Текст книги "Охотник на ведьм (СИ)"

Автор книги: Игорь Негатин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

V

Перед закрытыми воротами я не притормозил, они даже на вид были хлипкие – снес и не почувствовал, только обломки досок по сторонам мелькнули. Барабанной дробью застучали по днищу мелкие камешки, и я вырвался на проселочную дорогу. Машина уверенно набирала скорость; слава Богу, здесь не было рытвин и колдобин. Впереди, за небольшим полем, которое сейчас покрыто плотным слоем тумана, темнел лес. Да, там будет похуже – дорога извилистая, покрытая глубокими ухабами и корнями деревьев, которые выпячивались из земли, словно вены на руке старика.

Я гнал по лесной дороге, срываясь в глубокие заносы, и молился всем богам сразу, чтобы на очередном вираже не улететь в канаву. Если бы не ямы, ехал бы быстрее, но утренний туман, будь он проклят, лежал рваными клочьями, и видно было чертовски плохо. Плевать на подвеску, но я боялся растрясти Казимера, который лежал на разложенном переднем сиденье и молчал. Лишь временами, когда он терял сознание, с его губ срывался невольный стон.

– Держись, Казис, еще немного осталось! Еще немножко потерпи! – я повторял эти слова, как молитву. – Скоро из лесу на трассу выскочим, а там вызовем навстречу скорую помощь и все будет пучком! Ты, главное, держись!

Перед глазами мелькнула знакомая развилка – сейчас направо, и до трассы останется меньше десяти километров. Не сбавляя скорости, я вошел в крутой поворот, едва удерживая машину на дороге, и, выходя из виража, вдавил педаль газа в пол.

– Держись, Казис, мало осталось!

– Тормози, Сашка, – чуть слышно сказал Казимерас.

– Некогда, святой отец, терпи!

– Тормози…

Я бросил взгляд на его осунувшееся лицо и понял – нет, не успею. Как бы ни спешил – не довезу. Богомать! Я затормозил у небольшой поляны.

– Ну что же ты, отче? – чуть не зарычал я. Спазмы перехватывали мне горло. – Скоро трасса, сейчас из леса выедем – вытащу тебя отсюда!

Он слабо качнул головой и прикрыл глаза.

– Нет… поздно… Не над… ехать… Давай хот… тот свет… без гонки… Помоги выбраться… тесно…

Я выбрался из машины и, сжав зубы от боли в ноге, с трудом вынес тяжелое тело ксендза на обочину. Трава была мокрая от росы, поэтому я сделал несколько шагов в лес, где аккуратно опустил его на землю, подложив под голову свернутую ветровку.

– Зачем ты так, ведь почти приехали!

– Не мельтеши, Шурка…

Будь все проклято! Господи, если ты есть! Что мне Вечность, махнем не глядя – Вечная Охота за его жизнь! Ну что же ты медлишь! Дьявольщина! Появись сейчас рядом со мной Люцифер, он бы совершил удачную сделку – я бы продал душу не раздумывая!

Наверное, так и должно быть. Настоящие бойцы уходят без реплик и напутственных слов. Мы живем не в голливудских фильмах, где герои говорят длинные прощальные речи, размазывая по лицу красную краску. Казимерас был настоящим воином, и уходил как настоящий мужик, без стонов. Только внимательно смотрел на меня своими умными глазами, словно пытаясь запомнить для той, следующей жизни. Нет, Казимерас, нам не суждено встретиться в других мирах. Мой путь заканчивается здесь, в Чистилище. Так он и угас, беззвучно – только рука, державшая меня за запястье, вдруг дрогнула и ослабла. Все-таки даже Смерть уважает таких храбрецов – прикоснувшись своим крылом, она не посмела обезобразить его лицо. Наоборот – оно разгладилось, стало умиротворенным и молодым, словно ксендз заранее знал свое время и сумел к этому подготовиться. Я аккуратно, словно боялся потревожить покой, накрыл ладонью лицо и закрыл ему глаза. Requiem aeternam dona ei, Domine… [27]27
  «Requiem aeternam…» – начало заупокойной, католической молитвы. (лат.).


[Закрыть]

Что я почувствовал? Гордость. Да, именно в этот момент я гордился своей судьбой, которая сделала такой подарок – пусть и на короткий срок, но подарила такого Друга. Он не раз смотрел смерти в лицо и сумел умереть так, как и положено настоящему Человеку. Дай Бог, чтобы, когда придет мой срок, я сумел бы уйти так же – найти в себе силы открыто взглянуть в бездну небытия. Горечь? Она придет позже, вместе с болью утраты. На лицо Казимера упала капля. Неужели дождь? Как некстати… Я склонился над телом, словно пытаясь прикрыть друга от непогоды, и вдруг запершило в горле – нет, это не дождь, всего лишь предательские слезы…

Через час я добрался до трассы и остановился на небольшой площадке, под знаком кемпинга. Тяжело вывалился из машины, оставляя на сиденье кровавое пятно. Повязка с бедра слезла. Черт с ним, не сдохну! Пошатываясь от слабости, достал из кармана куртки телефон ксендза и нашел номер телефона.

– Я слушаю…

– Монсеньор Кастелло?

– Александр? Что-нибудь случилось? – невозмутимый голос Винценцо вдруг неожиданно ожил, приобретая живые, человеческие краски эмоций.

– Да, – тихо ответил я, – Казимерас… он … погиб…

– Mio dio! [28]28
  Mio dio! – Боже мой! (итал.).


[Закрыть]Как это произошло?!!

– Разве это сейчас важно, монсеньор?

– Где вы сейчас находитесь? – было слышно, как он бросил в сторону короткую фразу на итальянском, – хотя бы приблизительно можете сказать? Александр! Не молчите! Вы меня слышите?!

– Да, слышу, – я привалился к машине и сполз на пыльную землю, – записывайте…

А над полем, лежащим неподалеку, неторопливо кружил белый аист – птица судьбы. Ты опоздал, пернатый предвестник счастья, опоздал… Меньше чем через час на площадку влетел небольшой микроавтобус, с тонировкой на стеклах и зелеными дипломатическими номерами. Вот и кавалерия подоспела, в лучших традициях всех времен и народов… Из него выскочили несколько человек, даже отдаленно не похожих на служителей церкви. Скорее на бойцов неизвестного спецподразделения в штатском. Значит, и у нас, в Литве, они есть, эти Ватиканские волкодавы…

– Алекс Айдаров?

– Да…

Начало октября выдалось необычайно теплым, словно природа, понимая, что вслед за этим придет слякоть и холод, щедро одаривала людей последними теплыми днями. С чем сравнить очарование осени? Наверное, лишь с прикосновением любимого человека, который проводит ладонью по твоей щеке. В ответ на эту частичку тепла ты закрываешь глаза, стараясь запомнить это чувство, и оно остается в душе навсегда – так же, как и это буйство красок и сумасшествие прощальных нарядов. Что может быть прекраснее, чем звонкий осенний воздух с его пряным ароматом? Это невозможно описать словами, разве что просто сказать – осень пришла. В парках огромным ковром лежат желтые листья и гуляют влюбленные парочки, ошалев от прозрачного воздуха. Собирают огромные букеты разноцветных кленовых листьев – будто символы своей молодости, любви и надежды.

Маленькие дети под присмотром родителей бегают по небольшим полянам Дубовой рощи. Для них в этой жизни все еще похоже на сказку, даже времена года. Взлетают к небу листья, подброшенные этими маленькими ручками, и счастливый смех разносится по парку, отзываясь нежностью в душах стариков, уютно расположившихся на лавочках. Даже морщины на лицах разглаживаются, наполняя души умиротворением.

Кто-то из древних сказал, что «осень прекрасна потому, что природа хочет донести до людей простую истину: смерть – лишь продолжение бытия». Да, ведь без осени не будет следующей весны – новой жизни.

Чуть дальше, по боковой аллее, чтобы не мешать гуляющим людям, носился молодой кобелек немецкой овчарки. Довольно крупный для своего возраста, с широкой грудной клеткой и крепкими ногами. С довольным выражением на морде он бегал по небольшой поляне, радуясь, как ребенок, этим шелестящим игрушкам – то зарывался в них носом, то падал на спину, разбрасывал листья по сторонам, не забывая краем глаза наблюдать за хозяином, стоящим неподалеку.

Да, этот охламон, устраивающий забеги по поляне – Бакс. Он подрос и превратился в неутомимого красавца. Это уже не тот пушистый комок, который помещался у меня на руках. Друг и Хранитель. Я поморщился – все-таки после последней «работы» нога болела. Чуть выше – и все, порвали бы мне живот, как Тузик грелку. Если бы… К сожалению, история не терпит сослагательных наклонений. Рана почти зажила, но хромал прилично. Не один раз я вспомнил добрым словом ирландцев, подаривших трость, на которую сейчас опирался. Надо передохнуть, иначе опять ночью придется болеутоляющие глотать. Я выбрал небольшой, нагретый солнцем пригорок, и присел на землю, привалившись спиной к дереву. Сейчас, посижу немного – и дальше пойдем. Медленно набил табаком трубку и с наслаждением закурил, наблюдая, как носится пес, оставляя за собой летящий шлейф из листьев, поднятых в воздух неукротимой энергией здорового тела.

Ароматный дым поднимался к небу, создавая глупые аналогии с храмом. Хотя почему глупые? Природа и есть храм, самый настоящий, без лживых богов и лишних слов, придуманных людьми для оправдания жестокости. Если бы люди вместо религиозного лицедейства искренне обращались к Богу – мир был бы намного лучше. В такие моменты мне трудно поверить, что все, окружающее нас – не более, чем Чистилище. Особенно сейчас, осенью. Наверное, золотая осень – это дар Богов за все людские беды и страдания. Кажется, закрой глаза, прислушайся к шелесту листьев – и природа отзовется торжественным хоралом, уносящим душу вверх, освобождающим ее от грехов, проклятий и тяжести потерь.

Вчера был разговор с Авгуром. Он неожиданно позвонил сам и попросил встретиться. После того, как мы вместе с погибшим Казимерасом устроили небольшой локальный конфликт, пытаясь добраться до Некроманта, виделись мы всего несколько раз, да и то мельком. Ну, раз позвонил – разве мне трудно? Разговор был тяжелым, причем больше для него, чем для меня. Он будто пытался вывести меня из себя, обвиняя в каких-то непонятных грехах. Смешной он, ей-Богу. Я слушал претензии, машинально кивая в ответ, а сам наблюдал за нескончаемым потоком людей, наводнивших городские улицы, словно актеры на сцене, играющие бессловесные роли.

– Саша, поверь, я желаю тебе только добра.

Петр выглядел немного странно. Хотя, нет, скорее встревоженно, но что мне до его тревог? Vanitas vanitum…

– Верю, Петр Васильевич, – я равнодушно кивнул в ответ, – охотно вам верю.

– Понимаю, что эти полгода были не самым лучшими в твоей жизни, но такова судьба, здесь уже ничего не поделаешь. Проблемы надо обсуждать, а не замыкаться в себе!

– Конечно. Я понимаю, – соглашаюсь с ним и аккуратно ставлю чашку на столик, – да и проблем у меня нет. Так, по мелочи, не более того. Вам показалось, право слово. На дворе осень, прекрасная пора. Покой души и тела.

– Убедительно, Саша! – он попытался съязвить, но, наверное, решил, что этого делать не стоит. – Очень убедительно! Если бы я прожил на этом свете немного меньше, то поверил бы тебе на слово. Но я стар и мудр, – он ткнул пальцем куда-то в небо и закончил, – и видеть такое выражение глаз мне приходилось не раз!

– Какое выражение? Вы сейчас о чем? – я отвлекся от женщины, которая со звонким стуком каблучков красиво продефилировала мимо нас. – Чьих глаз?

– Твоих глаз, Саша, твоих. Мне тяжело это говорить, но в них пустота, бездна. Даже людское безразличие таит в себе больше эмоций! Безразличие все же имеет окрас эмоций, это обычная слабость души. Но ты, черт побери! Когда я встретил тебя первый раз, в них была жизнь! Сейчас там нет ничего, даже шальной искры сумасбродства! Понимаю, что ремесло накладывает отпечаток, но ты стал таким…

– Каким?

– Равнодушным, черт меня возьми! – Авгур хлопнул ладонью по столу.

– Зря вы так шумите, Петр Васильевич. Люди начинают обращать на нас внимание, – я кивнул в сторону посетителей бара. – Зачем заставлять их прислушиваться к разговору? А вы, можно сказать, провоцируете на это. Вам оно надо?

– Такое ощущение, что ты смирился.

– С чем именно? – поинтересовался я.

– С судьбой.

– Стать смирным, покорным, смиренным. Нет, это скушно. Да и судьбы – они ведь разные бывают, – пожал плечами я, разглядывая прохожих на Лайсвес аллее. – Извините, но я правда не понимаю вашего возмущения. О чем вы говорите и что пытаетесь объяснить? У вас претензии ко мне как к Охотнику?

– Не к охотнику, а к человеку! – казалось, что еще немного – и Авгур начнет кричать, размахивать руками и проклинать все на свете. Столько в нем сейчас экспрессии, а к чему?

– Саша, я понимаю, ты потерял друга, – он помолчал несколько секунд, – это больно, но это жизнь… Казимерас ушел достойно; жаль, что он не из вашего рода, был бы прекрасный Охотник.

– Жаль? – я все же не выдержал и хрипло засмеялся. – Это скорее счастье, что он оказался обычным человеком. Он с честью прошел свой жизненный путь. Что же ты за Нежить такая, Петр Васильевич, что всех людей пытаешься загнать в рамки проклятия? Тебе не бывает страшно?

– Понимаю причину твоего взрыва, поэтому не обижаюсь, – покачал головой он, – потом сам же будешь извиняться.

– Надо будет – извинюсь, хребет не переломится. Ладно, к черту лирику, есть что-нибудь новое по работе, или вы меня сюда пригласили так, кофе попить?

– Про какую работу ты говоришь, Саша? В твоем состоянии и думать забудь!

– Неужели? Значит, займусь свободной охотой. Благо, Нежити на свете много, на мой век хватит, пожалуй, еще и останется. Как вы там говорили – «простой мусорщик, который убирает отходы, не более того». А раз так, отпуска нам не положены.

– Черт тебя возьми, ты что, совсем отморозком стал! – он чуть не схватил меня за руку, но, видно, раздумал. Правильно – не люблю, когда меня трогают.

– Успокойтесь, Петр Васильевич! Зря вы горячитесь, ей-Богу! И черта поминать не надо, не к добру это. Если все, то я, пожалуй, пойду.

– Раньше ты называл меня Авгуром, – покачал головой он.

– Раньше? – я пожал плечами. – Может… Не помню…

Я положил на столик несколько монет за кофе и, прихрамывая, ушел. Навстречу попалась женщина, которая просто светилась от удовольствия. Посмотрев на трость, которая не подходила по стилю к моей одежде, она попыталась усмехнуться, но, натолкнувшись на мой взгляд, испуганно дернулась в сторону. Словно от прокаженного.

Странный он, этот Петр Васильевич. Пытается решить проблему, которой на самом деле не существует. Так много слов – и ни одного по делу. Хотя, может, в чем-то он и прав. Раньше я бы, наверное, не спал ночами, думал о прошлом и переживал. Сейчас… А есть ли хоть капелька смысла в поиске среди всей пустоты мира? Это же смешно – искать кусочек рая в Чистилище. Глупо и бессмысленно. Людям иногда может показаться, что они обрели счастье. Может возникнуть такое чувство, не спорю. Правда, оно придет на короткий срок, с одной целью – чтобы немного позже человек еще острее почувствовал боль. А передышку нам дают, чтобы человек не смог привыкнуть к ударам, чтобы знал свое место в этом Аду. Знай свое место, тварь!

В руку уткнулся холодный нос Бакса. Мол – ты чего грустишь, хозяин? Гляди, какую я палку нашел! Пошли побегаем, смотри, какая погода прекрасная!

– Да, ты прав, Малыш, погода и правда прелесть, – я аккуратно вычистил пепел из трубки и убрал ее в карман ветровки.

Осень – это прекрасное время. Прогуливаясь, мы дошли до окраины парка, где на небольшой площадке оставил машину. Бакс, неугомонная душа, наверное, еще и не устал – носился вокруг меня кругами, мелькая между деревьями, словно черно-рыжая молния. Неожиданно раздался женский крик. Дьявол! По-моему, разыгравшийся Бакс кого-то нечаянно напугал. Этого мне еще не хватало для полного счастья! Прихрамывая, я поспешил к густым зарослям кустарника неизвестного вида. С узкими листьями, окрашенными в багрянец, словно кто-то выплеснул на куст банку красной краски.

– Бакс! Ко мне!

Пес метнулся навстречу, продираясь сквозь тонкие ветки. Подбежал со счастливым выражением морды и, высунув язык, уселся рядом, ожидая награду за быстрое выполнение команды.

– Умница, – я потрепал его по холке и дал кусочек твердого сыра. За сыр он был готов выполнить любую команду со скоростью ветра. – Обжора эдакий, ты кого там напугал?

Сразу за кустами на небольшом асфальтированном пятачке стояло несколько деревянных, потемневших от времени скамеек. Смотри ты мне – даже и не знал, что они здесь есть. На одной с испуганным выражением лица сидела молодая девушка, прижимая книжку к груди.

– Извините ради Бога, – сказал я, – Вас, наверное, напугал мой пес. Он, видите ли, совсем молодой, энергии много, а ума еще не набрал. Вы уж не сердитесь на него.

– Нет, ничего, просто это было так неожиданно, он так быстро выскочил из кустов, – девушка посмотрела на меня и вдруг слегка прищурилась, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Еще раз извините. Бакс, пошли домой, – я кивнул и повернул обратно к дорожке. Черт, рванул, называется! Сто процентов – рана кровоточить начнет, зараза эдакая. Прихрамывая сильнее обычного, я выбрался на тропинку.

– Давай-ка я тебя на поводок возьму, Малыш! Видишь, здесь люди гуляют, – я защелкнул карабин на его ошейнике и, тяжело опираясь на трость, прошел несколько десятков метров, но вдруг услышал, как меня окликнули.

– Подождите пожалуйста!

Я повернулся. Да, так и есть – меня догоняла та самая девушка с книжкой. Ее волосы, отливавшие янтарем, вспыхивали в лучах осеннего солнца, будто она был объята пламенем. Бакс увидел приближающегося человека и навострил уши. Правильно, Малыш, контролируй всех, мало ли что у нее на уме. Сейчас, наверное, нотацию начнет читать – за собаку без намордника. Послушаем, – я вздохнул, – по большому счету она права. Расслабился.

– Извините, но у вас на брюках кровь. У вас травма? Я могу вам чем-то помочь?

Да, так и есть – чуть выше набедренного кармана расплылось небольшое бурое пятно. Опять, наверное, повязка съехала, да я еще пробежался, вот и разбередил рану.

– Нет, спасибо, – я улыбнулся, – это мелочь. Доберусь до дома – перевяжу.

– Вы меня не помните? – она растерянно улыбнулась. – Какие вы забывчивые, больные…

– Больные? – я посмотрел на нее внимательно.

Ну да, конечно! Медичка, которая штопала мне спину после заварушки с оборотнем. Эка меня накрыло последнее время, если такую девушку не узнал. Как же ее звали, дай Бог памяти? Наташа? Точно, Наталья. Натали…

– Конечно, помню. Вы лечили мне спину и наказывали быстрее выздоравливать.

– Вижу, с тех пор вы умудрились получить еще одну травму? Она правда сильно кровит, давайте помогу!

Она cделала шаг навстречу, но Бакс, сидящий рядом со мной, натянул поводок и зарычал.

– Ой!

– Не бойтесь, он смирный и не кусается, – я потрепал по шее пса, – просто, когда на поводке, к людям относится настороженно. А рана – это так, мелочь, право слово, не стоит обращать на это внимание. Извините, Наташа, но нам на самом деле пора, – я кивнул и попытался уйти.

– Вы на меня тогда обиделись, наверное? – спросила девушка.

– Я? Помилуйте, за что же на вас обижаться? За то, что спину мне вылечили?

– Вы приглашали меня на ужин, отметить ваше спасение, но я отказалась, как мне кажется, в слишком грубой форме. Не обижайтесь, день был очень тяжелый…

– Да, я помню, на вас написала жалобу какая-то грымза в цветастой кофточке.

– Жалобы она пишет часто, на всех подряд. Такой уж человек, но понять ее можно. Одинокая женщина, вот и жалуется, чтобы привлечь к себе внимание окружающих.

– Обошлось?

– Конечно, – она кивнула, – обошлось…

– Ваш коллега был прав. Жалобы на докторов – это часть вашей нелегкой работы. Доктору передавайте привет и большое спасибо. Спину он мне заштопал качественно, даже шрамов почти не осталось. Правда, как его зовут, хоть убейте, не помню.

Девушка улыбнулась и кивнула.

– Алексей Менарис. Как только он вернется, обязательно передам. Он сейчас в Ираке, в служебной командировке, – она сделала небольшую паузу. – Ладно, не буду вам мешать. До свидания. – Она повернулась и пошла по аллее. А я? Стоял и молча смотрел ей вслед.

– Наташа! – я сделал несколько шагов вперед. Она обернулась и посмотрела на меня. – Наташа, а вы не согласитесь со мной пообедать, когда у вас будет свободное время? А то вы сейчас исчезнете, а я с этой клюшкой вас просто не догоню.

– Исчезать не обязательно, а вот выздоравливать желательно побыстрее.

– Все же отказываетесь? – усмехнулся я.

– Вы же знаете, где меня найти. До свидания, Александр, – она повернулась и пошла по аллее.

Дурак ты, Айдаров… Я потрепал пса по шее, и он благодарно прильнул к ноге, подняв на меня умные глаза.

– Ну что, Бакс, судя по выражению твоей морды, наши мнения совпали. Твой хозяин – толстокожий дурак. Ладно, пошли домой, – я посмотрел вслед удаляющейся женской фигурке и усмехнулся.

А может и нет, наоборот, прав – ne noceas, si juvare nоn рotes. [29]29
  Ne noceas, si juvare nоn рotes – не вреди, если не можешь помочь (лат.).


[Закрыть]Зачем портить жизнь этой очаровательной медичке? С моей судьбой все и так ясно – рано или поздно нарвусь по полной программе и прости-прощай – транзитный рейс с открытой датой на сто лет. Минуя следующие миры. А дальше, скорее всего, Вечная Охота. О`Фаррел был прав: Охотники – это изгои со слабой надеждой на упокоение.