Текст книги "Полдень 23 век. Возвращение Тойво (СИ)"

Автор книги: Игорь Минаков

Соавторы: Игорь Горячев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Хотя уже в то время некоторые исследователи интуитивно чувствовали что, мысль, эмоция, а тем более сознание и самосознание человека имеют иной, «нематериальный» характер, в отличие от так называемых «материальных» процессов и несводимы к ним. Но они никак не могли перешагнуть некий «психологический барьер» и допустить, что могут существовать два различных вида бытия: например материальное и ментальное, несводимые друг к другу. Хотя именно это допущение открывало дорогу к истинному видению многомерности человека и универсума, но оно же указывало на пределы «традиционной науки», лишало ее так сказать предмета исследования. В самом деле, как можно изучать «нематериальную» мысль?^[19]

Нехожин помолчал некоторое время, скрестив руки на груди и вытянув ноги.

– Ну а теперь, – продолжил он, – в свете вышесказанного, зададимся вопросом, может ли компьютер или даже Искусственный Интеллект, обладать сознанием, «мыслить» или иметь эмоции? И можно ли загрузить, например, «сознание» человека в компьютер, как об этом мечтали «кибермодернисты»? Другими словам, может ли человек искусственно создать некую компьютерную систему, которая будет воспроизводить эту многомерную структуру информационных уровней Ноокосма и воспринимать подобно мозгу вибрации этих уровней и, кроме того, «осознавать» их? Я уже не говорю об обретении компьютером «пси-индивидуальности», то есть души…

Компьютерная система любой сложности может лишь более или менее удачно имитировать высшую нервную деятельность человека: «мышление», эмоции, даже наличие «самосознания», но никогда она не будет на самом деле мыслить, чувствовать и сознавать. Машина останется машиной, просто ее можно сделать очень похожей на человека.

Кстати, именно это на самом деле доказывает знаменитый тест Тьюринга, гласящий что «если машина может выполнять интеллектуальные задачи, например поддержание беседы так, чтобы внешне это нельзя будет отличить от тех же действий, совершаемых человеком, то внутренне она тоже от человека отличаться не будет». Почему Тьюринг сделал такой забавный вывод, остается загадкой. На самом деле этот тест говорит лишь о том, что мы можем создать машину, которая сумеет лишь более или менее удачно подражать «высшей нервной деятельности» человека и не более того.

В конце двадцатого века один исследователь писал не без юмора: «…Если бы все больше и больше клеток вашего мозга заменялись интегральными микросхемами, запрограммированными так, чтобы их характеристики входа-выхода были идентичны заменяемому элементу, вы по всей вероятности сохранили бы способность говорить точно так же, как и сейчас, за исключением того, что постепенно перестали бы что-либо иметь под этим в виду. То, что мы, сторонние наблюдатели, все еще принимали бы за слова, для вас стало бы просто некоторым шумом, который заставляют вас издавать ваши микросхемы».

История с Массачусетской Машиной действительно страшная и Бромберг, пожалуй, и в самом деле слишком усердствует, высмеивая ее создателей за «переполох, который они устроили со всем этим минированием, колючей проволокой и прочими «судорожными телодвижениями», как он выражается. Но испуг их был вполне оправдан, потому что Массачусетская Машина слишком хорошо начала имитировать разум, причем нечеловеческий. Более того, она за те четыре минуты, которые ей удалось проработать, видоизменила свою программу и почти успела наладить конвейерную сборку киборгов во всепланетном масштабе, переключив на себя энергетические ресурсы почти всей Северной Америки и на глазах у ошеломленных исследователей начала зарождаться и набирать силу новая, нечеловеческая цивилизация Земли. Интересно, что создатели этой Машины испугались именно того, за что сами так долго ратовали. Как говориться, за что боролись, на то и напоролись. Ведь по сути ЭмЭм начала реализовывать их собственный идеал. Ее незадачливые создатели в эти четыре минуты ясно осознали, что людям в мире киборгов не будет места. Либо они, либо мы. Такова была альтернатива. Если бы Машину не смогли остановить, можно предположить, что последствия для человечества были бы весьма плачевными. Возможно, сейчас мы жили бы уже на планете киборгов. А людей как «существ низшего толка» она бы в лучшем случае согнала в резервации, а в худшем распорядилась бы уничтожить, следуя своей нечеловеческой логике, за ненадобностью. Недаром Мировой Совет наложил строжайший запрет на дальнейшие разработки в этой области.

И все же, несмотря на все это, ума и сознания у Массачусетской Машины отнюдь не прибавилось. Железо осталось железом.

– Да, Ростислав, – сказал я, – абсурдность киборгизации человечества сейчас представляется вполне очевидной, чего не скажешь о генетике. Когда сестры Наталья и Хосико Фуками начали эксперименты с фукамизацией и растормаживанием гипоталамуса, а Освальд Амудсен сделал прорыв в генетике, многим тогда казалось, что человечество обрело новую «панацею».

– Но ведь и генетика, Максим, имеет дело с самым внешним, поверхностным уровнем человека, с его физическим телом. Не гены определяют его «высшую нервную деятельность». Гены являются только самым внешним, материальным выражением сложнейшего взаимодействия этой многомерной структуры человека, которую упускает из виду традиционная наука. Меняя один ген, в нашей попытке «улучшить» человека или избавить его от какой-то болезни, мы затрагиваем бесчисленные многоуровневые связи сложнейшего творения сверхразумного Ноокосма и, на самом деле, всегда меняем «что-то еще», о чем мы в данный момент понятия не имеем, и что может «аукнуться» нам лишь много лет спустя, в каком-нибудь пятом поколении. Что и произошло в случае с фукамизацией и растормаживанием гипоталамуса? Как говорил Эдуард О. Вильсон: «В наследственности, как в окружающей среде, нельзя сделать что-то одно. Когда ген меняется в результате мутации или заменяется другим, очень вероятно возникновение побочных и, быть может, неприятных эффектов».

– А помните монографию Джона Тосивилла «Человек дерзкий», Ростислав? Она упоминается в моем первом мемуаре. Похоже, Тосивилл одним из первых обратил внимание на кризис, в котором оказалась технократическая цивилизация и на попытку технократов выйти из этого кризиса путем грубого вмешательства в организм человека.

– Да рассуждения Тосивилла о Человек Дерзком и необходимости исследования психокосма человека, как главного приоритета, заслуживают самого серьезного внимания. Опасность всех этих «научных» экспериментов по «улучшению» человека всегда состояла в том, что ментальный ограниченный человек, такой какой он есть, действительно превращается в Человека Дерзкого, когда решает некими «внешними техническими средствами» создать нечто большее, чем человек. Но пока он живет внутри пределов своего ограниченного ментального знания, все, что он может создать, непременно будет нести в себе возможность опасной ошибки. Мы не знаем, каковы будут последствия наших дел завтра, послезавтра, через век или тысячелетие. Даже если кому-то кажется, что назрела необходимость для создания лучшего человечества, «технократические», евгенические и генетические манипуляции не могут быть решением. Решение не в том, чтобы создавать «сверхчеловека» внешними средствами, но в том, чтобы становиться «сверхчеловеком» посредством изменения сознания и в прорыве к Сверхразуму Ноокосма.

Нехожин посерьезнел и некоторое время молчал, скрестив руки на груди и словно сосредоточенно думая о чем-то. Но скоро его лицо просветлело, и он снова с улыбкой повернулся ко мне.

– Но, вернемся к теме эволюции, Максим. Так вот, в начале XXI века некоторые светлые головы подметили интересную закономерность. Промежутки времени, т. е. исторические эпохи между эволюционными кризисами все время сокращаются, причем не просто сокращаются, а сокращаются в среднем в одной пропорции, порождая сходящуюся геометрическую прогрессию. Выяснилось, что каждая следующая эпоха короче предыдущей примерно в е ≈2,71 раз. Чем дальше мы продвигаемся по шкале времени из прошлого в будущее, тем плотнее сжимаются промежутки между эволюционными и историческими кризисами. Сначала это миллиарды лет, затем миллионы лет, затем сотни тысяч, десятки тысяч. А промежутки между историческими скачками в социуме вообще уже измеряются тысячелетиями, веками, а затем и годами. Этот феномен так и назвали – «эффектом ускорения исторического времени». Например, эпоха от возникновения жизни на Земле около 4 миллиардов лет назад до Кислородного кризиса длилась приблизительно 2,5 миллиарда лет. Следующая эпоха от Кислородного кризиса до Кембрийского взрыва, когда мир в течение относительно короткого с эволюционной точки времени, оказался заселен невероятным разнообразием многоклеточных животных, уже примерно в е ≈2,71 раза короче. Эпоха от Кембрийского взрыва до Мезозойской эры и появления пресмыкающихся и динозавров еще в 2,71 короче предыдущей. Длительность эпохи между мезозойской эрой и кайнозойской, когда появляются млекопитающие и птицы, снова в 2,71 раз короче и так далее. Нетрудно заметить, что если длительности этих эпох все время сокращаются, то в какой-то момент планетарной истории они будет приближаться к нулю. Этот момент и будет пределом данной сходящейся последовательности.

Нехожин поднял с земли прутик и нарисовал на земле две оси координат. Затем он изобразил некую кривую которая сначала шла полого от левого края нижней оси X, а потом резко уходила вверх приближаясь к оси Y, но не пересекая ее.

– Вот так примерно выглядит кривая эволюционной истории. Ось Х – это ось времени. По оси Y мы отмечаем точки эволюционных скачков. Сначала кривая эволюции идет достаточно полого и промежутки времени между эволюционными скачками довольно большие, но по мере приближения к оси Y она становится почти вертикальной, бесконечно приближаясь к оси Y. Точки эволюционных скачков на ней располагаются все ближе и все гуще, а временные промежутки между ними становятся исчезающе малы. Кривая круто уходит вверх и скорость эволюции устремляется в бесконечность… Но, – сказал Нехожин, подняв палец и с торжествующим видом посмотрел на меня, – очевидно, что в реальной жизни скорость эволюции не может быть бесконечной. И что из этого следует, позвольте вас спросить? – обратился он ко мне и сделал паузу, словно ожидая моего ответа.

– Ммм…, – начал я, несколько оторопев от этого вопроса. – Я затрудняюсь…

– А это значит, – сам продолжил он, – что закон ускорения исторического времени приводит нас к совершенно потрясающему выводу: Эволюция, в том виде, как мы ее знаем, протекавшая на Земле в течение нескольких миллиардов лет, с момента возникновения жизни и до наших дней, может продолжаться лишь конечное время. Интересно, Максим, что уже тогда удалось приблизительно вычислить предел этой сходящейся последовательности, т. е. точку на шкале времени, где скорость эволюции становится бесконечной. Он был назван Точкой Сингулярности Истории. Она пришлась на 2020–2030 год плюс минус 15–20 лет. Самое удивительное, что Глобальный Эволюционный Кризис действительно проявился во всю силу именно в первой половине XXI века. А это значит, что человечество уже тогда вплотную подошло к окончанию своей планетарной истории.

Он замолчал, и, закрыв глаза, сидел некоторое время молча, подставляя лицо солнцу, жмурясь как кот и улыбаясь, словно давая мне время осмыслить всю глубину сказанного. Я и в самом деле пытался это осмыслить.

– Обратите внимание, – продолжил он, открывая глаза и щурясь на солнечные блики, играющие на поверхности пруда, – что именно эволюционный кризис заставил всепланетный социум коренным образом изменить социальную форму, породив новый уровень всепланетной интеграции. Тогда же человечество вошло в Точку Сингулярности Истории и начался беспрецедентный эволюционный переход, которые и привел к Большому Откровению и к появлению люденов уже в наше время. Сейчас мы уже на самом пике этой Сингулярности. Когда мы выйдем из нее, в авангарде Эволюции прочно и навсегда утвердятся людены.

