Текст книги "Советский Союз в локальных войнах и конфликтах"
Автор книги: Игорь Попов
Соавторы: Сергей Лавренов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 63 страниц)
7 января 1963 г. представитель СССР на переговорах по урегулированию Карибского кризиса В.В. Кузнецов и представитель США в ООН Э. Стивенсон обратились с совместным письмом к Генеральному секретарю ООН. В нем отмечалось, что хотя обоим правительствам «не удалось разрешить все проблемы», связанные с Карибским кризисом, они считают, что достигнутая степень согласия между ними по урегулированию кризиса «делает ненужным сохранение данного вопроса в повестке дня Совета Безопасности ООН».
29 мая 1963 г. в результате длительных советско-кубинских переговоров, в которых активную роль принял А. Микоян, по настоятельной просьбе кубинской стороны было подписано секретное соглашение об оставлении на острове символического количества советских войск – одной мотострелковой бригады. Что касается оружия и военной техники авиации и флота (самолеты МиГ-21, МиГ-15 УТИ, Як-12, Ан-2; вертолеты Ми-4; ракетные катера типа «Комар» и т.д.), то большинство из них было передано кубинской стороне в течение 1962—1963 гг. При этом, если раньше кубинцы получали часть советского оружия в кредит, а другую – бесплатно, то в сложившейся ситуации было принято решение поставлять вооружение, военное обмундирование (100 тысяч комплектов в течение двух лет) и снаряжение бесплатно. Кроме того, с целью облегчить экономическое положение Кубы Советский Союз взял обязательство доставить на остров промышленных изделий и продовольствия на сумму 198 млн рублей[191]191
Из записи беседы А. Микояна с руководством Кубы 4 ноября 1962 года // Международная жизнь. 1992. № К). С. 135.
[Закрыть].
Присутствие советских военнослужащих на Кубе в последующем неоднократно вызывало негативную реакцию и даже протесты администрации Белого дома. Долгое время Москва отрицала наличие советского воинского контингента на острове. Лишь в 1979 г. Л. Брежнев признал, что на Кубе имеется бригада советских военнослужащих, которая представляет собой «учебный центр по подготовке кубинских военных специалистов». Спустя десять лет, с началом перестройки в СССР, М. Горбачев пообещал госсекретарю США Бейкеру ликвидировать советское военное присутствие на Кубе. Советская бригада в количестве 11 тысяч человек в течение месяца в спешном порядке была выведена на Родину.
Как всегда, без согласования с Гаваной.
Намерение Ф. Кастро увязать вывод советских военнослужащих с ликвидацией находящейся на острове американской военно-морской базы Гуантанамо не оправдалось.
Так завершился, наверное, самый опасный за всю историю человечества военно-политический кризис, едва не втянувший мировое сообщество в глобальную катастрофу.
Ход Карибского кризиса, особенно его кульминационная часть – с 22 по 28 октября 1962 г., – показал, сколь важно высокопрофессионально, всесторонне прорабатывать принимаемые решения и своевременно доводить их до противной стороны, не проявляя скоропалительности и не затягивая, что может привести к разрастанию конфликта вопреки желанию сторон.
Отсутствие у Н.С. Хрущева рабочего органа, аналогичного исполнительному комитету СНБ при президенте США, вносило в действия советской стороны излишнюю сумбурность и нечеткость в решениях, принимавшихся в сжатые сроки.
Чрезмерная секретность операции «Анадырь» привела к излишней напряженности, к «сверхреакции» со стороны США, которую при иных обстоятельствах можно было бы избежать. Как и предсказывали военные, ни в оперативном, ни в тактическом плане скрытно передислоцировать и развернуть ракетную дивизию оказалось невозможным. К 28 октября состояние боевой готовности советских ракетных частей не обеспечивало быстрого нанесения ракетного удара по США: из 36 ракет средней дальности для заправки горючим, окислителем и стыковки с головными частями была подготовлена только половина, и ни на одной ракете не было введено полетное задание.
