Текст книги "Марсианский патруль"

Автор книги: Игорь Ревва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– У меня скоро будут два флаера, – сказал Каилос. – Полицейские флаеры, от «ангелов смерти». Ребята Дика как раз за ними отправились, вот-вот должны подойти.

– Черт, брат, ты все продумал! – восхищенно посмотрел на него Олаф. – И зачем тебе только я нужен?!

«Посты пройти, – едва не ляпнул Каилос. – Пройти посты, добраться до корабля, а потом уже… плевать мне на тебя потом. Это сейчас ты мне – брат. И своими скудными мозгами ты даже понять не способен, что где я, а где ты! Брат… ничего, и не такую гниль мне приходилось братьями называть. Перетерплю, недолго уж осталось. Вы мне за все скоро заплатите, и ты, и остальные… братья…»

– Ты чего это?..

– А? – очнулся Каилос.

– Чего ты так… смотришь, – взгляд Олафа сделался настороженным.

– Задумался, брат, – вздохнул Каилос.

– Это ты правильно сделал, – кивнул Олаф, наливая себе еще. – Задумываться тебе сейчас – ой как надо, брат. О том, как ты со мной расплачиваться будешь.

Каилос вопросительно посмотрел на Олафа.

– Дика предать, – задумчиво говорил Олаф. – Остальных предать… ох, недешево это, брат, недешево! Неужели кораблик стоит того, а? На какую сумму он тянет?

– Хочешь Золотой Треугольник? – спросил Каилос.

– А?! – Челюсть Олафа Стоунсона едва не стукнулась о стол. – Что?!

– Я серьезно, брат. Хочешь Золотой Треугольник? В личное и безраздельное пользование! Хочешь правителем стать? Самым настоящим правителем, как на Венере, этим… как его? Императором! Или хотя бы как я на Лабиринте… Ведь здесь-то не Лабиринт, здесь у тебя в подчинении не братья будут – слуги, рабы, что желаешь, то и творишь! Хочешь?

– Черт… – выдохнул Олаф, глаза его вдруг полыхнули огнем. – Императором?! Хочу!..

– Значит, договорились? – спросил Каилос.

– Ох ты, брат! – помотал головой Олаф и наполнил стаканы почти до краев. – Это надо… того… отметить… И обдумать надо, – добавил Олаф уже более трезвым тоном. – А то так вот сразу – из простых байкеров в императоры… Император Золотого Треугольника! Звучит?

– Звучит, – согласился Каилос. – Только не Золотого Треугольника – на кой он тебе сдался?! Император всего Марса!

– Да, это получше будет, – кивнул Олаф. – И все равно, не совсем понимаю я, зачем я тебе нужен…

– Не справиться нам с Нилом вдвоем, – признался Каилос, поднимаясь со стула и начиная расхаживать по комнатке. – Не справиться, брат. Да еще и ночью – я ведь хотел ночным рейдом пойти, есть как раз патруль в песках, сегодня утром должен в Золотой Треугольник вернуться. И там как раз два флаера, я узнавал уже. А одним или двумя копами нам не обойтись, четверо – это же правдоподобнее. Два флаера, семь или восемь человек – водитель твой тоже пойдет, наверное, – из которых четверо – настоящие легавые. Наверняка их там знают, на постах этих…

– А посмотрим-ка давай на копов твоих, – с интересом предложил Олаф. – Что в них такого, что ты не уверен в себе, а?

– Один из них – Лис, – сказал, как выстрелил, Каилос.

Не хотел говорить – помня о том, как не ладили Лис с Олафом, как дрались они и как Лис этого вот самого Олафа так отделал, что тот два месяца по дальним поселениям байкеров отлеживался. И убил бы тогда Лис Олафа, да Каилос остановил – пора было на Лабиринт возвращаться. Тогда-то, кстати, Лис и обронил, что тот корабль, который он всю жизнь разыскивает, скорее всего, в Нью-Риме должен быть. Но не говорить сейчас Олафу о Лисе глупо, все равно они увидятся. Лучше уж сейчас, подумал Каилос. Может быть, к моменту выступления Олаф остынет. Хотя, если посмотреть, как полыхнули его глаза, теперь уже понятно, что это вряд ли…

– Врешь! – выдохнул Олаф, и лицо его исказилось кривой ухмылкой. – Давно-о-о я с ним не виделся, давно-о-о… Покажи мне его! – потребовал Олаф и добавил с угрозой: – Я думаю, что и троих колов нам за глаза хватит, без Лиса обойдемся, Лиса мы вполне тут потерять можем… а? При исполнении, так сказать… Надо же, – злорадно усмехнулся Олаф, – Лис, и вдруг – коп!.. Это же просто счастье какое-то…

Каилос в этот момент тыкал пальцами левой руки в пульт управления. Услышав Олафа, он напрягся и опустил правую руку на кобуру.

«Знал же, – с досадой подумал Каилос. – Не любит он Лиса, никогда не любил. А с башкой этот идиот не дружит совершенно, нельзя было ему доверять, нельзя…»

– Смотри, – Каилос отступил в сторону. Олаф глянул на экран, и Каилос с удивлением заметил, что рука его, сжимавшая стакан, дрогнула. Кривая ухмылка сползла с лица Олафа, глаза превратились в две узкие щелки, полные злобы.

– Вот оно как! – выдохнул Олаф Стоунсон. – Вот оно как!..

Каилос Никзараторс переводил изумленный взгляд с Олафа на экран, где маячили четыре скованные наручниками фигуры, и обратно.

– Надо же! – восхищенно прошептал Олаф, и на лице его вновь появилась улыбка. Только теперь это была уже совершенно другая улыбка – злобная гримаса, исказившая губы злорадной усмешкой. – Вот он, япошка этот! Чуть глаза не лишил!.. И второй тут!

– Ты с ними знаком? – догадался Каилос. – С этими копами, да?

– Знаком, – Олаф кивнул и вдруг стремительно обернулся к греку: – Ничего не выйдет, брат!

– Что? – По тону Каилоса можно было подумать, что грек не расслышал или просто не понял последних слов Олафа Стоунсона, но это не так – все Каилос расслышал и все превосходно понял, просто еще не мог поверить, что весь его блестящий план рухнул, подняв густые клубы пыли. И не мог поверить в то, что сейчас ему остается уже одна-единственная забота – чтобы этими клубами пыли не заволокло его самого, чтобы обломки шикарной идеи не задавили насмерть своего автора. Поздно уже думать о ночном рейде, поздно и надеяться на что-либо. Сейчас главным становится уже – остаться в живых. Черт! Как все неудачно получается!..

– Твари! – выдохнул Олаф, приближая лицо к экрану, будто собираясь нырнуть в монохромную глубину комнаты.

И в этот момент Каилос выстрелил.

* * *

Странно это было все, невозможно поверить. То есть и Фил, и Тур вроде бы и поверили уже (или сделали вид?), но в головах их до сих пор не укладывалось услышанное. Изя – тот, похоже, вообще относился ко всему как-то по-философски. Во всяком случае, он не задавал вопросов, которые, по идее, должны были бы вызвать недоверие к рассказу Гуся…

– …И этот твой корабль – ты собираешься управлять им один? – В голосе Тура хорошо слышалась насмешка.

– Не один, – отвечал Гусь, и тон его при этом выражал неимоверную усталость. – Для него нужна команда, одному там не справиться.

– Да уж, команда, – усмехался Фил. – Представляю себе, кого ты намерен в нее набрать! Отличная команда! Байкеры и пираты! Если кому и владеть Солнечной системой, то только им!..

Гусь сидел, закрыв глаза и откинув голову назад. Со стороны могло показаться, что он заснул.

– Ты не хочешь передавать корабль Золотому Треугольнику, – продолжал говорить Фил, – потому что не доверяешь прокуратуре. Хорошо, я тоже ей не особенно доверяю. Но байкерам я доверяю еще меньше. Однако ты совершенно не против того, чтобы эта банда отморозков, с которыми я всю жизнь воюю, которые убили многих моих друзей, для которых нет ничего святого… – Фил потерял мысль, запнулся и замолчал. Еще совсем недавно в душе его клокотала злоба. Но сейчас она как-то незаметно съежилась и превратилась в недоумение. Потому что Гусь не возражал, не пытался отстоять свою точку зрения. Он просто высказался и теперь сидел и ждал реакции. Только вот какой именно?..

