Текст книги "Исчезновения в Гальштате"

Автор книги: Игорь Сурков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Ну и ладно. Поехали. Показывай, где маршрутка эта?

Мы ехали в полупустой маршрутке. Выходной день. Сидели рядом и молчали, чтобы не мешать другим пассажирам. Только иногда я показывал ему что-то за окном. Вот проехали бассейн. Мы сюда иногда ходим плавать. А это кинотеатр. Я уже почти совсем не нервничал. Как-то мне с ним спокойно. Даже удивительно. И я боялся, что не знаю, о чем с ним говорить, а оказалось, что тем для разговоров у нас не перечесть. Я смотрел в окно и думал, что мне нравится с ним гулять. И разговаривать тоже. И мне с ним очень легко. В салоне тепло. Он снял шапку и смотрит в окно. У него, оказывается, немного кучерявые каштановые волосы, чуть выдающийся вперед острый подбородок, маленькие морщинки идут от носа к углам рта. Если присмотреться – они белые, загар их не окрасил в бронзовый цвет. На его руках черные кожаные перчатки. Слева на запястье вылезли золотистым циферблатом часы. Он аккуратно одет и подстрижен. Как говорит Витямба, «ухожен». Он поймал мой взгляд на себе и заулыбался. Просто так. Его это вовсе не смутило. Вообще, это, наверное, хорошо, что он такой инициативный и быстро все взял в свои руки. Наверное, отец… ой… опекун должен быть таким. Руководить ребенком. Я ведь для него ребенок…

Подъехали. Занесенная снегом вывеска: «Торгово-развлекательный комплекс «Планета». Я веду его в кафе. Вдруг испугался, что меня там узнает тот администратор и выставит из зала. Это будет такой позор! Какой я идиот, что повел его сюда… Но уже поздно. Он уверенно входит в стеклянные двери кофейни, я – за ним. К нам тут же приближается администраторша. Но он обращается не к ней, а ко мне:

– Ну, что? Какой столик выберем? Я вообще-то люблю у окна, но можем выбрать, который нравится тебе. Вот мы вот здесь хотим сидеть.

И мы поднимаемся в находящуюся в самом центре зала стилизованную плетеную гондолу, которая прикреплена к висящему под потолком огромному воздушному шару. Это, конечно, самое козырное место во всем кафе. Я иду за ним. Он снимает свое пальто, разматывает шарф. Теперь я вижу, что у него темно-серые брюки, твидовый пиджак в рубчик и оливкового цвета водолазка. И мы устраиваемся напротив друг друга. Девушка приносит нам меню и кладет перед каждым. Он углубляется в меню. Говорит ей:

– Мы позовем вас, когда выберем.

Я машинально тоже начинаю листать страницы, но почти ничего не знаю в этих названиях – и боюсь спросить. Он посматривает то на меня, то в меню и предлагает:

– Я буду двойной эспрессо. А ты? Ты любишь кофе покрепче? Или с молоком?

Я пожимаю плечами. Думаю про себя: «Откуда я знаю, какой я люблю? Я никакой, кроме того, что в Макдональдсе, не пробовал». Он улыбается и говорит, что, пожалуй, закажет для меня латте. Я киваю, что да, я не против.

– А какой ты хочешь десерт? Тут, я смотрю, много разных. Ты что любишь? Единственное, я боюсь, что ты себе аппетит сладким перебьешь. А мне тебя надо еще обедом накормить. – Он думает, что аппетит мальчика из девяносто шестого можно чем-то перебить… – Вот, например, можно взять этот творожный десерт со свежими ягодами малины и смородиной… хотя нет. Ты же сегодня уже ел на завтрак сырники. Тогда давай тирамису. Ты пробовал когда-нибудь тирамису? Нет? Тогда давай обязательно попробуй. Я, правда, не уверен, что здесь его умеют делать по-настоящему. На самом деле, правильный тирамису умеют готовить только итальянцы. Но мы все же рискнем. – Девушка! Мы готовы сделать заказ. Для молодого человека большую чашку латте и тирамису. А мне принесите двойной эспрессо и запеченное яблоко с корицей.