Нехожин помолчал немного, с улыбкой, чуть прищурившись, глядя на большой пруд с кувшинками неподалеку от нас, где мама-утка, хлопотливо покрякивая, вела за собой по водной глади весь свой выводок, семерых пушистых, серых утят. Кибер-дворник неподалеку от нас, ловко орудуя манипуляторами, собирал опавшие листья.

– Следует отметить один важный момент, Максим, – продолжил Нехожин. – В момент эволюционного кризиса решающим фактором оказывается так называемое избыточное внутреннее разнообразие системы. Это означает, что некоторые маргинальные формы жизни, не играющие существенной роли на данном этапе развития, во время эволюционного кризиса оказываются способны дать на него адекватный ответ и выходят, таким образом, в авангард эволюции. Например, первые эвкариоты возникли еще задолго до конца эры прокариотов. Однако они не играли какой-либо заметной роли вплоть до Кислородного Кризиса. Немногочисленные эвкариоты на фоне преобладающей массы прокариотов существовали в форме избыточного внутреннего разнообразия. Но в момент кризиса их потенциальные возможности получили преимущества, и они вышли на передний план эволюции.

Подобно этому и люди с «третьей импульсной» существовали в человечестве уже в XXI веке и, видимо, даже раньше, никому неизвестные, часто неизвестные даже сами себе. Именно они представляли собой то самое «избыточное внутреннее разнообразие» и были готовы дать адекватный ответ на Глобальный Эволюционный Кризис. По сути, с середины XXI и весь XXII век набирало силу это маргинальное движение люденов. Они формировали свою расу, чтобы открыто заявить о себе, как о новом авангарде Эволюции во время Большого Откровения. Мы с вами живем на самой стремнине этого переходного процесса, можно даже сказать, уже в «постсингулярную» эпоху. Труднее всего пришлось первым метагомам, Павлу и Софии Люденовым. Им пришлось первым прокладывать путь, и я теперь почти уверен, что их работа началась уже тогда, в двадцать первом веке.

– В двадцатом первом?! Вы шутите?

– Да, если не в двадцатом. Я думаю, что когда они подошли к окончательной трансформации тела, им обоим было уже более двухсот лет. И все это время потребовалось на то, чтобы осуществить процесс инициализации «третьей импульсной». Я провел специальное исследование, пытаясь добыть о них хоть какую-то информацию, выяснить хотя бы место и годы рождения. Мне ничего не удалось выудить из БВИ, как я и предполагал. Много времени провел, роясь в архивах. Но, к сожалению, и там ничего не смог обнаружить. Предполагаю, что они несколько раз меняли имена, и старались держаться в стороне от людей, жили в уединенных местах, посвящая себя полностью своей работе. Думаю, в какой-то момент вокруг них начала сплачиваться группа учеников, тоже имеющих «третью импульсную». Скорее всего, Павел и София могли каким-то образом определять потенциальных люденов без специальной аппаратуры. Возможно, обладали особыми «пси-способностями» для этого.

– Вы рассказываете потрясающие вещи, Ростислав!

– Да, Максим. Природа всегда порождает достаточное количество маргинальных индивидуумов, готовых штурмовать следующую эволюционную вершину. Ведь цель Эволюции совсем не в том, чтобы создать общество, в котором «все люди счастливы, живут долго, и никто не болеет» и тем более – не все эти абсурдные проекты сращивания человека с компьютером. Такое общество, на самом деле, означает остановку Эволюции, деградацию человечества, новый вид «технократического» или «биотехнологического» рабства, тот или иной вариант «дивного, нового мира». Цель Эволюции в том, чтобы выйти на принципиально иной уровень, изнутри взрастить Новый Вид, обладающий бессмертным сознательным телом с помощью тех могучих скрытых сил, которые изначально заложены в человеке Ноокосмом… Это вы хорошо сказали… Вторая волна. Я думаю, Вторая, но отнюдь не последняя. Теперь уже очевидно, что в ближайшее время человечество поредеет еще на несколько сотен тысяч человек. Это уже не та капля в море во время Большого Откровения, когда люденов было не более полутысячи. Это уже похоже на Эволюционное Цунами. Интересно, как к этому отнесется Мировой Совет?

