Текст книги "Людас (СИ)"

Автор книги: Игорь Тихоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Понял, ясновельможная панна. А, если дьяк откажется? Он, ужас, как боится поссориться с сотником.

– А, если отец Евсей мне вздумает перечить, то я ему не дам денег на ремонт церкви. Половину из них, я думаю, он себе в карман положит.

– Очень мудрое решение, Ваша Милость. Это очень большая удача для нашего села, что именно Вы теперь будете здесь хозяйкой. А то покойному паны полковнику, за военными заботами, некогда было в Вишневом порядок навести. Упокой Господь его душу. А теперь я спокоен.

– А, как я рада, что ты теперь спокоен, ты даже себе представить не можешь! Хитрая ты лиса. Хватит разговаривать, займись делом. А мне сегодня надо повидать Петра Коцюбу. Он должен уже вернуться по моим расчетам.

Инга пошла домой, а староста заторопился в церковь к дьяку.

Панна вошла во двор своей усадьбы. К ней подбежала собака и начала ластиться, тихо повизгивая и приветливо махая хвостом. Раньше, когда еще был жив муж, пес себя так не вел. Девушка остановилась, погладила животное по голове и сказала:

– Вот и еще один подлиза. Ну, что хочешь показать, как ты любишь хозяйку. Правильно делаешь, а то голодным останешься.

Панна оттолкнула собаку и вошла в дом.

“Сейчас позавтракаю и отдохну немого,– подумала Инга,– потом пойду к деду Петру. Интересно, привезет он знахаря или нет?

Федор подошел к дому священника. Хата у дьяка была хорошая, добротная. Может, и в правду говорила панна про деньги для церкви?– подумал Прищепа,– откуда у батюшки такой дом? Сам-то он хозяйством не занимается”.

Но тут, же вспомнил, Что завись это грех. Перекрестился, попросил прощения у Господа за дурные мысли и постучал в окно. Отец Евсей открыл почти сразу. Он готовился к утренней молитве. Службу дьяк всегда вел аккуратно. В Господа Иисуса Христа веровал, как мог, конечно, но веровал. А то, что грешил иногда, так ведь живой человек. С кем не бывает? Зато, за каждый свой проступок от души просил прощения у Бога. Правда, надо сказать, что этих “проступков” у него, иногда, очень много случалось.

– Чего тебе, Федор?– спросил священник, стоя в дверях хаты.

– Панна Кульбас просила вас сегодня же освятить дом сотника Яворного,– выпалил староста.

Отец Евсей только собрался что-то сказать, даже уже рот открыл для этого, Прищепа тут же добавил:

– А то говорит, что не даст денег на ремонт церкви.

Священник закрыл рот. Помолчал и многозначительно произнес:

– Желание панны Кульбас для меня все равно, что закон. Проведу службу утром и обязательно выполню её просьбу. Так ей и передай.

– Я буду ждать Вас возле дома сотника,– сказал Прищепа и направился домой.

Ему надо было взять с собой инструмент, чтобы открыть дверь в хате Яворного. После небольшого пререкания с женой, староста, взяв топор, направился к дому сотника. Солнце уже поднялось над крышами хат, когда Федор добрался до цели своего пути. Он осмотрелся вокруг и подошел к двери. Соседей не было видно.

“Слава Богу, никого нет”,– подумал Прищепа, и в то же время почувствовал, что у него за спиной, кто-то есть. Он медленно повернулся, держа наготове топор. Дрожь пробежала у него по всему телу. Перед ним стояла огромная черная собака и внимательно смотрела на него. В её поведении не было ничего агрессивного. Только седьмым чувством Федор понял, что выражает взгляд этого чудовища. Весь вид пса говорил: “С чего начать? Укусить этого незваного гостя за ногу или может сразу вцепиться ему в горло?” Так они, молча, наблюдали, друг за другом несколько секунд. Потом Прищепа решил отогнать собаку и сказал:

– Пошла отсюда! Кыш, тебе говорю!

При этом он махнул рукой. Псина, как по команде прыгнула на него. Дальше все произошло молниеносно. Федор отскочил в сторону и ударил животное топором по черепу изо всей силы. Голова у собаки раскололась надвое и повисла вниз, держась на шкуре. Тварь рухнула на землю, заливая кровью траву вокруг себя. Лапы у неё дергались в судорогах. Животное за все время не издало ни звука. Прищепа выронил окровавленный топор и сел возле стены дома. Руки у него ходили ходуном от страха.

