Текст книги "Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4"

Автор книги: Игорь Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– А разве это вам самим непонятно. – Искренне удивится Клава, направленно посмотрев на непритязательный вид одежды Михаила, видимо любящего один вид одежды, в которой он, и спит, и ходит в гости, если его туда позовут. Ну а Михаил далеко не глуп, чтобы не учитывать сей непреложный факт своего существования и нахождения в мятых брюках и давно уже поношенного пиджака, и он, используя свою видимую простоватость, очень умело использует сей факт для одурманивания Клавы, по своей сути девушки и самой просто душа и очень доверчивой (а люди близкие по интеллекту и живущие в одной парадигме отдушины и мысли, всегда тянутся друг к другу и чувствуют симпатию).

– Неужели по глазам прочитали!? – отточено актёрской игрой, искренне удивляется Михаил, раскрыв свои глаза во всю ширь от удивления. Ну а Клава было хотела уточняюще заметить Михаилу, что это совсем не так, но такова уж сила инерции и рефлексов, и когда Михаил во все глаза на неё посмотрел (а до этого он себе такого не имел право позволить из деликатности и из-за того, что он человек порядочный и выверенный), то Клава не удержалась и была обворожена близким и столь очаровательным взглядом этого интересного до удивления незнакомца, который начал нашёптывать ей, что он действительно в этом мире пропадёт, если он не найдёт для себя того, кто укажет ему жизненные ориентиры и станет проводником по жизни. А Клава, что за наивная душа, как человек для которого сострадание не пустое слово, да и если быть до конца откровенным, она питает большую страсть к руководству, не сможет ему отказать и предложит свою помощь в качестве проводника.

А этот коварнейший из людей Михаил, в момент воспользуется этим её предложением и перехватит её ручку, чтобы значит, не потеряться. Ну а Клаве, с одной стороны непривычно и отчасти с приятным оттенком удивительно, чтобы за неё так крепко держались, ведь никто до этого момента не решался к ней так подтупить (слишком она строга на такого рода вольности), а с другой стороны это несёт для неё ряд сложностей по объяснению такого своего скрепленного ручной связью положения перед лицом того же мужа Клавдия. У которого обязательно возникнут к ней глупые вопросы, когда она столкнётся с ним, будучи в такой ручной привязанности с незнакомым для неё пока мужчиной, то есть Михаилом.

– Скажу этому оболтусу, что этот человек слеп, а я вызвалась перевести его через дорогу. – Вначале вот так совершенно глумливо над умственным развитием Клавдия, было подумала Клава. Как будто Клавдий совсем простачок и сам слеп, и не сможет не увидеть по глазам Михаила, что он уж точно не слеп, как минимум, в сторону Клавы, а настоящий симулянт, который таким обманным путём ввёл в заблуждение Клаву и начал сам её вести, куда только ему вздумается.

– Хочу туда пойти, где мне будет комфортно и сладко. – Примерно вот так мотивировал Клаву на движение выдававший себя за слепца Михаил. А Клава, что за дурочка, не проверив его на слепоту, взволнованно его спросила: Это куда?

А Михаил, не дав ей возможности сообразить и понять, в какую западню она попала, быстро прихватывает её своими всё загребущими руками (у всех такого рода симулянтского типа слепцов, такие всё охватывающие руки), и при этом он не сразу находит на ней ту поверхность тела, которую позволительно брать в свои руки рукам со стороны. И только было Клава собралась перехватить руки Михаила, как он сражает её своим привлекательнейшим, с долей греховности в себе, вопросительным предложением для девушек, оказавшихся в такой ловушке таких своих отношений с первым встречным, завораживающего вида типом. – Как думаешь, найду я с первого раза твои губы?

А Клаве и самой становится интересно узнать ответ на этот, вдруг взволновавший её вопрос, к которому она неожиданно для себя отнеслась не скептически, а крайне для себя заинтересованно. И вот когда она, можно сказать, себя и ответ на этот вопрос нашла, тут и не пойми по какому поводу и стечению обстоятельств, появляется Клавдий и нервно лезет под руку со своими вопросами.

