Текст книги "Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4"

Автор книги: Игорь Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Что и говорить, а он сумел нагнать страху на Клаву такими его будущими перспективами. А он-то дурак думал, что самое страшное, это постоянно звучащая мелодия в голове. А тут как оказывается, всё много страшней и жутче. И Клаве совсем не трудно догадаться, куда захотят его привести, взявшие его в свои руки, эти его будущие кукловоды, Сирены – к падению в самую пропасть. А это происходит легче лёгкого, нужно только на раз за человека взяться и предложить ему отказаться от самого себя, предложив взамен исполнение его самых заветных желаний, и при этом в единоличное пользование. А это уже первый шаг к одиночеству, и там дальше по своей наклонной, ведь тебя никто не интересует и не волнует больше.

– Так они сейчас за нами наблюдают? – приложив руку ко рту, чтобы было нельзя прочитать по губам слова, тихо спросил Клава. Михаил по достоинству оценил конспиративность действий Клавы, и сам привлёк к своим губам чашку и из-за неё проговорил. – Это, конечно, лишне, – Сирены больше полагаются на слух, и они слегка близоруки, – но направление твоей мысли мне нравится. Что же касается их скрытого наблюдения, то этот вариант не будем исключать. Правда, исходя из знаний их методик действий, они сейчас не будут акцентировать своё внимание на тебе. Они подождут того момента, когда твоя мысль свыкнется с этим новым для тебя состоянием и начнёт адаптироваться к нему, и тогда только они выйдут на первый план и будут действовать, как ими были задумано. Так что пока эта их нотная закладка не крепко в тебе засела и пока что только обосновывается в тебе, считывая о тебе информацию изнутри, у нас есть время обнаружить Сирен раньше, чем они напрямую не возьмутся за тебя. – Последние слова Михаила заставили побледневшего Клаву сглотнуть комок страха и уж затем прошептать. – Тогда не будем терять время.

– Не будем. – Согласился Михаил и к удивлению Клавы, из глубины его внутреннего кармана пиджака появилось горлышко бутылки, которая каким-то чудом была перемещена из пакета в это закрытое от посторонних глаз внутреннее пространство костюма Михаила, к которому Михаил мигом приблизил свою опустевшую чашку. Затем она в момент наполняется, отставляется на стол и приходит черёд чашки Клавы, с которой происходит точно такая же манипуляция, после чего всё возвращается на круги своя – чашка на блюдце, а бутылка прячется в свои затаённости.

И как только всё было готово для того чтобы просветить себя насчёт содержимого принесённой Михаилом бутылки, Михаил берёт свою чашку, поднимает её перед собой, смотрит на Клаву, не торопящегося его поддержать, и словесно напутствует его на это весьма важное дело. – Нам скоро понадобятся все наши силы. Так что взбодрить себя чуть-чуть, точно не помешает. – Что для Клавы звучит вполне убедительно, и он берёт свою чашку, после чего они, знаково переглянувшись, в глоток выпивают содержимое чашек. После чего чашки возвращаются на свои столовые места, на блюдца, и по их лицам сразу становится видно, какие они всё-таки разные люди, раз в такой разной степени на них подействовал выпитый напиток, одного для обоих внутреннего содержания.

И если Михаил выражал собой незыблемую твердь, которую не перекосишь любого рода и крепости напитком и связанных с ним внутренних катаклизмов, то Клаву аж всего передёрнуло и перекосило в лице, так неустойчив был он и не крепок сердцем. Впрочем, выпитое всё же пошло для него на пользу – от его бледности не осталось и следа, а сам он почувствовал в себе душевный подъём и готовность порвать глотки всем этим стервам, Сиренам. Вот для чего он поинтересовался у Михаила их именами. – А у этих Сирен имена хоть есть, или они так и зовутся Сиренами? – несколько развязно проговорил свой вопрос Клава.