– А знаешь, Гусь, – голос Изи прозвучал так, словно он пребывает в глубокой задумчивости, – мне все-таки кажется, что имя Лис к тебе подходит больше.

Фил удивленно посмотрел на Изю. «Чего это он вдруг», – подумал Фил.

Тур тоже с интересом уставился на радиста – было уже понятно, что Изя говорит не просто так. Не такой сейчас голос был у Изи, чтобы просто так говорить.

– Вы еще не поняли, ребята?! – очень натурально удивился Изя, по очереди разглядывая Фила с Туром. – Нет, правда не поняли? Ну вы и тупые!

– Чего не поняли? – не выдержал Тур. – Давай, не томи!

– Никаким байкерам он корабль отдавать не собирается. Правда, Лис? И никаким пиратам – тоже. А? Лис, ну скажи же! Ребята, – Изя опять посмотрел на Фила с Туром. – Он ведь сейчас нас вербует. Вы что, не поняли еще? Я давно уже понял, – Изя пожал плечами, поражаясь несообразительности товарищей, и повернулся к Гусю: – Верно, Лис?

– Я уже как-то привык к тому, что меня называют Гусем, – ответил Саневар, открывая глаза и оглядывая всех по очереди. И взгляд его при этом действительно светился лисьим лукавством.

Глава 10
Ангелы смерти

Распорядок планетарных патрульных сильно отличался от распорядка, которому подчиняются остальные полицейские, даже астронавты. Если у летунов служба наполнена неожиданными вылетами, рейдами и выходами в планетарный патруль на замену, то у патрульных-нижников все более или менее по расписанию. Четыре дня подряд они проводят на улицах города по восемь часов в день, после чего получают выходной. Следующие два дня бывают посвящены патрулированию междугородных трасс, затем следуют еще два выходных. После чего патрульным приходится выходить в пустыню – мотаться в течение трех суток по пескам в районе ферм Долины Ареса и дальних геологических станций, останавливаясь на ночевку на специально оборудованных постах, где их всегда ждут дозаправка, пополнение боеприпасов, жесткая койка и невкусный походный рацион.

Фермеры и геологи весьма благосклонно относились к полицейским патрулям, называя их между собой «ангелами». И у тех, и у других зачастую бывали стычки с байкерами (у фермеров – чаше, у геологов – реже, но тоже бывали) и иногда даже со случайно забредшими сюда мертвяками. С олимпийцами давно уже неприятностей не было, но когда-то и они тревожили фермеров и геологов. И появление (как правило, внезапное) «ангелов» нередко спасало положение. Со временем это прозвище прижилось и на постах, а потом и среди самих полицейских. И даже среди байкеров, только называли они патрульных несколько иначе – «ангелы смерти». Романтично, но надежды на спасение практически не оставляет.

Рекомендовалось патрульным обращать внимание и на «неспокойные объекты» (так они именовались в официальных сводках, где приводились списки погибших патрульных) типа Хаоса Гидаспа и дорог, ведущих к Долине Маринера и Олимпу. Тем более что расположение постов, где можно было заправиться, перекусить и переночевать, позволяло игнорировать «неспокойные объекты» только самым упрямым и изобретательным патрульным.

Эти рекомендации не были законом, начальник патруля вправе самостоятельно решать, куда им отправляться. И никто никогда не настаивал на том, чтобы патрульные проводили рейды в опасные места, но на офицеров, долгое время избегающих подобных маршрутов, руководство смотрело с неодобрением, что непременно сказывалось на продвижении по службе, получении очередного звания, премиальных и (самое неприятное из всего) на следующих за этими тремя сутками выходных днях. Мало кому улыбается в положенные четыре выходных быть выдернутым из семейного гнездышка на какое-то внеочередное задание. Потому офицеры хоть и изредка, но старались проложить маршрут следования таким образом, чтобы на экране внешнего обзора промелькнули скалы Хаоса Гидаспа или бескрайние расщелины Долины Маринера.