И, наверное, поэтому, и потому, что Клава обладает много чего предчувствующей интуицией, то она, спрогнозировав в будущем эту, вызывающую столько много вопросов ситуацию, не стала доводить до греха собственного непонимания Клавдия, а сообразив на двоих с Михаилом, как им лучше будет обойти стороной все эти неудобные вопросы со стороны Клавдия, решили, что Михаилу нужно втереться в доверие к Клавдию, и став для него близким другом, тем самым устранить основное препятствие на пути Михаила к их дому.

– Так вот к чему все эти его вопросы! – Клава чуть ли не задохнулся о возмущения, как только его осенило этой догадкой. – Но какие у меня есть доказательства, кроме одних только домыслов. – Вслед рассудил Клава, решив попридержать эту свою догадливость. – Настоящий журналист должен придерживаться только фактов. И тут личная мотивация, и заинтересованность, не должна учитываться, и она только нервирует. – Поглядывая искоса на Михаила, принялся судорожно размышлять Клавдий. А Михаил со своей стороны не дремал и заметил эти произошедшие в Клаве изменения.

– Что, уже посмотрел? – усмехнувшись, вопросом поддел Клаву Михаил. А Клава, как бы ему не хотелось пакостным словом ответить, вынужден был сдержаться, чтобы не быть подловленным Михаилом на его проницательности. – Посмотрю, если ты меня не будешь перебивать. – Срезал Михаила Клава. – А теперь поясни, что ты имел в виду под своим предложением.

– Всё очень просто, – заговорил Михаил, – ты наобум озвучиваешь несколько пришедших в твою голову и неподдающихся на твой взгляд иному объяснению характерных поступков твоей супруги, после чего мы посмотрим на них профессиональным взглядом и попробуем их объяснить как-то иначе. – Сказал Михаил, выдержал небольшую паузу и обратился с вопросом к Клаве. – Ну так что, ты готов положить на алтарь своей профессии своё личное счастье?

– Готов. – После небольшой паузы ответил Клава. На что Михаил, вдруг, да ещё и в резкой форме, – он через стол ухватился руками за обшлаг пиджака Клавы и подтянул его к себе, – физически надавил на Клаву и словесно вопросил. – А теперь без всякого размышления, говори первое, что тебе в голову придёт о твоей супруге Клаве?

– Чёрт! Он всё же её знает! – ахнул про себя Клава, вспотев в красноту лицом. Отчего вогнал в свой ступор понимания Михаила, увидевшего в этом его лицевом красноречии, того рода откровение, которое имеет своё приличествующее место только среди супругов, а никак не на стороне; и тем более не на его глазах. Так что немедленный ответ Михаила на такого рода откровения Клавы, был предсказуем, как рефлекс.

– Я, конечно, польщён за столь доверительное ко мне отношение, но я, знаешь, ещё не готов так откровенно посмотреть под покрывало тайн чужой семейной жизни. Я в этом деле придерживаюсь консервативных взглядов. – Заявил Михаил. Во что Клава нисколько не поверил, посчитав это за его хитрую уловку. – Вот оно, начинается втирание в доверие. Я мол, человек традиционных взглядов на семью и для меня брак священен. И я всегда стою на страже этих ценностей. Так что, если возникнут какие-то трудности в этом деле, обращайся ко мне. Я все вопросы решу и выведу на чистую воду тех, кто решил вставить палки твоему счастью. Не дождёшься, гад! – в возмущении закипел в себе Клава, и хорошо, что он уже был красный – это позволило ему оставить незамеченным этот всплеск эмоциональных чувств перед Михаилом.