Михаил обзорно посмотрел на Клаву и, подтвердив его предположение: «Есть», уточняюще добавил. – У себя на родине они зовутся Аглаофа и Пейсиноя. Здесь же, я не знаю под какими они именами значатся. – А вот сейчас пришло время Михаилу удивляться. Клава, посмотрев в свою пустую чашку, вдруг заявил. – А я знаю.

– И как же? – не смог удержаться от вопроса Михаил, хоть и видел, что в Клаве так развязало его язык. Клава решительно открыл рот, чтобы значит, назвать эти, каждому меломану известные имена, но что-то у него опять там внутри не заладилось, и Клава только раскашлялся, да так, как будто чем-то (ничем-то, а именем) поперхнулся.

– Не выговаривается? – спросил Михаил.

– Угу. – Только и промолвил Клава.

– Ладно, всему своё время, – сказал Михаил, – а сейчас время для того, чтобы не показывать виду, что мы сбились с пути. Так что у тебя там, дома? – вдруг спросил Михаил. Чем, своим резким переходом от одного к другому, настолько удивил Клаву, что он в полной растерянности сморозил явную глупость. – Кошка Маруся и супруга Клава. – Что слышать не просто удивительно, а до смеха затруднительно. Но Михаил сумел сдержать себя от этого эмоционального наплыва на глаза, чего не скажешь о его животе, принявшегося выкручиваться от смеха, и с самым, насколько мог серьёзным видом, спросил Клаву. – Между ними что, возникли не разрешимого характера трения или другого рода проблемы?

Здесь Клава приходит в себя, правда не до конца – он всё же в голове перекрутил этот, бывает и случающийся сложный вариант взаимоотношений между хозяйкой и её любимицей, кошкой Марусей, вдруг решившей, что её ставят в полную зависимость от хозяйских вкусовых предпочтений, кормя самой дешёвой пищей, и главное, дискредитируют по половому признаку, а иначе почему, её на улицу не выпускают, и ведут шепотом разговоры за её вытянувшейся спинкой. А всякая кошка, тем более домашняя, своим животным инстинктом и нюхом, когда сильно пахнет, чувствует приближение опасности. А самая большая опасность для домашней кошки, как по себе испытала кошка Маруся, исходит от ног подручного хозяйки, который вечно перед её мордочкой путается, хоть и по неотложным делам, и того страшного человека, в белом халате, к которому её возили, чтобы значит, она страха там натерпелась. А так как подручный хозяйки всегда на виду и вроде бы такого щемящего внутренности чувства при его появлении не наблюдается, да и к тому же он один из тех, с кем ведутся шепотом разговоры за её спиной, то тут остаётся один вариант – её ждёт встреча с этим страшным человеком в белом халате.

Но природного характера проблемы кошки Маруси, сейчас так не достают Клаву, и он, отстранившись от них, переводит свой памятливый взгляд на свою супругу Клаву, с укоризненным видом смотрящую на него и выдвигающую к нему свои претензии. – Ты, Клавдий, до сих пор ли любящий и всё для меня, как обещал на алтаре бракосочетания, сделающий супруг? Или ты уже погряз в быте семейной жизни и ни на что не способен, кроме как обещаний и кормёжки меня завтраками? – сердечно и как-то уж совсем заинтересованно интересуется у Клавы его Клава.

– Это к чему все эти разговоры? – Клава отвечает так, как будто всё на самом деле так, как предположила его, любящая его, как в первые дни брака супруга – он стал неблагодарной скотиной, которую и так всё устраивает.

– А к тому, Клавдий Антонович, – официальным тоном заявляет добросердечная пока её не доведут до своего бессердечия вот такими ответами Клава, – что ты когда-то, – когда всем этим не обладал и ещё к чему-то и к этому стремился, – Клава руками указующе провела по себе те области себя, к обладанию которыми когда-то стремился Клавдий, как выясняется, Антонович, – стойко обещал и меня заверял, что во всём меня будешь поддерживать, на что бы я не решилась. Так, было такое? – впившись взглядом в Клаву, вопросила Клава.

