Текст книги "«Лимонка» и пять «лимонов» (СИ)"

Автор книги: Игорь Волознев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

Роман, а за ним обе девушки, наощупь прошли через тёмную прихожую. Роман ненароком хлопнул дверью. Жанна вскрикнула, споткнувшись обо что-то в темноте.

– У вас тут всегда такой мрак? – недовольно проворковала она.

– Нет, суслик мой, только сегодня, – отозвался Роман, у которого не выходили из головы «Вольво» и джипы во дворе.

Ещё когда он на своих «Жигулях» шестой модели сворачивал с дороги к воротам, в глаза ему бросился «Вольво», стоявший под деревьями. А подъехав к дому и увидев поблизости от крыльца «Рэйндж-Ровер» и «Ниву», он удивлённо засвистел. Значит, к жильцам, снимавшим у матери комнаты, приехали гости…

Присутствие в доме посторонних Роману не понравилось. Хотя, по большому счету, ему было на них начхать. Он привык тут распоряжаться как у себя в московской квартире.

Все приехавшие с ним были навеселе. Роман тоже слегка поддал, но только слегка, поскольку был за рулём. А девушки – уже порядочно. Молодой человек намеревался в обществе своих спутниц приятно провести выходные на уединённой даче. В багажнике его «шестёрки» лежали ящик пива и свёртки с продуктами.

По дороге компанию застиг ливень и им пришлось пережидать его в Киржаче. Как только дождь приутих, Роман снова двинулся в путь. Трезвый он ни за что бы не решился на путешествие по размытым просёлочным дорогам. Но в состоянии подпития ему всё было нипочем. Несколько раз «Жигуль» буксовал в грязи, и Роман выгонял девчонок под моросящий дождь, заставляя толкать машину. Те выходили босиком, сняв туфли, так что к концу пути их платья и ноги заляпались грязью.

– Приехали, – крикнул Роман. – Вылезаем!

Он первым вышел из машины и потянулся, расправляя плечи. Высокий, худощавый, с привлекательным загорелым лицом, он нравился женщинам и менял их часто. К крыльцу он зашагал не спеша, вразвалку, как бывалый моряк. Девушки засеменили за ним босиком, держа в руках туфли.

– Значит, так, – прошептал он, остановившись у крыльца. – Роли свои запомнили? Ты, Жанна, моя невеста. Мы с тобой собираемся расписаться, а когда – точно ещё не решили. Ты, Кристина, её подруга. Поняли, да? Так и представитесь мамаше. Девушки вы порядочные, скромные, обе работаете секретаршами на фирме.

– Понятно, – те ёжились и вздрагивали плечами на холодном моросящем дожде.

Роман отпер дверь своим ключом, вошёл в прихожую, привычно протянул руку к выключателю, но свет не зажёгся. Для Романа это не было большой неожиданностью. Электричество в сельском доме пропадало часто. Однако в таких случаях зажигали свечи, а сейчас во всём доме царила темнота…

Он посмотрел на часы. Маленькая стрелка подползала к двенадцати. Значит, мать легла спать, не дождавшись его, хотя знала, что он приедет.

В гостиной было ненамного светлее, чем в прихожей. Роман, чертыхаясь, направился в кухню, где лежали свечи, как вдруг в лицо ему упёрся луч фонаря. Роман зажмурился.

– Кто такие? – грубо поинтересовался Савик.

– Мы? – Роман вздрогнул, разглядев перед собой двух незнакомцев с пистолетами.

Девушки нырнули за его спину. Дремоту у обеих как рукой сняло.

– Да, вы! – подтвердил Савик. – Вам что надо?

– Мы к Екатерине Алексеевне, – пробормотал присмиревший Роман. – Я звонил ей недавно… Она должна меня ждать…

– Она спит, – гаркнул бандит.

– Тогда мы, наверное, поедем назад, – Роман уже понял, что нарвался на ночных грабителей, и попятился. – Мы, собственно, здесь случайно оказались…

– Случайно? – процедил Гнутый. – Пургу не гони!

– Извините за беспокойство… – Роман и девушки шарахнулись в прихожую.

– Стоять!.. Коли приехали, то проходите, – главарь вдруг сменил тон на дружелюбный. – Гостями будете. Нам как раз рабочая сила нужна.

Он подошёл к окну.