– А может дождёшься…Но не того, что задумал. – Дальше рассудил Клава, вдруг поняв, какой ему выпадает отличный шанс, поймать на собственной хитрости и обмане этого обманщика Михаила и свою Клаву, которая, как оказывается, не столь наивна, как он всегда её боготворил. И Клава собирается быстро с мыслями и, знаково кивнув Михаилу, даёт ему свой ответ. – Мне не даёт покоя…– Сделал многозначительную паузу Клава, эффектно глядя куда-то в незримую даль, на тот беспокоящий его момент, связанный с его Клавой. А что она там делала, пока что было не совсем ясно. Но сейчас, все надеются, выяснится, что там такое случилось и всё не даёт покоя Клаве.

– Я раньше не обращал на это внимание, считал за блажь моей супруги это её новое увлечение ЗОЖом, который включает в себя полный отказ от животной пищи, нестандартный подход к распределению своего времени, и само собой, изнуряющие походы в спортивный клуб, но сейчас, – хоть она и находится в таком возрасте ветрености, когда ей свойственна непоседливость и разбрасывание себя от одного увлечения в другое, в общем, она не может ни на чём одном остановиться, – я передумал не обращать на это внимание, – сделал знаковую оговорку Клава и вдруг сам понял, что, в общем-то, сам дал ответ на своё это сомнение.

Но уже поздно давать заднюю, да и сам Клава уже завёлся, и он продолжает озвучивать то, что вызвало в нём беспокойство – о её желании его подсадить на не животную, так называемую веганскую пищу. И хотя так буквально речи об этом не идёт, но это крайне беспокоит Клаву, желающего оставаться хищником, а иначе у него все зубы остроты его ума выпадут и что ему тогда делать в своей профессии. Писать светскую хронику? А там, между прочим, тоже нужно иметь острые зубы, как минимум, змеиное жало. – Не нравится мне всё это. – Проговорил Клава, а по самому видно, что это не совсем так и некоторые стройные аспекты ему всё же нравятся в своей супруге. Но Михаил не спешит это замечать Клаве, по чужому опыту зная, как привередливы все эти живущие на законных правах со своими жёнами мужья. Для которых они стараются, стараются, а они всё равно недовольны или вообще не замечают всех этих их стараний. Да, так и говорят, обойдя вокруг своей доставшей его супруги, потребовавшей заметить на ней хоть одно изменение, – ничего, знаешь ли, я не вижу достойного моего внимания. – В результате чего им становится до того обидно, что они, не скрывая своего раздражения и, прямо на месте палясь, заявляют, – раз меня уже у себя дома не замечают и ни во что не ставят, то всегда найдутся другие люди, не такие слепцы, как ты, подлец, кто меня должно оценит. – И на этом всё, договорились.

– Что конкретно? – решил спросить Михаил. Клава немного подумал и дал свой ответ. – Эта её целеустремлённость, с которой она подошла к этому занятию собой. Как мне сдаётся, то она так не старалась, когда встретилась со мной. – Уже задумчиво закончил своё предложение Клава, которое на этот раз навело его на другую, совсем не понравившуюся ему мысль. – А ведь это и в самом деле так. И тогда спрашивается, с какой стати себя так изнурять всеми этими тренировками и недоеданиями. Неужели мне и в самом деле стоит начать волноваться? – Клаву холодком по спине просквозило от этих своих мыслей.

А вот от Михаила не дождёшься никакой поддержки, он, видите ли, считает, что Клава совсем не зря остановился именно на этом моменте. Чего ждать от него со стороны Клавы, было бы странно, когда так о нём умственно предполагаешь – он для тебя враг. Но с какого-то момента Клава, в один взгляд на свою действительность пересмотрел взгляды на Михаила и понял, что помимо него у него есть и другие опасные соперники, – это кто-то из адептов Веганов и окультисты накаченного тела, – и Михаил как раз может помочь ему совладать с ними. В общем, враг моего врага, мой друг. И как только Клава при содействии ему Михаила (а у него есть своя заинтересованность помочь ему) справится с этими врагами традиционного человечества, – Вегана лучше всего опорочить перед Клавой его скрытой приверженностью к жирной пище, а оккультного работника по культивизации своего тела поймать на его вредных привычках: пьёт и курит как паровоз, – то тогда будет можно и с Михаилом разобраться.