– Ну, было такое. – Явно нехотя соглашается Клава, уже поджилками про себя чувствуя, что Клава явно задумала что-то такое уму его непостижимое, на которое он никогда согласие не даст, – вот почему от него заранее потребовали подтвердить все свои обещания и косвенно дали понять, что доступ к самому приятному в супруге, будет ограничен, если он пойдёт на попятную. И Клава быстро в голове промотал всё то дурное, что могло в голову его жене прийти, – это Клаву её Веган на что-то до дикости новое надоумил или тот физически культурный человек подбил, а может быть и так, что они объединили свои усилия и решили меня полностью обратить в свою веру, человека без недостатков и ни капельки лишнего жира даже в мыслях, – и пришёл к выводу, что всё это так.

И в уверенности в этом придаёт то, что супруга Клава и все эти полулюди не могут ограничиться полумерами, на которые согласился он, ограничив своё употребление молочных продуктов и жирной пищи (он только дома и только тогда, когда Клава была дома, придерживался этой диеты, а по ихнему, образа жизни) не в полную силу, а уж говорить о том, чтобы он посещал все эти тренировки, и речи быть не могло, он всегда в это время занят. Вот они и настояли на том, чтобы Клава взялась, как следует, за своего отбивающегося от здорового образа жизни мужа.

– И к тому же он не искренен с тобой и только делает вид, что удовлетворён простой, без живых ингредиентов пищей. Я его видел в чебуречной, где он с огромным удовольствием поглощал чебурек. – Окончательно убедил Клаву заняться своим бестолковым мужем Веган, умолчав и не объяснив своё нахождение по тому же адресу, в чебуречной.

Но это всё только догадки, когда главное слово за Клавой. И она его сказала, в свойственной ей манере. – Это хорошо, что ты не отказываешься от своих слов. Что ж, посмотрим, как ты продемонстрируешь на деле верность своему слову. – С чем Клава оставила Клаву неудовлетворённым её ответом, в крайне мучительном состоянии, и всё это на улице, куда она его выставила, провожая на работу. А вот теперь прояснилось, почему Клаве именно этот момент первым пришёл на ум, когда его Михаил спросил о том, что его больше всего волнует (или что-то в этом духе).

– Я уже говорил, что меня волнует. – Ответил Клава Михаилу.

– Что ж, тогда не будем отклоняться от нашего прежнего пути, и по мере решения одних проблем, отыщем ответы и на другие. – Сказал Михаил, приподымаясь из-за стола и тем самым давая понять Клаве, что пора выдвигаться. Правда, когда Клава вслед за ним поднялся на ноги, Михаил со всем своим вниманием уставился в окно и, внимая туда, спросил Клаву. – Как думаешь, а он мог увидеть нашу Сирену?

Клава перенаправил свою голову в сторону окна, посмотрел на неизменившуюся там картинку, где в центре выделялся и стоял всё тот же тип неустроенной наружности и жизни, и дал свой ответ. – Вполне возможно. Вот только это ничего нам не даст.

– Если только подойти к нему напрямую с вопросом, и если он тут совсем не причём, и поставлен на это место по собственному желанию, а не в сговоре с третьими лицами. – Проговорил Михаил.

– Ты так думаешь? – тихо спросил Михаила Клава, по-новому взглянув на этого типа, в котором он уже не был столь уверен, как прежде. И теперь ему за всем этим его несчастным видом и оборванностью виделась иная ипостась этого хитроумного типа, человека, однозначно имеющего соответствующую специальную подготовку, со знаниями боевых и огнестрельных искусств, – вон как глаз остро наметан на прохожих, а стоять в одном положении, на одном месте, только подготовленному человеку по плечу.

– А мы за ним проследим. – Сказал Михаил.

– Но…– Клава хотел было указать Михаилу на то, что если этот человек и в самом деле состоит в сговоре с кем-то и ведёт за ними наблюдение, то это будет не так легко сделать, но Михаил перебил его. – Мы с тобой разделимся. Ты поведёшь его за собой, а я последую за ним попятам. А как только он нас выведет к своим сообщникам, то …Там посмотрим. – На этом закончил Михаил. Но только не Клава. – И куда мне идти? – спросил Клава.

– Не важно куда, просто иди. – Сказал Михаил, хитро подмигнув Клаве. – А дальше посмотрим.

– Тогда я пошёл. – Сказал Клава, и так как Михаил ничего не сказал в ответ, то Клава действительно пошёл, вначале до дверей, а затем до выхода из кафетерия, где он не удержался и посмотрел в сторону того типа, выдвинулся по направлению своего дому.

– Как-то не особо комфортно так идти, зная о том, что за каждым твоим шагом ведётся наблюдение. – Поёжившись плечами, подумал Клава, следуя по мостовой.

Глава

2

Где многое будет надумано из того, что не относится к делу, и совсем чуть-чуть по делу, за что тебе в общем-то и платят зарплату.

– И что теперь делать? – со сложным выражением лица, больше похожим на напуганное, задался вопросом к Михаилу Клава, после того как он был им нагнан в переулке и своим резким появлением ещё больше напугал (одно из другого выходит).

А вот Михаил более беспечно смотрит на мир по сравнению с Клавой. – Да ничего. – Заявляет Михаил. – Как жили, так и будем продолжать радоваться. – Клава пристально на него смотрит и, не заметив в нём желания пошутить, машет рукой на него и спрашивает. – А что насчёт редакторского задания?

– Едем на вокзал. Всякая захватывающая любовная история, с перрона вокзала начинается. Это классика. – Заявляет Михаил. – И там уж мы точно для себя что-нибудь интересное отыщем. – А вот с этим предложением Михаила Клава не собирается спорить, и оно ему кажется вполне состоятельным.

И вот они покидают этот закоулок, замусоленный множеством посещений людей по естественной нужде, и выходят на широкоформатную магистраль, чтобы там поймать такси или на всякий сложный случай маршрутку. И если Михаил идёт сам себе на уме и сам себя погоняя, то Клава проявляет странную растерянность в своих взглядах вокруг, где он больше отдаёт предпочтение взглядам себе за спину. Отчего Михаилу приходится взять на себя роль ведущего, что и приводит их к запланированному результату, – они оказываются в маршрутке, переполненной такими же как Михаил типажами.

Впрочем, и она по дороге не сломалась, или не дай бог, не соскользнула с трассы и таким резоном не попала в крушение. И вот таким образом они, как и многие люди, мечтающие стать пассажирами того же поезда, оказываются на железнодорожном вокзале и начинают затериваться среди снующих в разные стороны людей. Ну а так как опыта у них в этом деле не столь много, то они, пройдясь по внутреннему периметру вокзала, где разместились разного рода кассы и сопутствующие всякому отъезжающему пассажиру магазины, решили расположиться на перроне, где много курили и откуда они, сидя на скамейках, многого по прибытию поездов ожидали.

Но то ли сегодня день был не тот, или в поезда дальнего следования ни одна романтически настроенная парочка билетов не купила (день сегодня для таких поездок не слишком удачный и счастливый – а потому, что он нечётный, а по этим дням из ближайшего прошлого в своё интересное будущее ни один романтик и влюблённый в жизнь человек не перемещается; нет поездов), но так или иначе (так), а Михаилу, часто отлучавшемуся в ближайший киоск, и само собой Клаве, пришлось долго ждать, прежде чем они уже собрались махнуть на всё рукой, а тут вдруг им на глаза попадется вроде как похожий на интересующий их случай.