– На легковухе приехали? Гнутый, поди проверь, есть ли там кто ещё.

Когда Гнутый с пистолетом проходил мимо девиц, те отшатнулись от него со сдавленным визгом. Браток ухмыльнулся.

Савик положил включённый фонарь на тумбочку.

– Так вы, значит, родственники старухи? – поинтересовался он, поигрывая пистолетом.

– Я её сын, – объяснил Роман. – А это, – он кивнул на Жанну, – моя невеста.

– Невеста – это хорошо… – Савик окинул взглядом худенькую фигуру Жанны. Потом задержал глаза на высокой груди Кристины. – Да вы зря боитесь, – он раздвинул губы в любезной улыбке. – Ничего плохого мы вам не сделаем. Только эту ночь вам придётся провести в доме. Так надо, поняли? А утром свалите на все четыре стороны. Или останетесь, если захотите. Лично я и мои друзья не собираемся здесь задерживаться.

Приезжие молчали, прижимаясь к стене.

Вернулся Гнутый и доложил, что в «шестёрке» никого нет, зато в багажнике целый ящик пива.

– Пока не кончим дело, о пиве забудь, – сурово сказал Савик. – Лучше поищи ещё свечей.

– Свечи лежат на кухне, в шкафу, – подсказал Роман.

– Спасибо за информацию, – кивнул ему главарь.

Гнутый принёс из кухни с полдюжины свечей и сразу принялся их зажигать, расставляя в гостиной на столе.

Из подвала донесся свист Рябого.

– Шеф, кто там? – послышался его крик.

– К хозяйке чувак один подвалил, а с ним тёлки! – отозвался Савик.

Он показал пальцем на Романа.

– Ты, я смотрю, мужик крепкий. Сейчас пойдёшь со мной. Поможешь нам.

– А что надо делать?

– Яму выкопать.

Романа прошиб холодный пот. «Яму! Могилу! Самому себе! А потом – пуля в висок, и в ту же яму сбросят…»

Бледнея, он приложил руку к сердцу.

– Отпустите нас, мы никому про вас не скажем, клянусь… – заговорил он дрожащим голосом, почти не дыша. – А хотите – позвоню другу в Москву, он завтра пять тысяч долларов привезёт.

Гнутый беззвучно засмеялся.

– Как же ты отсюда звонить будешь? У тебя рация, что ли, есть?

– У матери есть радиотелефон. Я по нему всегда звоню отсюда в Москву, и сейчас могу позвонить, прямо при вас. Только не надо ямы. Деньги привезут, без обмана…

– В доме есть радиотелефон? – заинтересовался Савик. – Где он?

– У матери… Он должен быть у неё в комнате…

Гнутый со свечой направился было в хозяйкину спальню, но Савик его остановил.

– Ладно, потом поищем, – сказал главарь, – сейчас нет времени. – Он обернулся к Роману. – Значит, пойдёшь с нами. Баб запрём наверху.

– Где – наверху? – спросила Кристина.

– В верхней комнате, – ответил Савик.

– А там умывальник есть? – высунулась из-за плеча Романа Жанна.

– Есть, – с усмешкой кивнул главарь. – И умывальник, и ванна, и кофе с какао. Гнутый, отведи их!

Браток, захватив зажжённую свечу, вместе с девушками поднялся по лестнице. Когда подружки скрылись в за дверью одной из комнат, которые арендовали «доктора», он запер за ними дверь, причём долго подбирал ключ из связки, найденной им в комнате хозяйки.

Тем временем Савик с Романом прошли в подвал. За время отсутствия главаря работа здесь не продвинулась. Горели свечи. Люди стояли или сидели у стен, отбрасывая изломанные тени. Возле двери возвышался Рябой с пистолетом.

– Вот, подмога вам приехала, – Савик толкнул Романа в спину, заставив его резво сбежать по ступенькам. – Жаль, лишней лопаты нет, но ничего. Будет на подхвате.

– Откуда ж он такой явился? – прогудел Рябой.

– Прямо из Москвы, – ухмыльнулся Савик. – Только что из ресторана, и тёлок с пивом с собой прихватил!

– Работёнка ему найдётся, – тоже заухмылялся браток.

Савик захлопал в ладоши.

– За работу! За работу! Перекур окончен!

«Доктора» с лопатами не торопясь спустились в яму.