– Ты, Клава, сам того не осознавая, подсознательно уже что-то такое осознавал, и оттого тебе первое, что пришло на ум, так это беспокойство твоей души и сердца. – Что-то подобное читалось во взгляде Михаила на потерянного Клаву. – Знаешь, – вслух сказал Михаил, – тут на сухую не разобраться. – На этом месте Михаил бросает целеустремлённый взгляд во всё тоже окно, возвращается к Клаве и со словами: «Я сейчас, быстро», выскакивает из-за стола и направляется на выход из кафетерия. Ну а Клаве только и остаётся, как перевести свой взгляд в окно и начать наблюдать за происходящим там, за оконным стеклом.

Ну а там хоть и не так всё относительно статично, как в кафетерии, в которым находится Клава, всё-таки там больше пространства для манёвра и людей, маневрирующих по ходу своего движения по мостовой, за которой лежит автомобильная дорога, явно не пустая и наполненная автомобилями, которые приносят свою живость в наблюдаемую Клавой картину, всё-таки это не то, что может зацепить внимание современника, уже привыкшего к таким картинам жизни. А чтобы чем-то увлечь современника, нужно нечто большее. Вот, наверное, почему, он смотрит не по сторонам, а как только выдалась спокойная минутка, утыкается в свой карманный носитель информации, смартфон, где столько всего информационного запихано.

И Клава определённо находился на пути к своему смартфону, – его рука даже уже нащупала его в кармане куртки, – но его на этом пути остановило его внимание к тому прибедняющемуся типу: а может на самом деле, он такой обездоленный и обезлюденный, как его описал Михаил, и кто выступил для Михаила той относительностью, своего рода лакмусовой бумагой, от которой он отталкивался в определении Клавы. – И кто же ты на самом деле есть? – задался вопросом Клава, решив посмотреть на этого типа как можно объективно, со всей своей отстранённостью. И только Клава задался этим к нему вопросом, как до него вдруг, со стороны спины, правда совсем не навязчиво, а как само собой разумеющееся, донёсся мелодичный и вполне себе приятный женский голос, напевающий некую мелодию. Ну а сама мелодия была из тех, которые часто бывают на слуху, и она очень для тебя знакома, но при этом ты не можешь её вспомнить, хоть и стараешься.

И всё это, – мелодичное, совсем негромкое, а в самый раз напевание девушкой до чего же знакомой мелодии и желание её вспомнить, – в своей совокупности заворожило Клаву в свою не сдвигаемую с места и одной мысли, вспомнить эту мелодию, статичность. И так до тех пор, – а девушка, напевающая эту мелодию, давно скрылась в выходных дверях, – пока Клаву не одёрнул голос вдруг появившегося Михаила. – Ты чего там увидел, что и не пошелохнёшься? – В результате чего Клава одёргивается, как будто его спугнули или застали врасплох, и он с виноватой улыбкой смотрит на Михаила, в руках которого находится пакет, по объёмным выделениям которого не трудно догадаться, что в нём, и говорит. – Да вот, не даёт мне покоя одна мелодия. Привязалась ко мне и всё напевается, напевается, что сил уже нет. – А только это сказал Клава, как вдруг и в самом деле почувствовал неотвязчивость этой мелодии, которая принялась сама собой напеваться.

– И кто навязал тебе такое беспокойство? – неожиданно для Клавы, не просто с серьёзным, а с обеспокоенным видом спросил его Михаил, после того как окинул взглядом всё вокруг, и, вернувшись к Клаве, уставился на него. Чем заставил напрячься и немного струсить Клаву, явно не ожидавшего такой напористости от Михаила.

– Да я не знаю. – В свою очередь бросив взгляд в зал кафетерия, немного запинаясь в мыслях, сказал Клава. – Я в окно смотрел, когда до меня донёсся этот напев.

– Что за напев? – Михаил продолжает не отставать от Клавы.