– Хотел бы я сам это знать… – задумчиво сказал я. Мне почему-то вспомнился Геннадий Комов с его резкой «анти-люденовской» позицией, которая с годами, похоже только усиливалась.

В это время рядом с нами остановилась группа ребятишек, мальчишек и девчонок лет одиннадцати, двенадцати. От их группы отделилась одна симпатичная девчушка в синеньком комбинезончике и светлой маечке с цветочками и, подойдя к нам, обратилась к Ростиславу:

– Ростислав Аркадьевич, а вы можете показать нам еще раз ракопаука с планеты Пандора?

– Легко! – закричал весело Ростислав, вскакивая. – А вы не испугаетесь, как в прошлый раз?

– Нет, – в разнобой загудела вся ватага.

– Ну, смотрите!

Ростислав принял забавную позу, выставив одну ногу вперед, согнул ноги в коленях и поднял руки с растопыренными пальцами, изображая видимо клешни. Резкий, пронзительный, скрежещущий, пробирающий до самых печенок, звук пронесся по парку. Где-то заполошенно залаяли собаки. Вся ватага со смехом и криками бросилась врассыпную. Даже я вздрогнул, и на мгновение мне показалось, что у меня заложило уши. Да, надо сказать проделано это было мастерски и очень натурально. Если бы у меня были закрыты глаза, то я был бы почти уверен, что нахожусь в опасной близости от этого пандорианского чудовища. Ростислав, посмеиваясь, снова уселся на скамейку.

– Ну, Ростислав! – с восхищением сказал я. – У меня просто нет слов!

– Это необычные ребятки, – сказал он, улыбаясь. – Все они псионики. Учатся в интернате при нашем институте. Мне нравится работать с детьми. Они гораздо более восприимчивы и открыты, чем взрослые и хорошо воспринимают идеи псионики. Мы уже разработали специальную программу для работы с ними. Я вполне уверен, что скоро мы сможем целенаправленно формировать «третью импульсную» в нашем институте у ребятишек, которые имеют склонность к этому.

– А их родители не будут против?

– Вы задаете трудный вопрос, Максим, – посерьезнел Ростислав. – Видите ли, никакие родители не могу сделать такой выбор за ребенка. Дети сами должны сделать свой выбор. Если они хотят идти вперед, если в них живет потребность чего-то «иного», иной жизни, иных возможностей, другого более великого существования, как родители могут им запретить это? Разве должна эволюция считаться с родительским эгоизмом?

– Ростислав, многие родители вас не поймут. Вы наживете себе кучу врагов! Они поднимут против вас Мировой Совет!

– Поэтому пока мы и храним все это в тайне, Максим. Мы вполне осознаем взрывоопасность для общества подобной информации.

Солнце поднялось уже довольно высоко, его лучи пробивались сквозь густые кроны деревьев, оживляя тенистые лужайки вокруг солнечными пятнами света. Легкий ветерок доносил до нас мельчайшие брызги от поливальной кибер-установки, работающей на газоне неподалеку от нас.

– Но, как вы сами понимаете, Максим, – продолжил Нехожин, – «третья импульсная» – это только потенция. Главная проблема, которая стоит сейчас теперь перед нами, – исследовать процесс ее инициализации. Именно этим мы и занимаемся, как вам, наверное, уже рассказала Аико, денно и нощно, на протяжении вот уже почти десяти лет. Ох, и не легкое это дело, скажу я вам, – вздохнул он. – Энергетические перегрузки, иногда, прямо таки космические. Порой кажется, что тело вот-вот разлетится на куски. Но, каким-то чудом, оно не разлетается, – рассмеялся он. – Я очень рад, что вы теперь с нами. Чем больше нас будет, тем легче нам будет продвигаться вперед. А если мы пройдем этот путь до конца, то откроется путь и для других.