Главарю всё время казалось, что работа идёт слишком медленно, он то и дело подгонял землекопов. В подвал вернулся Гнутый и тоже принялся понукать их. Жора с Лёвой раскопали ещё два мешка с трупами. Только они начали вытягивать из земли второй мешок, как тишину старого дома разорвал истеричный визг. Послышался отдалённый грохот.

– Бабы хай подняли, – встревожился Гнутый. – Слышь, в дверь стучат?

Главарь, недовольный тем, что ему снова приходится отрываться от поисков чемодана, громко выругался.

– Слетай туда, шугани их пушкой и скажи, чтоб перестали галдеть, – велел он Гнутому. – А то, скажи, свяжем по рукам и ногам и рот тряпкой заткнём!

Гнутый умчался, а Савик отправил в яму Андрея с Романом, велев сменить взопревших «докторов». Увидев в мешке гниющий труп, Роман попятился было, но Савик свирепо толкнул его в спину.

– Что, жмуриков не видел?

Роман не удержался на ногах и рухнул на колени, борясь с подступающей к горлу тошнотой, потом отполз в сторону и сблеванул.

– Хиляк, – констатировал Рябой. – От него толку, как от козла.

– Ничего, пообвыкнет, – Савик сделал знак «докторам»: – Не стойте на месте, оттаскивайте жмуриков в сторону! Чемодан, говоришь, лежит под ними? – обернулся он к Хлопенкову.

Тот кивнул головой и зевнул с хрустом.

Глава 12

Когда на свет явился очередной мешок с покойником, в подвал вбежал взволнованный Гнутый.

– Шеф, – доложил он, отдуваясь, – там, наверху, мужик в шкафу связанный!

– Как – связанный? – не понял главарь.

«Доктора» замерли с мешком в руках.

– Скотчем, – пояснил браток. – И вроде бы спит. Бабы открыли шкаф, а там он. Перессали, начали визжать… Пришлось их в другую комнату отвести…

– Ты его разбудил? Кто такой?

– Да будил я его, а он не просыпается. Похоже, наширялся здорово.

– Ладно, хрен с ним, – решил Савик. – Раз связанный, значит, не уйдёт… Работаем, работаем! Чего встали?

«Доктора» потащили мешок к стене.

– Вы, двое, – Савик показал на полковника и Романа, – что-то вы долго отдыхаете. Хватайте лопаты и в яму!

– Я не собираюсь ввязываться в это дело… – попробовал было возразить полковник, но Рябой протянул ему лопату с таким видом, что тому ничего не оставалось, как взять её и спуститься в яму.

Залез в яму и Роман. Он еле стоял на ногах, но копал, с ожесточением вонзая острие лопаты в мягкую землю.

Рябой с Андреем извлекли из ямы последний вырытый мешок и отнесли к стене. Неся покойника, Андрей видел сквозь прозрачную плёнку, как качается из стороны в сторону потемневшая голова мертвеца с оскаленными зубами.

Хлопенков всё чаще зевал и клевал носом. Наконец он окончательно растянулся на полу.

Гнутый пихнул его ногой.

– После спать будешь! – гаркнул он зеку в ухо. – До бабок ещё далеко?

– Под жмуриками должны лежать, – ответил тот, с трудом приподнимаясь и протирая слипающиеся глаза.

– Копайте, копайте! – торопил землекопов Савик. – Чемодан уже близко!

Полковник и Роман вгрызались в землю, углубляя яму в том месте, где нашли последний мешок. Но ни мешков, ни чемодана больше не было.

Яма стала глубже метра на полтора, когда, наконец, Савик велел копать правее. Полковника с Романом сменили «доктора». Яма увеличивалась вширь и вглубь, однако чемодан не показывался. Не было и трупов. Копатели выбрасывали из ямы только землю. Её холмики вырастали справа и слева.

Наконец Савик, не выдержав, выгнал всех из ямы и сам взялся за лопату. Он ожесточённо копал минут двадцать, но тоже ничего и не нашёл.

Весь красный, вспотевший, он в сердцах отшвырнул лопату и вылез из ямы. Гнутый протянул ему бутылку с минералкой. Савик прополоскал горло, сплюнул и с угрожающим видом подошёл к Хлопенкову.

Тот спал, посапывая носом. Действовало снотворное, которое за чаем подсыпали ему «доктора».