“Хорошее начало. Посмотрим, что дальше будет”?– подумал староста, постепенно, приходя в себя. Посидев еще немного, он встал, взял топор и вытер его о траву. Вернулся к двери. Заложил колун в проем между рамой и ручкой и надавил на держак. Что-то хрустнуло, и дверь отворилась. Федор вошел в дом. Там все было, как обычно в украинских хатах: стол с лавками, печь; в других комнатах – кровати, аккуратно заправленные. В углу висела икона, затянутая паутиной. Лампада под ней не горела.

“Интересно, как это может находиться Божья икона в сатанинском доме”?– размышлял Прищепа.

Он попытался поджечь лампаду, но она тут, же гасла. После нескольких попыток, он бросил это занятие. В доме было прибрано. Посредине большой комнаты лежала ночная сорочка Марты. Староста толкнул её ногой и сразу же отскочил в сторону. Из-под сорочки выбежала здоровенная серая крыса и скрылась в соседней комнате. Федор перекрестился и вышел из дому. Скоро подошел и дьяк. Увидев дохлую собаку, он испуганно спросил:

– А это еще что такое?

– Вы, что сами не видите – собака,– ответил Прищепа.

– Так. Не умничай. Я вижу, что это собака. Я спрашиваю, что у нее с головой, и почему она здесь валяется?

– Она, потому здесь и валяется, что у неё с головой не все в порядке. Хватит задавать вопросы. Пошли делом заниматься, пока народ не сбежался.

– Я сейчас же ухожу. Я не буду святить такое место. Меня за это сана лишат.

– Ну, что Вы так переживаете? Это я собачку топором тюкнул. Что здесь такого странного. Она на меня бросилась, а я её того…– Федор сделал при этом жест, который красноречиво иллюстрировал его слова.– Что же было делать? Ждать, когда она меня сожрет? Обычное дело, пес пытался защитить дом хозяина, а я ему, очевидно, не понравился.

– Да, это не собака, а дьявол какой-то,– немного успокоившись, проговорил священник,– я таких и не видывал. Не понимаю, как ты её не побоялся?

– Побоялся, но умирать было еще страшнее,– объяснил староста.– Ну, все, отец Евсей, хватит капризничать, пошли панский наказ выполнять. А, если есть еще какие-то сомнения, то сразу вспоминайте о деньгах, которые панна Кульбас обещала дать на ремонт церкви.

Дьяк перекрестился три раза и вошел в дом. За ним последовал Прищепа. Осмотревшись по сторонам, отец Евсей достал кропило, вынул серебряное ведерко со святой водой и омокнул в нем щетку, при этом произнес:

– Освящаю во имя Отца, Сына и Святого Духа, Аминь!

Сразу же после его слов задрожали стены в доме, и затрясся потолок. Как только он брызнул святой водой в комнату, дом стал разваливаться по кускам. Из всех щелей выскакивали крысы, вылезали змеи и выпрыгивали жабы, а из иконы – закапала кровь. Староста схватил священника за шиворот и вытащил его на улицу. В это мгновение рухнула крыша.

Прищепа и отец Весей стояли, как парализованные, с широко открытыми глазами. К старосте, первому, вернулось сознание:

– Одно могу сказать, воистину Вы святой, батюшка. Посмотрите, как Вас нечистая сила не любит. Вот, что натворила окаянная. А, если вспомнить еще, что было тогда в Ведьмином Яру, когда панну Марылю закопали…. Я бы Вас в епископы произвел. Ей Богу, не вру. А святая вода у Вас такую силу имеет, что и сказать нельзя.

Дьяк стоял весь поникший. Похоже, ему было не до шуток. Набравшись сил, он сказал:

– Пошли отсюда скорее, пока пыль не осела. Может, не увидит нас никто? Что я сотнику Яворному скажу? А самое главное, я же здесь не причем!

15.Раскрытие заговора.

Степан Колода, как пуля, домчался до головного куреня.

