Текст книги "Лунный Зверь [СИ]"

Автор книги: Игорь Вереснев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Греко, дай девку побаловаться.

Он резко выдернул из чехла длинный охотничий нож, взвесил на ладони…

– Эй, сучье племя, что вы тут безобразничаете?!

Новый голос, раздавшийся на поляне, был глухой и скрипучий. Но разбойники дернулись, услышав его, будто от раската близкого грома. Разом повернули головы. Танита повернуться не могла, только глаза с косила.

Под деревом, с которого минуту назад спрыгнул лучник, стояла старуха. Древняя, согнутая чуть не вдвое, в рваных, давно потерявших цвет юбке и кофте. Седые космы торчали из-под несуразного чепца. Одной рукой бабка опиралась на клюку, другой придерживала вязанку хвороста за спиной.

– Недоделанный, отпусти девчонку. А ты, молокосос, ножичек спрячь, нечего им вертеть.

Малыш подчинился тут же. Танита и моргнуть не успела, как нож был снова в ножнах. И руки разбойник спрятал за спину, будто нашкодивший шалопай. Бубо соображал хуже, потому руки не убрал, лишь чуть ослабил хватку. А главарь, сжимающий в руках снятую с Клеона кольчугу, заговорил примирительно:

– Зачем ты приплелась сюда, старая? У тебя свой заработок, у нас – свой.

– Заработок… – зло сплюнула бабка. – Золотишко отобрали – ладно. А девку зачем мучаете?

– Ей в лесу по-любому смерть. А так – ребяткам развлечение будет.

– Смерть ей или нет – не твоя забота. А развлеченье я вам устрою. Прямо на этом месте развлекаться будете. Долго, пока Моннор стоит! – Старуха даже клюкой пристукнула грозно. – Пошли с глаз моих долой, выродки!

Ни шустрого, ни лучника на поляне уже не было. После слов старухи и Греко метнулся в заросли, что твой заяц. До Бубо тоже дошло. Разжав объятия-клещи, подхватил свою рогатину и, смешно подпрыгивая, засеменил вдогонку за дружками.

Танита, почувствовав свободу, тут же бросилась к любимому.

– Родненький мой, ты меня слышишь? Ну пожалуйста…

Клеон с трудом приоткрыл глаза.

– Та…

Попытался ответить, но на губах только пена кровавая пузырилась. Так и не смог ничего сказать. Лежал, а глаза медленно гасли, закатывались.

– Клеон, любимый, не умирай, пожалуйста…

Девушка принялась судорожно искать жилку на шее

любимого. Не получалось. Отчаявшись, оглянулась на старуху.

– Он… умер?

– Конечно, умер. Стрела прямехонько в сердце угодила. Малыш – лучший стрелок в здешних местах. С двадцати шагов промахнуться никак не мог.

Танита всхлипнула. Вот и все… Конец всем их планам. Недалеко же они успели убежать! Значит, правду говорят, от судьбы не уйдешь…

Нет! Она от своего не отступит!

Осторожно провела пальцами по векам любимого, закрыла закатившиеся глаза. Наклонившись, поцеловала в безответные теперь губы. А затем разжала его ладонь, вынула палаш. Повернула лезвием к себе, потрогала кончик. Острый! Это хорошо. Больно будет недолго.

Старуха, молча наблюдавшая за ней, проскрипела:

– Что задумала, девонька? Порешить себя, никак?

– Я за ним пойду. Живыми вместе быть не получилось, будем вместе мертвыми.

– Вишь, как ты его любишь. Жизнь свою взамен его отдала бы, не задумываясь.

– Не задумываясь!

– А на то, что страшнее смерти, согласилась бы?

– Разве есть что-то страшнее, чем смерть?

Старуха скрипуче засмеялась.

– В нашем мире есть многое, что страшнее, чем

смерть. Можно умирать и рождаться заново сколько угодно. В нашем мире любой может стать богом. Если знает – как!

– Ты еретичка! – Танита даже палаш опустила. – Бог – один, Единый и Всемогущий. Он сотворил наш мир и…

– Не шуми. Поблизости нет священников, никто не уличит в святотатстве. – Беззубый рот бабки расплылся в улыбке. – Наш мир придумали и сделали Мастера. Ну, не об этом сейчас речь. Ты хочешь, чтобы твой любимый жил долго и счастливо? Правда, без тебя.