– Ты, гнида! – Савик пнул его ногой. – Где бабло?

Голова зека дёрнулась, глаза раскрылись и тупо уставились на бандита.

– Там ничего нет! – Савик показал на яму. – Хочешь, чтоб я тебя зарыл вместе с жмуриками? Это можно!

Хлопенков был похож на пьяного. Он качал головой и бормотал что-то неразборчивое.

– Что? – Главарь наклонился к нему. – Что бубнишь, говори яснее!

Не дождавшись ответа, он принялся со злобой выкручивать зеку ухо.

– Только не думай, что сдохнешь так просто, – цедил он. – Сначала мы выдернем тебе ногти, потом яйца отхреначим…

Взгляд зека прояснился.

– Кореш, ты чего? – заголосил он, морщась от боли. – Бабки зарыты здесь, здесь, только это не те жмурики!

– А где те?

– Вон там, – он показал на груду картошки.

Савик ударил его кулаком под дых.

– Туфту лепишь?

– Погодите, наверное он прав, – вмешался Анатолий Михайлович. – Перед вашим приходом я разговаривал с ним, и он, помнится, тоже показывал мне на то место, – и полковник кивнул на груду картофельных клубней, как раз там, где стоял Гнутый.

– А чего ты молчал? – огрызнулся Савик.

– Но мы же нашли трупы, поэтому я тоже, как и вы, подумал, что мы на правильном пути, – веско ответил полковник. – А теперь я меняю свою точку зрения. Нужно копать у той стены. Поскольку мы компаньоны, то я передаю вам эту информацию…

– Ладно, кончай базар! – грубо оборвал его главарь. – Мы бы и без твоей информации перерыли здесь всё!

Он велел сбросить картошку в яму и выламывать половицы, где показал Хлопенков.

Половицы были пригнаны неплотно и здесь. Гнутый с Андреем быстро их разобрали. Когда обнажилась земля, первыми приступили к работе «доктора».

– Ройте, ройте, – подгонял их Савик.

Лёва с Жорой заметно устали и работа продвигалась медленно. Вскоре их сменили Роман с Андреем. Полковник и Гнутый помогали им, перетаскивая выкапываемую землю в первую яму.

Работали почти в полном молчании. Тишину нарушали лишь шарканье ног и хряск вонзавшихся в землю лопат. Хлопенков сквозь слипающиеся веки наблюдал за работой.

– Есть! – воскликнул Андрей. – Нашёл!

– Что? – в один голос спросили Савик и Гнутый.

– Не знаю, но что-то нашёл.

Савик с фонарём спрыгнул к яму и осмотрел находку.

– Ещё один жмурик, – констатировал он. – Только не в мешке.

– Это пацаны Катка, – прошептал зек, который подполз к самому краю ямы. – Их здесь должно быть четырнадцать душ.

Глава 13

С появлением новых мертвецов работа у Андрея застопорилась. Он едва шевелил лопатой, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. Во время службы на Кавказе он не раз видел мёртвых и считал, что привык к их виду. Но этот труп, обезображенный долгим пребыванием в земле, вызвал в нём непреодолимое отвращение. Подобные, если не худшие, ощущения испытывал и Роман, копавший рядом.

Заметив их состояние, Савик послал им на замену «докторов», и работа кое-как сдвинулась.

Лёва с Жорой выкопали всего мертвеца и подтащили его ближе к свече. Гнутый бросил им старые матерчатые рукавицы, оказавшиеся в подвале, Лёва надел их, взял труп за голый череп и выволок из ямы. Романа опять стошнило. Он отошёл к стене и уселся, уткнувшись в неё лбом.

– Слюнтяйская крыса, – прошипел Савик. – Давайте, убирайте отсюда жмурика, чего застряли! – Это уже относилось к «докторам».

Хлопенков не спускал с мёртвеца глаз.

– Это Совок, – прошептал он. – Славка Совков… Я парился с ним на зоне… Он был хороший пацан, особенно когда был трезвый…

Ему вдруг вспомнились заснеженный лес, слепящее синее небо и этот Совков, рослый двадцатидвухлетний парень, сидящий на стволе только что срубленной сосны. От костра тянет дымом, где-то лают сторожевые собаки, а они с Совком, в лагерных телогрейках и ушанках, сидят, покуривают и толкуют о том, чем займутся, когда выйдут на волю. Совок мечтал бомбануть богатую квартиру, на вырученные бабки приодеться и завести себе грудастую тёлку. Лицо у парня круглое, нездорового землистого цвета, с впалыми щеками. Они освободились почти одновременно и обосновались в подмосковной Электростали, где и влились в банду Катка.