– Быстро доложи кошевому, что хорунжий Колода просит его принять. Дело срочное,– настойчиво говорил он часовому, охранявшему вход в здание.– Да, шевелись ты!

И не дождавшись возвращения, казак, ворвался в помещение. За столом сидели Шульга и Кулиш. За Степаном вбежали несколько человек из охраны, пытаясь задержать его.

– Отпустите хорунжего, и все выйдите,– приказал кошевой.

Когда охрана покинула комнату, Колода заговорил:

– Войсковой писарь и войсковой казначей хотят подкупить людей, чтобы они выбрали Гетьманом куренного атамана Гулия. Сегодня в полночь Андрей Копейка обещал передать на это деньги из войсковой казны.

– Вот как! А казначей божился, что денег почти нет в казне. Получается, смотря на что нет.

– Вот, чертов брехун,– выругался атаман Кулиш,– я никогда ему не доверял. Батько, разреши я его зарубаю.

– А за что?– поинтересовался Шульга.– За то, что они хотят Гетьмана выбирать?

– За то, что они взятки раздают из общественных денег. Вот, за что!– распалился куренной атаман.– За воровство, по нашему закону, их бить палками полагается, если уж зарубить нельзя.

– А ты можешь доказать, что они воры?– спокойно продолжал кошевой, и не дожидаясь ответа, сам ответил.– Вот то-то и оно. Так, что не кипятись, Микола. Все, что ты говоришь – правильно. И по правде говоря, надо бы было их зарубить. Но мы поступим по другому. Не позволим им казну разворовывать. А без денег, они, как змея без яда, пусть кусаются. А выбирать Гетьмана – святое право казаков. А уж, кто такой чести достоин, то Рада решать будет. Хорунжий Колода, приказываю тебе взять надежных хлопцев и охранять войсковую казну. Денег без моего разрешения никому не выдавать. Иди, исполняй мой наказ.

– Батько кошевой, писарь, казначей и атаман Гулий говорили, что хотят вольных людей на Украине своими холопами сделать. Это, значит, моих отца и мать тоже в холопы? Как же это? За что же мы кровь свою проливали?

– А ты хочешь, чтобы на Украине только панам хорошо жилось?– спросил Шульга.

– Нет, я хочу, чтобы воля была и правда – одна для всех!– запальчиво ответил Степан.

– Вот, и я того же хочу. И атаман Кулиш, и друг твой полковник Головань, и еще много других. Так, давайте делать то, что мы хотим, а не эти “умники”. Или умерла уже вольная Украина?

– Нет Батько кошевой. Ещё не умерла наша Украина, – сказал повеселевший Колода.

– Ну, все иди. А то упустишь казначея. Возьмет деньги и доказывай тогда, что он черт, а не ангел, как он себя выставляет.

Хорунжий пошел выполнять приказ.

– Ну, вот теперь посмотрим, как Копейка безе денег крутиться будет. Ишь ты, что задумал христопродавец, с помощью общественной казны смуту среди запорожцев сделать. Чувствую здесь руку ясновельможного князя Острожского. Это его повадки. Писарь с казначеем до такого не додумались бы,– заключил кошевой.

– А я думал, что они просто воры,– задумчиво проговорил атаман Кулиш.– Ну, ты и голова, Иван.

Колода с тремя десятками казаков из своего полка подошли к хозяйственному куреню. В окнах горел свет. Хорунжий оставил пять человек охранять вход, а десять отправил под окна. Войдя без стука, он застал там Андрея Копейку, возившегося у сундука войсковой казны.

– Пан, войсковой казначей, по приказу кошевого атаман нам поручено охранять скарб. Есть сведения, что его хотят украсть.

Копейка онемел от неожиданности. Руки у него опустились, и из них высыпались монеты в сундук. Хорунжий подошел, отодвинул в сторону казначея и закрыл сундук полный золотых монет крышкой.

– Дайте ключ,– попросил Колода,– честью прошу. А то возьму силой.

Казначей протянул ключ и сказал:

– Это не по закону. Только я могу хранить ключ. Я же отвечаю за казну.

– Знаю я, за что ты отвечаешь,– язвительно ответил хорунжий и закрыл сундук.– Отныне, до распоряжения кошевого атамана, здесь будем находиться только мы. И деньги будем выдавать только по его приказу.

