Текст книги "Пепельный свет Селены"
Автор книги: Игорь Дручин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– К тому же эта порода, нашпигованная всеми микроэлементами, необходимыми для растений, – идеальная основа почвы, – добавил Михаил. – Уже одно это делает разработку месторождения рентабельной. Оранжереи придется строить в большом количестве.
– Вопрос не в том, будут ли брать трансуранид, – вслух подумал Александр. – Вопрос в том, сколько его там?
– Я думаю, Саша, в пегматитах лишь его верхушки, а корни и основное месторождение уходят вглубь.
– Видишь ли, Миша, для такого суждения у нас слишком мало материала. Жаль, не удалось провести магнитный каротаж. Если этот массив одновозрастный…
– Тебе, Саша, как геофизику, не кажется странным, что там, в зоне самого крупного на Луне маскона, наиболее низкое значение магнитного поля, – перебил – Субботин, – на Земле гравитационные аномалии, как правило, сопровождаются магнитными, а здесь…
– Нет, не кажется. Это только геологи так думают, – он с едва заметной лукавинкой посмотрел на Михаила. – Фактически в зоне гравитационных аномалий на Земле есть сложные магнитные поля, где встречаемость отрицательных аномалий часто выше, чем положительных.
– Тем лучше, – улыбнулся Субботин. – Значит, те же процессы происходят и на Земле.
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь ли, сейчас в порядке бреда, мне пришла в голову идея, что низкое значение магнитного поля в зоне крупного маскона не случайно, так же как не случайна в этом районе дифференциация магмы, и, наконец, найденный там минерал трансурана. По всей вероятности, маскон представляет собой остаток того первичного материала, из которого была сформирована в свое время Луна. Дифференциация этого минерала приводит к концентрации трансурана*в отдельных точках, что вызывает нарастание процесса распада сверхтяжелых элементов и, в конечном счете, к сильному разогреву недр Луны на этом участке. Очевидно, такой разогрев в пределах Моря Дождей происходил неоднократно, так как мы наблюдаем здесь широкие разливы лавовых потоков, наложенных друг на друга и превратившихся в базальтовые покровы. Не случайно и то, что в зоне маскона развиты самые молодые вулканы Луны – Архимед, Аристилл, Автолик. Причем, южнее Архимеда, между кратером и излившимся из него лавовым потоком, есть цепочка котловин, которые представляли в недавнее время озера, заполненные ювенильными водами, выделяющимися на завершающей стадии вулканической деятельности. Поступление этих вод было настолько значительным, что они переливались через край стекали в сторону Апеннин в виде временных потоков или даже относительно постоянных ручьев. Во всяком случае, восточное Архимеда наблюдаются сухие русла, образование которых можно объяснить только с помощью водных потоков. Таких свежих следов вулканизма на Луне не густо, а это лишний раз доказывает, что последний разогрев произошел в самое недавнее время, и именно он, как я полагаю, и уничтожил намагниченность пород в этой части Моря Дождей.
– Логично, Миша! Очень! – Макаров задумчиво покрутил в руках чайную ложку. – Если разогрев связан с трансурановыми элементами, а это подтверждается найденными образцами, то трансурановых руд в зоне маскона может оказаться достаточно много. Видимо, сейчас все геологические и геофизические работы сконцентрируют там.
– А в перспективе – детальная разведка, на которую бросят все имеющиеся у космоцентра резервы и техники, и людей, – дополнил Субботин.
– Значит, быть городу. Приходится признать, что у Алферова интуиция развита не худо.
– Точно. И потом не забывай: он из старой гвардии, а они все универсалы, и в вопросах геологии он разбирается не хуже профессионала. На Земле с пегматитами связаны урановые руды, на Луне пегматиты нехарактерны, но они обнаружены и в них найдены трансураниды. Думаешь, ему трудно сделать вывод?
– Ладно. Теперь объясни мне вот что… – Саша помедлил, собираясь с мыслями, похлопал ресницами и уставился на Михаила.
– На Луне, сколько мне приходилось сталкиваться, коры выветривания нет. Слой реголита не в счет. Перенос и накопление его чисто физические. А вот рухляк над пегматитовой жилой похоже каолинизирован, а это уже химические процессы. Как увязать их с нетленностью всего сущего на Луне?
– Ну, во-первых, физическое выветривание на Луне все-таки происходит: резкая разница температур при смене дня и ночи, солнечная и космическая радиации, микрометеориты, наконец, – все это приводит к разрушению первичных пород и способствует образованию реголита…
– Я считал, что реголит преимущественно вулканического происхождения, – перебил Макаров. – Выбросы пепла, лапиллей, бомб и отчасти материал, разлетающийся из кратеров при ударах метеоритов.
– Придется внести ясность, – усмехнулся Субботин. – Я говорил способствуют, потому что реголит – продукт сложного взаимодействия многих факторов. Конечно, основная масса рыхлого материала, составляющего реголит, поступает в результате вулканической деятельности и ударов метеоритов, но уже первые экспедиции на Луну установили, что в толще реголита можно выделить отдельные слои, и ты знаешь, что на Земле слои наблюдаются только в породах осадочного происхождения и свидетельствуют о смене условий накопления осадков. Появление слоистости на Луне также связано с изменением условий. Каких? Это пока не вполне ясно, но несомненно, что те процессы физического выветривания, о которых мы говорили, безусловно, влияют на формирование реголита. Это во-первых. А во-вторых, химическое выветривание, хотя и в незначительной степени, конечно, существует и на Луне. Ты обратил внимание, что более выветренный рухляк, в том числе со следами каолинизации, располагается не столько снаружи, сколько в глубине жилы?
– Пожалуй, – протянул Саша, припоминая разрез.
– Это потому, что выветривание происходило за счет выделяющихся из полости газов и паров воды, скорее всего насыщенных сернистым газом, и в этом случае происходило уже химическое выветривание, ибо сернистый газ и вода, несомненно, образовывали серную кислоту, что, кстати, обычно случается и при извержении вулканов. Отсюда и обратная зональность коры выветривания по сравнению с земными условиями. Надеюсь, тебе не надо доказывать, что эти пары и газы были. Кое-какие их остатки мы наблюдали.
– Да, конечно. В Майиных кристаллах был сернистый газ, – подтвердил Сима.
– Я думаю, не только кислород способен образовывать такие кристаллы, – продолжал Субботин. – Другие газы тоже. И не только в пещере. Мне кажется, что воронки и являются захоронениями как раз таких кристаллов. При нарушении равновесия среды они превращаются в газ, и воронка обрушивается. Все, кому приходилось побывать в воронке, говорят, что вездеход швыряет, как на волнах. Все в один голос твердят о каких-то непрерывных шорохах.
– Шорохи пространства! – засмеялся Сима, вспомнив события в пещере.
– Они самые, – подтвердил Субботин. – И, наконец, самое необъяснимое с точки зрения гипотезы ледяных захоронений, но прекрасно согласующееся с гипотезой кристаллов газа – странные повреждения на колесах, иногда днищах вездеходов: трещины и отколы на ободах, часто изъеденная, будто ободранная наждаком их поверхность. Бывают и более серьезные повреждения. Известны случаи, когда экипаж, попавший в воронку, находили мертвым. До сих пор это объясняют разгерметизацией и перепадом давления. Внешне это так и есть, но я думаю, причина внезапной разгерметизации – взрыв газов.
– Да, – протянул Сима, – не зря наш Баженов называл их сковородками, и каждая третья ловушка на полигоне неожиданностей – воронка.
– Мальчики! – вдруг вскочила Майя, по ассоциации вспомнив студенческие годы и свою подругу. – Здесь Светлана! Мне оставили ее код.
Она быстро набрала цифровое сочетание, и на экране появилась комната. За письменным столом сидела Светлана Мороз. Услыхав сигнал связи, она повернула голову и улыбнулась.
– Вы где это? Бессовестные, собрались все вместе и мне ни слова. А я жду, жду, когда они придут в себя… Ну, здравствуй, Система!
– Привет!
– Давай к нам!
– Мы у Майи, в служебке, – посыпались в ответ радостные восклицания, только Саша не проявил своих чувств, хотя и он не остался полностью равнодушным к встрече, но, видимо, сохранился все-таки где-то в глубине ледок со времени последнего разговора, который уже ничем не растопить…
– Что же ты молчишь? – пристально глядя на него, спросила девушка.
– Мы с тобой уже поговорили…
– Ты не рад, что я здесь?
– Почему? – Саша пожал плечами.
– Начинается выяснение отношений, – заворчала Майя. – Ну-ка, кончай эти дипломатические переговоры и давай сюда!
Встречать прибывших с рейсовым кораблем новых сотрудников собралась почти вся станция. Это была не только традиция. Кроме почты, которую каждый ждал с нетерпением, понятным разве что полярникам, обычно прибывали грузы, оборудование и приборы, которые надо было разнести по складам или лабораториям, но самое главное, далеко не каждый рейс появлялись на станции свежие люди с Земли. Как ни хороша телеинформация, но у нее не спросишь, что нового в родных местах, и приезжие всегда окружались повышенным вниманием. Словом, поводов для общего сбора было более чем достаточно, и когда открылся шлюз и вездеход вкатил в зал, у противоположной стены встречающих столпилось не меньше, чем на перроне вокзала.
Первым из люка выскочил Василий. Он галантно подал руку, помогая выбраться из лунохода черноволосой девушке, одетой, как и все прибывающие сюда, в гермокостюм.
– Галка! Ты смотри, наша Галка! – Майя ткнула кулачком в бок Михаила.
– Точно! Она!
Четверка дружно сорвалась с места и принялась тискать в своих объятиях девушку, еще не пришедшую в себя от космического полета и ночной поездки по лунным дорогам.
– Галка! Галчонок! Как я рад тебя видеть!
– Ой, Саша! Этого не может быть! Мне ведь сказали, что вы на другой станции.
– Напутали! – Макаров стоял счастливый, не выпуская девушку из своих объятий.
Майя опомнилась первой и оглянулась. У Светланы дрожали губы и было заметно, сколько труда стоит ей удержаться от слез…
– Отпусти девушку, задушишь, – Майя шутливо хлопнула Макарова по спине.
– Иди-ка ты… – огрызнулся тот, но все же руки опустил. – Сколько времени не виделись… Пойдем, Галочка! Где твой багаж?
О Ковалеве в суматохе забыли. Он стоял с достоинством у вездехода, держа огромный баул и сжимая под мышкой объемистую папку… Космический гермокостюм облегал его спортивную фигуру, а светлые длинные волосы, спадающие на плечи, делали его чуть похожим на девушку. Сходство подчеркивала нежная белизна кожи лица. И лишь твердый упрямый подбородок рассеивал иллюзию.
– Что же вы стоите? – подошла к нему Сосновская и добавила насмешливо, оглядывая его багаж: – Здесь нет носильщиков!
– Кто здесь начальник? – не сдвинулся с места Ковалев.
– Владимир Кузьмич! – позвала Сосновская, озоровато играя глазами. – Вас требует к себе архитектор.
– Яковлев, – представился начальник станции. – Я вас слушаю.
– По какому праву меня сняли на этой станции, – начал, сразу покраснев, Ковалев. – У меня назначение на Гипатию. Я везу готовый проект!
– Ну-ка, где ваш проект? – протянул руку Алферов, неизвестно когда очутившийся рядом с начальником станции.
– Не имею чести вас знать! – непримиримо мотнул головой архитектор.
– Для начала вам придется постричь волосы покороче. В космосе не принято иметь такие прически, – спокойно заметил Алферов, в упор рассматривая строптивого архитектора.
– Я человек временный.
– Будете постоянным! Работы здесь непочатый край. Итак, ваш проект!
По властному тону, которым были произнесены последние слова, архитектор понял, что перед ним достаточно высокое начальство, но и не подумал сдаваться.
– Вы ответите за самоуправство! У меня назначение подписано самим Алферовым.
– Я вас не видел, молодой человек.
– А причем тут вы?
– Я – Алферов.
Ковалев испытывающе посмотрел на начальника космоцентра и спросил недоверчиво:
– А как же вы здесь раньше меня? Мне сказали, что вы заняты, а после ни одного корабля на Луну не отправлялось?
– Спецрейс! – губы Алферова чуть вытянулись в насмешливой улыбке.
– Мне говорили при высадке, но я думал – мистификация, – смутился Ковалев.
– Напрасно! В космосе не шутят. В космосе выполняют распоряжения. Итак, ваш проект? Архитектор протянул объемистую папку.
– Здесь только документация или есть личные вещи?
– Только документация.
Василий Федорович передал папку Яковлеву.
– Перешлешь рейсовым на станцию Гипатия. Пусть пока ознакомятся с проектом. Специалиста им пришлем позже.
Он еще раз оглядел архитектора с головы до ног.
– Теперь слушайте, Ковалев. Задача у вас не из легких. В течение трех месяцев рассчитать проект расширения станции Эратосфен на триста человек с гаражом на полсотни тяжелых машин, с мехбазой и всем прочим. Второе. Изучить возможности горы Лебедь и ближайшей части полуострова Энариум для строительства города на пять-восемь тысяч человек. Ясно?
– Город? Мне проектировать город? – ошеломленно проговорил Ковалев. – Да я…
– Пока не город. Базу под крупную геологическую экспедицию. Город будет проектировать институт. От вас пока потребуются обоснованные рекомендации. При всех затруднениях обращайтесь непосредственно ко мне. Нужны будут помощники – дадим! Потребуется оборудование или инструменты – пришлем. Все ваши заявки будут удовлетворяться в первую очередь. Теперь ясно?
– Ясно, Василий Федорович! И извините, что я так… Я ведь раньше вас не видел.
– Ничего, сойдет для первого знакомства, – улыбнулся Алферов. – В волейбол играете?
– Первый разряд!
– Отлично! Хочу собрать команду приезжих против здешних, а то они тут больно нос задирают.
– Не позорься, Василий, – попытался урезонить его Яковлев, но Алферов, упрямо выпятив подбородок, решительно отрубил:
– Готовь команду, Кузьмич!
Алферов так и не отступился от своей затеи. К вечеру в сопровождении командира корабля, штурмана и врача Светланы Мороз он появился в спортзале. Одеты они были в легкие голубые, с белой полоской, костюмы космонавтов. Тут же к ним присоединился Ковалев, которому нашли подходящий для его роста костюм из личных запасов команды. Увидев Галину Швец, стоящую рядом с Сашей, Алферов поманил ее пальцем.
– Приезжая?
– Ну, уж Галочку мы не отдадим, – попытался возразить Саша.
– Вы давно знакомы? – спросил Алферов, переводя взгляд то на Сашу, то на Галину.
– Давно, еще со студенческой практики.
– Понятно, ну, ничего. Один раз сыграет за нашу команду. Мы за это ей костюм подарим на память. Хочешь, Галя, такой костюм?
Василий Федорович сделал вид, что снимает нитку со своего плеча и слегка развернулся боком, чтобы костюм был виден во всем великолепии.
– Хочу, – еле выдохнула девушка.
– Пошли, – Алферов взял ее за плечи и подтолкнул к Светлане.
– Найди ей костюм.
– Василий Федорович! – голос девушки завибрировал от обиды.
– Ну, ну, Светлана. Сегодня она в нашей команде. Это было сказано с таким тонким пониманием ее состояния, что Мороз сразу же убежала. Минут через десять она вернулась с костюмом, молча сунула его в руки Галины и отошла в сторону.
– Ну, подавайте нам свою лучшую команду, – заявил Алферов, когда Галя переоделась.
– Какая у нас лучшая команда, Кузьмич? – ехидно спросил Шалыгин.
– «Скотобаза», естественно, – невозмутимо ответил начальник станции.
– Тогда идите, готовьтесь. Я так и быть, посужу. Он взобрался на верхотуру и дал длинный свисток.
– Команды готовы к встрече?
– Как называется ваша команда, Василий Федорович?
– «Титан», конечно!
– Итак, «Титан» против «Скотобазы». Пять минут на разминку!
Уже на разминке вновь испеченная команда почувствовала что-то не то. Привычных пасов не получалось. Мяч то взлетал до потолка, то отскакивал в игрока, то падал слишком близко. Едва успели наладить пас, как разминка кончилась. Алферов первым вышел на подачу. Слегка подбросив мяч, он изо всех сил ударил по нему открытой ладонью.
– Ух!
На площадке противника никто не успел шевельнуться, как мяч ударился об пол.
– Правильно, – прокомментировал Ковалев. – Стоять смирно!
В переполненном зрительном зале послышались смешки. Еще подача – и снова мяч ударился об пол. Мяч за мячом посылал Алферов, но странно, никто не пытался его взять.
– Вот садит, – только вздохнул Владимир Кузьмич.
– Вы будете играть или пойдете с сухим счетом? – спросил Алферов.
– Мы подождем, когда ты врубишь в сетку, – съязвил Яковлев.
– Ну уж, нет!
Удар. Мяч порхнул над сеткой и улетел в дальний конец зала. На подачу стала Майя
– По-пионерски им! – подмигнул ей механик. Майя легко, чуть коснувшись, ударила по мячу ребром ладони снизу и он, планируя, медленно опускался на площадку. Ковалев вышел на прием, рассчитывая перекинуть мяч Светлане, чтобы она дала пас на удар. Сосредоточившись, он принял мяч машинально, как принимал его тысячи раз, и земная привычка подвела: мяч взвился и ударился в высокий потолок. Снова подача – и теперь уже из рук штурмана мяч отлетает к стене, на зрителей. Мягко, очень мягко принимает мяч командир корабля и так же мягко отталкивает на удар мяч Светлана. Ковалев набегает и упруго отталкивается… Что за ерунда! Мяч остался внизу, а он едва не задевает носками верхнюю часть сетки! Наверное, у него было чрезвычайно глупое выражение лица, потому что зал грохнул смехом. С этого момента хохот в зале не умолкал. Казалось, вот-вот игра наладится. Пошли пасы у штурмана и даже у Гали, но что-то не срабатывало и в последний момент кто-нибудь из команды, к удовольствию зрителей, оказывался в нелепой позе в одной стороне, а мяч летел в другую. Алферов уже закипал от досады, когда несколько неудачных подач с обеих сторон продвинули его на ударную позицию. Он аккуратно принял мяч, Галя навесила отличную свечу, и Василий Федорович решил отыграться за неудачи своей команды, связанные с трудностями координации тела в условиях слабого тяготения, а заодно и поразить противника, раз уж эти условия позволяют. Сильный толчок, и тренированное тело Алферова взвилось выше сетки, и оттуда, с непривычно высокой точки, последовал прямой удар вниз, на площадку. Зал взвыл от восторга, но Василий Федорович, вложив в удар всю свою мощь и досаду, перегнулся и в этой нелепейшей позе свалился на голову механика по ту сторону сетки. Зал бился в судорогах истерического смеха… Этого Василий Федорович вынести не смог и выкинул белый флаг.
– Ввиду непривычности условий, команда «Титан» отложила встречу на период адаптации! – дипломатично возвестил сверху Шалыгин.
Зал дружно зааплодировал находчивости судьи.
– Володя, а что это за скотобаза такая? – спросил Алферов, потирая ушибленный висок.
– Да так, – усмехнулся Яковлев. – У нас каждая команда изощряется в названиях.
– А я думал, вы тут скотину какую завели.
– Гончарова предлагала выкармливать с десяток поросят. Говорит, отходов и ботвы хватит. Но я думаю, это уже слишком. Разведем антисанитарию и прочее…
– Почему? Очень дельно. Неужели ты, Володенька, не понимаешь, что пора вам переходить на самообеспечение? Я пришлю поросят и зоотехника в порядке эксперимента. А насчет антисанитарии… Отдельный отсек с фильтрами.
Он опять потрогал висок.
– Черт! Как бы синяк под глазом не образовался. Мне через пару дней доклад Верховному Совету делать о перспективах освоения Луны… Светлана!
– Что, Василий Федорович?
– Ты врач, сделай, чтобы у меня синяка не возникло под глазом.
Светлана осмотрела ушибленное место и покачала головой.
– Пойдемте, у меня в аптечке есть бодяга. Сделаем примочку.
Василий Федорович сидел в комнате Светланы и ждал, пока она приготовит примочку.
– Ну и влипли мы с тобой, Светлана, в историю, – сказал он, поглядывая в зеркало. – Синячище все-таки будет!
– Кто же его знал, Василий Федорович. Готова бодяга. Давайте приложу.
Она подошла и наложила смоченный тампон на ушибленный висок.
– О! Сразу легче. Я знал, Светлана. Меня же предупреждали, а я все-таки полез. И поделом! Неужели будет синяк?
– Не будет, Василий Федорович! Это же бодяга.
– Да, вот такая бодяга у нас получилась! А что, Светлана, могла бы такая девушка, как ты, выйти замуж за такого старого бродягу, как я? – Отчего ж, могла бы! – буднично проговорила девушка. Так обычно говорят все врачи с пациентами, отвлекая их от ненужных сомнений.
– Да, сначала казалось – успею, потом годы тяжелого труда на Луне, труда рискованного… Мы ведь с вашим директором Димой Баженовым первые начинали здесь. Не так уж много осталось наших. Володя, здешний начальник, больше работал на месте, Стасов Леонид, главный конструктор, Алеша Волков, директор Института геодезии и картографии Луны. А вот Аркадий и Саша Комаровы… Близнецы, умнейшие ребята, нечто вроде Системы в миниатюре. Их нашли в воронке… Почему-то произошла мгновенная разгерметизация. Харченко, поскользнулся на реголите. Когда тонкий слой и крутые склоны, реголит становится скользким, как лед, упал со скалы, разбился. Женя Храмов, порвал костюм на сгибе. Тогда костюмы делали без отсеков. Всё, Светлана, совершенствуется на горьком опыте…
– Зачем вы сейчас об этом, Василий Федорович?
– Затем, что опасно здесь жить и работать, Светлана. Даже сейчас. Сутки назад перед моими ногами ударился микрометеорит. Образовал детский кратер. Маленький, забавный… Но мне удара хватило бы, только я на секунду промедлил. Сам не знаю, что помешало сделать этот шаг… Вот и задумался о жизни. Здесь выживают такие, как эта четверка, потому что они осознанно готовили себя к этому. Это их мир, в котором они хотят жить. А вот ты, зачем тебе космос?
Он посмотрел на Светлану, все еще держащую тампоны у его виска. Она стояла отрешенная, погруженная в себя. Все можно было прочесть на ее лице: и печаль несбывшегося, и растерянность перед вопросом, ответ на который считался до сих пор сам собой разумеющимся…
– Не знаю, Василий Федорович. Голос ее прозвучал вяло, безразлично.
– Что ж, и верно, и откровенно. Даже удивительно при твоем самолюбии… Вот такая бодяга, Светлана. Оба мы с тобой получили сегодня основательные щелчки по самолюбию. Это хорошо, потому что в космосе нельзя быть излишне самонадеянным. Идет сложный процесс приспособления человека к совершенно иным, непривычным для него условиям. Каждая крупица знаний об этих условиях приобретается тяжким опытом и потому здесь нельзя пренебрегать ничьим советом. А самонадеянность не терпит чужих советов. Говорил же мне Володя: «Не срамись!». Не послушал, устроил посмешище в космическом масштабе. Тут такая публика. Теперь у них будет новая хронология: «Это было до того, как Алферов играл в волейбол», или, наоборот, «после того»! А ты? Разве это любовь? Приезжает какая-то дивчина, повисла у него на шее и все! Их уже водой не разольешь! Вот у них – любовь! Понимаешь, тут разум ни при чем. Тут древний инстинкт в десять раз важнее.
Тампон выпал из рук Светланы. Алферов снизу смотрел на побледневшее лицо девушки и не понимал, что ее так взволновало.
– Обиделась? – удивился Алферов. – Не стоит. К сожалению, это правда. Давай-ка свою примочку. Светлана не шевельнулась.
– Врач Мороз! Выполняйте свои обязанности! Светлана как бы очнулась. Она схватила свежий тампон и приложила его к виску начальника космоцентра.
– Так-то лучше, – усмехнулся Алферов и подумал вслух: – А попрощаться всетаки надо. Завтра улетаем.
Светлана тихо сказала:
– Я не пойду.
– Жаль, а я думал ты составишь мне компанию.
Одному неудобно бродить по станции. Скажут, Алферов решил провести досмотр.
– Вы всегда все делаете с оглядкой?
– Должность такая… А ты? Светлана пожала плечами.
– Если побуждения чисты, нужно ли заботиться об авторитете?
– Речь как раз не о нем. При моей должности приходится думать о спокойствии других… А мне не хотелось, чтобы Володя после передряг с поисками вместо отдыха бегал по переходам, потому что всегда найдутся люди, которым покажется, что Алферов неспроста прогуливается по станции.
– Здоровому человеку чужда подозрительность! – обиделась девушка на такую нелестную характеристику обитателей станции, среди которых были и ее друзья.
– Молодому и здоровому, – поправил ее Василий Федорович. – С течением лет у человека вырабатывается разумная осторожность.
– Как бы чего не вышло? – сорвалось у Светланы с языка.
Алферов глянул из-под ее руки, держащей тампон.
– Не надо преувеличивать.
Его спокойный, доброжелательный и ласковый взгляд вдруг развеселил ее, она улыбнулась.
– Ну, так составишь мне прикрытие? – спросил он, мгновенно уловив перемену в ее настроении.
– Что с вами поделаешь?
Найти четверку на обычном месте не удалось. На этот раз они собрались у Субботиных. Оказалось, Галя привезла домашнее печенье, и Система устроила по этому поводу большое чаепитие. Впрочем, причин для чаепития было предостаточно. Это Алферов понял, увидев здесь, кроме четверки и Гали, небольшую худенькую девушку, сидевшую рядом со Смолкиным и смущенно назвавшую себя Леной, врачом станции. Василий Федорович мысленно прикинул. В этой сформировавшейся группе, кроме полного равновесия, было готовое ядро новой станции. Повар и врач – отличные приобретения для четверки. Что ж, Система расширяется и набирает силы. Стоит подумать и о ее дальнейшей судьбе.
Как-то незаметно Алферов оказался в центре внимания. Он с удовольствием вспоминал, как он хотел протащить Систему вне конкурса на практику и, хотя кроме Гали и Лены здесь все были очевидцами и участниками событий, слушали его с явным удовольствием, так как Василий Федорович сдабривал рассказ мягким юмором, да к тому же они не знали подробностей его стычек с Баженовым…
Когда гости ушли, Майя, укладываясь спать, сказала мужу:
– Посмотришь, Светка скоро выскочит замуж за Алферова. Давно я не видела ее такой сияющей.
– Ты нехорошо сказала – выскочит, – поморщился Субботин. – Это очень трудно – найти друг друга. Вот ты сколько сватала ее за Сашу. И, кажется, любовь была, и все… А вот Саша сразу прикипел к Галине. Не так все просто…
– Ладно уж, философ! Скажи лучше, о чем вы секретничали с Алферовым?
– Я рассказал ему о кристаллах газов и помянул в связи с этим о воронках. Он посоветовал немедленно все опубликовать.
– Первая научная статья Михаила Субботина! О, это важно!
– Ладно тебе! Это действительно важно. Если мои предположения верны, то воронка гораздо опаснее, чем считали до сих пор. Думаю, причина гибели нескольких экипажей – взрывная сублимация газовых кристаллов, а не внезапная разгерметизация лунохода, как пытались объяснить раньше.
– А если не так?
– Тогда меня изругают. Как-нибудь перенесем. Главное, все будут предупреждены.
– Очень приятная перспектива! Может, лучше сначала проверить?
– Майя, вопрос идет о жизни, а ты… Не бойся, меня поймут правильно. Тут не до самолюбия! Пусть этим занимаются те, кто знает воронку только теоретически! Давай-ка лучше спать, завтра у меня много работы.
п. Кугеси, 1976-79 гг.