– Да! Но это невозможно…

– Возможно. Если ты готова отдать больше, чем жизнь, в качестве платы. Согласна?

Танита сглотнула подступивший к горлу комок. Старуха наверняка была либо ведьмой, либо сумасшедшей. Либо и то и другое одновременно. Но если в ее словах есть хоть малое зернышко истины… Отдать больше, чем жизнь? Что же это за плата? Вечные муки в Тартаре? Но Клеон будет жить долго и счастливо!

Девушка упрямо стиснула губы.

– Согласна.

В зрачках старухи блеснули зловещие огоньки. Она проворно отбросила клюку, уронила на траву хворост. Распрямилась! Полноте, была ли она такой уж древней?

– Тогда встань! Брось эту железку.

Девушка покорно поднялась.

– Стань так, чтобы твой милый лежал между нами. Возьми меня за руки. Смотри прямо в глаза и повторяй слово в слово! Готова? Назад пути не будет.

– Я готова.

– Стало быть, начнем… – Глаза ведьмы вспыхнули огнем. Вскинув подбородок, она зычно выкрикнула. – Аш!

Танита не знала, слова какого языка они произносят. Да и были это не слова – отдельные, не имеющие смысла возгласы. Но на третьем земля под ногами ощутимо вздрогнула. Мир вокруг начал блекнуть, гаснуть. И звуки затихли. Лишь гремел в ушах четкий голос старухи. Как он мог показаться скрипучим и глухим?

Старуха смотрела не мигая. И не было сил оторвать взгляд от карих? зеленоватых? серых? наливающихся голубизной? – глаз. Не было сил разжать пальцы, выдернуть из ее сильных, цепких рук. Мышцы напрягались сами собой, деревенели, а кожа начала нестерпимо зудеть, гореть огнем. Танита уже не чувствовала ступни ног, голени, бедра, всю нижнюю часть тела. Уже не видела ничего вокруг…

Ведьма замолкла. Заклятье было произнесено полностью. Танита ждала, что молния пронзит ее от макушки до пят, низвергнет в Тартар сквозь расколовшуюся землю. Но мир уцелел. Перестал дрожать и расплываться. Начал вновь заполняться привычными красками и звуками.

А в следующий миг с изумлением и ужасом она поняла, что держит за руки не старуху – молодую девушку… Себя саму! Ее лицо, ее волосы, ее одежда… Вторая Танита улыбнулась, подмигнула. И отвела наконец взгляд. Девушка быстро опустила глаза. Клеон исчез! Даже следов крови на траве нет, только валяется чуть в стороне бесполезный палаш. Она попыталась спросить, выдавить из горла хоть звук… Но вместо звука стремительно накатила тошнота, и Танита-первая ощутила, что проваливается в бездонную, черную, все быстрее вращающуюся воронку…

Четыре часа спустя на поляну выскочили собаки. И замерли. Здоровенные желтые псы, натасканные травить волков и поднимать из логова медведя, поджали хвосты, жалобно заскулили, попятились обратно в заросли.

Еще минут через пять подоспели люди. Солдаты, встревоженные поведением собак, приготовились к бою. Обнажили мечи, выставили вперед пики. Они думали, что готовы к любой неожиданности. Но то, что увидели…

Посреди поляны возлежал огромный, невиданный зверь. Короткая черная шерсть отливала серебром, будто лунные блики-играли на ней. Мощные лапы расслабленно распростерлись в траве. Но кончики когтей, то и дело выныривающие из мягких подушечек, не оставляли сомнения – одного удара достаточно, чтобы свалить замертво всадника. Вместе с конем. Огромные, как две желтых луны, глаза смотрели на людей, не мигая. И был в этих глазах могильный холод. И смерть дышала из алой пасти с поблескивающими клыками. Каждый – длиною в ладонь взрослого мужчины.

А рядом со зверем сидела девушка. Та самая, которую они искали. Молоденькая леди Ченгри, невеста князя.

Лошади захрипели и стали рвать поводья, увидев чудовище, так что солдатам пришлось спешиться, увести их прочь. Как и собак. Те, кому поручили животных, считали себя счастливчиками. Остальные жались за спины друг друга, не рискуя выйти на открытое место. Испуганно поглядывали на офицера.

– Ваша милость, ить это ж Лунный Зверь Мастеров, не иначе. Точно как в сказке…

– Спрячь свой поганый язык, пока я его не отрезал! Просто черная пума-переросток.

