Текст книги "Ангел-Хранитель 320 (СИ)"

Автор книги: Игорь Поль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12

Здание, в которой размещалась казарма учебного взвода, ничем не выделялось в длинной череде себе подобных. Типовое строение номер семь – безликая бетонная коробка, отделенная от других маленькой асфальтовой площадкой и рядом невысоких деревьев. На первом этаже располагались учебные классы, оружейная комната и склад боеприпасов. На втором – комнаты сержантов, санузел, душевая, а также четыре десятка каморок-выгородок, в каждую из которых были втиснуты узкая кровать, стенной шкаф и небольшой откидной столик.

День новобранцев начинался в пять утра с десятикилометровой пробежки. Командиры отделений пинками выгоняли взвод на плац, откуда, после короткой переклички, они стартовали по направлению к ближайшему лесу, чтобы через час загнанными лошадьми вернуться с противоположного конца базы.

Затем – душ, короткий утренний инструктаж и снова бег строем, на этот раз – в столовую, где они торопливо проглатывали похожие на замазку брикеты армейского рациона, запивая их соевым молоком или консервированным фруктовым соком. Сержанты питались тут же и тем же, с той лишь разницей, что они могли по своему усмотрению выбрать вкус рациона и его количество.

Далее по распорядку следовал забег в санчасть, где их быстро, но тщательно, словно лошадей перед скачками, осматривали военные медики. После осмотра врачей следовал конвейер из безликих медсестер, которые сноровисто прижигали мозоли, склеивали порезы, залечивали ожоги и накладывали эластичные повязки на места вывихов. Здесь же, в санчасти, они получали инъекции стимуляторов мышечного роста – имперская армия имела жесткие стандарты физического состояния и в короткий срок подтягивала до них всех новобранцев.

В восемь утра начинались двухчасовые теоретические занятия. Равнодушные как автоматы инструкторы преподавали устройство основных видов вооружения, боевого костюма, бортовых систем коптеров, а также основные правила ухода за ними.

Перечень изучаемого оружия относительно невелик. Многоцелевая штурмовая винтовка в комплекте с автоматическим подствольным гранатометом. Компактный ракетный лаунчер с самонаводящимися и управляемыми ракетами различных типов. Несколько видов ручных гранат и мин. Автоматический пистолет. Снайперская винтовка. Единый пулемет. Ну и, конечно же, КОПы – комплексы огневой поддержки, представлявшие собой боевых роботов с мощным вооружением и развитой системой искусственного интеллекта.

Зачеты принимались сразу же по окончанию занятий. Отделение с самыми низкими результатами отправлялось к ближайшему болоту, чтобы в течение двух часов по горло в мутной жиже отрабатывать форсирование водной преграды. Ну а те, кому повезло, использовали это время для закрепления знаний, занимаясь чисткой и обслуживанием изученного оружия.

Именно при очередном учебном форсировании взвод понес первую потерю – рядовой Гнус провалился в торфяную яму и захлебнулся до того, как его успели вытащить.

И пока шокированные новобранцы провожали глазами машину, увозящую тело их погибшего товарища, штаб-сержант Кнут поделился с ними очередной армейской мудростью.

– В армии, как и в природе, существует естественный отбор, – возвестил взводный. – Умные живут и процветают, тупые – хлебают дерьмо в болоте. Если до кого не дошло, расшифрую: рано или поздно я утоплю в дерьме всех тупиц из моего взвода.

Успеваемость на теоретических занятиях после этого случая резко возросла.

В полдень следовал обед, состоящий из густого рыбного супа и огромных порций кукурузной каши с белковым соусом.

В 13:00 – изучение имперских уставов и наставлений. Время от времени Кнут устраивал тест, в произвольном порядке выдергивая бойца с требованием прочитать по памяти страницу-другую забористого текста. Если солдат сбивался или затруднялся с ответом, ему на помощь немедленно приходило все отделение. Разумеется, подобные хоровые декламации сопровождались приседаниями или отжиманиями от пола.

В 14:00 начинались занятия в спортзале. Сержанты распределяли взвод по тренажерам, и в течение двух часов доводили подчиненных до полного изнеможения, каждого по строго индивидуальной программе, подобранной медиками в зависимости от физических данных солдата.

