Текст книги "Ермак. Противостояние. Книга одиннадцатая (СИ)"
Автор книги: Игорь Валериев
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Закончив с чаем, вновь вернулись к рабочему столу, и я продолжил доклад:
– Так вот, дальше о партиях. Представители «Русского собрания» создают две партии «Союз русского народа» и «Русскую монархическую партию». У истоков «Союза русского народа» стоят врач Александр Дубровин, художник Аполлон Майков, чиновник для особых поручений при министре внутренних дел коллежский советник Пуришкевич Владимир Митрофанович и главный их идеолог игумен Арсений. Среди членов этой партии уже насчитывается много титулованной аристократии, высшего чиновничества, немного творческой интеллигенции, но основная масса – мелкие лавочники, мещане, купцы, помещики, монархически настроенные крестьяне. Основной лозунг – «Самодержавие. Православие. Народность». Они выступают против какой-либо конституционной монархии и парламента. Во многих крупных городах во время беспорядков после объявления манифеста начали создавать свои боевые дружины, почти все еврейские погромы на их совести. Деятельности «Союз русского народа» симпатизируют Иоанн Кронштадтский и многие представители высшего духовенства.
– На них можно будет опереться в Думе? – перебил меня Михаил.
– Думаю, да. Также как и на представителей «Русской монархической партии», лидерами которой на настоящий момент являются редактор «Московских ведомостей» действительный статский советник Грингмут, князь Долгорукий, князь Цертелев, барон Розен, протоиерей Восторгов и многие другие. Они также против любых уступок парламентаризму, а либералов, наряду с революционерами, относят к врагам России. Члены этой партии за возвеличение единой Православной Церкви, укрепление монархической самодержавной власти, развитие русской национальной и культурной идеи, сохранение сословного строя. При этом радеют к неустанному попечению о материальном и духовном благе крестьянского и рабочего сословия, и о воспитании его в правилах религиозной нравственности, любви к царю и Отечеству и законного гражданского общежития. Тот же «Союз русского народа», только помягче, так как в этой партии больше консервативной интеллигенции.
– С этими все понятно, можно и нужно будет поработать и посотрудничать, – перебил меня регент. – Кто следующие?
– Следующая группа – вышеупомянутые либералы. Они полностью поддерживают введение демократической конституции, отсюда и название партии – конституционные демократы или сокращённо – кадеты. По их неутверждённой ещё программе неограниченная монархия должна быть заменена парламентарным демократическим строем. Выступают за всеобщее избирательное право, свободу слова, печати, собраний, союзов, за строгое соблюдение гражданских и политический прав личности. Предлагают введение восьмичасового рабочего дня, право рабочих на стачки, на социальное страхование и охрану труда. В решении аграрного вопроса предполагают частичное отчуждение помещичьей земли в пользу крестьян, но по «справедливым» рыночным ценам. В партии состоят главным образом преподаватели высших учебных заведений, врачи, инженеры, адвокаты, писатели, деятели искусства, либерально настроенные помещики и промышленники, есть немного ремесленников, рабочих и крестьян. Лидерами кадетов являются видные учёные – Вернадский, Муромцев, Котляревский, видный историк, блестящий оратор и публицист Милюков. Наш Струве их поддерживает по многим вопросам. Но единства в партии нет, существуют три направления: «левые», «правые» и «центристы».
– Пётр Бернгардович либерал? Вот уж не ожидал! – эмоционально перебил меня Михаил. – А он к кому относится? К центристам или к левым?
– Честно говоря, я и сам не смогу сейчас определиться к кому можно отнести Петра Бернгардовича. Начинал он, как марксист, потом примкнул к народовольцам. Далее перешёл к социал-демократам. Написанный им в 1898 году «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии» – первый официальный документ этой партии. А в 1899 году он же в своей работе «Марксова теория социального развития» подверг критике взгляды Маркса на неизбежность социальной революции. Разорвав с эсдеками, присоединяется к либералам. А дальше работа в Аналитическом центре. И вот именно практическая работа, особенно в последние годы вместе со Столыпиным, всё больше делает его консерватором. Как говориться, кто в молодости не был революционером, тот лишён сердца, кто в зрелости не стал консерватором, тот лишён ума, – блеснул я фразой из моего прошлого-будущего, не помня, кто это произнёс.