Казначей чертыхнулся и вышел из куреня.

16. Возвращение полковника Голованя на Сичь.

Полковник Головань вместе со своим дядей Олегом Дубовым прибыл на Запорожскую Сичь в полдень. Подъехав к берегу Днепра, они как раз успели на уходящий паром. Игнат смотрел на реку и думал:

– Вот какая прозрачная вода в Днепре. Глубина здесь аршин пять будет, а видно, как на дне судак притаился за камнем. Хорошо бы, если б и мысли у меня были такие чистые, как эта вода.

Голованя мучили сомнения по поводу Инги:

” С одной стороны – она, конечно, красавица, каких мало, а с другой? Ей палец в рот не клади. Всю руку откусит. С такими женщинами хорошо до тех пор, пока они считают тебя самым лучшим мужчиной во всем мире. Но, как только они начинают думать по-другому! Тогда, берегись. Всю душу из казака вымотают. Еще при этом и спросят: Ну, как ты себя чувствуешь? Еще дышишь? Другое дело – Леся, и красивая, и молодая, а самое главное – неизбалованная. Где ей в украинском селе было научиться княжеским капризам? Такая до самой смерти любить будет, даже, если ты ей и надоешь своим постоянством. С ней жизнь будет спокойная, размеренная и … скучная. А вот с Ингой не соскучишься, с ней скорее сам спокойствия запросишь”.

Паром уткнулся в берег. Игнат с Олегом сошли на землю и собрались уже садиться на коней, когда Дубовой неожиданно предложил:

– А давай искупаемся, пан полковник. Давно я в Днепре не плавал.

– И то, правда. Два дня в пути были без отдыху. Давай освежимся.

Хлопцы отвели коней за ивы, росшие у самого берега. Разделись и с разбега бросились в воду. Фыркая и ухая, они резвились в воде. Вдоволь наплававшись, Игнат вышел на берег.

– Выходи,– крикнул Головань Дубовому,– пора ехать.

– Сейчас, только нырну еще разок,– ответил Олег и скрылся под водой.

Полковник уже оделся, а дядя все еще не выныривал.

“Вот, так всегда,– думал Игнат,– я эти его причуды, еще с детства помню. Нырнет и не выплывает. Это же надо, как бесконечно долго человек может находиться под водой. Прям, окунь какой-то, а не казак. И знаю, что все в порядке, а все равно волнуюсь”.

Дубовой показался на поверхности реки очень далеко от берега и помахал рукой Голованю. Игнат крикнул:

– Я поехал к кошевому, а ты давай в полк. Мне больше ждать тебя некогда.

Полковник вскочил на коня и пошел намётом к стоявшим вдалеке лодкам. Подъехав к сидевшим возле “чаек” казакам, он спросил:

– А кто перевезет меня на остров в крепость. Я полковник Головань.

Хлопцы подхватились, услышав имя известного среди казаков воина:

– Да, вот садитесь в этот большой чёлн, пан полковник. Здесь и конь Ваш станет. Он у Вас смирный? Лодку не перекинет?– предложил казак в шароварах и без рубашки. Кожа у него была бронзового цвета, а руки походили на огромные клещи. Было видно, что грести вёслами, является его основной работой.

– Ничего, спокойный. Он только татар не любит. В бою кусает их, как собака волка,– ответил Игнат и зашел вместе с конем в лодку.

Они отчалили от берега и поплыли по направлению к острову. Конь то и дело фыркал. Головань поглаживал его по морде, приговаривая:

– Тише, Брычок, тише.

– Ну, и смешное имя у Вашего коня, пан полковник,– сказал лодочник.– Это за что Вы его так назвали?

– Он, кроме того, что кусаться, еще и брыкаться любит,– объяснил Игнат.

У казака сразу погрустнело лицо. Было видно, что если бы он узнал обо всех “достоинствах” этого животного раньше, то вряд ли согласился бы перевозить его через Днепр, рискуя, что конь может потопить его лодку. Доехали без приключений. Головань поблагодарил перевозчика и направился в крепость. По дороге он обратил внимание, что много войска было на острове. Обычно, основные силы располагали на левом берегу. Впереди Игнат заметил своих старых знакомых, казаков из Незайманьковского куреня.