– Да так просто и не скажешь. – Продолжая недоумевать от Михаила, Клава попытался от него отговориться. Но всё бесполезно, и Михаил продолжает доставать Клаву. – А ты не говори, а напой. – Вот прямо так, без тени улыбки на лице требует Михаил от Клавы проявления своего певческого таланта. А его, быть может, у Клавы нет, как и музыкального слуха. Да и вообще, Клаве всё это кажется уж слишком, и если шуткой, то совершенно не смешной и дурной.

И Клава, желая понять, чего на самом деле от него хочет Михаил, обзорным зрением смотрит в окно, откуда на него, что за не неожиданность, смотрит тот тип-оборванец, чьё нахождение здесь, на самом для них видном месте, теперь ясна для Клавы – он соучастник Михаила в деле его хитрых задумок в его сторону, и заодно свидетель всего происходящего за их столом. А Михаил не только мотался в магазин за бутылкой, а он бился об заклад со своими приятелями, укрывшимися где-нибудь неподалёку, о том, что он заставит петь под свою дудку этого лопуха, Клаву.

– Ну уж нет! – возмутился, но только про себя Клава, от такого понимания Михаила, оказавшегося ещё коварнее и подлее, чем он до этого на его счёт предполагал. Но это был эмоциональный всплеск Клавы, которому стоило немного успокоиться, как его мысли приобрели другую направленность. – А ведь он, пожалуй, как раз этого добивается, и скорей всего, сделал ставку на моё молчание. «Этот придурок, явно мне не доверяет и чувствует ко мне антипатию, – рассудит Михаил, – а это значит, что он будет во всём мне противоречить и делать вопреки. А я его на этом и подловлю. – Радостно потирая свои руки, Михаил сделал ставку на то, что я не спою», – подвёл итог своим размышлениям Клава, решив напеть эту не выходящую из его головы мелодию.

Но как сейчас же выяснилось, это не так-то легко сделать. И если в голове она отлично напевалась, то вот выйти во вне и напеться вслух, как ни старался Клава, у него ничего не получалось. Отчего он вновь вспотел и покраснел в лице. При виде чего, этих стараний Клавы, и того, как он пыжился, Михаил даже и не думал ёрничать, а вроде как помогал, пытаясь уловить исходящие от Клавы звуки.

– Что-то не напевается. – Виновато посмотрев на Михаила, после нескольких безуспешных попыток выдавить из себя звуки мелодии, сказал Клава.

– Я догадываюсь почему. – С замахом на таинственность проговорил Михаил. И Клава само собой попал под обаяние этой тайны. – Почему? – уже не мог это не спросить Клава, заворожённый исходящей от Михаила интригой.

– Это мелодия Сирены. А её, кто об этом знает, может напеть только сама Сирена. – И, хотя ответ Михаил прозвучал, как минимум, невероятно и фантастически, Клава почему-то воспринял его всерьёз (факты, основанные на очевидности, – он действительно не смог совсем никак, даже фальшиво, воспроизвести вслух эту мелодию, – трудно опровергнуть). – И что это значит? – спросил Клава.

– Ты чем-то обратил на себя внимание Сирены. – Как и должно быть, сказал Михаил. Отчего Клаве совсем нелегче, и его непонимание происходящего, всё также остаётся на прежнем уровне – он ничего не понимает. – И? – Клава многозначительно смотрит на Михаила, от ответа которого, теперь зависит его судьба. Михаил же изучающе смотрит на Клаву и спрашивает его:

– А ты знаешь, что нужно сделать для того, чтобы избавиться от засевшей у тебя в голове мелодии?