– Вот уж никак не думал, что в таком возрасте мне придется начинать жить заново, – сказал я.

– Да, – улыбнулся Нехожин, – я бы сказал рождаться заново. Жизнь иногда подбрасывает нам неожиданные сюрпризы. Надо сказать, что сейчас процесс инициализации «третьей импульсной» ускорился во много раз. И это благодаря тому, что мы не первые, что некоторые уже прорвались на следующий эволюционный уровень, стали люденами. Похоже, это во много раз ускорило процесс инициализации «третьей импульсной» для тех, кто идет следом за ними. Ноокосм – единая система, Максим, можно даже сказать единое Тело. Человечество – это тоже одно большое Тело, состоящее из множества «клеток», – отдельных людей. Наша разделенность иллюзорна. Все здесь взаимосвязано. Если кому-то удалось вырваться вперед, то это, несомненно, оказало мощное влияние на все человечество в целом. Грубо говоря, если кому-то удалось трансформировать свое тело в тело людена, то это повлияло на тела всех людей. Информация об этом мгновенно распространилась по всей Вселенной. Клетки, из которых состоят тела людей и, наверное, не только людей, восприняли информацию об этом.

Немного помолчав, он продолжил:

– Так вот, тот путь, который первые людены прошли за 200 лет, Аико прошла за 10. И смогла передать нам свой опыт. Она уже очень близка к рубежу окончательной трансформации. Те, кто идет за Аико уже смогут пройти этот путь всего лишь за несколько лет.

– Поразительно. Вы извините меня, Ростислав, но я все еще совершенно не представляю, что же представляет собой сам процесс инициализации, – сказал я.

– Тайна сия великая есть… – шутливо-торжественно провозгласил Нехожин. – Процесс восхождения по «психофизиологическим уровням», Максим, включает себя три главных этапа. На первом этапе происходит психологическая трансформация. Необходимо достичь фундаментального покоя на всех уровнях своего существа. В результате постепенно исчезает наша «ложная личность» и на сцену выходит «истинное я». Как раз через это вам сейчас и предстоит пройти с нашей помощью.

Я открыл было рот, но Нехожин жестом остановил меня, видимо желая закончить.

– На втором этапе начинается постепенный процесс трансформации тела, – продолжил он, – и здесь вам надо будет работать в тесном контакте с Аико. Она сможет постепенно передать вам и вашему телу свой собственный пси-опыт. И, наконец, третий этап представляет собой собственно полную трансформацию, т. е. преображение человека в людена. О том, что происходит на этом этапе, мы пока можем только догадываться. Как я уже говорил, Аико уже очень близко подошла к третьему этапу. Она наш «первопроходец». Ах, Максим, – вдруг воскликнул Нехожин, – верите ли, я иногда чувствую себя ребенком по сравнению с ней. Временами я ловлю себя на ощущении, что это не просто моя дочь. Иногда она смеется, шутит, дурачится совсем как ребенок, но вдруг что-то в ней неуловимо меняется, и какое-то другое более великое существо вдруг возникает передо мной… Я чувствую в ней бездны бесконечных пространств, работу великих космических сил, Вечность, взирающую на мир со своих неизмеримых высот, управляющую колоссальными процессами Вселенной. И тогда меня охватывает какой-то мистический трепет. Ибо я вижу перед собой нечто непостижимое…

Как это хорошо сказано у Грауэрта, помните? «Чудесный Гость с дальних берегов блаженства… Присутствие, благодаря которому все вещи обретают очарование…».

– Вы знаете, Ростислав, я тоже почувствовал нечто подобное, – сказал я, вспоминая удивительные превращения Аико.

Нехожин замолчал, видимо думая о дочери и улыбаясь своим мыслям. Молчал и я, тоже думая об Аико, и чувствуя как при мысли о ней легко и радостно становится на душе.