– Здорово, хлопцы. А где Ваш куренной атаман?– обратился к казакам Головань.

– Здоровье и Вам, пан полковник. Он уже третий день у кошевого.

– Что-то здесь не так,– размышлял полковник,– зачем держать такие силы на острове? Для боя – это неудобно, маневра нет. Что-то случилось. А вот что?

Головань проехал через ворота и увидел, что и в крепости людей больше, чем обычно. Остановившись у головного куреня, он слез с коня и обратился к часовому, стоявшему у двери:

– Доложи кошевому атаману, что прибыл полковник Головань. Просит принять его.

Казак быстро вернулся и сказал:

– Входите, пан полковник, Вас ждут.

Игната, действительно, ждали с нетерпением. Не успел он войти, как к нему навстречу поднялся Иван Шульга и сказал:

– Ну, Слава Богу, ты приехал. Я уже думал, не случилось ли чего в дороге?

– Доехал без приключений. А задержался потому, что к отцу с матерью заезжал на день.

– Твой полк уже переправился на остров. Хорунжий Колода с казаками охраняет войсковую казну. Возвращайся к своим хлопцам, и готовьтесь, сегодня будем Раду собирать,– наставлял Игната Шульга. И, обратившись к Кулишу, добавил,– Полковника Череду ждать не будем, он может задержаться. Неизвестно как, там, в Крыму обмен пойдет.

– А что случилось, Батько кошевой? Почему такая спешка? И к чему мне надо готовить свой полк?– сыпал вопросами Головань.

– Ишь ты, сколько вопросов назадавал,– улыбнулся Шульга,– отвечу только на последний. Войсковой писарь, войсковой казначей и атаман Гулий хотели превратить Раду в собственный карман. Что хочешь в него положишь, что хочешь из него вынешь. Только мы им руки укоротили. Думаю, что они теперь захотят сорвать Раду и помешать выборам Гетьмана. Твоя задача наступить им на хвост, если вздумают им крутить. Понял?

– Вот теперь все понял, Батько,– весело ответил Игнат,– так я уже пошел?

– Давай, сынку. И не зевай там. Эти чертовые дети тоже не промах. Они своего не упустят, будь спокоен.

Головань отправился в полк. Его хлопцы располагались на равнине перед крепостью. Внутри Сичи, за стенами помещались только куреня. Все остальные войска становились табором только за крепостью. Уж, так заведено. Подойдя к казакам, Игнат поздоровался с ними. Олег Дубовой уже был в полку. Перезнакомился с хлопцами и рассказывал им веселые истории.

– Хватит балагурить,– сказал Олегу полковник Головань, подозвав его жестом к себе,– собирай казаков и небольшими группами подтягивайтесь на площадь в крепости. Сегодня будет Рада. Расставь людей по всей площади и накажи им, от моего имени, чтобы смотрели в оба.

– А на что смотрели?– спросил Дубовой.

– Кое-кто хочет сорвать Раду. Помешать выборам Гетьмана. Так, что, если кто-нибудь начнет баламутить, разрешаю всё. Ты понял меня?– сказал Головань и внимательно посмотрел на Дубового.

– Не беспокойтесь, пан полковник. Все сделаем, останетесь довольны. Что я дитё неразумное? Все понимаю,– уверенно ответил Олег.

Дубовой подошел к казакам, стоявшим в стороне, что-то им сказал, и те разошлись по всему лагерю. Группы хлопцев по пять-десять человек потянулись к крепостным воротам.

17. Казацкая Рада.

– Ну, что Микола? Пора созывать Раду,– со вздохом выговорил кошевой атаман,– отдай приказ битюкам, чтобы били в талумбеи. Пусть собирают казаков на площадь. И старшину не забудьте позвать. Думаю, что полковник Головань уже успел предупредить своих хлопцев.

