Текст книги "Приказы не обсуждаются"

Автор книги: Игорь Пидоренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

В дверях показался с пистолетом наготове Борис. Огляделся, опустил ствол. На немой вопрос Симонова небрежно махнул рукой. Стало ясно, что с третьим обитателем квартиры покончено.

Алексей Васильевич подошел к убитому, присел перед ним на корточки. Пульс щупать не стал – и так все было ясно. Негромко сказал:

– Это тебе за Штефана.

Поднялся, повернул спокойное лицо к Миронову.

– А ловок оказался, собака! Мгновенно среагировал!

Действительно, покойник (ныне!) не мог слышать никакого шума, когда Евгений заваливал старушку в коридоре. И ведь успел выстрелить! Неужели он так и сидел с пистолетом в руке?

Миронов подошел ближе, поднял то, из чего стрелял убийца Штефана. Такое оружие ему видеть еще не доводилось. По крайней мере, выглядела машинка совсем не пистолетом. Что-то вроде обычного портсигара, но немного больше размером и с отверстием для пальца – чтобы нажимать на курок. Может быть, из него удобно было стрелять, держа руку в кармане или сумке, но для обычной перестрелки оружие подходило мало.

– Хочешь забрать? – равнодушным тоном спросил Симонов, видимого интереса к диковинке не проявлявший.

Евгений покачал головой.

– Зачем оно мне?

– Давай тогда сюда, – распорядился Алексей Васильевич. – Авось, мне пригодится.

Симонов выглядел каким-то ненатурально расслабленным. Словно в действительности внутри у него все сейчас было словно камень. «Он что, никогда не убивал? – подумал Евгений. – Ни за что не поверю!»

– Что теперь? – спросил он.

– Теперь? Разговоры разговаривать будем! Ты там эту… не угробил, случайно?

Так. «Эту»… Что бы сие значило?

– Кажется, нет…

– Пойдем, глянем.

Старушка лежала все там же. Симонов, на американский манер потрогав вену на шее, скомандовал:

– Волоки ее в комнату!

Не очень легкая оказалась бабушка, килограммов на семьдесят.

– Давай сюда, на стул, – распорядился Симонов и попросил: – Этого, в углу, прикрой чем-нибудь. И веревку поищи.

Все так же послушно Евгений принес из бабушкиной спальни покрывало с постели, набросил на труп. А подходящий кусок веревки нашелся в кладовой. Старушку крепко прикрутили к стулу, повернули так, чтобы свет от люстры падал ей на лицо. Досадливо оглянувшись на продолжавший что-то бубнить телевизор, Симонов нетерпеливо пошевелил в воздухе пальцами. Борис понял первым, чего он хочет, шагнул вперед и выдернул вилку из розетки.

– Так, ребятки, погуляйте, пока я с дамой беседовать стану, – попросил Симонов. – Все, что она мне скажет, вам знать совершенно ни к чему.

– А скажет? – ради проформы спросил Евгений. Он прекрасно понимал, что никуда эта женщина не денется, будет говорить как миленькая. Не для того они убили двух ее товарищей, чтобы дать теперь отмолчаться.

Они с Борисом вышли из комнаты и, не сговариваясь, отправились на кухню. Пиво в холодильнике имелось: несколько бутылок «Браугольда». Евгений не стал озадачивать себя поисками открывалки и содрал пробку о край кухонного стола. Судя по взгляду Бориса, тот такую манеру обращения с мебелью не одобрял, но, поддавшись минутной слабости, повторил операцию, проделанную Мироновым.

Бокалов они брать не стали, пиво пили прямо из горлышка. Евгений, сделав пару солидных глотков, закурил, стряхивая пепел в раковину мойки. Борис посомневался, но просить сигарету не стал. И правильно, нечего организм травить!

Сидели сначала молча, отхлебывая пиво. Из комнаты слышался голос Симонова, но понять, о чем он говорит с пленницей, было невозможно.

– Ты его давно знаешь? – спросил вдруг Борис.

– Давненько, – кивнул Евгений. – Только не здесь познакомились.

– В России? – уточнил немец.

– Сначала – в России, а потом совсем далеко встретились.

– Понятно, – не стал уточнять, где именно, Борис.

