Текст книги "КамТугеза (СИ)"

Автор книги: Игорь Озеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– Мне жена, когда уходила, сказала что‑то подобное. Так может она была права? Может не стоит запираться в хрустальном дворце своих фантазий? Может надо жить только для себя и близких? Делать то, что можно продать, а не то, что никому не нужно.

– Про жену – ты прав, – согласился Томас и еще раз наполнил стаканы. – Иногда мне кажется, что женщин специально обрабатывают в инстаграмах и фейсбуках всякие маркетологи, а они потом нас накручивают, чтобы мы вкалывали, брали кредиты и покупали ненужную хрень, обогащая всяких жуликов.

– А они потом к этим обогащенным жуликам от нас и уходят, –  засмеялся Родион. – Вот это система нового рабовладения, только вместо морковки красивая ... – Родион остановился на полуслове, забыв, о чем говорил: в этот момент из арки подворотни вышла худенькая невысокая девушка и направилась к ним.

– Забыл тебя предупредить. Это Катя, – радостно улыбаясь, представил девушку Томас. – Мы на днях познакомились. Катя, это мой друг Родион.

Глава 7

Девушка подошла и, потянувшись на носках, быстро поцеловала Томаса в щеку. Родион сразу заметил, что под черной майкой без рукавов ничто больше не сдерживает ее красивую высокую грудь. В одной руке у нее была зеленая рубашка, другую она держала в кармане светлых брюк. Русые волосы спереди были убраны под бейсболку, а сзади заплетены в короткую косичку. Несколько мгновений ее насмешливые глаза с любопытством смотрели на Родиона, а потом медленно спрятались в тень козырька.

 Она внимательно осмотрелась вокруг и, остановив взгляд на том, что осталось от рыбы, печально улыбаясь, сказала:

– Вот когда по‑настоящему понимаешь, что на свидание надо приходить вовремя.

В эту секунду в голове у Родиона проснулись и сработали крохотные датчики, отвечающие за распознание «свой‑чужой», которые до этого спокойно дремали где‑то за гипофизом. Сделав заключение по никому неизвестным параметрам, что Катя не просто красивая девушка, а совместима с их владельцем на сто процентов, эти датчики отправили по нейронным цепочкам нужные сигналы и гипоталамус выпустил в кору головного мозга облачко дофамина, от которого Родион почувствовал легкое, очень приятное расслабляющее наркотическое опьянение. Проще говоря, произошла любовь с первого взгляда. И похожие процессы произошли в голове у Кати. А может, все было гораздо проще: в небесной канцелярии кто‑то покрутил ручку огромного трескучего арифмометра и их имена сошлись в одной строке.

Судьба-пересмешница чаще всего такие подарки делает не вовремя, поэтому люди боятся ими воспользоваться, и испугано делают вид, что это какая‑то ошибка. Любовь – чувство нерациональное. И всегда отступает если к ней подойти серьезно и с трезвым расчетом.

Катя опять посмотрела на Родиона. Ему показалось, что в ее взгляде был вопрос: «Ну и как я по твоей шкале?» По шкале Родиона девушка была на пять с плюсом. И, конечно, она это почувствовала.

Ей было лет двадцать пять. Чуть вздернутые вверх, по‑детски пухлые губы, делали лицо капризным, но только до того момента, пока она не начинала улыбаться. Когда она улыбалась, то чуть прищуривалась и в светлых зеленых глазах появлялась искренняя заинтересованность и доброжелательность. Когда красивая девушка так смотрит на тебя – хочется сделать невозможное.

Поэтому каждому из приятелей, уже разогретых вином, захотелось показать себя с лучшей стороны. А девушка, видимо привыкшая к таким турнирам, села на лавочку, всем видом демонстрируя свою готовность быть объективным арбитром.

Третьего стакана не было, и Томас согласился пить из горлышка.

– Из бутылки гораздо вкуснее, – сказал он. – Так, что ты говоришь используют вместо морковки? – Томас, усмехаясь, обратился к Родиону, возвращаясь к прерванному разговору.

– Основной инстинкт вместо морковки. Во все времена это лучший стимул, чтобы заставить мужика что‑то делать. Без Лауры не было Петрарки, без Беатриче Данте был бы обычным мелким чиновником.

– Что‑то я не вижу вокруг ни Данте, ни Петрарки: основной инстинкт пропал?

– Сейчас все упростилось: не нужно писать сонеты или Божественную комедию. Сейчас для завоевания женщины нужны лишь деньги и совсем не важно, как ты их заработал, – опять вспомнил слова своей бывшей жены Родион. – Все вернулось к тому, с чего начиналось миллион лет назад: есть у тебя кусок мамонта – ты имеешь право на воспроизводство, а нет, то ты лишний в эволюционном развитии и твои гены должны быть стерты, – сказал Родион.

– Вот как?! В вечном споре лавочников и поэтов ты начал примерять фартук мясника? Чувствуется романовское влияние,  – Томасу не хотелось обидеть Родиона, но из‑за присутствия Кати этот спор для него стал принципиальным. – То есть цивилизационный круг замкнулся, и мы вернулись к пещерным ценностям?

– А может, вся цивилизация с ее культурой была пустой болтовней, чтобы человек мог потешить свое тщеславие и гордыню. А чуть подует ветер, и все эти пресловутые ценности рассыпаются, как домик на песке. Может человеку вообще все это несвойственно?

– Это ты о чем? О Нагорной проповеди? Не убей, не укради – это несвойственно?

– Не знаю. Все это красиво звучит, но вот только никак не приживается.

Томас растерялся и не мог найти хорошего ответа.

– А ты как думаешь? – спросил он у Кати, надеясь найти в ней союзника.

Катя, что-то рисовавшая длинной веткой на земле, казалось, не хотела отвлекаться от своего дела и своих мыслей, поэтому долго не отвечала.

– Представляете, один солнечный луч летит миллионы километров, чтобы попасть на липовый лист и помочь ему вырабатывать кислород, без которого бы на Земле ничего не было. То есть ничего живого: ни нас, ни вот этой травы, ни голубого неба – ничего бы не было. Только камни. А другой луч чуть промахнулся, пролетел мимо и попал на серый асфальт. Вот и получается, что эти миллионы километров по бесконечному пустому космосу он летел зря.

– Ты это сейчас нам говорила? Я что‑то не все понял,– сказал Томас шутливо.

– Вечно вам, мужчинам, надо все разжевать, – Катя перевернула козырек бейсболки назад и, мягко улыбнувшись, пояснила. – Смысл жизни женщины не стать таким лучом, а значит нарожать кучу детей.

– То есть цель женщин может быть только одна: воспроизводство себе подобных? – переспросил Томас.

– А что в этом плохого? – Катя посмотрела на него, как будто слышала то, о чем они говорили до ее прихода. – Это мужчины любят бегать из угла в угол, схватившись за голову и причитать: «Быть или не быть». Что чаще всего означает: «Кого мне выбрать на диване к пиву: Реал Мадрид или Спартак Москва». А для женщины все ясно почти с рождения.

– Ну кому‑то же надо решать эти важные вопросы, – рассмеялся Родион. – А ведь еще надо разобраться, как нам заселить Марс и Луну, сделать эликсир вечной жизни, построить город‑солнце, вернуть полигамные браки. Кто, как не мужчины, могут ответить на эти вызовы?

Катя, по‑прежнему улыбаясь, посмотрела на Родиона долгим взглядом и ответила:

– А мне кажется женщины просто смелее. Мужчины так ценят свою жизнь, так боятся проиграть и прожить ее зря, что постоянно пытаются засунуть в нее хоть какой‑нибудь смысл. А женщина этого не боится. Она знает свое предназначение. Женщина продолжает жить в своих детях и поэтому живет вечно. У нее одна проблема: не ошибиться в выборе.

– Наконец-то мы узнаем эти самые правила женского выбора из первых рук, – воскликнул Томас. – Только у нас вино кончилось. Здесь за углом есть замечательный магазинчик. Я оставлю вас буквально на минуту для пополнения запасов.

Он вышел из двора, свернул к реке, вспоминая, где тот магазин, про который сам говорил. Томас был очень деликатным и стеснительным человеком. Он, конечно, заметил, что между Катей и Родионом что‑то произошло. «Зачем я их познакомил? А что бы изменилось? Если у человека есть сомнения, они когда‑нибудь все равно дадут о себе знать. Ну не сегодня, так завтра. Да еще я сам затеял этот глупый разговор. Может Родион и прав: если ты решил всю жизнь заниматься тем, что никогда не принесет тебе больших денег, то и не стоит заводить семью. Сиди тихо в своем подвальчике. Делай свое дело, а там... Ведь семья ‒ это дети, а дети – это деньги. А денег нет и, скорее всего, не будет. Вот тебе и быть или не быть».

С такими мыслями он дошел до магазина. У входа увидел двух казаков. Томас уже привык встречать в Москве людей, которые непонятно зачем, одевались в казачью форму и вешали на грудь какие‑то значки и медали. На этот раз он обратил внимание на нелепые в такую жару начищенные до блеска высокие кожаные сапоги и заправленные в них черные шаровары с широченными малиновыми лампасами. Томас вспомнил старый фильм «Кин‑дза‑дза» улыбнулся и пошутил:

– Малиновые штаны! Два раза «ку!»

Казаки, скорее всего, не смотрели фильм. Поэтому, не зная как отнестись к словам Томаса, как и всякие неуверенные в себе люди, на всякий случай решили ответить хамством:

– Вали, гнида, отсюда, пока тебя нагайкой по спине не погнали.

Томас заметил в руках одного из них какую‑то плетку и спокойно посоветовал:

– Ты бы парень здесь с этим поосторожнее. Магазин винный – люди нервные.

– Тебя забыл спросить, пьянь волосатая. Сказал, вали отсюда, – казак оттолкнул Томаса и замахнулся нагайкой.

Наверное, этот момент имел в виду Родион, когда говорил, что иногда вся культура исчезает под порывом ветра. В данном случае, вместо ветра была испанская кровь Томаса, которая за какие‑то доли секунды закипела у него в голове и казак, даже не успев понять что случилось, уже лежал без сознания на асфальте у самого входа в магазин. Его приятель не стал искушать судьбу и, отбежав метров двадцать, стал звонить кому то по телефону.

Глава 8

Томас ушел в магазин, а между Катей и Родионом появилось неловкое чувство, когда мысли уже ушли далеко, а слова еще не сказаны.

«Наверное, мои просьбы куда‑то все‑таки дошли... – подумала Катя. – Только вот... Как бы мне не пришлось скучать по своей спокойной жизни».

До этого дня каждое Катино утро начиналось с телефонного звонка мамы. Соседи по комнате в институтском общежитие уже не заводили будильник, зная, что в семь тридцать запоет Селин Дион «Every night in my dreams» с грустью рассказывая, что каждую ночь она видит любимого, который так далеко, что даже непонятно есть ли он вообще. И каждый раз, заверив маму, что у нее все замечательно, что она хорошо кушает и сильно скучает по дому, Катя понимала, что самое страшное, что может произойти, это ее возвращение в родной поселок и работа преподавателем истории в родной  школе. Такие мысли взбадривали по утрам лучше любой зарядки и холодного душа.

Жизнь ее матери была для нее примером того, что не надо делать, чтобы в старости не остаться у разбитого корыта. Вместо того, чтобы воспользоваться красотой, которой наградила маму природа, и найти достойного мужчину, она влюбилась в шестнадцать лет в местного мачо: красавца и бабника Сашку Соколова. Свадьбу сыграли, не дождавшись восемнадцатилетия, а спустя пять месяцев родилась Катя. Но через год отца зарубил топором ревнивый сосед, застав его со своей женой. А еще через год мама опять вышла замуж, теперь уже, как она считала, по расчету. У отчима была черная помятая BMW, продуктовая палатка на проходящей через поселок трассе и двое детей от первого брака. Катя запомнила его всегда потным, жадным и пьяным. Родившийся братик был болезненным и вскоре умер. Дядя Петя обвинил в этом маму и в итоге вернулся к своей первой жене. Больше мама замуж не выходила, решив посвятить себя дочке.

Окруженная  навязчивой и совершенно бесполезной заботой, Катя терпеливо выслушивала мамины советы, хотя уже к четырнадцати годам  была уверена, что разбирается в жизни гораздо лучше мамы. Мама мечтала встретить старость в большом красном кирпичном доме, воспитывая двух внуков. Для этого, планировала она, дочка должна получить хорошее образование, стать учителем в их поселке, выйти замуж за порядочного мужчину, с которым они родят ей двух внуков.

Маленький зеленый дом, в котором они жили сейчас, построил перед самой войной еще Катин прадед. В те далекие времена мимо него за день проезжало две‑три машины и телега, а теперь он оказался в двадцати метрах от федеральной трассы и в стекла трех его маленьких пыльных окошек часто отлетали камни из‑под колес мчавшихся беспрерывным потоком автомобилей. Дед Кати в 70‑х годах обшил почерневший бревенчатый дом тесом, покрасил в ярко‑зеленый цвет и покрыл крышу шифером. С тех пор изменений больше не было. Даже туалетный домик на улице с тех времен не красился. Когда кто‑то в студенческом общежитии, где теперь жила Катя, говорил про плохие условия жизни, она вспоминала этот туалет в самом конце двора, до которого зимой по утрам сама чистила в снегу узкую длинную дорожку.

Катя поступила в институт легко. Но не из‑за маминых стараний, а из страха прожить в этом доме всю жизнь. Москва ее очаровала в первую очередь безграничными возможностями. Помня горький мамин опыт, она дала себе слово не заводить никаких романов до окончания института. Долгое время из любовного опыта у нее был единственный поцелуй после выпускного вечера. Но на втором  курсе, с опаской глядя на новых первокурсниц, которые поразили ее своей наглостью беспринципностью напором, она пересмотрела свою позицию. Катя поняла, что конкуренция огромная, а красота очень мимолетна и легко заменима другими не менее красивыми и более доступными молодыми девочками.

Со стороны она казалась обычной, может быть, даже слишком прилежной ученицей. В институте она носила старомодные очки, и казалось, что у неё нет никаких забот, кроме как получить максимум знаний и, желательно, красный диплом. Катя была уверена, что если уж ей надо сидеть на этих лекциях, то почему бы не получить от этого пользу. К четвертому, последнему курсу она уже считала себя москвичкой. Научилась ездить в метро, не держась за поручень, узнавать по интерьеру некоторые станции и ходить в музеи только на новые выставки.

В институте парней не было совсем. А те пару мальчишек на весь факультет были скорее подружками. От сайтов знакомств осталось ощущение привокзального туалета. На выставки, в музеи и театры мужчины ходят уже со знакомыми девушками. Поэтому для Кати главный русский вопрос был не что делать, а где взять?

В результате, она решила, что настоящего свободного мужика можно найти только в пивном баре. Одной идти было неудобно, и Катя взяла с собой полненькую очень веселую подругу. В первый же вечер в ирландском пабе на Таганке она познакомилась с Томасом.

Глава 9

Когда Катя с Родионом уже начали волноваться из‑за долгого отсутствия Томаса, зазвонил телефон.

– Вот, он сам звонит, – сказал  Родион, посмотрев на экран.

Томас рассказал, что произошло у магазина и что его забрали в шестнадцатое отделение полиции на Воронцовом поле. «Вы не беспокойтесь, здесь Вадик Власов работает, мы с ним на «Торпедо» в футбол играли. Так что, протокол составят и скоро выпустят. Погуляйте пока», – успокоил он.

– Он в полиции, а нам предложил погулять, – не очень уверенно обрисовал ситуацию Родион.

– А мы не можем ему помочь? – спросила Катя, явно

растерявшись. – Может нам лучше в отделении полиции его подождать?

– Да все нормально. Разберется. У него там знакомый. Говорит, что ненадолго, – ответил Родион, поймав себя на неприятной мысли, что он рад тому, они остались одни. – Мы можем пока погулять, если ты не против.  Когда он позвонит, мы за пять минут подойдем.

Они вышли на Яузский бульвар. Дом Родиона был совсем рядом. Он подумал, что лучше пойти куда‑нибудь подальше от него, и они двинулись вверх по тихому тенистому бульвару в сторону Покровских ворот. Катя начала рассказывать про институт, где она училась, но мысли возвращались к тем новым непонятным чувствам, которые у нее появились.

Когда девушка воспитывается без отца, она по‑особому смотрит на мужчин. Ей хочется получить то, чего она была лишена в детстве. И получить  сразу за все прошедшие годы: много, ласки, много заботы, много тепла. Она мечтает увидеть в своем избраннике человека, с которым не только легко и просто, а за которого всегда можно легко спрятаться. Хотя Томас был, скорее всего, гораздо сильнее и, наверное, добрее, в нем не было такой уверенности, как в Родионе. Наверное, Томас был бы хорошим большим надежным другом. Но сейчас Катя поняла, что он сам большой ребенок и нуждается в хорошей опеке, а она никогда не относила себя к женщинам, которые любят нянчиться с мужчинами. «Конечно, когда человек добрый – это замечательно, но когда доброты слишком много, то почему‑то всегда мало денег», – думала Катя. Она вспомнила свою мать, которая всегда всем хотела помочь, а сама пришивала оторвавшиеся бретельки на старых лифчиках. «Может, Родион немного циничен, но зато такие люди совсем не склонны к авантюрам и поэтому Томас в полиции, а Родион здесь, рядом».

Вот и сейчас: они только познакомились, а у неё ощущение, как будто они в детском садике на соседних горшках сидели. Катя догадывалась, что тоже понравилась Родиону. Но насколько? «Нравится – это одно, а что дальше? Томас его друг, а симпатичных девчонок здесь полно. Вон заняли позиции на лавочках вдоль бульвара. В таких шортах я бы даже на пляж не пошла, а они в центре города». Катя посмотрела на конкуренток с некоторым превосходством. «Решать надо прямо сейчас. Скоро вернется Томас и всё – выбирать будет поздно» – неожиданно для себя подумала Катя.

Они уже почти дошли до Покровских ворот. Посмотрели на не внушающие доверия камни от крепостной стены Белого города и, пропустив красный трамвай, свернули на Маросейку. Там было шумно, душно и многолюдно. Немного потолкавшись между вечно спешащими  прохожими, свернули в тихий Петроверигский переулок.

– Ты любишь историю? – вдруг спросил Родион, вспомнив, что когда они еще шли по бульвару, Катя рассказывала ему, что учится на историка в педагогическом институте.

– Ну, ты и тормозишь! – рассмеялась Катя. – Мы уже пол‑Москвы прошли.

– Да я что-то задумался, – улыбнулся Родион. – У меня такое бывает. Извини.

– Как тебе сказать? Даже не знаю, – попробовала честно ответить Катя. – Но я точно не готова всю жизнь посвятить поискам того, кто сплел ту корзину, в которую упала голова бедной Марии Антуанетты, если ты об этом.

– А почему тогда история? Хочешь быть учителем?

– Это тоже вряд ли, – Катя помолчала и шутливо добавила: – Лет через двадцать моему мужу одной моей красоты будет мало и я, чтобы он не заскучал и не убежал к другой, буду развлекать его всякими увлекательными историями, как Шехерезада.

– Ты уже знаешь, что будет интересно слушать на ночь твоему мужу?

– Конечно, знаю! Я же сама его буду выбирать, – Кате очень хотелось сказать, что именно этим она сейчас и занимается, но побоялась, что Родион может не оценить ее юмора.

– То есть ты знаешь, кого ищешь? – спросил он.

– Знаю, конечно – москвича с квартирой, – рассмеялась Катя. – И еще я знаю сто честных способов его обольстить. Дело за малым: где его найти?!

– Ну, вообще-то, я и есть москвич с квартирой.

– Ну, значит, я тебя и искала. Можно приступать к обольщению, – Катя сказала это вроде бы в шутку, но в то же время попыталась из‑под бейсболки незаметно заглянуть в глаза Родиона в надежде найти там

какие‑нибудь подсказки.

– Справишься? – спросил Родион и осторожно поддержал ее за локоть, переходя на другую, тенистую сторону улицы.

«Я‑то справлюсь, – подумала Катя, – а как быть с Томасом? Для тебя, мне кажется, это тоже самая важная проблема». Мысли у нее смешивались и наслаивались. Она всегда и во всем предпочитала полную определенность. И не любила любую фальшь, жеманство и притворство. «Почему у людей есть возможность скрывать за словами свои мысли и желания. Скольких бы проблем удалось избежать, если бы люди общались не словами, а чем‑то, что нельзя подделать. Ведь тогда ни слукавить, ни тем более обмануть было бы невозможно. Все было бы проще и честнее... Проще ли? Зачем я тогда осталась у Томаса – ведь не хотела. Решила довериться судьбе. Всего одна ночь, а теперь все так сложно. Хотя если бы не было той ночи, то не было бы сейчас Родиона. Но что произошло, то произошло и вернуть назад ничего уже нельзя. Если опять положиться на судьбу, то через час нельзя будет вернуть вот эти самые минуты. Может дождаться Томаса и сказать: «Томас, наша встреча была ошибкой – мне нравится твой друг?» А друг‑то вообще в курсе моих планов? Почему я решила, что Родион влюблен?»

– Ау! Так что там с обольщением? – прервал ее размышления Родион. – Не только я торможу.

– С этим никаких проблем. Ты же сам говорил, что только мужчина с куском мамонта имеет право на воспроизводство своих генов, – Катя вспомнила их разговор во дворе. – А так как мяса всегда на всех не хватает, то у женщины тоже должно быть свое оружие.

– И ее оружие – искушение? – спросил Родион.

– Женщина миллионы лет сидела в углу пещеры и от того, кого выберет мужчина, зависело, получит ли она свой кусок или нет, а значит, выживут ли или нет ее дети. Так что выживали те, у кого это получалось лучше. Естественный отбор. Это если продолжать твою же мысль, – пояснила она с улыбкой.

– Как здорово ты это повернула. Я так и думал, что это искусство у женщины в генах, – засмеялся Родион.

Катя никогда не было так легко с мужчиной. Она вспомнила, как непонятно зачем часто пыталась подстроиться под каких‑то ненужных ей мужчин. Чтобы дать им возможность почувствовать свою значимость, могла долго слушать несбыточные бессмысленные проекты. Поощрять вопросами, делать вид, что открывает для себя с их помощью новый непознанный мир. Сейчас она подумала: «А зачем я это делала? Жила бы потом с каким‑нибудь самодовольным болваном и всю жизнь слушала всякую хрень?» Она чуть отстала и сзади посмотрела на Родиона: «Может я сейчас все выдумала, потому что мне самой захотелось, чтобы он был особенный? Может мне все померещилось? А этот Родион такой же болван...»

Катя зря сомневалась в чувствах Родиона. Он, естественно, пытался говорить себе, что влюбляться в девушек друзей очень плохо. И тоже сомневался, что может это и не любовь вовсе, а просто вино обострило или наоборот, затуманило его мысли. Но в глубине души он понимал, что уже не может контролировать появившееся еще там, в дворике, волшебное чувство, для которого тысячи лет ищут и не находят никакого объяснения. Что его магия гораздо сильнее и важнее любых правил.

Но Катя о его мыслях могла только догадываться. Из‑за неразрешимых  сомнений появилось болезненное беспокойство, а потом недовольство собой. Она обратила внимание на девушку у витрины магазина одежды, которую пытался тянуть за руку нетерпеливый молодой человек. Та не спешила, демонстративно разглядывая то яркие короткие платья на манекенах, то ценники внизу. Катя улыбнулась, понимая задачи каждого из этой пары.

– А еще у красивой девушки есть метод, который всегда работает, – сказала она. – Стоит ей только слегка намекнуть, что возможен секс, у мужиков испаряются мозги, и они становятся как зомби. Только с повышенным слюноотделением. Видел зомби в кино? Голову набок. Глаза бессмысленные. Ручки скрючены. И гребут маленькими шажками куда их направят, – Катя очень убедительно изобразила медленно плетущегося зомби.

– Да... В умелых руках это смертельное оружие, – смеясь, согласился Родион. – Но это уже не законные приемы, это как удары ниже пояса.

– Если бы мужики не мечтали переспать с любой  симпатичной девушкой, то этот метод бы не работал. А так они готовы хоть на бойню пойти, если их правильно поманить. А если это еще и секс без всяких обязательств, то забудут и про жен, и про детей, и про друзей – хоть ноги о них вытирай. Тряпки, а не мужчины, – Катя подумала, что сейчас сказала много лишнего: «Вечно я не могу вовремя остановиться».

– Основной инстинкт – куда против него. У всех есть слабые места, – Родион сделал вид, что не заметил слова про друзей. «А она права, вот я уже почти и зомби», – подумал он.

– А какие у женщин слабые места? – с любопытством спросила Катя.

– У каждой свои. Вот, к примеру, возьмем провинциальную девушку, мечтающую выйти замуж и остаться в Москве.

– Ты про меня? – уточнила Катя.

Родион  улыбнулся, посмотрел на нее и, не уточняя, продолжил:

– Естественно, она хочет показать себя прекрасной хозяйкой. Но в тоже, она не хочет показаться слишком доступной и поэтому делает вид, что стесняется напроситься в гости к одинокому мужчине. Значит надо подыграть. Позвонить ей как‑нибудь вечером, рассказать как тебе грустно. При этом обязательно упомянуть, что так грустно, что не ел уже два дня, да и холодильник пустой. Для нее это приличный повод приехать спасти знакомого от голодной смерти, а заодно и показать себя хорошей хозяйкой. В результате через час у тебя дома великолепный обед и девушка, готовая показать, что умение готовить не единственное, что она умеет.

– Это сейчас разве не ниже пояса? – Катя прищурилась.

Родион понял, что тоже немного переборщил и решил все свести в шутку:

– А ты умеешь готовить?

– А у тебя есть что-нибудь в холодильнике? – Катя засмеялась. – Ты знаешь, а на первом курсе я бы повелась.

– Ну, соблазнить человека не совсем честными методами можно, а как потом?

– Знаешь, я сейчас тоже об этом подумала. Соблазнить, а потом терпеть всю жизнь чьи‑то недостатки? Ради чего?

– И что решила? Ради чего? – спросил Родион.

Катя резко остановилась, развернулась, встав перед ним и загородив дорогу, и задала вопрос:

– Может ради любви?

Родион взял козырек Катиной бейсболки, который мешал ему видеть ее глаза и повернул его назад. Этот жест можно было расценить и как желание поцеловать. Она не шелохнулась. Он увидел в ее глазах совершенно понятный призыв: «Ты мужик тебе и решать». И почему‑то вспомнил медведицу на Камчатке.

– Подожди. Так нельзя, – он сделал шаг в сторону.

«Как скажешь», – подумала Катя.

– Вон лавочка, давай присядем, – предложил Родион.

Они сели под красивыми ясенями напротив серо‑голубого здания с белыми колоннами, похожего на купеческий особняк за чугунным забором.

– Хочешь, расскажу тебе одну историю про любовь?

– А в твоей истории будет приезжая невеста?

– Главной героиней, – Родион повернулся так, чтобы смотреть на Катю и продолжил, – был такой неплохой поэт Афанасий Афанасьевич...

– Я знаю. Тот, который: «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало?»

– Вот‑вот. Так он в какое‑то время жил в этой усадьбе. У него в юности проблемы были и с дворянством: то его признавали дворянином, то отнимали дворянство... Еще больше было проблем с деньгами...

– И из-за этого он стал поэтом?

– Может быть, но я не об этом. Он влюбляется в приезжую прекрасную юную девушку Марию Лизич, дочку бедного сербского офицера, служившего в Российской армии. С первого дня знакомства с Машей они на одной волне: вместе сочиняют стихи, читают романы, понимают друг друга с полуслова. Но денег на жизнь нет. И поэт говорит своей возлюбленной, что им надо расстаться. А на следующий день произошла трагедия. То ли случайно на ней платье загорелось от лампадки, то ли она сама...

– Какой ужас! Она сгорела заживо?

– Да.

– То есть он ходил‑ходил в дом, обнадеживал, а потом, когда пришло время жениться, убежал, потому что она была бедная? А что потом?

– А потом он женился на уже немолодой, не очень красивой, но очень богатой купчихе. Купил на ее деньги имение, в котором катался на коляске запряженной осликом. Ему очень нравилось быть помещиком. А потом и дворянство получил. Говорят, хотел на старости покончить жизнь, но не успел – умер от инфаркта сам.

– Он умер еще тогда, когда поменял любовь на деньги. А за свое предательство мучился всю свою жизнь, – Катя встала со скамейки. – Пойдем отсюда. Мне не нравится этот дом.

– А может и не мучился, писал стихи про любовь, жил в довольстве и в богатстве, – встал Родион, – а так бы сгинул в нищете. И куча детей орала бы от голода. В таких условиях любовь быстро бы кончилась, а нищие дети остались бы.

Они пошли дальше. Катя взяла его под руку.

– А так что делали его дети? – спросила она.

– У него не было детей.

– Так ему и надо. Не заслужил.

– А вот у Пушкина было пять детей, и женился он по любви. А погиб в 37 лет на дуэли, спровоцированной женой и весь в долгах.

– Зато он солнце русской поэзии.

– А ему что от этого после смерти? Счастливым надо быть пока жив.

– Хорошая история. А зачем ты мне ее рассказал?

– Это история не про любовь, а про выбор. Может возможность выбора лишь иллюзия. Ты веришь в судьбу?

– Есть судьба или нет, я не знаю, – после небольшого раздумья ответила Катя. – Но я думаю, что в нас с детства заложено все, что определяет наши поступки на протяжении всей жизни.

– То есть у Фета с детства было где‑то заложено, что он выйдет за богатую купчиху?

– Ну да, его комплексы. Ты же сам сказал: проблемы с дворянством, жажда денег, – Катя остановилась и отвечала, глядя прямо в глаза Родиона.

– То есть выбора нет и все решено? – спросил он .

– Выбор есть всегда, – очень тихо ответила Катя. – Мне часто снится, что я стою перед двумя дверями, и пытаюсь угадать, какую мне открыть. За одной сырой темный подвал, а за другой светлая солнечная комната...

– Вот бы знать, за какой дверью счастье, – добавил Родион и взял Катю за талию.

– Наверное, как всегда. За той, которая за нарисованным очагом. А еще нужно найти ключик от этой двери. «Полночный ключик от чужой квартиры, да гривенник серебряный в кармане», – продекламировала Катя и, чтобы освободиться, сделала шаг назад.

Родион отвлекся от своих мыслей и увидел, что они дошли до памятника Осипу Мандельштаму. Именно сейчас он отчетливо понял, что хочет прожить с Катей всю оставшуюся жизнь. Но в его квартире на спинке стула висели Лизины вещи, о которой он совсем забыл. А главное, что девушка, которую он любит, подруга его лучшего друга. Он посмотрел на неё и увидел в ее глазах, что она знает все его мысли.

И в этот момент Родиону позвонил Томас. Они оба долго смотрели на звенящий в руке телефон, а за мгновение до того, как Родион ответил, Катя сказала: «Передай ему, что у меня важные дела и я ему позвоню позже». Быстро повернувшись, она пошла к метро.

Глава 10

Через десять минут Томас рассказывал Родиону о своих приключениях. Они сидели у большого, от потолка до пола, окна, недавно открывшейся пиццерии. На светлом деревянном столе без скатерти на круглых зеленых картонных подставках стояли два запотевших бокала с пивом. На улице было очень жарко, а здесь кондиционеры работали так сильно, что на руках появились мурашки.

– Понимаешь, Родион, я сам переживаю: когда я делаю что-то плохое, то у меня самого на душе паршиво... Сто раз говорил себе: не горячись, сдерживайся. Добро позитивно, а сделанное зло всегда только разрушает.