– И все же, Ростислав, что же конкретно происходит на первом этапе? – прервал я, наконец, наше молчание. – Очень любопытно, знаете ли…

– Так… – сказал Нехожин. – А не прогуляться ли нам немного, Максим, – вдруг весело предложил он. – Думаю, небольшой променад нам не помешает, а потом мы с вами перекусим в нашем кафе. Тут у нас уютное кафе неподалеку, знаете ли… Чудесные аллапайчики в грибном соусе… Мы тут с вами глобальные проблемы эволюции решаем, о сверхлюдях рассуждаем, но кушать пока еще приходится… А по дороге я расскажу вам о первом этапе.

– Ну что же, я не против, Ростислав.

Мы встали и неторопливым прогулочным шагом направились в сторону здания Института, белеющего сквозь листву в конце аллеи слева от нас. Некоторое время мы шли молча, наслаждаясь ясной погодой и вдыхая пахнущий озоном воздух. Людей в этот час на аллее было немного. Навстречу нам попалась группа молодых людей и девушек, азартно спорящих о чем-то. Поравнявшись с нами, они поздоровались с Ростиславом. Тот с улыбкой кивнул им в ответ. Громко «бибикая», нас обогнал какой-то карапуз на детском кибер-мобильчике и, набрав скорость, умчался вперед, а, спустя некоторое время, вслед за ним мимо нас пробежала трусцой молодая женщина в спортивной форме, видимо мама «карапуза», догадался я. Совсем низко над нами в сторону Института бесшумно пролетел глайдер, скользнув тенью по дорожке парка.

– Так вот, на первом этапе, Максим, – начал Нехожин, – вам нужно осознать один очень важный закон эволюции.

– И как же он звучит?

– Он звучит так: то, что было главным преимуществом в эволюции для прежнего вида, становится главным препятствием для перехода к следующему.

– Хм… интересно… Насколько я понимаю, Ростислав, главное преимущество человека с эволюционной точки зрения, так сказать, это его способность мыслить, разум.

– Вот именно, Максим, – подтвердил Нехожин. – Наш великолепный, изощренный ум становится главным препятствием для перехода на следующий эволюционный уровень.

– Вы шутите? Несколько неожиданно заявление… Вы что же, предлагаете мне избавиться от ума?

– В некотором смысле да, – улыбнулся Нехожин. – Ум надо успокоить. Должен вам заметить, что чем дальше продвигаешься по пути трансформации, тем больше осознаешь, что ум является главным препятствием на всех уровнях. Видите ли, Максим, человек живет в уме, или другим словами, в «ментальной среде», как рыба в воде. Эта ментальная среда настолько для нас привычна, что мы ее даже не замечаем. Мы воспринимаем окружающий мир через призму ума. Все наши эмоции, ощущения, реакции – все это полностью программируется умом. Мы видим на самом деле не реальный мир, а нашу умственную интерпретацию мира. Даже самих себя мы воспринимаем просто как некий набор идей. Вот эта личность, которой мы себя считаем, – это просто некий образ, существующий только в нашем уме, который мы приобрели на протяжении всей нашей жизни, начиная с рождения. Это целый комплекс взаимосвязанных идей-отождествлений типа: «я – это тело, которое когда-то родилось и однажды умрет, я – это мои мысли, мои чувства, мои реакции, я – мужчина или женщина, меня зовут так кто, у меня есть история моей жизни от рождения и до этого момента и так далее и тому подобное». Еще древние мудрецы замечательно высказались по этому поводу в том смысле, что «нет людей, есть идеи».