…Было вкусно… и еще – мне было с ним спокойно. Я вдруг понял, что когда я с ним, то можно расслабиться и просто слушать его советы. Это так классно, когда можно просто слушаться взрослого, который хочет, чтобы тебе было хорошо. И вкусно. И мне было и хорошо. И вкусно. Он попробовал из моей тарелочки своей ложечкой маленький кусочек моего десерта и сказал:

– В общем, недурственно.

Потом отрезал от своего запеченного яблоко половину и переложил на мою тарелку:

– Попробуй теперь ты мой. Как твое мнение?

Я мотнул головой, что нравится, так как рот был забит сладким.

– Так. Ну, пока ты жуешь, я тебе еще расскажу про себя. Ну, про то, что моя жена погибла, я уже говорил. Про дочь тоже. Ее зовут Анна. А муж у нее итальянец. Он работает в банке. Они живут в Бергамо. Это такой очень приятный городок в северной Италии. Дочь закончила венский университет. По профессии она переводчик.

Он отхлебнул кофе и посмотрел на меня внимательно, будто хотел убедиться, что мне интересно то, что он говорит.

– Я родился в Москве. Моя мама русская, она живет в Москве. Хотя, конечно, она уже старенькая. Ей почти семьдесят восемь. Но она еще в приличной форме и пока в состоянии обслуживать себя сама. Впрочем, она довольно часто и подолгу живет в Италии, у Анны. Внучка – это ее самая большая привязанность. Ну а мой отец был, как я уже тебе говорил, из ГДР. Они познакомились еще в шестидесятые годы прошлого века. Отец приехал в Москву на стажировку. Он был врач. Невропатолог. А мама тогда только училась в медучилище, была в больнице на практике. В общем, там они и познакомились. Потом поженились. Родился я. Они сначала жили в Москве. А когда мне уже было одиннадцать лет, папа получил назначение главным врачом в Лейпциг. И мы переехали. Я там жил до двадцати пяти лет. Но потом отец умер. Мама не хотела оставаться в Германии. Чувствовала себя там на чужбине, и мы вернулись в Москву. Я к тому времени окончил университет. Факультет нефтехимии. Начал писать диссертацию. Но тут в России началась перестройка, и я не мог найти в Москве работу. Мама осталась тут, а я вернулся в Германию. Тогда уже произошло соединение западной и восточной частей. По-немецки я говорил, писал и думал не хуже, чем по-русски, и никакой адаптации к новым условиям мне не понадобилось. Я начал работать в фирме, занимающейся поставками оборудования для горной промышленности из Германии в Россию.

Потом я написал свою первую пьесу. Ну, это отдельная история, как это вообще в моей жизни случилось. Но, к моему огромному изумлению, пьеса стала активно ставиться, причем не только в Германии, а и в Европе и в России тоже. У меня появились новые заказы, и постепенно я полностью перешел на работу по этой стезе. Еще до этого, когда я работал в горнодобывающей фирме, я познакомился с моей будущей женой. Она была немка, но из Австрии. Ее звали Магда. Очень скоро родилась наша дочь Анна. Вот в общих чертах и все про меня. Ты перекусил? Хочешь еще кофе? Ну, тогда я расплачусь…

– А почему вы стали искать… себе еще ….

Он не заметил, что я обратился к нему не как договаривались, а на «вы». Задумался на несколько секунд:

– Я на самом деле и сам до сих пор не совсем и сам понял зачем… Как-то это само собой вышло. У меня возникла идея нового сценария. И я хотел, чтобы одним из персонажей был ребенок, которого в детстве потеряли родители… ну это сейчас неважно… короче говоря, я полез в интернет, чтобы собрать материалы, фактологию, связанную с этой темой. И наткнулся на это немецкий сайт, про который уже тебе рассказывал. И там увидел тебя. Сначала меня твое лицо заинтересовало – я почитал сопровождение к анкете, а потом увидел сноску на видеоматериалы. Полез посмотреть и оказался на российском сайте, где твоя анкета как раз и была размещена первоначально. Там вообще несколько тысяч подростков твоего возраста. Я стал их просматривать. Наверное, месяц изучал. Сейчас спроси зачем – не отвечу. Просто интересно было. Вот так… а потом уже начал документы собирать и с Кемеровскими областными органами опеки связываться. Так что я про тебя намного больше знаю, чем ты про меня. Поэтому и рассказываю тебе про себя побольше. Но учти, скоро я тоже тебя вопросами закидаю. Мне очень интересно все про тебя узнать. Но сегодня (давай договоримся) твой день. И ты в приоритете меня спрашивать. Так что вот, Саша, можешь и начинать, но только давай договоримся. Сразу же. И навсегда. Не врем друг другу. Если вопрос или тема кажутся тебе или мне неважными, бестактными или несвоевременными, то так и говори мне: «Знаешь, ты меня извини, но я считаю, что нам пока рано обсуждать эту тему». Или: «Я бы не хотел говорить об этом». Я думаю, Саша, такой ответ будет вполне нормальным. И он намного лучше, чем начинать врать. Я бы хотел, чтобы мы старались быть честными между собой во всем. Ну ладно, что-то я совсем заболтался. Давай спрашивай меня о чем хочешь.