Вместе с тем впервые в истории Советских Вооруженных Сил была оперативно осуществлена переброска через океан более чем 40-тысячной армии с большим количеством техники и вооружения, причем колоссальный объем работы был проделан четко, в установленные сроки и относительно скрытно. Лишь 14 октября, т.е. почти через месяц после прибытия на остров трех ракетных полков, соединений и частей ПВО, ВВС, ВМФ и Сухопутных войск, воздушной разведке США удалось обнаружить признаки нахождения на Кубе советских войск.
По итогам выполнения интернациональной миссии на Кубе большинство советских военнослужащих было награждено орденами и медалями СССР: 18 человек – орденом Ленина, 38 – орденом Красного Знамени, 591 – орденом Красной Звезды. Свыше 2 тысяч советских воинов были отмечены Почетными грамотами Президиума Верховного Совета СССР и кубинской наградой «Воин-интернационалист» I степени.
Не обошлось и без боевых потерь. За период с 1 августа 1962 по 16 августа 1964 гг. на Кубе при исполнении интернационального долга погибло 57 советских граждан. Такова была цена Карибского кризиса для Советского Союза.
Глава 11.
«Пражская весна», 1968 г.
Долгожданные переменыВ 60-е гг. эстафету бунтарства взяла на себя Чехословакия – одна из наиболее благополучных, на первый взгляд, стран социализма. Но именно здесь постепенно созрел острый внутриполитический кризис. На первом этапе развития реформаторского движения в Чехословакии, как и в 1956 г. в Венгрии, никто не помышлял о посягательствах на политический строй в стране, но динамика событий неизбежно подвела реформистов вплотную к этой цели.
Чехословацкое движение за реформы началось с внешне безобидной и даже конструктивной критики правительства за допущенную некомпетентность и неспособность догнать и перегнать промышленно развитые страны Запада. Эта стратегическая цель декларировалась в программе компартии Чехословакии. В качестве выхода из застоя предлагалось восстановить многое из того, что было утрачено с утверждением коммунистами своей монополии на власть.
В отличие от Венгрии реформисты в Праге предполагали осуществить в полном смысле революцию сверху, что, по замыслу лидеров движения, должно было гарантировать их от советского вмешательства и повторения трагических последствий венгерского восстания. С этой целью особый упор был сделан на постепенных, эволюционных изменениях в политических институтах, чтобы обеспечить стабильность в стране и необратимость перемен.
Однако то, что должно было прийти на смену системе, базировавшейся на ленинском учении о руководящей роли компартии и централизованном государственном устройстве, представлялось реформаторам более чем смутно. Основные идеи сводились к расширению демократии, высвобождению из партийных тисков общественных и хозяйственных органов и соответственно развитию их собственной инициативы.
Но даже этот вариант поиска выхода из тупиковой ситуации застойного этапа социализма оказался преждевременным для социалистического лагеря (за исключением в какой-то степени Польши и Венгрии). Совпав по времени с трудными, неоднозначными процессами в самом Советском Союзе и в других социалистических странах, он не мог не вызвать в их столицах идеологического и политического отторжения.
В Москве после хрущевской «оттепели» время вновь поставило перед высшим политическим руководством страны вопрос: насколько далеко могут зайти реформы в жизни страны; где та грань, после которой реформы затронут основы государственно-политического строя?
В Советском Союзе постепенно набирала силу внутренняя оппозиция. 5 декабря 1965 г. в центре Москвы на Пушкинской площади состоялась демонстрация диссидентов, участниками которой стали академик А. Сахаров, Ю. Галансков, А. Гинзбург, В. Буковский, А. Амальрик, Л. Богораз, Н. Горбаневская, А. Вольпин. Фактически это означало зарождение в стране «правозащитного» движения. Политическое руководство СССР прибегло к репрессивным мерам. Начали применяться такие формы борьбы с инакомыслящими, получившие позже широкую практику, как лишение гражданства и высылка за рубеж. В частности, 15 апреля 1968 г. на заседании Политбюро было утверждено предложение Прокуратуры СССР и Комитета госбезопасности о лишении гражданства СССР диссидентов И. Габая и А. Марченко.
