Текст книги "Покорение высоты"

Автор книги: Игорь Сорокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Отказавшись от привычной конфигурации колонн, Николай Васильевич разработал новый тип колонн крестового сечения. При этом крест колонн поворачивался на 45 градусов к главным осям здания. В итоге каждый луч креста принимал на себя максимальную нагрузку перекрытий сооружения, давая замечательную возможность «получить простые и удобные в монтаже жесткие узлы каркаса», – так было написано в акте экспертизы на это изобретение Никитина. Благодаря такому конструктивному решению «диафрагмы жесткости в здании МГУ оказались в центральной зоне сооружения, а уже оттуда распределялись по всему каркасу».

Соединение наземной части МГУ с жестким фундаментом, укрепленное колоннами нового типа, дало жизнь единственному в своей неповторимости ансамблю, способность парить в воздухе, подниматься в облака.

МГУ на Ленинских горах

Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова – самое протяженное по длине здание в мире, которое не разрезано температурными швами. Тепловые колебания гасятся внутри самой конструктивной системы.

Когда строительство МГУ шло уже полным ходом, Никитина вызвал академик Лев Владимирович Руднев, главный архитектор университетского комплекса, который сменил на этом месте академика Б. М. Иофана. Они и прежде встречались на совещаниях и советах, но с глазу на глаз им еще беседовать не приходилось. Николаю Васильевичу было известно пристрастие академика Руднева к ампирным формам, и он предполагал, что разговор будет нелицеприятным, потому что конструктивная схема, заложенная Никитиным в проект, требовала некоторой упрощенности стилистических форм. Руднев встретил его действительно со строгим, озабоченным лицом, велел сесть, а сам вышел из-за огромного своего стола и заходил скорым шагом вдоль стены, увешанной яркими акварелями, которыми академик увлекался на досуге.

– Мне странно, Никитин, что вы, архитектор, ни в грош не ставите наше искусство. Не спорьте, пожалуйста, не спорьте! Я хочу понять, что вы за человек. Ваше, так сказать, кредо. И еще: как вам удается в одном лице примирить творчески одаренную личность и послушного до педантизма технического исполнителя?

– Ну, на этот вопрос я, пожалуй, смогу ответить. Когда-то в молодости я осмелился внести несколько поправок в архитектурный проект, и из этого не вышло ничего хорошего… Лично для меня. Хотя объект построился вполне приемлемый.

И Никитин коротко рассказал, как железобетонные арочные конструкции подняли свод Новосибирского вокзала и держат его до сих пор.

– Так это были вы? – удивленно протянул Руднев. – Стало быть, теперь вы решили действовать осторожнее, но беспощадней? Хотите, чтобы архитектура пошла к вам на поклон?

– У меня никогда не было таких целей и, надеюсь, что не будет. Просто у архитекторов своя работа, а у меня – своя. Разная специализация при единстве общей цели. Свою цель я вижу в том, чтобы раскрыть возможности архитектуры здания с помощью новых конструктивных схем. С двух сторон – от художественного образа и от конструктивной схемы мы вместе должны идти к современному проектированию.

– В чем же вы видите принципы этого «современного проектирования»?

– Прежде всего в правильном понимании композиции и в четком представлении перспектив…

– Что же вы тогда оставите искусству архитектуры?

– У искусства ничего отнимать нельзя. Архитектура сама превращается в деятельность, направленную на перспективное развитие социальных потребностей людей.

Наша конструкторская роль здесь вторична, но без нее современной архитектуре уже не обойтись. Мы изобретаем и испытываем строительные конструкции и детали, создаем конструктивные схемы, но одухотворяет их и дает им полнокровную жизнь архитектурный художественный образ. Конструктор, по-моему, друг и партнер архитектора, а совсем не разрушитель художественных форм. Я уверен, что, приглядевшись к существу нашей работы, архитектура получит множество непредсказуемых возможностей.

Академик оживился, словно услышал собственные мысли, облеченные в четкие формулировки.

– Если бы мои коллеги умели так же мыслить, мы бы не топтались на месте… Хотя должен вам сказать, что лично я конструктивизм не жалую. Не люблю.

– Но мы же о разных вещах, наверное, говорим. Вы о направлении в архитектуре, а я о технологии раскрытия возможностей современной архитектуры. У меня и в мыслях нет подменять искусство архитектуры железобетонной геометрией.