– Ну, вы… ты мне уже много рассказал, но я вот хочу спросить, если вас… если тебя это не стеснит: все-таки почему ты меня выбрал и ко мне приехал. Ты сказал, что нескольких тысяч парней анкеты просмотрел? Почему я?

– Ты знаешь… Буду откровенен. Из всех нескольких тысяч просмотренных видеоанкет я, кроме тебя, еще выбрал пятерых. Ну, девочек я вообще не смотрел. Во-первых, девочка у меня и так уже есть. Во-вторых, мне все же кажется, что для девочки в любом случае прежде всего нужна мать, а парню в пятнадцать лет, скорее, уже отец больше нужен. Впрочем, тут я, может быть, и ошибаюсь: наверное, мать любому ребенку важнее отца. Но мне ведь девочку и не дали бы под опеку. Согласись, что это смотрится как-то подозрительно, когда мужик за сорок, вдовец, удочеряет девушку-подростка! Ну а в-третьих, мне кажется, что с парнем мне будет проще обо всем договариваться. Впрочем, это не факт; мальчики тоже разные бывают. Но вернусь к моему списку. Внимательно изучив по многу раз анкеты и видео всех пятерых ребят, я понял, что зря все это время лазал по сайту. Можно было сразу остановиться на тебе и больше никого не просматривать. А может, это и хорошо, что я стольких еще с тобой сравнивал. Зато я теперь точно знаю, что ты – самый лучший. Не красней. Я имею в виду, что самый лучший для меня.

– А почему для вас… для тебя лучший – я?

– Тоже знал я, что ты это спросишь. Ну, конечно, тут много объективных факторов. Но и субъективные нельзя сбрасывать со счетов. Для меня большое значение имеет то, что ты живешь и учишься в очень приличном детском доме, куда попадают только вполне полноценные во всех отношениях дети. Ведь очень много детских домов, где почти все дети с психическими и умственными расстройствами. А в вашем заведении учатся в определенной степени сливки из сирот. Еще один фактор – это то, что ты один. Я имею в виду – без братьев и сестер. Ведь разделять их по закону нельзя. Ну а я, сам понимаешь, один, без жены, с несколькими сразу ребятами объективно не справлюсь. А ты один. В анкете также сказано, что ты физически парень крепкий. И на видео это видно, а потом и учителя твои подтвердили: мальчик уравновешенный, спокойный, физически развит хорошо. Я понимаю, что и больным детям родители нужны. Но ведь и таким, как ты, здоровым, не меньше. Еще одна штука есть; мне про нее очень неудобно тебе говорить, но раз мы договорились, что не врем друг другу… У тебя, Саша, мать умерла. Отец, по информации твоих учителей и воспитателей, тебя не посещает практически. Еще раз прости, но ты попробуй тоже на мое место встать. Дай Бог все у нас сложится, и я заберу тебя к себе. И будем жить как нормальная семья, как отец и сын, хоть это как хочешь называй. Опекун там и опекаемый. Это не важно, я ведь очень привыкаю к человеку быстро, и мне потом трудно с ним расставаться. А если потом в дверь позвонит кто-то из твоих биологических родителей и скажет: это мой сын, отдавай мне его – и что я тогда буду делать? Как я буду терять сына, которого люблю, о котором я привык заботиться?.. Прости меня, но за тобой, Саша, никто не придет; твоя мама умерла… Правда, существует твой отец…

– Он никогда не придет за мной. Я ему совсем не нужен. Вы… ты можешь быть спокоен. Я никому не нужен. Пока во всяком случае.