В подобной обстановке любые попытки изменения утвердившейся общественно-политической ситуации, в каком бы то ни было уголке социалистической «империи», воспринимались в Москве крайне настороженно. Это касалось и Чехословакии.
1963—1967 гг. стали для Чехословакии подготовительной, своего рода «теоретической» стадией разрыва со слегка модернизированной после смерти Сталина моделью социализма. Уже с начала 1967 г. в информационных сводках советского посольства в Праге стали отмечаться неблагоприятные тенденции в развитии идеологической ситуации в Чехословакии. Донесения стали еще более тревожными, когда в средствах массовой информации Чехословакии стала звучать открытая критика деятельности А. Новотного, являвшегося первым секретарем ЦК КПЧ и президентом Чехословакии.
Уже в 1967 г. в информации из советского посольства в Праге отмечались неблагоприятные тенденции в развитии идеологической ситуации в Чехословакии. Не прошли незамеченными выступления пражских студентов в ноябре 1967 г., требовавших осуществления реформы системы образования. Отмечалась критика политического курса страны на собраниях чехословацких писателей.
К событиям в соседней стране с тревогой присматривалось партийное руководство Польши. Так, 19 декабря 1967 г. из Польши в Москву поступила подробная информация о событиях в братской стране, где делались выводы об угрозе идеологического перерождения Чехословакии.
В самой Чехословакии события тем временем приобретали все более лавинообразный характер. С начала 1968 г. развернулась борьба фактически уже внутри высшего эшелона партийно-политического руководства государства. С различных сторон велась резкая критика деятельности А. Новотного, являвшегося первым секретарем ЦК КПЧ и президентом Чехословакии.
По мере нарастания кризисных явлений и утраты Новотным авторитета в партии и стране советское посольство в Праге, по свидетельству сотрудника посольства М.Н. Кузнецова, «в конце 1967 г. хорошо чувствовало, что находящегося в изоляции Новотного нужно убирать, но все упиралось в то, кто станет вместо него. Как правило, руководителя меняют тогда, когда имеется лучшая или равноценная замена»[192]192
Цит. по: Политические кризисы и конфликты… С. 148.
[Закрыть].
Из реплик и высказываний посла СССР в Праге С.В. Червоненко, которые неоднократно звучали на совещаниях, Кузнецов вынес убеждение, что советский полпред понимал неизбежность ухода Новотного, но все же надеялся потянуть со сменой руководства до весны, пока не будет найден «подходящий» лидер и передача власти осуществится плавно, без потрясений.
В этих условиях отнюдь не случайным стал визит в начале декабря 1967 г. в Прагу Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Формальным поводом для визита стало приглашение от Новотного отдохнуть и поохотиться. Однако Брежнев, в то время активный и работоспособный, потратил время не столько на свое любимое занятие – охоту, сколько на интенсивные закрытые консультации с чехословацкими лидерами.
Брежнев хорошо помнил о том, как Новотный сразу после смещения Хрущева раздраженно позвонил в Москву и высказал свое недовольство тем, что его заранее не поставили об этом в известность[193]193
Golan G. Czechoslovak reform movement. Communism in crisis 1962—1968. Cambridge: University Press, 1971. P. 270.
[Закрыть]. Брежневу это не понравилось. Поэтому он не торопился защищать Новотного. По сложившимся тогда внутри социалистического лагеря негласным традициям такая позиция означала фактическое согласие на замену Новотного. «Это ваше дело» – слова, якобы произнесенные Генеральным секретарем ЦК КПСС, отдавали судьбу Новотного в руки его соперников в Президиуме ЦК КПЧ.
На декабрьско-январском пленуме ЦК КПЧ 1967—68 гг. разгорелась острая политическая схватка, в которой переплелись интересы трех важнейших политических группировок.
Первая группировка, которая пока еще находилась у власти и которую условно можно было назвать «коммунистическими фундаменталистами», оказалась на пленуме в абсолютном меньшинстве. Наиболее ясно их позицию отстаивал член Президиума ЦК КПЧ М. Худик.
Вторая группировка была представлена «реформаторским» крылом в партии. Лидером этого направления был экономист, заместитель председателя правительства ЧССР О. Шик. Предложенный им на декабрьском пленуме план демократизации КПЧ оценивался Худиком как курс на раскол партии.
