Текст книги "Сага о драконе"

Автор книги: Игорь Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

2. НЕВОЗМОЖНО ВО ВТОРОЙ РАЗ ПРОИЗВЕСТИ ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Мичман Пэн, один из немногих оставшихся на борту во время профилактического ремонта на Звездной базе номер 17 сотрудников службы безопасности, обходил вверенные ему помещения. Сипаку пришлось остаться, по крайней мере, на полсрока профилактики, чтобы определить требовавшиеся в лазарете изменения. Потому остался и Пэн. А поскольку он все равно находился на борту, то вполне мог принести определенную пользу. И дракон стал пока частью внутренней охраны.

Повернув налево, в очередной, кажется, бесконечный коридор, – почти все ушли, и от этого коридоры выглядели на самом деле бесконечными – он направился к следующему перекрестку. До перекрестка было уже рукой подать, и тут из-за угла, рассекая воздух, вылетела неясная золотистая тень.

От неожиданности Пэн дал задний ход, пытаясь уйти с дороги. Больше всего, однако, это его движение напоминало прыжок, и он больно шарахнулся о случившуюся позади переборку.

Только успел Пэн разглядеть золотистую тень – которая оказалась огненной ящерицей – как она, пронзительно заверещав, исчезла в Промежутке. Пэн пришел в себя, поморгал, убеждаясь, что ему не привиделся этот маленький крылатый дракон, – он своими глазами не видел ни одной огненной ящерицы с тех пор, как покинул Перн – и послал Сипаку:

«Эй, дружище, не видал ли ты в последнее время огненных ящериц?»

Сипак, сидя за рабочим столом в окружении вороха бумаг, чуть улыбнулся и ответил:

«Не видал, но знаю, что одна должна со дня на день появиться на борту вместе со своим хозяином, который пополнит нашу команду. А что?»

«Да тут одна вот только в Промежуток от меня сбежала. Куда помчалась? – Пэн «болтал», не прекращая обхода. – Она летала по коридорам и случайно наткнулась на меня. Если такое возможно, то я хотел бы извиниться».

«Я выясню, где разместился мичман Сибрук, и дам тебе знать. Все равно он в любом случае рано или поздно должен ко мне явиться для осмотра по прибытии к новому месту службы. А между тем… – Сипак откинулся в кресле и с отвращением взглянул на все еще высившуюся перед ним гору бумаг. – Между тем я устал смотреть на это все. Хватай Саула и давай перекусим. Сибрука с его огненной ящерицей потом разыщем».

«Хватать Саула? – переспросил Пэн; его мысленный «голос» зазвучал почти зловеще. – Интересно… Многообещающе…»

«Пэн! – мысленно крикнул Сипак вслед бронзовому дракону. Не получив ответа, добавил: – Только теперь не выпускай его. Прошлый раз мы два дня в себя приходили».

В ответ донеслось лишь хихиканье. Качая головой, он поднялся, чтобы присоединиться к дракону и своему сыну. Мичман Сибрук и таинственная огненная ящерица могут подождать, пока они втроем поедят.

Пэн направился к себе домой. Заворачивая за угол и входя в двери комнаты отдыха, где они жили, он во второй раз едва успел заметить промелькнувшую рядом с ним золотистую тень. Обращаясь к находившемуся внутри их жилища маленькому мальчику, он послал:

«Пора обедать. Ты закончил заданное тебе сегодня на утро?»

«Да, Пэн», – донесся вежливый отклик.

В три с небольшим года Саул уже становился обычным маленьким вулканитом и мог сам удовлетворять свои основные потребности; можно было не сомневаться, что он будет следовать намеченному для него расписанию. А еще он начал выказывать некоторые унаследованные от матери весьма мощные силы ума, хотя вулканитские знатоки чувствовали, что пройдут годы, прежде чем эти возможности раскроются полностью.

Сейчас он проходил ту же программу, что и его сверстники в школах Вулкана. Но, если ему того хотелось, он все так же мог становиться озорным ребенком-землянином. В конце концов, он и был на три четверти землянином, и это давало себя знать – временами гораздо более, чем того хотелось Сипаку.

Дало это себя знать и сейчас. Пэн вошел, думая найти Саула тихонько ожидающим у компьютера. Вместо этого мальчишка разыскал где-то канат, прикрепил его каким-то образом к потолку и сейчас, вцепившись в канат, летел на Пэна. Джунгли, да и только; не хватало лишь шума.

Безмолвное нападение застало Пэна врасплох. Он только и смог осознать, что какой-то предмет несется ему в лицо. Не успел Пэн и глазом моргнуть, как Саул с хихиканьем на лету соскочил с каната и приземлился дракону на спину. Мальчик рассудил, что, коли он, Саул, начал, Пэн продолжит. Брыкаясь, словно мустанг, Пэн стряхнул вовсю хохочущего Саула со спины на хвост.

Как только мальчик очутился там, Пэн хлестко взмахнул хвостом, подбросив таким образом Саула высоко вверх. Этому весьма способствовал высокий потолок комнаты отдыха.

Проказник несколько раз небыстро перекувырнулся в воздухе и снова плюхнулся в ждущие лапы Пэна. Схватив мальчика и повернув его вверх тормашками, Пэн послал:

«Если мы сейчас же не встретим твоего папу, он нас обоих пришибет».

Повернувшись, он направился к выходу, а Саул хихикал и извивался у него в руках. Дверь открылась, Пэн шагнул наружу… и «поцеловался» с мичманом Сибруком и Зиа.

Пэн остановился, и его глаза зеленым вихрем любопытства устремились на Зиа. Зная, что ящерица поймет его, но не столь уверенный в молодом перините, Пэн послал способом «во все стороны»:

«Кажется, мы уже встречались. Прости великодушно, что испугал – я нечаянно. Твой напарник мне знаком – по крайней мере, его имя. А вот твоего имени я не знаю».

Прежде чем ответить, Зиа поудобней устроилась на плече у Сибрука.

«Меня зовут Зиа. А тебя?»

Пока шел этот, безмолвный лишь для Сибрука, обмен репликами, Саул ухитрился принять нормальное положение. В мгновение ока он привел себя в порядок и стал выглядеть, как и положено ребенку-вулканиту. Но из лап Пэна он не высвободился, а его глаза тоже расширились от удивления.

«Меня зовут Пэн. А это – Саул».

С закружившимися красно-оранжевым возбуждением глазами Зиа повернулась к Сибруку.

«Это Пэн! Ну, ты же знаешь! Тот, о котором написана баллада! Который давно покинул Перн!»

Сибрук стоял, смущенно переводя взгляд то на дракона, то на ребенка, то на свою огненную ящерицу. Он знал, что они беседовали, но понять, о чем, не мог. Потом Зиа стала лихорадочно передавать ему суть разговора.

Не успел он сам спросить о чем-нибудь Пэна, как из-за поворота вышел Сипак.

– Если кому-то пришлось бы дожидаться вас к обеду, этот несчастный скоро умер бы с голоду! – Тут он приметил Сибрука. – О-о. Вижу, у вас – гости.

Сибрук заметил начмеда раньше, чем тот – его. Сосредоточившись, он послал Зиа:

«Уймись! К нам идет кто-то из начальства!»

Зиа по-новому угнездилась у Сибрука на плече, говоря мимоходом:

«Это, должно быть, Сипак, вулканит, о котором я тебе рассказывала. Но почему именно он с Пэном? Я думала, что с ним кто-то другой».

«Другой и есть! А теперь – тихо!»

Сипак взмахом руки позволил Сибруку стоять «вольно».

– Это ни к чему, мичман, во всяком случае, пока мы, по существу – в доке. Кстати, как вы здесь оказались? Я не знал, что на борт уже должно прибыть пополнение.

Немного – но не вполне – расслабившись, Сибрук ответил:

– Сэр, мне было приказано явиться на борт сегодня. Я шел представиться капитану, и тут Зиа – он показал на огненную ящерицу – сказала мне, что на борту – Дракон. Мы решили выяснить, в чем дело. Сэр.

Сипак закатил глаза.

– Немедленно прекратите это дурацкое «сэр». Меня зовут Сипак, а это – Пэн. Имя мое, стало быть, вовсе не Сэр. Пойдем. Мы собирались пообедать. Можете к нам присоединиться.

– Да, с… Сипак. А как же капитан? Мне нужно ей представиться.

Сипак улыбнулся, повергнув в недоумение обоих – и Зиа, и Сибрука. Зиа сказала:

«Вулканиты ведь не улыбаются. Или я ошибаюсь?»

Не дав Сибруку ответить, вмешался Пэн.

«Этот улыбается. Он полувулканит».

Выслушав безмолвный диалог, Сипак сказал:

– Капитана Стар сейчас нет на борту. И вернется она не раньше, чем через две недели. В данные вам указания, вероятно, вкралась какая-то ошибка.

– В таком случае кому же мне представляться? – немного испуганно спросил Сибрук. Он так усердно старался следовать правилам и установлениям, а теперь – эти палки в колеса…

Сипак ненадолго задумался, потом сказал:

– Полагаю, мне. Сейчас я – самый старший по званию на корабле. Я прав, Пэн?

«Думаю, остальные – в чине младшего лейтенанта либо ниже. Таким образом, да – ты самый старший по званию офицер на борту. – Тут в его глазах мелькнул огонек пакостника. – Эй, значит, мы можем приказать что угодно? К примеру, выкрасить все коридоры розовым или оклеить каюту капитана фиолетовыми цветами?»

Сибрук уже начинал – пусть и с трудом – разбирать послания Пэна. Но последнюю фразу он уловил отчетливо. Разинув рот от изумления, он повернулся к Сипаку и спросил:

– Вы не можете этого сделать! Или можете?

Подняв бровь, Сипак ответил:

– Нет. У Пэна богатое воображение, но, пока этому воображению не дают разыграться, все в порядке. – В это время они уже шли по коридору. – Все идет настолько официально, насколько мне хочется. Добро пожаловать на борт. Теперь вы – официально член экипажа. Явитесь на медосмотр, – Сипак взмахнул рукой, – в любое время, начиная сегодняшнего дня, но до возвращения на корабль остальной команды. Между тем не стесняйтесь изучать и корабль, и станцию.

Когда они уселись, Сибрук набрался храбрости спросить:

– Не тот ли Пэн дракон, о котором говорится в балладе, начинающейся словами «С невиданным именем зоркий дракон…»?

– Тот самый. Пэна это временами немного смущает – он испытывает такое чувство, что должен жить, исполняя пророчество. А что? – Сипак откинулся в кресле.

– Разве в той балладе не говорится, что Пэн Запечатлел девушку по имени… – Он с трудом вспоминал это имя. – К'рэн?

Над ними зависла тишина – такая непроницаемая, что Сибруку почудилось, что он мог бы ее потрогать.

Сипак застыл, не донеся вилку до рта, а Саул посмотрел на перинита своими большими глазами. Пытаясь сгладить какую-то допущенную им неловкость, – а в последнем он не сомневался – Сибрук сказал:

– Если вы не хотите говорить этого мне, сэр, то я не настаиваю.

Сипак вздохнул.

– Я все время забываю, что не все знают о случившемся с Карен, особенно на Перне. Прошло всего три года. Может, пришло время для этой истории стать известной всем. Вот расскажу я тебе, и ты, быть может, сумеешь написать достойную балладу в ее честь.

Он снова расслабился и начал все еще причинявшую боль повесть.

3. ВОСПОМИНАНИЯ

Сипак не возвращался к своим бумагам ни в тот день, ни на следующий. Воспоминания, которыми он поделился с Сибруком, все еще оставались болезненными – чересчур болезненными, если учесть, что Карен не было в живых почти уже три года. Но в последний год или около того он подавлял мысли о ней и знал, что разговор о Карен мог бы способствовать исцелению душевной раны. В особенности, если он собирался налаживать отношения с кем-то другим.

А отношения, которые его занимали, не уступали в сложности тем, о каких он рассказывал Сибруку. Предметом его дум стала двоюродная сестра Карен – еще одна Карен. Только она имела чин контр-адмирала и командовала собственным кораблем, а заодно и другими в своей области пространства. Сипак виделся с ней снова – совсем недолго, когда два их корабля встретились в космосе и вместе подошли к семнадцатой Звездной базе.

Пэн толкнул локтем своего напарника.

«Я ее тоже помню, Сипак. И боль никуда не делась. Мне надо было исчезнуть в Промежутке, с тобою вместе. Однако жизнь должна идти своим чередом».

«Я знаю, Пэн, знаю. Но временами становится тяжко. Особенно когда кто-то вроде Сибрука напоминает тебе о твоем доме и о том, что жизнь твоя могла обойтись безо всех сложностей Звездного флота. – Он вздохнул. – О доме, какого я никогда не видал, но к которому все же привязан».

«Может быть, однажды ты увидишь мою планету, как я видел твою. До тех пор лучше всего смотреть на нее одним из возможных способов – моими ли глазами, либо глазами Сибрука и Зиа. Он видел родину гораздо позже меня и прожил там много дольше. Общаясь с ним, ты сможешь лучше понять, какая она на самом деле, та планета. – В глазах Пэна закружился быстрый лавандовый вихрь. – Кстати, о нашем друге-перините. Зиа говорит, что они с Сибруком собираются на Звездную базу, и хотели бы знать, нельзя ли им взять с собой Саула».

Сипак поднял голову с ложа. В то утро он не позаботился как следует одеться и все еще оставался в надетых с вечера пижамных штанах. Он только перелез с кровати в теплое гнездо к Пэну.

«Не вижу в этом ничего дурного. Только передай Саулу, что, стоит мне узнать о его плохом поведении – и весь следующий год он с корабля не сойдет».

«Понял, – Пэн еще разок толкнул локтем своего напарника. – Может, заодно еще что-нибудь сделать?»

«Нет. Все в норме».

С уходом Пэна стало тихо. Даже не доносилось обычного гудения двигателей: их заглушили для профилактического ремонта. Сипак заметил, что его одолевает дремота, и не стал с ней бороться.

Проснулся он словно от толчка и ощутил на себе чей-то взгляд. Рядом с ним на полу, опираясь подбородком о скрещенные на коленях согнутых ног руки, сидела контр-адмирал Карен Эмерсон. Увидев, что он проснулся, она заметила:

– Понимаю, что имел в виду Пэн. В жизни не знала, что увижу тебя… задремавшим… средь бела дня. И таким подавленным. Да что с тобой, в самом деле?

– Не знаю.

– От вулканита я жду иного ответа. Очевидно, этому есть некая причина, и, совершенно очевидно, причина сия – тот ваш разговор с Сибруком. Слушай. Ты и раньше говорил о смерти моей двоюродной сестры, но такого не случалось. А почему сейчас? – Карен подалась вперед, не сводя с Сипака пристального взгляда; теперь ее локти покоились на скрещенных по-индийски ногах.

Сипак уселся и хмуро глянул на сидевшую напротив женщину.

– Мне бы надо заняться психоанализом, а не тебе, – заметил он.

– Но тебе же явно чего-то не хватает. И если ты сам себя не анализируешь, кто ж этим займется? Тебе нужно найти в себе причину, по которой ты чувствуешь то, что чувствуешь. И я могу помочь не хуже любого другого. – Карен выпрямилась. – К тому же, сдается мне, я знаю – по меньшей мере, отчасти – что тебя тревожит. Знаешь ли ты?

Двое не сводили друг с друга внимательных взглядов.

– Я могу ждать вечно. А ты?

Сипак снова лег, не готовый к тому, чтобы признать себя побежденным. Но, по мере того, как тянулись часы, а Карен не двигалась и не заговаривала снова, его разум начал задумываться о разном. Если Карен думала, что знала ответ, тогда в прошлом обоих должно быть нечто.

День наступил и прошел. Вечер уже делал тоже самое, когда Сипак спросил:

– А Пэн и Саул?

– Они под присмотром и нам не помешают. Ну что, разобрался?

– Нет, – последовал твердый и быстрый ответ.

– Дам тебе ключ к разгадке. Это случилось около четырех лет назад.

И тут же будто что-то, щелкнув, встало на место. Прошло четыре года, с точностью почти до дня, с тех пор, как они с женой стали близки, буквально в муках Пон Фарр. Поскольку служба их проходила в разных местах, времени провели они вместе немного, но провели весьма пылко. Легче было подавлять эти воспоминания, чем сожалеть о том, чему уже никогда не повториться. Ее смерть, заново пережитая в разговоре с Сибруком, особенно в годовщину их сближения, разворошила воспоминания достаточно, чтобы вызвать, как он теперь понимал, своего рода депрессию. Воспоминания, и хорошие, и дурные, навалились на него, подобно тонне кирпичей – внезапно, всем весом, накопившимся за прошедшие годы. Из-за того, что он подавлял их и не разбирался в них здраво, высвобождение зажатых до поры чувств принесло гораздо больше горя, чем следовало бы. Половодье чувств захлестнуло его, подобно лавине – дикой, неукротимой стихии.

Сипак перевернулся на живот и убаюкал голову в ладонях. Со времени их сближения до ее гибели прошло полтора года, и за этот срок они сумели увидеться два или три раза. Слишком мало воспоминаний, которые можно было бы смаковать, потому он не давал им ходу. Сокрытое добро – все равно что зло. Непрошеные слезы заструились по его лицу.

Чья-то нежная рука стряхнула с его голой спины налипший песок пэнова гнезда. Карен видела его потрясенное лицо и нахлынувший вслед за тем вал чувств. Обычно Сипак выбирал, какие переживания показывать окружающим – теперь выплеснулось непрошеное, нежданное. Вполне достаточно, чтобы подтвердить ее подозрения.

– Подавлял их, а потом отгораживался от них, верно ведь. – То было утверждение, а не вопрос. – Так я и думала. Позволь им выйти наружу. Тогда ты, может быть, сумеешь взглянуть в лицо Сибруку и своим воспоминаниям.

Сипак отвернулся от Карен, стыдясь слез.

– Я не боюсь видеть Сибрука.

– Тогда почему Пэн говорит, а Сибрук подтверждает, что ты не говорил с этим юношей-перинитом с того самого дня, как вы познакомились? И едва говорил с Саулом. Пэн считает – хорошо хоть ты на его вопросы отвечаешь, – Карен нежно погладила его по спине. – Слезы тоже помогают сбросить тяжесть.

– Вулканиты не плачут.

Но этому отрицанию противоречили порывистые рыдания, начинавшие сотрясать его тело.

– А люди – да, – Карен отняла руку, но по-прежнему сидела рядом с Сипаком. – Пэн говорит, что ты плакал в тот день, когда узнал о гибели моей сестры, и несколько дней после этого. Еще он сказал, что с тех пор ты не плакал и почти не говорил ни о ней, ни о тех днях, которые вы провели вместе, ни о ее смерти – разве только тебя к этому принуждали или спрашивали об этом. – Минуту она смотрела на вздымавшиеся рядом с ней плечи, потом спросила: – Хочешь, чтоб я ушла? Кое-что не стоит видеть никому.

– Нет. Останься.

Он перевернулся на спину, привлек к себе Карен и уткнулся лицом ей в колени.

Он плакал, а Карен массировала ему голову и спину. Вулканиты редко допускает внешне проявлять свои чувства, тем более в чьем-то присутствии. И когда они все же дают себе волю, неважно, по какой причине, после этого у них болят мышцы.

Когда поток слез обмелел и иссяк, оставив Сипака ослабевшим от выплаканного горя, Карен помогла ему встать и перебраться на кровать.

– Тебе здесь будет удобней.

Устроив его хорошенько, она пошла было к двери.

– Не уходи, – прошептал Сипак так тихо, что даже Карен с ее обостренным слухом едва уловила. – Останься, прошу тебя.

Карен опять подошла к кровати и села на край. Сипак приподнял покрывала, открыто приглашая. Она скользнула под одеяло и оказалась в кольце его рук. Скоро его подбородок лег ей на макушку.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что осталась. Выслушала. Заставила взглянуть внутрь себя. Спасибо за воспоминания. – Он вздохнул. – За то, что ты – мой друг.

– Тяжко быть тем, кем должен, – ответила Карен. – Для тебя это – быть вулканитом. Для меня – быть контр-адмиралом и за все отвечать. Неважно, каковы причины – это делает необходимым наше одиночество, отсутствие близости с другим человеком. Иногда человеку просто необходимы объятья.

– Или что-то такое.

Сипак устроился поудобней и скоро, измученный, уже провалился в сон. Карен потребовалось немного больше времени, чтобы уснуть – она не привыкла спать с кем-то – но немного погодя они вдвоем мирно отдыхали, угнездившись в объятиях друг друга. На мгновение выглянул из Промежутка Пэн, ощутил, что его напарник снова успокоился, и удалился с зеленым водоворотом в глазах. Теперь, может быть, все опять пойдет своим чередом.

4. НЕВОЗМОЖНО ВО ВТОРОЙ РАЗ ПРОИЗВЕСТИ ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Прошло два дня с тех пор, как Сибрук виделся с начмедом Сипаком. По своему опыту, приобретенному на Вулкане, он знал, что во время их застольного разговора заставил Сипака окунуться в довольно болезненные воспоминания. Сибрук лишь надеялся, что не произвел ложного впечатления своим любопытством.

«Я тоже виновата, – заметила Зиа, сидя на его компьютере. – Если б я ничего не сказала, ты бы, может, ни о чем и не спросил».

«Я бы все равно в конце концов спросил его об этом, – ответил юноша. – По крайней мере, хоть он и не разговаривает со мной, но позволяет навещать себя Пэну и Саулу. – Он глянул в закручивавшиеся спиралью глаза золотистой огненной ящерицы. – Что, если я его еще чем-то расстроил?!?»

Зиа склонила голову набок, словно собиралась ответить, но, прежде чем она смогла осуществить свое намерение, раздался стук в дверь. Откинувшись в кресле, Сибрук отозвался:

– Войдите!

Дверь с легким шипением отворилась, и вошла контр-адмирал Карен Эмерсон. Не успела она сказать, чтобы он не напрягался, Сибрук подскочил в попытке встать по стойке «смирно». Его попытка обернулась повторением случившегося в первый день его пребывания на «Заре», с той лишь разницей, что на этот раз он не зацепился за ножку стола, а споткнулся о собственные ноги. И полетел дальше, прямо в руки контр-адмирала Эмерсон.

С необычайной для представительницы рода людского силой она удержала его на ногах и отпустила, лишь удостоверившись, что стоит он устойчиво.

– Не обязательно вскакивать всякий раз, когда в комнату входит старший по званию, в особенности, если эта комната – твоя каюта, – заметила она с улыбкой. – Иначе ты никогда не сделаешь никакой работы и никогда не отдохнешь. Расслабься!

К тому времени Сибрук густо покраснел, а в его мозгу раздавался смех Зиа. Волоча ноги и не смея посмотреть в глаза адмиралу, он промямлил:

– Простите, госпожа адмирал. Кажется, в последнее время вы только и делаете, что не даете мне растянуться на полу.

– Это на меня не похоже. Старовата я, чтоб молодые люди падали у моих ног! – посмеивалась Карен.

Пораженный, Сибрук поднял взгляд и увидел, что Карен смотрит на него с искорками в глазах.

– Это ведь шутка, да, госпожа адмирал? – осторожно спросил он.

Глаза Карен вспыхнули снова.

– Будь добр, не называй меня по званию. Разве не видишь, что я не в форме? – Сибрук закивал, и она продолжала: – Значит, я – не на службе. Поэтому тебе не стоит держать себя так официально. Никаких вытягивании в струнку, и уж конечно, никаких званий!

Сибрук сумел-таки немного расслабиться – достаточно, чтобы заметить:

– Именно так обычно и говорил Сипак.

Выражение лица Карен сменилось на совершенно серьезное.

– Вот о Сипаке-то я и пришла с тобой поговорить.

– Я не делал ничего плохого! А если и делал, то нечаянно! Честно! – вскричал юноша-перинит. – Вы за этим сюда пришли? Рассказать, почему Сипак на меня сердится и уже два дня со мной не разговаривает?

Явно удивленная, Карен ответила:

– Нет! Дело совсем не в том, что ты сделал. Мне только нужно было кое-что уточнить, и, судя по тому, что ты сказал, расспрашивать мне дальше не надо. – Взмахом руки она велела Сибруку сесть. – Я лишь хочу знать, о чем вы говорили и как вел себя Сипак.

Сибрук пожал плечами, но сделал, как его просили. Закончив, он сказал:

– Уходя, он выглядел уныло, даже для вулканита. Нет ли в том вины моих слов или поступков?

– Нет, скорее, ты сделал нечто необходимое. Тебе просто случилось сыграть роль катализатора. – Из взгляда Сибрука почти ушла тревога, и она добавила: – Не ты, так кто-нибудь еще. – Она поднялась, собираясь уходить. – Спасибо, что уделил мне время. Ты очень мне помог.

– Рад, что пригодился, – ответил Сибрук. Когда адмирал вышла, он обернулся к Зиа и сказал:

«Ну, и к чему бы все это?»

«Понятия не имею; может, когда и узнаем!»

Пожав плечами, Сибрук снова стал намечать предстоящие дела.

Сипак пошевелился лишь поздним утром следующего дня. Перекатившись на спину, он потянулся, мышцы рябью пошли по его широкой груди. Открыв глаза, он увидел контр-адмирала Карен Эмерсон, вновь сидящую на полу, скрестив ноги, и смотрящую на него.

– Привыкаешь наблюдать за так называемыми флегматичными вулканитами?

– На самом деле я хотела убедиться, что ты – в порядке, прежде чем отправлюсь обратно на «Карсон».[25]25
  Кит Карсон – знаменитый первопроходец Дальнего Запада США.


[Закрыть] У меня, знаешь, есть и другие заботы, кроме присмотра за ненормальными вулканитами.

Улыбаясь, она встала и подошла к его столу. Взяв два стакана, она вернулась к ложу Сипака.

К тому времени он уселся, свесив ноги. Расчесав пятерней взъерошенные волосы, полувулканит взял у Карен стакан. Отхлебнув и стараясь не поморщиться, он спросил:

– Что это за дрянь?

Она, смеясь, ответила:

– Настой трав, собранных мной во время последней поездки на Землю. С некой добавкой, разумеется.

Сипак пригубил еще и предположил:

– Саурианское бренди? Ты же знаешь, я не пью!

– Я решила, что после вчерашнего – не грех. Как твоя голова?

– На плечах, как ни странно. Но ты ведь зашла не просто убедиться, что со мной все в порядке. Зачем еще?

Усаживаясь рядом с ним на постель, она сказала:

– Отдаю должок одному молодому человеку, с которым только что познакомилась. По правде сказать, он едва не споткнулся о собственные ноги, так хотел меня встретить. – Она хмыкнула.

Сипак поднял бровь.

– Не старовата ли ты мальчикам головы кружить?

– А, ревнуешь! – Сипак слегка позеленел. – Нет, правда, разве тебе не интересно, где прячутся Саул с Пэном?

– Да так, любопытно немного. – Он выжидательно посмотрел на Карен. – Ну и где?

– Сибрук вызвался присмотреть за Саулом – разумеется, с помощью Пэна. – Сипак кивнул. – Тебе известно, что Сибрук вбил себе в голову, будто как-то обидел тебя?

– С чего он взял? Он ничего такого не делал.

– Это ты так считаешь. А он уверен, что ты с ним не разговариваешь два дня из-за какого-то его слова или поступка. – Карен откинулась назад. – Мы-то с тобой понимаем, что это не так, а вот он – нет. Ты же знаешь, как важно для налаживания знакомства первое впечатление.

– Ни в малейшей степени не логично, – заметил Сипак. – На всякие взаимоотношения влияет многое другое помимо того, как ты себя ведешь при первой встрече.

– К нам, людям, это не относится, Сипак. Думаю, бедняга Сибрук никогда не забудет, что случилось во время наших с ним первых – и пока единственных – встреч. – Она опять откинулась и улыбнулась. – Я его имела в виду, говоря о том должочке. Я вовсе не думаю, что он такой уж увалень, каким кажется, но оба раза дело кончалось тем, что мне приходилось подхватывать его, не то он бы себе нос расквасил. Честно сказать, во второй раз мне пришлось его отскребать от себя!

Сипак изумленно взглянул на нее, потом усмехнулся.

– Не может быть!

– Может. Думаю, он будет краснеть, по крайней мере, несколько следующих наших встреч.

Сипак покачал головой.

– Его огненная ящерица, Зиа, немногим лучше. Во всяком случае, Пэн узнал, кто его удивлял. По-моему, Зиа растеряла несколько чешуек.

– А что случилось?

– Они тогда только что взошли на борт. Зиа исследовала корабль и летала по коридорам. Вышло так, что она, ничего не подозревая, поворачивала за угол, и тут ей навстречу – Пэн. Со страху она нырнула в Промежуток. Сибрук говорит, ему понадобилось несколько минут, чтобы понять из ее лепета: на корабле – перинитский дракон. И они пошли нас искать.

Карен засмеялась, мысленно нарисовав соответствующую картинку: огненная ящерица, зашипевшая, будто ошарашенная кошка. Только вместо шерсти в воздух взлетают чешуйки!

– Знаешь ведь, что и Пэн с Саулом вели себя не безупречно.

– Когда я вышел в коридор, они являли собой образчики истинных джентльменов, – не сдавался Сипак. – Что они могли натворить такого, чтобы произвести на Сибрука дурное впечатление?

– Ну, во-первых, Пэн держал Саула весьма непочтительно – я хочу сказать, вверх тормашками – а тот хихикал, словно баньши. Пэн тоже предстал не в лучшем виде. Как он говорит, самым ужасным образом скалил зубы, точно людоед, когда они вышли из вашей каюты и налетели на Сибрука и Зиа. Не самый лучший, сдается мне, способ заводить друзей!

– А я ведь еще говорил Пэну, чтоб они вели себя как следует!

– Нет, ты говорил ему не упускать Саула еще раз. А поскольку тогда начал именно Саул… – Карен снова заулыбалась.

Сипак покачал головой и осклабился.

– Маленький негодник. Так вот для чего им понадобилась веревка… Зря я дал им почитать те романы о Тарзане.

– Вот видишь, произвести благоприятное первое впечатление – это кое-что значит. Потом никогда не представится возможность стереть то, что увидел и во что уверовал человек в самом начале. И Сибрук считает, что он сказал или сделал нечто такое…

– …чем произвел на меня дурное впечатление, – тотчас протрезвел Сипак. – Вот уж не думал, что он так это поймет.

– Я знаю. Тебе надо ему все объяснить, если он еще сам не разобрался. Уверена, из рассказанного ему тобой о себе и Пэне он вычислил, что ты женился около четырех лет назад, – Карен встала с кровати. – Мне надо возвращаться на свой корабль.

– Мне кажется, это может немного обождать, как и мои извинения мичману и его огненной ящерице. – Потянувшись, он ухватил Карен за руку и подтащил обратно. – Мне приходит в голову по меньшей мере одно приятное дело, которым я бы сейчас предпочел заняться. – Притянув Карен к себе, он весьма недурственно ее поцеловал. – Может быть, когда я окончательно поправлюсь, у всех нас появится новая возможность произвести благоприятное первое впечатление!