Текст книги "Россия и Китай: 300 лет на грани войны"

Автор книги: Игорь Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

Шарапов и Бушков в сопровождении маньчжурского отряда отбыли в Албазин из Пекина через Маньчжурию

5 ноября 1686 года. Накануне отъезда Шарапов получил приказ «едучи дорогою и будучи в войске китайском … о всем смотреть накрепко» ^{110} .

По прибытии в район Албазина 30 ноября Шарапов и Бушков были пропущены маньчжурами внутрь русской крепости, где они передали послание Венюкова и Фаворова начальнику гарнизона А. Бейтону. Для ведения переговоров с цинским командованием под Албазином от русского гарнизона были выделены казаки Михаил Чаплин и Яков Болтевский. Маньчжуры, выполняя волю своего императора, несколько ослабили режим осады русской крепости, пообещали, что «к Албазину приступать не станут», и даже разрешили небольшим группам казаков выходить из города за водой к реке. Однако эти послабления не распространялись на тех русских, кто осмеливался выходить из города для ловли рыбы, охоты или сбора хвороста и сосновой хвои (отвар сосновой хвои применялся для лечения цинги) в окрестных лесах. Осада продолжалась, и по-прежнему маньчжуры стремились взять русскую крепость измором.

Вместе с тем в ходе контактов с русским гарнизоном маньчжурское командование пообещало: «А только де чем в осаде будет скудно, и они б, осадные сидельцы, им, (маньчжурским) воеводам, говорили, и они де в том помочь учинить велят».

Осажденный русский гарнизон добился от маньчжуров и некоторых других «поблажек». Так, противник обещал пропускать из Албазина в Нерчинск и обратно небольшие группы русских численностью 20—30 человек с провиантом и скотом, «а больших де людей и со вьюки на верблюдах пропустить не хотели». Исключалось также и передвижение казаков в одиночку ^{111} .

После переговоров с представителями маньчжурского командования А. Бейтон выяснил, что отход неприятельской армии возможен только после вскрытия Амура, а до весны противник намеревался продолжать осаду.

В соответствии с договоренностями с маньчжурами А. Бейтон направил в Нерчинск группу своих посланцев, в которую вошли казаки Чаплин, Шарапов и Бушков. Маньчжуры пропустили эту группу беспрепятственно, даже снабдили казаков подводами и провизией на весь путь.

По приезде в Нерчинск М. Чаплин доложил воеводе И.Е. Власову о потерях албазинцев и состоянии обороны крепости: «А в осадное де время на выласках и на городе побито и от ран померло человек со 100. А собою де налицо в Албазинску служилых и всяких чинов людей … осталось человек с полтораста, и те де все перецынжали, а иные ранены, а в караулех де только человек с 30 да подросков человек с 15. А верховая де и полковые пушки все в целости, а пороху де пуд з 20, свинцу тож. А хлеба де в Албазине будет тем осадным людем июля до первых чисел» ^{112} .

Получив известия о положении в Албазине и вокруг него, Власов 26 декабря направил в крепость «даурского сына боярского» Игнатия Милованова с 26 служилыми людьми, которые должны были обеспечить перегон для осажденных 20 коров. Более никакой помощи Власов оказать не мог: «А на лечбу… от мыта и от цынги и от ран алба-зинским осадным людем послать мне нечево, а пороху и свинцу послать опасно» ^{113} .

Маньчжуры перехватили отряд Милованова на подступах к Албазину и посадили всех казаков под стражу поодиночке. После этого начались допросы русских посланцев – маньчжуры пытались выяснить как можно больше информации о планах русской стороны. Внутрь осажденной крепости маньчжуры пропустили всего 10 человек и скот. С Миловановым они направили в качестве сопровождающих «прежних изменников» Ивана Артемьева и Афанасия Байгашина.

Милованову разрешили находиться в Албазине всего четверть часа. Он успел только встретиться с А. Бейтоном, тяжело больным к тому времени. Гарнизон крепости был на грани физического истощения, большинство служилых людей и крестьян были ранены или больны. За все время пребывания внутри крепости Милованов увидел только троих здоровых казаков. Сопровождавшие «изменники» не разрешили вновь прибывшим вступать в какие-либо разговоры ни с самим Бейтоном, ни с другими защитниками крепости. В то же время, как впоследствии доложил Милованов Власову, «бывшие изменники» «ходят в Албазин с торгом, продают вино горячее и рыбу». Посредством засылки перешедших на сторону маньчжур русских пленных противник изучал настроения внутри русской крепости.

Однако, несмотря на все трудности и лишения, русский гарнизон не был сломлен морально. О сдаче врагу никто из албазинцев даже не помышлял.

Двое казаков из отряда Милованова – Г. Фомин и И. Тарханов – по дороге обратно в Нерчинск исчезли. Сам Милованов сделал вывод, что они скорее всего перешли на сторону маньчжурской армии, так как в Албазине их тоже никто больше не видел. Судьба Фомина и Тарханова долго была неизвестна русскому командованию. Неоднократно Бейтон и Власов требовали от маньчжуров их выдачи, однако те постоянно утверждали, что «таковы де беглые люди к ним в табары не бывали». Только в августе 1687 года, когда маньчжуры уже отошли от Албазина, Фомин и Тарханов были выданы русским в Албазин и «даны на поруки» до окончательного решения их судьбы.

В ходе встреч русских и маньчжурских представителей под Албазином вопрос о судьбе пленных всегда стоял достаточно остро. Уже с конца 1686 года начался организованный обмен пленными. Так, находившийся в плену казак Михаил Ахреянин ^{114} был обменен 5 декабря на «взятого языка никанской породы».

Ахреянин рассказал об обстоятельствах своего пленения. 7 июля 1686 года он был послан с другими казаками на оповещение крестьян под Албазином о подходе войска противника. При выполнении этой задачи его вместе с десятью другими казаками захватил в плен маньчжурский отряд численностью в 500 человек. Всех, кроме Ахреянина, маньчжуры сразу «казнили смертью», а его «велели, сковав, держать за караулом до розмены». Рассказывая о своем пребывании в плену, Ахреянин отмечал, что «в китайских полкех в полону терпел голод и всякое мучение, потому что по многие времена на ночи раздевали его донога и руки и ноги розвязывали к кольем». Впоследствии, в августе 1687 года, по распоряжению Ф. Головина М. Ахреянину было выдано «за поденное терпение» 4 рубля ^{115} .

От Ахреянина русское командование узнало о тяжелом положении в маньчжурской армии, осадившей Алба-зин. Так, находясь в плену, Ахреянин слышал от «изменников прежних албазинских казаков», то есть перешедших на сторону маньчжуров казаков, взятых в плен еще в первую осаду Албазина, что «на приступех де под Албазиным побито китайских и мунгальских людей тысячи с полторы и больши» ^{116} .

Огромные потери несли маньчжуры не только от военных действий, но и от голода и болезней. От «хлебной скудости» начался мор. Общие потери маньчжуров достигли свыше 2500 человек ^{117} .

10 февраля 1687 года, после многих месяцев осады, маньчжурский император отдал указ: «Нам стало известно, что после снятия осады Албазина среди воинов имеется много больных. Это лучшие маньчжурские войска, мы испытываем чрезвычайное сожаление. Ныне специально посылаются два врача и лекарства для их лечения».

Далее в своем указе богдыхан дальновидно отмечал: «Если теперь в городе есть больные русские, то эти врачи также могут оказать им помощь с тем, чтобы, возвратясь в свою страну, русские распространяли там славу о нашем великодушии» ^{118} .

Командование маньчжурской армии действовало строго в соответствии с указаниями своего императора. В начале февраля в русскую крепость был послан «прежний изменник» И. Артемьев, который вызвал на переговоры представителей албазинцев, Артемьев заявил осажденным, что «китайский хан, жалеючи албазинских осадных сидельцов, прислал в китайские таборы лекарей 2 человек». От Бейтона требовалось представить ведомость всех больных и раненых, которые нуждались в медицинской помощи. А. Бей-тон «в том им отказал, а говорил, что в Албазине служилые люди милостию великого бога все здоровы, а немощных никого нет» ^{119} .

Великодушный жест маньчжурской армии по отношению к защитникам Албазина на самом деле преследовал далеко не благородные цели. Маньчжуры прекрасно знали, что практически весь гарнизон русской крепости нуждался в медицинской помощи. Да и сам гарнизон к тому времени насчитывал всего «всяких чинов людей 115 человек, баб и робят 55 человек» ^{120} . Маньчжурам требовалась более полная информация о силах русских и их возможностях, о способности русских выдерживать и дальше жесткую маньчжурскую осаду.

Гордый отказ Бейтона от помощи со стороны маньчжуров имел свое обоснование. Незадолго до того по договоренности с маньчжурской стороной 12 казаков были отправлены в леса для сбора сосновых веток и коры, однако «китайские караулы» схватили их, связали и долго на арканах таскали по полям. Казаки были отпущены назад «чуть живые», а к вечеру того же дня шестеро из них от ран скончались. После этого никакого доверия «великодушию» врага со стороны албазинцев уже быть не могло.

Несмотря на критическое положение, гарнизон русской крепости продолжал нести службу, сохранял порядок и дисциплину. А. Бейтон всеми силами старался не показать маньчжурам своего бедственного положения. 27 марта по случаю пасхальных праздников русские послали маньчжурам «пирог пшеничный весом в пуд, и китайские де воеводы пирог приняли с честию» ^{121} .

С приходом весны 1687 года и открытием судоходства по рекам нерчинский воевода И.Е. Власов начал требовать отвода маньчжурских войск от Албазина, как то было обещано цинской стороной еще осенью. Однако противник не собирался выполнять свое обещание.

20 апреля 1687 года в маньчжурский лагерь на Амуре прибыл из Нерчинска казак Андрей Вологда, который передал цинским командирам требование Власова уйти от Албазина.

6 мая маньчжурская армия отошла вниз по Амуру на 3—4 версты и остановилась в районе русской деревни Озерной. Перед отступлением маньчжуры уничтожили все свои оборонительные сооружения и приспособления вблизи Албазина, а на новом месте немедленно приступили к строительству оборонительных укреплений.

Поведение цинских войск под Албазином первоначально было непонятно русскому командованию. Однако вскоре оно осознало истинные планы маньчжурской стороны. От «изменников», в частности от А. Байгашина, албазинцы узнали, что «китайские полковые воеводы стали от города в ближних местех, для того чтоб не дать албазинским жителем никакова хлеба сеять, а как де пройдет время хлебному севу, и они де в то время пойдут в Китайское государство со всеми войски» ^{122} .

С отходом цинских войск русское командование получило новые данные о положении в их стане. От Байгашина и двух перебежчиков – мунгалетина по имени Очирко и китайца – стало известно, что под Албазином погибло «боевово люду тысячи до полтрети, да работных никанских мужиков побито многое число» ^{123} . Главная причина потерь – отсутствие в маньчжурской армии в достаточном количестве провианта. Обоих перебежчиков А. Бейтон после допросов отослал обратно в китайский лагерь, чтобы не провоцировать противника на ответные жесткие акции.

30 августа 1687 года маньчжурское войско покинуло свой укрепленный лагерь и направилось к устью реки Зеи. Противник отошел от русской крепости.

Военно-политические отношения между двумя странами вступили в этап дипломатических согласований.

Героическая пятимесячная оборона стоила жизни подавляющей части защитников Албазина. В одной челобитной 1689 года албазинские казаки указывали, что пережили осаду из «старых албазинцев» пятидесятник Анцифор Кондратьев и 19 рядовых, а из пришедших в Албазин с А. Бейтоном – пятидесятник Василий Смиренников и 29 рядовых. Всего – 50 человек. Сам А. Бейтон в 1689 году составил список из 7 «старых» албазинских казаков и 90 казаков, пришедших в Албазин вместе с ним ^{124} .

Как и в 1685 году, албазинцы вновь лишились всего скота и лошадей. После отхода маньчжурской армии А. Бейтон начал восстанавливать укрепления и сооружения внутри острога, готовиться к севу. И.Е. Власов прислал из Нерчинска небольшое подкрепление.

Далее судьба Албазина решалась посольством Ф.А. Головина и цинскими представителями, которые провели несколько раундов переговоров. Итогом этих переговоров, в ходе которых российской стороной делалось множество уступок, явилось заключение Нерчинского договора.

31 августа 1689 года Ф. Головин направил А. Бейтону в Албазин указ – «построенный город Албазин разорить без остатку, и впредь с обеих сторон в нем крепости и жилища никакова не иметь» ^{125} . Одновременно в Аргунский острог был послан указ о перенесении крепости на другой берег реки.

8 октября воевода А. Бейтон доложил об уничтожении Албазина и исходе из него русской военной силы.

Таким образом, вторая оборона русского острога Алба-зин продолжалась пять месяцев и отличалась высокой напряженностью военных действий.

Цины имели абсолютное превосходство в силах и средствах, смогли заранее осуществить всестороннюю и эффективную подготовку к военным действиям. Однако их попытки с ходу овладеть русской крепостью оказались безрезультатными.

Русский гарнизон отличал высочайший моральный дух, смелость и верность своему долгу. Все попытки противника силой или хитростью сломить русских были тщетны. Острог остался неприступным для противника. Русский отряд организованно по приказу покинул свои позиции, уничтожив при отходе все укрепления и сооружения.

В Пекине осада Албазина и его последующее уничтожение были восприняты как большая победа над Россией. Цинский двор сделал вывод: «Русское государство никогда не имело связей со Срединным государством. Русские по своему характеру чрезвычайно свирепы, и их трудно подчинить. Однако в настоящее время они проявляют покорность и искренне желают обратиться к культуре. Земли, на несколько тысяч ли лежащие на обращенных к Срединному государству (склонах) Хингана, начиная с крайнего севера, и пустынные, целиком станут принадлежать Срединному государству» ^{126} .

Героическая оборона Албазина яркой страницей вошла в историю русско-китайских отношений и стала символом несгибаемости русского духа и русской военной силы. Уроки Албазина, главный из которых заключался в невозможности победить русских военным путем, в Пекине запомнили навсегда.

Военно-политические отношения Китая и России, независимо от происходивших в них на протяжении последующих более трех столетий политических изменений, с тех пор строились с учетом уроков и опыта военных действий под Албазином во второй половине XVII века.

«Ответные удары у Якса»: китайская версия осады Албазина

События, связанные с русско-китайскими столкновениями за Албазин, оцениваются совершенно в ином свете в современном Китае. Традиционно в китайской историографии того периода превалируют антироссийские подходы. Освоение Россией Приамурья рассматривается в Пекине как вторжение, агрессия в «исконно» китайские земли. Поэтому Албазин, по-китайски – Якса, считался в Китае материальным символом экспансионистской политики царской России против Цинской империи.

В этом смысле представляет интерес система аргументации китайских историков и приводимые ими факты. Ниже приводится сокращенный перевод главы 6-й «Военные действия в районе Якса против агрессии царской России», которая вошла в выпущенную Академией военных наук КНР в 1992 году книгу «Военная история Китая» ^{127} :

« 1. Вторжение царской России в Приамурье и война сопротивления армии и народа Северо-Востока

Бассейн рек Хэйлунцзян и Уссури с глубокой древности был местом трудовой деятельности, источником существования и развития предков китайской нации. Предки маньчжуров были одним из проживавших здесь племен. И уже в XI веке до нашей эры они признали себя вассалами династии Чжоу. После династий Цинь и Хань связи этого района с собственно Китаем были всегда тесными, а в эпоху Тан здесь было создано дутунство. Вождь племени являлся дутуном, который действовал под надзором представителя центрального правительства.

В 1411 г. минское правительство создало в Телине вблизи устья реки Ляогуньхэ высший правительственный орган по управлению территорией бассейнов рек Хэйлунцзян и Уссури под названием Нуэргань ду чжихуэй шисы – «Управление по использованию рабов».

После завоевания Китая династией Цин было учреждено Управление Восьмизнаменных войск и появились звания «глава рода (племени)» и «глава уезда» взамен минской системы управления, предусматривавшей наличие «военных округов» и «военных отделов (постов)».

В 1636 г. цинский император Тайцзи назначил Убахая фудутуном Нингуты, и с этого времени Нингуга стала политическим центром территорий бассейна рек Хэйлунцзян и Уссури под управлением Цинской династии. В 1644 г. Цины перенесли столицу в Пекин, и вся территория Северо-Востока к югу от Внешнего Хингана (Станового хребта) попала под управление Шэньцзина.

В 1653 г. цинское правительство создало отдельное административное управление района, включающего территории бассейнов рек Сунгари, Хэйлунцзян, Уссури, включая о. Сахалин и Нерчинск с подчинением Нингуте по «знаку управления» (впоследствии управляющий стал называться «нингутаскийцзянцзюнь»).

В 1683 г. цинское правительство разделило район, ранее находившийся под управлением цзянцзюня Нингуты, на две части: район, находящийся к западу от реки Хадаулахэ, реки Бичжань и восточный берег реки Сунгари, переходил в управление цзянцзюню Хэйлунцзяна; район, находящийся к востоку от вышеперечисленных рек, включая о. Куедао (Сахалин), по-прежнему подчинялся цзянцзюню Нингуты.

Некоторые послушные писаки в царской России говорили глупости, будто район Хэйлунцзяна никогда не принадлежал Китаю, что русские люди нашли здесь бесхозные земли. Это бесстыжая ложь! Фактически еще в Танскую эпоху в районе Хэйлунцзян – Уссури был создан административно-управленческий аппарат. И только через 700 лет после этого Россия стала оформляться в качестве единого государства. Феодально-крепостнические классовые интересы обусловили то, что внешняя политика царской России неизбежно была направлена «на подчинение других наций, захват территорий соседних государств» («Собрание сочинений Маркса – Энгельса». Т. 16. с. 181. – китайское издание). Именно поэтому агрессивные силы царской России после выхода в Восточную Сибирь сразу же очертя голову устремились в бассейн реки Хэйлунцзян.

26 июля 1643 г. иркутский воевода Головин послал писменного голову Василия Пояркова во главе отряда в 132 человека в поход на Амур для поиска там продовольственных возможностей и серебра. Поярков шел вверх по Лене, потом перевалил через Внешний Хинган (Становой хребет) и 7 ноября вышел на китайскую реку Цзиньцили (ныне – река Зея), правый приток реки Брянты, после чего вышел на реку Умулекань, где создал пост, в котором и провел зиму.

Впоследствии Поярков послал 70 человек во главе с Юрием Петровым в даурские селения у устья реки Силиньмуди, где тот обманным путем увел из селения главу племени дауров и затем потребовал у жителей продовольствия для себя, скот и шкуры соболей. Осознав, что их жестоко обманули, дауры увидели истинное обличье этих грабителей. Когда люди Петрова решили ворваться в селение дауров, последние оказали им отпор, три дня и три ночи держа их в осаде, убили 10 человек, ранили 50 из состава этого отряда, вынудили оставшихся бежать. Не имея пищи, петровцы проявили свою звериную сущность, убив и съев 50 дючеров. За это местные жители прозвали этих бандитов извергами-людоедами. В 1644 г. отряд Петрова прошел по рекам Амуру, Сунхуацзян и Уссури, непрестанно подвергаясь нападениям со стороны местных жителей, в результате в живых осталось около 50 человек.

Весной 1645 г. Поярков, боясь идти обратно по тому же пути, вынужден был бежать от устья Амура по морю в северном направлении. И только в июле 1646 г. он прибыл в Якутск.

В марте 1649 г. якутский воевода Францбеков послал в «дальний поход» Хабарова во главе 70 человек. Отряд поднялся вверх по Лене, Олекме, перевалил через Становой хребет и вышел на Амур, где достиг укрепленных пунктов Лафукай и Якса, сжигая и грабя все на своем пути. Столкнувшись с сопротивлением дючеров и убедившись в недостатке своих сил, Хабаров вернулся в Якутск, набрал дополнительно 138 человек и взял с собой письмо от русского царя Алексея Михайловича к китайскому императору.

В письме было беспардонно заявлено, что русский царь не имеет себе равных и непобедим, а китайский император должен истинно почитать его и вечно подчиняться ему. В противном случае русский царь пошлет войско и всех китайцев истребит.

В конце сентября 1650 г. Хабаров снова возвращается на Амур и силой захватывает Якса, переименовывая ее в Албазин, укрепляет его оборону, делая его основным опорным пунктом агрессии царской России на Амуре. 13 июня 1651 г. Хабаров начинает свое движение вниз по Амуру, однако встречает упорное сопротивление местного населения. В населенном пункте вождя Гуйгудара более 1000 дю-черов и 50 маньчжуров героически погибают, защищая свою родину и национальное достоинство.

19 октября народность хэчжэ в поселке Учжала в нижнем течении реки Амур после поражения от Хабарова обратилась за помощью к цинской армии. Утром 4 апреля 1652 г. нингутанский чжангинь Хайсэ получил приказ от цинского правительства оказать помощь хэчжэ. Во главе отряда в 600 человек цинских войск и несколько сот местных жителей он неожиданно ударил по русским укреплениям в районе Ачанска. Русские понесли потери: 10 убитых и 76 раненых.

Застав русских врасплох, цинские войска ворвались в крепость и считали, что победа им уже обеспечена. Однако Хайсэ легкомысленно не оценил правильно обстановку и приказал остановить наступление, призвав «прекратить пожары, не убивать казаков, а брать их живьем в плен». В результате русские воспользовались благоприятной ситуацией и контратаковали. Понеся огромные потери, цинские войска вынуждены были отойти. Впоследствии Хайсэ за свои ошибки в руководстве войсками по приказу Цинского двора был казнен. Опасаясь новых нападений со стороны китайских войск, Хабаров в спешном порядке со своим войском бежал из этих мест вверх по реке.

2. Первый ответный удар у Якса

Царское правительство, с одной стороны, не обращало внимания на решительное сопротивление китайского народа и продолжало проводить политику расширения агрессии, вторгалось на новые участки китайской территории, а, с другой стороны, засылало одну за другой свои дипломатические партии в Пекин, чтобы скрыть свою политику агрессии, вводя в заблуждение и оказывая давление на Цинский двор. Так, вслед за Байковым и Миловановым в 1676 г. в Пекин прибыла дипломатическая миссия Николая (Спафария). Цинское правительство заявило, что если царское правительство прекратит агрессию на китайскую территорию, вернет Гантимура, то только тогда можно приступить к рассмотрению выдвинутых правительством царской России требований. В противном случае ни одно из требований не может быть принято.

Николай давал много обещаний, однако сразу по возвращении на родину доложил царскому правительству собранную им по маршруту движения информацию и выступил с инициативой: «Как только царская Россия создаст крепость на реках Аргунь или Хайлар, все местное население, проживающее между Нерчинском и рекой Нунцзян, немедленно покорится русскому царю». Кроме того, Николай заявлял: «Хотя у китайцев есть пушки, ружья и другое вооружение, однако они действуют бездумно, не соблюдая требований военного искусства. Поэтому даже небольшой отряд европейской армии может их покорить». Поистине одна только фраза вскрыла истинные намерения дипломатической миссий царской России.

Действительность свидетельствует, что после возвращения Николая в Россию царская Россия не только не остановила, но еще более усилила агрессию против Китая, расширив ее от верховьев Амура на районы нижнего и среднего течения Амура и восточного берега реки Аргунь. Поэтому цинское правительство очень внимательно следило за развитием событий, принимая соответствующие оборонительные меры. Особенно это относится к периоду после усмирения волнений внутри Китая в октябре 1861 года и после объединения Тайваня в августе 1863 года, когда у Китая появилась возможность дать достойный отпор постоянно усиливавшейся агрессии царской России.

Цинское правительство, издавна ведя борьбу против агрессивных войск царской России, извлекло для себя уроки из мудрых принципов: «Я наступаю – противник обороняется, я отступаю – противник наступает, если не использовать войско, на границе не будет покоя». Поэтому необходимо создавать на передовых пограничных рубежах крепкие опорные пункты, решать долговременные вопросы снабжения войск, и только тогда возможно будет разрушать опорные пункты агрессивных действий противника, эффективно воспретить расширение агрессии со стороны царской России. И поэтому необходимо, с одной стороны, посылать войска для создания опорных пунктов и освоения земель, с другой стороны, заготовлять запасы военных материалов, строить почтовые станции, ремонтировать суда и вооружение, вести разведку противника, проникая за передовую линию, проводить в отношении царской России «политику кнута и пряника, карательными операциями умиротворять противника».

В январе 1685 г. хэйлунцзянский цзянцзюнь Сабсу в составленном им по приказу свыше проекте плана боевых действий по захвату Якса предусмотрел: через четыре месяца «выступить по суше и по реке, подойдя к городу призвать его к покорности, если это будет отвергнуто, атаковать город; в случае если трудности будут непреодолимыми, тогда в первую очередь уничтожить у противника все посевы». Цинское правительство в целом приняло подготовленный Сабсу проект плана, однако оно помнило, что сам Сабсу в прошлом упустил благоприятный случай, поэтому он был отстранен от руководства, а выполнять план поручено было дутуну Пэнчуню.

По сообщениям пленных, в Якса находилось около 1 тысячи человек. Однако, как только стало известно, что цинские войска собираются брать город, крепостные стены были укреплены, было сформировано подкрепление силой в 1 тысячу человек, причем передовой отряд уже вышел, а другой отряд готов был выступить.

Уяснив оборону противника и расстановку его сил в Яксу, цинские войска решили действовать в соответствии с ранее принятым планом. 28 апреля присланные из разных мест Китая 3 тысячи человек из состава Восьмизнаменных войск и войск Луин под руководством Пэнчуня и Сабсу выступили отдельными маршрутами из Айгуня. 22 мая они достигли Якса и на небольшом острове, лежащем напротив города (ныне – остров Гучэн), разместили свой штаб.

Действуя по принципу «сперва соблюсти нормы уважения, а потом браться за оружие», Пэнчунь послал к противнику русского пленного с двумя письмами: первое – от императора Канси русскому царю, второе – от Пэнчуня военачальнику русских Толбузину в Якса. Письма были написаны на трех языках: маньчжурском, монгольском и русском. Общий смысл писем был следующим: русские войска незаконно вторглись на нашу территорию, «захватили земли, убивают женщин и детей, безобразиям нет конца». Китайская сторона не может более терпеть это, и ей ничего не остается, кроме как двинуть войска для самообороны. Ныне китайские войска стоят у стен города. Если русские войска согласны покинуть Якса, если русские готовы «собирать ясак, ограничиваясь пределами Яку (т.е. Якутска), не вторгаться в наши пределы, вернуть наших беглецов, то и мы тогда вернем сдавшихся нам ваших людей». Тогда оба государства смогут «в условиях, когда граница навечно станет спокойной и неприкосновенной, взаимно торговать и обмениваться посланниками, жить в мире и согласии». Однако русские войска «продолжали упорствовать, не собираясь отходить», «говорили дерзко и нахально».

Цинские войска поневоле вынуждены были к 23 мая подготовить войска и позиции к бою. 24 мая к стенам города подошли и изготовились к бою огневые средства цзянцзюня Шэн Вэя. К тому времени хотя у русских внутри города было всего 450 человек, 3 орудия, 300 ружей, но они создали крепкую оборону и к ним по реке вниз на деревянных судах спускалось подкрепление, готовое атаковать позиции цинских войск. Поэтому спесь русских была велика. Пэнчунь, оценив ситуацию, немедленно приказал командиру отряда охраны Ялэцину возглавить отряд и подняться на судах вверх по реке, вынудить подходящего противника капитулировать.

Русские войска отказались капитулировать и в ответ начали стрельбу. Тогда Ялэцин выслал вперед смельчаков и во главе отряда воинов и офицеров взял русские деревянные суда на абордаж, завязав рукопашный бой с противником. В результате ожесточенной схватки противник потерял более 30 человек убитыми, а остальные были взяты в плен.

В тот же вечер войска под руководством фудутуна Яциня соорудили заслоны и земляные валы с юга от города и прибегли к хитрости, сделав вид, что их силы на исходе. С севера войска под командованием фудутуна Вэньдая и Лю Чжаоци начали ураганный огонь из своих больших орудий. Войска под руководством командира отряда охранения Бо-лицю использовали орудия цзянцзюня Шэн Вэя и начали атаку с двух сторон – с востока и запада. Фудутун Яцинэй во главе отряда на судах блокировал город со стороны реки.

На рассвете 25 числа «решительно атаковали, посеяв в городе панику и смятение». Цинские войска обложили стены города дровами и хворостом, намереваясь применить огневое нападение и посеять ужас внутри города. Русские войска, не дождавшись помощи, понимая, что город не удержать, а боевой дух поколеблен, послали священника Хэрмо (китайская транскрипция русского имени) к Толбузину, чтобы уговорить последнего прекратить сопротивление. Толбузин, увидев, что его войско потеряло боевой дух, вынужден был капитулировать перед цинскими войсками.

После того как Пэнчунь объявил сдавшемуся русскому гарнизону серьезность и гуманность позиции цинского правительства, русские воины чрезвычайно обрадовались и заверили, что никогда более не осмелятся вторгаться. От 600 до 700 русских воинов и членов их семей, включая женщин и детей, вернулись в Нерчинск. Цинские войска не только не запретили им взять с собой свое имущество и даже оружие (за исключением орудий), но и снабдили их лошадьми и продовольствием, послали сопровождающих до устья Аргуни. Башеньли (китайская транскрипция русского имени) и с ним 45 человек не захотели вернуться на родину и были поселены в Шэньяне. 160 китайских подданных, захваченных русскими войсками в качестве заложников и рабов, были возвращены в родные места.

14 июня император Канси издал указ: «Хотя Якса покорена, оборону ее не следует разрушать». Однако Пэнчунь и его люди оказались недальновидными, легкомысленно недооценили противника и после разрушения оборонительных сооружений в Якса даже не оставили гарнизона, не уничтожили посевы вокруг города, вернулись в Айгунь и Мэргэнь. В результате через два месяца Якса вновь оказалась в руках русских войск.