– По моему, Франсуа Гизо – французский историк и политический деятель восемнадцатого века говорил: «Кто не республиканец в двадцать лет, у того нет сердца. Кто республиканец после тридцати, у того нет головы», – быстро среагировал на мою фразу великий князь.
– Смысл одинаковый, Михаил Александрович, – усмехнулся я. – Так что Струве теперь можно отнести больше к правым либералам, а ещё больше к «первомартовцам».
– К кому⁈ – удивлённо спросил Михаил.
– Ещё одна зарегистрированная партия – «Союз 1 марта», названная так в честь дня объявления манифеста. Членами партия являются в основном представители крупной торгово-промышленной буржуазии и помещики. Эту партию я бы назвал либерально-консервативной. Выступают за конституционную монархию, разнятся с кадетами только по форме парламента. В аграрном вопросе «первомартовцы» предусматривают передачу крестьянам пустующих казённых, удельных и кабинетских земель, содействие покупке земли ими с помощью Крестьянского банка. Выступают за сильную монархическую власть, но при условии проведения реформ, обеспечивавших свободу буржуазному предпринимательству: свобода промышленности, торговли, приобретения собственности и охрана ее законом – их главные требования. Костяк партии составляют московские фабриканты Коновалов, Третьяков, братья Рябушинские. Лидер партии Александр Иванович Гучков – управляющий Московского учётного банка и председатель наблюдательного комитета страхового общества «Россия», за которым стоят мощь и капиталы старообрядского клана Гучковых-Боткиных-Третьяковых.
– Зная тебя, Тимофей Васильевич, на этого Гучкова уже отдельная папочка заведена⁈ – Толи спросил, толи констатировал Михаил.
В ответ я только усмехнулся. Папку ещё не завёл, но заведу обязательно, как и на остальных лидеров всех партий. Но на господина Гучкова заведу первым. Попалась мне в прошлой жизни статья в Интернете про роль Гучкова в развале Российской империи. Много всякой мути и грязи было в статье, но вот связи Гучкова с командующими фронтами и его присутствие в Ставке при подписании отречения Николая II, заставили меня тогда поверить, что Александр Иванович стоял во главе заговора генералов и промышленного капитала по свержению российского самодержавия.
И вообще, за этими, мать их, «первомартовцами» нужен будет особый пригляд. Мало того старообрядцы, которые всё-всё про гонения помнят и не простили, так ещё и вероятное слияние капитала и власти. А я это уже один раз проходил в бандитские девяностые, когда после перестройки началась перестрелка, а потом и перекличка при олигархическом капитализме. Больше не хочу!
– Папочку ещё не завёл, но вот звоночек о связях министра финансов с лидерами «первомартовцев» уже прошёл. Состоялась встреча Витте с лидерами «Союза 1 марта» Шиповым, Гучковым и Стаховичем. После этой встречи по Москве пошли слухи о том, что неплохо было бы, если в новом правительстве Сергей Юльевич стал бы председателем Совета министров. Далее такие же слухи пошли и столице. А в новом правительстве на основании принятого манифеста эта должность будет иметь куда большую и реальную власть, чем председатель Кабинета министров в настоящий момент. Сейчас председатель не реальный глава правительства, а скорее «свадебный генерал», который доживает свой век на этом посту.
– И ты не хотел бы видеть на этом посту Сергея Юльевича? – перебил меня вопросом регент.
– Да, Михаил Александрович, – я быстро пролистнул стопку бумаг по Витте и подал один из листов великому князю. – Вот ознакомьтесь.
– Что это? – беря лист, поинтересовался регент.
– Копия телеграммы директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов господина Давыдова в Берлинский банк «Мендельсон Co.» от 28 марта 1905 года. В этот день статс-секретарь по иностранным делам Германской империи барон фон Рихтгофен вручил в Берлине послу Франции Жоржу Бихурду очередную ноту протеста, которая фактически является объявлением войны Германии Франции. В тот же день оба государства объявили о начале мобилизации и привели свои военные флота в боевую готовность. Таким образом, в день объявления войны нашего союзника Франции, наше министерство собирается перевести больше ста миллионов рублей золотом в страну, которой мы также по союзному договору вот-вот объявим войну.
– Почему мы об этом узнали только сейчас? Дядюшка Вилли мне ничего не говорил, как и Витте. Может быть, Сергей Юльевич об этом и не знал, а это инициатива Давыдова? – забросал меня вопросами Михаил, прочтя текст телеграммы.
– Отвечу по порядку Михаил Александрович. Об этом событии знало ограниченное количество лиц. С нашей стороны Витте и Давыдов. С германской – хозяева банка братья Роберт и Франц Мендельсоны – верные агенты русского Министерства финансов, оказавших много важных услуг Витте. Чтобы было понятно, банк «Мендельсон Co.» был основан в 1795 году Джозефом Мендельсоном в Берлине. В 1804 году к компании присоединился его младший брат Абрахам Мендельсон Бартольди. Банк быстро стал одним из ведущих в Европе. Начиная с 1850-х годов, он выступал королевским банкиром для российских царей, а с 1870-х годов доминировал на центрально-европейском финансовом рынке российских государственных и железнодорожных облигаций. Через этот банк шли расчёты по большинству сделок с германскими компаниями, начавшихся в большом объёме после Гогландского соглашения. Из-за этих операций в этом банке скопилось активов на огромную сумму, – я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. – В Берлине конец каждого триместра, а именно двадцать восьмое число, является временем расчёта по срочным биржевым сделкам, особенно валютным, а также временем платежей по торговым, квартирным и арендным договорам, то есть моментом такого большого напряжения денежного рынка, что Рейхсбанку разрешается в это время беспошлинно увеличивать свою банкнотную эмиссию на двести миллионов марок. Вывод в этот момент из оборота ведущего банка Германии такой суммы нанёс бы германской банковской системе, можно сказать, смертельный удар с учётом имевшихся в те дни рабочих волнений, промышленных затруднений и недовольства в Рейхстаге политикой Вильгельма II. Плюс к этому рейхсканцлер Бюлов, как оказалось, был против войны с Францией, в этом вопросе он явный союзник Витте, который также был и является приверженцем союзного договора Российской империи с Францией и противником союза России с Германией.
– Ты думаешь, Бюлов знал об этой телеграмме? – перебил меня Михаил.
– Не исключаю этого. Вернее всего, это была попытка Витте за счёт возможного финансового коллапса в Германии остановить кайзера от начала войны с Францией. И если бы в этот день не было бы объявлено о начале войны Германии с Францией, вряд ли бы в банк «Мендельсон Co.» через час после этого события была бы отправлена телеграмма Давыдова, отменявшая команду о переводе денежных средств в Париж, – с этими словами я передал регенту следующий лист с текстом второй телеграммы.
Великий князь, ознакомившись с текстом, спросил меня:
– Откуда они у тебя?
– Господин Давыдов подстраховался и оставил копии. Их нашли при обыске его кабинета и рабочего сейфа по возбуждённому уголовному делу пока о мошенничестве.
– В чём его, кстати, конкретно обвиняют?
– Во время русско-японской войны Давыдов был вице-директором Русско-Китайского банка, через который шла оплата поставок припасов из Китая в Порт-Артур и для наших войск на линии Ялу. Как пример, китайское судно грузилось в Шанхае 1500 тоннами припасов, заходило по пути в Циндано, где был и есть филиал банк «Мендельсон Co.», там судно принимало ещё 1500 тонн груза и затем шло «прорываться» в Порт-Артур. Далее судно попадало в руки японцев, практически, всегда в одном и том же месте. Японцы отводили приз в свой порт. И вот тут господин Давыдов не учёл японской бюрократии и её скрупулёзности. При приёмке трофеев японцы составляли точный протокол и опись груза. И вот копии этих бумаг, скажем так случайно, а не по просьбе начальника разведки и контрразведки Артур-Цзиньчжоуского укреплённого района подполковника Едрихина попали в руки нашего посла в Японии барона Розена. При сравнении российских документов на перевозку морских грузов, захваченных японцами, и их описанием трофеев выяснилось, что практически все захваченные суда имели меньше половины, указанных в коносаментах груза, а сам груз – железный лом и гнилые мешки!
– И сколько таких судов было? – перебил меня Михаил Александрович, сжав кулаки.
– По данным подполковника Едрихина больше тридцати. Количество ещё уточняется. Барон Розен смог переслать копии японских документов на двенадцать судов, поэтому адмирал Алексеев и настаивает на организации международной следственной комиссии. Евгений Иванович, узнав об этой афере, просто в бешенстве, тем более, он не может простить Сергею Юльевичу его постоянных урезаний бюджета и финансирования Морского Министерства по программе строительства флота, начиная с 1897 года. А тут его доверенный сотрудник такие мошеннические сделки на огромные суммы проводит во время войны. Сколько таких судов всплывёт, если будет создана комиссия, не известно. Но даже по двенадцати судам, предварительный ущерб составляет больше трёх миллионов рублей золотом, – я замолчал.
Молчал и несколько секунд Михаил, после чего резко произнёс:
– Комиссию создавать будем. Если потребуется, я лично выйду с этим вопросом на императора Муцухито. Давыдова арестовать. Если потребуется, можете применять свои методы допроса, Тимофей Васильевич.
Регент жёстко посмотрел мне в глаза.
– Такого прощать нельзя, – твердо произнёс он, после чего задал вопрос:
– Что есть по Витте?
Я передал регенту стопку бумаг с аналитикой Струве, и тот углубился в чтение. Я же молчал и думал про себя, что Великий князь Михаил Александрович – регент Российской империи взрослеет прямо на глазах, становясь государственным мужем. Уже согласен и пытки применять при необходимости.
– Это правда? – Задал вопрос великий князь, закончив читать справку.
– Михаил Александрович, если вы спрашиваете про процент иностранного капитала в компаниях, которые только по местоположению и тому, какой национальности в них рабочие, называются русскими, то так оно и есть. То, что в прошлом году из-за уплаты процентов по заграничным займам, процентов на иностранные капиталы и с учётом сумм, расходуемых нашими подданными, а также военным и морским ведомствами за границей, общий дефицит валюты составил почти миллиард золотых рублей. А за восемь лет Россия перевела на Запад без малого 6 миллиардов рублей в золоте. А инвестиций получили оттуда всего на восемьсот миллионов, при этом две трети в акции, оставшаяся одна треть в облигации. То есть за восемь лет, благодаря финансовым реформам господина Витте Российская империя потеряла больше пяти миллиардов рублей золотом. А если разобрать подробно, сколько мы потеряли из-за идеи Сергея Юльевича приравнять долг в серебре к эквиваленту в золоте, когда наши обязательства увеличились чуть ли не на тридцать процентов, то иначе, как врагом народа русского я нашего министра финансов назвать не могу.
– Тимофей Васильевич, ты, по-моему, сильно утрируешь вред от реформ Сергея Юльевича. – Перебил меня регент. – Я ознакомился с аналитическими выкладками господина Струве, но мне, кажется, этому всему можно найти реальные объяснения. Такие нападки в прессе на Витте идут постоянно от сторонников бумажного рубля.