– Мне жаль, что я тебя ранил этими словами. Но я хочу, чтобы ты понимал, почему я приехал именно к тебе. Но и это еще не все. Факторы факторами, но есть еще и человеческие чувства, вернее предчувствия; нечто такое, что очень трудно объяснить словами. Но я хочу попробовать; все же я занимаюсь литературой, должен уметь делать это лучше других. А у меня сразу, с самого начала, было ощущение, что ты – мой мальчик. Может, это звучит как-то пафосно, но я чувствую, что ты – тот, кто будет мне самым лучшим сыном и для кого я стану самым лучшим отцом. Не могу этого объяснить. Просто это какая-то внутренняя связь. Я почувствовал тебя, еще когда твои видео бесчисленное количество раз просмотрел. И сейчас, когда увидел наяву, только еще увереннее стал это понимать, что я не ошибся. Что ты как раз такой, каким я бы хотел видеть своего сына.

Мы шли по улице рядом. После этих его слов мы оба надолго замолчали. Я переваривал сказанное, а он ждал, пока я переварю. Вот ведь как бывает… Встречаются два человека, и оказывается, что они настолько хорошо понимают и чувствуют друг друга, что так и за много лет не научишься, а у них все само как-то выходит. Он прервал паузу, которая нас обоих совсем не тяготила. Я подумал, что это хороший признак, когда с человеком комфортно не только говорить, но и молчать. А с ним это именно так.

– Мы вроде с тобой шли обедать, – у него всегда бодрый голос, – так что? Какие у тебя предложения? Я что-то сомневаюсь, что ты тут по ресторанам шляешься, поэтому сформулирую свой вопрос следующим образом: что именно, мой дорогой Александр, ты хотел бы сейчас больше всего съесть?

– Ну, я не знаю… наверное, что-то мясное. Если можно.

– Уточняю вопрос: это должно быть что-то типа большого стейка с кровью? Или что-то утонченное и изысканное?

– Можно изысканное, – сообщил я, так как мне само это слово понравилось.

– Ну, тогда давай-ка, мой дорогой, посетим какой-нибудь приятный французский или итальянский ресторан с авторской кухней.

Он достал смартфон и начал его довольно ловко ковырять, делая запрос. Через полминуты стало ясно, что французской кухней мы в Новокузнецке не побалуемся. Он поймал какого-то частника, и через десять минут мы подъехали к небольшому итальянскому ресторану в центре. Я раньше никогда не видел такого места. Мы сели у окна. Скатерть была белая и накрахмаленная. Рядом с сервировочными тарелками лежали такие же белоснежные тканевые салфетки, продетые в серебристые изящные кольца. Официант в белой рубашке и черной бабочке поставил на стол тарелки и по два блестящих прозрачной чистотой бокала. Я немного тушевался. Боялся, что-то сделаю не так. Но Он был в отличном настроении и все время шутил с официантом. Они обсуждали заказ, потом вино к нему. Мне, несовершеннолетнему, было предложено сопроводить трапезу чуть кисловатым морсом их собственного изготовления. Все было очень красиво. И очень, очень вкусно. К нам даже подошел шеф-повар, который оказался владельцем этого ресторана. Еще и итальянцем при этом. Он с ним поговорил о чем-то веселом по-итальянски. Оба смеялись. Шеф показывал на меня и что-то говорил. Он ему объяснил. Потом шеф с улыбкой потрепал меня за плечо и ушел к себе на кухню. Он перевел мне:

– Я ему сказал, что хорошо знаю итальянскую кухню, потому что моя дочь замужем за итальянцем. Он спросил, откуда ее муж. Я сказал, что из Бергамо. А он тоже с Севера. Из Мантуи. Я там бывал. Немного про город поговорили. Он потом про тебя сказал. Что сын у вас на вас похож. Ну я, Саша, не стал его разубеждать. Думаю, зачем его посвящать. Пусть думает, что так. Ты за это на меня не в обиде?

– Нет. Совсем нет. Он мне понравился. Веселый такой! Наверное, вкусно умеет готовить.