Так Клава, больше уставший от Михаила, чем от чего-то ещё, кому всё не сидится и перемещается не ровным шагом в разные стороны, где не только в нём многое в одежде задирается, а он и на простых прохожих и приезжих задирается, когда на них с ходу наталкивается (а там близко до правоохранительных органов, кому вот такие типажи, как Михаил, очень по душе их останавливать и задерживать, закручивая руки назад в наручники), уже собрался было покинуть это место по добру, по здорову (пусть этого Михаила те два типа, опасной внешности и конструкции учат уму разуму в одиночку без него; а нечего собой противопоставлять одному важному господину, высокой конструкции и стати, на кого он чуть не налетел), как на него нашло прямо какое-то озарение и он увидел во взгляде появившегося из вагона поезда молодого человека тот самый свет надежды на будущее, а больше, конечно, иллюзии, который и приводит такого рода людей вначале сюда, на перрон вокзала, а уж что дальше с ними будет и что их ждёт, – взлёт или падение, – то это по разному.

Впрочем, это не всё. И как заметил Клава, то для этих его оснований так думать о молодом человеке, есть подтверждающие обстоятельства в виде бегущей ему навстречу девушки той самой душевной формации, которая и сбивает вот таких молодых людей с разумного пути, без лишнего раздумья сажая их в поезда самого дальнего следования, ну и дальше на самый край света. Но такова жестокая правда жизни, что Клаве одного взгляда на их встречу, потрясшую его до самых основ, хватило, чтобы проклясть всю свою прежнюю жизнь, построенную очень расчётливо, разумно и без всех этих безумных поступков – сесть в этот поезд и поехать на свой край света.

И Клава так приобщился к этому делу и прочувствовался, что невольно потянулся рукой в карман своих брюк, чтобы посмотреть, насколько далеко ему хватит уехать денег. И он бы заглянул в себе в душу через свой карман, откуда будет вытащена наличность, если бы ему под руку не попался всё тот же Михаил, кто со слёзным неустройством в глазах смотрел на него и, вытирая слёзы рукавом, задался вопросом. – А я вот не смог решиться. Так может тогда ты сможешь?

Ну а Клава, как только услышал голос Михаила, то прямо сейчас весь в сердце и душе остыл и частично поник. А как только такая метаморфоза с ним произошла, то какой смысл затаскивать свои руки в карманы брюк, чтобы вытащить имеющуюся там наличность и тем самым вызвать нездоровый блеск глаз Михаила. А Михаил такой настырный тип, что он никогда не успокоится, пока Клава ему не отстегнёт от пачки денег часть, чтобы их потратить на лечение своих душевных травм.

– Вряд ли. – Сухо сказал Клава, переведя всё своё внимание на эту, до сих пор не могущую налюбоваться друг другом парочку.

– И какие есть мысли? – интересуется Михаил у Клавы, а его не быть может, а точно не спрашивали, что он обо всём этом думает. И хотя он это не говорит, а сам об этом спрашивает, то Клаве как-то это без разницы, когда Михаил его хуже пареной редьки достал, вот он и путает местами причину и следствие. Но при этом он не может оставить без ответа вопрос Михаила, прекрасно зная, насколько тот приставуч и дотошлив.

– Ничего нет необъяснимого и загадочного. – Специально говоря протухлым языком, Клава пытался добиться от Михаила того, чтобы он перестал к нему обращаться по любому вопросу. – Он ездил домой в отпуск, чтобы проведать своих близких родственников. – А вот Михаила такая версия объяснения происходящего с этой парой совершенно не устраивает, и он достаточно убедительно возразил Клаве. – Ну и кому такая история может понравится? А уж что говорить о том, что она будет продаваться. – Уперевшись взглядом в Клаву, с недовольством в лице и частично яростью в глазах возразил Михаил.

И, пожалуй, Клаве нечего ему в ответ возразить, кроме как потребовать от него работу мысли. – Ну а ты-то что можешь предложить? – задаётся вопросом Клава, уведя тем самым Михаила в дебри своих размышлений и в сторону этой парочки. Но ненадолго, так как мир не стоит на месте, и они как часть него.