Из земли показались ещё три трупа. На них сохранились волосы и одежда.

Зек жадно вглядывался в почерневшие лица. Вот этот, в красной майке, – Киря, лучший стрелок в группировке. Без участия Кири не обходилось ни одной разборки с применением оружия. Маленький, сухопарый, похожий на хорька, Киря стрелял в людей с удовольствием, часто в одного человека всаживал по нескольку пуль и не удирал сразу с места убийства, а ещё какое-то время смотрел на убитого. Убивать стало его потребностью, как наркотик. В последнее время он стрелял так, чтобы первой пулей только смертельно ранить жертву. Прежде чем добить её окончательно, он, как заворожённый, следил за её мучениями. Кирю в банде недолюбливали, зато Каток считал его своей правой рукой. Впрочем, это не помешало главарю расправиться с ним, как и с остальными.

А вот этот, здоровенный, с грудью как бочка, – Качан. Хлопенков был с ним дружен. Качан два раза спас ему жизнь – сначала на зоне, когда Хлопа пытался пришить один отморозок, а потом во время налёта на обменный пункт, выбив автомат из рук охранника. Одно только в нём не нравилось Хлопу: Качан любил пить в одиночестве. Забивался в угол и вливал в себя стакан за стаканом почти без закуски.

Следующим из ямы выволокли Буратино. Длинный и нескладный, он был принят в банду одним из последних. Буратино снимал проституток почти каждый вечер. Не мог спокойно пройти мимо них. Хлопенков с ним мало общался и недолюбливал за необузданную пьяную свирепость.

Из земли показался череп с оскаленными зубами. Хлопу не надо было видеть остального тела, чтобы узнать молчуна Лома. Этот Лом большую часть своих денег высылал в Пермь жене. Среди братков ходили слухи, что она ему вовсю изменяет, и Хлопенков ему от души сочувствовал. У них с Ломом была одна и та же проблема. И тот и другой страстно любили бабу, которая не испытывала к ним ответного чувства.

Труп старого наркомана Димыча был весь скрюченный, с нелепо заломленной рукой. В свои тридцать пять седоволосый Димыч казался стариком. Он был спец по взлому замков и в банде его уважали. Даже Каток не орал на него, когда напивался.

Сам же Каток пил часто, особенно в последнее время, но в тот вечер был совершенно трезв. Братки съехались к нему в уединённый дом в лесу, где он снимал комнаты, и, пользуясь отсутствием хозяйки, устроили попойку. Пахан угощал братву можжевеловым самогоном. Такого никто раньше не пил. На вкус он казался немного горьковатым, но в голову ударял хорошо и братки были довольны. Только в Хлопа можжевеловка не полезла. Его затошнило после первых же глотков, он начал рыгать и икать, и потом почти не пил, только делал вид, что пьёт.

Это его и спасло. В разгар веселья Каток, который тоже незаметно от всех воздерживался от самогона, обвинил Саню Цыганкова в крысятничестве и тут же, при всей братве, приговорил к смерти. Каток любил устраивать такие разборки. Начинал вдруг ни с того ни с сего при всех обвинять кого-нибудь из братков в проступках, которых тот не совершал, и тому приходилось долго и мучительно оправдываться, не зная исхода этих обвинений, поскольку главарь, рассвирепев, запросто мог в сердцах вогнать в него пулю. Каток подозревал всех. Никто в банде не мог быть уверен, что в следующую минуту подозрение пахана не падёт на него. Обвиняя Цыганка, Каток брызгал слюной, его полнощёкое лицо раскраснелось, маленькие глазки яростно блестели под набрякшими веками. Братва склонна была согласиться с паханом. За Цыганком и прежде замечались грешки – он был вороват и болтлив, водил знакомства с людьми из других криминальных группировок, чего Каток не терпеть не мог. Напрасно Цыганок в отчаянии ползал на коленях и клялся, что он «не при делах». Его участь была решена. Пахан велел ему копать себе могилу в подвале. Цыганок от ужаса едва держал лопату в руках, и браткам пришлось ему помогать.