Нашёл о чём спросить Клаву, который сейчас находится в таком растерянном состоянии, до которого его по большому счёту, сам Михаил и довёл всеми этими своими фантастическими россказнями, что спроси его, как его зовут, то он точно перепутает и с точностью этого не скажет. А тут у него ещё спрашивают о вещах, о которых он и знать не знал до сегодняшнего дня, и лучше бы не знал и не слушал. Но кто знал, что к этому всё приведёт. Впрочем, человек всегда любопытен, и он не станет закрывать от слуха свои уши, даже зная, что это ничего ему хорошего не принесёт. Хотя с ним такого подобного рода происшествия, бывало, что случались. Но он тогда им не придавал такого удивительного смысла, и как-то всё само проходило. Вот и выходит, что правду говорят, что человек сам враг себе, где главный его противник, это его вечно что-то замышляющий ум, чья составляющая так до конца и не изучена и не выяснена человеком, и кто знает, что он(ум) в своей конечности в себе заключает и на чьей стороне он находится.

И вполне объяснимо и отчасти закономерно, что человек очень часто отказывается следовать тому, что ему подсказывает его ум, а ещё часто действует, вообще не думая, полагаясь только на свои рефлексы. И реализуемость человеком его бездумных проектов, зачастую выше, чем когда он за них берётся во всеоружии своего деятельного ума. Что в итоге ведёт к тому, что человек всё больше отказывается от этой мысли, полагаться на свой ум, и окончательно оптимизирует себя, отбросив всё лишнее и мешающее ему, и выбирает бездумность своего существования.

– Пусть за меня думают другие, а я и без этого рудимента как-нибудь проживу. И хотя он есть и пить не просит, всё же слишком накладно и часто не по карману жить своим умом. – Здраво, по-современному рассудил современник и откинул то последнее, что его идентифицировало, как отдельную личность и тем самым ему мешало обречь единение с миром и полную свободу (когда ты ничем не выделяешься, а являешься частью общего либерального единомыслия, то тебе не нужно отстаивать свою индивидуализированную самость, выражением которой и является ум).

– Что? – спрашивает Клава, тем самым указывая на то, что он не в курсе того, что нужно делать в таком случае. А полагаться на везение, после того, что он услышал от Михаила, бесполезная затея – ты обязательно окажется самым невезучим, по крайней мере, в этом случае, человеком. И ты будешь навсегда обречён на пытки этой неумолкающей в голове мелодии. И только Клава так подумал, как несмолкающая в голове мелодия новыми звуками заиграла, и Клава еле сдержался от того, чтобы не выкрикнуть: «Боже мой, голова моя уже раскалывается от неё!».

Михаил же придвинулся к столу, наклонился в сторону Клавы и тихо проговорил. – Нужно её закончить. В нашем случае допеть её окончание. – И, хотя Михаил, казалось бы, ничего такого сверхъестественного и невозможного не сказал, Клаву пробило холодным ознобом от интуитивного предчувствия невозможности этого сделать. Он ведь и вслух её напеть не может, а какая уж может идти речь о том, чтобы её завершить. А вот сумей он её хоть как-нибудь, с кучей ошибок и с особой фальшью человека без музыкального слуха, воспроизвести, то при современных научно-технических возможностях, он вмиг нашёл бы, что это за мелодия и кто её на самом деле поёт. Так что полностью отчаиваться не стоит, и нужно только немного потерпеть и выждать время.

– Что, сможешь? – многозначительно спросил Михаил. И его вопрос можно было понять по разному – он интересовался либо о певческих возможностях Клавы, либо о его соображении насчёт самой мелодии и возможности потерпеть эту мелодию в своей голове.

– А разве у меня есть другой выход. – Тоном человека, принявшего для себя своё безысходное положение, сказал Клава. А вот ответ Михаила на этот раз, не то чтобы удивил Клаву, а он поселил в него надежду.

– Есть. – Говорит Михаил и в момент приближает к столу и к себе Клаву, которому крайне важно знать, что кроется за этим его ответом. Михаил же, синхронно с Клавой отодвинувшись от стола, когда тот к нему придвинулся, зафиксировав на себе просящий взгляд Клавы, просто сказал. – Нужно отыскать ту, кто вложил в твою голову эту мелодию.