– Да разве ж пумы такие бывают. Это чудище медведя вмиг задерет…

– Рот закрой! Прикончить его нужно, и все дела. Ну, кто не трус? Пять золотых на выпивку даю.

– Мало удовольствия от золотых, когда в такую пасть угодишь.

Один из арбалетчиков решился. Высунулся из-за дерева. Зашептал:

– Ваша светлость! Сидите смирно, не двигайтесь! Сейчас я его достану.

Девушка вскинула голову. И вдруг выкрикнула:

– Не сметь трогать моего Зверя! Он спас меня, защитил от разбойников.

Солдаты растерялись. Переглядывались удивленно, то и дело косились на своего начальника. В конце концов офицер заметил осторожно:

– Леди, это дикое животное. Вам опасно находиться так близко от него…

– Меня он не тронет, – дерзко вскинула подбородок девушка. И, как доказательство, положила ладонь на голову чудищу. Погладила нежно. Тот вильнул кончиком длинного, такого же серебристо-черного хвоста и даже глаза прищурил от удовольствия. Впрочем, лишь на мгновение.

Офицер тихонько прокашлялся.

– Извините, госпожа… А тот человек, который похитил вас… Где он?

– Тот трус? Да он сбежал, едва завидел разбойников. Вон даже саблю свою бросил. Сейчас, должно быть, уже в Везенне. Да хоть в Тартаре! Слышать о нем не хочу.

– В таком случае… Вам следует вернуться в Райнор. Его величество и ваш отец волнуются.

– Разумеется, я еду в Райнор! Куда же еще.

Офицер перевел дух. Кажется, ответственное поручение удастся выполнить с куда меньшими трудностями, чем он ожидал.

– Тогда и не будем здесь дольше задерживаться. Лошади ждут…

– Зачем мне лошадь? Я поеду на нем. – Девушка похлопала чудище по холке. – Не могу же я бросить своего спасителя в этой дикой чаще.

Танита поднялась. И следом встал Зверь. Теперь он казался еще больше! Голова девушки едва виднелась из-за его спины. Но ее это ничуть не смущало. Уцепившись в загривок, ловко подтянулась, забросила ногу. Солдаты и ахнуть не успели, как она оседлала чудовище. Засмеялась, глядя на вытянувшиеся лица мужчин.

– Видите, он умеет быть смирным… Когда я велю. Поехали, офицер! Да не бойтесь вы! Только прикажите, чтобы ваши люди ближе чем на десять ярдов к моему Зверю не подходили.

– Мы и на двадцать не подойдем… – пробурчал под нос кто-то из солдат.

Человек открыл глаза. И тут же зажмурился. Белые скалы сверкали в лучах полуденного солнца, слепили. Человек полежал, дожидаясь, когда погаснет рой светляков. Вновь осторожно приподнял веки.

Подножие ослепительных скал тонуло в изумрудно-яркой зелени. Она поднималась террасами все дальше и выше, сливалась в пушистый, еле заметно колышущийся ковер. Впереди же, шагах в тридцати от лежащего человека, зелень распадалась на диковинные деревья, кустарники, траву. Эти тридцать шагов от его беспомощно вытянутой руки до кромки травы были песком. Мелким, почти таким же яростно-белым, как скалы. Горячим и слегка влажным.

От белизны скал и песка глаза начали уставать. Человек чуть повернул голову, чтобы взглянуть выше. Там было небо. Не бледно-голубое, выцветшее от зноя и слишком яркого света, как можно было ожидать, а по-весеннему бездонное, лазоревое.

Кроме скал, зелени, песка и неба был еще шум. Тихий, равномерно накатывающий гул за спиной. Гул казался смутно знакомым, но понять, что это, человек не мог. Нужно было взглянуть. Он попробовал пошевелить пальцами. Подтянул руку. Натужившись, оперся ладонями в песок, приподнялся, повернул голову. Затекшая шея кольнула тысячей злых иголочек, но подчинилась.

По другую сторону был океан. Огромный, темно-синий вдали, он мерно катил свои волны, выбрасывал их с глухим рокотом на берег. Волны недовольно шипели, пенились, бросались на песок. Вначале яростно, но быстро теряли силу, становились медленными, вялыми. Самые стойкие умирали, не добежав какого-то ярда до лежащего на песке человека.

И между волнами и его лицом стояли ноги. Две маленькие, очень смуглые, почти черные босые ножки. Несомненно, человеческие.

Ножки шевельнулись, скрипнув песком. Согнулись в коленках. Кто-то присел рядом с ним на корточки. Женщина. Девушка.

Сообразив, что на нее смотрят снизу вверх, незнакомка быстро поправила юбочку, сплетенную из каких-то толстых, грубых волокон, сжала колени. Он поспешно поднял глаза выше.

Даже не девушка – девочка-подросток. Круглое, симпатичное личико в обрамлении черных кудряшек, с полными губками, маленьким носиком. И любопытными карими глазками.

– Ты кто? – поинтересовалась незнакомка.

Вопрос этот, такой простой, неожиданно поставил человека в тупик Он напрягся, пытаясь ответить. Но память выпустила всего одно-единственное короткое слово:

– Клеон…

Собственный голос прозвучал глухо и сдавленно. Но девочка улыбнулась.

– Тебя зовут Клеон? Какое красивое имя. Никогда не слышала, чтобы кого-то так звали. Так кричат чайки перед штормом. А меня – Нгир. Обычное имя для девочки. Откуда ты, Клеон? Где твой дом, твое племя? Куда ты направлялся? И где твоя лодка? Она утонула? Но ведь шторма не было!

Девочка сыпала вопросами, но ни на один из них он не мог ответить! Будто не существовало в его жизни ничего, кроме этого океана, песка, скал. И этой смуглой полуголой девчонки.

Наконец та задала вопрос, на который человек мог попытаться ответить:

– Ты уже долго лежишь здесь. Ты не можешь встать? У тебя что-то болит?

Нет, боли Клеон не чувствовал. А сможет ли он встать?

Для начала попробовал пошевелить ногами. Потом сесть. Когда это получилось – подняться. Голова закружилась на мгновение, заставила пошатнуться. Но он удержал равновесие, даже не оперся на плечо проворно вскочившей девчонки.

Значит, не ранен. И не болен. Клеон огляделся еще раз. Новый ракурс ничего не добавил в картину окружающего его мира.

– Ты не похож на людей, которых я знаю. Ни у кого не бывает такой светлой кожи. И таких волос. А какая на тебе одежда! Из чего она сделана? Самая искусная мастерица не сплетет такое. – Нгир подергала подол его рубахи. Провела ладошкой по лосинам. – Похоже на вторую кожу…. Это и есть кожа! Ты что, убил кого-то и содрал с него кожу?!

– Нет, это не человеческая кожа!

– А чья же тогда?

– Это… – Опять память подводила его! Слов не хватало, лишь смутные, расплывчатые образы. – Такие большие, с рогами. Их мясо жарят и едят.

Девушка испуганно попятилась. Кажется, объяснение ее ничуть не успокоило.

– Эй, ты что, мясо никогда не ела?

Нгир энергично затрясла головой. Чем же они питаются тут? И где это «тут»? Клеон постарался улыбнуться дружелюбно.

– Ладно, не пяться от меня. Тебя есть я не собираюсь. Скажи лучше, как называется это место?

– Это место? – Девушка недоуменно оглянулась на ближайшие скалы. – Никак. Если пойти направо, то придешь в мою деревню, Гар-нха-ари. А налево – в Нар-ка-ари. Туда к заходу солнца едва успеешь.

– А дальше? Что находится дальше? Как называется эта страна?

– «Страна»? Что это такое? Ты хочешь спросить, как мы называем наш остров? Зачем его как-то называть? Он ведь один.

– Так это остров… Остров посреди океана. Он большой? Сколько людей живет на нем?

– Много. Двенадцать деревень.

– Всего лишь… И больше ничего нет?

Нгир помедлила с ответом, будто размышляла. Затем кивнула:

– Больше ничего. А что ты собираешься делать?

Клеон растерялся. Что он собирается делать? Что

можно собираться делать, если не знаешь, куда ты попал, как, откуда… Вообще не помнишь, кто ты!

– Не знаю.

– Но не будешь же ты стоять посреди пляжа весь

день?

– Не знаю.

– Ты странный. Не говоришь, откуда появился, не говоришь зачем.

– Я не знаю!

Он почти закричал в отчаянии, сам бы хотел знать ответы на эти вопросы. Но девушка не отпрянула. Неожиданно улыбнулась и даже шагнула ближе.