Через час, когда довольно объёмистая яма была вырыта, все бандиты, кроме Катка, чувствовали себя плохо. Виноват был можжевеловый самогон. Всех тошнило, даже Хлопа. Братки заблевали весь пол в доме. Их бил сильный озноб, лица посинели, на коже выступили пятна. Вскоре все лежали. От сильной слабости никто не мог сдвинуться с места, один только Хлоп ещё кое-как ползал на четвереньках. Зато пахан, хромой и грузный, переваливаясь, как огромный пингвин, ходил как ни в чем не бывало между братками, ставшими вдруг беспомощными, вглядывался в их синие лица и напевал с довольным видом.

У Хлопа выворачивало наизнанку желудок. Чтобы опорожнить его, он забился под лестницу, загородился какими-то вёдрами и, спустив с себя штаны, принялся справлять нужду. Мимо, не замечая его, несколько раз прошёл Каток. Давно сгустилась ночь, но электричества в доме Каток не включал. Ходил со свечой, напевая: «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново…». Хлоп наблюдал за ним из-за вёдер. Каток обыскивал братков, снимал с них перстни и цепочки, из карманов доставал деньги. Добычу он относил на стол, потом поставил на тот же стол тёмно-коричневый чемодан и при свете свечи принялся доставать из него доллары, пересчитывать их, складывать в пачки и снова укладывать в чемодан. Назавтра пахан должен был выдать братве положенную ей часть добычи. Но эти деньги, как и те, которые Каток сохранил от предыдущих набегов, все перешли в чемодан.

Каток защёлкнул замки и удовлетворённо похлопал рукой по крышке. «Мёртвые надёжней любого банка сохранят бабки…» – донёсся до Хлопа его глуховатый голос.

Хлоп в ту минуту не понял зловещего смысла этой фразы. Только потом, когда он протрезвел, до него дошло.

Пахан засунул чемодан в большую полиэтиленовую сумку, проковылял с ней мимо затаившегося Хлопа и скрылся в подвале. Дверь туда осталась открытой. Хлоп осторожно пополз к ней. Заглянув в подвал, он увидел Катка с сумкой у края ямы, вырытой для Цыганка. Свеча освещала его побагровевшее лицо, скалящееся в дьявольской ухмылке.

Каток повернулся к Хлопу спиной, и браток, пользуясь этим, быстро прополз в дверь и затаился в тёмном углу за ящиками.

Каток спустился на дно ямы, где лежал труп Цыганка с простреленной головой. Зарыть его не успели. Хлопу было видно, как Каток положил рядом с мертвецом сумку и перевернул его так, чтобы тело мертвеца легло на неё. Казалось, будто покойник обнимает сумку. Пахан вылез из ямы и постоял немного, любуясь созданной им картиной.

Дальше началось самое жуткое. Каток ходил по тёмным комнатам, брал за шиворот обессилевших, мало что соображавших, трясущихся в ознобе братков и одного за другим затаскивал в подвал. Там он подводил их к яме и сбрасывал вниз. Никто не мог выбраться оттуда, братки грудой лежали на дне, слабо шевелились и стонали. Если кто-то всё-таки находил в себе силы подползти к краю ямы, Каток бил его по голове и тот отваливался назад. «Вот уж окна зажглись… – хрипло напевал пахан. – Я шагаю с работы усталый… Я люблю… тебя, жизнь…» Он перетащил в яму всех, кто был в доме. Хлоп замирал от ужаса при мысли, что главарь сейчас хватится его и пойдёт искать. Он, как и остальные, не смог бы оказать ему никакого сопротивления. Но Каток то ли забыл о нём, то ли сбился со счёта, когда сваливал братков в яму. Как бы там ни было, побродив по комнатам и больше никого не найдя, пахан вернулся к яме, взял лопату и принялся засыпать её землей. Он засыпал ещё живых людей!

Хлоп впоследствии пришёл к выводу, что братва, может, и выздоровела бы после отравленного самогона. Ведь сам-то он не умер. Каток убил их вполне намеренно и закопал вместе с деньгами.

Все в банде знали, что милиция после недавнего неудачного ограбления сидит у них на хвосте. Поэтому, видимо, Каток решил резко со всем завязать и уйти на дно, надёжно припрятав деньги, а заодно избавившись от сообщников, как от ненужных свидетелей.