Атаман Кулиш передал приказ кошевого атамана битюкам. Три здоровенных казака в синих шароварах без сорочек взяли в руки деревянные палки с намотанными на концах набалдашниками, и подошли к огромному барабану. Он был сделан из огромного казана, на который были натянуты, сшитые между собой хорошо выдубленные, овечьи шкуры. Битюки ударили в талумбей. Каждый по очереди опускал свою дубину, и от этого получался особенный ритм. Всем, живущим на Запорожской Сичи был знаком этот звук, напоминающий повторяющегося слова: все-сю-да, все-сю-да…. Так созывали Раду. Услышав бой барабана, казаки начали подходить на площадь. Прибывали и те, что располагались за островом. Лодки одна за другой причаливали к берегу. Голос толумбеев разливался над Днепром. Когда внутри крепости все было заполнено людьми, прибывающие казаки начали располагаться за оградой на равнине. На крепостных стенах поставили крикунов, которые должны были рассказывать тем, кто был за забором, что делается на главной площади. Бурлящее море Запорожцев затопило остров. Оно походило на разноцветное лоскутное покрывало, которое накрыло всю землю на Сичи. Были здесь и зеленые, и желтые, и синие жупаны. Но больше всего казаки любили красный цвет. Возможно, это было из-за того, что очень нравилось этим людям красно-горячее солнце, восходящее каждое утро над Днепровскими скалами. А может, была и другая причина. Кто знает?

На площадный холм поднялся самый старый казак на Сичи Алексей Коробка. Сколько ему было лет, никто не знал точно. Сам он говорил, что престал считать свои зимы и весны, когда они перевалили за сто. Роста он был выше среднего. Седой оселедец был закручен за ухо. Усы свисали ниже подбородка. Несмотря на свой возраст, казак имел бравую осанку и звонкий голос.

– Браты казаки! Мы собрали Раду, чтобы выбрать Батьку для всей Украины. Кто хочет назвать, давай, говори,– начал Коробка.

– Атаман Гулия,– быстро выкрикнул казак Зеньковского куреня, стоявший недалеко от центра площади.

– Та пошел ты под три черты со своим Гулием,– перебил его невысокий голопузый казак, похожий на живчика.– Кошевого Шульгу хотим в Гетьманы.

– Да шо там тот Шульга,– не унимался Зиньковский казак и показал дулю в сторону, стоявшего среди старшины кошевого атамана,– вот ему Гетьманство.

В это время, Олег Дубовой подошел к расходившемуся не на шутку казаку, и стукнул его кулаком по голове. Тот отлетел в сторону и упал.

– Не балуй,– грозно сказал Олег и показал ему увесистый кулак.

По площади пошел шум. Все галдели, как вороны на дереве. Невозможно было понять кто, о чем говорит. Кое-где начались драки. Стоявшие среди атаманов, писарь и казначей улыбались. По ним было видно, что они довольны происходящим. Бывшие за крепостной стеной казаки, не видели, что происходит в крепости. Поэтому они все время спрашивали у крикунов, которые находились на ограде: “Что там делается? Кого хотят в Гетьманы? Да, говорите же, чертовые дети, не молчите”. На что им отвечали: “А Бог его разберет. То ли Шульгу, то ли Гулия? Они там больше ругаются, чем Гетьмана выбирают”.

По площади начали передвигаться группы казаков, которые утихомиривали дерущихся, где – словом, а где – силой. Это люди полковника Голованя наводили порядок. Постепенно гомон замолкал.

– Вы же не бабы на базаре. Чего гвалт подняли?– успокаивал запорожцев Алексей Коробка,– давайте выбирать. Кто за Гулия, поднимай руки.

Шум на площади стих. Недалеко от головных ворот поднялось около двух сотен рук. Это были в основном казаки Зиньковского куреня. Среди остальной массы людей, так же, кое-где, оказались желающие поддержать Гулия. Только их количество напоминало одиночно торчащие стручки на большом огороде. Всех подсчитали, оказалось около трехсот человек.

– Кто за Шульгу? Голосуй,– продолжал Коробка. Вся площадь заполнилась частоколом из поднятых рук.

Андрей Копейка плюнул себе под ноги и пошел с площади. За ним потянулись, с опущенными головами, писарь и атаман Гулий.

– Куда же вы, хлопцы?– спросил Алексей Коробка.– Мы еще не всех посчитали.

Стоявшие на площади, дружно засмеялись.

– Ладно, товаривство, я думаю, что считать не нужно. Итак, ясно, что Вы хотите в Гетьманы Шульгу,– продолжал старейший казак,– но по закону, теперь избранному надо предложить булаву. Он подошел к Ивану Шульге и протянул ему символ гетьманской власти:

– Прими от общества доверие, кошевой.

– Нет, Батьку, не возьму. То большая честь для меня,– скромно проговорил Шульга, и отодвинул руку старика.

Стоявший в толпе молодой казак удивился:

– И чего это кошевой кочевряжатся? Я бы не отказался от такого.

Находившийся рядом с ним пожилой воин дал ему подзатыльник и сказал:

– Молчи, хлопче, если не знаешь. Так положено. Три раза надо отказаться, чтобы все видели, что кошевой за властью не гоняется.

Алексей Коробка второй раз протянул булаву Шульге:

– Бери, народ хочет.

– Нет, не возьму, не достоин я того,– упорно продолжал кошевой.

– Та бери ты уже, чтоб тебя ни пули, ни сабли не брали. Устал я уже её держать, старый я для этого,– сказал Коробка и в третий раз протянул булаву Шульге.

Тот взял её, поцеловал и произнес:

– Спасибо тебе, Батко и всему товаривству, за честь великую мне оказанную.

И поклонился на три стороны перед народом.

– Любо, любо!– закричали казаки на площади.

– Любо, любо,– подхватили их, стоявшие на равнине перед крепостью.

Алексей Коробка подошел к Гетьману и ударил его по щеке ладонью. Шульга поклонился ему и сказал:

– Спасибо, Батько, за ласку.

– Молодец казак. Это тебе, чтобы ты волю гневу никогда не давал,– и ударил атамана по другой щеке.

Гетьман снова поклонился и произнес:

– Спасибо за науку.

Старый казак взял горсть земли и положил её Шульге на голову, приговаривая:

– Это, чтобы ты всегда помнил, что все мы из одного теста сделаны. Гетьман еще раз поклонился и добавил:

– Спасибо, Батьку, за веру, которую мне оказываете.

Шульга второй раз поклонился на три стороны перед народом и поднял над головой Гетьманскую булаву. Старшины, стоявшие возле атамана, запели гимн Запорожской Сичи, который тут же подхватили все казаки:

Хай панує на Вкра§ні і щастя, і воля.

Хай минає нас усіх жебрацькая доля.

Дай нам Боже сили здоровими бути,

Щоб змогли ми дітям нашим Волю раздобути.

Захищати разом будьмо Рідну Укра§ну,

Доки кляті вороги усі не загинуть.

Як у полі сніг по весні розтане,

Так і життя вільне на Вкра§ні стане.

От тоді ми браття веселитись будем,

Бо щасливу долю назавжди здобудем.

Вся площадь взорвалась радостными криками и заполнилась оглушительным салютом из ружей и пистолетов.

18. Праздник Ивана Купала.

Инга послала казачка узнать, не вернулся еще Петр Коцюба. Сама, тем временем, решила разобрать свои наряды. Она разложила платья по всей спальне. Среди них было больше десяти “бальных”.

“Ну, и куда я буду все это здесь надевать?– с досадой подумала панна Кульбас.– Разве, что на встречу с нечистой силой”?

Одежда была расшита множеством самоцветных камней, которые переливались на свету разнообразными красками и, сверкая, попадали своими лучиками Инге в глаза. Девушка каждый раз прищуривалась от солнечных зайчиков и улыбалась. Эта игра её забавляла. Она даже стала сильнее вертеть головой, чтобы светлячки от самоцветов чаще попадали ей на лицо. Инга вспомнила, что в детстве, она так же веселилась со своими подругами. Ей стало немного грустно. Панна села и начала смотреть в окно. За стеклом на подоконнике уселись две серенькие птички и принялись громко чирикать. Казалось, что они хотели доказать друг другу, у кого громче голос.

За этим занятием панну застала служанка, вошедшая в комнату.

– Прибежали церковный староста и отец Евсей. Просят, чтобы Вы их срочно приняли. Вид у них такой, как будто за ними собаки гнались,– доложила служанка.

– Впусти, пусть войдут,– ответила Инга, а про себя подумала: “Опять они что-то натворили. Эти двое делают мою жизнь не скучной и без балов”.

Ввалившиеся Прищепа и дьяк, размахивая руками, хотели что-то быстро рассказать. Только вместо слов из них выскакивали одни междометия и непонятные звуки. В конце концов, Федор произнес слово “Бух” и сделал жест, означающий, что что-то упало. Инга спокойно встала, подошла к столу, на котором стоял кувшин с водой. Налила большой кубок и протянула старосте без слов. Тот схватил его и начал жадно пить. Священник, молящим выражением лица и жестами показывал, что он тоже хочет пить. Очевидно, у него так пересохло во рту от быстрого бега или от волнения, что он не мог вымолвить ни слова. Девушка посмотрела вокруг. Кубков больше не было. Она подала дьяку кувшин. Тот, не задумываясь, схватил его и, не глотая, влил содержимое себе в рот. Прищепа, утолив жажду, опустил кубок на стол. Довольное выражение его лица говорило, что страшное для него уже позади.

– Ну, рассказывайте, что опять Вы натворили?– сдержанно спросила панна Кульбас.

– Мы натворили?– удивленно возмутился Федор Прищепа.– Да мы вообще ничего не делали такого…. Оно само все произошло.

Отец Евсей закивал головой, как бы подтверждая слова старосты.

– И что же это “оно” само сделало?– продолжала выяснять Инга.– Пан староста, Вы, когда нибудь научитесь внятно рассказывать?

– Я всегда говорю только правду. За это и страдаю,– обиженно оправдывался Федор.– Ну, хорошо. Все по порядку. Сначала на меня набросилась здоровенная черная собака, которую я потом зарубил. Затем отец Евсей только раз брызнул святой водой в доме сотника, после этого дом рухнул. Вот собственно и все.

– Вы сами понимаете, что сейчас рассказали? Какая собака? Почему рухнул дом Яворного после святой воды?– ничего не понимая, допытывалась панна Кульбас.

– Что же тут непонятного: Собака – большая и черная, я же уже говорил. А дом завалился из-за того, что дьяк пытался его освятить. Вы же знаете, какой большой святой силой обладает отец Евсей. Помните, я Вам рассказывал, что он натворил, когда мы перезахоранивали панну Марылю. Я могу повторить, если надо,– спокойно объяснял Прищепа.

– Я натворил? Да креста на тебе нет. Это ты все придумал,– вскипел священник.

– Хватит. Я все поняла. Сотник Яворной теперь бездомный, отлично. А с другой стороны, он сам виноват. Поразводил у себя в хате Бог знает что! Или нет, черт знает что!– подытожила Инга.– Ну, с этим вопросом разобрались. Теперь надо и с племянницей Мартой тоже закончит дело.

– А где же мы её сыщем?– спросил Прищепа, явно довольный тем, что вопрос по дому Яворного закрыли.

– Нам в этом может помочь знахарь, но его нет еще. Да и неизвестно, сумеет ли Коцюба уговорить его приехать. Придется действовать самим. Сегодня праздник Ивана Купалы. Хлопцы с девчатами будут хороводы водить возле реки. Петь песни и через костры прыгать,– рассуждала вслух панна Кульбас.

– Они еще там будут на женихов себе гадать,– услужливо подсказал староста.

– Вот именно, что на женихов. Думаю, что ведьма не упустит такого случая, снова придет за следующей жертвой. Уж очень заманчиво для нее такое большое собрание молодых хлопцев,– продолжала размышлять вслух Инга.

– Она, конечно, нечистая сила, в том спору нет,– засомневался Прищепа,– но она, же не дура, чтобы самой лезть в капкан. Что Марта не понимает, что нам известно, что это она убивает парней?

– Конечно, она уже все поняла. Но ты не представляешь себе всю силу женской похоти. Перед ней устоять невозможно. Я уже с этим сталкивалась,– произнесла панна и запнулась, понимая, что сказала лишнее.– Но у неё есть способ нас обмануть.

Священник со старостой превратились в сплошное внимание. У них даже уши вытянулись, и прищурились глаза. Панна посмотрела на них и произнесло:

– Ведьма может измениться.

– Как это измениться?– удивился священник,– прическу другую себе сделает, или платье переоденет, что ли?

– Вы, что сказок в детстве не слушали?– раздражительно спросила панна.– Не знаете, что ведьмы могут превращаться даже в кошек, не то, что в других людей; превратится в девушку с другим лицом и все.