355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Резун » Укок. Битва Трех Царевен » Текст книги (страница 4)
Укок. Битва Трех Царевен
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 03:42

Текст книги "Укок. Битва Трех Царевен"


Автор книги: Игорь Резун


   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Тятя-Тятя, на самом деле Лена, получила свое прозвище давно – отнюдь не в стенах «Лаборатории». Три года назад она, девушка из Чановского района Новосибирской области, скромная райцентровская простушка, приехала с большими амбициями в Москву – поступать в знаменитую «Щепку». Ни красотой, ни статью абитуриентка не отличалась, но в ее крепком, круглом, ядреном и выпирающем каждой своей формой теле ощущалась таинственная сила пушечного ядра – с чудовищной пробивной способностью. Для того чтобы сразить московских экзаменаторов наповал, в первый же день приехавшая в сандалиях Ленка купила у барыги на вокзале туфли с пятнадцатисантиметровым каблуком-шпилькой и умопомрачительное красное платье с рюшечками по поясу. В таком виде, грохоча пластиковыми каблуками, Ленка явилась пред светлые очи экзаменационной комиссии.

Председательствующий, пожилой мужчина с седой львиной гривой, благосклонно осмотрел красное чудо с высокой, как у райцентровской завстоловой, прической и в белых гольфах, склонил голову и молвил:

– Нуте-с, барышня… Что будете читать?

– Некрасова. «Мертвеца»! – отрубила решительная Ленка.

Председатель комиссии вздохнул. Начало уже не предвещало спокойного прослушивания.

– Ну-с… читайте!

Ленка поправила последнюю складку платья, набрала полную грудь воздуха и для верности, для пущего куража притопнула ногой:

– Некрасов. Поэма «Мертвец»!

Она еще раз топнула, вонзая в пол жало каблука. Паркетные полы аудитории, называющейся почему-то «Алсуфьевской», хотя знаменитый трагик никогда в «Щепке» не преподавал, дрогнули и тонко запели. На столе у комиссии закачались разложенные на листах авторучки.

– Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: «Тятя-тятя, наши сети…»

И тут Ленка еще раз топнула. Содрогание пола докатилось до стола приемной комиссии, подобно крохотному цунами: крышечка графина хрустально ойкнула и выпала на стол. Председательствующий укоризненно покачал головой, заметил ласково:

– Девушка… потише, пожалуйста! Не в поле, однако-с…

Это немного сбило Ленку, и она решила начать все сначала. Снова сделала вдох, повторила:

– Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: «Тятя-тятя, наши сети притащили мертвеца!»

В этом месте девушка страшно выпучила большие зеленые глаза и, не в силах удержаться от искушения, снова вонзила в пол каблук. Удар этот оказался роковым: под Ленкой что-то треснуло, хрустнуло сахарно, проломилось… Она моментально стала на пять сантиметров ниже, едва удержавшись на ногах. Стол комиссии зашатался, председатель нахмурился.

Он ничего не заметил, но девушка растерялась. Правая ее нога оказалась в плену проломившейся паркетины, и острая боль пронзила ступню, не давая вдохнуть: это под косточку в щиколотку впилась острая, как скальпель, щепка. Чувствуя, как там, внизу, ступню заливает чем-то теплым, и стоя криво, Ленка пробормотала умирающе:

– Тятя-тя… наши сети…

Память отказала. Кроме этого четверостишия, все остальное она напрочь забыла – от волнения и боли. Но все-таки шевелила белеющими губами.

– Ну, что же вы? – недовольно обронил председатель, которому с высокой кафедры не было видно ее мучений. – Продолжайте.

Но Ленка смогла только оглушительно, на истерике, взвизгнуть:

– Тятя-тятя! Тятя… Тятя!!!

Усилием мышц она выдрала ногу из проклятого пролома. Это произвело настоящее землетрясение: графин едва не упал, пойманный железной рукой председателя, пол заходил ходуном, а Ленка, поняв, что ей ничего не светит, заковыляла к двери. Председатель изумленно привстал, перегнулся через стол и только смог вымолвить:

– Э-э… девушка… а что у вас на ноге?

Белые гольфы на правой ноге покраснели, будто облитые свекольным соком, а из ремешков торчала желто-красная щепка.

Ленка посмотрела вниз:

– А? Это так… ничего…

Она вышла в коридор. В ответ на многочисленные взгляды, которыми тут встречали каждого вышедшего, смогла только честно выдохнуть:

– ПРОВАЛИЛАСЬ!

И тут же, не сходя с места, рухнула в обморок от болевого шока.

Оказалось, щепка порвала ей сухожилие. Неделю девушка провалялась в больнице, потратив на звонки и лекарства, а также на новые туфли – каблук тоже не выдержал столкновения с высоким искусством, отвалился чуть позже! – все деньги, а потом наведалась на съемную квартирку, тихонько собрала вещи и отправилась на вокзал. Мечта стать актрисой оказалась похоронена под гнилым полом Алсуфьевской аудитории, которую, впрочем, вскоре после этого закрыли на ремонт. Пол перестелили, покрыв его свежим голубым ковролином.

Ленка никогда не врала – это было ее привычкой, ибо отец в Чанах за вранье лупил смертным боем. Поэтому, пару раз рассказав в компаниях о том, как она в прямом и переносном смысле провалилась в Щепкинском училище, девушка заработала свое прозвище Тятя-Тятя. После этого она поступила в местный техникум работников пищевой промышленности, выучилась на повара и попала в итоге в кафешку для сотрудников в том самом бывшем телевизионном цехе, где снимала офис «Лаборатория». С ребятами в меру разбитная и смешливая Тятя-Тятя познакомилась быстро и очень скоро стала добрым ангелом-хранителем семинаров «Лаборатории».

Все было хорошо, но говорила она своеобразно – гораздо хуже, чем готовила, – съедая часть букв совершенно бесследно, словно навеки исключив их из процесса словообразования.

– Андреюрич, а тутплток аставили. Чейплток, низнате?

Медный снова отвлекся. Перед столиком снова стояла Тятя-Тятя. В руке она держала обыкновенный белый платочек, по размерам – девичий. По углам этого платочка заботливо были вышиты цифры: 6-1-31-36. Небрежным стежком, красной ниткой. Еще Тятя-Тятя без всякой брезгливости держала в руках чьи-то синие носки.

– А… носки – Димана, а платок… Платок – не знаю. Положи на батарею, – посоветовал Медный и снова уткнулся в отчет.

Поразмышлять ему было о чем. Семинар «Лаборатории» под названием «Сезон Сумасшедших Свадеб», приуроченный к середине августа, когда, как известно, загсы задыхаются от наплыва желающих закрепить сложившиеся этим летом отношения, стал для местной абитуры шоком. Многие, читая объявления в своих пустых или еще шумящих экзаменационной суетой вузах, поражались: неужели тут возможно такое? Ибо объявление всерьез предлагало «пожениться на одну ночь», но сделать это «по-новому». На афишах была изображена невеста, прыгнувшая в небо и совершившая кульбит, при этом ее пышное платье свалилось на голову, обнажив трогательно розовые пятки и целомудренные трусики. В некоторых вузах объявления снимали, гневно крича про «разврат». Впрочем, и многие пришедшие думали примерно так же. Но им пришлось жестоко разочароваться. Двухдневный семинар не предусматривал не то чтобы времени на «переспать», а вообще – спать не предполагалось. Ночью проходила медитация, под утро участников будили на кросс по близлежащему Парку Победы, а днем они выполняли разнообразные творческие задания и ритуалы… Семинар удался, как и все прочие. В последнем сборе, на природе вокруг костра, они ощущали такое небывалое единение, словно за эти два дня действительно стали братьями и сестрами.

Но после семинаров обычно накатывала эйфория, в голове носились воспоминания – и на сухой документальный стиль отчета сил не оставалось. Так было и сейчас. Поэтому писчая бумага или Интернет-сайт, где «Лаборатория» с грехом пополам обновляла свою информацию, становились для Медного неразрешимой проблемой. Он великолепно организовывал, проводил, манипулировал – но вот слова не поддавались ему, не хотели складываться в предложения. Никак.

А между тем именно по этому параметру конкуренты обходили «Лабораторию» начисто. По всему городу работали фирмы «тренинговой подготовки» и «психологической разгрузки», где сладкоголосые сирены в коротких юбках, не смыслящие в психологии ничего, а лишь изучившие пару-тройку тестов, зазывали народ на семинары с широкой географией: от загородной Морозовки до острова Тенерифе. Программа у всех семинаров при этом была однообразной: лекция – игра – кофе-брейк – лекция – игра – и «свободное время», что для русского человека, даже посетителя семинаров, означало обычно банальную пьянку. Но все эти конторы имели прекрасно подготовленные листовки, резюме и альбомы, и поэтому не страдали от недостатка клиентов.

А сунуться на этот рынок просто так не получалось: к началу двадцать первого века столица Сибири оказалась поделена на сектора влияния различными психологическими школами не хуже, чем Чикаго двадцатых – на зоны влияния гангстерских банд. Крепостями оказались вузы, где всегда можно было найти более-менее состоятельный и не знающий, куда себя деть, молодняк. А оборонялись эти крепости с жестокостью, не уступающей суровым нравам криминальных кланов.

Педагогический институт, не так давно по общей российской моде «перекрасившийся» в пафосный «университет», слыл бастионом синтоновцев или козловцев – последователей теории Николая Козлова. Обычно для захвата того или иного вуза требовалось привлечь на свою сторону кого-то из заведующих кафедрами психологии или социологии, а лучше – обоих сразу. Козловцы сначала захватили командные высоты в лице проректора по воспитательной работе, доброго грека Василаки, курировавшего кафедру психологии, которая оставалась полгода без заведующего. Но потом они испытали сокрушительное поражение: Василаки умер от сердечного приступа, а на пост заведующей выбрали молодую англизированную преподавательницу, приходившую в институт в джинсах с художественно вырезанными «дырками» и во вьетнамках. Та оказалась сторонницей «фиолетовых»[13]13
  «Фиолетовые» – часть последователей психологической школы СИНТОН Н. И. Козлова, дополнительно основывающихся на теории личности А. Адлера, модели теории личности в индивидуальной психологии.


[Закрыть]
и повела жестокую войну против козловцев, переманив к себе изрядное их количество. Но потом козловцы путем хитрой диверсии вернули свое, подослав к преподше – как выяснилось, не совсем молодой, незамужней и голодной до секса, – доброго молодца с пятого курса, и он охмурил завшу в два счета, заставив ее успокоиться, надеть юбку до колен и забыть о своих увлечениях вообще. Высота была отбита, козловцы получили в свое распоряжение целый новый спорткомплекс для проведения семинаров и нового адепта в лице другого проректора, некоего Данилко, бывшего студента истфака.

НГУ, или госуниверситет в Академгородке, тоже некоторое время оставался оплотом козловцев. Но вскоре путем упорных позиционных боев их оттуда вытеснили разрозненные части новосибирских симоронавтов. Однако в процессе захвата сообщество Добрых Волшебников разругалось вдрызг, и НГУ остался за «танцующими», которые откровенно враждовали с «медитирующими». Причем последние в качестве мести добились закрытия для «танцующих» удобного спортзала, и тем пришлось танцевать свои зикры[14]14
  Зикры – духовные энергетические танцы.


[Закрыть]
в актовом, стирая голые пятки о холодный бетон.

Технические университеты всегда были более склонны к простой дидактике – там царил «веревочный курс». Некоторые группки работали по методике Школы естественно-рационального поведения, в жестоких ролевых играх. Мединститут, избежав кровавой распри, честно поделил сферы влияния: в главном корпусе в центре города окопались золотовцы-дыхальщики[15]15
  Золотовцы-дыхальщики – по имени Бориса Золотова, создавшего в 80-х годах XX века психологическую школу, основанную на применении особых дыхательных упражнений с целью изменения сознания субъекта.


[Закрыть]
, а в том, что поближе к городской больнице, кучковалась психодрама[16]16
  Психодрама – основана на созданной Якобом Леви Морено психодраматической теории, в основе которой лежит ролевая теория, дающая представление об антропологии творческого человека и роли креативных процессов в его развитии.


[Закрыть]
. Гештальты, энэлписты, ролевики, зеландовцы[17]17
  Гештальт-психология (от нем. Gestalt – образ, форма) – направление в западной психологии, возникшее в Германии в первой трети XX века и выдвинувшее программу изучения психики с точки зрения целостных структур (дивштальтов), первичных по отношению к своим компонентам. Энэлписты – последователи психологической системы НЛП (нейролингвистическое программирование). Ролевики – люди, играющие в некомпьютерные ролевые игры, обычно полевые, кабинетные или настольные. Зеландовцы – последователи системы «Трансерфинг реальности» Вадима Зеланда.


[Закрыть]
и «ярославцы» копили силы для решительного наступления и пока пребывали в меньшинстве. А тантристы[18]18
  Тантристы – последователи наиболее древней, дошедшей до нас системы самосовершенствования, где энергия сексуального желания не подавляется, а сознательно используется для оздоровления, долголетия и духовного развития.


[Закрыть]
вообще ушли из вузов, заняв оставленные противником дома культуры, в частности, один из них, самый крупный – ДК «Прогресс». Тантристы действовали набегами, драли за семинары бешеные деньги, используя в качестве самого притягательного брэнда магическое слово «секс»; сознательно не объясняли, что же будут делать люди, раздевшись; каждый додумывал в меру своего воображения – а оно, как водится в стране, семьдесят лет секса не знавшей, испорчено у каждого второго. И поэтому к тантристам народ валил валом. Но и им устраивали диверсии: самым памятным был одновременный заброс в зал ДК десятка газовых баллончиков с «Черемухой». Совершенно голые в большинстве своем люди (некоторые были все-таки в носках!) неожиданно хлынули из дверей ДК на людный Красный проспект, в середине марта, и это зрелище поразило горожан, долго потом обсасывалось различными газетами и послужило предлогом для решительного изгнания Тантры из города хотя бы на зимний сезон…

А уж об объявлениях говорить не приходилось. Ни одна конкурирующая фирма не могла развесить в чужом вузе свои афиши: они висели не более пяти минут. А специальные агенты «диверсионных групп» еще и ходили по другим вузам, уничтожая чужие листовки. К тем же, кто нагло вторгался на чужую территорию, применялись самые крутые меры. Зимой напали на двух девчонок, которые расклеивали афиши «АNдреналина» по вузам: одной сломали нос, а второй прожгли кислотой дубленку, присовокупив, что в следующий раз это произойдет с лицом.

Поэтому единственным способом привлечь народ было слово виртуальное – в Интернете – и слово печатное, передаваемое из рук в руки. Но для этого им необходимо было владеть так же мастерски, как и тренинговыми технологиями…

Медный посмотрел на конец перьевой ручки с сомнением… вывел на листке заголовок: «Мониторинг групповой динамики». Черт его знает, как это описывать. Вот, например, игрушка «Водолазы». Двое человек соединяются веревками, причем правая рука одного привязана к левой ноге второго, и наоборот. Длина веревки – метра три, и пропущена она сквозь ручку стоящей посредине двадцатикилограммовой гири, которую притащил Данила, один из студентов Медного. Участникам завязывают глаза, и после этого они должны за кратчайшее время собрать предметы, разбросанные перед ними на расстоянии вытянутой руки: каждому по десять штук. Понятное дело, что охотиться за предметами приходится вслепую. Если один будет собирать быстро и хорошо, он помешает выполнить это упражнение другому, оттянув на себя веревку. Таким образом, пара тестирует себя на прочность взаимоотношений и на то, насколько один может чувствовать другого. За всю историю этой игрушки, имевшей стандартное название «Водолазы» – ибо в данном случае играющие напоминали водолазов на дне, привязанных шлангами к одному колоколу, – гармоничных пар Медный наблюдал не более десятка. Желание добиться успеха за счет ближнего неистребимо сидело в каждом новичке, пришедшем на семинар.

Вот сейчас, вспоминал он, стоит на одном конце Лис, на другом – Диман. Лис – крупнотелая высокая девушка с волнистыми светлыми волосами и чувственным, породистым лицом, как у актрисы Рене Руссо. Диман – черненький низенький крепыш… Звучит свисток. Лис собирает погремушки, использованные батарейки, шахматные фигурки. Ее длинные руки с растопыренными пальцами, на которых красуются огромные ногти алого цвета, работают, как садовая гребенка. Лис натянула веревки сразу, быстро упав животом на ковролиновое покрытие и этим обеспечив себе стабильное положение. Диман пыхтит, ворочается, но сдвинуть с места Лис он уже не в силах. Веревка, обхватывающая голую щиколотку девушки, натягивается и впивается в кожу, царапая ее до крови. Но побелевшими от усилия пальцами босых ног Лис, словно крючьями, вцепилась в ковролин. В подбадривающих криках она вряд ли слышит чертыханья Димана, но… в какой-то момент понимает, что у ее соперника шансов нет. И, так и не подобрав розового пупса и пинг-понговый шарик, Лис встает, крючья ослабляют хватку, и острые розовые пятки направляются к черной гире – она двигается назад. Есть! Диман успел собрать все предметы.

Когда на импровизированном «награждении» Димана объявляют чемпионом и вручают шоколадную «золотую медаль», Медный видит, как в больших серых глазах Лис под длинными козырьками пышных ресниц застыли слезы. Ей все-таки обидно. Но девушка улыбается. На самом деле победила она – одной этой улыбкой.

Первое время невероятно сложно было и с помощниками. Две девочки из педагогического вроде бы увлеклись процессом, но однажды во время проведения «Водолаза» Медный заметил, что они подыгрывают участникам, подпинывая предметы к жадно хватающим пустоту рукам. Тогда он рявкнул и поставил в заключительную пару их самих: одна не пожелала расстаться с любимыми «шпильками», другая хныкала, беспокоясь о маникюре.

– Это же игра! – возмущенно заявила старшая. – А вы тут по-серьезному… Че к чему?!

– Жизнь – тоже игра, – буркнул Медный. – Но жестокая. А мы учим жизни.

В итоге обе ушли обиженные: одна поломала дорогущий накладной ноготь, а вторая порвала ремешок пафосных босоножек. С этого момента Медный зарекся брать в тренеры расфуфыренных юных «психологинь» с разнообразных специальных факультетов.

Ну, и что написать? Что группа показала себя спаянной, обнаружив разницу в мотивационном характере межличностной кооперации? Вот упражнение «Бревно». Они стоят на бревне, а точнее – на невысокой длинной скамейке, по обе стороны которой разложены маты. Стоят в ряд: скамейка узкая, ее едва хватает для ног, а ступни Лис даже свисают с нее в воздух. Участники должны переместиться – перейти с одного конца скамьи на другой. Идти им приходится в буквальном смысле по ногам стоящих, хватаясь за их плечи, талии и повисая над «пропастью». Первый переход обычно не удавался, многих пугала интимность: девушки стремились отклониться от виснущих на них парней, чтобы, не дай бог, не коснуться, не прижаться грудью, прикрытую легким топиком. И тогда с визгом ряд валился на маты. Но после второго или третьего раза эта ребяческая стеснительность уходила, лица становились напряженными, краснели – не от стыда за случайное соприкосновение тел, а от натуги, потому что цепочка постоянно качалась. И наконец после пяти минут охов, выдохов, шепота – упражнение выполняется в молчании! – правый край полностью менялся с левым местами.

Вот в середине стоит Данила. Студент, причем круглый отличник, с внешностью громилы из «бригады» рыночных рэкетиров. Его прозвище – Танк, что говорит о многом… Лоб – как кабина карьерного грузовика. Коротко стриженные волосы намокли, как и майка на его огромном теле. Медный поставил его в середину специально: ведь если Данила наступит своей тракторной лапой на хрупкую девичью, перебираясь на другой конец ряда, то травм не избежать… Данила – самый сильный в этой группе, но и ему трудно. Он стискивает зубы, он бугрит лоб. Ему очень тяжело сохранять равновесие, хотя по цепочке, деликатно обвивая мальчиков белыми руками за шею, а девчонок – за талию, по ряду перебирается Соня – девушка с абсолютно белыми волосами, хрупкая и невесомая, а на ее босых ступнях видна каждая прозрачная жилочка. Она почти не нарушает равновесия, но цепочка людей, обнявшихся за плечи, качается…

После того, как упражнение пройдено, правда, с четвертого раза, все с радостным вздохом падают со скамейки на маты. Лис, не стесняясь, приподнимает майку так, что видно тугие окружности ее грудей, вытирает ее краем пот. Ей тоже пришлось несладко.

– Ну и что? – вкрадчиво интересует Медный. – Кому было тяжело удерживать равновесие? Ну?

Поднимают руку Данила и Лис. Все понятно, так оно и должно быть. Остальные, как оказалось, постоянно чувствовали, что их «что-то держит». Этими «чем-то» были два человека в группе, склонные брать на себя общую нагрузку, работая за себя «и за того парня».

– А вам надо бы было расслабиться, – советует Медный, – и перестать служить опорой для всех.

– Но тогда бы мы упали! И снова все сначала! – угрюмо гудит Данила.

– Откуда ты знаешь, что упали бы? Может, как раз этим ты дал бы остальным возможность не халявить, а поработать! – заключает Медный.

Его мысли, которые, словно водоросли, сплетаются, закручиваются в клубок, вытаскивая наружу все новые и новые подробности прошедшего семинара, прерывает Тятя-Тятя. Она появляется на пороге, держа в одной руке ведро с грязной водой и свои стоптанные кроссовки, а в другой – швабру. Все, она вылизала этот кабинет до блеска: в аккуратности Тяти-Тяти сомневаться не приходится.

– Вотандреюрич! – недовольно замечает она. – Скока говорили не курить, аони курятвсравно! Скока бычков по углам!

Медный усмехается. Наблюдает, как Тятя-Тятя, сев в углу, моет над ведром босые ступни и, перед тем, как обуть кроссовки, тщательно, полотенчиком, протирает каждый пальчик – розовый и такой же толстенький, как желудевое ядрышко. Из Тяти-Тяти получился бы идеальный участник семинара по телесной практике – она не стесняется своего бочкообразного тела нисколько, искренне считая, что дело совсем не в нем, а в том, что скрыто под слоем волос, эпителия и жировой ткани. И даже под тканью мышечной. Иначе говоря – в сердце. Тятя-Тятя верит в большую и светлую Любовь.

…Последний тренинг – самый жесткий. Отобранные ведущим девушки переодеваются в той самой комнатке, где сейчас сидит Медный, а потом «торговец невольниками» вводит их в общую залу. Это игра «Невольничий рынок», проводящаяся только тогда, когда участники семинара уже дошли до такой степени взаимопонимания, что охотно примеряют на себя любые роли. Их, рабынь, должны продать – и чем дороже, тем лучше, тем больше баллов для формальной оценки они заработают. Но сделать это не просто: не у всех покупателей накоплено достаточное количество собственных баллов-таланов. Мешают амбиции. Да и обосновать покупку придется.

Все трое реагируют на эту экзекуцию неодинаково. Под рваными простынями с сиреневым штампом общаги на их молодых телах нет ничего – это обязательное условие игры. Играть – так по-серьезному. Соня стоит и кусает губы. Она явно стесняется и своих чересчур белых ног, и того, что лицо ее измазали сажей жженой бумаги – это постаралась Тятя-Тятя, подошедшая к поставленной задаче превратить рабынь в замарашек, как всегда, очень усердно. Стесняется Соня и оттого, что ее фигурка в общем хорошо просматривается под прорехами простыни и привлекает внимание мужской части покупателей. Камилла, вторая девушка, бодрится. Она явно решила сыграть ва-банк, изобразив эдакую юную развратницу. Простыня почти сползла с левой груди, виден яркий розовый сосок; Камилла улыбается, шутит вполголоса, стреляет глазами, пританцовывает худыми ногами, но поправить простыню не может – руки связаны сзади веревкой.

Связаны все трое. Невозмутимо стоит только Лис – ей в принципе плевать, что ее фигура под простыней выпукла и совсем не скрыта одеждой, что некоторые пожирают ее глазами. Она спокойно осматривает зал серыми глазами, выбирая себе достойного хозяина. Медный не стал бы с ней тягаться.

Начинается торг. «Хозяин», которого убедительно играет артистичный парень с ником Шкипер (ближайший помощник и соратник Медного), в вечной своей черно-желтой вязаной панамке на бритой голове, расхваливает свой товар, подскакивает то к одной, то к другой рабыне. Больше всего он терроризирует невозмутимую Лис и даже больно щиплет ее за грудь сквозь простыню, но та лишь кривит уголок чувственного рта. За Лис бьются Данила и Диман. Первому хочется, естественно, получить эту гордую царевну, хоть и виртуально, понарошку, в свое полное распоряжение, а второму – сыграть роль Спасителя: вызволить Лис из «грязных лап» Шкипера и Данилы. На краснеющую Соню имеют виды блондин Алексей и тихий очкарик Никита. Камиллу, которая явно переигрывает, хочет купить Иван, долговязый черноволосый парень, видно, из сочувствия, потому что это в его характере – всем помогать.

Аукцион идет бойко, живо. Данила, уже предложивший максимальную сумму, подходит к Лис. По правилам он как покупатель может сделать с ней все что угодно: разжать зубы, осмотреть рот (не старуху ли подсунул лукавый торговец?) или же пощупать грудь (черт его знает, какие там у этих рабынь внешние данные!). Не кота в мешке покупаем. Но Данила нависает над Лис и только неуверенно тычет пальцем куда-то в плечо. Лис ухмыляется, обнажив в улыбке крепкие белые зубы, – это действует, и Данила боязливо отступает. Но тут Диман, занявший у Ивана немного баллов, называет новую цену и тоже срывается с места в углу зальчика, чтобы осмотреть покупку. По движениям его маленьких рук видно, как он переживает за девушку: поправляет готовый сорваться с груди край простыни… И все. Раз, два, три! Диман победил. Данила скрипит зубами. Хозяин развязывает Лис и подводит к Диману. На глазах у всех Лис дарит Диману нежный поцелуй. Учитывая баскетбольный рост девушки и «метр с кепкой» ее спасителя, это выглядит комично, но трогательно.

Данила включается в борьбу за Соню. Та жалобно переводит взгляд в сторону Ивана: девушки понимают, что их чести ничего не угрожает, но они уже включились в игру, и Соне не хочется оказаться в объятиях огромного Данилы. Ну, ну, еще… Соня дрожит, и к ее ужасу с левой груди совсем спадает простыня. Народ сдержанно хихикает. Соня заливается краской. Видно, Иван делает мучительный выбор и… отдает все свои оставшиеся баллы за Соню. Подойдя к ней, он первым делом поправляет на ней «рубище». Соня розовеет снова – до кончиков пальцев босых ступней. Происходит обратная ситуация: долговязый Иван, ростом раза в полтора выше блондинки, склоняется над ней и целует ее целомудренно – в щеку. Даниле ничего не остается, как за бесценок приобрести Камиллу. Та, освободившись от пут, стягивающих ее запястья, с визгом вскакивает на руки Даниле, стискивая его, словно клещами, голыми загорелыми ногами. Тот, не ожидая подобного напора, покорно несет хохочущую, визжащую девчонку к своему мату.

Это последняя игра. Когда уже все привели себя в порядок, вернулись в обычные джинсы, рубашки или топики, расселись на матах и стали пить приготовленный Тятей-Тятей чай, Медный приступил к проведению «Симорон-часа».

– Вот мы и выбрали невест, – говорит он задумчиво, прохаживаясь между сидящими; в небольшом зальчике голос его слышен хорошо. – Вы, конечно, их покупали… Но за символические деньги. На самом деле не столько была важна цена, сколько сам процесс выбора… Так и в жизни: мы выбираем, нас выбирают. Процесс покупки – это просто акцентуация выбора, концентрация его. Задача первая: какой ритуал можно придумать, чтобы приманить того жениха, который вам нужен? Безошибочно.

Все начинают галдеть, предлагая разные варианты. Медный поднимает руку:

– Спокойно! Давайте без этого дешевого симоронизма: вылепить из теста фигуру мужичка и запечь его с десятирублевой монетой в духовке. Чтоб, мол, характером был сдобный, а кошельком – добрый. Это не катит. Ваши варианты?

– Если мы хотим, чтоб он был ДУШевный, – замечает Лис, вальяжно расположившаяся на матах: большие длинные ноги разбросала чуть ли не на полкомнатки, – то жениха надо выбирать под ДУШем.

– Маньяком будет. Стопудово! – комментирует Данила.

– Нет. Не обязательно. Вот у меня подруга с собой в ванную пупсика брала. Детского…

– И что?

– Она ребеночка хотела. И ребеночек появился.

– Через девять месяцев после того, как сантехник прокладки поменял! В душе!

– Да ну вас… все время вы о пошлом. Нет. Просто так. От любимого.

– Лис, конкретнее…

– А что – «конкретнее»? Есть такие шампуни детские, в виде мужика…

– Так прямо и мужика!

– Ну, человека мужского пола. Ручки, ножки… Так, Данила, молчать! В общем, вешаешь его на душ и… и говоришь: «Душа ты моя! Мыло взяла, мою тебя, приди – любя!» Вот. Само сочинилось.

– Ага. Маша мыла Раму…

– А что? Рама, между прочим, – один из богов. Появится – красивый, как молодой бог…

– Вечно молодой, вечно пьяный…

Из шутливой перебранки возникает сначала стих, потом ритуал. Пока участники обсуждали достоинства молодого и пьяного жениха и отдельно – старого, но трезвого, Камилла что-то писала в блокноте. Потом вскочила, потребовала тишины хлопками ладоней и продекламировала:

 
Три верблюда прикурили,
Три бобра к ним подкатили.
На телеге, пьяный в дым,
Развалился дед Кадим.
Бабка сеяла горох,
К ней притерся скоморох.
Жизнь ведь это балаган,
Никому теперь не дам.
Секс полезен для здоровья
Вместе с молоком коровьим.
Там пастух и две свинарки
Опрокинули по чарке,
Закатили пир горой —
Буду вечно молодой!
 

– Отлично! – похвалил Медный. – Про все сразу… и секс, и молоко, и дед – старый, и он же – молодой. Ну, у кого еще?

– У меня! – азартно сказала Камилла. – Все сразу – это реально. Про все сразу тоже есть… Вот!

 
У меня была квартира,
В ней хранилось много сыра.
Мышь прокралась под забор,
Зайцы вышли на дозор,
И Мазай в своей пироге
Вдруг явился на пороге.
Он покрасил двери в доме,
Пребывая явно в коме.
Даже если мир – больница,
Хвост распушит свет-девица,
Вместе с братом-молодцом
Найдут денег под крыльцом.
 

Ритуал решили затвердить такой: стоишь под душем, поешь; но стоять под душем нужно в том, в чем собираешься встретить жениха, хотя бы с точки зрения верхней одежды. Отдельные скептики возразили, что стоять в пальто под душем вредно, в основном для самого пальто. На что здравомыслящие ответили, что в химчистке, например, пальто и не так мордуют… главное – вовремя высушить. Сошлись на том, что сначала надо попробовать, а потом говорить.

Вот что вспоминал сейчас Медный, но так и не находил слов, чтобы изложить все это на бумаге кургузо-парадным слогом рекламного буклета. После семинара он получил неплохую Команду. Как это было назвать? Коммерческий успех? Чудо? Эффективность технологий?

Тятя-Тятя между тем закончила обуваться, расправила на полных икрах джинсы и сообщила, что во время семинара произошел прискорбный инцидент: у Данилы из кармана куртки пропала пятисотенная купюра. Данила, живший на широкую ногу, не особо этим опечалился, но Тятя-Тятя заметила и не преминула сейчас сообщить. Андрей встревожился.

– Одежда в этой комнатке висела… под замком! Тьфу, черт, только этого нам не хватало!

– А вы эту Веркусердючку не берите больше! – запальчиво взвилась Тятя-Тятя. – Ненрвитсяонамене… Ворватаяона, вот!

Речь шла о такой же долговязой, как и Лис, участнице семинара, которую взяли бесплатно: не хватало пары одному из участников. Шумливая, крутобедрая девчонка сначала очаровала всех своей непосредственностью, но потом выяснилось, что она жадна и глупа, а это были те качества, которые в их кругу не прощались. В итоге Вера исчезла на четыре часа раньше, отпросившись у Медного.

Стоя уже в дверях, Тятя-Тятя спохватилась. Достала что-то из кармана мужской клетчатой рубахи, подала Медному.

– Платоквазьму… Аэтоятоншла вуглу, вот! Оборонил ктота…

На ладонь Медному лег металлический жетон – неуклюжий, напоминавший шестиконечную звезду, сделанный, вероятно, из олова – судя по весу. На нем были грубо выдавлены две витиеватые буквы «Р» и «М». Медный подбросил жетон в руках.

– Что-тта? – подозрительно спросила Тятя-Тятя, блестя очками.

– Могендовид, наверно. Шестиконечная звезда. Только очень грубо сделанная, – рассеянно ответил Медный. – Ладно. Платок ты сама отдашь…

– Постираю.

– А это пусть лежит у меня в ящике.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю