Текст книги "Исчезновения в Гальштате"

Автор книги: Игорь Сурков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Знаешь, Саша… А ничего не делай. Просто будь самим собой. На самом деле ты просто не можешь не понравиться. Поверь. Любая семья сочтет за счастье иметь такого сына. Только один совет тебе дам. Не замыкайся. Реагируй. Не стесняйся своих эмоций. Пусть твои возможные близкие увидят, что ты тонко чувствующий человек. Обязательно описывай свои эмоции. Почаще говори про свои мечты, про то, каким ты видишь мир, свой дом. Как можно больше описывай свои ощущения от природы, от прослушивания музыки – не стесняйся пустить этих людей в свой внутренний мир. Это твой конек. Это то, чем ты привлечешь любого человека. Тебе ведь есть что показать. И не волнуйся. Ведь эти люди – или это один человек приедет – они уже тебя некоторым образом выбрали. Он едет именно к тебе. Значит, ты уже смог собой заинтересовать. Ну а если ничего не выйдет, то тоже… жизнь продолжается, и ты еще всем покажешь, какой ты! Все будет хорошо у тебя, Саша.

Я после этого разговора как-то успокоился. Решил: будь что будет – но все-таки время от времени доставал конверт, осторожно, чтобы не помять, вынимал открытку, рассматривал картинку и снова перечитывал текст. И мне нравились и эта картинка, и этот текст. И казалось, что завтра все пойдет хорошо. Как обещал Игоряша. Хотя я никому, кроме Витямбы и Игоряши, ничего не говорил, весть о том, что «завтра к Белову приедут усыновлять» разнеслась по всему девяносто шестому. Может, через Лидуху? Или из директорской канцелярии информация просочилась… Но всех это как-то взбудоражило. Все-таки не каждый день к нам усыновители приходят. За все двенадцать лет, что я тут, может, всего-то в семьи и попало от силы человека четыре-пять. И то это всегда были малыши. И почти только девочки. Подростков у нас под опеку не брали ни разу. Какие-то шестиклассники зачем-то забежали к нам в группу, якобы в поиске Игоряши. Повертелись вокруг, на меня посмотрели, как в первый раз увидели, и смотались сразу. Из наших все, как сговорились, делают вид, что якобы ничего не случилось. Кирюша смотрит на меня почему-то с надеждой и молчит, будто это за ним завтра приедут. Медведев принес мне свой роскошный худи с символикой «Барсы». Его ему презентовали за победу в каких-то соревнованиях. То ли по борьбе, то ли по футболу. Кинул мне его на кровать и кратко сообщил:

– Тока смотри, не изговняй!

Я смотрю у нас в холле телевизор. Показывают какую-то старую советскую комедию про Новый год. Сюжет я прослеживаю, но все как-то как в тумане. Но там, кажется, смешно. Кристинка и Руслан смеются. Машка своим веским контральто многоопытной женщины:

– Что за мужик такой нерешительный! Я бы на ее месте давно его послала… Лох!

Витямба ржет:

– Маша! Ты на месте Гурченко – это реально умора! Тебе, конечно, больше бы подошел вот этот дядька, Огурцов, ах-ха-ха!..

В общем, обычный для нашей группы просмотр кинофильма с комментариями, шутками Витямбы и Аверьянова, переживаниями за героев Любы и Медведева…

На первое января запланирован концерт в актовом зале. Приедут артисты из КСП. Так переводится клуб самодеятельной песни. Несколько человек, некоторые молодые, некоторым за сорок. Все поют в основном свои песни на свои стихи. Под гитару. Они уже к нам приезжали. Ну, в стихах я не особо разбираюсь. Но можно послушать. А вот музыкальное сопровождение – это не мое. Я люблю другую музыку. Слишком у них однообразно все. Если бы не тексты, вообще было бы скучно. Я не пошел. Будут там все таращиться… После обеда и тихого часа малышам будут показывать кукольное представление. Приедут из детского театра артисты. Я лучше туда пойду. Вместе с Любой. Она хотела со своим младшим братом Пашкой-няшкой вместе посмотреть. Вот и я с ней увяжусь. Хоть там никто не будет на меня глазеть с интересом или завистью. А завидовать-то пока нечему. Кто знает, как все завтра сложится?

Что-то я не успел еще сделать… Одежда и ногти в порядке. Смотрю на себя в зеркало, висящее над умывальником. Надо было бы подстричься. Вернее, подровняться немного. Но парикмахеры придут только на следующей неделе. Нас обычно раз в два месяца стригут. Малышей-мальчишек – под машинку, девочек в основном просто подравнивают. Красить волосы, естественно, не разрешается. Но кто это слушает. Все девчонки сами краску достают и друг друга красят. Особенно Кристинка. Я ее уже в самых разных цветах видел. Сейчас она, правда, блондинка. Ей идет. Вообще, она красивая. Я иногда думаю о ней. А Люба никогда не красится. У нее свои волосы черные и красивые. Витямба всегда просит, чтоб его стригли как-то очень эффектно. Сбоку и сзади под машинку, а сверху и спереди, наоборот, густые волосы. Уши торчат в обе стороны. Но он вообще из-за этого не комплексует. Говорит, что это его изюминка, и все девки его именно из-за этих ушей и любят. Каждая норовит погладить его щечки и ушки. Когда Витямба показывает, как они его гладят и с какими лицами при этом – мы, все пацаны, угораем. Кирюха – тот вообще, похоже, себе уши перед зеркалом вывертывает и в трубочки скручивает. Уверен, что вся Витькина привлекательность как раз в ушах заключена.

Время до вечера тянулось медленно. Часы ползли по вечернему зимнему дому детей. В голову что-то ничего лезло. Я завалился на кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза. Открытку я больше не читал, так как за день столько раз открывал ее или смотрел картинку, что выучил наизусть. И даже с закрытыми глазами я видел ее как наяву. Анализировать больше не было сил. Очевидно, что никакой новой информации из имеющихся у меня сведений и письма больше не получить. Все, что больше – это только мои фантазии и домыслы. Но пару моментов я все же для себя внутренне отметил. Во-первых, это то, что текст написал человек культурный и воспитанный. Это не работяга с «Евраза». И не из села человек. А это важно для меня. Я ведь мечтаю уехать отсюда в большой город. Я бы хотел, чтоб меня взяла к себе какая-нибудь интеллигентная семья, чтобы можно было с родителями не только на стадион и в поход ходить, но и там в театр, на концерты, в музеи – хотя, конечно, я и на стадион с походом согласен, лишь бы с хорошими отцом и мамой. И я снова погрузился в сладкие мечты-кинофильмы. Где наши только что забили гол и отец (нет, конечно, не тот человек, который раньше ко мне приходил), вскидывает обе руки в небо и на радостях обнимает меня. А мама поправляет мне футболку и достает из бумажного свертка бутерброды с колбасой, которые заранее собрала для нас всех троих на стадион.

– Нет-нет. Сначала, Сашенька, вытри руки влажной салфеткой. Вон какие они у тебя грязные!..

А потом настанет вечер, и после ужина мама будет мыть посуду, а я стою рядом с полотенцем и протираю влажные тарелки, и вдруг одну выронил, и она с грохотом разбилась об пол, но мама сказала:

– Ты не обрезался? Да Бог с ней! Главное, что руки целы.

Потому, что она больше всех любит меня…

Иногда, когда я представляю все эти мысленные кинофильмы, все эти сцены, которых никогда не было и уже никогда не будет, мне кажется, что это и есть реальность. Та самая жизнь, которую я никогда не имел. Жизнь, где меня любят и стараются понять, где мои чувства важны, а мысли значимы. Как не хочется потом возвращаться из этого выдуманного счастливого мира… Я уже давно не плачу, когда меня обижают чьи-то слова и даже когда чьи-то поступки, бестактные взгляды в мою сторону или даже оскорбительные, которые так больно ранят меня и мучат. Но я готов разрыдаться, когда я представляю себе эту прекрасную несбыточную жизнь.