– Слушай, – спросил вдруг Евгений. – А ты где в Москве учился?

– В МГУ, на журналистике.

– Так ты журналист? – удивился Миронов.

– Был когда-то, – неохотно сознался Борис. – Во времена ГДР. А когда объединение произошло, стали появляться так называемые запреты на профессию. Кто-то выкопал документы о том, что я имел отношение к ШТАЗИ. И все, дорога в журналистику мне была заказана. У нас многим по профессии работать запретили. Знаю одного, он шофером в службе безопасности был. Так даже автобусом ему не разрешают управлять – муниципальный транспорт! Полный идиотизм!

– А ты действительно со ШТАЗИ сотрудничал?

– Сильно сказано – «сотрудничал»! Так, подписку дал, чтобы за границу можно было ездить. А кто не давал? Некоторым повезло, их личные дела сгорели, когда тут государственные учреждения штурмовали. Ну а я, вот… – он развел руками.

– И чем сейчас занимаешься?

– Газеты по утрам развожу. Все бы ничего, да вставать очень рано приходится.

Конечно, бывший журналист лукавил и всей правды о своем прошлом не говорил. Как бы его Симонов в свою группу завербовал, не будучи осведомлен о темных делишках, в которых Борис был наверняка замешан? Но это Евгения совершенно не касалось. В советские времена куча работников периодики и даже очень известных являлась штатными сотрудниками КГБ. Ну и что? После развала СССР они продолжали точно так же вещать на газетных страницах и с экранов телевизоров. Только если раньше копались в помойках Нью-Йорка и общались с деклассированными элементами, то теперь стали описывать небоскребы Манхеттена и жизнь миллионеров.

Допив пиво, Евгений сходил в ту комнату, которую штурмовал немец. Человек, лежавший там на постели, так и не успел с нее встать. Борис пристрелил его, не раздумывая. И хорошо, что не раздумывал, потому что из-под подушки торчала рукоятка пистолета. Хозяин квартиры, а это, судя по всему, был именно он, просто не успел достать оружие.

На столе лежал ноутбук, и Евгений прихватил его с собой – вдруг пригодится. Наскоро проверил ящики шкафов, заглянул под кровать. Ничего интересного. Потом он точно так же обыскал комнату, в которой ночевала бабушка. Отметил, что постель ее была двуспальной, а значит, тот, кого пристрелил Симонов, ночевал со своей подружкой. Надо же: старички-старички, а спят вместе. Любовь до гроба… Кто же они такие?

В кармане куртки, висевшей в шкафу, он обнаружил паспорт на имя Карлы Хауф, гражданки Федеративной Республики Германии, сорокового года рождения, записную книжку.

Заглянул в комнату, где Симонов допрашивал старушку. Бабушка… Да какая там бабушка! Вполне молодая женщина сидела перед Алексеем Васильевичем и что-то бормотала в подставленный диктофон. Причем бормотала по-русски!

Симонов, распаренный, без куртки, с закатанными рукавами рубашки, зло оглянулся на Евгения.

– Чего тебе?

Миронов молча протянул свою добычу. Симонов мельком глянул, бросил паспорт и записную книжку на стол, положил ноутбук.

– Потом, потом… Все? Свободен!

Евгений вышел, успев заметить, что на полу валяется одноразовый шприц. Все ясно, вот почему эта женщина так покорно выкладывает противнику свои секреты. «Сыворотка правды»! Ну что же, на той войне, в которой они сейчас участвуют, все средства хороши. Здесь не действуют никакие конвенции, и о правах человека вспоминать не стоит.

Симонов появился на кухне примерно через полчаса. Отобрал у Бориса только что открытую бутылку пива, жадно припал к горлышку. Потом, отдышавшись, сказал:

– Все, ребятки, здесь нам делать больше нечего. Сейчас будем сваливать. Быстренько уберите за собой. Теперь второй этап нашей операции. Женя, твой человек все еще на площади?

– А откуда вы знаете? – удивился Евгений. Насчет Пашиного дежурства он Симонову ничего не говорил.

– Работа у меня такая – все знать! – оскалился Симонов. – А если честно, то мой человечек там тоже наблюдает. Только что звонил – все спокойно. Так что снимай своего часового и отправляй домой. Пусть отдыхает. Может быть, на днях понадобится.