Никитину показалось, что Лев Владимирович не слышал его объяснений, думал о чем-то своем, отвлеченно взглядывал на него из-под круглых очков и сосредоточенно теребил свою докторскую бородку чеховских времен.

– Я думаю, – медленно сказал Руднев, – вам надо передвигать свои творческие интересы ближе к подлинной архитектуре, к архитектурному поиску. Здесь на МГУ вы утвердили себя фигурой не менее высокой, чем члены авторского коллектива. Некоторым это не очень нравится. Они прощают вам лишь потому, что вы архитектор по образованию. – Руднев на минуту задумался. Никитин напряженно молчал в ожидании его слов. – Знали бы вы, Никитин, как нужны нашей Академии архитектуры люди с вашим способом мышления! Многим одаренным людям кажется чуть ли не предательством переход к новым архитектурным формам. Мне думается, что вы смогли бы помочь нам утвердить и раздвинуть эти формы, наполнить их высотой и воздухом. По правде говоря, у меня еще не было помощников, умеющих так точно схватить главную идею постройки. Знаете ли вы, что вы сделали? Вы не только поставили наш университет на прекрасный фундамент, вы дали зданию возможность свободно дышать!

4

Никитинские коробчатые фундаменты подводились под всю шестерку первых высотных зданий Москвы. Эти монументальные сооружения были мощным шагом советских строителей, покорявших новые для себя высоты. Они по-своему красивы, они даже страдают излишней красивостью, как бы пытаясь перещеголять своим внешним видом затейливую узорчатость русских теремов.

Высотное здание на площади Восстания стоит на никитинском фундаменте

Пространственно-связевые системы каркасов этих зданий, установленные на жесткий фундамент, придают каждому зданию монолитность и надежность на века.

На университетском комплексе еще шли отделочные работы, а перед Никитиным была уже поставлена новая задача – разработать несущие конструкции для Дворца культуры и науки в Варшаве.

Никто не собирался освобождать его от работы на МГУ, пока объект не будет завершен полностью, и Николаю Васильевичу пришлось не то что раздвоиться, а растроиться. Ведь в период строительства университета он уже был занят на двух фронтах – МГУ и Промстройпроекте, где он числился ведущим конструктором.

Начало пятидесятых годов было для Никитина одним из самых горячих периодов в его творческой судьбе.

В Промстройпроекте, или, как звал его Никитин, ПСП, ни одна работа не была похожа на другую. Их связывала лишь общая цель – беспрерывно создавать новые строительные конструкции для промышленных зданий и сооружений. Разрабатывались и тут же шли на испытательный полигон не виданные прежде большепролетные балки, железобетонные пояса-фермы с металлической затяжкой (позже эти затяжки назовут анкерными болтами), новые панели перекрытий для заводских цехов.

Задачи ставились самые разнообразные. Большой удачей сам конструктор считал разработку нового типа волнистых асбестоцементных плит, из которых до сих пор строят амбары, зерновые склады шатрового типа, промышленные галереи, градирни, ангары для самолетов. Старые плиты применялись прежде лишь для кровли деревенских домов, они были недолговечны и хрупки.

Разработанный Никитиным оптимальный профиль асбестоцементных плит превратил их из «сельского шифера» в надежный строительный материал для промышленных сооружений. Николай Васильевич разработал конструкцию этих плит, «найдя функциональную зависимость между длиной, высотой волны и толщиной плиты». Но полевые испытания показали, что и новые плиты расслаиваются, трещат и ломаются, несмотря на их повышенную прочность, если их применять для кровли горячих цехов. Но именно это и было их главным назначением – горячий цех.

Начались многочисленные опыты, которые Никитин проводил на испытательном стенде собственной конструкции. Он искал причины коробления плит, а когда нашел, не стал насиловать природу асбестоцемента, а, напротив, стал всматриваться в нее, стремясь понять ее загадки. Прочный негорючий материал, каким был асбестоцемент, предназначенный для металлургических заводов, должен был подчиниться своему назначению. Плиты тем временем трещали и ломались в самых неожиданных местах, но виной тому оказались не они сами, а жесткие узлы крепления их к кровельным балкам и друг к другу. Стало быть, нужно как-то по-новому наводить крышу на здание. Идя вслед за природой материалов, Никитин предоставил асбестоцементным плитам возможность свободно деформироваться. Задача – повысить прочность трансформировалась в другую: как снизить величину возникающих внутри плиты напряжений, как повысить ее «степень свободы»? И тогда начались поиски нового способа крепления плит.

