Текст книги "Участковый. Назад в СССР (СИ)"

Автор книги: Игорь Подус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Ночью, произошло убийство в Ткацком переулке. Иван Петрович, вам это о чём-то говорит? Местные зачем-то вызывают оперативную группу нашего отдела.

В этот миг Горюнову захотелось выругаться трёхэтажным матом в голос. Это же надо было такому случиться. То, что он ожидал в течении девяти последних лет, произошло именно сегодня.

– Жертва, женщина? – спросил он у майора.

– Да.

– Место убийства, арка дома инженеров?

– Да.

– Убита около трёх ночи, холодным оружием. Десяток ударов в область печени. – Преемник кивнул, подтверждая информацию, и как-то по-другому посмотрел на Горюнова.

– Иван Петрович, значит, это снова объявился ваш серийник – не выдержав, проговорил уже бывший его заместитель, майор Зайцев. Затем он посмотрел на генерала и начал объяснять. – Шестое убийство, в одном и том же месте. Причём временной период от первого до последнего – сорок лет.

– Сорок три года – поправил Горюнов Зайца.

После этого преемник многозначительно посмотрел на генерала Макарова, и тот кивнул.

– Езжайте на адрес. Осмотрите там всё. Возьмите с собой нашего эксперта. Вернётесь, сразу доложите. После этого закончите все дела здесь. – Затем генерал повернулся к Горюнову. – И кстати у вас, подполковник, пока ещё идёт последний день службы. Так что приказываю выдвинуться вместе с группой в качестве консультанта. Горюнов, вам всё ясно?

Макаров даже тут хотел поддеть, но вместо этого увидел хищную улыбочку на лице Ивана Петровича и нервно сморщился, словно откусив от кислого лимона.

– Так точно, товарищи генерал. Выдвигаюсь на место преступления в качестве консультанта – сказал подполковник вслух, а про себя в этот момент он шептал совсем иные слова. – Да, суки, делайте со мной всё, что хотите, только не бросайте в терновый куст.

Глава 2
Переход

Как только Горюнов выбраться из здания на стоянку, ему первый раз за последние десять лет захотелось закурить. Патриот был намертво зажат машинами ДПС, так что ехать до знакомого с юности адреса пришлось с майором Иващенко. Иван Петрович совсем не удивился, когда подтвердилась версия о принадлежности новенького Гелендвагена его преемнику.

Разговаривать особо не хотелось. Прихватив Зайцева с экспертом, они всю дорогу ехали молча. Воспользовавшись этим, подполковник обдумывал ситуацию. И постепенно, пришёл к выводу, что генерал Макаров всё равно не дал бы ему довести дело до конца. Так что подобный уход со службы не такой уж плохой вариант. А маньяка он всё равно поймает.

В конце пути, Горюнов успокоился и начал показывать кратчайший путь по узким улочкам его родного микрорайона. Ведь именно здесь он родился и ходил в школу. Здесь с разницей в один год потерял мать и отца. Отсюда ушёл в армию и сюда вернулся служить в советскую милицию.

Дом инженеров, с ведущей во внутренний дворик аркой, он знал, как свои пять пальцев, ибо именно там убили мать.

Гелик вырулил в узкий проулок между бывшими общежитиями. Старые казармы продолжили свою жизнь и в двадцать первом веке. Общежития и коммуналки приватизировали. Затем их внутренности снова перепланировали, порезав на типовые квартиры. И только дом инженеров остался практически нетронутым.

Рядом с ним замерли несколько машин полиции и скорая помощь. При виде последней, из подсознания Горюнова полезли неприятные воспоминания о первом, неудачном дежурстве, проведённом в качестве милиционера стажёра.

Припарковавшись невдалеке, оперативная группа покинула гелик и направилась к арке. Тело молодой девушки лежало в глубине, примерно на том же самом месте, где раньше находили тела других жертв серийного убийцы.

Местные сыскари с экспертом-криминалистом давно закончили осмотр и ждала приезда представителей управления. Раньше подполковник часто навещал местный околоток и знал почти всех, кто там служил. Но те, кого он видел сейчас, были слишком молоды, так что знакомых среди них Горюнов не обнаружил.