Он кидал землю на шевелящиеся тела и бурчал прилипшую к губам песенку:

– Нам нема-а-ало дано… ширь земли и равнина морская…

В ответ из ямы неслись стоны.

«Только мёртвые надёжно хранят деньги», – вспомнилось Хлопу. Пьяный Каток как-то сказал это Димычу, когда разговор зашёл о том, где лучше всего хранить деньги. Каток доказывал, что самый надёжный сторож для спрятанных ценностей – это покойник, недаром в старину вместе с кладом зарывали человеческий череп или кости. А ещё лучше, по мнению пахана, зарыть с кладом всего мертвеца. Только мертвец сможет сохранить спрятанное добро до возвращения владельца. Его словам никто не удивился. Все в банде знали, что Каток верит гадалкам и целителям, а перед каждым налётом на инкассаторов подолгу сидит над картами Таро и жжёт свечи, советуясь с потусторонними силами.

Наверняка и эти зловещие похороны имели для него какое-то мистическое значение. Вероятно, он считал, что покойники, и правда, сохранят зарытые деньги…

Засыпав яму землёй, Каток походил по ней, утрамбовывая, а потом, взяв свечу, покапал на землю воском и начертил на ней какой-то знак. И только после этого, вспомнив свой плотницкий опыт, принялся укладывать на место половицы.

Хлоп наблюдал за ним как в гипнотическом трансе и замирал от страха, когда тот проходил мимо ящиков, за которыми он прятался. Но убийца его так и не заметил. Закончив свою работу, пахан поднялся к себе в комнату и вскоре оттуда донёсся его раскатистый храп.

Чувство страха в груди Хлопа сменилось чувством жгучей ненависти. Настоящей крысой среди них был не Цыганок, а сам пахан! И потому он должен понести наказание! Кстати, и деньги в случае его смерти достанутся одному Хлопу, потому что других претендентов на них не осталось.

Хлоп не мог в ту же ночь осуществить мщение. Он был слишком слаб, болели мышцы, судорогой сводило всё тело. Когда он на четвереньках выбирался из подвала, его сознание мутилось. В иные моменты ему казалось, что он умирает, и его охватывало самое настоящее отчаяние.

Он всё-таки выбрался из подвала, а потом из дома, дополз до леса и лишь там к исходу следующего дня окончательно пришёл в себя. На третий день, уже почти оправившийся, он наведался в деревню по соседству и от какой-то старухи узнал, что хромой жилец уехал, захламив и испоганив весь дом, и что хозяйка не стала на него жаловаться, потому что он заплатил ей гораздо больше, чем был должен.

Хлоп сразу же направился в Подольск и снял там комнату. О том, что у Катка есть квартира в этом городе, знало человек пять, включая Хлопа, но они были мертвы. Три дня он следил за подъездом, часами просиживая за столиком у пивного ларька напротив, и наконец увидел Катка. Пахан вышел из подъезда, остановил частника и куда-то уехал. Вернулся он только к вечеру. Хлоп за это время успел раздобыть все необходимые инструменты для взлома двери и ночью проник в квартиру.

Каток спал в одежде и в ботинках, развалившись на тахте. В комнате горел свет. Всюду царил беспорядок, на полу валялись объедки и окурки. Воняло мочой.

События той ночи Хлоп помнил до мельчайших подробностей, как будто это было вчера. Пахан храпел. Голова его была запрокинута, короткая плотная шея, увешанная многочисленными амулетами, обнажена. Сжимая в руке нож, Хлоп приблизился к тахте. Он уже наклонялся над Катком, как вдруг тот перестал храпеть. Глаза пахана раскрылись и уставились на ночного гостя. Секунду спустя его лицо перекосилось в гримасе панического страха. Каток мог бы легко отбить от себя руку с ножом, оттолкнуть Хлопа, но его ужас перед человеком, которого считал мёртвым, был так велик, что он даже не пытался сопротивляться, только начал всем телом подаваться назад.

– Это ты, Хлоп? – прошептали посиневшие губы.

Хлопенков, внезапно осознав, что Каток парализован страхом, почувствовал себя полным хозяином положения. Он даже медлил с решающим ударом, наслаждаясь своей властью над кровожадным паханом, перед которым ещё совсем недавно пресмыкался и трепетал.

