Текст книги "Нерон"
Автор книги: Игорь Князький
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Но превосходство римлян в военном искусстве взяло верх. Британцы были полностью разгромлены, Боудика то ли отравилась, то ли вскоре умерла от болезни. Тациту принадлежит первая версия ее кончины, Диону Кассию – вторая. В любом случае восстание было жестоко подавлено. В решающей битве, по словам Тацита, погибло 80 тысяч британцев и только 4 тысячи римлян. [262]262
Тацит. Анналы. XIV. 37.
[Закрыть]Первая цифра, конечно, сильно преувеличена, а вот вторая весьма любопытна. Ведь устанавливая численность сражавшихся, Тацит определял численность римского войска в 10 тысяч. [263]263
Там же. 34.
[Закрыть]Выходит, что победа стоила римлянам потери 40 процентов всей армии! Нелегко, значит, она далась.
Вскоре остров был замирен, Нерон распорядился прислать туда дополнительные войска из Германии. Поведение принцепса в разгар мятежа Светоний считал предосудительным. Нерон якобы был готов вообще сдать провинцию мятежникам. [264]264
Светоний. Нерон. 18.
[Закрыть]Так это или нет – сказать трудно, но разговоры могли быть небеспочвенными и никак не способствовали популярности Нерона.
Иудейская война
Еще одной неспокойной провинцией Римской империи, где в правление Нерона вспыхнул кровавый мятеж, была Иудея. Впервые она оказалась в зависимости от Рима в 63 году до новой эры, после того, как в 64 году Помпей Великий подчинил римской власти Сирию, превратив ее в провинцию. Зависимость эта постепенно усиливалась. В 41 году Марк Антоний дал звание тетрарха Иудеи правителю Галилеи – области на стыке Иудеи и Сирии – Ироду. Тетрарх – буквально четверовластник – это зависимый от Рима правитель. Такое его именование было следствием римской традиции при захвате самостоятельного ранее государства три четверти его оставлять за собой, а последнюю четверть предоставлять в управление местному царьку. Год спустя, в 40 году до новой эры, Ирод с согласия римского сената по представлению Антония и Октавиана стал союзным Риму царем Иудеи. Будучи правителем, полностью покорным и преданным Риму, он в дальнейшем заслужил немалое благоволение римских властей. Октавиан, став единоличным правителем Римской державы, позволил Ироду распространить свое управление не только на Иудею, но и на соседние с ней области Самарию и Идумею. В дальнейшем Август сделал его правителем провинции Сирия. Ирод, не будучи иудеем по происхождению, принадлежал к эллинистической культуре, иудеям весьма недружественной, и, старательно проведя в жизнь все требования римской власти, заслужил в Иудее лютую ненависть всех слоев населения. Высшие слои не прощали ему греческих вкусов и верований, проримской политики. Низы жестоко страдали от постоянно увеличивающихся налогов. Особое раздражение вызывало пристрастие Ирода к грандиозным и потому разорительным строительным проектам. А то, что он, опираясь на мощь Рима, пытался насаждать в Иудее эллинизм, вызывало уже всеобщее неприятие, заставляя иудеев вспоминать времена жестокого сирийского царя Антиоха IV Эпифона (175–164 гг.), силой насаждавшего эллинизм в Иудее и объявившего Иерусалим полисом – городом, управляемым на греческий лад, что привело к народным волнениям во всей Иудее. Царь Ирод жестоко подавлял всякое сопротивление, потому-то его имя в иудейской традиции стало нарицательным для обозначения жестокого правителя, безжалостно губящего безвинные человеческие жизни. Не случайно именно Ироду Великому приписывает Евангелие изуверское избиение младенцев.
После смерти Ирода Великого в 4 году Иудея, Самария и Идумея спустя три года были объединены в римскую провинцию Иудея. Управляли ей, как и многими другими подобными небольшими провинциями, римские прокураторы. Прокуратор – это римский чиновник, отвечающий в провинции за личное имущество принцепса, а также ведавший сбором податей в императорскую казну. В небольших провинциях они выступали в роли наместников. В Иудее прокураторы были подведомственны легату провинции Сирия. Наиболее знаменитым прокуратором Иудеи был Понтий Пилат, исполнявший свои обязанности около десятилетия (26–36 гг.), именно при нем в Иерусалиме и произошли события, связанные с личностью Иисуса Христа.