Но, может быть, и сбудутся. Хоть что-то из того, что я себе насочинял. Теперь-то может такое случиться! Ведь этот мой М приедет именно ко мне. Не для того, чтобы выбирать из трех десятков подростков нашего детского дома, а только ко мне. Я уже думаю про него – «мой М». На самом деле рано это, как бы потом не пожалеть о происходящем. Но ведь так сладко, так невыразимо приятно думать о том, что меня может ожидать в семье, дома, с родителями…

В окно, покачивая ветками, заглянуло дерево. И я открыл глаза. И дерево тоже за меня переживает. Как и Витька, Кирюша, Лидуха, и Игоряша, и вообще – все ребята и взрослые. Если завтра у меня получится – для многих это будет возвращением надежды на то, что и такие чудеса бывают. Многие тогда поверят в то, что и подростка, которому в следующем месяце исполнится уже шестнадцать лет, могут забрать к себе домой хорошие люди. Я почему-то уверен, что они хорошие. А плохим-то я зачем? Правда, я читал в интернете, что и возвращают очень часто. Типа разочаровываются. Думали – берем лапочку, а он монстром оказался. За родителями с ножом бегает, младшим родным детям угрожает, матерится, дома не ночует, в школу не ходит. Поводов бывает много разных. Если меня возьмут под опеку – надо будет изучить, за что чаще всего возвращают детдомовских, и вести себя соответственно. Но сейчас-то рано еще об этом думать. Пока еще меня никто и не собирается к себе брать. Хотя нет: «И пусть в этом году у тебя обязательно появится любящая семья. И, может быть, это будет наша семья». Значит, хотят взять меня. Может, мне помолиться? Помоги мне, Господи!..

Глава 8

Спал я плохо. То и дело просыпался, доставал свой телефон с тумбочки и смотрел на время. Хотя и знал, что не просплю. До одиннадцати меня в любом случае Лидуха поднимет. Но все равно мне было тревожно. Витямба во сне разговаривал. Иногда это с ним бывает. Но я ему никогда не говорю, что слышу его голос во сне. Мне кажется, что это как-то очень не по-человечески – подслушивать чужие сны. Это еще хуже, чем читать чужие письма. Ведь во сне нельзя себя контролировать совершенно. Поэтому стыдно пересказывать человеку то, что он шептал ночью.

Поле шести утра я уже и не пытался заснуть. Просто лежал и слушал музыку с телефона, через наушники. Сначала долго не мог понять, что сейчас мне хочется включить. В результате раздумий решил, что это будут «Времена года» Чайковского. В последнее время я особенно часто именно их слушаю. Сначала мне больше всего нравились «Подснежник», «Баркарола» и, конечно, «Осенняя песенка», но постепенно я и все остальные пьесы расслушал, и теперь мне они все очень нравятся. И протяжная знойная «Жатва», и вся наполненная желто-красным лесом и сумрачным осенним небом сцена охоты. Но сейчас как-то удивительно легли мне на душу «Святки». Такая трогательная и потаенная мелодия! Кстати, у Вивальди в его четырех концертах-сезонах мои любимые месяцы тоже зимние. Может, это оттого, что я и сам февральский?.. Светает… Голубоватый снег в окне становится серым, еще немного – и он окрасится в легкую желтизну. По двору, тихо урча, чтобы нас не разбудить, проедет продуктовая машина. Значит, уже привезли свежий хлеб к нам в столовку. Скоро несколько ребят и девочек из десятого класса, зевая и растирая ладонями замерзшие непроснувшиеся лица, пойдут в запахнутых пальто и куртках на кухню. Сегодня их класс дежурит. Значит, через час и нас начнут будить. Скоро восемь… Осталось только три часа. Я почему-то вдруг понял, что совсем не волнуюсь. Что готов ко встрече. Порылся в тумбочке, нашел яркую картонную коробку в виде снеговика с морковным носом и метлой. Это подарок с конфетами, которые нам вчера привезли шефы. Перебираю свои сладкие запасы. Вот эту съем, в желтом фантике с Красной Шапочкой на этикетке. Положу ее на язык и буду, лежа на кровати, ощущать, как она тает у меня во рту, наполняя нёбо сладким ароматом. И думать о чем-то очень приятном … так… о чем? О том, что я молодец все-таки – такую видеоанкету записал с волонтерами, что меня одного после нее приехали забирать. Хотя нет. Пока еще только – «надеюсь, в 11 утра мы уже увидимся».

Пока только увидимся.