И наконец, на декабрьско-январском пленуме в полной мере проявилась словацкая группировка в КПЧ. Партийные функционеры-словаки были раздражены тем, что в начале 60-х гг. Новотный урезал местные полномочия, и словацкие учреждения оказались в прямой зависимости от центральных пражских министерств и ведомств. Мелкой, но больно задевавшей деталью было то, что известнейшая общенациональная фирма «Артия», специализировавшаяся на торговле изделиями искусства и художественных промыслов и возглавлявшаяся сыном Новотного, закупала изделия на 99% чехов-художников и только на 1% – словаков. По мнению Новотного, лидером словацкой группировки, словацких националистов был А. Дубчек, первый секретарь ЦК КП Словакии[194]194
ЦХСД Ф.5 Оп. 60. Д.299. Л.8.
[Закрыть].
Позиции Новотного в Президиуме ЦК были относительно прочными, но недостаточными, чтобы обеспечить ему сохранение поста первого секретаря ЦК КПЧ. Президиум раскололся пополам: пять на пять. На пленуме же большинство принадлежало противникам Новотного, настаивавшим на разделении постов первого секретаря ЦК и президента ЧССР.
В результате бурных споров на пленуме было принято решение о разделении высших партийного и государственного постов в стране. 5 января 1968 г. первым секретарем ЦК КПЧ был избран Дубчек. Новотный остался (ненадолго) президентом ЧССР.
Кандидатура А. Дубчека, считавшегося просоветски настроенным, устроила Москву. В Кремле чехословацкого партийного лидера называли не иначе как Александр Степанович, а Л.И. Брежнев вообще предпочитал называть уменьшительно-ласкательно Сашей. По отзыву бывшего секретаря советского посольства в Праге М.Н. Кузнецова, Дубчек представлялся советским руководителям «довольно нейтральной личностью, слабым и неуверенным в себе. Отзываясь всегда с большой симпатией об СССР, он производил впечатление политика, который никогда не пойдет против нашей дружбы. Его восприняли как переходную и управляемую фигуру, как не самый плохой вариант.
Черник представлялся более серьезной, но менее предсказуемой кандидатурой»[195]195
Цит. по: Политические кризисы и конфликты 50—60-х годов в Восточной Европе. (Далее: Политические кризисы и конфликты…). М.,1993. С. 149.
[Закрыть].
Кузнецову запомнился эпизод, относящийся к декабрю 1967 г. На одном из приемов Червоненко обратился к А. Дубчеку: «Александр Степанович, нужно ли то, что вы задумали, все ли вы рассчитали – куда пойдет развитие и сможет ли ваша группа сохранить влияние в партии и стране, не развяжете ли вы стихию?»
«Степан Васильевич, – отвечал Дубчек, – отступать некуда, вопрос решен и никуда мы не уклонимся»[196]196
Там же.
[Закрыть].
За Дубчеком в тот период сплоченным фронтом стояли почти все словацкие члены ЦК, включая В. Биляка, занимавшего активную антиновотновскую позицию.
Однако до последнего момента исход борьбы в верхних эшелонах власти не был предопределен. Вхожий в высшие партийные круги корреспондент «Известий» В.М. Кривошеев отмечал комплекс «маленького чешского человека», присущий многим членам тогдашнего ЦК КПЧ, выходившим на трибуну пленума с двумя заготовленными выступлениями в кармане – «за» и «против» Новотного. Он приводит эпизод, наглядно иллюстрирующий, сколь напряженной и неопределенной была обстановка накануне прихода Дубчека к власти.
«1 января нового 1968 г., – вспоминал В.М. Кривошеев, – главный редактор „Руде право“ О. Швестка ужинал в партийной гостинице „Прага“ с О. Лацисом. Вошли Дубчек и Пехо, секретарь ЦК Словакии по идеологии. Они сели за стол и с мрачным видом стали есть. Уходя, Дубчек позвал меня к себе и сказал: „Давай с тобой попрощаемся, завтра я – пан или пропал“. Он пояснил, что пленум продолжит работу. На мой же вопрос, что значит „пан“, Дубчек ответил: „Ну, ты завтра узнаешь“[197]197
Там же.