Патрулирование в городе проводилось самым простым образом – пешком. Пара полицейских целый день моталась по самым разным закоулкам города, нарываясь на неприятности или (как считали в генеральной прокуратуре) пытаясь их предотвратить. Патрулирование трасс, разумеется, уже происходило на полицейских вездеходах и предписывало совершать его командой не менее чем из четырех человек. Предписание это, надо сказать, частенько нарушалось, потому что людей вечно не хватало. Патруль в пустыне, предшествующий долгожданным выходным, проводился уже на флаерах и полагал достаточным двух полицейских. Очевидно, в прокуратуре считали, что вооружение и маневренность флаера компенсируют недостаток в живой силе. Но и на эти задания частенько случалось выходить в неполном составе. То есть в одиночку.

Провести трое суток в одиночестве в кабине несущегося над песками флаера – удовольствие гораздо ниже среднего. Так что лейтенант Хартон считал, что ему крупно повезло, когда выяснилось, что у него будет возможность выйти в патруль вместе со своим сержантом-водителем.

Три дня назад сержант слезно умолял о дополнительных выходных для, как он сам выразился, устройства личной жизни. Лейтенант Хартон смилостивился над ним, но подыскать замену так и не успел и практически уже смирился с предстоящим одиночеством – двое остальных патрульных из отделения Хартона все еще находились в госпитале.

Но сегодня, перед самым отправлением, сержант Матвеев явился и с мрачным видом доложил, что готов выйти на патрулирование. То ли устройство личной жизни оказалось несколько сложнее, чем полагал сержант Матвеев, то ли еще что – лейтенант Хартон уточнять не стал, да и не его это дело, а сержант наверняка во время патрулирования сам все расскажет. Тем более что Матвеев поговорить любил, и тишина в кабине флаера им не грозила. Конечно, он обязательно обвешает приборную панель своими любимыми фотографиями (Матвеев никогда не выходил в патруль без этого непременного атрибута – говорил, к счастью), но молчать он не будет, это точно.

И можно будет уже думать не о том, когда кончатся эти проклятые, наполненные пустотой до горизонта и красным песком трое суток, а о том, куда отправиться с женой и сынишками на предстоящих выходных. Тем более что как раз через четыре дня у Сэмуэля день рождения – целых четыре года исполняется парню. И можно будет отметить как следует, и не придется упрашивать кого-нибудь подменить, и жена будет рада, они давно уже никуда толком не выбирались. Мысли, что ни говори, более приятные, так что повод для радости у лейтенанта Хартона был немалый. Патруль обещал быть легким, жаль только, что обещания свои в этом мире исполняет далеко не каждый.

* * *

– И кто будет следующей?.. – Полный горечи вопрос Крыски был риторическим, но Стрелка все же ответила:

– Я, наверное…

– Да нет, не уверена, – вздохнула Крыска.

– Прекрати скулить, – приказала Стрелка. – Тоже мне, провидец! Вы обе – одинаковые. Так что…

– Очень им нужна такая старуха… – всхлипнула Крыска.

– Прекрати, я сказала! – В голосе Стрелки отчетливо слышалась ярость. – Нам сейчас нужно думать не о том, кого из нас… – Она замолчала и удивленно посмотрела на дверь. И было отчего – та ощутимо дрогнула, словно со стороны коридора испытала довольно сильный толчок или даже удар. Звукоизоляция на «Отбое» была хорошей, и слышно ничего не было, но содрогнувшаяся дверь ясно давала понять, что в коридоре что-то происходит.

Стрелка подобралась, встала на колени, пригнулась к полу и осторожно потянулась рукой к двери. Пальцы ее толкнули гладкую поверхность вбок – ничего. Стрелка толкнула сильнее, ясно понимая, что это, должно быть, бесполезно и что они тут, скорее всего, заперты, но дверь неожиданно поддалась и приоткрыла щель шириной дюйма в три. И в этой щели показалась противоположная стена коридора, пол и бессильно лежащая на нем кисть руки. Пальцы ее слабо шевелились, словно бы ловя что-то невидимое, ускользающее навсегда, – может быть, жизнь?.. И понятно было сразу же, что движение это продлится недолго. То ли под впечатлением увиденного, то ли на самом деле это было так – неизвестно, но Стрелке вдруг почудилось, что в каюту медленно потекла струя холодного воздуха. Словно сама смерть выполнила уже одно свое дело и теперь искала себе новую жертву.

– Ай! – громко сказала Крыска.

– Заткнись! – прошипела Стрелка, вскакивая на ноги. Она уже поняла, что рука эта принадлежит не уведенной из каюты Саре – мужская грубая ладонь, узловатые пальцы с неровно обрезанными ногтями. А значит…

Решение Стрелка приняла мгновенно. К тому же на обдумывание времени все равно не было. Она рывком распахнула дверь, низко пригнувшись, метнулась вперед, подхватила валяющийся возле неподвижного тела охранника автомат, перекувыркнулась через голову, едва не врезавшись в стену, и рухнула на пол, развернув ствол в конец коридора, упирающийся в распределительный щит – туда, насколько она помнила, охранник со шрамом увел Сару.

Следующее, что сделала Стрелка, это повторила удивленный и отчасти испуганный возглас Крыски. Потому что той части коридора, куда смотрел ствол подрагивающего от готовности стрелять оружия, попросту не было.

Было облако.

Густое и белое.

Стрелка раскрыла от удивления рот, только теперь понимая, почему в коридоре так прохладно, – даже на вид это странное облако казалось холодным. Густые клубы его лениво шевелились, оседая на стенах и полу серебрящимися кристалликами. Оно медленно, но верно разбухало и, несомненно, двигалось прямо сюда, к замершей от удивления Стрелке. И вдруг в самом центре этого непонятного облака сгустилась какая-то темная масса, продвинулась вперед, сделалась плотнее и шагнула из белесой кутерьмы в коридор.

В первое мгновение у Стрелки в голове всплыли слова «ангел смерти» – зрелище и правда наводило на подобные мысли. Но уже через секунду она поняла, что перед ней Сара. Выглядела та вполне спокойно и обычно, если не считать того, что в опущенной руке стволом вниз держала пистолет.

– Твою мать, – безо всякого выражения произнесла по-русски Стрелка, отводя в сторону ствол автомата.

Сара с непонятным интересом посмотрела на лежавшего на полу охранника – тот уже перестал шевелиться, раны его видно не было, но из-под затылка по полу достаточно широко успела расползтись густая кровавая лужа.

– Попала, – с едва заметным удивлением произнесла Сара. И с уже более заметным удовольствием добавила: – А он – нет!..

– Сарка! – крикнула выскочившая в коридор Крыска.

Она торопливо обняла сестру, прижала к себе и испуганно спросила:

– С тобой все в порядке?

– Да, – ровным голосом ответила Сара. – Он даже не успел ничего… у него на поясе была кобура с пистолетом… он там… валяется… а потом я в этого вот… – Сара кивнула головой в сторону убитого охранника и непонятно посмотрела на Стрелку.

– Ты точно в порядке? – с сомнением произнесла Стрелка, поднимаясь на ноги. – Выглядишь ты как-то… нервно. Хреново выглядишь, – более уверенно заявила она.

– Я в порядке, – кивнула Сара, и вдруг глаза ее расширились, она крупно задрожала, разжала пальцы и выпустила пистолет из руки. Тот с глухим стуком упал на пол, и словно бы именно от этого звука Сара громко всхлипнула: – Я убила их… – прошептала она. – Это так легко… это плохо, что легко… это не должно было быть так…

– Перестань, – Стрелка потрепала Сару по плечу. – В первый раз, что ли?..

– Да, в первый, – прошептала Сара.

– А тренажеры?! – удивилась Стрелка.

– Это же совсем не то, – возразила Сара. – Тренажеры – они не живые… а этот… этот…

– Этот подонок – тоже, – решительно ответила Стрелка и добавила: – Теперь. Благодаря тебе. Потому что ты молодец. А понять тебя можно, но ты не переживай – все когда-нибудь случается в первый раз, особенно у женщин… Да и вообще, сложно стрелять в людей, я тебя очень хорошо понимаю. Они все время вертятся, убегают, прячутся… – Стрелка нарочно говорила глупости, стараясь, чтобы тон ее был как можно более идиотским. Ей казалось, что это может хоть немного помочь. – А то, что вас в Академии ничему толком не учат, это я давно знаю. Они же как объясняют? Вот это – ствол, пуля вылетает отсюда, с большой скоростью, поэтому на себя не направляй. Вот и все, вы теперь полиция, можете стрелять…

– Я убила их? – спросила Сара.

– Еще как! – совершенно серьезно подтвердила Стрелка. – Так убила, что и мало не покажется. До смерти убила. И это очень хорошо. Потому что теперь мы будем жить. Ты, твоя сестра, я, Фил, Тур, Изя… Гусь, чтоб ему… Теперь мы все будем жить. А они – нет. Да им и не надо, правда? Ну сама скажи, что это за жизнь у таких, да?

Сара вдруг уронила голову на плечо Крыске и разревелась. Стрелка обняла девушек за плечи, и так они и стояли в коридоре, пока густое молочно-белое облако совершенно не заволокло их.

* * *

– Вот я ей и говорю, – со смехом рассказывал сержант Матвеев, – девочка, говорю, может быть, я и коп, но это не значит, что я совершенно тупой. А она мне отвечает, дескать, был бы я умным, носил бы не сержантские нашивки, а хотя бы лейтенантские!

– Ничего себе – хотя бы! – воскликнул лейтенант Хартон.

– Да что они понимают, девчонки эти?! – поморщился Матвеев. – Им бы лишь бы захомутать кого-нибудь, чтобы самой не работать, чтобы муж все устраивал, деньги приносил, дома пореже бывал!

– Это – да, это точно, – согласился Хартон. – Моя Эльза рассказывала, что у Сьюзи праздник, когда Тома на внеплановое задание вызывают. Она сразу же…

– Это какого Тома? – перебил Матвеев. – Кроуффорда, что ли?!

– Ага, – кивнул Хартон. – Его самого.

– Врешь! – Матвеев повернулся к Хартону всем телом. – Не может того быть! Ах, зар-р-аза, а?! А Том-то…

– За дорогой следи! – испуганно крикнул Хартон, видя, как флаер начинает крениться и сильно забирать вправо. – Вмажемся сейчас, костей не соберешь!..

– Не, нормально все, – Матвеев мгновенно выровнял флаер и покрутил головой. – Дорога… какая тут дорога?! Одно направление. Знаешь, как в старом анекдоте, когда два геолога встречаются на Лунном Плато, и один спрашивает, далеко ли до Золотого Треугольника. А второй ему отвечает: «Идешь на юг, через пять дней поворачиваешь налево…»

– Слышал я этот анекдот, – кивнул Хартон. – Только немного в другой интерпретации.

– Сьюзи… – пробормотал Матвеев. – Вот ведь зараза какая… Интересно, а Том знает?

– Знает, наверное, – ответил Хартон. – Даже наверняка знает. Он ей пару раз устраивал… веселую жизнь – она потом неделю очки и маску не снимала, синяки прятала. А однажды он из патруля заявился неожиданно… Помнишь, когда его на месяц в отпуск отправили?

– Ну?

– Вот тебе и «ну»… – усмехнулся Хартон. – Хорошо еще, что не посадили, он ее саму и дружка ее так отметелил, что те в госпитале неделю валялись.

– Бросил бы он ее, – проворчал Матвеев.

– Любит, – коротко ответил Хартон и вспомнил свою Эльзу.

Как ему однажды стало плохо после бурной ночи в кабаке, и он еле добрался до дома, уснул прямо на полу, даже раздеться не пытался. И как потом Эльза рассказывала, как она испугалась, увидев лежащего в комнате без движения мужа. Как она подумала самое страшное, и как она орала и хлестала его по щекам, когда поняла, что он жив, просто пьян – настолько пьян, что называет ее чужим именем.

«Меня жена тоже любит, – со все возрастающим чувством стыда подумал лейтенант Хартон. – Правда любит. Тысячу раз могла уже бросить – я ведь далеко не подарок, еще какой «не подарок»… а не бросает… И правда, сильно она, должно быть, напугалась – увидеть в доме труп человека… близкого человека… лежит, без движения, лицом вниз, правая рука вытянута вперед, словно бы он к чему-то тянулся, левая рука безжизненно повернута вверх ладонью, ступни ног бессильно вывернуты… Падший… точнее, павший ангел, – подумал Хартон. И сразу же за этим почему-то: – «Ангел смерти»…»

– Лейтенант Хартон! Внимание!..

Хартон очнулся и понял, что флаер тормозит. А через миг, взглянув на экран внешнего обзора, он понял также и то, почему он тормозит.

Впереди, ярдах в ста, на грунте стоял полицейский флаер. Люк его был распахнут, на песке возле него наполовину занесенные песком лежали два тела в полицейской форме. Одного из них почти полностью скрывал корпус флаера, а второй виден был отчетливо – лежит, без движения, лицом вниз, правая рука вытянута вперед, словно бы он к чему-то тянулся, левая рука безжизненно повернута вверх ладонью, ступни ног бессильно вывернуты…

Лейтенант Хартон мгновенно вцепился в рукоятки пулемета, толстый ствол дрогнул, зашарил по пескам в поисках цели… которой не было.

– Это наши, – срывающимся голосом доложил сержант Матвеев, – из нашего участка, машина капитана Гейгера, его позывные, они вчера вышли в патруль…

– Ганс… – прошептал лейтенант Хартон. – Павший ангел…

Вчера только они виделись – вечно улыбающийся, светловолосый, высоченного роста… действительно очень похож на ангела, какими их обычно изображают на картинах… погибший ангел, ангел смерти… точно, это он и есть. Лицом вниз, но не узнать его нельзя, такой рост в участке только у него…

И тут же какая-то странная мысль кольнула лейтенанта Хартона. Что-то здесь было не так, что-то неправильное было в этом всем.

Черт! Конечно, неправильно! Не должны люди умирать, валяться вот так вот, в песках! Особенно полицейские, хотя на их-то долю это выпадает чаще I всего…

– На грунт! – приказал Хартон.

Флаер послушно опустился на песок, двигатели взвыли и замолкли. Хартон натянул маску и очки, открыл люк и вышел из флаера.

Снаружи было холодно, несильный, но очень неприятный ветер мгновенно ударил по лицу. Хартон достал пистолет и приблизился к телу. Наклонился, перевернул…

– Ганс, – выдохнул он.

Маски и очков на убитом не было. Хартон переключил свои очки в инфракрасный режим и понял, что флаер остановился совсем недавно, – двигатели еще были теплыми, корма флаера слабо алела на безликом фоне мертвой пустыни. Конечно, тело капитана Гейгера было лишь присыпано песком, через пять-семь часов на месте его остался бы лишь холмик. А второй…

Черт!

За корпусом флаера отчетливо краснел силуэт второго полицейского.

– Сержант! – рявкнул Хартон. – Ко мне! Быстро! Второй еще жив!..

Сержант Матвеев возник рядом буквально через секунду. Они вдвоем подбежали ко второму полицейскому, перевернули тело – очки, маска, нашивки лейтенанта…

– Кто это?! – В голосе сержанта отчетливо звучало удивление.

И тут только лейтенант Хартон понял, что его во всем этом насторожило.

Капитан Ганс Гейгер действительно вчера отправился на патрулирование в пустыню. Но он отправился туда один.

Больше ничего подумать лейтенант Хартон не успел. Оглушительный выстрел, ударивший ему в лицо, опрокинул мир, расколол его на мельтешащие осколки и погасил навсегда. И напоследок Хартон успел еще услышать второй выстрел и крик сержанта, донесшийся до него уже откуда-то сверху, из наваливающейся давящей тьмы.

Через десять минут два флаера, словно исполнившие свою жестокую миссию ангелы смерти, медленно поднялись в воздух, развернулись и неспешно на антигравитационных двигателях пошли на запад, к кратеру Галилея, оставив на песке три тела в полицейской форме.

* * *

Николай Мороков не был родственником легендарного Сергея, вместе с Ташико Мицуси основавшего на Марсе транспортную компанию. Хотя в детстве ему очень хотелось верить в это. Да и сейчас порой он мечтал, насколько лучше бы жилось ему, окажись Сергей Мороков его предком. Доходы от «Ташико-Морок» были немалые, намного больше, чем зарабатывал простой водитель грузовика, даже если приходилось крутиться исключительно на дальних рейсах.