В 16 часов – марш – бросок на полевые занятия. Почти всегда марш – бросок был тяжелым испытанием сам по себе. Километр за километром, час за часом мчались они по пересеченной местности, разбрызгивая грязь, проламываясь через густой кустарник, с ходу форсируя ручьи и речушки. Отставших тащили за руки или подталкивали в спину, обессилевших поднимали и несли на руках, используя развернутые на манер гамака ремни амуниции. Слабовольных и хитрых били сержанты, а чаще – сами оставшиеся в строю бойцы, которые всеми силами пытались избежать дополнительной ноши.

Сами занятия были не намного легче. Молодых солдат до седьмого пота гоняли по полосам препятствий, учили приемам маскировки и скрытного передвижения, сериями повторяющихся упражнений вбивали в них навыки ориентирования и выживания на местности.

К 20 часам измочаленные, изгвазданные в грязи новобранцы приползали назад на базу, где сначала ужинали кусками тушеной рыбы, а затем приводили в порядок амуницию и обмундирование.

В 22:00 наступал час личного времени. Разбредаясь по своим каморкам, солдаты наконец-то оставались наедине со своими мыслями. Кто – то писал письма, кто-то надевал рамку голопроектора и погружался в мир виртуальных игр, кто-то находил силы читать, ну а некоторые просто дремали, наслаждаясь минутами блаженного безделья.

В 23:00 – общее построение, проверка снаряжения, вечерняя поверка, и, наконец, долгожданный отбой. Те, кому повезло пройти проверку благополучно, падали на жесткие койки и проваливались в сон. Неудачники же занимались физическими упражнениями, пока не вырубались от усталости или пока сержант не решал, что воспитательный процесс на сегодня закончен.

Ну и вишенкой на торте были ночные проверки боеготовности – суматошные, наполненные суетой и криками, подъемы по тревоге. Так как своего оружия у бойцов еще не было, проверки завершались смотром на плацу, после чего взвод снова падал в койки.

Однажды утром комната Молчуна оказалась пустой. На утреннем построении, его, избитого в кровь, выбросили из джипа комендантского патруля. Как выяснилось, доведенный до отчаянья новобранец попытался выбраться с территории базы, спрятавшись в кузове грузовика снабжения.

И вот теперь он – растерзанный, сломленный, в разорванном на груди комбинезоне, стоял на краю плаца и безучастно смотрел в сторону.

– Командир отделения! – негромко произнес Кнут.

– Сэр!

– Расстреляйте дезертира!

Молчун вздрогнул и недоверчиво уставился на Кнута.

Сержант Мосол выстрелил не целясь. Пуля ударила Молчуна в лоб, затылок разлетелся ошметками плоти. Мертвое тело мешком повалилось на газон.

– Сержант, к вечеру жду от вас рапорт.

– Есть, сэр! – отозвался Мосол, убирая пистолет в кобуру одним ловким движением.

Повинуясь команде, взвод повернулся направо и направился в столовую. Мертвец провожал их взглядом, в котором навсегда застыло удивление.

Глава 13

Сергей смертельно устал. С каждым новым днем его сознание все сильнее затягивалось мутной пеленой страха, мышцы одеревенели от перегрузок. Временами он уже плохо представлял, что происходит, и действовал, будто автомат, способный реагировать лишь на простейшие команды-раздражители.

Он держался на одном лишь упрямстве, но в редкие минуты просветления, когда перед мысленным взором вставало презрительное лицо Кнута, называвшего его слабаком, Сергей стискивал зубы от злости и повторял про себя только одно: «А вот хрен вам!»

И однажды на занятиях в поле случилось то, что закономерно должно было случиться – он подставился.

Крутясь в воздухе, осколочная граната пролетела положенные тридцать метров, ударилась о бруствер и свалилась в траншею. Взрыва не последовало – Сергей забыл ее активировать.

– Учишься кидаться булыжниками, Заноза? – поинтересовался всевидящий Кнут.

– Никак нет! Виноват, сэр!

– Это уж как водится, виноват. Сержант Лихач, отработайте упражнение всем отделением. Выдайте всем по пять плазменных. Этому – десять. Дистанция двадцать метров.

– Есть, сэр!

Двадцать метров – это значит, броски с открытой местности. Шар перегретой плазмы, если промахнуться мимо траншеи, потеряет поражающие свойства примерно на десяти. Частичное воздействие вторичными поражающими элементами – брызгами расплавленного металла, стекла или камня – сохраняется до пятнадцати. Всего одна ошибка, всего один неудачно отскочивший от бруствера пластиковый цилиндр – и все, заказывайте музыку.

Но Сергей ничего не чувствовал. Как давно он живет, словно безмозглая кукла? Три дня? Быть может, пять? Возможно, сегодня все и закончится.

Наплевать.

Лица солдат, рассовывавших гранаты по подсумкам, застыли, как у покойников.

– Отделение – вперед! – командует Лихач.

Подбежать к рубежу, упасть на колено, достать гранату, потянуть за кольцо, швырнуть гранату в траншею, лечь, закрыть глаза.

Вспышка ослепляет даже сквозь плотно сжатые веки. Волна раскаленного воздуха обжигает кожу. Шрапнель из горячего щебня со звоном отскакивает от шлема, сверху сыплются тлеющие щепки.

– Вперед!

Подбежать к рубежу, упасть на колено. Швырнуть. Упасть лицом в грязь. Вспышка.

– Вперед!

Подбежать, упасть, достать. Пальцы с сорванными ногтями не слушаются.

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

Свет на мгновение гаснет, а когда появляется вновь, перед глазами маячит лицо командира отделения.

Губы шевелятся, глаза вытаращены, лицо перекошено.

Чего-то орет.

Включается звук.

– …Отставить! Заноза, отставить! Закончить упражнение! – надрывается Лихач.

Сергей приходит в себя, часто моргает. В ушах звон, во рту песок, в глазах мельтешение зайчиков, мокрый от грязи комбинезон весь в прорехах, левый рукав дымится.

Его товарищи выглядят немногим лучше.

– Встать в стой!

Сергей занял свое место в шеренге измочаленных новобранцев.

– Конец тебе, сука, – прошептал Шкурник.

– Пошел ты.

Отделение недовольно заворчало.

– Ты уже всех достал, русский, – не шевеля губами, процедил Ланге. – Пора тебя учить.

– Училку отрасти.

– Короче, тебя предупредили, Заноза, – сплюнул Шкурник.

Глава 14

Ночью, дождавшись, пока сержанты заснут в своих комнатах, несколько человек тихо выскользнули в коридор. Один из них негромко стукнул в дверь Сергея.

– Эй, русский! Есть разговор.

Сергей открыл глаза, будто и не спал. Морщась от боли в обожженных пальцах, быстро натянул комбинезон, затянул ремни, накинул липучки ботинок.

Страха не было, перегруженный организм попросту игнорировал опасность. Внутри разгоралась какая-то бесшабашная ярость.

– Ладно, суки, – шепотом сказал он отражению в дверном зеркале. – Я иду.

В коридоре нетерпеливо переминался рыжий Ланге.

– Долго возишься, – сообщил Ланге громким шепотом. – Давай вперед.

Он подтолкнул Сергея, направляя в дальний конец казармы, туда, где из приоткрытой двери выбивалась яркая полоска света.

Словно в детстве перед уличной дракой, Сергея начала сотрясать нервная дрожь. Глубоко вздохнув, он толкнул дверь туалета и замер, давая глазам привыкнуть к свету.

– Входи, не трусь, – Ланге снова толкнул его, вошел следом и аккуратно притворил дверь.

– Еще раз дотронешься – сломаю нос, – не оборачиваясь, пообещал Сергей.

В просторном помещении с длинным рядом сверкающих унитазов его встречала целая делегация в составе неразлучной троицы – Шкурник, Тевтон и Салочник. Одетые лишь в трусы и ботинки, все трое представляли собой забавное зрелище. Если, конечно, не задумываться, для чего эти самые ботинки предназначались.

– Ты чего вырядился? – Шкурник явно был тут за главного. – Не на парад позвали, сволочь.

Дрожь не проходила. Сергей подумал, что со стороны он действительно выглядит до чертиков перепуганным.

Туповатый Ланге снова толкнул его в спину, на этот раз так сильно, что Сергея вынесло на середину помещения. Тевтон и Салочник, оба жилистые, мускулистые, одновременно шагнули в стороны, заходя с флангов.

Обманчиво медленным движением Сергей сунул руку в подсумок, и, опережая рванувшегося сзади Ланге, выхватил увесистый пластиковый цилиндр. Звонкий щелчок – и выпавшая чека зазвенела по кафельному полу.

Все замерли, вперившись глазами в его высоко поднятую руку. Физиономия Шкурника стала белее пластыря, которым была облеплена от лба до подбородка. Плазменная граната в закрытом помещении – штука пострашнее папаши, заставшего свою несовершеннолетнюю дочь за странным занятием в компании с голым соседским парнем.

– Пальцы ничего не чувствуют, – пожаловался Сергей. – Сжег ногти на полигоне.

Свободной рукой он осторожно обхватил ребристое донце и медленно провернул, считая щелчки механизма запала. Три щелчка, режим проволочной растяжки. Теперь, если отпустить рычаг ударника, последует мгновенный подрыв.

За его спиной пыхтел Ланге, в панике забывший, что дверь открывается на себя. Косяк трещал под его молодецким напором, но пока держался.

– Рыжий, – не оборачиваясь, позвал Сергей.

– А?

– Хватит портить имущество. Подойди и встань так, чтобы я тебя видел.

Теперь весь комитет по перевоспитанию сбился в кучу у стены. Хитрый план обернулся против них самих – помещение туалета не имело окон, а путь к единственному выходу преграждал псих с гранатой.

Сергей окинул полуголое воинство оценивающим взглядом. Дрожь постепенно отпускала его, как и всегда с окончанием состояния неопределенности. Он медленно прошелся от стены к стене и обратно. В задумчивости остановился. Рука начала уставать и он опустил ее, держа чуть на отлете.

– У вас какой-то напряженный вид, парни. Мало бываете на воздухе? Плохо спите?

Ответом ему было лишь тяжелое сопение.

– Я так и думал. Я вот тоже терпеть не могу, когда меня лишают законного отдыха. Меня это сильно нервирует.

– Слушай, Заноза, – начал Шкурник, демонстрируя пустые ладони. – Давай замнем. Ты ее не удержишь.

– Заткнись! – прервал его Сергей. – Не сбивай меня с мысли.

Он прочистил горло, сплюнул в унитаз.

– Так вот, – продолжил он, – когда меня внезапно будят, я становлюсь нервным. Ужасно нервным. А я не люблю быть нервным, потому что нервозность порождает суету, а моя профессия, наоборот, требует рассудительности. Рассудительности и пунктуальности. Пунктуальность – это когда ты должен выполнять все, что сам же и наметил, – пояснил он. – А иначе, если тебе не удается выполнить намеченное, ты перестаешь себя уважать. Начинаешь считать себя слабаком, совершать ошибки, теряешь уверенность, все твои планы расползаются как тараканы. В итоге ты буксуешь и не достигаешь цели. Все твое существование становится бессмысленным. Ведь профессионал – это тот, кто достигает цели. В любых условиях, невзирая на обстоятельства. Я понятно говорю?

Внезапно он шагнул вперед, размахнулся, и как следует врезал Ланге кулаком с гранатой. Хрустнул сломанный нос, многострадальные пальцы обожгло болью.

Вся сцена мгновенно пришла в движение. Шкурник упал и закрыл голову руками, Тевтон присел за унитаз, Салочник бросился бежать, споткнулся о Шкурника и растянулся во весь рост. И только оглушенный Ланге застыл на месте, боясь пошевелиться. Его кадык судорожно дергался вверх – вниз, слезы из закрытых глаз ручьем катились по изувеченному лицу, смешивались с кровью, срывались вниз и разбивались о кафель.

– Извини, рыжий, – сочувственно сказал Сергей. – Но я дал тебе слово. А я всегда выполняю то, что обещал. Я ведь профессионал. А заодно вспомни, сколько раз мы таскали тебя на руках. Не знаю как у других, но у меня после таких упражнений спина отваливается. А когда у меня болит спина, я становлюсь неуклюжим на полосе, и это не нравится сержанту. Обычно это кончается сеансом педагогики. С использованием ботинок.

Он повернулся к остальной части педагогической группы.

– Кстати, насчет ботинок. Не зря же вы их надевали. Вы двое – объясните Шкурнику ошибочность его методов. И не вздумайте сачковать.

– Ты что, самоубийца? – спросил Тевтон. – У тебя уже пальцы синие.

Сергей поднес руку к лицу и некоторое время внимательно ее изучал, будто увидел впервые. Выглядела она и впрямь не очень – посиневшие пальцы разбиты, обгоревшие ногти в комках застывшего клея, под ногтями кровь.

– Ты прав. Не уверен, что удержу ее дольше пяти минут. Постарайтесь уложиться. Вперед.

– Ты долбаный псих! – выкрикнул Салочник. Затем подскочил к Шкурнику и пнул его в живот. Тевтон присоединился к товарищу пару секунд спустя.

Некоторое время в туалете слышалось только тяжелое дыхание, перемежаемое сочными звуками ударов и отчаянными воплями избиваемого.

Внезапно стало тихо.

Сергей обернулся. На пороге, раскрыв рот, стоял Гаррисон, из-за него выглядывал Накамура с выражением изумления на обычно невозмутимом лице.

– Что, парни, решили присоединиться к вечеринке? – поинтересовался Сергей.

– Вообще-то, мы за тобой, – ответил Гаррисон, машинально постукивая по бедру импровизированной дубинкой, сделанной из ножки от табурета. Заметив ироничный взгляд Сергея, он смутился и спрятал свое оружие за спину.

– У нас тут небольшой диспут, – пояснил Сергей. – Не сошлись в вопросах мотивации. Но спасибо что заглянули.

Накамура прошел вперед с интересом оглядел диспозицию. Истукан в залитой кровью майке, тяжело дышащая парочка с потными от усилий лицами, и их скулящая в позе зародыша жертва. Затем он он принюхался и сморщил нос.

– Кажется, кто-то из твоих оппонентов того…

– Это моя вина. Я привел слишком веские аргументы, – повинился Сергей. И продемонстрировал упомянутый предмет.

– Это… сильно, – выдавил побледневший Гаррисон. А Накамура просто застыл, вытянув руки по швам.

– Кто-нибудь, найдите мне чеку, – попросил Сергей. – И поскорее, мать вашу, у меня уже рука отваливается.

– То есть, убивать ты их передумал? – спросил Гаррисон.

– Зачем мне их убивать? – удивился Сергей. – Мы же одна семья – мобильная пехота. А это мои братаны. Подставят плечо, протянут руку. И вообще – друг за друга горой.

Он посмотрел на Тевтона с Салочником, которые, ползая на карачках, старательно шарили руками по полу.

– Верно, пацаны?

Оба подняли головы, и синхронно, как автоматы, кивнули.

– Ну где там эта гребаная чека?

– Кажется, я на ней стою, – прогнусавил Ланге.

Гаррисон положил свою дубинку на пол и осторожно вернул чеку на место.

Онемевшие пальцы не слушались и Накамуре пришлось осторожно отгибать их один за одним. Когда он закончил, Сергей взял свой трофей здоровой рукой и протянул скрюченному от боли Шкурнику.

– Держи, – сказал он. – Это тебе на память. Всякий раз, когда у тебя, рукожопа, останутся лишние детальки после сборки пулемета – вспоминай обо мне. Я очень не люблю хлебать болотную грязь. Меня от нее проносит.

У выхода он покачнулся и едва не упал. Самурай аккуратно придержал его за ремень.

– Что-то мне, братцы, нехорошо.

Ему помогли добраться до койки, где он и вырубился, едва коснувшись головой подушки.

Спал он без кошмаров и сновидений.

Глава 15

Через пять недель обучения начальство в мудрости своей решило, что новобранцы достойны обладания боевой броней и индивидуальным оружием. По этому поводу штаб-сержант Кнут произнес короткую эмоциональную речь.

– Теперь у вас есть винтовка. У нас принято говорить, что она вернее женщины и надежнее друга. В отличие от женщины, оружие всегда помнит заботу о себе и верно хозяину. Содержите его в чистоте, не забывайте заряжать батареи, вовремя проводите тестирование, и она никогда не подведет. Начните лениться, оставьте в затворе одну-единственную песчинку, и вам вышибут мозги из-за не вовремя случившегося перекоса.

Кнут помолчал, переводя взгляд с одного лица на другое.

– Если оружие необходимо, чтобы убить врага, ваша броня, наоборот, не дает врагу убить вас. Она спасет вас от пули, осколка или излучения, согреет в мороз, охладит в жару, не даст подохнуть от потери крови. Но она не сможет помочь, если вы не поможете ей. Она превратится в бесполезный панцирь, в ходячий гроб, если ее электроника не получит питания, а в аптечке не будет лекарств. С неработающей броней вы останетесь один на один с противником – без огня поддержки, без связи с напарниками или командиром, без средств навигации. Без нее вы даже не сможете тащить на себе все, что необходимо для боя – воду, питание, амуницию, средства для выживания, боеприпасы. С этого дня, забота о броне должна стать для вас инстинктом. Без него вам не выжить. Я произношу эту высокопарную хрень не потому, что мне нравится видеть ваши глумливые рожи. Я хочу, чтобы вы, щенки, не подохли в первой же стычке из-за собственной глупости. Не разочаровывайте меня. Вольно!