– Ну, не знаю. Сейчас попробуем. Во всяком случае, теперь, когда он знает, что нашел в нашем с тобой лице (то есть лицах) ценителей высокой итальянской ля куччина, он будет готовить особенно старательно. Это уж ты мне поверь. Я хорошо знаю эту нацию.

Еда и правда была очень вкусной. Я ощущал, как у меня на небе таял запеченный козий сыр, чуть приправленный каким-то кисло-сладким джемом. Я даже представить себе не мог, что сыр есть вкусно с вареньем!.. Блюдо под названием ризотто тоже мне очень понравилось. Да вообще все было прекрасно. И еще – мне было опять очень хорошо и спокойно с этим взрослым, уверенным в себе, опытным человеком. И я весь этот день видел, что он очень мягко и ненавязчиво старался сделать так, чтобы время, которое мы проводили вместе, было для меня приятным.

В пять часов мы засобирались возвращаться в детдом.

Он сокрушался, что так много болтал со мной о пустяках, а множество очень важных тем даже не успели затронуть. Но я сказал, что мне было очень интересно слушать его по любым темам. Мороз к вечеру постепенно крепчал, но я говорил, что мне не холодно. Просто мне очень хотелось побыть с ним все отпущенное нам директором для общения время, до последней минуты, впритык, до половины седьмого. Уже ближе к нашей улице Климасенко я снова начал волноваться. Уже скоро придем. Прощаться будем. А дальше что? Он как-то понял мои волнения и сказал, что у него обратный билет в Москву на раннее утро пятого числа, а это значит, что мы можем еще целых два дня провести вместе. Это успокоило меня. Но еще легче мне стало, когда он сказал, что теперь, когда мы все же немного познакомились, он хотел бы мне рассказать о плане, который предлагает мне с ним осуществить. Завтра утром, если возможно – до девяти утра, я напишу ему эсэмэску, что жду его. Вернее, он не сказал мне, что именно должен я написать, а просто сказал неопределенно:

– Саша, я не знаю, как ты сочтешь… У тебя, наверное, уже сложилось какое-то мнение о наших с тобой перспективах на будущее. Давай так договоримся. У тебя есть весь вечер, ночь и утро, чтобы решить для себя: хочешь, чтобы я оформил опеку или нет. Если да, то дай мне как-нибудь знать об этом. Можешь просто эсэмэску прислать. Вот тут визитка с моим номером. И я тогда пойму, что надо к тебе ехать в детский дом. Если же ты не дашь знать, ну, значит, я пойму, что ты этого не хочешь. И ты имеешь право принять любое из двух решений. И я пойму и приму любое. И тогда больше не появлюсь в твоей жизни. Но если ты все-таки решишь, что хотел бы дальнейшего развития событий, дай мне знать. Я приеду, и тогда прямо с завтрашнего дня нужно будет заниматься делами по оформлению всех бумаг в вашем детском доме и в городской опеке. За эти два оставшихся дня нам с тобой нужно будет вместе переделать очень много дел. И еще я бы хотел тебе изложить дальнейший план в случае твоего согласия. Он следующий. Два дня, пока я здесь, мы максимально готовим почву к твоему приезду ко мне в Москву на весенние каникулы. За пару дней до начала этих самых каникул я приезжаю за тобой сюда, в Новокузнецк, и мы дооформляем все документы. Потом летим в Москву уже вдвоем. После каникул ты возвращаешься сюда. У нас появится возможность у обоих еще раз подумать обо всем, но уже с учетом проведенной вместе недели в домашней обстановке. Если и после этого мы оба укрепляемся в мыслях, что можем жить вместе, я начинаю готовить документы уже не на гостевой режим, а на опеку. Но ты в любом случае должен доучиться здесь до конца учебного года. Срывать тебя из знакомой школьной обстановки посреди года я считаю неразумным. Далее нас ждет третий этап. Это вместе проведенное лето. Все три месяца. И вот если и тогда мы сочтем, что все у нас получится, ты окончательно переезжаешь ко мне. И с первого сентября идешь в десятый класс уже в Москве. План, может, и длинный, но зато он даст нам обоим возможность привыкнуть друг к другу, все взвесить. И, главное, понять: можем мы быть семьей, где есть отец и сын, или нет? Ну а если это станет нам ясно намного раньше, то и дай Бог!

Мы стояли у самых ворот. Надо было уже прощаться, но я не знал как. И он, кажется, тоже. Пауза могла затянуться, он прервал ее, пожимая мне на прощание руку и тихо похлопывая меня другой рукой по спине.

– Пока, Саня. До завтра… надеюсь, что до завтра.

– Спокойной ночи. И спасибо. Ваша маршрутка номер тридцать восемь… твоя…

Глава 9

В группе никого не было. Все ушли на ужин. Но я решил не идти. Потому что и так наелся всяких деликатесов и не хотел после них портить себе приятное ощущение от съеденного в ресторане. К тому же, если в столовой будут давать что-то вкусненькое или мое любимое, Витямба или Кирюша мне обязательно это и в комнату притащат. Но главное – я не хотел пока никому ничего объяснять и рассказывать. Ну в группе-то придется. Это уж совершенно неизбежно. Но одно дело в группе, а другое – весь детский дом будет на меня таращиться: как, мол, все прошло? Поедешь теперь домой или не берут тебя? Я сидел на кровати и думал. Какой большой день! Как я переволновался утром, и потом тоже, когда мы только вышли вместе из детдома. А потом вроде и успокоился. Это он, конечно, мне помог справиться с эмоциями. Я вдруг обнаружил у себя в руке его визитку. Маленький кусочек плотного, приятного на ощупь картона. На фоне бумаги цвета сливочного масла красиво выведено темно-бронзовым изящным шрифтом русскими и латинскими буквами: «Михаил Г. Евдокимов. Michael Evdokhimoff». Ниже телефоны в Москве и в Австрии и его электронная почта. Как о многом надо успеть подумать… Раньше мне никогда не приходилось размышлять о стольких вещах одновременно, а тут целых ворох информации, эмоций, всяких впечатлений. О чем я только за сегодня не узнал!.. Про итальянскую кухню, историю Вены, московские достопримечательности, но и самое главное – про него… надо как-то все это обдумать. Переварить. Разложить в голове по полочкам.

В комнату заглянули Витямба и Кирюха.

– Так ты вернулся? А то мы уже думали, что ты в Москву переехал. – Витямба, как всегда, острит и всех смешит. – А ты, оказывается, решил к нам вернуться, к си́ротам беспризорным. Давай, выходи уже. Мы тебе пожрать принесли, и вообще, все уже в холле собрались. Ты нам рассказать должен, как там все у вас прошло. Пошли!

Сопротивляться было бесполезно, да и надо уже их любопытство как-нибудь удовлетворить. Они же все за меня так переживали, что вчера весь день, что сегодня. Мы вышли в холл. Там уже сидели все остальные. Люба с Кристинкой, Машка, Аверьянов. Еще почему-то Сашка Лапушкин со своим неразлучным Женькой. Только Руслана не было: его на каникулы мать домой повезла. Медведев немедленно поинтересовался судьбой своей шикарной кофты:

– Ты мою худи, надеюсь, не засрал? Небось, она вся по́том провоняла!

И он издали понюхал воздух около меня.

– Да нет. Жива твоя худи и здорова. Спасибо тебе еще раз. Только можно я ее еще и на завтра, и на послезавтра у тебя займу?

– А ты че? За сегодня, что ли, не порешали все дела с этим дядькой? – удивился Медведев. – Он че, еще на два дня тут остается?

– Да. Остается. Только пятого рано утром в Москву улетает. А за эти два дня мы должны все для гостевого режима оформить.

– А разве сейчас не оформлен гостевой режим? – спросил Ромка. – Тогда как тебя вообще мог директор с ним куда-то отпустить?

– Я не очень разобрался в этом. Но вроде как, чтобы выехать в другой регион, в Москву, надо какой-то особый режим оформлять. Вот и будем этим заниматься.

– Так ты что? В Москву теперь поедешь, в гости? – обрадовалась Кристина. – Клааасс!

– Ну, да… Надеюсь, поеду. На весенние каникулы. Он приглашал.

– А вы куда с ним ходили? Ну, что в «Планете» ошивались, мы и так знаем. Пацаны из десятого там вас засекли. А потом где еще были?

– Ходили обедать. В ресторан. «Синьеро Помидоро» называется.

– Это который на проспекте, что ли? Не фига себе! Круто! Как тебе там? Понравилось?

– Очень. Очень понравилось! И мой опекун тоже мне очень понравился! – добавил я почему-то.

Мне вдруг захотелось поделиться с ними со всеми тем, что произошло, выговориться. Может быть, для того, чтобы у самого в голове все сложилось.

– Он классный! Добрый и хороший! И еще заботливый. У него жена умерла. И дочка есть. У дочки муж.

– Получается, она будет твоей сестрой? – переспросила Люба.

– Я не знаю. Наверное. Но пока мы только гостевой режим оформляем. А только потом он меня под опеку возьмет, если все хорошо будет…

– А ты, вообще-то, как сам думаешь? Понравился ты ему? – напрямик задал вопрос Витька.

– Мне кажется, что понравился. Он мне на прощание сказал, чтоб я ему обязательно завтра до девяти утра написал эсэмэску, хочу ли я с ним еще и завтра продолжить общение.

– А ты что? Не хочешь? Еще не решил, что ли? Сомневаешься?

– Нет. Не сомневаюсь. Я же говорю: он мне очень понравился.

– Тогда почему ты ему сразу не сказал, что ты уже и так решил, что хочешь, чтобы он тебя к себе забрал? – допытывался Витямба. Все остальные молча слушали наш диалог.

– Я не знаю. Просто он так предложил… Завтра… До девяти… чтобы я подумал…

– Ну ты и дебил, Белов! Он-то, наверное, надеялся, что ты сразу согласишься, как только он спросил, а ты?! Какого тебе хрена надо до утра-то ждать?! Прям сейчас напиши ему! У тебя его телефон есть?

– Да, он мне свою визитку дал. – Я заволновался, понимая, что Витямба прав, что я явно лоханулся и что мне надо срочно написать ему. Я кинулся в комнату и притащил в холл визитку:

– А что мне ему написать?

– Ну, можно написать: «Я согласен с вами завтра встретиться опять», – предложила Кристина.

Витямба постучал пальцем по голове и скорчил рожу, намекая, что этот текст подходит только для дешевых любовных романчиков и сериальчиков.

– Пиши так… «Жду вас завтра»… нет… даже так: «Очень жду Вас завтра!»

– Правильно. Но в начале еще прибавь: «Большое спасибо за сегодняшний день. Очень жду Вас завтра», – уточнил текст Аверьянов.

Я судорожно набрал на смартфоне: «Большое спасибо за сегодня! Очень жду тебя завтра!» – и нажал кнопку «отправить». Но телефон пискнул, и появилась надпись, что для данной операции у меня не хватает средств. Витька, склонившись надо мной, смотрел, что я пишу, и прочел вслух всем сообщение автогенератора:

– Черт! Это же не местный номер, московский. У тебя просто нет права роуминга в другой дальний регион! – Он ругнулся матом и схватился за голову. – И у меня тоже нет. И ни у кого у нас в детдоме нет…

– Что же теперь делать? – спросил чуть не плача Кирюша. Все в оцепенении молчали.

– Если я до завтрашнего утра ему не напишу – он уедет… и больше никогда… Никогда ко мне не вернется, – я почти прошептал это. Но все меня услышали.

– Может, ты знаешь, в какой гостинице он живет? Мы бы тогда смотались к нему, – спросил меня с надеждой Ромка.

– Нет, я не знаю, где он остановился… – проговорил я тихо.

Надежда оставляла меня. Вся радость этого дня исчезала прямо в эту секунду. Моя мечта таяла, превращаясь в дым. Но тут раздался ломающийся полудетский голосок Сашки Лапушкина:

– Надо Игоряше позвонить. Он точно что-нибудь придумает.

И Сашка тут же, никого не спрашивая, набрал Игоряше:

– Добрый вечер, Игорь Дмитриевич. Это Вас Александр Лапушкин беспокоит. Тут у нас приключилась одна неприятность. И мы не знаем, как нам быть. Саша Белов сегодня встречался со своим опекуном… Ну да… Нормально они общались, Белов говорит… Да… и Саше он понравился… Все нормально, но они договорились, что Белов ему до девяти утра завтра должен сообщить, что он хочет… как это… быть под опекой… да. Саша написал, но эсэмэска не уходит, потому что это номер в другом регионе. Нет, это так Бушилов Виктор считает. Ну я тоже так думаю. Я вот и подумал: может хоть у вас такой междугородний роуминг есть. Вы же наверняка в свой родной Петербург кому-нибудь звоните… да…

«Есть у него» – быстро прошептал нам Сашка, на секунду отвернувшись от трубки.

– И как нам, Игорь Дмитриевич поступить? Ага… точно… Мы так и сделаем… да все здесь. В холле девятой группы сидим… Передам обязательно… Спасибо вам большое! До свидания… Да, я помню… Конечно… Все уже собрались на завтра… Да… Спокойной ночи.

Сашка выключил связь и спрятал свой раздолбанный кнопочный телефон в карман:

– Ну, короче, все нормально. Короче, сейчас надо с телефона Белова переслать на Игоряшин текст для опекуна эсэмэской. И его номер. А Игоряша уже перешлет его со своего телефона, где есть роуминг. Вот и все. Так что все он получит уже сегодня.

У меня все отхлынуло внутри. Я готов был почти расцеловать этого худого вундеркинда, но это сделала за меня его сестра:

– Вот какой мой Сашенька молодец! У него прямо золотой мозг!

Все обрадовались и нахваливали сообразительных Сашку и Игоряшу. Я тут же переслал текст эсэмэски последнему. И второй эсэмэской – переписанный с визитки номер.

– А что еще тебе Игоряша сказал? Что ты там должен передать? И куда это вы завтра собираетесь? – спросил Лапушкина любопытный Медведев.

– Передать просил привет вам всем. Интересовался, как там у Белова все прошло; ну я сказал, что нормально. А завтра мы всем классом вместе с шефами нашей группы идем в центральный городской архив смотреть, как там все устроено, и на выставку документов и фотографий о начале двадцатого века в Новокузнецке. Вот Женька там еще доклад будет делать, исторический.

Сашкину тираду прервал писк моего телефона. Игоряша переслал эсэмэску: «БУДУ ОБЯЗАТЕЛЬНО. В 10-00. УЖЕ ПЕРЕЗВОНИЛ ВАШЕМУ ДИРЕКТОРУ. УРА! ОН ОТПУСКАЕТ НАС ЗАВТРА НА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ! БУДЕМ ОФОРМЛЯТЬ ДОКУМЕНТЫ В ОПЕКЕ. СПОКОЙНОЙ НОЧИ, САША».

– Слава Богу! – выдохнула сердобольная Люба, – похоже, Саня, скоро ты от нас уедешь… я вот точно по тебе буду скучать.

– И я тоже, – неожиданно заявил Медведев.

– А я не буду. Я буду радоваться, что теперь в комнате буду жить один, не надо будет слушать храп этого соседа, будить его каждое утро! – Витямба захохотал. Не может не сострить, если есть хоть малейший повод. Но я-то знаю, что как раз он будет скучать по мне больше всех. Мы же дружим с пятого класса. Потом я еще, наверное, не меньше получаса рассказывал им всем про этот такой длинный и заполненный до отказа день, про моего опекуна, его жизнь, про что мы говорили и куда ходили. А они все внимательно слушали и то радовались за меня, то беспокоились. Удивлялись. Наивные Кирюшины глаза округлились еще больше, Люба вздыхала, а Машка все время утвердительно кивала головой. Мне было хорошо с ними. Вот так просто сидеть, делиться событиями своего дня, ощущать их сочувствие и соучастие… И я сам, рассказав им все подробно, как-то успокоился, свыкся с событиями, вдруг захлестнувшими мою тихую детдомовскую жизнь. В моем сознании наконец-то все стало раскладываться по привычным полочкам. И самое главное, я наконец осознал, что это случилось! Теперь в моей жизни может произойти (и даже наверняка произойдет) крутой поворот. И у меня будет отец, семья, близкие… И я уеду отсюда домой.

Уже лежа в кровати, я все никак не мог заснуть. Витька, кажется, тоже. Он лежал, повернувшись головой к стене. Оттопыренное ухо смотрело в потолок. Вдруг он перевернулся на спину и, глядя в потолок, спросил: