Текст книги "Ящик водки"
Автор книги: Игорь Свинаренко
Соавторы: Альфред Кох
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 75 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]
– Да-а-а… Значит, объ…ли нас безвозвратно только казахи. С прибалтами решается вопрос, остальные давно уже пожалели.
– Вот я и говорю – Хохляндию надо забирать. И Белоруссию.
– На хера тебе это? Объясни, пожалуйста!
– Я хочу в Крым. Мне без конца предлагают землю в Сочи. Чтоб я там дом построил.
– Ну и чем тебе Сочи не нравится?
– Влажно! Столько дождей! Солнечных дней мало. Не хочу. Да это и несправедливо! Мы завоевали, а хохлы пользуются. Я хочу, чтоб это было наше.
– А ты строй там дом не на нашем.
– Если не на нашем, так тогда уж лучше в Италии. Где-нибудь в Тоскане, рядом с Флоренцией. Там продаются по семь гектаров участки – с замками, с виноградниками, причем дешево.
– Но ты не покупаешь там, ждешь, что со дня на день Крым отдадут.
– Я готов туда даже нашествие устроить! Если мы завоюем Крым, что нам сделают? Ничего. И потом, я за справедливость. Это не хохляцкая вещь! Это Никита им подарил.
– Так ты подай в суд международный, и пусть ту сделку признают недействительной.
– Сначала надо завоевать, а потом в суд подавать. А пока суд да дело, будем пользоваться. Причем в Крыму все рады будут. И Одессу заодно забрать.
– То есть вот какие вопросы надо было решать в 89-м году.
– Да. А Калининградскую область – снова возвращаюсь к этому вопросу – надо вернуть тем, у кого забрали. Это не наше. Это очевидно не наше, и оно нам на хер не надо. А Крым – наш и нам нужен. Верните нам. Я за справедливость.
– Так… Что еще в 89-м? Риббентроп – Молотов.
– Тут, кстати, недавно Жирик орал, что надо с Гитлером объединиться и весь мир завоевать.
– Это, кстати, не его мысль. Она не новая. Давно уже все поняли, что если б русские объединились с немцами, то они бы сделали всех. А почему они не объединялись и все время воевали между собой, причем непонятно из-за чего? Я тебе скажу.
– Ну?…
– А потому, что это поняли очень серьезные ребята, у которых у самих была серьезная империя размером с полмира, – англичане. С сильнейшей дипломатией и замечательной разведкой. Так вот, огромные ресурсы былизадействованы Британией для того, чтоб ссорить нас с вами. Стравить любой ценой.
– Но не всегда это удавалось.
– Однако пару раз удалось по полной.
– Не, ну когда матушка Елизавета померла и на престол взошел Петр III, он быстренько порвал с французами и австрияками, заключил с Фридрихом Великим мир, и Фридрих тут же отымел всех – хотя он до этого семь лет проигрывал войну. И английская разведка, которая в то время поддерживала Пруссию, обосралась. Англия не хотела союза, она хотела вечной войны в Европе, чтоб тем временем заниматься экспансионизмом по всему миру.
– Вот видишь, мы с немцами потому только смогли тогда замириться, что английская разведка, как ты говоришь, поддерживала Пруссию. А когда перестала поддерживать… Очень досадно, что судьбы России решала иностранная спецслужба – эта вот английская разведка. Неприятно думать об этом, но похоже, что так…
– Был еще один случай – Тильзит. Когда Россия присоединилась к континентальной блокаде.
– Маленький частный случай.
– Да. Удержаться долго Россия не смогла. Вышла из континентальной блокады. И потому Наполеон вынужден был напасть на Россию… Стандартная историография умалчивает, что Наполеон напал на Россию не потому, что ему так уж хотелось с нами воевать, а потому, что она вышла из блокады Англии! Александр Первый нарушил собственное слово. Дело в том, что экономика России от участия в блокаде сильно пострадала. Ведь Англия была большим рынком сбыта для многих товаров русских. Там мы, кстати, покупали и оборудование. И вот, увидев очевидные экономические убытки, Александр Первый вынужден был выйти из блокады. И Наполеон его на этом поймал.
– Вот опять эта долбаная Англия. Стоит у нас как кость в горле. А Риббентроп – Молотов – это была попытка все-таки соблюсти вековые интересы России и договориться с немцами.
