 90 % ходят у государства в пасынках. Особенно «ненужные» пенсионеры. Видимо, поэтому в бюджетном Послании президента говорилось, что довести пенсии до прожиточного минимума (!) необходимо в «среднесрочной перспективе». И это говорится в то время, когда мы только и слышим, как «новые русские» бесятся от сумасшедших доходов, обеспеченных трудом тех, кому «в среднесрочной перспективе» предстоит вымирать, не дождавшись, когда их пенсии достигнут прожиточного минимума.

В нашей стране, начиная с 1990 года, резко подскочила смертность населения, значительно превышающая показатель рождаемости. В результате уже с 1991 года началось сокращение населения, так называемая депопуляция.

Продолжительность жизни в России – одна из самых низких в мире. Более того, она снижается и дальше. Между тем для большинства развитых стран характерна противоположная тенденция. Продолжительность жизни народонаселения в них неуклонно возрастает. Разница стала особенно заметной во второй половине ХХ столетия.

Эти данные намного красноречивее, чем риторика наших политиков, свидетельствуют о том, что нам принесла перестройка и что мы потеряли.

Ну а власти, вместо того, чтобы бить в набат, ограничиваются приглашением этнических русских из стран СНГ, открывают шлюзы незаконной миграции, принимают долгосрочные национальные проекты. При этом слишком мало делается для того, чтобы переломить ситуацию кардинально и в кратчайшие сроки. Парадокс известный. Легче предсказать погоду на десятилетие, чем на завтрашний день. Кто проверит такой прогноз?

К сожалению, циничное отношение к человеческой жизни усвоила и часть медицинского персонала. Как ни кощунственно это звучит, одним человеком больше, одним меньше – какая разница? А клятва Гиппократа – это для идеалистов. Вот если бы был материальный стимул...

Однажды на даче пришлось стать свидетелем невероятной сцены. К соседу вызвали «скорую помощь». Увидев бившегося в конвульсиях человека, врач не спешил помочь ему, монотонно повторяя обезумевшей от горя жене «девятьсот, девятьсот...» И только после того, как соседи вручили требуемую сумму, помощь была оказана.

Стоит ли удивляться тому, что в московских больницах нередко больного с переломом конечностей держат до операции три – пять и более дней только из-за того, что врачу нужно «навязать» ему дорогой импортный имплантат. Бизнес – главное, и платежеспособный пациент имеет право на выздоровление. Там, где господствует деляческий подход, рассуждать о долге и совести не приходится.

Самое страшное, что для любого деяния найдутся медицинские обоснования. Ведь медицина – удел посвященных, и при желании напуганного человека можно убедить в чем угодно. Но зачастую даже это не делается – медикам не хочется тратить драгоценное «бизнес-время» на пустяки.

Не хочу чернить огромную армию самоотверженно и бескорыстно работающих врачей. Но, к сожалению, немало среди них и тех, кто слишком прямолинейно внедряет рыночные методы в медицинскую практику.

Утвердившееся в обществе суждение, что государство крупно всех «кинуло» и сильно задолжало каждому из нас, долгое время не находит другого выхода, кроме протестного. Но протест, как часто бывает в России, принимает уродливые формы.

Поскольку выступить против существующих порядков смелости не хватает, молодые родители нередко вымещают свое негативное настроение на маленьких детях, а повзрослевшие дети, в свою очередь, – на состарившихся родителях. «По данным оперативных органов, ежегодно в России около 2 млн детей избиваются родителями. Для 10 % избиение заканчивается смертью. Более 50 тысяч детей бегут из домов, спасаясь от пап и мам».

Так, может, нужно не столько стимулировать рождаемость, сколько направить усилия на сохранение 200 тысяч маленьких жизней, которые в муках и отчаянии принимают смерть от изуверов-родителей?

Могут возразить, что речь идет о неблагополучных семьях. Отвечаю – только те, кто развалил страну, кто проводил шоковую терапию, кто, пользуясь близостью к власти, отхватил самые лакомые куски, только они виноваты в неблагополучии сотен тысяч российских семей. И когда нас уверяют, что крах Советского Союза произошел без жертв, ох как лукавят новоявленные «летописцы»!

Главные социальные «завоевания» современной России – низкая рождаемость, высокая смертность, постоянно растущая армия беспризорных, нищие пенсионеры. Этот список можно продолжать. Да только что пользы? От возмущения хочется выть волком, только не на Луну, а на тех, кто все это сотворил и кто их оправдывает.

С другой стороны, затаенный протест тех, кому мало досталось, выливается в стремление любыми путями урвать свою долю, чтобы хоть как-то компенсировать грабеж на государственном уровне.

Министры и олигархи обогащаются на макроуровне, все другие слои общества, в том числе и медики, выжимают себе в карман все, до чего могут «дотянуться». Директор – из института, главврач – из больницы, все вместе – из больного, молодого врача, аспиранта, да хоть из последней утки из-под пациента, было бы что!

Звучит цинично, неблагородно, прямо скажем, по скотски. Но чем медицинские работники хуже других, растаскивающих прямо на глазах достояние страны? Не хотят они быть «быдлом», работающим только за корм, не хотят выглядеть «несовременными». И мало кто задумывается о том, что этот губительный для общества процесс ведет в никуда.

Вот и меня готовили к «демонстрации» родственникам в таком состоянии, когда цифрой «900» уже не отделаешься. Никогда бы я не осмелился высказать подобные подозрения публично, если бы их не подтвердил один из врачей больницы, когда мы с ним случайно встретились после моего выздоровления. В ответ на мучавшие меня сомнения в том, не намеренно ли меня доводили до полного истощения, он подтвердил: да, такие случаи бывают, и он знает, как, кем и зачем это делается.

Сейчас трудно предполагать, сколько бы длилась моя агония, удалось бы врачам вывести меня из того состояния, в котором я оказался на шестой день после операции. Но для неотвратимого «переезда» в морг я уже почти созрел. Если бы не...