– Я поняла! Далеко за морем есть еще один остров. На нем живут такие же люди, как мы, только с белой кожей и прямыми волосами. Ты отправился порыбачить, но течение унесло твою лодку, далеко. Лодка утонула, солнце и жажда высушили твою память. Но Богиня не хотела, чтобы ты умер. Она решила подарить тебя мне! Кто, кроме нее, мог знать, что я приду сегодня собирать мидии на этот берег?

Теперь Клеон смотрел на девушку ошарашенно. Умозаключения ее были неожиданны, но противопоставить им было нечего. А Нгир осторожно взяла его за руку.

– Ты думаешь, я слишком молода, чтобы брать себе в хижину мужчину? Ну… Это правда. Но если сама Богиня так захотела, кто станет ей противиться? – Добавила, видя, что парня ее доводы не убедили: – Не волнуйся, месячные циклы у меня уже начались. Пошли, пошли, нужно же тебя показать маме и теткам! Да и мужчинам интересно будет взглянуть на нового брата!

Засмеялась и решительно потащила Клеона к опушке леса.

Часть I
Мастера

Глава 1 Рембрандт

Что заставило Рэма остановить взгляд на той девушке? Внешность? Ничего запоминающегося – худенькая, даже тщедушная. Разве что контраст между белой, полупрозрачной кожей и иссиня-черной копной волос, падающих на плечи. Лицо? Лицо ее он не успел рассмотреть, просто встретились взглядом… А в следующий миг девушка пошатнулась, сделала неуверенный шаг назад. И начала падать. Заваливаться беспомощным кулем на зеленеющий позади тротуара газон. Голова странно дернулась. И отлетела в сторону!

На секунду внутри Рэма все похолодело, пока сообразил: не голова отлетела, волосы! Вернее, парик. Дальше он действовал почти машинально. Резко нажал педаль тормоза, вывернул вправо руль, прижимая машину к обочине. Минута – и уже склонился над лежащей навзничь девушкой.

Лицо у той было симпатичное. Даже короткие жиденькие волосы его не смогли испортить. Особенно красивыми были глаза – бездонно-голубые, как небо, в которое она сейчас смотрела. Рембрандт опять ужаснулся. Показалось, девушка мертва. Тут же отогнал глупую мысль. Вон же, грудь колышется под бежевой майкой. Спросил:

– Вам плохо?

Идиот! Не было бы плохо, не свалилась бы тюком прямо на улице! Девушка чуть шевельнула головой, фокусируя взгляд.

– Нет, спасибо. Сейчас я встану.

Встать она, однако, и не пыталась. Только тонкие, такие же полупрозрачные, как и лицо, пальцы теребили травинки газона. Рэм чувствовал, что ситуация становится глупой.

– Вам помочь?

– Я справлюсь.

Наконец незнакомка решилась. Уперлась ладонями в землю, попробовала сесть. Получалось это у нее неважно. Пришлось сначала за плечи придерживать, а после и на ноги поднимать. Причем стоять самостоятельно девушка тоже не могла. Поэтому, что делать дальше, Рембрандт не знал.

– Отвезти вас в больницу?

– Не нужно в больницу, я домой пойду.

Незнакомка попыталась наклониться. Прошептала

жалобно:

– Мои волосы…

Рэм сам дотянулся до парика, подал хозяйке. Ох уж эти девчонки! Сначала остригутся чуть ли не наголо, потом парики напяливают!

Подумал, а глаза в это время невольно скользнули по усеянному шрамиками предплечью девушки. Со второй рукой было то же самое. Картина прояснялась. И положение из глупого превращалось в неприятное. Одно дело – помочь человеку, упавшему в обморок. И совсем другое – связываться с наркоманкой, вколовшей себе какую-то дрянь. Помрет в одночасье – проблем не оберешься.

Девушка его взгляд тоже заметила. Попробовала высвободить плечи.

– Спасибо вам. Я пойду. Я рядом живу. Вон в том подъезде.

Незнакомка дернула головой в сторону ближайшей пятиэтажки. Рэм прикинул – если по тротуару, метров сто пятьдесят наберется. И ни одной лавочки по пути. Не дойдет!

– На каком ты этаже живешь?

– На четвертом. Пятьдесят вторая квартира.

И подавно не дойдет! Рэм вздохнул.

– Ладно… Сделаем вот так.

