Текст книги "Пепельный свет Селены"

Автор книги: Игорь Дручин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Потерпи до завтра, Майечка.

– Завтра уже наступило. По-земному пять минут третьего.

– Тогда немедленно спать! Сима, затемни иллюминаторы!

– Подожди, столик уберу. Вам же некуда будет откинуть спинки.

– Э, нет! – воспротивился Саша. – И кому же в ум пойдет на желудок спать голодный!

И тут все почувствовали, как проголодались. После ужина, трансформировав кресла в кровати, все улеглись по своим местам, и Сима затемнил иллюминаторы,

– Восемьдесят семь соток – это уже кое-что, – мечтательно произнесла в темноте Майя.

– Спи давай, завтра найдем больше! – строгим голосом отозвался Михаил.

Алферов прильнул к боковому иллюминатору: корабль заходил на посадку, и передние двигатели, выбрасывая языки пламени, мешали обзору. Внизу проплывали три крупнейших кратера – Птолемей, Альфонс и Анзахель, соединенные своими изрезанными краями друг с другом в одну линию, словно какой-то гигант, развлекаясь, нарисовал снеговика… Сразу же за ними начинался Океан Бурь, а еще дальше виднелся горный массив лунных Апеннин, окаймляющих Море Дождей с юговостока. Где-то там это все случилось… Алферов перешел на другую сторону корабля. Отсюда можно было лучше рассмотреть район происшествия. Высота падала и прямо под ним вырастала горная система, а севернее, вдоль ее обрывистых гряд, отчетливо просматривалась граница равнины Моря Дождей. Левее, возле небольшого кратера Автолик, сверкнула металлом блестящая искра. Алферов встрепенулся, но тут же вспомнил, отвел взгляд. Там стоял памятный обелиск первой советской ракете, достигшей Луны. На вершине обелиска установлена титановая копия ракеты, и, видимо, луч низкого солнца отразился от поверхности металла. Шли уже на высоте трех-четырех тысяч. Хорошо просматривалась паутина наезженных дорог. Опытный глаз Алферова заметил несколько автоматических буровых. Выходит, как раз этот район. Возле одной почти квадратная сетка следов… Ага, там кто-то копошится… Видимо, все-таки напали на след. Вроде воронка обрушения…

Он обернулся к штурману.

– Связь с поисковой группой!

– Есть связь! – штурман включил дублирующий аппарат и протянул начальнику космоцентра микрофон.

– Пятый, я первый! Вижу вас с борта. Доложите обстановку.

– Первый! Поисковая группа ведет работы в отрогах Апеннин, обследуя проходы, в которых есть следы вездеходов типа МЛК-5. Особый отряд занят разборкой и прощупыванием завала. Обрушение, похоже, свежее. Однако магнитометры и гравиаметры дают показания не выше фона.

– Ясно. Продолжайте работу. Каждые четыре часа сообщайте в штаб поиска результаты.

Алферов снова отошел к боковому иллюминатору, но корабль, сбросив скорость, уже разворачивался посадочными лапами вниз, и ему удалось разглядеть только отроги Архимеда, словно выплеснувшиеся и чаши кратера гигантским языком…

В космопорте их ждал легкий МЛК-5. Алферов застегнул костюм и направился в шлюзовую камеру. За ним проследовал экипаж. Космопорт был невелик. Небольшая дежурка, вырубленная в скале, в которой можно отдохнуть экипажу и нескольким пассажирам, да складские помещения. Космопорт не имел даже постоянной службы. Посадки в ночное время были редки, только в экстренных случаях. Тогда по кодовому радиосигналу с борта корабля из бетонированных колодцев выдвигались автономные маяки, совмещающие цветные посадочные огни и лазерную систему наведения. Днем, кроме того, на серо-зеленом фоне лунного грунта алело посадочное кольцо. Когда-то это был крест, но мощные вихри, вырывающиеся из сопел тормозящих двигателей, разметали пропитанный особыми красителями реголит. Пробовали подновить крест, но его опять разметало. Впрочем, кольцо служило вполне исправно, и на резервной площадке, не изощряясь, залили красителями пятно, надеясь, что со временем оно также превратится в кольцо, но два корабля одновременно здесь никогда не садились, а запасная площадка краснела пятном с неровными краями, по которому бывалые командиры отличали этот космопорт от других. Наблюдение за службами космопорта входило в обязанности электроника, но за всем хозяйством приглядывали и те, кому приходилось встречать корабль, обычно делающий кратковременную остановку под разгрузку.

Сегодня Алферова встречал сам начальник станции, но Василий Федорович не пожелал даже заглянуть в дежурку, а сразу забрался в луноход. Два оставшихся места заняли командир корабля и Яковлев. Штурман и стюардесса хотели было пристроиться на багажном отсеке, как это часто делали те, кому не доставалось места внутри, благо запаса кислорода хватило бы и на значительно большее путешествие, но Алферов погрозил кулаком и махнул рукой в сторону дежурки.

– Ишь, наладились ехать верхом. Полтора часа подождать не могут, – проворчал он недовольно.

Луноход рванулся с места, и рассеянная пыль и мелкие камни посыпались изпод колес. Минут через пять, когда воздух в отсеке стабилизировался, Василий Федорович расстегнул костюм и снял шлем.

– Как это ты оплошал, Володя? – спросил он начальника станции, когда тот по примеру Алферова разгерметизировал свой костюм.

– Не знаю. Чувствовал, что не надо пускать, но… И он развел руками. Алферов взглянул на осунувшееся лицо Яковлева и вдруг заметил блестки седых волос в короткой, ежиком, стрижке начальника станции. Он успокаивающе положил ему руку на колено.

– Не переживай. Еще не все потеряно.

– Ребята хорошие, – с горечью сказал Владимир Кузьмич. – Шестые сутки… И пока никаких следов. Про завал ты слышал?

Алферов кивнул.

– Ума не приложу, что с ними могло приключиться. Завал, правда, странный. Я приказал передвинуть туда буровую, чтобы проверить, далеко ли сидит рыхлятина, но оказывается, туда даже луноход забраться не может. Разбирают вручную.

– Ладно, о деталях поисков потом. Сейчас меня интересуют мотивы поездки. Исследования исследованиями, а зачем ехать женщине?

– Им нужен был оператор на кали-съемку.

– Это еще к чему?

Хмуро поглядывая на начальника космоцентра, Яковлев рассказал предысторию поездки.

– Что же ты не сказал об этом с самого начала! – с досадой стукнул кулаком по подлокотнику сиденья Алферов и повернулся к водителю.

– Связь с поисковой группой! Водитель молча нажал кнопку.

– Первый вызывает пятого! Прием.

– Я пятый. Слушаю.

– Немедленно возвращайтесь в район завала. Всех людей на разборку. Об исполнении доложить.

– Но…

– Никаких «но»! – рассердился Алферов. – Поиски должны быть осмысленными и направленными. Вы проверили модель их исследований?

– Но ведь нам точно известен район исчезновения.

– Соберите экипаж и продублируйте кали-съемку в районе завала. Вы видели там квадратную сетку следов?

– По ней мы и вышли на завал, – в голосе начальника спасательной группы прозвучала обида.

– Хорошо. Промоделируйте кали-съемку и проверьте, ведет ли зона аномалии к завалу. Второе. Проведите профильное электрозондирование и сейсмику. Заряды располагайте по одну сторону от завала, станции – по другую. Задача – получить информацию о наличии пустот. Всех свободных людей на разборку завала. Ясно?

– Ясно, Василий Федорович.

– Тогда действуйте.

Отдав распоряжение, Алферов откинулся на спинку, позволив себе расслабиться. Впервые с момента получения известия об исчезновении экипажа он почувствовал некоторое облегчение. Его личный опыт, опыт человека, отдавшего без малого восемнадцать лет Луне и исколесившего ее вдоль и поперек, подсказал, что меры, предпринятые им, являются оптимальным вариантом поиска, и ему уже не терпелось посмотреть, насколько эффективно выполняется программа, но еще в космопорте он понял, что МЛК-5-единственный транспорт, оставшийся на станции. С другой стороны, он привык доверять подчиненным, ибо космос суров и вырабатывает в людях не просто дисциплинированность, а осознанную необходимость четкого и полного выполнения задания, поскольку от организованности и собранности каждого зависит подчас не только программа исследований, но и благополучие, если не жизнь каждого. Оставалось ждать прибытия на станцию, чтобы здесь, имея под рукой все данные, рассчитать реальные пределы жизнеобеспечения исчезнувшей группы.

А дорога все вилась и петляла между необыкновенно многочисленными здесь мелкими кратерами и, казалось, ей не будет конца, но вот она начала круто забирать влево, и луноход вошел в тень горы Лебедь. Вспыхнувшие фары осветили туннель шлюза. На станции ожидали приезда высокого начальства, и ворота шлюза были открыты.

Алферов не стал осматривать хозяйство станции, как делал обычно, попадая в подведомственную ему организацию, а сразу прошел в кабинет начальника станции. Яковлев предложил снять гермокостюмы, но Василий Федорович махнул рукой.

– Ты снимай, а я, может быть, еще поеду на место.

Начальник станции пожал плечами, но настаивать не стал, хотя ему было абсолютно ясно, что ехать к месту происшествия не на чем. Все тяжелые вездеходы ушли с поисковой группой, а отправлять Алферова на «молоке» он бы не рискнул даже по прямому его приказу. Сняв спецкостюм, Яковлев увидел, что начальник космоцентра стоит у окна.

– Твоя идея? – Алферов кивнул на имитацию улицы за окном и зеленые столбы разросшейся вдоль противоположной стены актинидии.

– Нет, – хмуро мотнул головой Владимир Кузьмич. – Это их затея.

– Ясно, – сказал Алферов и сел в кресло спиной к окну.

Начальник станции поспешно задернул шторы. Зеленая стена слишком часто напоминала ему о четверке, и он специально оставлял окно незашторенным даже на ночь, но сейчас оно мешало собраться с мыслями.

– Давай посчитаем реально, – Василий Федорович подвинул кресло к столу, взял листок бумаги, достал ручку и начал записывать по памяти нормы потребления кислорода.

– Шесть суток. Что тут считать, Василий Федорович? Они продержатся за счет резерва максимум еще сутки.

– Сутки? Давай исходные данные заправки баллонов в килограммах с точностью до одной десятой. Ты плохо знаешь своих подчиненных!

Получив все данные, Алферов заложил программу в ЭВМ и через несколько минут бросил на стол карточки с расчетами.

– Так. Пассивные варианты отбросим сразу. Это не для них. С другой стороны, они тоже не дураки и используют любую возможность, чтобы протянуть до подкрепления. Следовательно, от десяти до пятнадцати суток. Кислорода им должно хватить. Это самое главное. Хуже, что надвигается период ночи. В том районе он наступит раньше примерно на полтора дня. У нас в распоряжении остается не более пяти суток…

Алферов прикрыл рукой глаза. Какие могут быть варианты? В воронке их, конечно, нет. Нашли бы сразу по следу. Какая-нибудь полость? Нашли бы способ если не выбраться, то по крайней мере сообщить. Что-нибудь вроде Бермудских силовых полей?

– Там магнитные аномалии есть? – обратился он к Яковлеву.

– Маскон первого порядка, а магнитное поле, наоборот, пониженное, – сказал, подумав, начальник станции. – Впрочем, я не специалист. Можно посмотреть по справочнику.

– Не надо, Володя. Теперь и я вспомнил, что там самая крупная гравитационная аномалия… Нет, здесь такие вещи нереальны. Зыбуны, воронки, полости. Что еще? Скрытый купол?

– Маловероятно. После обрушения купол себя обнаружит. Это не воронка, которая засыпается над попавшим в нее луноходом.

– Значит, Луна подкинула что-то новенькое. Не могли они так легко попасться на простую ловушку.

Прошли бы!

Уверенность Алферова ободрила Василия Кузьмича. Химик по профессии, он тяготел к кабинетной работе, но долгие годы работы на Луне и глубокая преданность исследованиям ее состава выдвинули его в число руководителей. Административную работу он воспринял как дополнительную, но необходимую нагрузку к своей основной деятельности. К удивлению многих, он оказался хорошим организатором и хозяйственником, предусмотрительным и расчетливым. За все годы на возглавляемых им станциях не случалось ни одного ЧП, может быть, поэтому он и не представлял всех тонкостей расчета пределов жизнеобеспечения, хотя знал, что нормы всегда закладываются с запасом. Ему, химику, привыкшему к точным расчетам ионных обменов при реакциях, не приходило в голову то, о чем известно каждому первокурснику специальных институтов, что кислород потребляется организмом неравномерно и что его можно в определенных условиях экономить. Во всех расчетах обычно фигурировали средние нормы, которым он привык доверять и теперь, узнав от Алферова, что экипаж, о судьбе которого он думал последние дни с душевным содроганием, сможет продержаться дольше его самых смелых прогнозов, Владимир Кузьмич вдруг обрел способность вернуться к повседневным заботам.

– У меня повар давно требует замены. Ты обещал прислать кого-нибудь на время, – напомнил он Алферову.

– Будет, – коротко ответил тот, тоже отвлекаясь от размышлений. – Кстати, ты плохо встречаешь гостей. Я бы сейчас борща поел из нормальной фарфоровой тарелки. За два дня полета мне изрядно надоели тубы!

– Пойдем, накормлю, – Яковлев впервые за последнее время улыбнулся. – Только как насчет борща, не знаю. Наш не очень жалует. Прислал бы обыкновенную девчонку, хохлушку. На Украине все готовят не хуже, чем студенты высших кулинарных курсов.

– Ты мне голову не морочь. Готовить каждый сумеет. На станции важно не только кулинарное искусство, но и точнейший математический расчет, чтобы вое время поддерживать вас в форме.

– Ладно, пошли. Вот похлебаешь сейчас форму, тогда я посмотрю, что ты заговоришь о содержании.

Раньше всех проснулся Сима и тут же устроил общую побудку, несколько раз открыв и закрыв солнцезащитную шторку. Наскоро подкрепившись, друзья принялись за работу. Ожидания Субботина сбылись лишь частично. Затратив шесть часов на съемку и отрисовав изолинии, он убедился, что аномалия вытянута, как он и предполагал, в направлении горного отрога, однако таких высоких значений, как в точке тридцать шесть, они больше не встретили.

– Тем лучше, – подмигнул Михаил. – Значит, пойдем по гребню повышения от тридцать шестой на отрог.

– Много ли тут пройдешь? – проворчал Сима. – До отрога метров пятьсот, а на гору эта лошадка не заберется.

– Ну, пощупаем вблизи. Время терпит.

– Надо еще керн посмотреть, – возразил Макаров. – И магнитный каротаж провести.

– Успеем, Саша. У нас в распоряжении не менее суток. Надо же довести работу до логического конца.

– Сашенька, милый, – вмешалась Майя, – каждая сотая процента калия – это лишние триста килограммов груза! Представляешь?

– Ладно уж. По старой дружбе потерплю. Давай, Сима, а то напали с двух сторон.

Луноход плавно тронулся и, набирая скорость, двинулся по дороге к угловой точке. Здесь Смолкин развернул его по направлению к отрогу.

– Поехали! – махнул Субботин.

Луноход прошел четыреста метров и замер.

– Точка сто двадцать вторая!

– Один сорок два!

– Подходяще! – довольно потер руки Михаил. – Майя, готовь мешки под загрузку.

– Сейчас, – она заторопилась и, приподнявшись, едва не сдвинула столик.

– Сиди, – успокоил ее Саша. – Мужа своего не знаешь, что ли? Нашли время забавляться. Один придумал светобудильник, другой играет на психологии…

– Внимание! – прервал его сентенции Субботин. – Поехали!

Сима включил двигатели и, выдерживая направление, тронул луноход. Метров через сто под колесами заскребло. Смолкин мгновенно переключил на пониженную передачу и дал полную мощность. Луноход рывком продвинулся вперед, снова залязгало под колесами, и продвижение его замедлилось, корпус затрясся, колеса забуксовали. Смолкин дал задний ход и попробовал пройти рухляк с разгона. Ему удалось продвинуться еще метров на пятнадцать.

– Все. Дальше не пойдет. Делайте замер здесь. – Сима выключил двигатели.

– Один пятьдесят семь! – эхом отозвался Саша.

– Симочка, ну еще чуть-чуть! – попросила Майя. – Может, пройдем этот кусочек, а там легче.

Смолкин вздохнул, включил двигатели и отогнал вездеход назад на добрую сотню метров.

– Толкаете на нарушение, – ворчливо проговорил он, сосредоточенно всматриваясь в склон отрога. – Прошу всех пристегнуть ремни и перейти на автономное дыхание.

Убедившись, что все выполнили его указание, он застегнул костюм и закрыл гермошлем.

– Ну, держись покрепче.

Вездеход рванулся с места и помчался, набирая скорость. С разгона он проскочил рухляк и помчался вверх по каменистому склону.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Михаил, когда вездеход остановился. – А говорил – не выберемся.

– Точка сто двадцать четвертая!

– Два пятнадцать!

– Ну, ребята! Это надо пощупать, – засуетился, отстегиваясь, Субботин.

– По-моему, сначала надо определить максимум, – задумчиво хлопая ресницами, Саша посмотрел на Михаила, и тот, устыдившись собственной поспешности, защелкнул пряжку.

– Ладно, поехали дальше, но эту точку я все-таки посмотрю.

Метров через двести опять начался рухляк. Порода напоминала прогнившую древесину, и даже крупные камни рассыпались под колесами. Сима направил луноход чуть вниз по склону и, преодолевая растущее сопротивление, продвинулся метров на двадцать. Вдруг вездеход качнулся и просел на одну сторону.

– Этого еще недоставало, – пробормотал Сима, включая задний ход.

Машину тряхнуло, она начала медленно, с натужным воем двигателей выползать из ямы, но это продолжалось недолго. Луноход скреб всеми колесами, но не двигался. Наползло пылевое облако оранжевого цвета. Смолкин включил инфравидение и принялся расхаживать колею, подавая то вперед, то назад. Колея удлинилась, и, набрав разгон, вездеход выскочил из ямы, и тут что-то хрустнуло, свет померк, на мгновение у всех возникло ощущение невесомости, и тут же раздался страшный удар… Следом как будто кувалды застучали по корпусу…

– Алло, кто живой? – раздался в темноте неестественно хриплый голос Смолкина.

– Зажги свет, – отозвался Субботин.

– Ка-ажется, я на-абил себе шишку! – заикаясь, проговорил Макаров.

Вспыхнул аварийный свет. Майя лежала, навалившись на планшет.

– Майя! Тишина.

– Смолкин! Герметичность! Сима глянул на приборы.

– Герметичность в порядке… Содержание кислорода в норме.

Саша отстегнулся и приподнял Майю за плечи.

– Ммм… – простонала она.

– Кажется, жива.

Субботин разгерметизировал ее костюм и снял гермошлем. Майя открыла глаза.

– Ничего, я сейчас… Полежу немного… Саша трансформировал кресло, откинув спинку назад. Поддерживая за плечи, Миша уложил жену на импровизированную кровать.

– Что? – спросил он с тревогой.

– Ничего… Столиком в солнечное сплетение…

– Ты меня напугала, – он расстегнул кофточку на груди. – Полежи, а мы посмотрим, что и как. Ну-ка, включи фары! Надо посмотреть, что там барабанило. И шорох какой-то, слышите?

Фары вспыхнули, и свет их ударил в глаза. Сима машинально переключился на ближний, и тогда все увидели мириады искрящихся на свету кристаллов и темнеющую глубину пустоты…

– Вот так штука! Провалились в пещеру!

– Значит, нас засыпает! – спохватился Субботин. – Отсюда шорох! Вперед!

Смолкин среагировал мгновенно: щелкнул переключатель с соляечных батарей на аккумуляторы, двигатели запели на разные голоса в зависимости от нагрузки, и вездеход на пониженной передаче, дергаясь и встряхиваясь, медленно вылез из осыпи. Нарушенное равновесие вызвало новое движение осыпи внизу и наверху. Над местом провала лавина засыпала следы лунохода…

– Стоп! Давай осмотримся. Сима, свет самый минимальный. Неизвестно, сколько придется здесь пробыть. Сначала установим, есть ли какие повреждения.

– Есть, – хмуро сказал Сима. – Крылья обломало. От солнечных батарей остались рожки да ножки!

– Это полбеды. Смонтируем из запасных.

– Там не хватит.

– Странные вы люди. Сначала надо подумать, как отсюда выбраться. Потом, если не будет хода, можно и помощь вызвать.

– Ты уже перестал заикаться, – хмыкнул Сима, прозрачно намекая на испуг Саши, хотя все великолепно знали, что Макаров обычно заикается при сильном волнении.

– И-идите вы! – рассердился Саша. – Пойдем лучше пос-с-смотрим, что там!

– Пойдем мы с Симой, – сказал Михаил. – Я как геолог лучше оценю обстановку, а Сима обследует машину. А ты ложись. Кислород надо тоже экономить.

Макаров хотел возразить, но, подумав, молча улегся в трансформированное кресло. Выбравшись наружу, Субботин нетерпеливо двинулся вдоль стены пещеры в сторону завала. С первого взгляда он определил, что стены покрыты преимущественно мелкими кристаллами кварца. Он даже остановился и осторожно, чтобы случайно не повредить гермоперчатку об острые вершинки выступающих кристаллов, потрогал их рукой…

Завал был основательным. Прикинув высоту пещеры, поднимающуюся местами до пяти-семи метров, он понял, такой объем им не расчистить до конца отпущенного им срока жизни, а луноход для такой работы не приспособлен. В этом тоже сказывались конструктивные недостатки МЛК-5.

«Плохо, – подумал он. – Надо проверить: может быть, какой-нибудь ход в пещере ведет к поверхности».

Потрогав ногой край осыпи, он определил, что она достаточно подвижна, и это окончательно убедило его в невозможности ее расчистки. Он пошел в обратную сторону. Смолкин, кряхтя, выпрямлял оставшуюся часть крепления кремниевых батарей.

– Как там? – спросил он Субботина, кивнув на засыпанный выход.

– Глухо. А что у тебя, кроме батарей?

– Восьмерка на двух колесах. Видимо, на них пришлась основная сила удара.

– Выправить можно?

– Сделаем.

– Ладно. Я посмотрю другую сторону.

– Далеко не уходи. Сам знаешь. Тут лабиринт может оказаться похлеще…

– Знаю, – усмехнулся Субботин. – Не беспокойся. Это не карстовые пещеры. Здесь хорошо, если будет несколько ответвлений.

Он достал гиробуссоль, подождал, пока стабилизируется гироскоп, и, отметив направление пещеры до-видимого в дальнем свете фар поворота, двинулся вперед, отсчитывая в уме пары шагов, чтобы потом составить глазомерный план пещеры. Дойдя до поворота, Михаил обнаружил, что пещера здесь имеет ответвление. Он пошел по основному ходу вправо, так как свод его постепенно поднимался вверх, рассчитывая если не выйти, то по крайней мере приблизиться к поверхности. Едва он свернул направо, как попал в тень. Впрочем, это была не та резкая, глубокая тень, шагнув за грань которой оказываешься в полной темноте; свет рассеивался, поблескивая мириадами искр или источался неведомо откуда призрачным сиянием, и Субботину почудилось, будто он находится в бассейне, заполненном прозрачной водой, по всей глубине которой играют солнечные блики… Через несколько шагов это ощущение пропало, и чем дальше он продвигался, тем темнее становилось вокруг. Он включил фонарь, вмонтированный в верхней части гермошлема. На Луне, как в шахте, густая тьма тени таила опасности, так как исследователь, пересекая границу света, терял всякую видимость и мог напороться на глыбу, попасть в трещину и просто упасть, споткнувшись о камень или оступившись. Для питания фонаря использовались туллиевые элементы, которых хватало до полного износа гермошлема. От вспыхнувшего света снова заискрились кристаллы кварца. Здесь они были чуть крупнее или, может быть, это только показалось Субботину, потому что пещера постепенно сужалась. Под ногой что-то фукнуло. Из-под ботинка разлетелась пыль. Впечатление было такое, будто он наступил на высохший гриб-дождевик. Михаил нагнулся, осветив фонарем неровности дна, но ничего необычного не приметил. Свод пещеры продолжал подниматься, но так же поднималось и дно, засыпанное не то реголитом, не то глинистой пылью, среди которой поблескивали то здесь, то там более крупные, чем кварц, смоляно-черные головки кристаллов турмалина. Впереди он увидел еще одно разветвление. Дойдя до него, он записал шаги и замерил гиробуссолью направление ходов. Потоптавшись на развилке, решил пойти направо, но ответвление скоро закончилось тупиком, и Субботин повернул обратно. Опять что-то пшикнуло под ногами, но он решил не отвлекаться, так как прежде всего следовало составить хотя бы глазомерный план пещеры.

Главный ход пещеры протянулся от места их вынужденной стоянки метров на четыреста, распадаясь в конце на более мелкие и узкие ответвления. Он выбрал то, которое заметнее других поднималось вверх, считая, что с обследованием других можно подождать до лучших времен. Сначала он шел во весь рост, затем пришлось согнуться, а когда ход опять разделился, Михаилу пришлось ползком протискиваться по левому проходу метров десять, ежеминутно опасаясь, что тот закончится тупиком. Однако постепенно проход начал расширяться, появились полости, в которых можно было не только развернуться, но даже присесть отдохнуть, и метров через пятьдесят он завершился еще более просторной камерой, по форме напоминающей боб или почку, поставленную вертикально. Геолог выпрямился во весь рост и, подняв вверх руку, с трудом дотянулся до свода камеры. Получалось, что высота камеры не менее двух метров тридцати сантиметров, то есть высота, которую он обычно доставал рукой, вытянувшись в струну.

– Уже неплохо! – подумал он вслух.

– Что, Миша? Где ты там? – донесся голос Смолкина.

– В почке, набитой камнями, – отшутился Субботин. – Чего тебе?

– Ничего, просто ты заговорил, а я не понял. Ты скоро?

– Минут через десять.

Субботин потрогал стены камеры. Кристаллы здесь были намного крупнее, чем по всей пещере, почти земных размеров. Прозрачные друзы аметистов отливали фиолетово-красным цветом, зеленели плоскости амазонита, будто испещренные еврейскими письменами; то здесь, то там кристаллы окаймляли чуть зеленоватыми пластинками и чешуйками слюды, сквозь которые прорастали скопления черного турмалина. Машинально отмечая все эти красоты, он включил на всякий случай радиометр. Активность оказалась чуть больше восьмидесяти микрорентген.

– Сойдет, – решил он и отправился в обратный путь.

Смолкин, сняв оба искалеченных колеса, ждал его у лунохода, чтобы зайти в отсек вместе. Увидев промелькнувшую в лучах фар фигуру Субботина, он стукнул ключом по корпусу вездехода.

– Эй, на борту! Откачать воздух! Подошел Субботин, держа в руке образец.

– Я думал, ты целую гору наберешь, – подзудил его Смолкин.

– Зачем безобразить пещеру. Может, она единственная на Луне. На Земле таких давно нет, а возможно, и никогда не было. Это ведь не карст, это «занорыш», как говорят на Урале. Во всяком случае, мне лично полость в пегматитах такого размера на Земле неизвестна. Возможно, повлияло то обстоятельство, что здесь нет атмосферы. Летучие компоненты и гидротермальные растворы уходили быстрее, чем в земных условиях.

– А это у тебя что? – спросил Сима, указывая на образец.

– Не знаю. Надо проверить на анализаторе. Может быть, новый минерал.

Открылся люк и высунулась голова Макарова в гермошлеме.

– Входите быстрее!

Смолкин, подхватив одно колесо, протиснулся в отсек.

– Подать второе? – спросил Михаил, ухватив колесо за обод.

– Не надо. При следующем выходе. Тут и так не развернешься.

Субботин отпустил обод, быстро заскочил и задраил люк.

– Герметизация?

Саша глянул на приборную доску.

– Нормально!

И включил систему подачи воздуха. Система не обеспечивала полной регенерации воздуха, но обладала вполне удовлетворительной способностью очищать его от всех вредных примесей. Поэтому, кроме основного резервуара со сжатым воздухом, в систему подключался баллон с кислородом, который по мере необходимости восполнял его убыль в процессе дыхания, а поскольку при очистке воздух мог подогреваться или охлаждаться, то система подачи воздуха одновременно работала и как кондиционер. Обычно при выходе наружу пренебрегали тем небольшим объемом воздуха, который находился в отсеке, но, попав в чрезвычайные условия, друзья решили экономить и на малом. Когда давление в отсеке поднялось до нормальной отметки, все разгерметизировали костюмы. Автономное дыхание потребляло больше кислорода, так как он частично поглощался фильтрами, в то время как система очистки воздуха лунохода отдавала полностью весь неиспользованный кислород и практически расход его был стопроцентным.

– Как самочувствие? – спросил Субботин, склоняясь над женой.

Майя улыбнулась и, протянув руку, дотронулась до его щеки.

– Не беспокойся. Все хорошо. Знаешь, мы пока лежали, посчитали с Сашей, что если нормально расходовать наш кислород, его хватит по крайней мере на две недели.

– Что значит нормально? Лежать и ждать, пока найдут?

– Нет, так мы могли бы продержаться и месяц!

– Что за глупые шутки!

– Нисколько. Ты знаешь, сколько кислорода потребляет человек в спокойном состоянии?

Субботин пожал плечами. Он знал, что потребление кислорода организмом неравномерно и меньше всего во сне, но точные цифры забылись. Он твердо помнил, что средняя норма потребления – три грамма в минуту. Из этого расчета МЛК-5 при полном экипаже обеспечен на трое суток, да еще на трое суток они взяли запас кислорода в баллонах. Кроме того, у каждого был суточный запас кислорода в автономной системе гермокостюма. Итого неделя. Конечно, при пассивном ожидании можно этот запас растянуть и на две недели, но месяц-это, пожалуй, слишком!

– Средняя расчетная норма, – продолжала Майя, довольная произведенным эффектом, – три грамма кислорода в минуту. Это тебе известно. На четверых в сутки по норме полагается семнадцать и три десятых килограмма. Обычно в баллон заправляется около двадцати. Лишние килограммы – своего рода резерв на всякий случай. Поэтому и считают один баллон на четверых в сутки! Но человек в спокойном состоянии потребляет три десятых грамма, в десять раз меньше нормы! И, следовательно, одного баллона в лежачем положении нам хватит больше чем на десять суток.

Субботин даже сел от такой перспективы.

– Значит, они перестраховываются, что дают такие дикие нормы!

– Нет, Миша, – с грустной усмешкой ответил Макаров. – При очень тяжелой работе человек потребляет даже больше, около шести граммов в минуту. Поэтому и взята некая средняя норма. Просто с самого начала нужно очень трезво распределить весь наш кислородный и пищевой рацион так, чтобы его хватило минимум на две недели. Вырвемся через два-три дня – прекрасно! Нет, будем держать долгую осаду.

– Отлично! – улыбнулся Михаил. – Раз есть время, значит, что-нибудь придумаем! А сейчас дайте мне составить план и, хотя превышения я взял приблизительно, их будет достаточно для оценки вариантов.

– Ладно, а я пока займусь колесом, – сказал Смолкин.

– Эх, жаль, нет лазерного резака. Можно было бы дробить в горе туннель и выехать своим ходом, – сожалел Субботин.

– Где бы ты взял столько энергии? – скептически заметил Сима из задней части отсека, разворачивая верстак для ремонта колеса.

– Да, энергии маловато, – согласился Михаил.

– У тебя есть какой-нибудь план? – спросил Саша. – Может, мы его пока осмыслим?

– Стоит попробовать пробиться самим.

– Конкретно! – коротко и категорично выразил свое нетерпение Саша.

– Потерпи еще минут десять. Надо все-таки посчитать.