Текст книги "Пепельный свет Селены"

Автор книги: Игорь Дручин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Эх, ребята, какие вы, ребята… – растрогался Смолкин. – А вот я, наверное, как Витька, не устоял бы.

– Аминь, – подвел итог Саша. – Пошли на комиссию.

В коридоре отобранные конкурсанты расступились перед решительно шагающей четверкой. Здесь же толпились зеваки. У многих на лицах сквозило недоумение, некоторые встречали их иронической усмешкой, кто-то бросил в спину: «Спохватились!», но четверка, не нарушая молчания, проследовала к кабинету директора. Табло секретаря предупреждающе мигало красными буквами: «Не входить. Совещание». Саша уставился на табло, хлопая длинными ресницами, и, осознав, что отбор закончен, медленно обернулся к товарищам.

– Опоздали…

Миша вместо ответа шагнул к секретарю и решительно ткнул в кнопку срочного вызова. Раздался тихий шелест, вспыхнула лампочка индикатора связи, затем, после паузы, на экране появилось лицо директора.

– Передумали?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Хотим вне конкурса.

– Ну-ка, зайдите.

Переступив порог директорского кабинета, они той же тесной группой приблизились к столу. Кроме членов Ученого совета в отборочной комиссии участвовали представители космоцентра, среди которых Сима сразу узнал Алферова.

– Полюбуйся, Василий, – обратился к нему директор. – Строптивая группа в полном составе.

– А этот, который запутал экзаменатора… Из них?

– Смолкин! Два шага вперед! Василий Федорович жаждет полюбоваться на достопримечательность нынешней сессии. Единственная тройка на всех четвертых курсах!

Смолкин молодцевато повернулся налево, сделал два шага вперед и так же лихо повернулся направо, оказавшись лицом к лицу с начальником космоцентра.

– Смолкин Серафим Юрьевич, четвертый курс, мехфак. Четырнадцать баллов за сессию. Оценка по теории вождения снижена на балл по субъективному требованию директора.

– Видал, как они со мной разговаривают? – усмехнулся Баженов. – Ни тени почтения.

– Значит, не заслужил, – в тон ему ответил Алферов. – Ты же ему всю карьеру испортил! Да и не признает он твою тройку. За что хоть снял этот злополучный балл?

– Объясни, Смолкин.

– По приказу, за введение экзаменатора в заблуждение.

– А ты что же, не согласен с приказом? – полюбопытствовал директор.

– Вы же доверяете автоматам?

– Софистикой увлекался?

– Нет, логикой!

– Ну, хорошо. Порядок ты знаешь, значит, и получил по заслугам. Не первый курс… Иди.

Сима так же молодцевато вернулся на свое место в четверке.

Директор проводил его взглядом, зачем-то пододвинул к себе листки с фамилиями конкурсантов, бегло просмотрел списки, потом отодвинул их и сказал будничным тоном:

– Давайте быстро и четко. Кто будет говорить от имени группы?

– Миша, – подтолкнул Субботина Александр. – Твоя идея.

– Нам все равно сдавать групповые испытания. Пусть будут самые трудные. Хотим пройти испытания на полигоне вне конкурса.

– Это еще надо заслужить!

– У нас проходные баллы.

– Так-то оно так, но вы же отказались?

– Да. От расформирования группы. Вы же знаете, мы всегда вместе.

– Еще бы! Вот вы где сидите со своими фокусами!

Директор для убедительности похлопал себя по шее.

– Просто мы хотим доказать, что это не фокусы, а вполне серьезно.

– Ну что с ними делать, Василий Федорович?

– Смолкин! Сколько у тебя баллов по вождению?

– Шесть!

– Вот как? Что же ты мне раньше не сказал? – обернулся Алферов к директору.

– Вождение в этом семестре не засчитывалось.

– Послушай, может, включим их все-таки?

– Ты мне, Василий Федорович, курсантов не порть. Возвращаться к решенным вопросам не будем. Идите. Ваша просьба удовлетворена.

Они стартовали первыми. В этом не было преимущества: последующие экипажи могли учитывать их график и по времени прохождения отдельных препятствий судить о сложности трассы и количестве ловушек. Кроме того, их график будет постоянно держаться на прицеле, а это тоже немаловажно. Сима сразу взял приличную скорость. Субботин с планшетом выполнял роль штурмана. Еще до старта они вместе обсудили все детали трассы и решили выбрать наиболее сложный путь. Четыре года кое-чему научили. На простых с виду участках всегда можно было ожидать неприятностей, а здесь лунный полигон повышенной трудности.

Скорость росла, и Сима, усиленно ворочая рычагами, замедлял или ускорял то левую, то правую группу колес, помогая вездеходу точно вписываться в запрограммированный маршрут, а при необходимости корректируя его слишком прямолинейное направление. Они благополучно обогнули гряду и выскочили на поле, усеянное мелкими кратерами. Сима сбавил скорость и запетлял, огибая воронки. Планетоход имел независимую подвеску, и небольшие препятствия или кратеры с пологими склонами можно было проходить с ходу, но, учитывая Симину изворотливость, решили не прельщаться прямой дорогой. Благополучно проскочив кратерное поле, выскочили к расселине. Через нее и был проложен маршрут, но в последний момент Михаилу почудилась западня, и он скомандовал:

– Бери левее, по пологому склону!

Хорошая реакция Смолкина спасла планетоход от опрокидывания при резком повороте, а запас скорости позволил преодолеть с ходу достаточно крутой склон. На вершину поднялись, уже практически полностью потеряв инерцию, но зато вниз Сима погнал планетоход так, что даже пыль завилась… Пока все проходило нормально. Полигон был невелик: всего десять на десять километров, но по заданию трасса выбиралась с расчетом, чтобы пройти по нему не менее ста. В этом были свои сложности, так как, пересекая полигон в разных направлениях, экипаж с большей степенью вероятности попадал в тщательно замаскированные ловушки, будь это топкая вязкая жижа, яма или обвал, не говоря уже об уклонах, точно рассчитанных на опрокидывание, широко разбросанных по всему полигону. Другая сложность заключалась в том, что каждый сознавал: за всеми действиями экипажа не только ведется пристальное наблюдение комиссией, но и любой шаг их записывается на видеоэлемент. Делалось это для разрешения недоразумений, так как любой эпизод или спорное положение в действиях экипажа можно было проследить заново, с любой степенью замедления. Психологически эффект постоянного присутствия комиссии на первых порах сковывало, но теледатчики обычно маскировались под внутренний интерьер вездехода, и о них скоро забывали. Кроме внутренних на вездеходе устанавливались и теледатчики обзора, чтобы при необходимости наблюдать не только за продвижением транспорта, но видеть работу экипажа при выходах наружу.

– Ну, как они тебе? – спросил директор Алферова, наблюдающего за прохождением первого экипажа.

– По-моему, ничего. Прошли четверть пути и не попали ни в одну ловушку. Тебе не кажется, что сделаны они примитивно, на простаков?

– Вот я посажу тебя на вездеход и прогоню по полигону, – обиделся Баженов. – Даром, что ты знаешь, где они расположены, влетишь, как миленький. К нам на повышение квалификации присылают куда более опытных водителей, и они садятся. Меньше трех никто не минует.

Вездеход перевалил через холм и попал в широкую ложбину. Здесь можно было спокойно идти по ровному дну, но Смолкин по указанию Субботина повел машину по пологому склону.

– Плакала еще одна ловушка, – засмеялся Василий Федорович. – Сейчас они благополучно проскочат твою хитрую воронку. Нет, я все-таки жалею, что не настоял на допуске их к конкурсу.

– Экипажу принять правее, – скомандовал директор.

Алферов поморщился, но ничего не сказал. Просто ему стало неприятно, что Баженов прибегает к приемам, которые трудно назвать честными.

Сима резко притормозил и осторожно съехал на обманчивое своей ровнотой дно ложбины. На пути оказался небольшой, шириной метров десять, блюдцеобразный кратер с пологими склонами. Чтобы его объехать, пришлось бы делать слишком крутой поворот, и Смолкин направил вездеход прямо.

– Куда? – заорал Субботин. – Обойди эту сковородку. Не чувствуешь что ли, нас хотят поджарить!

– Масла не хватит, – пробурчал Сима, закладывая такой крутой вираж, что вездеход накренился вправо, а освобожденные от опоры колеса левой стороны закрутились в воздухе над краем кратера. Уже проскочив кратер, вездеход опустился на левую сторону, слегка задевая колесами склон. Этого оказалось достаточно, чтобы рыхлый грунт сполз в середину, и дно кратера рухнуло вниз.

– Шалишь! – крикнул Сима, переключая скорость, и заваливающийся набок вездеход благополучно выскочил на ровное место.

– Не удалась твоя провокация, Дима, – засмеялся Василий Федорович.

– Почему провокация? – обиделся Дмитрий Иванович. – Это называется усложнением условий. И за них, между прочим, начисляются дополнительные очки.

– Ну, давай, давай! Любопытно будет, если они оставят нас с носом.

– Посмотрим! Сейчас мы устроим им полосу препятствий на ровном месте.

Сразу за ложбиной начались пески, перевеянные ветром в громадные барханы, местами соединенные в валы. Вездеход задрейфовал на них, словно парусник на волнах. Сима разгонял его на спуске с таким расчетом, чтобы ему хватало скорости выбраться на следующий гребень без переключения передачи.

– Хорошо идут, – залюбовался Алферов. – И ловушек у тебя здесь не предусмотрено.

Но Дмитрий. Иванович не обратил внимания на подковырку своего старого друга и однокашника. Пожалуй, за все годы он впервые столкнулся с таким экипажем, который, казалось, из одного упрямства не хотел попадать в расставленные по всему полигону ловушки, и им уже овладел профессиональный азарт – сбить экипаж с верного пути. Он, дал возможность вездеходу добраться до середины барханного поля и включил микрофон.

– Объявляется трехминутная опасность метеоритной угрозы.

– Ну, Дима, это уж слишком. Куда они денутся? Тут же ни одного укрытия.

– Ничего. Пусть ищут выход. Не все им на логике и интуиции выезжать.

– Как председатель комиссии… Посмотри, они остановились! А до ближайшего укрытия пять минут ходу. Задача поставлена некорректно… Как председатель…

Алферов замолчал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит внутри вездехода. Команда опомнилась от шока и, опустив стекла скафандров, Субботин и Макаров один за другим выскочили наружу и четко и слаженно принялись снимать стопоры с балок комбинированного ножа. Вездеход был оборудован устройствами, позволяющими вести и строительные работы, и бурение, но то, что делали студенты, не входило ни в какие инструкции. Тем временем Смолкин выдвинул шнековый бур и перевел его в горизонтальное положение. Михаил и Саша перевернули щитки ножа на сто восемьдесят градусов, и тотчас балки медленно продвинулись вперед. Щелкнули стопоры, закрепляя их в новом положении. Студенты опрометью бросились к люку. Заработал бур, с силой отбрасывая песок на пластины ножа, выполняющие теперь роль своеобразных отражателей. Струи песка взлетали вверх под углом и падали на вездеход и за него.

– Зарываются! – Алферов довольно потер руки. – Да они, Дима, дадут другим сто очков вперед. Кстати, ты не возражаешь, если я прибавлю им три призовых очка?

– Посмотрим, уложатся ли в срок.

Но когда секундомер отмерил положенное время, вездеход бесследно исчез под огромным барханом, и сразу прекратилась связь.

– Они сами создали себе аварийную обстановку. Как бы не пришлось выручать. Экипажу снимаю один балл.

– Мощность укрытия два семьдесят, – донесся бодрый голос Макарова. – До отмены метеоритной опасности телесвязь не может быть восстановлена.

Алферов потянулся к пульту и выключил микрофон.

– Придется восстановить снятый балл. Экипаж и с этой задачей справился. Видимо, подняли телескопическую антенну.

– Добрый ты очень, Василий Федорович. Пойдем пообедаем, а они пусть посидят там. Авось за это время придумаю какую-нибудь каверзу.

– Не понимаю, Дима. Что ты на них взъелся?

– Чудак ты, Василий Федорыч. У нас такая система. Чем более сложная задача, тем почетнее. А потом, время на коэффициент трудности, и тут, брат, такие выскочат баллы, что твои призовые очки покажутся нищенским подарком.

– Дивлюсь я тебе, Дима. Неугомонный ты какой-то. Мало того, что я лично отбираю кандидатов, ты еще тратишь на это время, будто у тебя его некуда девать.

– Что поделаешь? Дел, действительно, много, но, если не вникать и не корректировать учебный процесс подготовки будущих исследователей космоса, можно ведь и отстать от требований времени. Хорош я буду, если наши воспитанники растеряются в действительно сложных или необычных условиях.

Директор обедал не торопясь. На обратном пути решил несколько неотложных вопросов, и только после этого они направились в диспетчерскую полигона.

– Вот сейчас, Василь Федорыч, мы им предложим психологическую задачу. Чтобы тебе было понятней, поясню. Часы мы у них отобрали. Сколько они просидели в своем заточении, им не известно. Проверим реакцию на время. Это очень важно, верное ощущение времени. Этому мы приучаем на всех групповых занятиях, но специальные тренировки проводим на пятом и шестом курсах. От степени ошибки зависит количество баллов. Ошибка на тридцать процентов – один балл, на двадцать – два, на десять – три.

– А если без ошибки? Директор засмеялся.

– У нас и это предусмотрено. Ошибка менее пяти процентов – пять баллов. Приступим?

– Давай.

– Экипажу задача! Двигатель вышел из строя. Запасы кислорода ограничены. Помощь придет через полтора часа. Ваши действия?

– Мы сидим неподвижно, – послышался негромкий голос Макарова, – поэтому потребляем меньше кислорода. Под песком мы находимся час десять. Следовательно, запаса кислорода еще на час сорок минут. Помощь успеет вовремя.

Алферов взглянул на табло и увидел, что время бездействия экипажа составило час двенадцать минут.

– Раскошеливайся, Дима. Ответ верный.

– Что ж, быть по сему. И ты, пожалуй, прав. Пора мне заняться своими непосредственными делами, только вот посмотрю, как они выберутся обратно.

Сначала, после отмены метеоритной опасности, не было заметно никакого движения, только снова исчезла связь. Потом над выемкой зашевелился песок.

– Не получится… – отвечая на собственные мысли, проговорил Алферов.

– Что?

– Хотят выбраться задним ходом. Отрядил бы ты, «Дима, спасательную команду.

Директор щелкнул переключателем.

– Экипажу Самохвалова приготовиться к действиям в аварийной обстановке.

– Не сядут по пути в ловушку?

– Проведу по пеленгу. – Дмитрий Иванович нахмурился и вытер вспотевшую шею платком.

Положение и в самом деле становилось угрожающим. Продвигаться вперед, под бархан, значило создавать не просто аварийную обстановку, но при недостаточном запасе кислорода граничило со смертельным риском, так как мощности двигателя для преодоления бархана на глубине явно недостаточно, хотя прочность конструкции вездехода и позволяет такое путешествие. Это, очевидно, прекрасно понимал и экипаж вездехода. Шевеление песка прекратилось.

– Попали в аварийную обстановку. Принимаем меры.

Директор вздрогнул от внезапно возникшей связи, но тут же с завидной реакцией щелкнул тумблером.

– Продвижение вперед запрещаю!

– Ясно, Дмитрий Иваныч.

– Кислорода на час тридцать. Через десять минут высылаю помощь.

– Зачем, Дмитрий Иваныч, – удивился Субботин. – Минут через пятнадцатьдвадцать мы выберемся на поверхность!

Баженов побагровел от гнева: больше всего на свете он не терпел бодрячества и пренебрежения к реальной обстановке. Именно эти качества чаще всего создавали сложную ситуацию и приводили подчас к непоправимому. Заметив в студенте такие черты, он вел за ним пристальное наблюдение, которое нередко заканчивалось отчислением из института.

– Донкихотствуете, Субботин? Даю двадцать минут. Не выберетесь – два штрафных балла!

– Вы меня не так поняли, – пытался возразить Михаил.

– Не теряйте времени, Субботин! – оборвал директор.

Миша пожал плечами, выключил микрофон и обернулся к экипажу.

– Саша, сколько песка над нами? Ты мерил по антенне.

– Два семьдесят.

– А труб для прохождения водных преград?

– Метра четыре-пять, – отозвался Сима.

– Отлично!

– Идея лихая, только удастся ли их поднять сквозь песок?

Саша с сомнением уставился на Субботина.

– Придется потесниться и часть песка спустить в вездеход. Обеспечимся кислородом, а там будем думать, как дальше.

– Поехали!

Сима метнулся к запаснику. Отскочили защелки, и крышка отошла к борту вездехода.

– Майя, посторонись!

Саша передал метровую трубу Михаилу, а тот осторожно, чтобы не сорвать уплотнители, уложил ее под люком. За первой трубой последовали остальные. Сима вставил трубу в приемный паз в крышке люка и включил гидравлику, открывающую задвижку.

– Навались!

Труба немного подалась, и тотчас из нее потек мелкий сухой песок.

– Прикрой, чтобы поменьше, – скомандовал Смолкин.

– Удержишь его, как же! – подставив ладонь под трубу, пробурчал Саша.

– Майечка! В запаснике пластиковая планка! Планку подставили под трубу. Михаил и Саша ухватились за нее и удвоили усилия. Сначала труба пошла довольно легко, потом застопорилась. Планка не закрывала полностью отверстие, и песок, хотя и медленнее, сыпался из неприкрытых щелей узкими струями. Сима нарастил вторую секцию. Дальше подъем трубы пошел еще хуже, и Смолкину пришлось вращать ее накидным ключом. Между тем куча песка в вездеходе росла, грозя заполнить все свободное пространство. Когда попытались пристроить снизу четвертый метровый отрезок, пришлось отгребать песок в стороны. Последние полметра до поверхности продвинулись сравнительно легко. Труба стремительно выдала последнюю порцию песка и иссякла.

– Кажется, пробились!

Субботин поднял переднюю стеклопластовую часть шлема, достал тампон и промакнул им капельки пота на лице. Затем потянулся к тумблеру связи и сел на песок, так как ноги оказались засыпаны выше колен. С трудом освободив сначала одну, затем другую ногу, Миша включил микрофон.

– Экипаж ликвидировал опасность кислородного голодания. Через несколько минут будет установлена телевизионная связь.

– Доложите, что предприняли.

– Подняли трубы выше поверхности песка.

– Ясно. Нужна ли помощь?

– Попробуем сами.

– Хорошо. Ждем видеосвязи.

Субботин чувствовал себя виноватым, что вызвал раздражение у директора неосторожным словом, и теперь команда могла ни за что потерять два драгоценных балла. Правда, по интонации Баженова Михаил понял, что гроза, в основном, пронеслась, но кто знает…

– Что будем делать? Наверное, надо сначала смонтировать и установить антенну?

– Сначала надо поднять повыше трубы, – возразил Саша. – Будет спокойнее на душе. Ну-ка, взяли!

Однако, несмотря на их дружные усилия, труба почему-то дальше не пошла. Сима метнулся к запаснику и приволок домкрат. С его помощью трубу подняли почти на полную высоту. Тем временем Майя смонтировала антенну. Сима оглядел соединения и заменил верхушку специальной насадкой с датчиком.

– Надо и самим посмотреть, что делается наверху, – объяснил он свои действия.

Подключив видеосвязь, Смолкин вытащил из запасника шланг и соединил его с компрессором.

– Надо навести порядок в доме, – пошутил он, бросая всасывающую камеру на кучу песка. – Прижмите кто-нибудь, а ты, Миша, выведи конец через трубу.

Субботин принялся подавать шланг в трубу. Сима помогал ему.

– Хорош, – сказал Смолкин, увидев на экране, что конец шланга поднялся выше антенны. – Теперь хорошенько держите, иначе этот пескоструйный аппарат размолотит датчик.

Взвыл компрессор, и песок на полу начал убывать.

– Слушайте, мальчики, – прижимая всасывающую камеру к тающему песку, сказала Майя. – А если попытаться выбросить эту штуку на поверхность и освободить вездеход от песка сверху.

– Примитивно, – хмыкнул Сима, – но мысль плодотворная. В запаснике есть дюймовка под этот шланг. Можно удлинить, дать побольше атмосфер, и песок как ветром сдует!

Экипаж, загоревшись новой идеей, принялся за монтаж спасительной в их положении системы. Саша предложил укрепить на конец шланга суживающуюся в виде сопла трубку. Порывшись в ящике, Сима нашел только коленообразную муфтупереходник для соединения трубы в двадцать миллиметров с трубкой на десять.

– Ну и отлично! – обрадовался Миша. – Закрепим на трубе, и, если ее поворачивать, она будет сдувать песок во все стороны. Освободим люк, а там уже семечки!

Однако после первой продувки убедились, что из-за высоты, соединяющей их с поверхностью трубы, сжатый воздух сдувает песок лишь на удалении.

– Надо опустить всю систему, – предложил Саша. – Зря мы поднимали.

– Кто может знать заранее, – оправдал его Сима. – Кто-нибудь следите, чтобы не опустить ниже уровня песка.

– Майя, к экрану, – скомандовал Субботин, берясь за накидной ключ. – А вы с Сашей придерживайте трубу снизу. Назад она должна пойти легче.

Осторожно вращая трубу, Миша нажимал на ключ, и она без особого усилия пошла вниз.

– Стоп! – крикнула Майя.

– Пойди, Сима, прикинь опытным глазом. Смолкин отошел к пульту управления, где мерцал экран.

– Сантиметров на двадцать можно.

Еще с большей осторожностью Субботин продвинул трубу вниз, снова зажужжал компрессор, и свистящая струя воздуха вырвалась из сопла. Михаил и Александр поворачивали трубку, Сима следил, чтобы они не направили сжатый воздух на телепередатчик и своевременно передвигал антенну. Мощная струя воздуха отбрасывала песок на десяток метров, но при этом поднималась такая пыль, что уже через минуту Майе пришлось переключаться на инфравидение. Хуже всего, что эта пыль тут же засасывалась в трубу, так как компрессор создавал внутри вездехода сильное разрежение. Правда, костюмы с гермошлемами спасали от таких неприятностей, но сам поток пыли не повышал настроения. Под ударами сжатого воздуха вокруг трубы возникла кольцевая воронка метров до пяти радиусом и глубиной сантиметров шестьдесят. Возле трубы, в мертвой зоне, образовался небольшой конус. Увидев, что выдутая воронка стабилизировалась и воздух уже не оказывает на нее воздействия, Миша снова взялся за накидной ключ и опустил трубу пониже, пока через край ее не хлынул песок с конуса. Снова включили компрессор. Воронка все увеличивалась, а трубы вместе с антенной и шлангом опускались вниз, пока не уперлись в дно. Пришлось убирать всю систему и свинчивать первую секцию.

– Видеосвязь прекращается на пять минут по техническим причинам, – сообщил Субботин на диспетчерский пункт.

– Понятно. Видим ваши затруднения, – директор обернулся к Алферову. – Пожалуй, можно запускать второй экипаж. С ними все ясно. Через полчаса они откроют люк, и дальше дело техники.

– Если пройдут полигон, миновав оставшиеся ловушки, возьму их невзирая на твои протесты, – задумчиво сказал начальник космоцентра.

– Не думаю, чтобы тебе это удалось, – хитро прищурив глаза, отозвался Дмитрий Иванович. – Хотя с космонавтами мне хлопот значительно меньше, но и эти кое в чем им не уступят.

– Ты что имеешь в виду? – насторожился Василий Федорович.

– Ничего. Просто рекомендую тебе оставить все как есть… И вообще, что ты привязался к этому экипажу. Надо же и другие посмотреть, а они ничем не хуже.

– Вот, вот! Даже ты признаешь их преимущество! Ничуть не хуже! Значит, не лучше!

– Не цепляйся к словам. Конечно, нынче они блеснули, но я наблюдаю за ними в течение четырех лет. Самый неуравновешенный экипаж. Может неожиданно, как сегодня, вырваться на совершенно немыслимое количество баллов вперед, а назавтра сесть на простой задаче.

– Хорошо, посмотрим, – Алферов заглянул в заготовленный список команд. – Кого запустим?

– Самохваловцы рвутся. Тем более, что мы держим их в стартовой готовности.

– Насколько я помню, они из явных претендентов?

– Да.

Василий Федорович снова углубился в список, перечитывая фамилии командоров экипажей и что-то прикидывая в уме. Наконец он поднял голову, видимо, сделав выбор.

– Экипажу Демина приготовиться к прохождению полигона. Старт по готовности. Экипажу Самохвалова предоставляется трехчасовой отдых.

– Мудришь? – недовольно поморщился директор. – Мы стараемся создать для всех равные условия, а ты делаешь исключения.

– Да, делаю! Мне нужны объективные данные об их максимальных возможностях! В конце-концов я выбираю практикантов! – рассердился Василий Федорович. – Ты собрался и иди, пожалуйста!

– Как хочешь, – обиделся Баженов и, бросив последний взгляд на экран, где экипаж Субботина очередной раз опускал трубу, вышел из центрального поста наблюдения.

На протяжении последующих двух суток, пока шли испытания, он не появлялся на полигоне и лишь изредка справлялся о результатах конкурса через диспетчерскую. До последнего дня время внеконкурсного экипажа оставалось непревзойденным. Под занавес испытаний неожиданно для всех вырвался вперед экипаж Кузнецова, но они умудрились схватить три штрафных балла за нарушение правил безопасности и не могли составить конкуренцию даже самохваловцам. Перед объявлением результатов Алферов зашел в кабинет директора. Выглядел он несколько утомленным, но вполне бодрым, а главное, довольным.

– Зря ты самоустранился. Хотя твоя служба дело знает, все-таки подчас не хватало твоей требовательности. У меня осталось такое чувство, что остальные экипажи прошли полигон по облегченной программе…

– Подводишь базу под субъективную оценку, – усмехнулся директор. – Я понимаю, куда ты клонишь.

– Так ли уж и субъективную? Я дал возможность лучшим экипажам пройти полигон в самых оптимальных условиях. И только у Кузнецова два провала, у остальных больше трех, а эти так ни в одну ловушку и не попали… Не думаю, чтобы ты об этом не знал.

– Естественно, все-таки я пока директор.

– Что значит пока, Дима! – вспыхнул Алферов, – Никто не собирается вмешиваться в твои функции. Тем более, что подготовка экипажей выше всяких похвал. Я просмотрел все до единого, и любой можно брать со спокойной совестью, разве что кузнецовцы немного полихачили…

– Не забывай, это лучшие экипажи.

– Вот именно, – подчеркнул Алферов, – лучшие! И если на таком фоне экипаж Субботина выглядит на две головы выше и организованней…

– То ты, пользуясь своим правом, решил восстановить попранную мной справедливость. Не так ли?

– Зачем утрировать, Дима. Просто экипаж вполне заслужил более серьезного к себе отношения.

– Это решение комиссии?

– Да.

– Так в чем дело? – Дмитрий Иванович насмешливо сощурился. – Я думаю, все конкурирующие экипажи собрались в актовом зале…

– Я зашел предупредить, чтобы для тебя не было неожиданности.

– Спасибо, что хотя бы поставил в известность, – не удержался от сарказма директор. – Зато я тебе выдать гарантию от неожиданностей не могу…

Баженов поднялся из-за стола, подошел к Василию Федоровичу и, положив ему руки на плечи, заглянул в глаза.

– Так что держись, Вася. Это тебе не твои подчиненные. Видел, как они умеют разговаривать? Если им покажется решение комиссии несправедливым, они выдадут сполна все, что они по этому поводу думают. Мы никогда не препятствуем открытому обсуждению любых проблем, возникающих в ходе учебного процесса. Мы лишь требуем, чтобы эти высказывания приводились в корректной форме…

– Думаешь, они…

– Психологию такого возраста трудно учесть. У них очень остро развито чувство справедливости. Если им покажется, что с ними обошлись не по договоренности, они не преминут напомнить об этом.

– Ладно, спасибо, хоть подготовил, – улыбнулся Василий Федорович и обнял друга. – Пойдем, однако. Не будем испытывать их терпение, раз они у тебя такие сердитые…

Актовый зал встретил их сдержанным шелестом. Алферов прошел на председательское место, директор, хотя рядом с Василием Федоровичем пустовало приготовленное ему кресло, присел с краю, как бы отмежевываясь от решения комиссии, каким бы оно ни было.

Алферов поднялся и оглядел притихший зал. Курсанты сидели группами, по экипажам, ожидая решения комиссии. В любом случае участие в конкурсе давало возможность почетно сдать групповые испытания, поскольку это было соревнование лучших экипажей. Субботинский экипаж сидел в стороне от остальных групп, как бы подчеркивая свою непричастность к волнующему всех событию. Большинство примирилось со своим положением, и лишь в трех наиболее удачливых группах теплился живой интерес.

– Итак, давайте подведем итоги наших трехдневных состязаний, – начал Василий Федорович в полнейшей тишине. – Экипаж Самохвалова. Пять баллов за прохождение полигона, два балла за оригинальность решений при выходе из ловушек.

– Шестьдесят девять, – быстро прикинул Сима. – У Кузнецова шестьдесят семь, то же у Демина. Это против наших семидесяти пяти! Хорошо!

– Молчал бы уж лучше, – с горечью сказал Макаров.

– Саша, – укоризненно покачала головой Майя. Макаров стушевался, но оживление Смолкина уже прошло. Он сидел, виновато потупившись, и делал вид, что внимательно прислушивается к результатам. Саша корил себя за то, что не удержался и напомнил товарищу о его вине…

– Несколько слов об экипаже, выступавшем вне конкурса. Он набрал четырнадцать баллов, вдвое больше, чем лучший экипаж. Вы знаете, он нас поставил в затруднительное положение. Мы посовещались и решили восстановить этот экипаж в равных правах.

– Конечно, у них Интуиция, – со вздохом сказал Демин. – С ним любой экипаж выскочит на первое место.

– Что, что? – не понял Василий Федорович.

– Интуиция – прозвище Субботина, – пояснил кибернетик Казаринов. – Если мне не изменяет память, он получил его еще во время поступления в институт. Это чувство у него развито чрезвычайно.

– Ясно. Спасибо за информацию, однако продолжим, – Алферов улыбнулся, заметив по внезапно возникшей тишине настороженное внимание экипажей, по какимто неприметным признакам уловившим, что еще не все потеряно. – Вместе с тем, нам хотелось бы уравнять шансы других, наиболее отличившихся экипажей. Им будет предложено две задачи. За правильное решение каждой экипажам дополнительно начисляется по пять баллов. Таким образом, команды Кузнецова, Демина и Самохвалова имеют возможность вернуть утерянное превосходство. Экипажи согласны на дополнительные задачи? Демин?

– Да.

– Самохвалов?

– Конечно.

– Кузнецов?

– Согласны.

– Вот и отлично. Тогда приступим. В чем дело, Гончарова? – увидел Алферов поднятую руку Майи.

– Экипаж с решением комиссии не согласен.

– Садитесь, Гончарова. Ваша группа в решении этих задач не участвует.

– Но…

– Садитесь, садитесь!

Василий Федорович обернулся к диспетчеру:

– Включите запись!

…Вездеход мчался по песчаным барханам, легко покачиваясь на буграх и валах.

– Объявляется трехминутная готовность метеоритной угрозы, – раздался голос директора. И запись оборвалась.

– Экипаж Самохвалова, ваше решение?! Секундное замешательство, и Самохвалов, переглянувшись с товарищами, поднялся со своего места.

– Невзирая на опасность, направить вездеход к ближайшему укрытию. Риск есть, но другого выхода нет.

– Экипаж Кузнецова?

– Решение Самохвалова считаем правильным. Всему экипажу перейти на автономное дыхание.