– Но как?! – чуть ли не закричал в ответ Клава, чем привлёк к себе всеобщее внимания посетителей и сотрудников кафетерия. Так что Михаилу пришлось выждать время, пока все вокруг успокоятся и займутся своими, не касающимися их делами. Когда же баланс спокойствия в кафетерии был восстановлен, Михаил, придерживаясь спокойного поведения, как в лице, так и во всём остальном себе, дал свой ответ слегка успокоившемуся Клаве. – Положимся на везение. – Сделал такое предложение Михаил, как будто читал мысли Клавы (а мы уже знаем, что он насчёт всякого везения думал и значит, его ответ будет предсказуем).

А ведь между тем, такое отношение к окружающему и такое бесстрастие в лице Михаила, было несколько удивительно видеть, учитывая то, что именно он, а не Клава, использовал для поднятия своего духа некий жидкий ингредиент, добавляемый им в кофе, который быть может и кто знает, и послужил настоящим источником возникновения мысли о Сирене и её мести людям, в головы которых она вкладывает свою несмолкающую песню. Но Клава сейчас был не в том состоянии, чтобы что-то там учитывать и замечать за другими людьми, когда он и себя практически не замечал, о чём говорило то, что он не допил из своей чашки кофе, а вылил его остатки на стол и частично на себя, уронив на бок чашку.

– На везение? – опять ничего не понимая, округлив глаза, переспросил Клава.

– Всё, верно. – Ответил Михаил. – Наш случай, не только не простой, а в некотором роде фантастический, живущий по иным законам. А это значит только одно, – Михаил сделал кульминационную паузу и добавил, – здесь обычными инструментами не добьёшься результата, и в своих действиях нужно отталкиваться на другие ирреалии, свойственные этому сложному для нашего понимания миру. В который для начала нужно поверить. Ты готов в него поверить? – пронзив Клаву пронизывающим до самых печёнок взглядом, низким голосом вопросил Михаил. Но на этот раз Клава проявил необыкновенное упорство в отстаивании своей разумности и выразил сомнение.

– Вы, наверное, шутите. Какой ещё ирреальный мир? – вот прямо так, через вопрос, выразил своё сомнение Клава. За что его не то чтобы прибить мало, а будь на месте Михаила, так за него старающегося и переживающего, любой другой сознающий себя добропорядочный гражданин, и раньше догадывающийся о неблагодарности людского рода, то Клаву давно бы одного оставили наедине со своей мелодией в голове – пусть с ума сойдёт от этого головного караоке.

Но Михаил не самый простой, сознательный гражданин, живучий в своём сознании и разумении, а у него в голове есть свои области неразумности и не сознания, которые будучи подкреплёнными его безрассудным образом жизни, не бросают на произвол своей не осознающей судьбы, вот таких людей, как Клава, которые только разумными себя считают, тогда как их разум живёт в одной плоскости понимания и тем самым не может собой постичь то, что лежит в иных плоскостях того же мировоззрения. А их, не то чтобы несколько и много, а их до бесконечности велико.

И Михаил сразу не осаживает Клаву, заявив: «Как знаешь, человек без двух дней умалишённый», а он пускается в объяснения. Для чего он вынимает из кармана смартфон, убранный туда, когда он выходил, кладёт его на стол, и ткнув в него пальцем, спрашивает Клаву. – Ты знаешь, что это? – На что следует кивок Клавы. Что на этот раз, в виду возможности многозначности понимания этого кивка Клавы, не устраивает Михаила, и он сам за Клаву уточняет. – Я надеюсь, что ты не будешь спорить с тем, что это не просто коммуникационного характера техническое устройство, а это целый мир для каждой человеческой единицы. – Сказал Михаил и, посмотрев на Клаву, увидел кивок согласия Клавы.

– Новые времена приносят с собой новые измерения, – заговорил Михаил, – и эти измерения уже мало что имеют общего с теми единицами отмеров и измерения, с которыми мы имели дело в прошлом – всё перешло в другие плоскости понимания, где нет больше ничего точного, зафиксированного раз и на всегда, сейчас всё находится в движении и скоротечно во времени. Оттого, наверное, все нынешние измерительности рассчитаны больше на умственную составляющую человека, выражены виртуально, нежели имеют под собой материально выражающую предмет измерения основу. Всё постепенно переходит в значение крипто. Валюта, труд и сам человеческий рассудок, уже не нужны для прогрессивного человека, ему главное нужно знать, куда ветер дует. Вот и получается, что это главный запрос сегодняшнего мира для человека-флюгера. Вот отчего человек, встретившись лицом к лицу с настоящей действительностью, впадает в такой умственный ступор. Его-то информационно, под завязку наполняли совсем другой реальностью, заставляли думать желудком, а не сердцем, – тому, что не скормишь, всё практически переварит (изжога и колики это уже последствия переварки), – а тут вон всё, как оказывается, реально жестоко, кроваво и больно, а не как в голливудских фильмах, на раз делается.

Хотя главное, та основа, на которой строятся и от которой отталкиваются все расчёты и отмеры, осталась прежней – это сам человек. Так, к примеру, если рассматривать виртуальный мир, – Михаил вновь кивнул в сторону смартфона, – то к нему не подойдут все известные в нашей действительности меры весов. И тут нужно вносить свои достаточно существенные поправки на имеющую место в этом мире действительность. Где нет присутствующих в нашем мире законов физики со своей гравитацией, в привычном нашем понимании, и если они действуют, то опосредственно и в уме, застрявшего в этом мире человека. – На этом Михаил закончил и, зафиксировав свой взгляд на Клаве, спросил его. – Я достаточно понятно объяснил?

– Относительно. – Ответил Клава.

– Это самый подходящий ответ. – Сказал, улыбнувшись, Михаил. После чего он вновь становится серьёзным и говорит. – А теперь вернёмся к нашему вопросу. Да, кстати, у тебя там, ещё мелодия распевается? – спросил Михаил Клаву. А Клава было уже успокоился, и начал привыкать к этому музыкальному сопровождению, а тут это акцентирование внимание на эту его внутреннюю музыкальность, которая вновь вышла на первый план и начала забивать собой все мысли. Так что Клава только в раздражении мог и ответить: А куда ей деваться.

– Ладно, я понял, не буду больше на этом концентрировать внимание. – Михаил в ответ проявил понимание Клавы. – Что же касается интересующих нас персон, – продолжил Михаил, правда на этом месте был перебит удивлённым вопросом Клавы: Персон?

– Всё, верно, персон. – Утвердил свою мысль Михаил. – Сирены по одной не перемещаются. Так что более чем вероятно, их было как минимум две. – Михаил сделал паузу, после чего продолжил. – Если они обратили на тебя столь знаковое внимание, – а это указывает на то, что ты им не просто первый встречный прохожий на улице, который может быть проявил к ним невежливость и толкнул плечом, а то, что ты им гораздо ближе знаком, – то для этого была веская причина. Выяснив которую, мы сможем выйти на них. Есть на этот счёт какие-нибудь мысли? – спросил Михаил. Клава сделал задумчивый вид для виду, тогда как на самом деле у него ни одной мысли сейчас не было – его с любой мысли сбивала эта мелодия в голове.

– Нет. – Пожав плечами, сказал Клава.

– Ладно, с этим в своё время разберёмся. – Сказал Михаил. – Сейчас же мы должны вести себя как обычно и не подавать вида, что нас что-то такое встревожило. Пусть думают, что их атака на тебя дала осечку – у тебя в тот момент были заложены уши и ты, благодаря этому обстоятельству, оказался неуязвим перед их атакой. И Сирены, видя, что тебя ничего не тревожит и не волнует, – а они посредством созвучия с вложенной тебе в голову мелодией и нотной вибрацией, постараются взять в свои руки руководство твоей головой и тем самым получить полный над тобой контроль – вот для чего всё это делается, – непременно предпримут новую попытку вложить в твою голову эту звуковую закладку. – Михаил сделал столь необходимую для Клавы паузу, чтобы дать ему переварить всё им сказанное.