Николай Васильевич, став на время механиком, изобретает удивительно простое приспособление – крепежные болты на растяжках… Асбестоцементные плиты усиленного профиля стали легкими и надежными ограждающими универсальными конструкциями благодаря гибкому и прочному креплению.

Конструктор не умел делить задачи на большие и малые. Чаще всего в выборе темы он руководствовался социальной необходимостью, потребностью народного хозяйства. Поэтому спектр его творческих поисков был бесконечно широк.

Никитин принимается за разработку фундаментов для цехов горячей и холодной прокатки стали, используя опыт строительства МГУ. В итоге прокатные станы новых металлургических заводов страны получают не подверженные вибрации монолитные фундаменты с небывало низкой стоимостью строительства.

«Новое», «оригинальное», «впервые в строительной практике» – эти определения фигурируют во всех авторских свидетельствах и патентах Николая Васильевича Никитина.

Многообразие задач заставляет конструктора вникать в технологию самых различных отраслей народного хозяйства. Вслед за выполнением заказов для металлургической промышленности Никитин разрабатывает рациональную систему перекрытий для новых текстильных комбинатов. Задача формулировалась так: создать систему верхних перекрытий, способную без промежуточных опор перекрывать огромные производственные площади. При этом перекрытия не должны бояться вибрации, создаваемой сотнями ткацких станков, работающих в цехе.

Николай Васильевич разрабатывает прогрессивную технологию возведения облегченных шедовых оболочек из железобетона толщиной не более 5 сантиметров. Шедовые оболочки – сложные пространственные конструкции, напоминающие своей формой наполненные ветром треугольные паруса. Поднятые на мощные железобетонные столбы, эти «паруса» составляли затейливую волнистую кровлю. Прошедшие режим предварительного напряжения, эти конструкции превратились в бетонные оболочки, перекрывающие производственную площадь ткацкого цеха. Решив задачи по выработке оптимального профиля, конструктор столкнулся с другими трудностями: как навести эти перекрытия? Ни один кран не способен был выполнить эту работу, не поранив нежного тела оболочки.

И снова Никитин превращается в механика. Он изобретает знаменитую теперь в строительстве передвижную платформу, снабженную системой домкратов, осуществляющих сразу со многих точек плавный подъем железобетонного «паруса» на высоту кровельной отметки. Впервые в отечественной и мировой строительной практике вместо подъемных кранов стала применяться система домкратов. Тогда же Никитин впервые почувствовал, как далеко могло бы пойти это изобретение…

Двадцать лет спустя к Николаю Васильевичу пришел молодой инженер А. 3. Пружинин и принес на суд конструктора разработку нового принципа возведения зданий и сооружений методом выдвижения. Чем-то далеким и дорогим повеяло от этой разработки, когда Никитин вник в ее суть.

По разработке молодого инженера строительный процесс представлялся так: сначала, как обычно, закладывается фундамент, а на фундамент устанавливается… крыша. Домкраты, связанные в единую систему, приподнимают кровлю, а под ней формируется прямо на земле верхний этаж зданий. Снова включается в работу система домкратов, поднимая вверх на уровень одного этажа смонтированную конструкцию «кровля – верхний этаж». И так один за другим под крышей формируются этажи. Здание вырастает из земли, как гриб.

Благодаря этому методу открылась возможность начинать стройку с венца. Новшество не только открывало небывалые возможности строительной механики, но и выводило строительство на более прогрессивный уровень организации работ.

Николаю Васильевичу очень понравился этот пугающий своей простотой метод, который при очевидной своей привлекательности требовал от строителей высокой производственной культуры, точности монтажа, высочайшей координации и согласованности всех производственных звеньев. В разработке метода незримо присутствовал творческий никитинский почерк. Семя проросло высоким стройным деревом…

Конструктор был занят новыми изобретениями, когда узнал, что творческий коллектив, осуществляющий цикл работ по шедовым конструкциям для текстильных предприятий, удостоен Государственной премии СССР. Моспроект к тому времени закончил проектирование основных конструкций МГУ, но продолжал удерживать при себе конструктора, предвидя впереди новые большие задачи. А Никитин тем временем начинал задыхаться от обилия разбросанных, не связанных между собой тем, втайне мечтая о цельном, самостоятельном, большом деле, которому можно было бы отдаться безраздельно. Он не мог знать тогда, что вся его предельно напряженная, не позволяющая расслабиться работа точно подведет его к главному делу жизни.

Ясное представление о жизни конструктора в тот период дает письмо от 10 октября 1954 года, адресованное сестре Валентине Васильевне в Новосибирск.

«Здравствуй, Валя!

…Как-то очень трудно мне жить на свете. Вот опишу тебе вчерашний день подробно:

7.30 – встаю, бреюсь (бреюсь я каждый день), моюсь. Катенька тоже встает, греет мне сосиски… 8.30 – выхожу из дома. Мокрый снег с дождем. У меня зонт. Автобус. Сижу. Читаю «Далекое – близкое» Репина. Совершенно чудесная книжка. Через 8 минут метро. Еду 20 минут. Опять читаю. Пересадка на автобус. Тут уже с трудом втискиваюсь. Зонт и портфель мешают. Около 15 минут меня жмут, толкают и ругают. Конец. Приехали. Новодевичий монастырь. Выхожу. Зонт. Снег. Небольшой переход. Ожидание 5–7 минут. Еще автобус, тут можно сидеть и читать, но ехать 6 минут. Приехал в ПСП [Промстройпроект]. Поднимаюсь во второй этаж. Прихожу в отдел. Все за работой. Я опаздываю на час по праву совместителя. Комната в два окна. Работают в тесноте человек 20. «Здрасте… здрасте». Сажусь за стол. Звонок по телефону: «…Да, пришел».

Подходит Шерман: «Н. В., ну как же тут не получается…»

Сверху прибывают двое (те, что справлялись по телефону): «Мы на минуточку. Вот открытая эстакада, и мы решили сделать расчет на действие температуры и вот по этой формуле…» – и т. п.

«Н. В., вас к телефону». «Н. В., вот мы слышали ваш доклад, так скажите…»

«Это вы Никитин? Вот нам комитет предписал применить железобетонные конструкции. Что Вы посоветуете нам при пролете 18 метров?..» – и т. д. на 20 минут.

Далее мы с Шерманом целый час обсуждаем проблему о том, сделать свес у односкатной типовой балки за опору 45, 60 или 75 мм.

Далее я даю задание конструктору (урвавши во всей суматохе 20 минут на расчет).

Тут является студент и (очень вежливо) просит объяснить ему, почему у него проверка эпюры… не получается…

Снова с Шерманом придумываем универсальную деталь для крепления панелей и прогонов.

Но вот уж 2 часа, и мне нужно спешить на ДКиН [Дворец культуры и науки для Варшавы]. Самая ужасная вещь в моей жизни – это переход из ПСП в ДКН. Нужно в Хамовниках по грязным, отвратительным переулкам идти минут 10–15 пешком. Не знаю даже почему, но этот переход меня ужасно угнетает.

Вот я и на ДКН. Комната дурацкая, высота 5 метров. Одно окно сбоку. Вход с улицы. Тут у меня 7–9 человек. Все молодежь да старье. А работу задали! Ужас. Сверхуникальное здание, все в граните, мраморе и кондиционерах (кондиционирование воздуха—1000 дыр в перекрытиях и 1 км дурацких каналов).

«Н. В., вот тут балкончик над входом, как же подвесить эти два гранитных кронштейна?..»

Приказ №: «Поручить УП ДКН (Управлению проектирования Дворца) разработку каталога типовых железобетонных изделий для жилищного строительства РСФСР. Назначить Н. В. Никитина главным инженером темы». И вот все это мне нужно делать…»

Это письмо занимает 11 страниц убористого текста. Дописав до этого места, Николай Васильевич полтора месяца носил письмо в кармане.

В том ритме, в котором текла работа конструктора, и в той обстановке, которая его окружала, казалось невозможным сохранить свежесть восприятия, единственно способную привести к успеху в изобретательской работе. Однако Никитин умудряется в потогонном ритме жизни оставаться открывателем новых направлений в развитии технической мысли строительной отрасли.

В узкой многолюдной комнате с пятиметровым потолком разработал он не виданную дотоле конструктивную схему каркаса Дворца культуры и науки.

Внешне Дворец в Варшаве напоминает всех своих московских предшественников – высотные дома того периода, включая МГУ. Но его внутреннее инженерное обустройство явилось значительным шагом вперед в развитии строительного конструирования. Дворец культуры и науки стал логическим завершением начального типа советского высотного строительства.