Он наклонился, подхватил девчонку, поднял на руки. На вес она оказалась еще легче, чем на вид. Куда там Дали! Две таких на весы класть нужно, чтобы перевесить Дали! Рэм, не напрягаясь, донес девушку до подъезда, почти не напрягаясь, поднял на четвертый этаж. Продолжал держать на руках, пока та рылась в своей сумочке-крохотуле, выуживала ключи. Занес в квартиру и остановился.

По всем канонам джентльменства пострадавшую полагалось уложить на кровать. Но переться обутым в чужую квартиру… Черт его знает, какие здесь порядки.

Будто угадав его колебания, девушка подсказала:

– Моя комната вон та, направо. Можно не разуваться.

Комнатка была самая обычная. Окно, задернутое

тюлем, тахта возле стенки, письменный стол с компом. На стенах – книжные полки, картинки какие-то, явно любительские. И платяной шкаф у двери.

Стараясь лишний раз не наступать на пушистый коричнево-зеленый ковер, Рэм подошел к тахте, аккуратно усадил девушку. Та посидела с минуту, затем, виновато взглянув на мужчину, опустила голову на подушку.

– Ничего, если я полежу? Устала.

– Да пожалуйста! Ты же у себя в квартире. Делай что хочешь. – Он нерешительно помялся у двери. Кажется, спасательная операция завершена? – Я пойду, пожалуй.

– Спасибо вам огромное! Не представляю, как бы я сама доползти сюда смогла. Мама предупреждала: не выходи на улицу, слабая. Есть балкон, там и сиди. А я не послушала. Вот бы она расстроилась, если бы нашла меня где-нибудь под подъездом. Вы меня спасли… А я даже не знаю, как вас зовут?

Меньше всего хотелось представляться. Но не врать же!

– Рэм. Рембрандт.

– Ух ты. Тот самый? Вы художник вирт-арта?

– Я Мастер.

Мысленно покраснел. Фраза эта, в чужих устах такая значительная и веская, в собственных каждый раз звучала напыщенно и глуповато. Будто хвастался, а не сообщал свой общепризнанный статус.

– А я просто Дарина. Можно Даня.

– Приятно.

Постарался улыбнуться не фальшиво. И отвернулся, готовый покинуть эту комнату. И забыть о ее хозяйке.

– Вы только не думайте, я не наркоманка! На руках – это от лекарств и капельниц!

Рэм застыл. Оглянувшись, выдавил:

– Да я и не думаю…

Вранье! Именно так и думал. И девчонка это прекрасно понимала.

– Думаете.

– Слушай, мы с тобой чужие люди. Какая тебе разница, что я думаю?

Девушка дернула плечом.

– Может, вы последний человек, с которым я познакомилась. Я не хочу, чтобы обо мне кто-то плохо вспоминал.

Та-ак… Час от часу не легче! Рембрандт обреченно вздохнул. Выходит, его миссия здесь отнюдь не завершена. С сомнением посмотрел на туфли. Нагнулся, расстегнул липучки. Оставил обувь у двери, протопал через всю комнату к столу, опустился на бледно-зелененькое, под тон обоев и ковра, кресло. И строго взглянул на девушку.

– Дарина! Что за глупость ты сейчас сказала?

Та посмотрела на мужчину удивленно и даже немного испуганно. Видимо, не могла понять, в чем ее хотят еще обвинить. А когда сообразила, охнула, закрыла ладошкой рот.

– Рэм, вы меня неправильно поняли! Я не собираюсь… это я не о суициде говорила. Просто…

– «Просто» что?

Девушка молчала, смотрела нерешительно. Что там еще за тайна? Вон даже губки облизнула, так волнуется.

– Хорошо, я скажу. Обещайте, что не начнете меня жалеть. Терпеть не могу, когда все смотрят на меня, будто…

Рембрандт пожал плечами:

– Как скажешь.

Девушка набрала полную грудь воздуха. И выпалила:

– Я умираю от лейкемии. Острый лейкоз. – Перевела дыхание. И добавила, будто точку в диагнозе поставила: – Вот.

В комнате установилась тишина. Полная. Только шум проезжавших по дороге машин долетал. Рембрандт растерялся. «Растерялся» – слабо сказано! Он был ошарашен подобным заявлением. Не знал как себя повести, что сказать. Так и сидели молча, глядя друг на друга. Наконец попытался хоть что-то ответить:

– Дарина, ты опять говоришь глупости. Болеть лейкемией вовсе не значит умирать. У нас же не двадцатый век на дворе! Тысячи людей лечатся от этой болезни. И выздоравливают.