В правление Тиберия (14–37 гг.) положение в Иудее в целом оставалось достаточно стабильным. Римская власть вела себя еще достаточно гибко, что диктовалось очень сложной обстановкой в этой маленькой, но постоянно чреватой большими потрясениями провинции. Мало было того, что само римское господство явно тяготила Иудею, к этому добавлялась враждебность к соседним эллинистическим областям, но хуже всего было внутреннее противостояние в самой Иудее. Саддукеи, представлявшие высшее духовенство и поддерживающую его знать, книжники-фарисеи, объединявшие прежде всего торговые слои населения, воинственные зилоты, выразители радикальных настроений, готовые вовлечь в них низы народа… К этому вскоре добавились противоречия между традиционным иудаизмом и набирающим силу молодым христианством.
Разобраться во всех этих противоречиях и противостояниях было сверхсложной задачей, а для поддержания хоть какого-то спокойствия и относительного равновесия сил нельзя было делать никаких резких шагов. Неприятие римлянами этнической и религиозной замкнутости иудеев не могло также не сказываться на общем положении в Иудее и временами само провоцировало обострение ситуации. Долгое время положение в провинции было благополучным благодаря здравой политике, проводимой легатом Луцием Вителлием, не задевавшей религиозных чувств населения и предоставившей иудеям возможность управлять страной на основе местных законов. Но все резко изменилось после смерти Тиберия и прихода к власти Гая Цезаря Калигулы. При нем эллинизированное население, которому император явно симпатизировал, буквально провоцировало иудеев на возмущение. Стали воздвигать алтари, посвященные императору, и бюсты Калигулы, размещая их в таких местах, чтобы как можно сильнее задеть религиозные чувства иудеев. Появление изображений Гая Цезаря в синагогах не могло не вызвать возмущения верующих и, естественно, приводило к волнениям. Вершиной надругательства над иудаизмом стала идея поместить огромную золотую статую Калигулы в святая святых иерусалимского храма. Сам храм после этого должен был быть посвящен божественной особе императора. От претворения в жизнь этой безумной идеи, способной привести лишь к немедленному всеобщему восстанию в Иудее, спасло здравомыслие нового императорского легата Публия Петрония, сменившего Луция Вителлия, и вмешательство тетрарха Ирода Агриппы, пользовавшегося расположением Калигулы. В Рим прибыло специальное посольство с просьбой к императору избавить храм от размещения в нем римской статуи. В посольстве принимал участие знаменитый философ Филон Александрийский, оставивший подробный рассказ о нем – «Посольство к Гаю». Калигула принял посланцев Иудеи на вилле в Путеолах на морском побережье. Вдоволь поиздевавшись над послами, Гай Цезарь все же проявил великодушие и удовлетворил главную просьбу иудеев. При этом в своем стиле заметил: «Положительно, эти люди не так виновны, их скорее приходится пожалеть за то, что они не верят в мою божественность». После смерти Калигулы Иудея облегченно вздохнула, а в правление Клавдия в основном была восстановлена политика времен Тиберия. Провинция Иудея в 44 году была даже несколько расширена, в нее по-прежнему назначались прокураторы либо из числа всадников, либо, что было весьма характерно для всего правления этого императора, из числа вольноотпущенников. Правда, далеко не все они способствовали поддержанию спокойствия в провинциях. Жестокие, непродуманные действия иных прокураторов только разжигали немалую неприязнь местного населения к римлянам, все более накаляя обстановку, делая ее взрывоопасной. Наихудшую славу из таких представителей имперской власти приобрел вольноотпущенник императора Клавдия Антоний Феликс, бывший братом знаменитого либертина Палланта, одного из действительных управителей государственных дел в Римской державе того времени. Антоний Феликс ухитрился посредством удачной женитьбы возвыситься до статуса родственника Клавдия. Его супругой стала Друзилла, внучка Антония и Клеопатры, а внуком Антония по линии, правда, не Клеопатры, а Октавии был сам император Клавдий. Столь могучие родственные связи вдохновили Феликса на полный произвол во вверенной ему провинции, где он быстро прославился крайней жестокостью и необузданным сластолюбием. Но все же долгое время положение в Иудее оставалось внешне спокойным.
Чаша терпения населения Иудеи переполнилась, когда прокуратором провинции был назначен Гессий Флор. Назначение это можно уверенно назвать одним из наименее удачных политических решений Нерона. Грек по происхождению, враждебный к иудеям, которыми его поставили управлять, он за два года своего пребывания в провинции сделал все, чтобы она восстала против римской власти. Мало того, что Флор занимался непомерным вымогательством, он еще и начал жестокие репрессии против неугодных ему людей и тех, кто противился его произволу: «Флор высек многих людей, уважаемых в Иерусалиме, а затем их распял». [265]265
Евсевий Памфил. Церковная история. II. 26.
[Закрыть]Неудивительно, что его прокураторство в Иудее оказалось недолгим (64–66 гг.). Естественным его финалом стало всеобщее восстание. Тацит, Иосиф Флавий, Евсевий Памфил однозначно связывали начало восстания в Иудее с последствиями жестокого и разорительного правления Гессия Флора. Светоний приводит иную трактовку:
Нельзя не отметить одно любопытное обстоятельство: Гессий Флор был креатурой Поппеи Сабины. Его жена Клеопатра была ближайшей подругой жены Нерона и та, не задумываясь, а может, и не зная о его нравственных и интеллектуальных достоинствах, решила оказать протекцию, исходя из лучших дружеских побуждений. Парадокс ситуации в том, что сама Поппея была известна расположением к иудаизму и потому едва ли могла желать таких последствий для Иудеи в результате назначения Флора.
Мятеж стремительно распространялся по всей области. В Риме поначалу недооценили ситуацию и решили, что возмущение может быть подавлено местными силами. Недооценка опасности положения привела к неудачам римских войск. Вновь назначенный в 66 году легатом Сирии Цестий Галл действовал недостаточно решительно и умело, результатом чего стало серьезное поражение римлян, сопоставимое с разгромом Девятого легиона в Британии. Римский орел – значок легиона – достался повстанцам. Подавленный неудачей, Цестий Галл в 67 году скончался. Светоний так оценил события этих дней:
После смерти Цестия Галла потребовалось назначить нового военачальника для подавления мятежа. И здесь Нерон поступил совершенно правильно, сделав точный выбор: на место Галла был назначен Веспасиан. Сопровождавший Нерона в поездке по Греции уже немолодой военачальник, не умевший оценить певческие таланты принцепса и потому ощущавший себя едва ли не опальным, получил назначение, которое решительнейшим образом перевернуло его судьбу и, как со временем выяснилось, судьбу всей Римской империи. А для начала покорителю острова Вектис (совр. остров Уайт) у берегов Британии и двадцати британских городов предстояло замирить мятежную провинцию, расположенную между Средиземным и Мертвым морями.
«Веспасиан был в это время в расцвете славы, удача способствовала ему повсюду, он опирался на талантливых командиров, и за два лета его победоносная армия овладела всей иудейской равниной и всеми городами страны, кроме Иеросалимы», —писал об успехах вновь назначенного Нероном полководца Тацит. [268]268
Тацит. История. V. 10.
[Закрыть]
«Чтобы подавить восстание, требовались большое войско и сильный полководец, которому можно было бы доверить такое дело без опасения, и Веспасиан оказался избран как человек испытанного усердия и нимало не опасный по скромности своего рода и имени. И вот, получив вдобавок к местным войскам два легиона, восемь отрядов конницы, десять когорт и взяв с собой старшего сына одного из легатов, он явился в Иудею и тотчас расположил к себе и соседние провинции: в лагерях он быстро навел порядок, а в первых же сражениях показал такую отвагу, что при осаде одной крепости был сам ранен камнем в колено, а в щит его вонзилось несколько стрел». [269]269
Светоний. Веспасиан. 4. 5, 6.
[Закрыть]
Поддержка действий римских войск в Иудее в соседних провинциях приняла крайне жестокие формы в отношении местных многочисленных иудейских общин. Греческое и эллинизированное население обрушилось на иудеев как на лютых врагов:
«Повсюду людей этого племени безжалостно, словно врагов, избивало население каждого города; в городах можно было видеть груды непогребенных тел, трупы стариков и детей, брошенные вместе, трупы женщин, совершенно ничем не прикрытые. В каждом округе полно несказанных бедствий; будущее грозило большим, чем ежедневные злодеяния…Так поступали с иудеями» [270]270
Евсевий Памфил. Церковная история. II. 26..
[Закрыть]
Самым подробным образом трагические события тех лет в Иудее и соседних с ней областях описал в своем труде «Иудейская война» непосредственный ее участник, сначала враг римлян, потом их союзник и римский историк Иосиф Флавий:
«В начальный период Иудейской войны Иосиф был одним из видных военачальников повстанцев и причинил немало неприятностей римлянам. После взятия войсками Веспасиана города Иоталаты римляне усиленно разыскивали Иосифа, потому что были ожесточены против него, и полководец их очень хотел взять его в плен, считая это крайне важным делом для успеха в войне». [271]271
Иосиф Флавий. Иудейская война. III. 8.
[Закрыть]
Но Иосифу удалось скрыться и он два дня укрывался в пещере, покуда не был выдан одной женщиной, бывшей в том же убежище, что и Иосиф, и сорок знатных людей с ним. Веспасиан прислал к пещере двух воинских трибунов Павлина и Галликна, предложивших Иосифу сдаться в обмен на обещание безопасности. В пещере произошла бурная сцена. Сначала Иосиф встретил посланцев римлян с недоверием. Но когда Веспасиан прислал третьего переговорщика, трибуна Никанора, ранее знакомого с Иосифом, тот решился сдаться на милость победителя. Однако соратники Иосифа, сочтя его изменником, готовы были убить его, а сами после этого намеревались покончить жизнь самоубийством, дабы не попасть в плен к римлянам. Иосиф являл чудеса красноречия, но не сумел убедить укрывавшихся с ним в пещере в правоте своего выбора. Решено было всем покончить с собой по жребию: первый, кто его вытягивал, должен был погибнуть от руки второго. По счастливой случайности Иосиф остался последним еще с одним иудеем, которого ему удалось все же уговорить сдаться римлянам.
Когда Иосифа доставили к римскому военачальнику, то Веспасиан приказал охранять его со всей тщательностью, намереваясь вскоре отправить пленного к Нерону.
«Когда же Иосиф услышал об этом, он сказал, что хочет поговорить с Веспасианом наедине. И когда тот удалил всех, кроме сына своего Тита и двух друзей, Иосиф сказал: «Ты считаешь, Веспасиан, что просто захватил Иосифа в плен, а между тем я прихожу к тебе вестником великих судеб. И не будь я послан богом, то сумел бы последовать закону иудеев и умереть, как подобает полководцу. Ты хочешь послать меня к Нерону? Для чего? Словно долго удержатся на престоле преемники Нерона! Ты, Веспасиан, будешь цезарем и императором, ты и этот твой сын. Еще крепче закуй меня теперь и охраняй как свою собственность – ведь ты, цезарь, не только надо мной владыка, но и над землей, и морем, и над всем родом человеческим. А я попрошу: тщательнее стереги меня, чтобы наказать, если я попусту ссылаюсь на волю бога». Вначале Веспасиан, казалось, не поверил его словам, думая, что Иосиф пустился на хитрость ради спасения своей жизни. Но понемногу он проникался доверием, ибо сам бог пробудил в нем мысль о владычестве и еще до этого указывал другими предзнаменованиями, что к нему перейдет скипетр». [272]272
Там же.
[Закрыть]
Если бы Веспасиан действительно услышал подобное пророчество, то судьба пленного Иосифа могла бы стать печальной. Нерон потому-то и вручил ему командование над легионами в Иудейской войне, что считал его человеком для себя неопасным «в силу скромности своего рода и имени», что четко сказал Светоний в уже приводимом нами рассказе о назначении Веспасиана на Восток. Доблестный Флавий прекрасно знал о судьбах тех, кого Нерон считал опасными для себя людьми. О том, что время пребывания Нерона у власти стремительно тает, Веспасиан пока не догадывался, иначе речь об отправке к нему плененного иудейского военачальника вообще бы не шла. А поскольку власть Нерона существует, то пророчество Иосифа Веспасиану – опаснейшая крамола, могущая стоить тому, кому посулили верховную власть, жизни. А судьба Корбулона и братьев Скрибониев, о чем не мог не знать Веспасиан, недвусмысленно говорила, что военные успехи при этом для Нерона никак не выглядят смягчающим обстоятельством. Наличие же еще и двух друзей при таком опасном разговоре грозило совсем уже гибельными последствиями – удачливый доноситель мог оказаться на месте низвергнутого командующего, а цена дружбы… Заговор Пизона хорошо показал, чего она стоила. Несомненно, чудесное предсказание Иосифа должно отнести к так называемым пророчествам после события. Писал-то Иосиф Флавий свой труд во время правления династии Флавиев, когда пророчество высшей власти ее основателю, опирающееся на божественную волю, было как нельзя кстати. В такой форме изложения пророчества Иосиф Флавий для своего времени неодинок. Оно напоминает так называемые «Сибиллинские пророчества» – собрание иудейских и иудеохристианских пророчеств, в которых уже свершившееся упоминается в будущем времени.
Яркий пример такового, как раз к Нерону и Веспасиану относящийся, – «Четвертое иудейское пророчество времен Флавиев»:
«И тогда из Италии, как беглец, прибежит великий царь, который однажды решится на кровавое убийство матери и многих других, ведомый злым роком. За трон Рима многие оросят кровью землю, после того, как он убежит в парфянскую страну. Но в Сирию придет римский правитель, который подожжет иерусалимский храм, а с ним придет много человекоубийц, великая страна иудеев погибнет».
Здесь в виде предсказания сообщается уже о прошедших событиях: гражданской войне в Риме, появлении лже-Нерона в Парфии, сожжении храма Соломона в Иерусалиме при взятии этого города Титом, сыном Веспасиана.
Итак, Веспасиан успешно вел Иудейскую войну по повелению Нерона, но дождаться конца ее, падения Иерусалима и замирения мятежной провинции Нерону не было суждено.
Глава VIII
Рим ропщет, Греция рукоплещет
Нерон никогда не стеснял себя в расходах. Не зря ведь Плиний Старший подчеркивал постоянную готовность Нерона к предоставлению золота и серебра. [273]273
Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве. XXXIV. 46.
[Закрыть]Светоний дополняет эту характеристику:
«Для денег и богатств он единственным применением считал мотовство: людей расчетливых называл он грязными скрягами, а беспутных расточителей – молодцами со вкусом, умеющими пожить. В своем дяде Гае больше всего хвалил он и восхищался тем, как сумел он за малое время промотать огромное наследство Тиберия». [274]274
Светоний. Нерон. 30. 1, 2.
[Закрыть]
Короче, щедрость Нерона не знала границ. Если бы это касалось первостепенных по значению статей расходов государства, его, конечно, можно было бы пожурить за чрезмерную расточительность и недостаточную бережливость, оговорив, что проистекали они, правда, из благороднейших побуждений принцепса израсходовать эти средства во благо Рима и римского народа. Временами, кстати, так и было на самом деле. Стремительное восстановление Рима после пожара, причем в лучшем виде, нежели он был до него, только этим и объясняется: выделялось столько средств, сколько требовалось без учета, каково это вынести государственным финансам. Но были и другие расходы, которые никак не могли вызвать общественного одобрения и быть хоть как-то оправданы какими-либо государственными интересами. Здесь и Золотой дворец, и безумные расходы на прием Тиридата, и несметные траты на прорытие великолепно задуманных, но так и непрорытых каналов. Хуже того, широкую известность получили его щедрейшие дары людям, которых в Риме едва ли кто почитал достойными:
Но у денег есть, как известно, одно пренеприятнейшее свойство: они всегда заканчиваются и, что самое обидное, всегда заканчиваются не вовремя. Беда была еще и в том, что Нерон сам разбаловал население Рима беспрецедентными по размаху денежными раздачами. Сумма таковых достигала четырехсот сестерциев на каждого, а поскольку число тех, кому раздачи предназначались, исчислялось сотнями и сотнями тысяч, то никакая казна не могла выдержать такой нагрузки. Но привыкшая к таким благодеяниям толпа стала воспринимать их как должное, когда же у императора явственно обнаружились денежные затруднения, то рассчитывать на понимание ему уже не приходилось, ибо паразитирующие слои населения не способны задуматься над чем-либо, кроме собственного благополучия, и всегда готовы жестоко невзлюбить того, кто внезапно, как им кажется, взял да и обманул их ожидания.
Недостаток средств в казне и необходимость в больших расходах не могли не беспокоить Нерона. Не зная, как умножить доходы государства, поскольку об уменьшении расходов он как-то не задумывался, Нерон готов был принять любое предложение, сулившее казне немедленное обогащение. И здесь над ним жестоко посмеялась судьба. Некто Цезелий Басс, которого Тацит называет пунийцем, то есть потомком древних карфагенян, финикийцев, поселившихся в Северной Африке, а Светоний причисляет к сословию римских всадников, [276]276
Тацит. Анналы. XVI. 1; Светоний. Нерон. 31.4.
[Закрыть]прибыл в Рим с потрясающим известием: он на своем поле обнаружил огромные пещеры безмерной глубины, хранящие несметные сокровища. Для большей убедительности Басс рассказывал удивительные подробности: в пещерах лежат золотые слитки в виде кирпичей грубой старинной формы. От обрушения своды пещеры поддерживаются золотыми колоннами. Какими-то средствами он действительно обладал, поскольку сумел благодаря подкупу пробиться к Нерону и изложить ему эти умопомрачительные новости. Происхождению этой чудо-кладовой старинного золота Басс дал объяснение, которое не могло не увлечь Нерона: это сокровища царицы Дидоны. Той самой знаменитой царицы, о которой каждый римлянин знал из «Энеиды» Вергилия.
Согласно преданию, царица Дидона жила некогда в городе Тире – крупнейшем центре древней Финикии, находившейся на территории современного Ливана. После того как она лишилась своего мужа Сихея, убитого ее братом Пигмалионом, Дидона оставила родные берега и в сопровождении немалого числа преданных ей людей отправилась к берегам Северной Африки для поиска места, где можно было бы обосноваться и построить свой новый город. Прибыв на побережье современного Туниса, Дидона, обнаружив прекрасную природную гавань, где удобно было бы основать новый город-порт, а также освоить прилегающие к побережью плодороднейшие земли, орошаемые рекою Баград, изобрела хитроумнейший способ обосноваться там. У местного царька она скромно попросила разрешения купить столько земли на побережье, сколько занимает шкура одного быка. Не видя для себя ущерба от уступки, да еще и за деньги смехотворного клочка земли, покрываемого единственной бычьей шкурой, бесхитростный африканец легко согласился на предложение приплывшей от дальних финикийских берегов гостьи. С учетом предельно скромной на первый взгляд просьбы он запросил чисто символическую плату. Не знал того, бедняга, что финикийцы были самым хитрым, изобретательным и коварным народом Средиземноморья. Эти их качества, конечно, не умаляют выдающихся достоинств сынов этого великого народа, впервые в человеческой истории совершивших грандиозные морские путешествия, первыми вышедших в океаны и даже проплывших вокруг всего необъятного африканского континента. Не забудем, что именно финикийцы изобрели письмо, ставшее основой всех трех современных европейских алфавитов, сначала греческого, затем латинского, а значит, и созданного позднее на их основе славянского. Славились финикийцы и как успешные торговцы. А известно, что торговля и предпринимательство не терпят простодушия. Для успеха здесь во все времена нужны как раз те качества, благодаря которым царица Дидона и прибывшие с ней финикийцы так замечательно ловко обрели достаточно земли для основания своего нового города.
Взяв шкуру быка, финикийцы аккуратнейшим образом разрезали ее на тончайшие нити, которые затем связали в единую нить весьма приличной протяженности. Ею им удалось обтянуть изряднейший кусок приморской земли. Поскольку формально соглашение с местным правителем нарушено не было – запрета на изготовление нитей из бычьей шкуры африканец по простоте своей не предусмотрел, – Дидона получила возможность строить свой город на той самой столь остроумно приобретенной земле. Так, согласно легенде, возник Карфаген. Дидона стала царицей его. У царицы Карфагена гостили Эней и богиня Юнона, не желавшая, чтобы он основал новое государство в Италии. Она попыталась добиться обручения Дидоны с Энеем, дабы тот остался в Карфагене. Венера помогла Юноне, заставив Дидону и Энея влюбиться друг в друга, зная, правда, заранее о тщете этой любви. Оракул предсказал судьбу Энея: он должен оказаться в Италии. Бог Меркурий, напомнив Энею о предсказании оракула – своей судьбы избежать никому не дано, – заставил его покинуть Карфаген. Дидона в приступе отчаяния, не имея сил перенести бегство Энея и страдания любви, покончила с собой. Это было известно каждому римлянину. Но в истории, которую рассказывал Цезелий Басс, речь шла о другой легенде, связанной с хитроумной основательницей Карфагена. Дидона привезла с собой в Африку из Финикии огромные богатства. Став царицей Карфагена, она стала опасаться, что ее народ, располагая такими сокровищами, может совершенно развратиться, погрязнуть в праздности и лености, поскольку обладание золотом лишает его смысла трудиться. Кроме того, наличие в Карфагене подобной сокровищницы стало бы соблазном для соседей. Воинственные кочевники нумидийцы и так не жаловали карфагенян, жестоко проведших их своей хитростью с бычьей шкурой, и цари их могли бы желать возместить свои убытки, а то и просто из вековечной человеческой жажды золота напасть на город. Потому-то мудрая царица и спрятала свои несметные сокровища в никому кроме нее и самых верных людей не ведомой пещере. Там и лежали они долгие века, покуда удачливый Басс не обнаружил их.
Строго говоря, обнаружил он сокровища Дидоны во сне, каковой непонятно почему счел вещим. Несомненно, что с головой у потомка некогда грозных карфагенян было плохо, иначе он не поехал бы в Рим и не стал бы пробиваться на прием к самому цезарю. К несчастью, как это порой бывает с психически больными, наружно он производил впечатление вполне нормального человека. Возможно, дело действительно в его убедительности, но безусловно и то, что его фантастический рассказ упал на благодатную почву. Ломавший себе голову над поиском больших денежных средств Нерон внезапно увидел простейшее решение: найти клад Дидоны – и все вопросы решены! Можно будет оплатить не только то, что еще не оплачено, но и вперед тратить столько, сколько пожелаешь! В результате «безумная надежда отыскать под землей несметные клады» толкала его на новые «безумные расходы». [277]277
Светоний. Нерон. 31. 4.
[Закрыть]
Похоже, для Нерона тот мир, который он знал по мифам, был уже более реален, нежели мир, в котором он жил. Возможность увидеть сокровища, которые некогда Дидона показывала Энею, а он пренебрег ими, как и ее любовью, по воле судьбы отправившись в Италию, взволновала его до глубины души. Тогда судьба лишила славного троянца возможности обрести эти сокровища, но теперь она же посылает их тому, кто правит в городе, основанном потомками Энея и сам к Энею восходит, ведь он принадлежит к роду божественного Юлия!
Люди античного мира никогда не воспринимали мифы как вымысел, они были для них совершенной реальностью, тем, что действительно существовало в прошлом. Нерон потому и не усомнился в подлинности этих сведений, не приняв во внимание крайне сомнительное происхождение вестей, пришедших из Африки, основанных лишь на голословных показаниях Басса, коему все это во сне приснилось. Надо было быть Нероном, живущим в мире обожаемых им персонажей древних мифов и театральных трагедий, чтобы всерьез во всю эту очевидную галиматью поверить.
И вот по повелению Нерона снаряжаются корабли с отборными гребцами для ускорения плавания и отправляются целые отряды воинов для добывания сокровищ Дидоны. Последствия, как и следовало ожидать, самые плачевные:
«Основываясь на этих вздорных надеждах, Нерон день ото дня становился все расточительнее: истощались скопленные казной средства, как будто уже были в его руках такие сокровища, которых хватит на многие годы безудержных трат. В расчете на те же сокровища он стал широко раздавать подарки, и ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищания государства. Ибо Басс, за которым следовали не только воины, но и согнанные для производства работ сельские жители, беспрестанно переходя с места на место, всякий раз утверждал, что именно здесь находится обещанная пещера, перекопал свою землю и обширное пространство вокруг нее и, наконец, изумляясь, почему лишь в этом случае сновидение впервые обмануло его, хотя все предыдущие неизменно сбывались, оставил бессмысленное упорство и добровольно смертью избегнул поношений и страха перед возмездием. Впрочем, некоторые писатели сообщают, что он был брошен в темницу и затем выпущен, а в возмещение царской сокровищницы конфисковали его имущество». [278]278
Тацит. Анналы. XVI. 3.
[Закрыть]
Конфискация имущества злосчастного Басса в возмещение убытков, понесенных государством во время бессмысленных поисков несуществующих сокровищ, должна была в глазах римлян выглядеть решением совершенно комичным, что еще более умаляло падающий престиж Нерона: Истинные же последствия карфагенской авантюры Нерона оказались совсем печальными:
Невыплаченные жалованья, отложенные заслуженные награды – это в глазах воинов дело совершенно нетерпимое. Император, допускающий подобное, рискует. Люди, в руках которых оружие, могут на это ответить так, что виновный в денежных задержках запомнит навсегда. Если, конечно, останется жив.