А тут еще и фамилия такая… Уже во время устройства на работу Николаю пришлось услышать веселое «племянничек» от кого-то из водителей-старожилов. Никаким племянником он никому не был, но шуточка быстро разошлась, и иначе никто уже его и не называл. Пренебрежительный оттенок в этом прозвище сохранялся, даже если его произносили в шутку, с улыбкой. И со временем Николай потерял терпение – вначале просил, затем перешел на ответные оскорбления (он действительно считал это прозвище оскорбительным), а через год уже сразу бил в морду шутнику, посчитавшему себя таким остроумным.

Эта манера поведения не замедлила сказаться на заработке и послужила основной причиной неприязни к нему, возникшей в коллективе. Прозвище не кануло в Лету, оно просто ушло на задворки, продолжая существовать. Николая по-прежнему называли «племянничком», но уже исключительно за глаза.

Николай сделался угрюмым и нелюдимым, наметившиеся было в первые дни друзья как-то не превратились в настоящих, с девушками он стал стеснителен, стараясь не представляться по фамилии. И все выходные проводил в одиночестве.

Но однажды он познакомился в баре с водителем по имени Стекс из расположенного в Нью-Риме филиала, и как-то так получилось, что между ними возникла если и не дружба, то взаимопонимание. Водитель этот сразу притягивал к себе внимание – здоровый и бритоголовый черный; ярко-белая татуировка на правой руке: «Вашу мать я вспомню не раз!..»; кислородная маска разрисована яркими красками и напоминает собой оскалившуюся пасть хищника. Этот последний штрих особенно понравился Николаю, так украшали себя только самые крутые водители, компания «Ташико-Морок» запрещала подобное, но тот, кому хватало смелости плевать на подобные запреты, невольно вызывал у Николая уважение. Самому ему когда-то пришлось поплатиться двухмесячным жалованьем за такие же точно «художества», и сейчас кислородная маска у него была самая обычная.

Стекс предложил Николаю заработать немного денег. Дело оказалось не вполне законное – нужно было перевезти груз из Одд-Сити за пределы Золотого Треугольника, в район кратера Барсукова – какие-то контейнеры, которые там погрузили на корабль. То ли оборудование, то ли контрабанда – Николай не особенно вдавался в детали, пачка банкнот, равная его полуторамесячному заработку, отбила охоту любопытствовать.

Через неделю Стекс опять нашел его и снова предложил совершить нелегальный рейс. На этот раз уже немного дальше, хотя и в том же направлении – в Долину Силинка. В колонне было шесть грузовиков, один из водителей оказался хорошо знаком Николаю – работал в том же отделении компании. Но на обратном пути произошла стычка с полицией.

Водители «Ташико-Морок» умели постоять за себя, а двое полицейских на флаере (спутники Николая называли их «ангелами смерти») против полутора десятков хорошо вооруженных и отлично умеющих стрелять людей – это совершенно несерьезно.

Расследования не было. Видимо, полиция так и не разобралась, кто же убил их патрульных. А Николаю стали предлагать все более и более заманчивые рейсы. Пока однажды он не познакомился с Олафом Стоунсоном и не начал воспринимать свою работу в «Ташико-Морок» как второстепенную.

Теперь основной работой Николая Морокова стали рейсы, выполняемые по поручению Олафа, у него появились друзья среди байкеров и даже среди полиции, иногда помогавшей Олафу. Денег стало больше, жизнь пошла интереснее. Да и стрелять Николай научился намного лучше. И теперь уже, если возникала соответствующая ситуация, без особого содрогания нажимал на спусковой крючок.

* * *

То, что стрелять на борту космического корабля как минимум не рекомендуется, знает любой ребенок. Погибший в коридоре «Отбоя» байкер, надо полагать, под категорию детей не подходил совершенно. А может быть, это было уже неосознанное действие – судорожно дернувшийся на спусковом крючке палец; не понимающие уже, что они творят, руки; короткая очередь в дальний конец коридора, а то даже вовсе и неизвестно куда, в пустоту, по траектории, подсказанной падающим и стремительно умирающим телом. К разряду же чистых случайностей можно отнести то, что на пути автоматной очереди как раз находился распределительный щит, в котором ярко синели и зеленели трубки системы охлаждения гравитационных двигателей. Никто никогда не планировал запас их прочности таким, чтобы они смогли выдержать попадание пули. И никто не предполагал, что может потребоваться срочно запустить гравитационные двигатели при неработающей системе охлаждения.