[Закрыть].
На следующее утро нового первого секретаря КПЧ А. Дубчека поздравил по телефону Брежнев и пригласил совершить официальный визит в Москву – «посоветоваться по некоторым вопросам». Дубчек попросил о небольшом одолжении – о неофициальном характере первой поездки.
Визит вскоре состоялся. На первой после своего избрания встрече с Брежневым, состоявшейся 30—31 января в Москве, А. Дубчек обещал не делать радикальных персональных перемещений. Однако ряд советских экспертов по-прежнему настороженно относился к обещаниям Дубчека.
Консультант по Чехословакии в центральном партаппарате Ф.Ф. Петренко констатировал: «Отмеченные известной остросюжетностью события январского (1968 г.) пленума ЦК КПЧ вызвали переполох в ряде структур нашего ЦК: помню, как заведующий сектором Чехословакии С.И. Колесников бегал к заведующему отделом и секретарю ЦК доказывать, что там произошел контрреволюционный поворот, представляющий угрозу и для нас»[198]198
Там же.
[Закрыть].
Еще до приезда А. Дубчека в Москву, 18 января, Политбюро ЦК КПСС рассмотрело вопросы, связанные с Чехословакией. Оценивая обстановку в ЧССР, посол в Чехословакии С.В. Червоненко заявил, что «процесс идет. И этот процесс остается сложным». При этом Червоненко отметил, что, «правильно критикуя Новотного за негибкость в решении многих вопросов, обвиняя его в догматизме, кое-кто попытался расшатать основы партии, ревизовать основные позиции партии, основные направления в политике и практике партийной линии в Чехословакии».
Основным же положительным итогом пленума посол считал то, что пленум «предупредил раскол, который мог быть в партии. Это заслуга своевременного вмешательства в эти вопросы КПСС, ЦК нашей партии и, в частности, приезд т. Брежнева перед пленумом»[199]199
Цит. по: Р.Г. Пихоя. Чехословакия, 1968 год. Взгляд из Москвы. По документам ЦК КПСС// Новая и новейшая история. 1994. №6. С. 4 (Далее – Р.Г. Пихоя…).
[Закрыть].
«Надо сказать, – продолжал посол, – что Дубчек чувствует себя сейчас неуверенно… но тов. Дубчек – безусловно, честный, преданный человек, очень преданный друг Советского Союза»[200]200
Там же. С. 5.
[Закрыть]. Но уже через несколько дней посол должен был оправдываться за свои слова. Первый секретарь ЦК КПЧ нарушил данное им Л.И. Брежневу обещание и стал назначать партийных секретарей, заведующих отделами ЦК и министров, не согласуя кандидатуры с Москвой. Для Брежнева именно несанкционированные кадровые перемены в чехословацком руководстве явились первым тревожным сигналом отхода Дубчека от «коллективной линии социалистического содружества»[201]201
Млынарж 3. Холодом веет от Кремля. Нью-Йорк, 1988. С. 277.
[Закрыть].
В феврале – начале марта 1968 г. относительно спокойная картина взаимоотношений Москвы и Праги была нарушена. Поводом стала фактическая отмена цензуры в чехословацкой прессе. Известный деятель «пражской весны» З. Млынарж следующим образом оценил это событие: «Началась открытая критика методов работы КПЧ, профсоюзов, органов госбезопасности и юстиции, и, как следствие, сняли с постов ряд секретарей ЦК, руководителей Центрального совета профсоюзов, министра внутренних дел и генерального прокурора»[202]202
Там же. С. 77.
[Закрыть].
Ситуация осложнялась углублением противоречий в самом руководстве КПЧ. Многочисленные противники Новотного теперь открыто добивались его отставки с поста президента ЧССР. Требовали ее и на массовых митингах.
Обстановка в Чехословакии вновь стала предметом обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС 15 марта 1968 г. В Москве не одобряли готовившуюся отставку Новотного, как и ситуацию в стране в целом.
Политбюро посчитало целесообразным обратиться с письмом в адрес Президиума ЦК КПЧ, в котором, по предложению Б.Н. Пономарева, следовало «сказать, что у них начался разгул в печати, по радио и телевидению, сказать, что все это направлено на отрыв Чехословакии от социалистического лагеря, от СССР, сказать яснее и подробнее об этом… Сказать в письме и о том, что они находятся рядом с ФРГ». При этом особо подчеркнуть, что «положение действительно очень серьезное. Методы и формы, которыми ведется сейчас работа в Чехословакии, очень напоминают венгерские. В этом внешнем хаосе есть свой порядок. В Венгрии тоже с этого начиналось, а потом пришел первый, второй эшелон и, наконец, социал-демократы», – таково было заявление Ю.В. Андропова, имевшего за плечами горький опыт венгерских событий 1956 г.[203]203
Цит. по: Р.Г. Пихоя. С. 9.
[Закрыть].
Л.И. Брежнев заметил: «Надежды на Дубчека не оправдываются, он может вылететь, так как события, которые происходят, им мало управляются. Ведь может случиться так, что они снимут Новотного. Они сняли прокурора, начальника КГБ, на очереди Ломский (министр национальной обороны. – Авт.), а потом и за Дубчеком дело».
Во время этого заседания Брежнев позвонил в Прагу Дубчеку и, вернувшись, сообщил его участникам о только что состоявшемся разговоре. Дубчек уверял, что «ни в Праге, ни в стране не будет никаких событий, что вот плоховато в Польше, им бы нужно помочь. Мы справимся с событиями, которые у нас происходят»[204]204
Там же. С. 10.
[Закрыть]. Брежнев проинформировал Дубчека о готовившемся письме, они договорились о встрече между Дубчеком и Кадаром, которому фактически отводилась роль посредника между ЦК КПСС и ЦК КПЧ. Была также достигнута договоренность о проведении встречи между лидерами советской и чехословацкой компартий.
На фоне всех этих событий продолжали ухудшаться отношения СССР с Румынией: реальной стала угроза ее выхода из Варшавского Договора. Министр обороны СССР маршал А.А. Гречко на заседании Политбюро 3 марта 1968 г., говоря о позиции румынской стороны, заявил: «Теперь ясно, что они – за пересмотр всего Варшавского Договора в целом. Мы создадим штаб, вполне боеспособный, и Варшавский Договор не пострадает, если уйдут румыны»[205]205
Там же. С. 8.
[Закрыть]. Однако нельзя было полностью исключить эффекта «цепной реакции» в отношении других стран – членов ОВД. Критика, раздававшаяся в чехословацкой прессе в адрес Варшавского Договора, свидетельствовала о том, что и Чехословакия могла последовать за Румынией. А это привело бы к фактической ликвидации или по крайней мере значительному ослаблению западных границ стран ОВД.
Идеологическая ситуация осложнилась и в самом СССР. Классическое коммунистическое единомыслие постепенно размывалось. Усиливалось диссидентское движение.
«Разного рода писатели, – говорил на заседании Политбюро Л.И. Брежнев, – например, Якир, Есенин и другие, пишут письма, передергивают факты, письма идут за границу и передаются по Би-би-си». Ему вторил Н.В. Подгорный: «Надо посмотреть Союз писателей. Что это за организация, в которую вступают совершенно непонятные люди, написавшие две заметки в газету».
Андропов сообщал о готовившейся демонстрации, связанной с делом диссидента Петра Литвинова[206]206
Там же. С. 8.
[Закрыть].
Несмотря на успокоительные заявления Дубчека, ситуация в Чехословакии продолжала обостряться. После массового митинга в Праге Новотный был вынужден уйти с поста президента.
10 марта в ЧССР была широко отмечена 20-я годовщина смерти Яна Масарика, министра иностранных дел до февраля 1948 г., который, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством в знак протеста против установления в стране социалистической власти.
27 марта Прага направила протест правительству ГДР против вмешательства во внутренние дела ЧССР в связи с критикой курса Дубчека в восточногерманской пропаганде.
6 апреля премьер-министром ЧССР вместо И. Ленарта был назначен О. Черник. 9 апреля произошло, наконец, поворотное событие – ЦК КПЧ опубликовал программу реформ под названием «Чехословацкий путь к социализму». Из документа следовало, что чехословацкое партийное руководство готово отказаться от командно-административных методов управления страной и предоставляет свободу действий для средств массовой информации. Отныне любой шаг Праги, любое заявление Дубчека или его ближайших соратников вызывало в Москве раздражение и недоверие.
Особое значение в оценке происходящих событий имело мнение советского посла в Праге С.В. Червоненко. Как в свое время IO. В. Андропова в Будапеште 1956 г.
В.В. Загладин, работавший в то время в Международном отделе ЦК КПСС, считал, что советское посольство «давало ту картину событий, какую от него ждали. События в Чехословакии были внутренним вызовом как для работников посольства, так и для сидевших в Москве. В направлении личного негативного восприятия ситуации посла Червоненко подталкивал и его опыт работы в Китае, к тому же накладывались требования центра»[207]207
Политические кризисы и конфликты… С. 151.
[Закрыть].
В период пребывания С.В. Червоненко в должности посла в Китае произошел разрыв советско-китайских отношений. Занимая пост полномочного представителя СССР в Праге, посол опасался, что в случае утраты контроля над событиями в стране его обвинят в потере еще одной страны. В итоге советский посол принял реформаторский курс А. Дубчека «в штыки».
С конца января на посольских партсобраниях он именовал Дубчека не иначе как «антипартийным явлением», а начиная с марта утверждал о возможности повторения «второй Венгрии», хотя ход событий, особенно на этой стадии, не давал пока серьезных поводов для такого вывода[208]208
Там же.
[Закрыть].
У некоторых очевидцев создалось впечатление, что не знавший чешского языка и традиций страны пребывания Червоненко был не вполне самостоятелен в своих оценках. Решающую роль в формировании его позиции сыграл специалист по чешской истории И.И. Удальцов, занимавший в то время пост советника-посланника посольства. Удальцов дружил с Новотным семьями, и, возможно, этим объясняется то, что посольство упорно цеплялось как за подвергавшегося общественному остракизму президента, так и за его окружение[209]209
Там же. С. 151—152.
[Закрыть].
Стремясь, однако, избежать возможных обвинений в предвзятости, посол дважды в месяц встречался со всеми членами Президиума ЦК КПЧ, включая тех, кого относил к «правым».
Смысл посольских донесений в Москву сводился к тому, что Дубчек пользуется симпатиями «ничтожной кучки интеллектуалов» и абсолютно лишен опоры в массах, особенно среди рабочих. Огромное число трудящихся стоит за Советский Союз, но «горстка „правых“ мешает им выразить свое мнение».
Аккредитованные в то время в Праге корреспонденты центральных советских изданий (В. Журавский, В. Кривошеев, Т. Мартынова, А. Дидусенко) видели, насколько информация посольства расходится с истинным положением вещей.
По признанию В. Журавского их оценки настолько противоречили донесениям посольства, что Червоненко несколько раз вызывали в Москву для неприятных объяснений[210]210
Там же. С. 152—153.
[Закрыть]. Несмотря на это, по мнению уже упомянутого Ф.Ф. Петренко, «содержание шифровок Червоненко в целом принималось в Кремле за чистую монету». Тем более что Червоненко был послом с большим опытом и имел авторитет у вышестоящих инстанций. Критически мыслящие люди в ЦК не занимали ключевых постов, поэтому их возможности для влияния на политику были ограничены[211]211
Там же. С. 153.
[Закрыть].
Помимо советских дипломатов, одним из главных для руководства СССР источников информации о внутреннем положении в Чехословакии являлись сообщения представителей «просоветской ортодоксальной» группировки в ЧССР, отрицательно относившейся к демократическим переменам в стране. Хорошо зная чувствительные струны Кремля, эти деятели старались создать впечатление, что чехословацкие реформы угрожают жизненным интересам Советского Союза в Восточной Европе. Один из таких информаторов уже в январе 1968 г. провел прямую параллель между положением в Чехословакии и венгерскими событиями 1956 г. Другой информатор, член ЦК КПЧ Ф. Гавличек, прямо предупреждал о «неизбежном сближении Чехословакии с Югославией и Румынией», которое приведет к «изоляции Советского Союза и ослаблению единства европейских социалистических стран»[212]212
ЦХСД.Ф. 5. Оп. 60. Д. 299. Л. 263.
[Закрыть].
Червоненко и Удальцовым было инспирировано написание писем и петиций в адрес КПСС от коллективов чехословацких промышленных предприятий и организаций, которые доводили до сведения Москвы тревогу «честных коммунистов» ЧССР по поводу обстановки в стране и изъявляли дружбу и верность в отношении Советского Союза и всего «социалистического содружества». Наиболее характерным в этом смысле явилось письмо рабочих завода «Авто-Прага», обещавших не допустить возврата к довоенным временам, которое получило широкий резонанс в советских средствах массовой информации[213]213
Политические кризисы и конфликты… С. 153.
[Закрыть]. И не могло пройти бесследным.
Выступления участников заседания Политбюро ЦК КПСС от 21 марта 1968 г., посвященного среди прочего событиям в Чехословакии, отличались несвойственной прежде резкостью. Л.И. Брежнев привел многочисленные факты контактов с Дубчеком, содержавшие постоянные заверения первого секретаря ЦК КПЧ в том, что «у них все спокойно, что события не выйдут на улицу». Однако, по мнению Брежнева, многие митинги, собрания, партийные активы «носят направленность антисоветскую. Все больше проглядывается, что направляет эти события не ЦК КПЧ, а Смрковские, Шики и другие обиженные люди».
Положение в Чехословакии, по его мнению, было настолько сложным, что его необходимо было обсудить на специальном пленуме ЦК. Другие члены и кандидаты в члены Политбюро поддержали точку зрения Генерального секретаря.
В частности, Косыгин заявил: «Он (Дубчек) очень разбросан, неуравновешен, на некоторые вещи он смотрит просто наивно. Например, ему задается вопрос, как у вас дела в армии? – В армии у нас все в порядке, так как большинство командиров дивизий мои личные знакомые. О КГБ вопрос – также полный порядок, отвечает он, а через несколько дней снимают председателя КГБ. Задаешь ему вопрос: а на кого Вы опираетесь в Президиуме сейчас? Отвечает: откровенно говоря, не знаю, на кого можно опереться. Отношение к Новотному, по-моему, озлобленное. Для нас понятно сейчас, что нет, конечно, силы спасти Новотного. На мой взгляд, в Чехословакии готовится венгерский вариант, но они пока еще боятся осуществлять этот вариант».
Первый секретарь ЦК компартии Украины П.Е. Шелест прокомментировал слухи о чехословацких событиях: «Несмотря на плохую информацию в нашей печати, все-таки разными путями расползаются среди народа, партии факты о событиях в Чехословакии».
Шелепин, следом за Брежневым и Шелестом, стал говорить о возможных идеологических последствиях чехословацких событий для СССР, призвал обратить особое внимание на студенчество: «Слушают „Голос Америки“, пьют, наблюдается пренебрежение к общественным наукам». Он внес предложение поскорее принять решение по идеологическим вопросам.
Попытку проанализировать расстановку сил в составе чехословацкого руководства предпринял П.Н. Демичев. Он выделил в нем три линии – Дубчек, Черник, Кольдер – это, по его словам, «любители модных слов, модных реформ»; Ленарт, Давид, Новотный – они по существу разбиты; Смрковский, Шик и другие – это «реставраторы», самые отъявленные враги.
Секретарь ЦК М.С. Соломенцев вновь подчеркнул взаимосвязь чехословацких событий с оппозиционным движением в СССР: неблагополучно среди интеллигенции, часть технической интеллигенции объединяется с писателями. Соломенцев сетовал на недостаточное освещение прессой «судов над Гинзбургом и другими». В итоге он призвал: «Надо в зародыше ликвидировать гнойники».