– Не ждал? – ответил он, оскалившись в мстительной улыбке. – Ты убил пацанов и сейчас ответишь за их смерть.

Каток задыхался, его щёки дрожали.

– Зачем… ты… пришёл?… – выдавил он с усилием.

Он поднял руку, словно защищался не от человека, а от призрака, и тогда Хлоп, наклонившись к самому его лицу, прошептал:

– Лежи спокойно, Каток. Пацаны тебя ждут, – свободной рукой он отогнул его голову назад. – Ждут, чтобы разобраться с тобой…

Нож ещё не коснулся шеи, а Каток уже хрипел, трясся, глаза его закатились.

– И Цыганок ждёт, и Димыч, и Федя…

Хлоп неторопясь принялся пилить горло.

Брызнувшая кровь залила алым горячим потоком лезвие ножа, пальцы Хлопа и тахту. Лезвие упёрлось в хрящ, но Хлоп продолжал пилить, потому что Каток ещё дергался.

Наконец пахан затих, вытянулся с посиневшей отрезанной головой и вываливающимся изо рта огромным прокушенным языком. Кровь текла из рваной раны не переставая. Скрюченные пальцы впивались ногтями в обшивку тахты.

Видение затуманилось. Хлоп почувствовал, что его бьют по щекам.

– Спишь? – загремело, казалось, в самом мозгу.

Зек с трудом раскрыл глаза и тут же снова закрыл их. Его голова свесилась.

Гнутый ещё раз ударил.

– Бесполезно, – крикнул он, обернувшись к Савику. – Дрыхнет как сурок!

– Ладно, оставь его, – отозвался главарь. – Давай помогай оттаскивать жмуриков!

Голоса доносились из такой дали, что Хлоп едва различал их. Он прошёл в ванную и вымыл руки. Когда вытирал их полотенцем, почувствовал, как сзади его шею обхватили чьи-то пальцы. Они были холодными и скользкими, и от их прикосновения по спине Хлопа пробежал мороз. Ещё не успев ничего сообразить, он вырвался и выбежал в коридор.

Он целую минуту не решался оглянуться. А когда наконец скосил глаза, ужасающая догадка подтвердилась: за его спиной стоял измазанный кровью пахан!

Хлоп смотрел на него не дыша. Рубашка и брюки на пахане были залиты кровью, отрезанная голова свешивалась на плечо. Каток поддерживал её рукой. Выпученные глаза страшной головы казались стеклянными, язык по-прежнему высовывался изо рта. В нечленораздельном бурчании, которое издала голова, Хлопу послышалось обещание его убить.

Чувствуя, что у него мутится рассудок, Хлоп попятился.

Оживший мертвец двинулся за ним. Хлоп знал, что пахан не бросает своих слов на ветер, и того, кого он приговорил, заранее можно было считать покойником. Из раскрытой комнатной двери в тёмный коридор сочилась полоса красного, как кровь, света. В этом свете мертвец казался полностью чёрным. От каждого его шага паника в груди братка нарастала, и в конце концов на Хлопа нахлынул такой ужас, что он упал, дико закричал и задёргался, напрягая все силы, чтобы вырваться из парализующей паутины кошмара.

Каток наклонился над ним и потянулся руками к его горлу. При этом пахану пришлось отпустить свою голову, которая тут же свесилась ему на грудь и закачалась, держась на одном сухожилии.

Качаясь, она повернулась к Хлопу лицом, и он завопил, увидев, что её безжизненные глаза глядят прямо на него. Он начал отталкивать от себя пахнущие землёй руки, но они схватили его и оторвали от пола.

Сухожилие внезапно лопнуло, голова Катка отвалилась от шеи и свалилась прямо на Хлопа. Зубы впились в него со злобным рычанием. Он рванулся в сторону, но безголовый труп держал его крепко. Ледяная рука нанесла братку удар такой силы, что он откинулся навзничь и остался лежать на холодном полу…

Рябой подул на свой кулак, занывший после удара.

– Ну что, угомонился ты или нет? – проворчал он.

Но спящий зек продолжал дёргаться и повизгивать. Рябой, матерясь, ещё раз ударил. Хлопенков и на этот раз не проснулся, однако дёргаться перестал. Дыхание его выровнялось.