Представляя, каким это будет ударом по самолюбию Паши, Евгений набрал номер.

– Сидишь?

– Сижу… – голос Шнайдера весело не звучал. Надоело, видимо. А он как хотел? Чтобы все и сразу? И перестрелки тебе, и погони? И чтобы непременно победителем выйти? Фигушки, так в серьезных делах не бывает!

– Докладывай!

– Нечего докладывать! Околачиваюсь тут, как сторож какой-нибудь! Ничего не происходит. Темно уже. Там в окнах свет горит. Но за шторами никого не видно.

– Ну и отлично, значит, ничего страшного не случилось. Отправляйся домой. Тебя уже страхуют, можно отдохнуть. Да и Мартина, наверное, заждалась.

– Как домой?! – возмутился Паша. – А дело?

– Дело отменяется, – соврал Евгений. – Переносится на более поздний срок.

– На ночь, что ли? – не понял Паша. – Так я могу подождать.

– Нет, не на ночь, – успокоил Миронов. – На завтра или на послезавтра. Сегодня можешь спать спокойно.

– Ну… ладно, – разочаровано согласился Паша. – А тебе точно сегодня помощь не нужна?

– Точно, точно! – рассмеялся Евгений как можно более искренне. – Я позвоню, когда потребуется. Спокойной ночи!

– Ну а у нас спокойной ночи не предвидится, – сказал Симонов, доставая из кармана еще один листок бумаги. – Предупреждаю, второй этап сегодняшней операции будет посложнее первого. Там аж пятеро мордоворотов окопалось. И все вооружены. Спят посменно, кто-то постоянно начеку. Нас будет всего четверо, но на нашей стороне фактор внезапности. Валить всех. Кроме, как и тут, одного. Они мало что знают, но вдруг… Никакой жалости, нас при случае тоже не пожалели бы. Уяснили? Теперь смотрите внимательно…

Глава 13

Квартиру после налета покинули быстро и без шума. В щель приоткрытой двери, уходя, Евгений успел заметить, что женщина, которую перед тем допрашивал Симонов, сидит по-прежнему на стуле, свесив голову, и не шевелится. Никаких сомнений в том, что с нею стало, Миронов не испытывал. Как и жалости. К площади подъехали на «фольксвагене» Миронова.

Сама соборная площадь освещена не была. Только вдоль домов по ее периметру горели уличные фонари. Когда они приблизились к своей цели, со стороны группы старых лип, что уместились на краю площади, дважды мигнул фонарик. Это сигналил дозорный Симонова. Оставив Евгения и Бориса за углом, чтобы лишний раз не светились, Алексей Васильевич пошел к нему. Минут через пять фонарик замигал снова. Теперь подзывали их.

Новый соратник по-русски говорил плохо. В темноте Евгений не очень его разглядел, но выглядел этот агент крепким мужчиной примерно того же возраста, что и Алексей Васильевич. Доклад свой он Симонову уже сделал, и теперь тот принялся отдавать распоряжения.

– Там, как я и говорил, – пятеро. Плана квартиры у меня нет. Придется действовать экспромтом. Можно только предположить, что женщину держат в отдельной комнате, там, где он, – кивок в сторону Евгения, – рассмотрел знак на стекле. При ней, скорее всего, один охранник. Остальные в других комнатах. Хайнц, – теперь уже кивок в сторону дозорного, – утверждает, что там все комнаты проходные, а основная дверь квартиры выходит на отдельную лестницу, ведущую во двор.

Сейчас мы просачиваемся в этот двор, двое поднимаются наверх и открывают дверь. Остальные их пока прикрывают, потом поднимаются тоже. Вот тут кое-что есть для штурма.

Он достал из кармана куртки два небольших черных цилиндра, что-то повернул со щелчком на торце каждого из них.

– Теперь это только световые гранаты. Взрыва почти не слышно, но вспышка ярчайшая. Можно было и дым оставить, но пространства там маленькие, друг друга можем перестрелять. Обойдемся. Как только сработают гранаты, в квартиру врываются двое, остальные опять прикрывают. И далее – по обстановке. Еще раз повторяю: валить всех. Кроме, разумеется, женщины и максимум одного «языка». Последнее – по обстоятельствам. Всем все ясно? Вперед!

Парами они перебежали кусок площади от деревьев до узкого прохода во двор дома. Здесь было не очень темно, помогал отсвет уличных фонарей. Действительно, из маленького ухоженного дворика на второй этаж вела широкая деревянная лестница.

Было очень тихо. О предыдущем нападении в эту ночь здесь не знали и к боевым действиям не готовились. Хотя наверняка всегда были настороже.

Евгений и Борис осторожно, ступая только на края ступенек, чтобы не выдать себя скрипом, поднялись наверх. Хайнц и Симонов, припав на колени, держали дверной проем под прицелом.

У двери, чтобы разглядеть замок, пришлось включить фонарик. Ощупав лучиком скважину, Борис вопросительно взглянул на Миронова. Тот кивнул: «Разберемся!» и достал свою универсальную отмычку.

Однако ее не хватило. То есть замок, конечно, открылся. Но не дверь. В лучших российских традициях она была закрыта на крючок. И если в прошлой квартире цепочку Евгений смог перекусить, то здесь нужно было кое-что другое. Он нажал на кнопку, и из маленьких клещей выдвинулось тонкое жало ножа. Просунуть его в щель и снять крючок с петли было делом трех секунд. На этот раз не раздалось ни звука. Путь освободился.

Какое-то несоответствие тут присутствовало. С чего бы это немцам запираться на цепочки и крючки?

Через щель он вгляделся в темноту. Маленький коридорчик, скорее тамбур. А за ним еще одна дверь. Миронов просигналил фонариком вниз: «Ждите!», осторожно приоткрыл первую дверь и просочился в тамбур.

Следующая преграда запоров не имела. По миллиметру, очень медленно и осторожно, Евгений начал приоткрывать ее. Блеснул свет. Неяркий, от одного плафона под потолком, но после почти кромешной темноты, царившей вокруг, он ощутимо ударил Миронову по глазам. Потребовалось несколько секунд, чтобы зрение привыкло к новому режиму освещенности и выдало результаты наблюдений.

Здесь люди присутствовали. Трое. Двое за небольшим столиком играли в карты и курили, а третий расположился в кресле перед телевизором с глянцевым журналом в руках. Звук у телевизора был приглушен, но не выключен совсем. Кроме того, картежники разговаривали довольно громко, и услышать тихого скрипа двери (а она, зараза, все-таки чуть скрипнула!) за этим шумом никто не мог. Удовлетворившись осмотром, Евгений прикрыл дверь, вернулся на исходную позицию и просигналил во двор: «Поднимайтесь!»

Через полминуты группа собралась на верхней площадке в полном составе. Шепотом Евгений доложил о том, что увидел. Симонов удовлетворенно кивнул и выдал ему световую гранату: «Три секунды!» Евгений понял. Нашел необходимую кнопку и, нажав ее, на счет «два» вбросил цилиндрик в комнату.

Конечно, вспышки из-за двери они не увидели, но на всякий случай зажмурились. Зато услышали легкий хлопок, тишина взорвалась жуткими воплями, и тут действие закрутилось.

Граната сработала как надо. Все три бандита завывали, прижав руки к глазам и кружась по комнате. Пули нападавших находили свои жертвы без труда. Перепрыгнув через упавших, Евгений отправил вторую гранату в следующую комнату. Там могла находиться Наташка, но тут уж ничего поделать было нельзя. Спохватившиеся бандиты могли иметь приказ уничтожить заложницу в случае атаки. А слепота, наступающая после взрыва световой гранаты, – временная. При соответствующем уходе она проходит почти без последствий. Лучше иметь живую жену, щурящуюся на слишком яркое солнце, чем не иметь никакой…

По счастью, комнат в квартире было три, и жену содержали в дальней. А в этой находился всего один бандит, и тот уже собирался спать. Вопли и проклятия ослепленных товарищей заставили его спрыгнуть с постели и схватиться за пистолет. Это мало помогло. Один выстрел он все же успел сделать, но палил наугад, и пуля ввалившемуся в комнату Борису не досталась. А ответная попала бандиту точно в сердце.

Оставалась еще одна комната, в ней были Наташка и охранявший ее мордоворот. Бандит мог убить заложницу, а мог и прикрыться женщиной, как щитом. Евгений и Борис замерли перед дверью, не решаясь распахнуть ее.

Но оттуда послышались грохот, звон, а потом звук упавшего тела. Наташкин голос произнес:

– Заходите, ребята, не стесняйтесь! Все в порядке!

На всякий случай присев, Евгений медленно открыл дверь. Посреди комнаты в позе победительницы, водрузив ногу на поверженного бандита, стояла улыбающаяся Наташка. В руке она сжимала ножку настольной лампы. Очевидно, этим импровизированным оружием она и обездвижила последнего из похитителей.

– Ну, смелее, смелее, герои! – сказала жена Евгения, продолжая улыбаться. – Сколько можно ждать, когда прискачет благородный рыцарь и освободит красавицу?

Тут Миронов понял, что все еще угрожающе поводит стволом пистолета, кое-как сунул оружие за пазуху и бросился к жене. Она, уронив лампу, повисла у него на шее.

– Где же ты так долго был? – спросила Наташка и… заревела, обильно поливая слезами щеку и шею мужа.

А он, ошеломленный, обрадованный и растерянный, гладил ее по спине и волосам, шептал какие-то ласковые слова и понимал, что был настоящим дураком, позволив самой лучшей на свете женщине ввязаться в эту кровавую историю…

В комнату заглянул Симонов, обозрел картину счастливой встречи супругов и скомандовал:

– Так, все вышли отсюда, там обниматься будете! Мне этого бугая еще допросить надо! А времени мало. Весь квартал, наверное, уже проснулся. Сейчас полицию вызовут!

С этим было не поспорить. Евгений увлек жену к выходу.

– Кто это? – спросила она, вытирая слезы.

– Потом расскажу, – сказал Евгений. – Еще будет время.

– Женя! – позвал его Симонов и, когда Миронов оглянулся, сказал, смягчая командирские нотки в голосе: – Мы сами доберемся. Завтра позвоню. А ты давай забирай ее и увози. Только не к Карлу своему, там искать могут. Лучше в Готу. Примет на постой твой волонтер?

– А куда он денется? – улыбнулся Евгений. – Счастливо!

– И вам не болеть, – махнул рукой Симонов. – Проваливайте!

Мельком попрощавшись с остальными членами группы, не представляя им Наташку – и так все ясно – он вывел ее на лестницу. Жена смотрела на убитых с испугом, но в истерике заходиться явно не собиралась. Крепкая ему досталась супруга, ничего не скажешь.

– Как они с тобой обращались? – спросил Евгений, когда шли к машине.

Наташка уже начала успокаиваться.

– Ничего, сносно. Кормили только всякими полуфабрикатами.

– Что, сырыми? – удивился Евгений.

– Ну, почему? Так, готовили кое-что, разогревали в микроволновке. Я пыталась в свои руки это дело взять, но они не разрешили, думаю, боялись, что отравлю.

– Вот идиоты! – от души прокомментировал Евгений.

– Не скажи, – возразила супруга. – Было бы чем – точно могла отравить. Надоели они мне – хуже некуда! Гопота люберецкая!

– Они что, все русские?

– Все, – кивнула Наташка. – И сюда добрались, гады!

– А еще кого-нибудь видела?

– Нет, за все дни, что здесь сидела, только эти морды и маячили. Да еще телевизор иногда можно было посмотреть.

– Ты у меня молодец! – похвалил Евгений, когда «фольксваген» выруливал на автобан. – Настоящая героиня! Я себя так проклинал за то, что сдался и взял тебя с собой!

– Да ты что! – Наташка отобрала у него сигареты и теперь жала на кнопку прикуривателя. – Чтобы я пропустила такое приключение? Да ни в жисть! – И тут же спросила с оттенком похвальбы: – А здорово я этого Вадика отоварила?

– Его Вадиком звали? Ну, потом свечку поставишь за упокой его души…

Наташка помрачнела на несколько секунд, потом махнула зажженной сигаретой в темноте салона:

– А и черт с ним, козлом! За все время слова доброго не услышала! «Сидеть! Не рыпаться! Молчать!» Поверишь, поговорить невозможно было! Ни о чем!

– Это они боялись, что ты их заговоришь и перевербуешь, как миледи Фельтона, – рассмеялся Евгений. – А они потом своего герцога Бекингема резать пойдут.

– А чего?! – тоже развеселилась супруга. – Запросто! С их-то куриными мозгами? Да как нечего делать! Слушай, ты куда меня везешь?

– К одному очень интересному человечку. Кстати, ему позвонить нужно, чтобы не свалиться как снег на голову. Хотя не думаю, чтобы наше появление стало сюрпризом

Слово «человечек» Наташку немного напрягло. Уж не завел ли здесь супруг себе женщину, пользуясь вынужденным отсутствием законной половины? Но, увидев Пашу, а потом, за поздним ужином, познакомившись с ним поближе, она свои страхи и сомнения прогнала прочь и была Шнайдером-старшим просто очарована.

Пауль их появлению действительно ничуть не удивился; более того, разбудил Мартину и заставил ее накрывать на стол. Он все пытался выспросить у Евгения подробности ночной операции и обижался на то, что ему не позволили в ней участвовать. Миронов отговаривался, мол, все произошло спонтанно и вызывать Пашу на подмогу не было времени. Пауль сомневался в его искренности, но «делал хорошую мину при плохой игре». Пришлось клятвенно заверить, что в следующий раз, в самое ближайшее время – непременно!

Ужинали чем бог послал. А послал он изрядно. В этой семье, в отличие от младшеньких, покушать любили, и готовить умели. На столе было мясо, жареное и тушеное, овощи, свежие и отварные. Паша извлек из погреба бутылку «Московской», и они с Евгением с удовольствием тяпнули по несколько рюмок. Дамам же предложили какой-то экзотический ликер. Рассказывали анекдоты и истории из московской и готской жизни. Евгений пообещал завтра же сводить супругу в замок Фриденштайн и вообще показать город.

В общем, хорошо посидели. Потом, когда уже ложились спать, Наташка спросила:

– Мы теперь домой уедем? Все закончилось?

– Ты – точно уедешь, – решительно сказал Евгений, стягивая через голову черную футболку. – А мне придется еще на какое-то время остаться.

Как и следовало ожидать, это заявление вызвало у жены бурю протестов.

– И думать забудь! Чтобы я тебя бросила одного? В этом империалистическом логове? За кого ты меня принимаешь?

– Скажи честно: боишься, – подколол, усмехаясь, Евгений, – что меня здесь какая-нибудь фройляйн окрутит!

– Вот еще! – фыркнула Наташка. Но потом призналась: – И этого боюсь. А еще больше – того, что ты сам не справишься!

Теперь пришел черед негодовать Евгению.

– Мало тебе было этих приключений? В заложницы попала! Ты видела сегодня, как здесь с противниками обращаются? Хочешь голову сложить за невесть какое дело? И меня с Киром оставить сиротами? Когда мужики дерутся, женщинам вмешиваться нельзя!

– Вот еще, горский мужчина нашелся! «Малчи, женщына!» Да если хочешь знать, я стреляю лучше тебя! И в секцию самообороны без оружия ходила почти год!

– «В секцию»! – передразнил Евгений. – Что-то не очень твоя самооборона помогла, когда тебя в Кольмаре похищали!

Наташка почти дар речи потеряла от возмущения.

– Да как ты… как ты можешь… такое говорить? Там три здоровенных мужика меня в машину затаскивали! И все равно я одному глаз подбила, а другому промеж ног заехала! Если бы в лицо какой-то гадостью не прыснули, фиг бы они меня запихнули в этот чертов драндулет! Потом даже сыпь какая-то на щеках появлялась!

– А здесь кто может гарантию дать, что тебя снова в «драндулет» не запихнут? – сказал Евгений, уже понимая, что ничего с женой поделать не сможет и ни в какую Москву она не уедет. Он слишком хорошо ее знал, чтобы питать какие-то иллюзии насчет того, кто в доме хозяин. Нет, Миронов не был законченным подкаблучником и изредка мог настоять на своем и выдержать сопротивление Наташки. Но жена обладала сокрушительной энергией и добивалась своего, если не скандалами (очень и очень редкими, надо признаться), то обычными женскими хитростями: лаской и уговорами.

Вот и сейчас, поняв, что спором ничего не решишь, а также чувствуя, что устала и нужно выспаться впервые за последние дни в уютном и безопасном месте, она сменила тактику. Зевнула, потянулась и сказала:

– Ладно, утро вечера не дряннее! Чего мы на ночь глядя разорались? Того и гляди, хозяева прибегут разнимать нас. Давай спать? А то я совсем без сил.

Но ночью у нее силы все же нашлись. И много…

Утром они вставать не спешили. Куда торопиться? Телефон Евгения молчал, его не домогались ни Симонов, ни Иван Иванович, который уже наверняка был осведомлен о том, что свое влияние он на Миронова потерял, и ломал голову, чем бы его теперь привязать, заставить выполнить контракт или хотя бы вернуть аванс. А может, уже обо всем догадался и строил коварные планы, как покарать обманщика?

Евгений даже посмотрел на окошечко телефона: не разрядилась ли батарея? Но все было в порядке.

Наташка еще спала, устроившись щекой на плече мужа, уютно посапывала ему в ухо. А Евгения одолевали мысли. Он не мог придумать, как бы уговорить свою драгоценную половину уехать домой. Может, соврать, что едет в обычную служебную командировку на несколько дней, и ничего особенного в этом нет? Так, деловые переговоры о дальнейшем расширении бизнеса.

Но с Наташкой они жили все-таки не первый год, умная женщина своего мужа изучила до самых глубин и в неуклюжее вранье, конечно, не поверила бы. Поэтому придется говорить правду. Не всю, разумеется, но основное. Была у него слабая надежда, что жена все поймет, благословит на ратные подвиги и останется стеречь домашний очаг. Однако Наташка восприняла грядущее приключение с восторгом и рекомендовала мужу забыть о каких-либо возражениях. Он было заикнулся, что начальство против… Плевать, сказала Наташка, на твое начальство! Если я поеду (а я обязательно поеду!), то это будет для тебя самой лучшей маскировкой. Так своему начальству и передай!

В общем, деваться ему было некуда.

Могло показаться, что после того, как жену похитили, он совсем не изменился. Ничего подобного. Внутри у него словно все оцепенело. Ему хотелось взять этого паскудного Ивана Ивановича за глотку, вытрясти из него местонахождение Наташки, а потом эту глотку просто и легко порвать. Но он изо всех сил сдерживался и вел себя так, как должен вести обычный человек в такой экстремальной ситуации. Ну, не совсем обычный, он ведь все-таки бывший военный и не станет бессмысленно метаться и кудахтать: «Где моя жена?! Верните мою жену!» Нет, он по-деловому выслушал предложение, условия, после выполнения которых супругу вернут, и согласился на них. Хотя, конечно, совсем не собирался стрелять в Симонова.

Естественно, Евгений испугался. Но деваться было некуда, и пришлось играть по предложенным бандитами правилам. До поры до времени…

Теперь руки его были развязаны, и напряжение, державшее все последние дни, отступило. Теперь всем этим тварям пощады не будет!

Вот если бы еще Наташку отправить в Москву…

Но об этом, по всей вероятности, придется забыть. И беречь драгоценную половину пуще зеницы ока.

Она же, судя по всему, совсем не испугана своим закончившимся пленом, полна энергии и собирается действовать наравне с Евгением. То есть ни в малейшей степени себя обузой не считает.

Утащить ее домой можно только уехав вместе с ней. А этого не мог сделать сам Миронов. Предстояло еще много дел. Оказывается, прошлое никуда не ушло, оно только дремало… Как в былые годы, он получил приказ и обязан был его выполнить. Приказы не обсуждают…

Осторожно переложив голову жены со своего плеча на подушку, Миронов бесшумно встал, нашарил в кармане висевшей на стуле куртки сигареты и зажигалку и на цыпочках прокрался к окну. Комнату им Шнайдеры-старшие отвели на втором этаже своего уютного домика. Евгений приоткрыл окно, закурил и стал разглядывать окрестности. Вокруг стояли такие же двухэтажные дома с маленькими лужайками перед входной дверью и чуть большими зелеными двориками у заднего крыльца.

Было очень тихо. Не рычали разогреваемые моторы, не перекрикивались дворники, сметающие в кучи мусор, накопившийся со вчерашнего дня.

Не было мусора ни в кучах, ни разбросанного. Все чистенько и аккуратно. И хозяева этих симпатичных домов – те, которые работали, – уже уехали по своим офисам и мастерским. Остались только пенсионеры и люди свободных профессий. Дети, которые во время учебного года тоже бежали в школы ни свет ни заря, сейчас, во время каникул, наверное, отсыпались.

– Опять ты куришь на голодный желудок? – послышался за спиной сонный голос. Потом раздалось шлепанье босых ног по полу, Евгения сзади обняли и прижались к его спине теплым телом.

– Дай и мне затянуться! – попросила Наташка.

– Во-первых, доброе утро! – ответил Евгений. – А во-вторых – фигушки тебе, а не сигарету! Совсем уже себя боевой подругой вообразила – курить натощак!

– Ты – гадкий мужской шовинист! – прокомментировала жена. – Если я воюю наравне с тобой, то и все остальное должно быть равным!

– Тоже еще – солдат Джейн! – фыркнул Евгений. – Вот посажу сегодня на самолет, и будешь дальше в Москве воевать. С Кирюхой!

– Как же, – теперь уже фыркнула жена. – Посадил один такой! По-моему, мы все уже решили: я никуда не еду!

– Когда это мы решили? – делано удивился Евгений. Он-то понимал, что да, конечно, все было решено еще вчера, а сейчас это так, просто игра.

– Вечером, – твердо сказала Наташка. – А еще – ночью. Ты что, уже все забыл?

– Знаешь, забыл, – сокрушенно вздохнул Евгений. – Совсем ничего не помню.

– Ну, так я тебе сейчас напомню! – угрожающим тоном сказала жена. – Ну-ка, пошли!

И она потянула его к постели…

Вниз они спустились только к десяти часам. Мартины, естественно, уже не было, а Пауль сидел на веранде и, надвинув на глаза свою неизменную шляпу, кажется, дремал. Ну да, здесь не привыкли бодрствовать по ночам, принимать неожиданных гостей. Не выспался, вот и кемарит, бедолага.

Наташка принялась изобретать какой-никакой завтрак, надеясь, что Мартина не обидится за то, что чужая женщина похозяйничала на ее кухне, а Евгений притащил еще один шезлонг, потихоньку разложил его и уселся рядом с Пашей.

Сон у того был чуткий.

– А! – сказал он, сдвигая шляпу на затылок и потягиваясь. – Я думал, вы до обеда спать будете. Срочных дел у меня сегодня нет, вот я и расслабился. Пива хочешь?

– Паша! Ты что? – поразился Евгений. – С какого барабана мы пиво поутру глушить будем?

– Ну, – смутился Шнайдер-старший, – я думал, что у тебя голова может болеть после вчерашнего. В России ведь пивом поправляют здоровье? Или сразу водкой?

– Окстись! Сколько мы вчера выпили? После такой незначительной дозы похмеляться? Плохо ты о русских думаешь! Сейчас кофе выпьем и будем как огурцы!

– А я глотнул, – сообщил Пауль. – И вот – задремал.

– Это у тебя тренировки нет, – авторитетно заявил Евгений. – У нас о таком количестве, какое мы употребили, и не вспоминают на следующее утро.

– Крепкие вы ребята, – признал полунемец. – Завидую. Тогда завтракать будем?

Он сделал попытку подняться из шезлонга.

– Сиди, – остановил его Миронов. – Сейчас Наташка все приготовит и нас позовет.

– Хорошая тебе жена досталась, – похвалил Пауль.

– А что – Мартина плохая? – спросил Евгений, доставая еще одну сигарету. Пока Наташка не видит, можно и немножко навредить организму.

– Нет, тоже хорошая, – согласился Паша. – Но она все-таки немка. Я вообще-то не курю, но если бы она увидела, что я до завтрака сигарету взял, такой бы скандал устроила!