Мощный коробчатый фундамент, заложенный в основание Дворца, организует переход к квадратной башне каркаса, давая зданию естественное продолжение в его устремлении вверх. Принципиально новая в своей целостной взаимообусловленности «коробчатая система связей с квадратным основанием в нижней части опирается на четыре угловых пилона» (именно таким будет впоследствии первоначальный вариант никитинской телебашни). Единая система связей поднимает и держит остов здания, сообщая ему жесткость монолита. Все горизонтальные усилия, действующие на здание, вся красивая внешняя обкладка «собирает ветер» и передает его давление на жесткие квадратные рамы каркаса. Дворец держится на единой, полой внутри огромной квадратной стальной колонне. По своему стилю здание напоминает башню. Башня поднимается уступами, она руководит архитектурой Дворца, сообщает ему устремленность вверх. Кажется, что нет больше ни температурных расширений, ни давления ветра. Невозможное стало возможным благодаря целой серии оригинальных находок, которые искал Никитин, чтобы раздвинуть допустимые пределы жестких связей и слить воедино ядро жесткости всей конструктивной системы Дворца.

Этим проектом Николай Васильевич доказал, что опытное распределение нормальных напряжений, произведенное с учетом ветровых нагрузок на здание, дает возможность возводить высотные сооружения в единой системе с полным отказом от температурных швов. Решена была многовековая задача строителей: как органично распределить по всем узловым точкам здания воздействующие на него природные силы.

Открытие следует за открытием, а Никитин их вроде бы даже не замечает, торопится приступить к новым темам и утопает в них с головой.

Несколько выдержек из прерванного письма к сестре.

«28/XI—54 г.

Немного погодя продолжаю. Суматоха все нарастает. Сейчас два конкурса [Никитин поставил себе за правило не пропускать ни одного]. Совещания, заседания, техсоветы…

…Шопенгауэр сказал: «…жизнь человека подобна маятнику: колеблется от одного несчастья к другому, проскакивая с наибольшей скоростью краткие минуты счастья». У меня сейчас (надеюсь) крайнее положение. Что-то все скверно. Нужно уходить из Моспроекта. Определяться на одно место. Совсем запутался с обязанностями. Ничего не успеваю».

Особенно удручает Никитина, что совсем не остается времени на чтение художественной литературы. Без книг он просто не может жить. «…Аксаков – это такое хорошее блюдо, что я, как и «Войну и мир», заранее его предвкушаю и через очередные пять лет наново читаю… Советую тебе еще прочесть «Евгения Онегина», я это недавно сделал. Ты знаешь – это прекрасная вещь!..

Наибольшее удовольствие я получаю от перечитывания «Мертвых душ» – попробуй этот шашлык».

Это письмо Никитину удалось закончить 12 декабря 1954 года.

«…Как-то жалко кончать письмо, все писал бы да писал. Предлагают мне две должности: главный конструктор Промстройпроекта и главный конструктор САКБ (заведение по типовому проектированию для Москвы), не считая других «гнусных» предложений. Пока что пытаюсь уволиться из Моспроекта – подал заявление.

Подозреваю, что после 11 страниц ты так и не понимаешь, что со мной происходит. Я тоже».

Оптимистический настрой, который всегда отличал Никитина, видимо, дал сбой. Это письмо, которое он писал более двух месяцев и все никак не мог закончить, было необходимой отдушиной, позволяющей сохранить бодрость духа в окружении людей и упрямое стремление одолеть все, что взвалила на него жизнь. Ни одной строкой не жалуется Никитин на усталость. Оставаясь ведущим специалистом трех важнейших проектных организаций: Моспроекта, Промстройпроекта и Управления проектирования Дворца культуры и науки в Варшаве, Николай Васильевич вынужден одновременно изобретать строительные механизмы и приспособления, конструировать строительные детали и проектировать дворцы. Он сумел организовать не только свой многоплановый труд, но и работу трех строительных проектных коллективов, которыми руководил в то время. И вот наступил сбой, внешне ни в чем не проявляемый. Но видимо, даже талант устает заниматься любимой работой. Почетная награда польского правительства – Большой серебряный крест – и тот не смог взбодрить его.

Закончился большой и чрезвычайно важный этап в жизни Николая Васильевича Никитина. Ведь, по существу, ему удалось утвердить собой, своими делами высокий статус конструктора в одном из самых важных видов деятельности людей – в заботе о человеческом крове.

Потенциальные силы Никитина могло теперь всколыхнуть большое новое дело, которое перевернуло бы основополагающие представления о возможностях строителя и человека.