– Все провинциалы большие насчёт нас, жителей мегаполисов, идеалисты. Что и мешает им на первых порах ориентироваться в жизни большого города. А уж жители больших городов, – Михаил знаково посмотрел на Клаву, типа это тебя касается в первую очередь, – отлично знают, где, что и как обвести вокруг пальца эту провинциальную непосредственность (если не я, то кто). Их так забавляет ещё незамутнённый взгляд идеализма и восхищения на их мир со стороны этих провинциалов, что они удержаться не могут. Так что я предлагаю проследовать за ними, а там посмотрим к чему всё это приведёт. – Вернувшись к Клаве, сказал Михаил. И Клава посчитал, что это наилучшее, что мог бы предложить и предложил Михаил сегодня. – А там незаметно можно от него и избавиться. – Хладнокровно рассчитал Клава бросить Михаила на произвол своей судьбе. Но как говорится в сказках и так сказуемых легендах, то не так легко дело слаживается, как о нём задумывается. И тут даже не Михаил вставлял палки в колёса плану Клаве, а всё эта молодая парочка, так неразрывно связанная руками и застывающими взглядами друг на друге, правда, не столь искренними, а так сказать, внимательными и отчасти изучающими, что указывает на то, – а Клава в момент это заметил, – что они на приличное время расставались, вот и позабыли чуть-чуть друг друга. А может и того больше, за это время в их жизнях столько всего произошло, в том числе и изменений, что они начали отчасти по-новому выглядеть и аналитически глядеть друг на друга, выискивая там то, что раньше не замечалось.

И вот эта молодая парочка, взятая больше Клавой на прицел, вместо ожидаемых им действий, направилась не прямиком к себе домой, или на свой худой счёт в общагу, а они решили заехать, хоть и не в значительный, малой кухни, но всё-таки ресторан, а это как-то не укладывается в обычную схему поведения давно не видевшейся пары. А вот Михаил смотрит на это со своей заинтересованной позиции и считает это само собой разумеющимся делом: перекусить с долгой дороги, что есть лучше.

– Сам знаешь, что на ходу пища не столь основательно усваивается, а что уж говорить о напитках. – И не нужно гадать на что намекает этот Михаил, со своим прицелом глядя в сторону входа в ресторан. Что не может не возмутить Клаву, заметившему ему, что ему только об одном думается. На что Михаил очень резонно ему парировал. – Слишком стереотипно вы, Клавдий, мыслите. И если вы не согласны с этим, то я в миг готов вам это доказать и обосновать. – Михаил хитроумно ловит Клаву на понт. И Клава во многом несогласный с Михаилом, а сейчас и вовсе ни с чем им сказанным не имеющий общего, естественно возмутился сделанными им на свой счёт и мировоззрение выводами. И это даже ни смотря на то, что мировоззрение Михаила было ограничено одним предметом его бытия, о коем лучше не высказываться вслух и не упоминать при Михаиле, а иначе он от тебя не отстанет. Но без этого невозможно осадить Михаила, с таким вызывающим видом смотрящего на Клаву, типа что, съел.

– А не съел! – и только Клава нервно реагирует на этот вызывающий вид Михаила, как он его ловит на этой своей провокации и, подхватив его за локоть руки, говорит. – Тогда нам прямая дорога за ними. – И вот Клава уже ведётся Михаилом в ресторанчик, куда относительно недавно уже зашла ведомая ими пара. Правда, Клава ещё пытается сделать попытки возразить, но Михаил их вовремя купирует вполне себе убедительными замечаниями. – Здесь мы всё самое интересное пропустим, а потом пиши пропало, или точнее будет: как всегда, представленное на ваше читательское обозрение событие основано на недостоверных фактах, по большей части на домыслах писательского ума, которому ведь нужно зарабатывать хоть как-то на хлеб для себя насущный и который в свою очередь мыслит одними штампами и стереотипами. – И Клава бы ему сказал, что он про всё это и про самого Михаила думает, но тот так быстро его вёл и завёл в ресторан, что он не успел всего этого сделать, и решил пока затаить в себе злость на Михаила и подумать над тем, каким образом и словами он будет ему мстить.