В тот же день началось их обучение рукопашному бою.

На первом занятии Кнут вызвал из строя Накамуру.

– Ты ведь японец? – спросил Кнут.

– Так точно, сэр! Я с планеты Киото, сэр!

– Отлично. Япошки всегда отменно дрались, – осклабился Кнут. – Сегодня мы с тобой отработаем несколько ударов. Будешь моим спарринг – партнером.

– Есть, сэр!

– Итак, обезьяны, мы начинаем учиться драться. Без винтовки. Без брони. Без штыка. На войне случается всякое. Вас могут застать врасплох, и вы не успеете вооружиться. Вы можете утратить оружие в бою или при крушении транспорта. Это вовсе не означает, что вы должны прекратить сопротивление. Десант никогда не сдается. А потому, само ваше тело должно превратиться в оружие. Пока вы живы – вы опасны. Сержанты – разбейте отделения на пары.

– Для начала, демонстрирую один из самых простых и эффективных ударов. Удар в подбородок основанием ладони. Распространенное мнение гласит, что удар кулака опасен. На самом деле, в боевой обстановке, особенно без перчатки, такой удар может повредить сам кулак. Удар основанием ладони не менее эффективен и при этом безопасен для вас. Показываю, – Кнут кивнул Накамуре. – Готов, сынок? Защищайся.

Сержант резко развернул туловище, его ладонь метнулась вперед. Щуплый солдат взлетел в воздух и с грохотом обрушился на пол.

– Ты точно японец? – с сомнением поинтересовался Кнут.

– Так точно, сэр, – Накамура осторожно встал, потряс головой, затем снова принял боевую стойку.

– Тогда почему ты не поставил блок?

– Я пытался, но не успел, сэр. У меня плохая реакция. Я из клана воинов, но у меня нет способностей к рукопашному бою, сэр! Поэтому я в армии, сэр!

– Ну что ж, попробуем сделать из тебя бойца. Повторяю, плечо идет вперед вместе с разворотом корпуса, рука распрямляется вместе с движением плеча…

Накамура снова получил страшный удар в лицо. Некоторое время он ворочался на полу, как перевернутый жук, затем неуклюже поднялся, доковылял до Кнута и снова замер. Разбитый нос пузырился кровью, но японец не обращал на это никакого внимания.

– Первые номера проводят удар, вторые номера защищаются. На счет «раз» разворачиваем корпус, на счет «два» распрямляем локоть и наносим удар.

Кнут помолчал, глядя на напрягшиеся лица.

– Раз! Два!

Строй всколыхнулся волной неумелых движений.

– Смотреть внимательно! Повторяю! – сержант снова выбросил руку. Накамура покатился по полу, встал на колени, снова упал.

Кнут молча ждал.

Японец шевельнулся, вытер кровь рукавом, медленно встал. Его черные зрачки были огромными от боли.

Во взгляде взводного мелькнуло что – то похожее на уважение. Он кивнул и снова развернулся к строю.

– Раз! Два! Раз! Два! Номера меняются местами! Раз! Два!

Через полчаса японец не смог подняться. Он упрямо полз к сержанту, но ноги отказывались ему подчиняться.

Кнут кивнул Лихачу. Тот склонился над Накамурой, через штанину вколол ему обезболивающее. Через минуту глаза солдата прояснились. Он снова попытался встать. Лихач помог ему подняться, придержал за локоть.

– Ты действительно ни хрена не умеешь, солдат! – сказал Кнут. – Моя сестренка в детском саду – и та дерется лучше.

Он помолчал, сверху вниз глядя на истерзанного солдата.

– Но дух воина в тебе есть. Толк из тебя выйдет, даже не сомневайся. Иначе когда-нибудь я забью тебя до смерти. Твое имя – Самурай. Запомни его.

– Сэр! – прошепелявил Накамура разбитыми губами, – Это честь для меня. Я благодарю вас, сэр.

– Ну-ну, давай в санчасть, вояка, – Кнут кивнул Лихачу, и тот осторожно повел Самурая к выходу.