Но – «на самом деле ты просто не можешь не понравиться. Поверь. Любая семья сочтет за счастье иметь такого сына». Игоряша нам никогда не врет. Потому и любят его ребята и доверяют ему. Он до конца бывает честен. И значит, мне тоже вчера не врал. И раз так – у меня есть все шансы понравиться. Я все же не уродливый, хотя и не лопоухий красавец, не глупый. Учителя считают меня достаточно развитым интеллектуально. Даже по всем медицинским справкам у меня вторая группа здоровья и никаких психических отклонений. А ведь больше чем у половины детдомовцев проблемы со здоровьем и умственным развитием очень серьезные. Я про это в интернете читал, как-то даже пару раз обсуждали это с Витямбой и Аверьяновым – двумя нашими общепризнанными умниками. Хотя, по мнению Любы, ее Сашка Лапушкин к девятому классу намного дальше наших пацанов продвинется. Люба вообще очень гордится именно Сашкой, хотя любит их всех – и сестру, и четверых братьев – одинаково сильно.

***

Уже без двадцати одиннадцать. Я поднялся на третий этаж учебного корпуса. Там сейчас, в каникулы, никого нет. Стою у окна. Это мой наблюдательный пункт за двором. Моему М. Евдокимову неоткуда больше появится, кроме как пройти через наш двор к подъезду администрации детского дома. И даже если он в спальный корпус зайдет – все равно я его увижу. Не на вертолете же он прилетит. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…» Отсюда весь двор как на ладони. Я присел на подоконник и наблюдаю за всем, что происходит на улице. Аверьянов как бы невзначай зашел к нам с Витькой после завтрака в комнату и сообщил, что он видел, что директор уже приехал и прошел к себе в кабинет.

Вспомнил, что я не брызнулся одеколоном. Он же отобьет «запах сиротства»… Побегу скорее прыснусь. Нет. Теперь уже не успею. Могу пропустить моего М. Черт с ним, с этим запахом. Может, он и не учует. Так-то я полностью готов: темные брюки, белая рубашка, поверх – Сашкина худи с «Барселоной». Немного все стили перемешал, как сказал, критически осмотрев меня, модник Витямба, «но в целом ты, Белов, выглядишь до неприличия приличным мальчиком! Коим и являешься. Можешь смело предстать перед взором любого кандидата в отцы, матери, даже дедушки и прабабушки! Они сразу поверят, что у тебя наклонности ботана и душа колокольчика!» Я, естественно, сообщил своему другу, что он придурок, но не злился.

– Скажу больше, – не унимался разошедшийся Бушилов, – в таком виде ты вполне можешь даже жениться. Я бы посоветовал тебе избранницу из нашего класса. Больше всего тебе, Белов, подойдет Машка. Конечно, есть шансы, что она будет тебя бить после бракосочетания, но зато с ней ты будешь как за каменной стеной. Фигура у нее атлетическая. Рука тяжелая. Характер нордический. В общем, это не женщина, а противотанковая мина. Если случайно заденешь – там такой взрыв будет!.. Все разнесет на куски!

Кирюша заливается своим детским смехом, Витямба пытается защититься от моих пинков, ржет и прячется за Любу. Короче, как-то они сумели сообща на время меня рассмешить, отвлечь от волнительного груза предстоящего события. Все-таки как здорово иметь такого друга, как мой Витька! Умного! Отзывчивого! Тактичного! Доброго! Вот уж кто понимает меня лучше и быстрее всех.

Маршрутка высадила человека прямо напротив наших ворот. Идет прямо в наш двор, уверенно посматривает по сторонам. Остановился посередине двора. Это он, наверное, окрикнул мимо пробегающего Лешку из шестой группы. Что-то спросил у него. Лешка показал рукой на подъезд канцелярии и умчался, застегивая на ходу синюю куртку. Это он… Стоит посередине двора, смотрит вокруг. Могу рассмотреть. Черное пальто, шарф намотан как-то не по-нашему. Клетчатый. На голове серая вязаная шапка. Зачем-то снял шапку, помахал ей кому-то… он мне машет! Я отпрянул от окна. Нет. Просто помахал невзначай, заходит в подъезд. Теперь надо идти к нам в группу. Директор, скорее всего, вызовет меня. Не надо бежать только. Чтобы не вспотеть. Просто иду быстрыми шагами. В нашу комнату. Где все? Рассосался девятый класс. Да, все правильно. Ушли в спортивный зал. Там сегодня футбольный матч с пятой школой. Медведев играет на позиции полузащитника, как он вчера хвалился Ромке. Я сижу на кровати. За мной кого-нибудь пришлют. А кого? На матче все. Нет, конечно; обязательно какая-нибудь мелочь с четвертого по шестой класс носится по коридору. Отловят шпаненка и отправят за мной. Или мне пойти туда поближе, торчать там недалеко от входа в канцелярию?

…Легкие шаги по коридору. Тихий стук. Заглядывает Галя Лапушкина:

– Белов. Тебя к директору вызывают. Прям сейчас иди. Он ждет.

– Спасибо. Я иду. – Галина голова пропала. Я резко поднялся и зачем-то подошел сначала к окну. Взглянул во двор, потом заглянул в ящик письменного стола, где спрятал мою новогоднюю открытку в конверте. Захлопнул ящик. Надо идти. Почувствовал, что сердце колотится в груди, готовое выпрыгнуть наружу. Спускаюсь по лестнице. Первый этаж. Вот и дверь канцелярии. Тяну за ручку, рука немного дрожит. Вхожу в комнату. Почему-то плохо вижу, что происходит внутри. Директор сидит за своим столом. Он – рядом, в кресле. Встал мне навстречу, шаг… улыбается… Я чувствую, как он пожимает мою руку, а его левая рука держит меня осторожно за локоть. Вижу его улыбающиеся глаза через очки без оправы. Его лицо совсем рядом… Как стучит сердце…

– Здравствуй, Саша. Это я тебе написал открытку, – и чуть нерешительно, – Вот приехал. К тебе. Познакомиться. Твой директор разрешил нам увидеться. Если ты, конечно, не против…

– Здравствуй, Александр. Ты заходи, не стесняйся. Вот хочу тебе представить господина Евдокимова. Он прилетел из Москвы. И собрал все официальные документы, необходимые для оформления гостевого режима для тебя. Да ты садись, пожалуйста, на диван.

Я сажусь на этот самый диван, развернувшись полубоком к директору, сидящему за столом. Он садится не в кресло, а тоже на диван, рядом со мной. И тоже вполоборота к директорскому месту. Я стесняюсь смотреть в его лицо – смотрю на директора.

– Но поскольку ты уже парень взрослый, вполне дееспособный, то я обязан узнать твое желание. Хотел бы ты пообщаться с нашим гостем? Наедине? Или в моем кабинете?

– Может быть, нам можно прогуляться вдвоем? – спрашивает Он, с надеждой глядя одновременно и на меня, и на директора.

– Для этого требуется согласие мальчика.

– Да, да, – я спохватывался, на секунду поворачиваясь к Нему. – Мне лучше пойти погулять…

– Тогда, Саша, вот тебе бумага. Подпиши внизу. Это твое согласие на вашу встречу. И Вы, Михаил, тоже вот здесь. Под Сашиной.

Он быстро поднялся. Стою с Ним рядом у стола. Он согнулся над документом. Что-то легко чиркнул в нем.

– Ну, раз вы оба согласны, можете отправляться на прогулку хоть сейчас. Обед у нас в тринадцать ноль-ноль. У вас есть почти два часа.

– Только два? – Он разочаровано смотрит на директора. – Нам этого времени будет очень мало. Столько надо всего друг другу рассказать, объяснить… Может, мы с Сашей где-нибудь в городе пообедаем? – Я чувствую, что мы с Ним уже немного заговорщики. И он решает за нас обоих. И мне это нравится. – Ведь мы же имеем право, с вашего согласия, конечно, провести вместе восемь часов. Так вот мы… я … просим этого согласия. А Саша точно голодным не останется.

– Как раз в этом я не сомневаюсь. Давайте-ка так договоримся: если Александр захочет – вы, Михаил, обещаете мне сразу же привести его назад в детский дом. А так у вас есть на общение время до ужина. Но в восемнадцать тридцать мальчик должен быть в группе.

– Конечно. Обязательно будем. Я обещаю! – Он явно обрадовался милостивому решению директора. А я радуюсь, что он радуется.

– Ну, тогда так и договоримся. Саша, ты иди одевайся пока. А мы тут еще решим несколько мелких вопросов.