– Хм… интересно…, – сказал я задумчиво, – мне никогда раньше не приходилось смотреть на себя с этой точки зрения. – Нет людей, есть идеи… Интересно, интересно…

– Да, Максим. Так вот, если нам надоело быть «ментальными» рыбами, – продолжил он, – если мы хотим выбраться на новый эволюционный берег, мы должны отрастить себе новые «легкие», так сказать, научится жить в новой среде, дышать новым воздухом, сбросить эти «ментальные жабры». Людены, похоже, «не думают», как человек. Т. е. можно сказать, что людены вообще не думают. В теле людена сама материя становится полностью сознательной и обретает непосредственную силу действия, т. е. в каждый момент люден делает то, что должно быть сделано, и именно так, как это должно быть сделано, без всякого посредничества мысли, обладая непосредственной властью над материей. Возникает некий особый «сознательный автоматизм». Ум сыграл свою положительную роль в эволюции, позволив человеку выделиться из царства животных, но если мы хотим идти вперед, ум должен замолчать и уступить место Сверхразуму Ноокосма. Я доступно излагаю, Максим?

– Вполне, – бодро ответил я, но если быть до конца честным, перспектива остаться «без ума» меня несколько смутила.

Нехожин помолчал некоторое время, поглаживая свою бородку и легонько пощипывая себя за нос.

– Так вот, ум пронизывает все существо человека вплоть до клеток тела. В псионике мы выделяем несколько слоев ума. Это вышеупомянутый «ментальный» слой, о котором я только что говорил. Далее следует «эмоциональный» слой ума, управляющий нашими эмоциями. Мы выделяем также «чувственный» слой, ведающий ощущениями и реакциями, и last but not least, как говорят англичане, так называемый «физический» слой ума, связанный непосредственно с телесным сознанием. Он, в частности, ответственен за «инстинкт самосохранения». И именно этот последний слой играет особую роль в трансформации тела. На всех этих уровнях необходимо достичь фундаментального покоя. Иначе осуществить трансформацию просто невозможно.

– Хм… Знаете, Ростислав, в молодости, когда я резиденствовал на Саракше, мне пришлось послужить некоторое время в тамошней армии, в гвардии. Так вот, у нас там был ротмистр Чачу, который был не лишен чувства юмора. Поучая на плацу новобранцев он, бывало, говаривал: «Слушайте меня гвардейцы. Вы плоть и кровь нации. Вы опора и гордость Неизвестных Отцов. С чего начинается гвардеец? Гвардеец начинается со своих сапог. Сапоги – это лицо гвардейца. Вы можете не иметь мозгов, за вас буду думать я, но ваши сапоги должны сиять как улыбка идиота, массаракш. Кто не понял, показываю…». И он умудрялся скорчить такую физиономию, что весь личный состав покатывался со смеху. Надо сказать, это одно из моих немногих светлых воспоминаний о Саракше.

– Такую? – спросил Нехожин весело. И вдруг он состроил физиономию удивительно похожую на физиономию ротмистра Чачу тогда, перед строем новобранцев на Саракше. Мне даже показалось, что на секунду Нехожин исчез, а передо мной появился сам ротмистр Чачу.

– Очень похоже, – сказал я потрясенно. – Удивительно, как это вам удается, Ростислав?

– Я просто считываю образ, запечатлевшийся в вашем сознании, и более или менее удачно воспроизвожу его. Это довольно просто… Но, Максим, я не предлагаю вам стать идиотом. Просто понаблюдайте немного за своим умом. Вы убедитесь что то, что вы считаете своим мыслями, на самом деле вам не принадлежит. Не вы порождаете мысли, мысли сами спонтанно приходят к вам в голову из какого-то неведомого вам источника, отнюдь не «по вашей воле». Вы же не говорите себе, перед тем как возникнет какая-нибудь мысль, что, мол, вот «сейчас я буду думать такую-то мысль». Мысль просто спонтанно возникает в вашей голове, без всякого участия вашей воли. На самом деле мысли приходят к нам с ментального уровня Универсального Информационного Поля Ноокосма. То же самое касается эмоций, ощущений, реакций. Человек это просто принимающая станция, улавливающая вибрации различных уровней сознания Ноокосма. Интересно, что сам процесс простого, незаинтересованного наблюдения за все этими проявлениями нашей психики, уже приводит к их успокоению.