Преемник сразу дал понять, кто здесь главный. Показал корочки и начал общаться с капитаном полиции. Похоже он и звонил полтора часа назад в кабинет. К замершему в сторонке Горюнову, подошёл молодой парень с включенным планшетом в руках.

– Иван Петрович, я местный эксперт-криминалист – обратился он к подполковнику, тем самым дав понять, что откуда-то его знает. – Как только мы прибыли сюда, я сразу поговорил со старшим группы, и дал ему ваш номер телефона.

– Откуда он у вас?

– Мой старый учитель, бывший судмедэксперт Артём Абрамович Кац, перед выходом на пенсию, рассказал об этом старом, таинственном деле. Так что я знаю много о так и непойманном серийном убийце. Кстати, про нашего неуловимого маньяка, в микрорайоне ходят настоящие городские легенды. А ещё учитель оставил номер, который нужно набрать, если в арке снова найдут труп.

– Артём Абрамович, как же, помню. Он один из тех, кто выдвигал самые невероятные версии и был склонен к фантастическим теориям. Верил в мистику и перемещение во времени и пространстве. – Горюнов вспомнил добрым словом старого судмедэксперта, так как именно с ним он множество раз вёл долгие беседы в предбаннике местного морга ещё в девяностые. В подсознании сразу появились картинки со стопками, наполненными неразбавленным медицинским спиртом.

– Да, мой учитель, он такой. До последнего своего дня утверждал, что мы чего-то не видим, а он это подсознательно чувствует. Впрочем, с первого зарегистрированного убийства в арке, до сегодняшнего дня прошло сорок три года. Это слишком большой срок для действующего серийного убийцы. После такого и правда можно поверить во всё что угодно.

Горюнов указал на жертву.

– Вы её уже осмотрели? Все ли детали совладают?

– Да. Судя по тому, что я знаю из записей и рассказов учителя, это стопроцентно идентичный прошлым эпизод – подтвердил эксперт.

– А ведь девять лет прошло. Я надеялся, что маньяк больше не появится.

Подойдя ближе, Горюнов поднял сигнальную ленту и вошёл под сень арки. И вновь, как и в прошлые разы, почувствовал неприятный сквозняк, будто идущий из кладбищенского склепа и пронизывающий тело буквально насквозь.

Странно это всё. Холодные мурашки пробегают по спине, но вместо озноба, со лба начинает капать пот. При этом немного повышаются давление и температура.

На Горюнова так накатывало каждый раз, когда он прибывал сюда, после обнаружения очередного трупа. Подполковник скидывал всё на нервы, ведь при посещении этого же места в другое время, подобные ощущения проявлялись редко. Вблизи других мест преступлений, на него накатывало всего два раза. А ещё Иван Николаевич знал: завтра у него будет болеть голова.

Быстро осмотрев тело, он не обнаружил ничего выбивающегося из привычной картины преступления, и принялся исследовать внутренности арки. Теперь стены покрывали паршивенькие граффити, практически скрывшие выцветшую краску. Створка древних ворот, когда-то давно закрывающих въезд во внутренний дворик, уже давно намертво приварена к массивным кольцам, торчавшим из стены.

Иван Николаевич в очередной раз удивился тому факту, что покрытая жестяным железом кованая решётка, украшенная вензелем первого хозяина комбината, так долго продержалась и её никто не додумался снять и увезти на приёмку металлолома.

Чтобы рассмотреть всё подробно, пришлось включить телефонный фонарик. Ведь несмотря на то, что переулок залит апрельским солнышком, внутри арки неестественно сумрачно. Горюнов вспомнил, как истекающий кровью старшина милиции указывал наверх и на решётку. Подполковник направил луч света выше, и ему показалось, что сгустившиеся тени расступаются на пару мгновений медленнее, чем должны.

Ну вот, разволновался сегодня, накрутил себя, и опять мерещится всякая хрень – проговорил про себя Иван Петрович и постарался выкинуть всякую мистическую пургу из головы. Подняв ленту, с другой стороны, он вошёл в квадратный дворик колодец. Сразу стало полегче дышаться.

Здесь ему тоже приходилось бывать множество раз, так что одного взгляда хватило, чтобы понять, за последние четыре года тут ничего не изменилось. Однако сейчас Ивана Петровича интересовали не минимальные изменения, а единственное окно небольшой кухни, находящееся на третьем этаже.

Особо не надеясь, увидеть того, кого не раз видел раньше, Горюнов взглянул на закрытое окно и обнаружил за стеклом белёсое лицо старика. Выходит, что его прежний свидетель до сих пор жив.

А ведь Антону Львовичу Воронцову уже далеко за семьдесят. Бывший военный медик. Инвалид. Ветеран афганской войны. А раз он по-прежнему здесь, то у убийства наверняка появится главный свидетель.

Поприветствовав старика взмахом руки, Иван Петрович заметил ответный кивок и повернулся к эксперту, который ходил за ним по пятам.

– А местные опера поквартирный обход уже сделали? – поинтересовался он тихо, не собираясь отвлекать внимание своего преемника, продолжавшего беседовать с полицейскими.

– Да, сразу, как только прибыли на место, они пробежались по подъездам. Только как-то ребятки подозрительно быстро управились. Говорят, никто ничего не видел.

– Ясно – буркнул Горюнов и выругался про себя.

Короче, раздолбаи. Наверняка весь обход квартир занял минут пятнадцать, не больше. Спросили только у тех, кто открыл дверь, и на этом успокоились. Кстати, знакомого ему местного участкового, среди полицейских, Горюнов не обнаружил.

Развернувшись на месте, Иван Петрович подошёл к нужному подъезду и по памяти нажал три цифры на древнем домофоне. Магнитный замок послушно щёлкнул. После этого подполковник проник внутрь и стремительно поднялся на третий этаж. Затем постучал в деревянную дверь, ибо знал: звонок в квартире ветерана, скорее всего, не работает.

– Иван, входи. Там открыто.

Услышав приглашение, Горюнов распахнул скрипучую створку и войдя, прикрыл её за собой. Затем прошёл по длиннющему коридору, попав внутрь крохотной кухоньки.

– Антон Львович, здравствуй. Ну как ты тут поживаешь? – спросил подполковник, у свидетеля двух прошлых убийств.

Седой старик сидел на инвалидной коляске и с укором смотрел на него.

– Как видишь, пока жив.

После этого Горюнову стало неудобно. Четыре года назад он заезжал в переулок самый последний раз, после того как нанятая им охранная фирма, в очередной раз, устанавливала камеру наружного наблюдения, на соседнюю общагу. Но тогда он к старику зайти не решился. Побоялся не найти его в живых. А Львович, оказывается, жив и выглядит почти так же, как в те времена, когда они первый раз встретились.

– Антон Львович, скажи, неужели ты в третий раз всё видел? – спросил Горюнов, уже предполагая каков будет ответ. После этого он подошёл к закрытому окну и посмотрел на отлично просматриваемую арку.

– Ну ты же знаешь Иван. Мне по ночам не особо спится. Так что да. Я всё видел в подробностях, уже в третий раз подряд.

– Значит, всё повторилось. Антон Львович, может, заметил какие-нибудь различия?

– Когда девушка вошла со стороны переулка, на часах было без пяти минут три часа ночи. Она остановилась в арке, будто кого-то поджидая. Её нагнал мужчина в светлом плаще и шляпе. Они обнялись и поцеловались. А затем в его левой руке сверкнул клинок. Он ударил жертву не менее десяти раз в правый бок. Она хотела закричать, но он зажал её рот ладонь и держал до тех пор, пока жертва не прекратила биться в агонии. А едва она затихла, убийца опустил на асфальт тело и сразу ушёл.

– Значит, третий раз одно и то же.

– Да. Первый, в две тысячи первом. Второй в пятнадцатом и вот сегодня опять «двадцать пять». Иван, мне иногда кажется, что я проклят и обязан всё это видеть до самой смерти – печально проговорил старик.