– Михаил Александрович, государственный долг по внутренним займам, составлял в 1897 году около трёх миллиардов рублей и в весе слитков серебра это около семидесяти тысяч тонн. Перевод этого долга на новый золотой рубль по стоимости увеличил его вес в серебре на двадцать пять тысяч тонн. А знаете, кому принадлежат бумаги по государственному долгу по внутренним займам?
– Кому? – заинтересованно спросил великий князь.
– Более восьмидесяти процентов банкирскому дому Ротшильдов. В основном французских Ротшильдов.
– И что, ты, хочешь, чтобы я сделал по отношению к Витте?
– После допроса Давыдова и его дополнительных показаний в отношении Витте представить материалы регентскому совету. И уже на нём решать, что делать дальше с министром финансов. Направить материалы проверки в Государственный Совет для дальнейшей говорильни или направить туда решение по отставке Витте и назначению нового министра финансов. А потом почистить министерство финансов от людей Сергея Юльевича. Иначе они и дальше будут лить воду на французскую мельницу, – ответил я и замолчал.
– Хорошо, я…
Регента прервал стук в дверь, а потом на пороге показался лакей Горский, который с виноватым видом произнёс:
– Прошу прощение, Ваше императорское высочество, но для Его сиятельства срочная телеграмма с очень-очень важным известием.
– Передай, – кивнул в мою сторону несколько недовольный великий князь.
Я взял телеграмму, прочитал и от изумления потерял дар речи. Такого я точно не ожидал.
– Что там? – поинтересовался Михаил.
– Нину Викторовну похитили, и похитители требуют встречи со мной, – ответил я, передавая регенту телеграмму, отправленную моим тестем – генералом от инфантерии Беневским.
Глава 5
Похищение
– Это что такое? – Спросил Михаил, прочтя телеграмму.
Глядя на его ошарашенное лицо, я представил, как выгляжу сам. После того, как четыре года назад после покушения на мою семью в течение полутора месяцев этот свет покинули члены ЦК РСДРП в полном составе, революционеры посягать на моих родственников перестали. И вот нашёлся какой-то, видимо, бессмертный, похитивший мою тёщу и требующий встречи со мной.
– Не знаю кто это, но он или они покойники. Разрешите позвонить, Михаил Александрович?
– Конечно, Тимофей Васильевич. Любая помощь с моей стороны. Это что-то немыслимое. Такого нельзя спускать.
Слушая регента краем уха, я взял телефонную трубку.
– Алло, барышня. Соедините меня с начальником столичной сыскной полиции Кошко, – услышав через несколько секунд голос нужного мне абонента, продолжил:
– Здравствуйте, Аркадий Францевич, Аленин беспокоит. У меня к вам огромная просьба.
– Что-то случилось, Ваше сиятельство? – голос Кошко был спокоен и доброжелателен.
– Какие-то люди похитили мою тёщу Нину Викторовну Беневскую и требуют приватной встречи со мной, при этом настоятельно рекомендуют не предпринимать никаких действий по её поиску, если я хочу увидеть тёщу живой. Эта информация поступила телеграммой от моего тестя – генерала от инфантерии Беневского. Откуда пришла телеграмма? – спросил я лакея.
Горский не подвёл, ответив:
– С главной телеграфной станции.
– Он отправил её с главной телеграфной станции несколько минут назад. Прошу направить туда и к нему на квартиру в доходном доме на углу Невского проспекта и Садовой улицы своих людей, чтобы собрать первичную информацию. Нина Викторовна наверняка была дома, и её похитили, как-то выманив из квартиры. Пускай ваши люди проведут опросы возможных свидетелей, – я замолчал.
В трубке слышалось участившееся дыхание собеседника. После небольшой паузы Кошко спросил:
– Вы кого-то подозреваете, Ваше сиятельство?
– Аркадий Францевич, давайте без титулов и чинов. Не знаю, не подозреваю. Сам в шоке от сложившейся ситуации. Предполагаю, что похищением тёщи меня хотят выманить в столицу из Гатчины, где я нахожусь под усиленной охраной. Цель, по моему мнению, одна – устранить меня физически. Нина Викторовна тоже обречена, может быть уже мертва, – я судорожно проглотил образовавшийся в горле ком.
К тёще я относился очень хорошо, за четыре года она стала для меня очень близким человеком, почти родной матерью. Успокаиваясь, глубоко вздохнул и выдохнул, после чего продолжил:
– Но если она ещё жива, то спасти Нину Викторовну можно только штурмом помещения, где её содержат похитители. Поэтому нельзя терять и минуты, и начинать её поиски. Я вам звоню в первую очередь, зная ваших опытных сотрудников по сыску. Штурмовую группу я привезу свою. Кроме того, сейчас свяжусь с Константином Николаевичем* и попрошу задействовать его людей.
*Генерал Рыдзеевский – товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией и командующий Отдельного корпуса жандармов.
– Я все понял, Тимофей Васильевич, когда вас ждать в столице?
Я посмотрел на регента, который внимательно слушал наш разговор.
– Я сейчас распоряжусь подготовить императорский поезд. Думаю, часа через три вы будете в столице, даже раньше, – произнёс великий князь.
– Часа через три прибуду спецпоездом. С вокзала проеду сразу к вам, Аркадий Францевич.
– Хорошо. Жду вас, Тимофей Васильевич. Начинаю работать, – произнёс Кошко и отсоединился.
Я положил на рычаги трубку и задумался о том, стоит ли сейчас звонить генералу Рыдзеевскому. Зная хорошо Константина Николаевича, представил, как он после моего звонка поставит на уши всю столичную полицию, а заодно и жандармов подключит. Нет, пока не стоит звонить ему. Пусть Кошко спокойно работает.
– Кого с собой возьмёшь? – прервал мои размышления регент.
– Пару отделений «чёрных ангелов». У Ширинкина попрошу Куликова, Бурова, Зарянского, Горелова, Волжина и Дуброва. Возможно ещё с десяток курсантов, которых готовили для работы в России.
– Братов своих забери обязательно. Они самые опытные для штурма помещений. При освобождении Нины Викторовны нельзя допустить какой-либо ошибки. Ой, не дай Бог, такого, – Михаил перекрестился. – Я распоряжусь, чтобы в состав поезда включили платформы для бронированных карет и вагоны для лошадей. Может быть, и несколько бронеавтомобилей возьмёшь с собой?
– Нет, не надо, – я усмехнулся про себя, представив, как буду разыскивать тёщу, рассекая по столице на броневике.
В Гатчине к этой вундерфавле народ уже привык, а в столице все точно будут в шоке.
– Вагоны и платформы под сколько карет заказывать? – задал вопрос регент.
– Для пяти. Больше не надо.
– Если потребуется ещё, бери в Главных императорских конюшнях. Я распоряжусь.
– Хорошо. Средств передвижения понадобится действительно много. Спасибо, – я замялся, а потом как-то просительно произнёс:
– Я не знаю, что Марии говорить. Может быть, скажите ей, Михаил Александрович, что мне срочно потребовалось уехать в столицу по служебным делам. Очень срочно, поэтому и не смог с ней проститься.
Регент посмотрел на меня с усмешкой.
– И это говорит неустрашимый, царский пёс Ермак, которого боятся революционеры всех мастей во всём мире. Что семейная жизнь оказывается, с человеком делает, – покачивая головой и улыбаясь, произнёс великий князь.
– Вот женитесь, Ваше императорское высочество, станете отцом, и я потом посмотрю, как вы будете свои любимым людям про неприятности сообщать, – в отличие от Михаила серьёзно произнёс я.
– Всё, всё. Признаю, что был не прав, – регент выставил руки перед собой. – Придумаю какую-нибудь причину, из-за которой ты срочно уехал в столицу, прихватив с собой курсантов и «чёрных ангелов». Что-нибудь, например, связанное с революционерами.
– Спасибо, Михаил Александрович. Пока есть надежда на освобождение Нины Викторовны живой, лучше ничего Маше не сообщать. Она уже одно нападение убийц в имении пережила, когда Аркадия Семёновича ранили. Не хочу её пока волновать.
– Всё будет хорошо, Тимофей Васильевич. Ты справишься. Я в этом уверен. Всё, иди, собирай команду. Документы останутся пока у меня. Кстати, по аресту Давыдова заодно реши вопрос, раз будешь в столице. Думаю, этот вопрос много времени не займёт.
– Хорошо, решу. Всё я пошёл, – развернувшись, я пошёл к выходу, по пути погрозив пальцем Горскому. – Смотри, Ефим, Марии Аркадьевне, императрице и остальным ни слова. Всё понял?
– Ваше сиятельство, молчу, как рыба. Я всё понимаю. Удачи, Вам, – лакей уважительно поклонился, а я быстро направился на выход, прикидывая, кого из курсантов и «чёрных ангелов», кроме братов брать с собой.
* * *
– Ещё раз здравствуйте, Аркадий Францевич. Что-нибудь удалось уже установить, – произнёс я, проходя в кабинет начальника столичного сыска и здороваясь с ним за руку.
С этим человеком меня связывала охота на убийцу Александра III, императрицы, Ольги и Георгия. Приключений нам тогда выпало выше крыши. Но убийцу, благодаря таланту великого, не побоюсь этого слова, сыщика Кошко мы нашли и доставили из Англии в Россию.
После той операции Аркадий Францевич некоторое время работал в Дворцовой полиции. В апреле 1902 года, после убийства министра внутренних дел Сипягина был с подачи Николая II назначен начальником Сыскной полиции Санкт-Петербурга. Много тогда после убийства министра голов полетело и должностей освободилось и в полиции, и в жандармском корпусе. А надворный советник Кошко входил в обойму «личной гвардии» нового императора после поимки убийцы. За это он тогда был награждён Николаем II орденом Святого Владимира 4-й степени, повышен на чин и стал хозяином имения с доходом в десять-пятнадцать тысяч рублей в год.
За неполных три года Аркадий Францевич перестроил деятельность столичной сыскной полиции, организовав систематический контроль за деятельностью каждого её члена. Ввёл широкомасштабные оперативно-розыскные мероприятия по профилактике преступлений, создав «летучие отряды», которые несли постоянное дежурство на вокзалах, в театрах, осуществляли обход гостиниц, рынков, вели дневное и ночное патрулирование, проводили облавы на бродяг. Кроме того, им были сформированы «ломбардные отряды», целенаправленно занимающиеся розыском похищенных вещей. А его «летучий отряд филеров» своей славой сравнился, а то и превзошёл Медниковский «Особый отряд наблюдательных агентов» Московского охранного отделения.
Также Кошко учредил дежурную часть для оперативного реагирования на совершённое преступление; внедрил научные методы уголовного сыска – бертильонаж и дактилоскопию при регистрации преступников, оперативную фотографию, фотоэкспертизу. Где-то нашёл такого же талантливого художника-криминалиста, как Куликов, и завёл обширную картотеку на преступников, как пойманных, так и подозреваемых в преступлениях.
В результате этих преобразований работа Санкт-Петербургской Сыскной полиции значительно повысила свою эффективность. В кратчайшие сроки были раскрыты громкие преступления. За всё это Аркадий Францевич получил ряд орденов и чин коллежского советника. Если сравнивать с воинскими званиями, то за восемь лет работы в полиции Кошко от поручика дорос до полковника. Стремительная и невероятная карьера. И замечу, заслуженная. Именно поэтому я в первую очередь обратился к этому человеку, и теперь с нетерпением ждал ответа, надеясь, что, несмотря на позднее время, за четыре часа после нашего телефонного разговора Кошко удалось хоть что-то узнать.
– Здравствуйте, Ваше сиятельство…
– Аркадий Францевич, без чинов. Есть какие-нибудь новости? – перебил я Кошко и сел на предложенный стул, сняв папаху и расстегнув бекешу.
Сыщик опустился на свой стул за рабочим столом и произнёс:
– Кое-что есть, Тимофей Васильевич. Как рассказала ваша служанка Глафира Матвеева, к Нине Викторовне пришла какая-то благородная дама, молодая, среднего роста, стройная, очень богато одетая. Лица служанка подробно не рассмотрела, так как дама была в модной шапке с вуалей. Представилась посетительница Анной Николаевной и хорошей знакомой Ивана Аркадьевича. О чём дама разговаривала в комнате с Ниной Викторовной, Глафира не слышала. Встреча закончилась, пока она готовила на кухне чай для гостьи. Госпожа Беневская ушла с посетительницей, предупредив, что отлучится где-то на пару часов. Ей надо съездить с Анной Николаевной за посылкой от сына.
– Портрет этой дамы художник-криминалист создал? – перебил я Кошко.
– Никитин старается. Уже второй час с Матвеевой работает. Плохо получается из-за этой вуали.
– Со мной Куликов приехал. Надо и его подключить. Он в коридоре остался. Один талант хорошо, а два лучше.
– Согласен, Тимофей Васильевич. Сейчас Ивана Семеновича проводят в помещение, где работает мой Никитин, – с этими словами начальник столичного сыска вышел из-за стола, а потом и из кабинета.
Я услышал, как он здоровается с Куликовым и просит, какого-то Смирнова отвести нашего художника к Никитину.
Вернувшись за стол, Кошко продолжил доклад:
– Где-то через час после ухода Нины Викторовны домой вернулся генерал от инфантерии Беневский. Буквально через десять минут после этого в квартиру позвонили. Матвеева открыв дверь, обнаружила на придверном коврике конверт с надписью «Генералу от инфантерии Беневскому». Его она отнесла генералу, после чего всё и завертелось. Аркадий Семенович, ознакомившись с содержанием письма, доехал до центрального телеграфа и отправил вам в Гатчину телеграмму. А также отправил телеграмму и сыну с вопросом, кто такая Анна Николаевна.
Сыщик открыл ящик своего стола и, достав конверт, протянул его мне:
– Вот, ознакомьтесь.
– А… – я хотел спросить про отпечатки пальцев, но Кошко меня опередил.
– Отпечатки пальцев мы с конверта и письма сняли. Но они оказались отпечатками генерала Беневского и служанки Матвеевой. Преступник ныне пошёл грамотный, знакомый с дактилоскопией.
– Серьёзно? – удивился я.
– В столице уже прошло несколько судебных процессов, где основным доказательством выступили отпечатки пальцев. На основании этого преступники получили обвинительные приговоры. Так что за своими отпечатками они теперь следят. Я имею в виду грамотных преступников, – Кошко усмехнулся. – Так что, к сожалению, с этой стороны какой-то информации получить не удалось.
Я открыл конверт, достал лист бумаги и прочитал текст: «Если хотите увидеть свою жену живой, то за ней должен прийти ваш зять. В полицию и жандармам об этом не сообщайте, в противном случае ваша жена будет убита. Где состоится встреча, вам сообщат позже».
Вежливо, культурно, и как-то по-детски. Нет, я понимаю, что для начала двадцатого века захват заложника – это нонсенс, абсурд, событие, противоречащее здравому смыслу. Но как-то нелепо похитителям упоминать полицию и жандармерию, если я являюсь начальником центра, где есть бойцы, которым и полицейские, и жандармы в подмётки не годятся. А слухи о том, как с моей помощью представились в полном составе члены ЦК РСДРП ходят не только в Российской империи. Поэтому я не понимаю, на что надеются похитители, прося прийти меня на встречу. На то, что я как баран тупо пойду за козлом-провокатором на скотобойню. Это глупо и опять же по-детски как-то.