Девушка улыбнулась. Снисходительно.

– Я знаю статистику. Девяносто два процента выздоровлений. Но девяносто два – это не сто. Мне не повезло, я попала в оставшиеся восемь. И как от нее лечат, знаю. На своей шкуре испытывала. Три года по больницам. Разве не заметно? – Она погладила жиденькие волосики на голове. – Башка почти лысая. Жалко, раньше у меня волосы красивые были… Ну ничего, мама мне парик шикарный купила. Чтобы, когда в гробу лежать буду, страшилой не выглядела.

Заметив, как при последних словах вытянулось лицо мужчины, Дарина поспешила объясниться:

– Извините. Это я шучу так. Черный юмор. Конечно, мама все ждет какого-то чуда. Она до самого конца будет надеяться.

– И это правильно! Нельзя сдаваться, нужно продолжать лечение. Нужно бороться. Пока ты сам не сдался, надежда остается. А где есть надежда, случаются чудеса.

Слова были правильными, хорошими. Но сейчас, рядом с лежащей на тахте больной девочкой, они звучали как-то шаблонно, пафосно. Неубедительно.

– Нет, Рэм. В реальном мире чудес не бывает. – Она взмахнула рукой, останавливая возражения гостя. – Не нужно меня жалеть, вы же обещали. Я боролась, честно. Сколько могла. А теперь все. Ремиссия не пошла. Если согласиться еще на одну пересадку, еще на один курс «химии», врачи обещают продержать меня полгода. От силы – год. Но это ужасно дорого, а мы и так все в долгах… Да дело даже не в деньгах! Это будет еще один год издевательства и над собой, и над мамой. А так… Осталось потерпеть месяца полтора-два, и все.

Квартира эта уже не наша, так что после похорон мама уедет к сестре, внуков нянчить. Так будет лучше для всех. Правда?

Рембрандт молчал. Он не знал, что ответить. Спорить, утешать, подбадривать – все было одинаково глупо.

Девушка осторожно подняла голову с подушки. Села.

– Прошло. Терпеть не могу эти приступы слабости! Чувствуешь себя какой-то беспомощной куклой. Валяюсь тут… – Она робко взглянула на гостя. – Может быть, кофе сделать?

– Нет-нет! – опомнившись, запротестовал Рэм. – Не нужно. Отдыхай.

– Вы, наверное, спешите, – вздохнула Дарина. – А я вас задерживаю своими разговорами. Извините. Просто скучно сидеть все время одной. Все думают, умирать страшно. Нет, это лечиться было страшно. И больно. А умирать – скучно. Не знаешь, куда деть эти оставшиеся несколько недель. Тянутся, как резиновые. Мама на работе целыми днями. Раньше подруги приходили проведывать, а как стало понятно, что… Так и сижу в четырех стенах, сама с собой разговариваю.

– Но ведь есть Интернет, телефон…

– Кому звонить? О чем говорить? Интернет… Я даже телевизор не смотрю. Там все живые, а я – мертвая. Книги читать не могу. Начинаю и думаю: вдруг не успею? А если и успею, то зачем? Не могу сосредоточиться.

– Тогда – игры. – Рембрандт оглянулся на компьютер. – Если нужно время убить.

– Да. – Дарина кивнула. – Это да. Люблю побродить в вирт-реальности. Посмотреть, кто там чего на-придумывал. Только в играх нужно все время с кем-то воевать, кого-то убивать, что-то искать, соревноваться. Неинтересно. Я в детстве тоже мечтала стать вирт-художником и нарисовать свой мир. Красивый, добрый, волшебный. В который можно убегать, когда становится грустно. Или одиноко. Или скучно. Зарисовки делала, эскизы. Даже когда уже в больнице лежала. Глупенькая…

Она быстро отвернулась, чиркнула кулачком по векам. Слезинки смахнула?

– Можно посмотреть? – неожиданно для самого себя спросил Рембрандт. – Эскизы твои?

– Да вам неинтересно будет, – запротестовала девушка.

– Интересно, интересно. – Рембрандт сообразил, что Дарина все это время обращается к нему почтительно, на «вы». А он перешел на «ты», едва заметил шрамы у нее на руках. Подсознательно перевел в разряд низших существ? – И хватит мне «выкать»! Я что, дедушка старый?

– Вы – Мастер. А я никто, обычная девчонка. И останусь никем…

– Не девчонка, а девушка. Симпатичная. Тебе сколько лет, кстати?

– Восемнадцать. Будет, через два месяца, второго октября. Если…

Она не стала добавлять «доживу». И так понятно. И Рэм не стал тему вновь развивать.

Дали набросилась на него, едва входную дверь за собой захлопнул:

– Рэм, так нечестно! Ты должен был вернуться два часа назад. Мы же к моим предкам съездить собирались!

Каждая веснушка на ее лице источала возмущение Рембрандт невольно попробовал сравнить жену с Дариной. Полная противоположность! Яркая, огненно-рыжая, сильная, энергичная, большая. Здоровая. И слава богу, что здоровая. Приобнял за талию, чмокнул в щечку. И, направившись в комнату, бросил на ходу:

– Предки отменяются. И с завтрашнего дня мы с тобой в отпуске. Я уже звонил боссу, договорился.

– Ух ты! Вот так сюрприз. Мы куда-то едем?

Дали поспешила следом.

– Нет. Есть один срочный проект.

– Что?! Шабашка? Несолидно для Мастера твоего уровня.

– Не шабашка, а проект. – Рэм плюхнулся на диван, похлопал ладонью рядом с собой. – Садись, буду рассказывать.

Идея мелькнула в голове, когда Дарина упомянула о своих работах. И затем постепенно концентрировалась, выкристаллизовывалась… Да, девушке не суждено стать вирт-художником. Но один из своих миров она увидит! Эскизы и черновики занимали два ящика стола и два «гектара» дискового пространства – Рэм успел лишь бегло просмотреть малую часть их. Но и этого хватило, чтобы понять – может получиться вполне реальный проект.

Дали слушала мужа внимательно. А брови ее постепенно изгибались, рисуя на лице «домик». Ох, как хорошо знал Рембрандт это выражение лица! Означало оно: «Уж от тебя я такой лабуды никак не ожидала!» Конечно, вслух так откровенно жена не говорила.

– Ты что же, хочешь сделать игру по ее картинкам?

– Не игру. Только мир. Виртуальный мир.

– Ты не сможешь один. Не успеешь.

– Разумеется, один я ничего не сделаю! Обращусь к ребятам за помощью. Сейчас соберем команду, а завтра прямо с утра пойдем с тобой к Дарине. Мы договорились, она будет ждать. Начнем смотреть ее работы, отбирать, что пригодится для проекта. Обещаю, это будет интересный мир. Сама увидишь!

– Твоя команда согласится работать бесплатно?

Рембрандт осекся. На лице женщины по-прежнему

висела та же снисходительно-насмешливая маска. Выпалил с досадой:

– Почему ты считаешь, что в нашем мире все измеряется деньгами?!

– Потому что в нашем мире все измеряется деньгами.

– Я докажу, что это не так!

– Докажи.

– Докажу!

Жена вздохнула. Улыбнулась ласково, как ребенку-несмышленышу, взъерошила ему чуб.

– Рэ-эм! Зачем тебе все это нужно? На фиг ты в это ввязываешься? Ну, понимаю, умирает девочка, жалко. Но ты же не доктор, ты ей не поможешь. Она смирилась, и ты смирись. Как говорится, все там будем.

– Нет, Ли, не так! Это как раз тот случай, когда я реально могу помочь! Был бы доктором, не мог бы уже, а так – могу. Ты понимаешь – ей скучно! Осталось жизни каких-то два месяца, и она не знает, чем их заполнить. Парадокс? А действительно, чем занять себя человеку, у которого нет будущего? И нет сил, чтобы оторваться по полной напоследок. Так что же, сидеть и ждать смерти? Следить, как часы отсчитывают последние минуты? Да он должен забыть о них! Моя профессия – делать для людей игрушки, помогать отвлечься от забот реального мира. Если я не способен сделать это для одной умирающей девочки, то какой я, к черту Мастер?!

Неожиданно для себя Рембрандт обнаружил, что не сидит на диване, а бегает взад-вперед по комнате. Жена смотрела на него, и маска на ее лице постепенно таяла. Из-под нее все явственней проступала настоящая Дали – чуткая, отзывчивая, любящая. Он шагнул ближе, и она поднялась навстречу. Взяла сначала за руки. Потом обняла, прижалась крепко. Уткнула нос ему в шею. Зашептала: