Текст книги "Советский Союз в локальных войнах и конфликтах"
Автор книги: Игорь Попов
Соавторы: Сергей Лавренов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 63 страниц)
В период польского кризиса 1980—1981 гг. времени для принятия решения было значительно больше, чем в 1953 г. в Германии или в 1956 г. в Венгрии. И это обстоятельство нашло свое отражение в тех продолжительных дебатах, которые развернулись внутри Политбюро в связи с обсуждением очередной неприятной ситуации внутри «социалистической системы».
В целом Москва ограничивалась общими декларациями с предупреждающим акцентом. В 1980—1981 гг. советское Политбюро неоднократно подчеркивало, что ни при каких обстоятельствах «не оставит братскую социалистическую Польшу в беде», что «социалистическое сообщество нерушимо, и его защита является делом не только отдельных входящих в него стран, но и всего содружества в целом»[347]347
А.И. Грибков. Судьбы Варшавского Договора. М., Русская книга. М.,
[Закрыть].
Если от планов военного вторжения в Польшу в Москве и отказались, то это не означало ее капитуляции в польском вопросе.
В начале апреля 1981 г. состоялась встреча С. Кани и В. Ярузельского с председателем КГБ Ю.В. Андроповым и министром обороны СССР Д.Ф. Устиновым. Она прошла в г. Бресте, на польско-советской границе. Ради сохранения строжайшей секретности встреча была организована по всем требованиям детективного жанра.
Вечером 3 апреля около 19 часов на аэродром Варшавы прибыла машина, в которой находились С. Каня, В. Ярузельский и полковник – помощник премьера. Без охраны советский самолет Ту-134 стоял в готовности к вылету, экипаж и стюардесса заранее были проинструктированы – принять высокопоставленных пассажиров, проявлять о них заботу, доставить в Брест и затем обратно в Варшаву. Судя по всему, руководители Польши, прекрасно осведомленные о судьбе чехословацких реформаторов в период кризиса 1968 г., ничего хорошего от этой встречи не ждали.
Вот как вспоминает об этом непосредственный участник происходившего генерал армии А.И. Грибков:
«Когда перед посадкой в самолет я разговаривал с С. Каней и В. Ярузельским, то почувствовал их большое волнение. Настроение у них было, прямо скажем, подавленное, лица напряженные, взгляды недоверчивые. Я настраивал их, как только мог, на хороший исход переговоров, пожелал им благополучного полета и сказал, что буду их встречать в Варшаве. Мне показалось, что у них были сомнения по поводу быстрого возвращения домой»[348]348
1998. С. 133.
[Закрыть].
Польские руководители, впрочем, волновались напрасно. Никто не собирался их арестовывать. На дворе уже стояло иное время.
9 апреля 1981 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС Ю.В. Андропов и Д.Ф. Устинов докладывали об итогах своей встречи с Каней и В. Ярузельским.
Оба сообщили о подавленном состоянии своих польских собеседников. При этом С. Каня подтвердил то, о чем уже стали догадываться в Москве: контрреволюция сильнее правительства. По словам польских руководителей, Политбюро ПОРП в определенной мере могло опираться на следующие силы: примерно 400 тыс. человек в армии, 100 тыс. в МВД и около 300 тыс. резервистов. В этих условиях и Каня, и Ярузельский особенно опасались предупредительной забастовки, и не дай Бог – всеобщей. Которая могла привести к полному параличу экономики. Несмотря на это, оба польских руководителя высказались решительно против ввода союзных войск. И с оговорками – против введения военного положения.
Однако в Москве уже преобладало мнение: единственным возможным способом разрешения польского кризиса является введение военного положения. И только на самый крайний случай гипотетически рассматривалась возможность ввода на территорию Польши союзных войск.
6 июня 1981 г. польское руководство получило письмо ЦК КПСС, в котором высказывалась озабоченность положением дел в Польше, давалась нелицеприятная оценка сложившейся социально-политической обстановке в польском обществе и партии, а также излагались рекомендации по стабилизации положения в стране. Это письмо было приурочено к пленуму ЦК ПОРП, который должен был состояться 9 и 10 июня. С. Каня выступил на нем с докладом о ситуации в стране и в партии.
Использовались и другие, более жесткие формы давления на польские власти и общество в целом. В конце октября 1981 г. на Жаганьском полигоне в Польше было спланировано и проведено тактическое учение польских и советских частей. На этом учении с боевой стрельбой должен был пройти показ нового самолета-штурмовика Су-25 и самоходных артиллерийских установок «Гвоздика» и «Акация». Это неординарное событие стало поводом для приглашения военного руководства Польши, ГДР и Чехословакии.
На состоявшейся здесь встрече с маршалом Д.Ф. Устиновым Ярузелький вновь отметил сложное внутриполитическое положение страны и подтвердил, что «Солидарность» по-прежнему ведет дело к захвату власти. Вопрос о вводе союзных войск в Польшу не поднимался. По словам очевидцев, была заметна взаимная симпатия Ярузельского и Устинова.
Во второй половине октября 1981 г. основной руководящий состав Министерства обороны СССР был собран для обсуждения обстановки, сложившейся в Польше. Присутствовали только первые заместители министра обороны и несколько других высших военачальников.
Начальник Генерального штаба ВС маршал Н.В. Огарков в своем докладе не предлагал крайних мер (включая ввод союзных войск на территорию Польши).
Речь в его докладе шла о защите интересов Северной группы войск, о том, как не допустить ее втягивания во внутренний конфликт, как обеспечить безопасность маршрутов и материальных запасов на этих маршрутах для выдвижения стратегических резервов (на случай военного времени). Политическая оценка происходящих событий в докладе не присутствовала.
Это было восполнено в выступлении маршала В.Г. Куликова. По его мнению, «Солидарность» в ближайшее время могла взять власть в стране в свои руки. Чтобы сохранить Польшу как союзника по Варшавскому Договору, необходимо готовиться к вводу союзных войск в Польшу (чехословацких, советских и, возможно, ННА ГДР). Маршал сделал оговорку – Ярузельский в разговоре с ним в категорической форме заявил: «Только не немецкие войска»[349]349
Там же. С. 147.
[Закрыть].
Фактически против предложения своего непосредственного начальника высказался начальник штаба войск ОВД генерал армии А.И. Грибков, считавший, что ввод союзных войск может привести к непредсказуемым последствиям. Его поддержали маршал С.Л. Соколов и генерал армии А.А. Епишев. Это решило исход совещания.
Устинов не стал подводить его итоги, поблагодарил всех и уехал в Кремль. Там должно было состояться заседание Политбюро, в том числе и по «польскому вопросу». Как известно, на Политбюро возобладала точка зрения о невозможности силовой акции в отношении Польши. «Если к власти в Польше придет новое руководство, пусть даже социал-демократы, – заявил по этому поводу М.А. Суслов, – будем пытаться с ними сотрудничать»[350]350
Там же. С. 148—149.
[Закрыть].
И продолжил: «Нам не следует посылать в Польшу советские и другие войска ни при каких условиях, даже в том случае, когда осуществить этот шаг попросит польское руководство»[351]351
Грибков А.И. «Доктрина Брежнева» и польский кризис начала 1980-х гг.// Военно-исторический журнал, № 9. 1992. С. 46—47.
[Закрыть].
Он напомнил ситуацию в Польше в 1970 г., когда первый секретарь ЦК ПОРП В. Гомулка вопреки совету Москвы решил использовать силу для подавления забастовки рабочих. Результатом стало резкое падение престижа партии и личная отставка B. Гомулки.
Суслов, по свидетельству Горбачева, сообщил по телефону C. Кане и В. Ярузельскому о том, что советские войска будут продолжать гарантировать безопасность Польши в случае возникновения угрозы извне, но ни при каких обстоятельствах не будут использованы для внутриполитических целей. Однако споры вокруг польской проблемы продолжались.
Маршал В. Г Куликов по-прежнему был убежден – войска все равно вводить придется. И не скрывал своей позиции. В долгосрочном плане он оказался прав. Если империя или «квази-империя», каковым было социалистическое содружество во главе с СССР образца 80-х гг., уже не имела сил любым, в том числе и жестким способом поддержать порядок на своей периферии, ее развал становится неизбежным.
Осенью 1981 г. министр обороны Д.Ф. Устинов дал А.И. Грибкову и Главнокомандующему силами Варшавского Договора маршалу В.П. Куликову указание сообщить Ярузельскому следующее: по крайней мере в настоящее время полякам «следует больше полагаться на собственные силы в восстановлении порядка в стране и не надеяться на то, что некий старший брат придет и обо всем позаботится»[352]352
Там же. С. 57.
[Закрыть].
Высшее руководство Польши испытывало все большую нервозность и неуверенность из-за весьма проблематичных перспектив военного положения, возможности утраты контроля над ходом событий и возобладания хаоса и социальных беспорядков в стране.
Больше всего польских лидеров беспокоило, как поведет себя армия, какую позицию займет руководство «Солидарности», как встретит военное положение церковь и верующие.
По плану Войско Польское с введением военного положения использовалось для охраны важнейших ключевых объектов – органов государственного управления, важных узлов коммуникаций и связи, складов и баз государственного назначения, для усиления охраны морской границы, портов, аэродромов, противоздушной обороны, наиболее важных промышленных предприятий, для патрулирования в городах и крупных населенных пунктах на случай введения комендантского времени (часа) и решения других непредвиденных задач.
В связи с приближением дня введения военного положения «польский вопрос» в конце ноября 1981 г. был вновь рассмотрен на заседании Политбюро ЦК КПСС. О вводе войск в Польшу речь не шла. Было решено, в случае необходимости, направить в Варшаву 12 декабря делегацию высокопоставленных функционеров КПСС во главе с М. Сусловым. Этот визит так никогда и не состоялся. И не потому, что такой необходимости не было. Никто не хотел брать на себя персональную ответственность.
2—4 декабря 1981 г. в Москве состоялось плановое заседание Комитета министров обороны (КМО) Варшавского Договора. Центральным на нем стал «польский вопрос». По инициативе польской стороны в лице начальника Генерального штаба генерала Ф. Сивицкого предлагалось принять заявление от имени КМО стран Варшавского Договора о положении в Польше, в котором бы осуждались действия контрреволюции и вмешательство во внутренние дела со стороны НАТО. Это предложение поддержали все, кроме министра обороны Венгрии генерала Л. Цинеге и Румынии генерала К. Олтяну. Оба сослались на отсутствие необходимых полномочий. Заявление так и не было принято.
Разочаровывающие итоги заседания Комитета министров обороны вызвали у польского лидера, мягко говоря, недоумение. «Союзники загоняют нас в безвыходное положение» и «оставляют нас одних» – такова была его буквальная реакция. Ярузельский не мог понять, почему «союзники не хотят взять на себя хоть какую-то часть ответственности, даже тогда, когда они постоянно утверждают, что польская проблема это проблема всего Варшавского Договора, а не только Польши».
Ярузельский сам поставил вопрос о целесообразности ввода советских войск. В том случае, если военное положение начнет «пробуксовывать». По свидетельству генерала А.И. Грибкова, это прозвучало в виде просьбы о предоставлении «гарантий военной помощи (со стороны СССР) в том случае, если ситуация в Польше станет критической».
Его тревога не была оставлена без внимания. Именно в эти дни в Москве вернулись к рассмотрению возможности ввода союзных войск. По некоторым данным, 3 декабря 1981 г. маршал В.Г. Куликов связался с В. Ярузельским и оговорил с ним возможность подобной акции в 00 часов 8 декабря[353]353
W. Jaruzelski, Mein Leben fur Polen: Erinnerungen (Munich: Piper, 1993). Pp. 234—235.
[Закрыть].
О существовании планов ввода войск, намеченного на декабрь 1981 г., сообщил и российский (советский) генерал В. Дубынин[354]354
В 1992 г. генерал армии В. Дубынин стал начальником Генерального штаба ВС РФ и в этом же году умер после тяжелой болезни в возрасте 49 лет.
[Закрыть], командовавший в период кризиса танковой дивизией в Белоруссии. В интервью, данном в марте 1992 г. одной из ведущих польских ежедневных газет, Дубынин утверждал: вторжение было запланировано на 14 декабря 1981 г. на тот случай, если планы введения военного положения не «сработают»[355]355
«Новое время». № 27, июль 1992. С. 26—27.
[Закрыть]. По его словам, все основные военные приготовления были закончены к концу ноября 1981 г.
Тем временем в самой Варшаве завершались последние приготовления к введению военного положения.
О всех приготовлениях в Варшаве было известно в Вашингтоне благодаря полковнику Р. Куклинському. Особая заинтересованность Вашингтона к происходящему была обусловлена и личностным фактором. Влиятельный пост помощника президента по национальной безопасности в этот период занимал американец польского происхождения З. Бжезинский. Он прилагал максимум усилий, чтобы предотвратить вторжение в Польшу сил Варшавского Договора.
Среди них самым серьезным было предупреждение Москвы о неизбежных санкциях со стороны Запада в случае попытки силового разрешения польского кризиса. Это была очень серьезная угроза. В СССР нарастал, пока еще незаметно, собственный экономический кризис. Об этом еще не знал или не хотел знать народ. Но об этом уже знали или догадывались немногие посвященные.
7 декабря по указанию Л.И. Брежнева в Польшу в очередной раз прилетел маршал В.Г. Куликов. Он передал пожелание Москвы – стабилизировать обстановку в стране можно только через введение военного положения.
9 декабря генерал Ф. Сивицкий от имени В. Ярузельского вновь обратился к Москве с настойчивой просьбой – сделать безотлагательное заявление от имени советского правительства или по крайней мере ТАСС о разгуле антисоветизма в Польше. Это заявление должно было продемонстрировать: Польша не одна, Советский Союз готов к решительным действиям.
Прозвучала еще одна просьба финансового характера. В 1981 г. Польша должна была выплатить кредитов западным странам на общую сумму 2,8 млн инвалютных рублей. Без помощи Советского Союза это было нереально.
Реакция Москвы была уклончивой. Статьи и комментарии, опубликованные в советской прессе в период с 10 по 13 декабря, в какой-то степени следовали польской теме. Но без ультимативного языка. И главное – советское правительство так и не выступило с резким официальным заявлением.
Москва до последнего пыталась держать установившуюся дистанцию от польских событий. Не в последнюю очередь это вызывалось опасением экономических санкций со стороны Запада. В условиях падения мировых цен на нефть и стагнирующей экономики это угроза носила серьезный характер. Об этом прямо сказал на заседании Политбюро ЦК КПСС 10 декабря 1981 г. один из самых информированных людей в стране, председатель КГБ Ю.В. Андропов:
«…Если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность, с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявить заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия…»[356]356
Цит. по: А.И. Грибков. Судьба Варшавского Договора. М., Русская Книга, 1998. С. 139.
[Закрыть]
Его поддержал Громыко. К ним присоединился М. Суслов.
В этой ситуации польские руководители оставались один на один с кризисом.
Военное положениеРешение о необходимости введения военного положения, без обозначения конкретной даты его проведения, было принято еще в середине сентября 1981 г. на заседании Совета обороны Польши. Примерный подсчет необходимых сил был неутешителен: наличных ресурсов явно не хватало. И тревога надолго поселилась в коридорах польской власти. Вплоть до последнего дня власти в Варшаве не были уверены в возможности справиться с кризисом собственными силами.
Сначала С. Каня как фактический глава государства был занят лихорадочными поисками иных возможностей стабилизации обстановки – без введения военного положения. Это шло вразрез с установкой советских властей. 17 сентября из Москвы было получено жесткое, по сути дела, директивное письмо, в котором утверждалась необходимость решительных шагов «для предотвращения утраты завоеваний социализма в Польше». Под этими шагами предполагалось введение военного положения.
Введение военного положения требовало от руководителей Польши не только сильной политической воли, но и безусловной поддержки в силовых структурах. В связи с этим колеблющийся, всячески избегающий силового пути разрешения кризиса С. Каня вызывал все большие сомнения.
В Москве было принято решение заменить его на генерала В. Ярузельского. Последний сосредоточивал в своих руках огромную, практически неограниченную власть. Впрочем, Ярузельский, чуждый болезненного властолюбия, особенно не стремился к этому. В ноябре 1981 г. на 4-м пленуме ЦК ПОРП он был избран первым секретарем Польской объединенной рабочей партии. Для С. Кани, которого он менял на этом посту, это стало неожиданностью.
Личность генерала В. Ярузельского вобрала в себя немало противоречий и примет того драматического времени и, без сомнения, стала знаковой для истории Польши. Родился В. Ярузельский в 1923 г. По происхождению – дворянин. Корни его рода восходят к XV столетию. Его дед – участник восстания 1863—1864 гг. против российского владычества. После подавления восстания провел 10 лет в сибирской ссылке. Отец Войцеха добровольно ушел на советско-польскую войну 1920 г. Сам он учился в католической гимназии. С началом Второй мировой войны вместе с родителями оказался на территории Литвы, которая вскоре вошла в состав СССР. 14 июня 1941 г. семья Ярузельских, как и сотни тысяч других поляков, была выслана в Сибирь. Отец умер от истощения после освобождения из советского лагеря в 1942 г. Чтобы прокормить семью (мать и сестер), Войцех работал грузчиком, лесорубом в алтайской тайге. В мае 1943 г. он записался добровольцем в организуемое польскими коммунистами Войско Польское (ВП). Учился в военном училище в Рязани. Участвовал в военных операциях 1-й армии Войска Польского. После войны, стремительно пройдя по ключевым военным должностям, Ярузельский стал в 1968 г. министром национальной обороны. В 1981 г. возглавил польское правительство, а затем ПОРП.
На момент избрания В. Ярузельского первым секретарем ПОРП неизбежность военного положения почти ни у кого в Польше не вызывала сомнений. В руководстве «Солидарности» одержали верх радикалы, сторонники конфронтации с правительством. Однако это не прибавило популярности «Солидарности». Настроениям масс, уставших от перманентного кризиса, была ближе идея компромисса между противостоящими сторонами. С призывами умеренности в адрес лидеров «Солидарности» выступил и новый глава Церкви архиепископ Юзеф Глемп.
Официальные власти внимательно наблюдали за падением рейтинга «Солидарности». Информация о том, что уже менее 50% опрошенных (ноябрь 1981 г.) поддерживают «Солидарность», стала сигналом к переходу в наступление. Введение военного положения была намечено на декабрь 1981 г.
Обстановка в стране накалялась с каждым днем. Из-за непрекращающихся забастовок начались перебои с хлебом и топливом. Руководство «Солидарности» и церковные круги пытались оказать влияние на польскую армию и органы внутренних дел.
10 декабря В. Ярузельский, информируя советское руководство о положении в стране, настоятельно рекомендовал накануне введения военного положения прибыть в Польшу одному из членов Политбюро ЦК КПСС. И вновь поднял вопрос о возможном вводе союзных войск в случае выхода ситуации из-под контроля. Были подняты и иные вопросы, связанные с введением военного положения.
Из воспоминаний генерала армии А.И. Грибкова следует следующее: «В тот же день состоялся разговор по телефону посла Б.И. Аристова с секретарем ЦК КПСС Русаковым, который практически ответил на все четыре вопроса, а именно: из руководства КПСС в ближайшее время в Польшу никто не приедет; по поводу заявления Советского правительства меры будут приняты; войска в Польшу вводиться не будут, надо решать проблемы своими силами; по дополнительной экономической помощи из СССР председатель Госплана Байбаков готовит ответ».
Получив эту информацию, В. Ярузельский заметил: «СССР дистанцируется от нас»[357]357
Там же. С. 140.
[Закрыть]. Ответ Москвы вызвал раздражение в Варшаве. Наверное, естественное для союзника, оказавшегося в столь непростой, драматической ситуации. Там ждали более искренних слов и более решительной поддержки.
И генерал Ф. Сивицкий «взорвался». Он заявил буквально следующее: «Если не будет оказана вся необходимая помощь, Польша для Варшавского Договора будет потеряна»[358]358
Там же. С. 141.
[Закрыть]. Это подействовало.
12 декабря около 13 часов Д.Ф. Устинов позвонил маршалу В.Г. Куликову, в то время находившемуся в Польше, и проинфомировал его о том, что рассматривается вопрос о вылете в Польшу члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова, а также заведующих отделами ЦК К.В. Русакова и К.У. Черненко. Но как уже говорилось, этот визит так и не состоялся.
Тем не менее, Ярузельский решился. 13 декабря 1981 г. в 00 часов после мучительных раздумий польское руководство «запустило» механизм военного положения. В 6 часов утра 13 декабря В. Ярузельский выступил с обращением к народу. Большинство населения страны оценило его честность и эмоциональность, искреннюю озабоченность судьбой родины.
Перед польскими войсками ставилась задача: соблюдать бдительность, выдержку, не поддаваться на провокации, а главное – не допустить, чтобы пролилась кровь.
Все прошло на редкость гладко. Сопротивление со стороны населения оказано не было. Наоборот. В морозные декабрьские дни, когда еще только устанавливались обогревательные пункты, поляки сами несли солдатам и офицерам горячий чай в термосах и бутерброды. Единственный случай применения оружия произошел на шахте «Буек», где в результате конфликта погибли 9 шахтеров.
В некоторые воеводства и на крупные промышленные предприятия в ранге представителей правительства были направлены генералы и старшие офицеры. Их основной задачей являлся контроль за исполнением всех требований военного положения.
Советские войска (размещенная на территории Польши Северная группа войск) ни в каких акциях военного положения участия не принимали.
С введением военного положения большинство руководителей «Солидарности» было изолировано, включая Л. Валенсу.
Кроме того, были арестованы и интернированы практически все оппозиционно настроенные общественные деятели страны. Всего около 6 тысяч человек.
Интернированные содержались в достаточно комфортных условиях. Так, вчерашний электрик Л. Валенса был помещен на правительственной вилле, на которой в свое время под домашним арестом содержался В. Гомулка. Остальных разместили в домах отдыха и пансионатах МВД, превращенных в места заключения. После освобождения значительная часть интернированных либо эмигрировала (их было меньшинство), либо вернулась на свои рабочие места (с сохранением стажа и денежной компенсацией в зарплате).
Введение военного положения интерпретировалось официальной пропагандой как необходимое, хотя и болезненное, средство для спасения страны от хаоса и экономической катастрофы. И в широких народных массах подобная оценка находила отклик. Тема защиты партии, социализма в выступлениях польских властей практически не звучала.
Введение военного положения не остановило эрозию партии как политической организации. До отмены военного положения в июне 1983 г. ее ряды покинули свыше 1 млн человек. Оттоку коммунистов способствовала, как ни странно, официальная установка руководства ПОРП. С целью усиления умеренного крыла в «Солидарности» партия не возражала против вступления в этот профсоюз своих членов. В итоге правящая партия потеряла практически всю молодежь и творческую интеллигенцию страны. Это было началом конца.
Военное положение усилило расслоение в польском обществе. Оправившись от первого замешательства, в подполье заработали заранее созданные параллельные органы оппозиции. Развернули вещание подпольные радиостанции, функционировали нелегальные типографии. Начались выступления, особенно интеллигенции и костела, за отмену военного положения.