– Я провожу.

Я пошел к двери. Он вышел вместе со мной. Прикрыл за нами дверь в кабинет и обрадовано мне:

– Ура! У нас с тобой теперь целый день! – Глаза у него блестят. Улыбается и смотрит на меня с доверием. – Я тебя на улице подожду. Во дворе. Там у вас дерево большое. Буду под ним. Ты потеплее одевайся только, холодно тут у вас в Сибири.

И быстро скрылся за дверью. Я не торопясь пошел к нам в группу. Хоть десять минут есть, чтобы что-то обдумать. Осознать. Мысли в голове кружились в каком-то хороводе. Я ведь даже не успел его как следует рассмотреть. Как-то даже стеснялся смотреть ему в глаза. Но он в мои смотрел. Смотрел и улыбался. И он очень обрадовался, что у нас впереди целый день. День вместе. Он просто засветился от этого! Я это даже не увидел, а скорее почувствовал. Меня прямо всего обдало его радостным возбуждением. А это значит… значит, я понравился ему. Хоть бы никого не было в группе! Не могу сейчас отвечать на их вопросы. Если бы с ходу его разочаровал – он бы не стал просить меня на целый день. Пока все идет хорошо… Какой он? Я его как-то словно в тумане видел. Но он точно немного выше меня ростом. Худощавый, глаза в очках добрые. Он близорукий. Без бороды и усов. Волосы не помню. И как одет тоже. Но он очень приятно улыбается. И когда взял меня за руку… нет, не рукопожатие, а осторожно обхватил чуть ниже локтя мою протянутую руку. У него теплые руки. Витька ждет меня в нашей комнате.

– Ну, что? Как все прошло? Как ты там?

– Ой. Даже не знаю. Но кажется, все нормально. Сейчас пойдем с ним гулять. Мне срочно собираться нужно.

– А какой он? Понравился тебе? Галька прибежала к Любе и рассказала, что его видела. Говорила, что в черном пальто, высокий, в очках. И лицо немного загорелое.

– Да? Я не заметил как-то. Но кажется, да. Немножко загар есть.

– Но так он тебе как? Понравился?

– Да. Кажется, он мне понравился. Кажется, даже очень понравился.

И тут Витямба вдруг засветился, расплылся в улыбке и кинулся меня обнимать:

– Молодец! Вот ты молодец, Саня! Я знал, что так будет. Давай собирайся скорее. Нет, знаешь чего – иди сначала в туалет зайди. А то потом от волнения и мороза вдруг захочется. Чего ж ты будешь в кустах, что ль, перед опекуном позориться. Иди прям сейчас.

Я пошел. Выглянул в окно умывальника. Дерево стояло. А его еще не было. Сердце опять застучало в ужасе. Он ушел. Решил, что я не такой. И не попрощавшись… Уехал подальше отсюда. В Москву. От этой мысли внутри у меня все перевернулось. Я поскорее вернулся в комнату. Витямба тер влажной губкой засаленные рукава моей зимней куртки.

– Его там нет, – растерянно сказал я и сел на кровать.

– Кого нет? Где?

– Опекуна. Из Москвы. Он сказал, что под деревом будет меня ждать. Он, наверное, раздумал и уехал без меня.

– Ты что? Куда он мог уйти? Просто, небось, еще у директора. Че ему? Мерзнуть, что ль, на улице, тебя ожидая? Невелика птица! Что ты расселся-то? – Витька выглянул в окно. – Да вон он, твой, стоит под деревом. Ждет. Пока его тупорылый опекаемый на кровати расселся. Одевайся давай скорей! А то и правда уйдет. Подумает, что ты, как девочка, перед выходом носик пудришь и вечно себя ждать заставляешь, – и Витямба скорчил свою обычную глумливую рожу.

Я только кинул взгляд в окно и тут же бросился натягивать свои говнодавы и куртку с влажными от Витькиных усилий рукавами. Трикотажные перчатки засунул в карман. Схватил шапку в руки и выкатился стремглав на улицу. Он сразу увидел меня пошел навстречу. «Опять улыбается», – подумал я.

– Надень шапку! Простудишься! – Он теперь был без очков. Тоже в шерстяной шапке. Опять я волосы не рассмотрю. Но теперь явно вижу, что у него загар. Глаза серо-голубые, радостные. – Я вот сюда, в Сибирь, самую теплую одежду взял, а оказалось, что не так уж тут у вас холодно.

Мы пошли рядом. Вдруг кто-то кинул мне в спину снежок. Оборачиваюсь – нет никого. Он показывает на окно второго этажа:

– Кажется, обстрел ведется вот оттуда.

Я посмотрел туда и увидел, что в окне седьмой группы мне корчат рожи Сашка Лапушкин и Женька. Я почему-то ни грамма не обиделся на них. Наверное, потому что и он не обиделся и воспринял это как легкую шутку. Он даже весело помахал двум этим придуркам рукой. Я почему-то тоже помахал … «Это я зачем? – мелькнуло у меня в голове. – Нравится делать, как он?»

– Я вот решил сначала сам тебе рассказать кое-какие моменты, которые надо прояснить сразу. Ну, чтобы ты не мучился этими вопросами. Знаешь, иногда хочется знать что-то важное про человека, а спросить как-то неудобно. Поэтому давай я сначала сам задам себе твои вопросы. И дам тебе на них ответы. Не против, если мы так начнем знакомство?

– Нет. Я не против.

– Тогда я немного про себя расскажу. Меня зовут Михаил Евдокимов. Я по происхождению русский. Родился в Москве. Но я живу попеременно то в Москве, то в Вене. Это в Австрии. Знаешь такой город?

– Знаю. Но я там никогда не был. Я еще нигде не был, дальше Кемерово не выезжал.

– Ну, это нормально. Еще успеешь мир посмотреть. Так… Ну, в Австрии у меня работа. Я пишу пьесы, сценарии и либретто. Это называется драматург. Знаешь такую профессию?

– Конечно. Я же не дебил. У нас детский дом для умственно нормальных.

– Да. Извини. Как-то глупо – все время тебя переспрашивать. Ты ведь и сам можешь переспросить, если что-то тебе будет непонятно. Просто я волнуюсь немного. Это у меня первый раз, когда я вот так приехал к человеку знакомиться. Ты ведь тоже, наверное, волнуешься. Еще и посильнее меня? – заглядывает мне в лицо, как бы стараясь понять мое состояние.

– Я тоже… Но сейчас уже меньше.

– Ну и слава Богу! Как-нибудь мы справимся вместе. Тебе, конечно, труднее. Все же я старше намного, и ведь это я тебя опекать должен, а не ты меня. Значит, я должен постараться сделать так, чтобы тебе было со мной спокойно, комфортно. Ну, если у меня не будет получаться, ты мне помогай.

– Хорошо.

– В Австрии отчеств нет. Все обращаются друг к другу просто по именам или, если официально, по фамилиям. Поэтому ты в Вене станешь господин Белов. По-немецки: герр Белофф. Кстати, красиво звучит. Но и Саша тоже можно. Для близких. Я вдовец. Моя жена была немка. Она погибла два года назад. Это был несчастный случай, но давай об этом не сейчас. Мы прожили вместе двадцать пять лет. У меня есть еще дочь. Она уже взрослая девушка. Недавно вышла замуж. Живет у мужа в Италии. А, вот еще – мне сорок девять лет. Это кратко про себя. Я знаю, что это совершенно недостаточная информация для тебя, но я сейчас хочу именно самое главное тебе о себе рассказать. Я потом, конечно, на все твои вопросы отвечу. А сейчас о другом. О том, как сюда попал. Я увидел твою анкету на одном немецком сайте поиска родителей для сирот. Ну, есть такой в Европе; в немецкоговорящих странах есть такой ресурс. Распространяется по Германии, Австрии, немецкоязычной части Швейцарии и Италии. Там твою анкету и увидел.

– Так меня же только в России снимали волонтеры для поискового сайта «Найди своего ребенка», – говорю.

– Ну, не знаю. Я твою анкету на другом сайте увидел. Еще удивился, что русскоговорящий мальчик там появился. Ну сейчас это неважно, наверное. Главное, что я увидел твою фотографию и прочел про тебя анкету. А там как раз была ссылка на этот российский ресурс… как ты его назвал?.. А, «Найди своего ребенка», да. Там я уже посмотрел твое видео и вот решил приехать к тебе познакомиться. Может, мы понравимся друг другу. И я тогда… тогда оформлю опеку и… там посмотрим, как пойдет.

– А как мне вас называть? Господин Евдокимов? Или по имени-отчеству? Мне проще с отчеством. Я так привык. Не обижайтесь на меня, пожалуйста.

– Да нет. Что ты?! Как раз очень верный вопрос ты ставишь. В Австрии я герр Михель. А в России я Михаил Германович. Моего отца звали Герман. Он был немец, из ГДР. Но я тебе все про мою семью потом расскажу. Я вот подумал: наверное, лучше, если ты прямо сразу будешь говорить мне «ты». И без всяких отчеств. Тут просто такой момент будет возникать постоянно, щекотливый. Ну вот смотри. Представь, что мы сейчас пойдем с тобой, например… например, в пиццерию какую-нибудь. И там все вокруг: официанты, люди за соседним столиками – все будут слышать, как ты меня называешь на вы и по имени-отчеству. Они тогда сразу начнут гадать, кем мы друг другу приходимся и чего это мальчик с каким-то дядькой по ресторанам ходит. Ну не будем же мы всем вокруг объяснять, что это мы только знакомимся и что я тебя собираюсь под опеку брать и все такое… В общем, это только лишние вопросы. Поэтому я предлагаю тебе называть меня на «ты». Ведь тебе же необязательно при этом прибавлять что-то еще. Просто ты говоришь мне «ты». И этого достаточно. И только, пожалуйста, – не надо никаких дядь Миш. Это прям совсем для меня тяжелый вариант обращения. Ну что, Саша? Договорились?

– Ну, я попробую, но не знаю – непривычно как-то вас на «ты».

– Да нормально. И не «вас», а «тебя». Давай ты попробуешь сказать мне что-нибудь такое, ну, чтобы с обращением на «ты».

– А что именно?

– Ну-у, например, скажи мне так: «Я хочу есть. Где мы будем с тобой обедать?» Ну, давай теперь ты пробуй.

– Я хочу есть. Где мы будем с тобой обедать?

– Ну вот видишь! Как легко мы с тобой на «ты» перешли.

– Но вообще-то я пока еще не хочу обедать. У нас сегодня праздничный завтрак был. Очень сытный.

– А-а. И что же включает в себя этот праздничный завтрак-банкет?

– Сырники со сметаной. Клубничный йогурт и бутерброд с копченой колбасой. Все вкусное.

– Ого! Неплохо вас кормят. Сырники я, кстати, тоже очень люблю. Но сам их не умею готовить. Раньше жена делала, потом дочь иногда. А сейчас никто… Но если ты тоже их любишь, то я научусь обязательно. Буду их печь. И потом съедим их вместе. А мы, вообще, куда с тобой идем?

– Я не знаю. Я просто с вами рядом иду.

– Не так. «С тобой рядом иду».

– С тобой рядом иду.

– А куда в вашем городе обычно ходят гулять зимой? Я, понимаешь ли, в Новокузнецке впервые. Вообще за Урал ни разу не выезжал. Поэтому готов слушать твои советы по поводу нашего маршрута.

– Ну… у нас тут есть в центре крепость. Но она далеко. Еще центральная площадь, оперный театр. Я там был несколько раз. Очень красивый.

– Ну, ты мне все это покажешь обязательно. Но я думаю, хоть ты и не голодный, а от чашки кофе не откажешься? Я же только с самолета. Разница во времени с Москвой тут четыре часа. А лететь тоже четыре с половиной. И получилось, что я эту ночь не спал почти. В самолете я так и не научился спать, к сожалению. Прилетели по местному времени в шесть утра, сразу на такси и в отель. Там поспал меньше двух часов – и к тебе. Даже не успел позавтракать. Так что давай я хоть кофе выпью где-нибудь. Посоветуешь, где у вас лучше всего его варят?

– Да, конечно. Вам надо поесть… в смысле, тебе… Кофейня хорошая есть в «Планете». Это торговый центр такой. Я, правда, там не пил. Но все говорят, что там хороший. Можно туда. Но там дорого…

– Ну, поехали туда… далеко это?

– Да не особо. Минут двадцать на маршрутке. На автобусе дольше. Но у меня проездного нет.