– А ты, кстати, как относишься к теории Виктора Суворова относительно того, что…
– …очень верю. Сталин сам хотел напасть!
– …что это был превентивный удар.
– Ну да. Несмотря на официальные возражения Суворову, мне его позиция кажется более сильной. Его аргументы мощней.
– Убийственней.
– Откуда у нас перед войной взялось столько парашютистов – в каждом парке была парашютная вышка! При том что для оборонной войны столько десантников не нужно.
– Раз.
– И карты почему у наших были европейские, а не свои?… И потому наши от границы отступали вслепую.
– А лозунг «Война на чужой территории»? Это два.
– И плакаты были до войны отпечатаны – «Родина-мать зовет». И сапоги кожаные нашим тогда выдали, чтоб не стыдно было по Европе гулять.
– Это три. Я все это помню.
– Да и Ленин говорил открыто – мировая революция нужна. Экспорт революции же был в белую запланирован.
– Да вот еще аргумент, который и без Суворова известен: армия попала в плен в первые дни. Она стояла вся на границе. Для чего она там стояла? Отмобилизованная, с подтянутыми обозами! Оборонительную войну собиралась вести?
– И Сталин в начале войны объявил, что раз она началась, то он устроит во всей Европе социализм. Это даже в советских источниках было. И Суворов нам также напомнил, что День Победы стал выходным днем только после смерти Сталина. А тот даже парад не принимал – результат войны он победой не считал. Ну, чисто в военном смысле он победил, но постав ленных задач не решил. Какая ж тогда победа?… Так что тот пакт – это была попытка реальной политики: договориться с немцами и всех уделать.
– Не думаю. Мне кажется, он хотел напасть. Это была сталинская разводка. Гитлер в нее поверил.
– Но это совпало с вековой линией русской политики – как она бы в идеале легла. Однако в итоге удалась разводка британской разведки.
– Не знаю… Гитлер и сам ведь был мудак большой. Если б он хотел Совок победить, ему ни в коем случае не надо было геноцид устраивать. Надо было эту армию, которую он взял в плен, развернуть против Сталина. Но он был мудак, он был нацист. Ведь проблема не в том, что он агрессивный экспансионист. Это как раз не хорошо и не плохо – это никак. Может, Гитлер как раз сыграл бы благородную роль – освободил бы Россию от большевизма. Но он ненавидел евреев. Нацист. Вот в этом его главные грехи и провинности перед человечеством!
– Он мог бы, как многие, ненавидеть евреев – но молчать об этом.
– Да!
– Ну, Еве Браун в койке еще можно было на жидов пожаловаться, а так – молчи, терпи. Ева б ему еще могла ляпнуть: не любишь – ну так дави их. А он: дура ты, что ли?
– Ну да, удави их – как тогда со Сталиным воевать?
– А он долбоеб оказался.
– Чистый долбоеб. И Суворов об этом пишет. Помнишь, у него есть такая вещь – «Самоубийство»?
– Нет. Но у Гитлера правда трудно найти что-то симпатичное.
– Ну почему? Он очень любил немцев… Страдал за эту нацию…
– Ну, ты здесь можешь увидеть позитив, а так-то широкая публика это не считает плюсом – что кто-то любит немцев… (Я, кстати, не знаю другого не немца, который любил бы немцев, как я.)
– С французами он похитрее повел себя. Виши, французская администрация, уважение… А с Россией почему-то решил действовать попроще. А ведь мог Сталина вы…ть в одну калитку! Целая армия была в его распоряжении!
– А, чего-то Солженицын в «200 лет…» гнал, что многие отождествляли коммунизм и евреев. Может, на это Гитлер повелся?
– Но зачем антисемитизм Гитлеру был нужен? Глупость натуральная, просто идиот!
– Да у нас Борис Николаич не мог вопросы порешать, а ты говоришь про Адольфа Алоизыча!
– Ну, у Алоизыча и планы были более грандиозные, чем у Бориса Николаича. Он же хотел весь мир завоевать. Но тогда зачем тебе политика нацизма? Ну ладно, евреев не любишь – но чем тебе русские не угодили? Блондины с голубыми глазами? Что это за херня?
– В итоге получилось, что все равно Гитлер принес своему народупользу – правда, через жопу… Чтоб люди начали работать, им нужен опыт поражения – чтоб не думали, что они самые умные… И им типа не надо работать, потому как они все изобретут… И что у них запасы сырья. И надо, чтоб кто-то им доходчиво растолковал: ребята, вы не самые крутые, надо работать. Людей отымели, они все поняли и работают. И в итоге немецкое машиностроение – ну не танки, так «мерседесы», немецкая техника, объединило Европу… Правда, большой кровью это все далось… Русские тоже потеряли огромное количество крови и ресурсов, но при этом продолжают думать, что они – круче…
– Я думаю, что Вторая мировая война самый главный урок дала миру…
– …что надо не на понтах, а на бабках все решать?
– Не, не. Что нельзя нацию – любую, это касается и чечен, – ставить в коленно-локтевую позу… Если вы ее поставили раком, высосали из нее кровь как победители, ждите, что вам придет отдача. Что ваши города будут бомбить. Что у вас будут взрываться дома. Блядь, Версальский мир был совершенно несправедлив. Очевидно несправедлив! Это признавали даже французы с американцами и англичанами. И никакая нация – тем более достаточно известная и мощная – не могла смириться с тем, что ее так объ…ли. Они никогда с этим не смирятся…
– Вот, это все жадность капиталистическая! Побольше хотели с немцев слупить – и ответили за это.
– Совершенно верно! Этой войны могло не быть. Это была французская тупость, а американцы с англичанами эти аппетиты унять не смогли. Вот и все. И наш тоже этого дурака Ширака слушает! Он опять его доведет до цугундера…
– И Россию жадность погубит… Но – ладно, что мы все о грустном? Вот ты лучше скажи, пожалуйста, Алик! Мы не верили, что Борис Николаич бухал. А мы верили, что он с моста упал! Какая твоя версия?
– Вот в это я быстрей поверю. У меня было такое подозрение. Тот мост на Николиной горе я знаю.
– Чего-то там с цветами… Или на блядки с цветами, или с блядок…
– Ха-ха-ха. С блядок – с цветами!
– А ты, Алик, чем занимался в 89-м?
– А я в 89-м ушел из своего ящика и устроился работать в политехнический институт преподавателем. Для меня это был колоссальный рывок в карьере – в моем представлении. Я хотел преподавать. Кстати, у меня благодаря этому есть некий ораторский навык, я ведь много лекций читал. Вообще все, кто имел реальную преподавательскую практику в институтах, неплохо говорят.
– А я никогда ни одной лекции не прочел. Ну как это? «А теперь все сели, заткнулись, и я вас буду, блядь, учить». С какого хера вдруг записываться в гуру? Все молчат, смотрят тебе в рот, а ты думаешь: чего бы им еще такого прогнать? А они думают – заебал, когда ж звонок и пиво идти пить? Не было стыдно, что ты щеки надуваешь и прикидываешься умным?
– Есть очевидные вещи, которые нужно рассказать ребятам, и они все поймут. Есть же науки и кроме марксизма-ленинизма. Теория игр, теория автоматов, прикладная математика, линейное программирование – понимаешь?
– Не, я таких не учил. Я, извини, забыл, кто у нас где учился. И чему.
– Ну да, когда выходит человек и говорит – я вас сейчас научно научу научному коммунизму… Конечно, хочется сразу пива попить. А если ты им объявляешь, что изложишь теорию очередей, и начнешь всю доску исписывать формулами – это другое.
– А это что за теория?
– Ну, как расставить кассовые аппараты. Как центр обслуживания разместить, чтоб очереди не было. Сколько обслуживающих мест должно быть.
– А в Шереметьеве не вы пограничные киоски расставляли?
– Нет, не мы. Это специально, чтоб очереди были. Чтоб была маза специального обслуживания – чтоб мимо них хотелось пройти.
– И еще что ты делаешь? В 89-м?
– Еще у нас был клуб «Перестройка». Лекторий там был, мы заседали… Руководителем Петя Филиппов, депутат ВС России.
– А меня, помню, в январе 89-го призвали на военные сборы. И я еще думал – может, откосить? Невесело же рыть окопы в белоснежных полях под Москвой… Однако же оказалось, что окопы на повестке дня не стояли… Задача была другая: в МИМО на военной кафедре язык учить и еще там какие-то военные науки. Я согласился – а чё, месяц на работу не ходить, повышать образовательный уровень. Работа над собой. Великолепно! Мы там карты рисовали и на них бомбили НАТО. Желтый кружочек на карте – значит, ядерный удар. И циферками надо написать внутри кружка, сколько килотонн (нас интересовали только тактические заряды, а не стратегические). И вот какая информация меня потрясла: через эпицентр ядерного взрыва уже спустя четыре часа можно ехать на танке! Ну, в противогазе, само собой… Но ехать можно.
– Падает радиация?
– И падает, и танковая броня ее ведь не всю пропускает. Но смысл такой, что ты не как камикадзе едешь, а вполне спокойно, решать вопросы. Ну, хуй стоять, может, и не будет какое-то время (а потом его вылечат в Крыму, после войны), – но в целом это не смертельно.
– А кого вы там в центре ядерного взрыва собирались найти, интересно? Для допроса?
– Да не в эпицентре! Мы должны были тактическим ядерным ударом прорвать оборону противника, проскочить чернобыльскую зону и выйти ему в тыл, а там уже зверствовать.
– А, с той стороны! Но русские офицеры продадут план нападения и враги вовремя эвакуируются… (Беседа происходила за два дня до поимки так называемых оборотней, или же динозавров – из милицейской криминальной группировки. – И.С.) Ты выезжаешь из зоны заражения, а там тебя встречают артиллерийским огнем.
– Но тогда же рыночные отношения так не пронизали русскую армию! Бабками еще не очень увлекались – могли бесплатно молодых бойцов мордовать и слать их по домам в цинке.
– Ты недооцениваешь их, как мне кажется… А русский офицер, который сдал план ядерного нападения, доволен! Тысячу долларов ему заплатили! Он на эти деньги жене колготки купит.
– Не, дом построит в Грозном – климат чудный, фрукты дешевые… Как все забывается быстро! А мы же готовы были убивать европейцев. Нас этому учили, и мы без содрогания этому учились. Типа – это очень простая вещь. Когда мы ездили на стрельбы и сшибали из автомата мишени, то имелось в виду, что мы не талибов мочим, но бойцов бундесвера. Ну вот. На стрельбище все стреляют из «макарова», и никто не может попасть. В том числе и я. И тогда я придумал двумя руками пистолет держать. Мне говорят: нельзя. А где, спрашиваю, в боевом уставе записано, что нельзя? Нигде… Ну и отвалите.
– Ужасно плохой пистолет Макарова. Мне не нравится.
– Полное говно. Но с двух рук я выбил двадцать две из тридцати. Что уже неплохо.
– Ну и зачем такой пистолет? Были же лучше пистолеты – тот же «ТТ». Нет – взяли на вооружение «макаров». Зачем? Почему? Его точно за взятку утвердили.
– Не иначе. А из автомата повели нас стрелять по мишеням, которые вдали расставляли, и очень похоже было на реального такого человека в полный рост. И вот я сбил три мишени, как положено, и остается еще два патрона. Я и говорю: слушай, прапорщик, дай я еще одну мишень собью. Ну, отвечает, валяй во-о-н ту, возле леса. Целюсь… Так, думаю, где три, там и четвертая ляжет… И тут замечаем – мишень-то шевелится! «Отставить!» – орет прапорщик дурным голосом. Я отставил. Смотрим, а к нам бежит курсант училища им. Верховного Совета. На лыжах. Он свое упражнение выполнял – бежал к лесу, кидал гранаты, а после обратно. Причем обратно он прибежал только благодаря нашей с прапорщиком бдительности. И гуманизму. И вот что смешно. Приблизительно в то же время я написал заметку, что типа в армии херня – ну все как есть: деды там, голод, воровство, идиотизм… И мне прислали какие-то военные письмо: «Ваша газета дерьмо, все врете, службы не знаете».
Тут-то я им и послал ответ, а с ним копию почетной грамоты от Министерства обороны – за успехи на военных сборах (я же мишени сбил, по курсанту огонь не открыл, с немецкого все перевел и бундесвер ядерным ударом накрыл). Это вы, пидарасы, меня не цените, а МО вон как меня отметило! Я, грубо говоря, был отличник боевой и политической подготовки! Далее. Продолжение немецкой темы. В июле я в очередной раз выехал в рейх. С бригадой Союза журналистов. На месяц. Опять же – в Лейпциг.
– Ну да, где каждый камень Ленина знает.
– И меня тоже. А в том году как раз в Лейпциге вокруг Nikolaikirche тусовались диссиденты и гнали насчет демократии. Однако летом все они были на дачах и в отпусках, и никакой политической борьбы я не увидел. Весной они бузили, летом отдыхали, а осенью, как похолодало, опять стали митинговать.
– Нормальные люди.
– Ну вот. Нас там при университете учили языку, преподавали что-то. А там не только наш Союз журналистов был представлен, но и все соцстраны. От Болгарии был некто Виктор Денизов. Денизов – что значит? «Deniz» по-турецки – «море».
– При чем тут турки?
– При том, что как-то мы с Виктором напились, и он признался, что турок. Его настоящее имя – Хикмет Эфенди. А славянское имя его заставили взять – под страхом немедленной высылки в Турцию. Это было для него такое унижение! И детей пришлось переименовать. Живков их там придавил… А отец Хикмета был партизан и коммунист, и никто его не попрекал, что он турок, – когда воевал за Болгарию. «Сказали б раньше, в 43-м, что я вам не нужен!» – обижался дедушка.
– Ничего, ничего! Сколько турки измывались над славянами! Могли ж славяне хоть немного поиздеваться над турками. По все той же моей любимой теории компенсации.
– Ну, тут я даже затрудняюсь… Я помню это двойственное чувство… И Хикмета вроде жалко, но ведь и Святую Софию они нам не отдали! И в ней сейчас, увы, мечеть… Еще про Германию. Нас как-то привезли в какую-то крепость на экскурсию. Wartburg? А может, и не Wartburg. Ну, где-то на горе. И там на стене картины со сценами обороны крепости. Нападающих скидывают со стен в пропасть. «А кто ж это на вас тут, интересно, нападал? Какие-то у них физии рязанские…» – спрашиваю. «Как кто? Славяне! Это ж ваши исконные земли. Мы их у хозяев отняли, а когда те пытались все обратно отвоевать, мы их со стен скидывали…» Наши, стало быть, эти земли в Германии. Вот пусть сперва отдадут, а после Кенигсберг требуют. Понял, да?
А еще я нашел недавно такую старую запись у себя в тогдашнем блокноте. Прочитал – чуть не прослезился. Слушай. «Очень тяжело, скучно, тошно жить в Германии. Жизнь дома идет, а ты торчишь тут в дерьмовой загранице. Дурак». Какая красота! Я так переживал, что в Кузбассе забастовки, а мне приходится в Европе прохлаждаться с пивком и любимыми немецкими Bratwurst.
– Ну да, ты же шахтер…
– Жизнь, свобода, забастовки! Вот оно, настоящее!..твою мать. А я марки там получаю в виде стипендии…
– «Какое я типа дерьмо, блядь. Все-таки поддался зову желтого дьявола».
– Я там еще фотоаппарат купил, «Практика». Это было круто по тем временам.
– Хрен бы ты на шахтерских забастовках такой аппарат купил.
– Это да. Но ты понимаешь, какой у меня тогда был пафос?
– Да.
– Это такая как бы блатная романтика – как вот ворам в законе нельзя было жениться, служить в армии…
– Работать нельзя…
– А надо с финкой ходить. И я мучился этими переживаниями, мне казалось, что по понятиям журналистским я должен быть на забастовках. А в это время как раз начиналась забастовка на шахте им. Шевякова. С которой все и пошло. Ровно через десять лет, к юбилею той забастовки, я поехал туда и сделал большую заметку про то, как, с чего и почему все тогда началось.
– На «Воргашорской» же началось!
– Не-не. Главная была – Шевякова. Междуреченск. И вот я поехал выяснить, что случилось с революционерами и довольны ли они содеянным.
Комментарий СвинаренкоШахтерские забастовки 89-го. Отрывки из моей старой статьи
«Колыбель шахтерской революции – это сегодня огромная братская могила. Может быть, самая глубокая в мире: 280 метров. После революции, когда СССР развалился, там было несколько страшных подземных взрывов. Погибли люди. Удалось поднять наверх только двух мертвых шахтеров, а остальных 23 не смогли достать: под землей после еще долго горел уголь. Перед тем как шахту закрыть, в нее, чтоб потушить этот пожар (помните, раньше модно было говорить про социальный взрыв, про пожар революции – так перед вами буквализация метафор), долго лили воду… Ну, мертвые худо-бедно похоронены, хотя, конечно, очень экзотическим способом. А из живых тоже никто не забыт: всех уволили по сокращению и заплатили на прощание по три оклада. Четырем дали денег, чтоб выучиться какой-то другой профессии. Остальным – а всего на шахте Шевякова было две тысячи человек – не хватило. Вы удивитесь совпадению, но безработных в Междуреченске сегодня приблизительно столько же.
…Такая картина, новый русский апокалипсис. Колонна шахтеров в робах, с черными лицами, с горящими на касках лампочками – средь бела дня молча идет по городу. Выразительная картинка? В Междуреченске, в 89-м, ее видели. «Аж мороз по шкуре шел», – вспоминает очевидец. А в Москве такого пока не видели.
…Был исторический день 10 июля 1989 года. Началось, как всегда, с чепухи. Три месяца обещали выдать мыло, и опять не дают! А в продаже его тоже, если помните, не было. Шахта Шевякова. Звено Валеры Кокорина – он главный заводила – выехало из шахты и стоит все черное, обсыпанное угольной подземной пылью, и не хочет немытое домой идти.
«Доколе!»… Ну и так далее в том же духе. Тут бы выйти завхозу и рявкнуть:
«Чего разорались, мать вашу!»
И выдать им три куска хозяйственного мыла – на двенадцать человек как раз бы хватило, куски здоровенные. Помылись бы ребята и пошли б домой пиво пить и, как настоящие интеллигенты, по кухням показывать власти кукиш в кармане.
Но вот не нашлось же этого вонючего мыла, которое варят не из собачьих ли гнилых костей?! И рухнула империя. Знали б на Старой площади, прислали б мыла с фельдъегерем, спецрейсом.
Дальше – уже в центре города – громкий митинг. С соседних шахт подъезжали посмотреть: будут бить или нет? Поскольку не били, площадь быстро заполнилась вся.
– Жим-жим был сильный, можешь не сомневаться, – вспоминают очевидцы горячие деньки. – Так и ждали, что Новосибирская дивизия внутренних войск подойдет. Горбачев-то раньше применял ведь войска. В Алма-Ате, например, в Тбилиси, так? Мог же и нас саперными лопатками…
А на следующий день и Прокопьевск стал, а там дальше и весь Кузбасс, и стало ясно, что на всех милиции не хватит. Страх пропал. Момент был утерян навсегда.
– Не боялись, что КГБ придет и всех разгонит?
– Да ну! Все ж чувствовали, что власть ослабла. Партбилеты тогда выкидывали, и ничего за это не было… Шахтеры тогда ходили по городу и проверяли холодильники у партийных работников. А там ничего интересного, засохшая селедка. Ну и перестали.
– А вы сейчас попробуйте холодильники проверить.
– Ты что! Тогда был социализм. А сейчас диктатура! Раньше один мент ходил без пистолета, а теперь вон как, с автоматами и бронетранспортерами…
А что Валерий Кокорин, этот кузбасский Кон-Бендитт? Ходит ли на встречи с пионерами в качестве живого ветерана революции? Нет… Давно уж он уехал из Кузбасса в алтайское село, там у него пасека и скотина. И огород. Похоже на Диоклетиана, который удалился от власти и суеты, чтоб выращивать капусту. Иногда он заезжает в Междуреченск и жалуется:
– Я на Алтае молчу, что был инициатором забастовки, – а то побьют… Да и сам я как-то по-другому видел развитие событий. Не ожидал, что так повернется…
– …Кокорина кинули как последнего пацана. Ему же дали «Шарп», телевизор (ну, всем тогда давали). А потом на совещании каком-то в Новокузнецке еще один дают. А тут его уже ждут, встречают – ах ты за два телевизора продался!
И прочие революционеры куда-то делись. Одного тогда сразу выбрали депутатом в Москву, уж срок давно вышел, а он все не едет домой. Ребята на него обижаются. Еще один в Москве в профсоюзах, в люди вышел и живет своей жизнью. В бизнес, конечно, некоторые подались. «Кто-то купился, кто-то спился», – рассказывают местные. Ну а иные и вовсе крякнули (шахтерское словечко – в смысле, ушли в мир иной).
…Езжайте, попейте с шахтерами самогонки, они вам расскажут популярную версию: забастовку устроил КГБ, чтоб свалить Горбачева. Смешно? Поднимите материалы пленума обкома КПСС (не забыли еще, что такое?). Там черным по белому было написано: «Угольная промышленность Кузбасса на грани остановки из-за громадных остатков угля на складах». Запаса было 12 миллионов тонн – столько весь Кузбасс добывал за месяц! Железная дорога не в состоянии была это вывезти, хотя ее никто тогда не перекрывал. Да и некуда было везти. Госзаказ ведь был только на треть добычи. А уголь, он не может лежать бесконечно – начинает потихоньку гореть… То есть забастовка была единственным способом избежать страшного кризиса. Промедление смерти подобно. Немедленно остановить шахты и чем-то занять, развлечь шахтеров! Другого выхода просто не было. И кто-то на этот выход указал. Может, начальник КГБ Крючков. А может, простой снабженец, который украл ящик казенного мыла.
Бастовали две недели. К концу стачки завалы на складах упали до 8 миллионов тонн – спокойно можно было еще пару недель побастовать… Но пора и честь знать, и рабочих сильно баловать не хотелось.
– Нам стали все слать. Я был сытый и мылся мылом, – рассказал мне один шахтер. – Пожили! Три телевизора я получил, холодильник. Продавал, менял на мебель, на магнитофон, ботинки, куртки, кроссовки. Телевизоры меняли на гаражи и машины… А потом… Государство ввело, что ли, налог на доллары, на бартер. Это стало дорого. А в магазинах появились товары. И постепенно стало как теперь… А бастовать что – я вообще люблю бастовать…
…Поселок закрытой шахты Шевякова. Там, куда ж их девать, живут люди. В бараках и трехэтажных развалюхах. Дворы как после бомбежки, смахивает на Грозный: все перерыто. Вид у жильцов бедный, сильно поношенный, беззубый и в целом брошенный – словом, типичные русские пенсионеры. Я разговариваю с ними. Сюжет один: на подземную пенсию с надбавкой – всего 176 советских рублей – жили счастливо. А теперь хватает только на скромную еду и на галоши. Ельцина как ругают! Я здесь даже стесняюсь цитировать, несмотря на грубое шахтерское воспитание.
– Мы не тупые, газеты читаем! Козленок наши деньги за границу увез, а Черномырдин знал… Почему все идет в Москву, все поезда, алмазы, деньги? Все вы там в Москве заодно, одна шайка…»
Вот что я прозевал в 89-м! И в 99-м я это задним числом отсканировал.
– А теперь вот Чубайс получит Госпремию за приватизацию шахт Кузбасса. И шахтеры на него молятся, говорят, что Чубайс – охуительный… Начало работать то, что сделал Чубайс! Когда займы Всемирного банка на реструктуризацию угольной отрасли распределял, строил и так далее. Сейчас это начало работать!
– Но в 89-м люди это понимали иначе.
– Они просто не знали, что отдача начнется в 2003-м. Аман Гумирыч, политический враг Чубайса, ему позвонил и сказал: «Я без тебя на Госпремию – за реструктуризацию шахт – не пойду. Мы идем вдвоем».
– Тонко.
– Потому что сделали это вдвоем. Тулеева же выдвинули шахтеры. Одного. А он Чубайса позвал: «Мы можем сколько угодно спорить, но… без тебя не пойду».
– Красиво! Если же вернуться к моей личной жизни, то я дочку родил в октябре. Несмотря ни на что! Гемоглобин низкий был у беременной жены, резус отрицательный. «Вам, значит, ни в коем случае нельзя рожать, это убийство и матери и ребенка!» – так врачи нас накачивали. Это, говорили, удовольствие, вам недоступное. Но мы посовещались и решили, что тем не менее доступное. Мы пойдем прямой дорогой, а там что будет, то и будет.
– Правильно. И все кончилось удачно.
– Да… Двоих родили. С риском для жизни пришлось размножаться. Не моей, правда… Но – тем не менее.
– Скажи, а у тебя после родов изменилось отношение к миру?
– Ну да. Я понял, что попал в цепь, что идет передача хромосом в новое поколение… Полностью взрослым я себя еще не чувствовал (хотя мне уже тридцать два годка было), но как бы уже паспорт пора идти получать… И вообще я понял, что теперь далеко наперед надо рассчитывать. И еще, помню, радовался, что девочка. Мальчика-то я не так давно воспитывал, и меня ужасала мысль, что опять все по новой: рогатки, финки, двойки, прогулы, портвейн, сека, кабаки, мордобои, приводы в милицию, КПЗ, передачи и проч. То он ментов отпиздит, то они его… Оттуда его вытаскивать, отсюда вызволять…
– Ну зачем так драматизировать!
– Да я не драматизирую. Я тебе рассказываю, как реально воспитывал младшего брата. И вдруг – девочка! Такая послушная, чистенькая, трезвая, с бантиками, смотрит на тебя большими глазами, отличница… Это зрелище у меня просто слезу вышибало. Я по полной оттянулся на этом, за все свое трудное детство. Да… Я нашел еще запись: «7 ноября 1989 года. Зарезали кабана, мяса четыре пуда. Сала минимум».
– Четыре пуда!
– Да. Это теща с тестем зарезали. Штыком. Потом смолили паяльной лампой…
– Да что ты мне рассказываешь! Я сам поросят резал! Отец всегда держал поросят. Смалец, шкварки… Колбаса ливерная… Кишку мыть…
– Что, вы делали колбасу?
– Да. Вся требуха туда идет! Сердце, печень, желудок… Мясца туда, сала добавишь… Соль, перец… Кишку промыть – и это все в нее таким шприцом самодельным, из жести, с деревянным поршнем… Значит, берешь кишку, надеваешь ее на кончик шприца, и она вся распрямляется…
– Ну так вот я тебе скажу: немцы делают колбасу, и хохлы тоже. А русские – не делают ее ни хера!
– А лень потому что.
– Да, да! Я сколько вел дискуссий с русским народом! Он все жалуется, что не может заработать, потому что мясо по дешевке у него скупают оптовики. Ну так продайте мне, говорю, колбасы домашней! Она дороже, в нее цена переработки заложена… Они отвечают – да ну, это ж надо воду греть, кишку от говна отмывать… What are we talking about? Что заработать невозможно? Или руки неохота пачкать? Давайте выясним, о чем мы говорим! Как это – невозможно сделать колбасу? Вон хохлы весь Дорогомиловский рынок завалили этой колбасой!
А 3 декабря я вылетел во Владивосток, там сел на пароход и сплавал в Японию. Это по комсомольской линии, я тогда в «Комсомолке» работал. Кагосима, Токио, Осака. Настолько это было потрясающе в 89-м, что просто не передать словами. Меняли 500 рублей, которые я взял взаймы у своего начальника Сунгоркина. Курс был 6 рублей с чем-то за доллар. А йены был такой курс: 143 за доллар. И вот я купил японский двухкассетник – предмет роскоши по тогдашним понятиям. И плеер еще купил. При том что денег было просто в обрез. Я, помню, нашел монетку в 100 йен и после долгих раздумий купил на нее банку пива. И выпил.
А суши – даже не попробовал. Это уже потом, в Нью-Йорке. И еще я на метро экономил. Из порта в центр, на Гинзу, шел пешком. На дорогу уходило полтора часа в один конец. Обратно соответственно еще полтора. В городе мы кормились сухим пайком, который нам выдавали на пароходе. Яйца вкрутую, фляжка с водой. А кто-то из наших, смотришь, сидит в ресторане, ест суши и пьет саке… Мы же пили привезенную с собой водку. А один деятель, комсомольский секретарь, спиздил на свалке велосипед. Свалка частная, металлолом там дорогой… Так что на пароход пришла полиция его арестовывать. Но его отбили – только паспорт забрали. И на берег он не сходил. Сидел две недели на пароходе и бухал, и ждал, вот вернется домой, в райком, и там ему устроят. Может, повеситься? Вечером все возвращаются с двухкассетниками, и он спрашивает: «Ну как там, на воле?» А там же типа праздник, огни, небывалый разврат, счастье…