– Первое появление нашего серийника состоялось в восемьдесят первом – напомнил Горюнов о эпизоде насильственной смерти собственной матери. В момент второго своего появления, маньяк после принесения жертвы, вынужденно убил старшину Харченко. Всего было пять эпизодов, на одном и том же месте, за сорок три года. Возникает вопрос: не долговат ли стаж у нашего серийника. Да ему сейчас, даже по самым скромным подсчётам, больше шестидесяти.

– Вполне возможно, он мой ровесник – предположил старик.

Горюнов кивнул.

– Антон Львович, а почему ты сразу мне не позвонил? Или номерок потерял?

– Да, я бы позвонил, но месяц назад какой-то пьяница телефонный провод в подъезде с корнем вырвал. Иван, ты не думай, после убийства я стучал соседям по площадки в двери. Но одна семья недавно переехала жить в центр. А у Кузьмича суточное дежурство в охране, на проходной комбинат.

– А местные опера? Почему ты им не рассказал об увиденном?

– Так, они меня и не спрашивали. Слышал, как один вниз по лестнице бежал. Наверное, на кнопку звонка жал, но ты же знаешь, он у меня уже лет десять, как не работает. А пока я до двери добирался и открывал, его и след простыл. А ещё я махал милиционерам в окно, но они будто специально меня не замечали.

– Раздолбаи! – вырвалось гневное у подполковника.

– Вот, вот. Меня старика, уже давно никто не замечает. Будто и нет уже древнего ветерана на свете. Родня заезжает, но редко. Внучатые племяннички всё ждут, когда я представлюсь и освобожу жилплощадь. Даже ты, Иван, в последний раз заходил шесть лет назад, когда первый раз на бывшую казарму камеру наблюдения вешал.

Старик пристыдил Горюнова, и было за что. Одно время он навещал главного свидетеля каждый год. Подолгу вёл беседы. Но после того как три раза пытался установить камеру и все три раза её уничтожали местные вандалы, заходить перестал. Теперь чувствовал себя виноватым.

– Извини, Антон Львович, дел было много – попытался оправдаться Горюнов.

– Иван, всё понимаю, у тебя служба тяжкая. Ты меня прости за старческое брюзжание.

– Антон Львович, а это точно был наш душегубец? – спросил Горюнов, съезжая с неудобной темы.

– Да. Все движения выверены и повторяются, в точности как в первый и второй раз. К тому же он левша. Да и те части лица, что я рассмотрел, их не спутаешь. Массивный подбородок. Большие глаза. Это точно он.

– Так он у нас что, совсем не стареет?

– Иван, убийца точно стареет, но, видимо, от природы неимоверно крепок, и это внешне незаметно. Я много думал об этом и недавно понял, он наверняка бывший профессиональный спортсмен – предположил инвалид и подкатил коляску поближе к окну. – Я думаю, даже несмотря на преклонный возраст, это убийство у него далеко не последнее. Одно непонятно: зачем он выдерживает такие большие интервалы и убивает именно здесь?

О том, что маньяк спортсмен, Горюнов догадался уже давно. Скорее всего, силовая гимнастика или тяжёлая атлетика. А может и всё вместе. Старшина Харченко тогда остался не просто так в одиночку. Он всю жизнь занимался вольной борьбой и был в себе уверен. Однако маньяк с ним справился, и даже пистолет опытному милиционеру не помог.

Но дольше всего подполковника терзала загадка больших временных интервалов между убийствами. Ведь терпеть по восемь-десять лет серийные убийцы обычно не в состоянии. Он долго шёл к разрешению этой загадки и около трёх лет назад обнаружил первую зацепку.

– По вопросу больших перерывов, у меня, кажется, наметился прогресс – неожиданно для самого себя признался Горюнов, решив сообщить старику хоть что-то. Вообще, это было не в его правилах, но старый свидетель заслужил узнать о подвижке в расследовании.

– Антон Львович, у меня и раньше были подозрения насчёт чересчур длительных периодов затишья. Ведь маньяку не под силу терпеть так долго. Забирать одну жертву и ложиться на дно на десяток лет – это как-то неправильно. Но недавно я, наконец, нашёл то, чего мы не замечали. Пока не могу доказать, но некоторые неоспоримые факты указывают, что у нашего серийника подобных мест для убийств несколько. Я уже сейчас обнаружил три из них. А совсем скоро, я найду реальные доказательства и подтвержу фактами своей теории.

– Выходит убив здесь, он продолжает собирать жатву в других местах. А потом, когда подходит черёд, маньяк возвращается. Но зачем ему это нужно? – спросил старик и снова выглянул в окно.

– Скорее всего он осуществляет некий извращённый ритуал. Возможно, считает себя миссией, очищающим общество от определённого типа людей. Ведь не зря по большей части погибают особы женского пола, имеющие склонность к творчеству. Кто-то сочинял музыку и пел, другие танцевали, писали стихи или картины. Ничего, скоро я всё выясню – пообещал подполковник и в этот момент услышал, как за спиной скрипнула входная дверь.

– Опять сквозняк разгулялся – проговорил старик, и в этот момент Горюнов почувствовал, что сзади приближается опасность.

Рука метнулась к поясу, но пальцы нащупали лишь пустую кобуру. Оружия он сегодня так и не получил. А уже через мгновение, что-то неимоверно острое пробило пиджак с правого бока. Клинок ушёл под рёбра и пробил печень.

Подполковник хотел обернуться, чтобы вмазать гаду в челюсть хотя бы разок, но шею обхватила неимоверно сильная рука. При этом клинок продолжал бить с безумной скоростью раз за разом, практически в одно и то же место, работая, словно игла швейной машинки.

И в тот момент, когда Горюнов понял, что точно умрёт, на оконное стекло лёг блик апрельского солнышка, показав отражение убийцы. Это позволило увидеть рукав плаща, шляпу, а самое главное – подполковник смог запечатлеть смутно знакомое лицо, никак не соответствующее представлению о возрасте маньяка.

Большие глаза, каменный подбородок. Но главное, на вид ему можно было дать не больше тридцати лет, да и то с натяжкой.

– Зачем ты это делаешь? – прохрипел Горюнов, желая перед смертью только одного: хоть что-то дополнительно узнать.

– Ничего личного, Иван Петрович. Это нужно делать для нашего выживания – неожиданно признался убийца. – А теперь уходи побыстрее, подполковник. А то ты и так слишком много узнал.

Жизнь стремительно улетучивалась из тела Горюнова, так что уже через несколько секунд липкая тьма начала сужать сферу обзора. Сначала превратив её в моргающую точку, а потом полностью погасив свет.

Глава 3
На другой стороне

На другой стороне не было ничего. Не пресловутого туннеля, ни света, идущего от райских ворот. Да я бы сейчас и все круги ада не против был увидеть. Вокруг царствовала одна непроглядная тьма, окутывающая последние мысли человека. Видимо это и удерживало на плаву остатки подсознания. А затем и этот мизер начал медленно расщепляться, истлевая под воздействием всепоглощающей пустоты.

Таким образом, я и исчез, но до самого последнего мгновения собственного осознания, продолжало жить непоколебимое желание докопаться до сути и разгадать все загадки. А их в последние секунды жизни, значительно прибавилось.

* * *

Очнулся я неожиданно, от весьма знакомого навязчивого дребезжания. Повторяющийся протяжный звук телефонного звонка, буквально вырвал из липкой тьмы и заставил почувствовать неимоверно сильную головную боль.

Сознание не могло сфокусироваться ни на одной из появившихся мыслей, но повторяющуюся трель стационарного аппарата я всё-таки опознал. А ещё ощутил запах спирта, бьющий в сопящий нос.

Неужели я каким-то чудом выжил и теперь в больнице? Но что тогда за древний телефон разрывается где-то невдалеке? Подобного раритета в реанимации точно не должно водиться. А ещё поза, в которой находится тело? Лежать на животе, притом на твёрдой поверхности? Это какой-то новый метод лечения смертельно раненых пациентов. И почему так невыносимо воняет спиртягой?

Почувствовав подступившую тошноту, я инстинктивно попытался перевернуться, но вместо этого дёрнул головой и ударился лбом о что-то жёсткое. После этого стон вырвался из пересохшей глотки. И в тот же миг я наконец-то ощутил тело. Если честно, меня порадовало, само его присутствие. Правда, по какой-то причине конечности совершенно не слушаются команд.

Да что за чертовщина? Возможно, я выжил, но теперь частично парализован? И теперь лежу в больничной палате и видимо свалился с койки? А похожие на телефонные трели звуки, это какая-то допотопная система оповещения, трезвонящая персоналу медучреждения о проблемах с пациентом. Но почему тогда ко мне никто не спешит на помощь?

Вопросы и предположения начали клубиться в голове, оживляя заторможенное сознание. В процессе я несколько раз отрубался от накатывающих волн бессилия, но потом снова приходил в себя. В один из таких приходов почувствовал, что набрался сил. После этого смог перевернуться набок.

Открыл глаза и первое, что увидел, был прикрывавший стену, советский гобелен, с охотниками на привале. А ещё я узнал стоявший под ним кожаный диван и сразу понял, где нахожусь.

Такой потёртый диван остался в двухкомнатной квартире, доставшейся мне по наследству от брата матери, дяди Саши. Я заселился сюда после армии и прожил восемнадцать лет. Продал квартиру в две тысячи восьмом. Отдал вместе с мебелью и выцветшим гобеленом. Из-за этого даже пришлось скинуть три сотни долларов от оговорённой цены, на вывоз старой рухляди.

Неужели новые владельцы так и не выкинули это всё на свалку? И, собственно, как я чёрт возьми вообще тут оказался?

Новая партия безответных вопросов заставила оглядеться, и, хотя зрение по-прежнему троилось, я смог рассмотреть антураж зальной комнаты, в свете вечернего солнышка. Его лучи пробивались сквозь занавески и судя по тому как они ложились на стены, светило клонилось к закату.

Кстати, занавески с подсолнухами были теми самыми, оставшимися от дяди Саши. А вот это странно, ведь я точно помнил, что давно поменял их, как и четырёхъярусную люстру, с кучей вечно теряющихся пластмассовых висюлек. Сейчас же она снова была подвешена под потолком.

Неужели новые хозяева всё это достали с антресолей и снова развесили? Но тогда возникает разумный вопрос: на хрен им это нужно?

В этот момент я окончательно убедился, что мне это всё не чудится и я точно жив. Правда, чувствовал себя так, словно целую неделю беспробудно бухал.

А может, я и правда устроил запой? Развязался после последнего дня службы в органах. Напился до чёртиков и по старой привычке завалился в свою бывшую квартиру. Кстати, если новые хозяева, за столько лет, так и не сменили замки, то я точно знаю, где именно в электрическом щитке спрятаны запасные ключи.

Выходит, произошедшее в квартире Антона Львовича, мне просто спьяну приводилось. Тогда возникает разумный вопрос: где именно заканчиваются реальные воспоминания и начинаются пьяные бредни. Была ли новая жертва серийного убийцы, найдена на старом месте? Или мой последний день службы закончился в отделе?

Сумев кое-как всё себе объяснить, я ощупал правый бок и не обнаружил ран от заточки. Если честно, то после этого стало полегче. Через пару минут я смог сесть, привалившись спиной к старому дивану.

В результате появилась возможность изучить журнальный столик, о ножку которого я в самом начале ударился лбом. То, что стояло на нём и валялось рядом на паркетном полу, подтвердило мою теорию о грандиозной пьянке.

Несколько пустых бутылок из-под столичной и пшеничной водки. Грубо вскрытая банка бычков в томате, разумеется превращённая в пепельницу. Частично порезанная ломтями буханка чёрного хлеба с остатками вареной колбасы. А рядом с балконной дверью заняла позицию целая батарея разнокалиберных бутылок, среди которых половина из-под пива и дешёвого портвейна.

Выбор недорогого пойла удивил. Перед тем как окончательно завязать с алкоголем в две тысячи десятом году, я предпочитал пить либо нормальный коньяк, либо вискарь.

Но больше всего меня удивил чёрно-белый телевизор «Рекорд В-312», стоявший на своём прежнем месте. Я же на этой тумбочке, оставлял новым владельцам практически новый цветной телевизор.

А зачем они старый телевизор дяди Саши, вместе со стабилизатором, из подвала притащили? Кроме этого, они нашли где-то родную крутилку, переключающую каналы, которую в момент моего вселения в квартиру, заменяли плоскогубцы.

А это то новым владельцам нахрена? Может, они собиратели древних раритетов времён СССР? Пару раз я читал о подобных гражданах. Они коллекционируют старую советскую электронику, разные электроприборы и даже ёлочные и детские игрушки. Бережно хранят советские паспорта, различные документы, подшивки газет и журналов.

Как ни странно, но вид этого всего навивал приятные воспоминания. А может, я тоже из тайных любителей всего советского? – спросил я себя и ещё раз осмотрев стол, где на развёрнутой газете, «Правда», стоял одинокий гранёный стакан и засыхали остатки закуски. В глаза бросилась этикетка старого дизайна, наклеенная на бутылку.

Пшеничная водка. Сорок градусов. «Сделано в СССР». А рядом проставлена точная цена – «шесть рублей, двадцать копеек».

Сразу повеяло временами пятилеток и Госплана.

Между тем телефон в коридоре продолжал надрываться, терзая мои уши и издеваясь над заторможенными мозгами.

Да кто там так упорно названивает?

С трудом поднявшись на подгибающиеся ноги, я направился в коридор, при этом держась за стеночку. И в очередной раз удивился, обнаружив бумажные советские обои, на месте лично поклеенных виниловых.

Неужели они и обои отодрали?

Задав себе очередной безответный вопрос, я, наконец, добрался до полочки с телефоном и взял трубку.

– У аппарата.

Голос показался чересчур хриплым и совсем не моим.

– Саня, ну до тебя не дозвониться. Твоя Маринка сказала, что весь вечер, ночью и утром набирала, пока не ушла в школу. Потом моя Валюша эстафету приняла и пыталась до любимого братца из поликлиники дозвониться. Ты чего олух царя небесного, трубку не берёшь? Опять водку пьянствуешь в одно лицо? Ты же перед отпуском мне клятвенно обещал завязать. Скажи, на хрен я тебе путёвку в ведомственный профилакторий выбивал? Ты думаешь, я не знаю, что ты пять дня назад оттуда сбежал? Запомни, Саня, если ты в понедельник на службу не явишься или припрёшься с перегаром, то я тебя больше прикрывать не стану. А если и дальше не успокоишься, то лично напишу на тебя рапорт начальнику милиции. Хватит уже нашу семью позорить. Чего молчишь остолоп? Ты всё понял?

Я молчал не потому, что это всё для меня было какой-то непонятной тарабарщиной. Я молчал потому, что тот, кто это всё мне эмоционально выговаривал, делал это голосом моего родного бати, трагически погибшего в восьмидесятом году, во время погони за особо опасным преступником-рецидивистом.

– Это что, такой тупой розыгрыш? Или развод на бабки? – спросил я, смутно знакомым, но всё равно не своим голосом. – Я знаю, сейчас ты скажешь, что майор ФСБ или представитель службы безопасности сбербанка. А может тебе сразу три цифры с оборотной стороны моей карточки продиктовать?

Несмотря на ужасное состояние гудящей головы, я почувствовал, что реально разозлился. Захотелось позвонить куда надо и сделать так, чтобы разводилу, сумевшего подделать голос отца, нашли и наказали обученные этому люди.

– Саня, ты что несёшь? Какое Ф, З, Б, какой сбербанк? Какие фотокарточки с цифрами? Неужели ты допился до белочки? Будешь и дальше так себя вести, Маринка к тебе точно никогда не вернётся. Слушай сюда сволота подмосковная. Я, как только завтра вечером сменюсь, сразу наведаюсь к тебе. Буду приводить тебя в чувства народными методами. Саня, сукин сын, ты всё понял⁈

Несмотря на весь мой настрой и поднимавшуюся злость, как только зазвучал голос отца, я инстинктивно не смог ему перечить. А потому молчал до тех пор, пока говоривший не закончил угрожать и не повесил трубку.

После этого из кряхтящего динамика раздались короткие гудки, а я чтобы меня больше не донимали, выдернул телефонный штекер из розетки.

– Всё, Иван Петрович, хватит заниматься хернёй, пора валить отсюда, пока про моё присутствие в чужой квартире не узнали владельцы и не вызвали проблемы на мою больную голову – приказал я себе.

К этому моменту за окнами начало смеркаться. В прихожей стало совсем темно. Щёлкнув выключателем, я осмотрел вешалку и не обнаружил там своих вещей. Зато вместо них висел милицейский плащ и китель с погонами лейтенанта советского образца, болоньевая куртка и спортивная олимпийка общества «Спартак». Милицейская фуражка на крючке, яловые сапоги и нехитрая обувь, выстроенная рядком на паласе, всему этому строго соответствовали. По всей видимости всё это новые хозяева тоже извлекли с антресолей.

– Да, мля! Что тут собственно, происходит⁈ – спросил я эмоционально и грубо выругался трёхэтажным. Затем повернулся к висящему на стене зеркалу и замер на месте, ибо увидел в нём весьма помятое, молодое лицо родного брата моей матери.

– Дядя Саша?

Отвернувшись, я потряс головой, затем выключил и снова включил свет. Примитивный магический ритуал не сработал, и в зеркале снова появилось нахмуренное лицо тридцатилетнего, атлетически сложенного мужчины.

Да мля! Как это⁈ Да такого ведь не бывает! Может, я и правда в свои пятьдесят четыре пил не просыхая месяц и допился до глюков?

Количество адреналина в крови резко повысилось. Сердце яростно заколотилось. Участилось дыхание. Всё это заставило отступить алкогольную интоксикацию. Мозги зашевелились шустрее.

Скинув растянутую футболку, я прощупал себя с ног до головы и обнаружил довольно таки развитую мускулатуру. Сразу вспомнил, что родной дядька, до того, как спился, играл в любительской сборной микрорайона, в футбол и хоккей. А ещё он занимался боевым самбо.

На животе выделялись кубики пресса. На плече виднелась ВДВшная наколка с парашютом и с семьдесят вторым годом дембеля. Именно такую я не раз видел, будучи ещё пацаном, на плече реального дяди Саши.

Всё ещё не понимая, что происходит, я пробежался по двухкомнатной квартире, заглядывая в шкафы и на полки. При этом не обнаружилось ни одной современной вещи. Но зато нашлась целая куча предметов советского быта.

Особо удивили многочисленные стопки пластинок. Причём не только фирмы «Мелодия», но и западных исполнителей. Имелась целая полка, забитая плёночными бобинами. Большая радио магнитола на ножках «Фиалка-2» и проигрыватель пластинок «Электроника Б1−01». А ведь эти все богатства, мне по наследству точно не доставались.

Голова кружилась, а я носился из угла в угол, периодически обнаруживая что-то новое или давно забытое. В выдвижном ящике стола нашлись серебряный портсигар с гербом СССР и армейский нож стропорез. За стеклом небольшого буфета, словно большая ценность, хранилась пачка Мальборо и зажигалка Зиппо. В платяном шкафу, обнаружилась тульская курковая двустволка двенадцатого калибра, патронташ с латунными патронами и целый чемодан с гильзами и причиндалами для кустарного сбора боеприпасов.

Удивила куча висящих галстуков. Некоторые цветастые, похожие на лопату, другие тоньше и попроще. Там же обнаружились женские зимние вещи и даже платья. Одно из них я сразу узнал, так как именно в нём видел бывшую жену дяди Саши в школе.