Ну а в ресторане тем временем идёт своя, не так уж сильно отличная от внешних пределов жизнь – здесь кто-то обслуживается по высшему по местным меркам разряду, кто-то чуть ниже пал, погружая себя в пучину своей невыносимости, в одиночку напиваясь, кто-то так не задирает планку и ограничивает себя полнотой своего кошелька, ну а кому-то уж суждено ходить в обслуживающем всех этих людей персоналии.

Что же касается Клавы и Михаила, то каждый из них видел своё место в ресторане по-своему. И если Клава, как человек ответственный и дела, кто сюда попал по своему внутреннему редакторскому заданию, предпочёл бы ограничиться чашкой кофе, то Михаил, человек однозначно большей души и сердца, был бы не прочь пройти все стадии и места в этом ресторане и запечатлеть их в своей памяти. Но реальность такова, что в этом деле ему приходится считаться со мнением Клавы, у кого есть бесспорные доказательства своей правоты и решающего слова – кошелёк с наличностью. И Михаил принимает этот факт реальности в расчёт, про себя решив уже на месте эту ситуацию переиграть с официантом, кому будет сделан дополнительный заказ, когда Клава по какой-нибудь надобности отойдёт в туалет помыть руки или же очистить свой костюм от случайной запачканности в виде пролитого на костюм кофе, от которой уж точно не застрахуешься.

– Место самое то. – Подвёл итог выбору собой места за одним из столиком Михаил, занимая стул у стеночки. Клава зрительно оценил выбор места своего сидения Михаилом, затем проследил имеющуюся связь между их столиком и столиком, за которым расположилась та молодая парочка, и молча отреагировал на это замечание Михаила.

– Ты что-то не в духе в последнее время. Тебя что-то тревожит? – задался вопросом Михаил, как только Клава занял своё место за столом. И вот сейчас бы Клаве всё что он думает высказать Михаилу, – удобнее момента может в ближайшее время и не предвидится, – но он, как будто воды в рот набрал, и только зло смотрит на Михаила.

А Михаила это только забавляет, и он продолжает провоцировать Клаву на необдуманные действия. – Вот с таким взглядом и смотрят на мир неуверенные в себе люди. – Заявляет Михаил. А Клава и не сообразит откуда в этом Михаиле столько самоуверенности и самонадеянности, так на прямую говорить ему, его на сегодня может быть основному кормильцу. – Вот сейчас на всё плюну и уйду, и тогда посмотрим, кто тебя накормит и напоит. – Клава мстительно помыслил и так же посмотрел на Михаила.

А Михаил как будто умеет читать мысли. И он с высоты своего понимания посмотрел на все эти потуги Клавы ему противостоять, усмехнулся и, с упором посмотрев на Клаву, сказал. – А если ты с первых сложностей сдулся, то, что ты забыл в нашей профессии. Где тебя на пути к успеху, или хотя бы к авторитетному мнению, ещё столько препятствий и драматических событий будет ждать. А без них с твоим журналистским мнением, даже если ты хорошо пишешь и фантазируешь на этот счёт, точно считаться не будут.

А Клава этими словами Михаила и его чистым взглядом, без всяких примесей возбуждающих разум легальных веществ, поставлен в тупик. И он не знает как на этот его выпад реагировать. Поверить Михаилу в том, что он весь этот странный спектакль со своим опьянением разыграл и продолжает разыгрывать только ради его становления в профессии, или счесть всё это за его уловку, чтобы добиться от него того, чего он хочет.

А Михаил тем временем продолжает читать Клаву, обращаясь к нему с вопросом. – Что, опять вопрос веры не даёт принять решение?

– Доверия. – Поправляет его Клава.

– А ты доверься и всё что надо увидишь. – Говорит Михаил.

– Вот этого-то я и боюсь. – Отвечает Клава.

– Это всё потому, что ты стереотипно, штампами мыслишь. – Делает заявление Михаил. И Клава уже не выдерживает, – да сколько можно уже, – такого к себе оскорбительного и ограниченного к себе подхода со стороны Михаила, и нервно восклицает. – Да с какой стати ты так решил?

– С твоей. – Удивлённо пожимает плечами Михаил. – И если ты так углублённо смотришь на окружающий мир, то, что я ещё могу сказать на это. – А Клава с этим не согласен и вообще он не поймёт, с чего это взял Михаил так о нём думать. И он так прямо и спрашивает его. – Да с чего ты это взял? – А Михаил в своей ловкой манере ему отвечает. – А может это не я взял, а ты сам себя в этом убеждаешь. – И Клаве только и остаётся, как схватиться руками за голову и констатировать факт того, что с Михаилом невозможно разговаривать.

А Михаил себя вдруг начинает неожиданно вести (хотя эпитет вдруг здесь не совсем неуместен). Так он лезет рукой внутрь своего пиджака и через мгновение вынимает оттуда очень знакомую Клаве бутылочку со знаковой этикеткой с несколькими звёздами на ней, и как видно, ещё наполовину не исчерпавшей себя. При виде неё Клава хотел было напомнить Михаилу, что в такого рода заведения со своим не только не позволяют приходить, но бывает, что и очень агрессивно реагируют, но Михаил вновь его опередил, заявив. – А вот и наглядное доказательство твоего клишированного мышления.

– Я не понимаю. – Отреагировал Клава.

– А что непонятного-то. – Усмехнулся Михаил. – Ты, видя эту бутылку со знаковой этикеткой на ней, – а это значит только то, что на этой этикетке написано, – и то как я её использую по своему назначению – добавляю в кофе, а затем это всё приводит меня в повышенное настроение или состояние духа, как кому больше по душе, делаешь из всего это один единственный, как по твоему, очевидный вывод: Михаил мне точно не попутчик, а он забулдыга каких свет хоть и видывал, но очень редко. В общем, я алкоголик и пью на рабочем месте. Так? – жёстко вопросил Михаил.

– А разве не так? – растерянно переспросил Клава.

– Только отчасти. – Смягчился Михаил. – А это. – Указав на бутылочку, сказал Михаил. – Сердечный бальзам, так сказать, выполненный по народному рецепту, который я для вот таких типов как ты и налил в такую знаковую бутылку. А вот для чего я это сделал, то ты, я думаю, догадаешься…Или нет? – уже с озорной хитринкой в глазу вопросил Михаил. А Клава хоть сразу и не сообразил, на что тот намекает, сообразил главное: сказать, что да, он догадался. А как только это сказал, то действительно частично понял Михаила и догадался, для чего он ему продемонстрировал себя в таком неприхотливом к жизни и неприспособленном к ответственности качестве. И если насчёт того, что Михаил его посчитал за определённый, не устраивающий его типаж людей, Клава вновь внутри себя возмутился за такое подведение себя под классификацию, то вот насчёт других своих догадок, то он решил спросить Михаила.

– И для чего тебе это всё нужно было? – спросил Клава.

– Я бы сказал, что это больше нужно тебе, – сказал Михаил, – но не буду акцентировать на этом внимание. А скажу, что хотел показать тебе, что мир не настолько прямолинейно реален, как на первый взгляд видится. А чтобы его по-настоящему, не используя все эти клише в виде тех же товарных знаков и этикеток увидеть, нужно уметь отстраняться от этой витринной реальности, в которой больше иллюзорного, чем настоящего. И, вглядываясь в него через фокус идеи, которая стоит за каждой формой жизни и действий, отделив плевела иллюзий от зёрен истин, можно увидеть настоящую суть этого мира.

Клава, слушая с открытым ртом всю эту духовную отповедь Михаила, с патетическими вкраплениями, сразу и не нашёлся, что на это всё сказать. И только подошедший к столику официант, подсказавший Михаилу, что со своим в их ресторане не разрешают приходить, привёл его в чувства. Правда только после того, как Михаил, убирая обратно бутылку, расплылся в улыбке и, кивнув в сторону официанта, сказал. – А вот он окончательно закостенел в своих жизненных штампах, и его уж точно не переубедишь.