Текст книги "Ты только живи"
Автор книги: Игорь Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
15
Желтое такси мчало меня в направлении города. За окном чередой бежали назад какие-то постройки, складские помещения, горы строительного песка, ржавые, отслужившие свой век вагоны. Через несколько минут мы миновали бетонный мост над почти пересохшей речушкой и въехали в Александруполис.
Слева появилась платформа железнодорожной станции – несколько бетонных столбов, над которыми нависал массивный козырек: город был так мал, что даже не имел вокзала. К станции примыкал порт: я успел заметить белые корпуса нескольких яхт, стального цвета катер, наверное, военный, и судно с синей полосой на трубе.
Мне повезло хоть в одном: таксист, которого я взял в аэропорту, говорил по-английски – хоть и не совсем правильно, но достаточно понятно.
– Где будет дешевле остановиться в Александруполисе? – спросил я. – Посоветуйте мне какой-нибудь дешевый отель.
– Дешевле снять квартиру, – заметил шофер.
– Сколько это будет стоить? – поинтересовался я.
– В городе – триста и больше, в пригороде – примерно двести за однокомнатную.
Я выбрал пригород: деньги как-никак были, так сказать, «казенные».
Через десять минут, которых нам хватило, чтобы проехать через весь город, водитель свернул с основной дороги, миновал церковь под красным черепичным куполом и высадил меня на какой-то боковой улочке, по обе стороны которой тянулись аккуратные двух– и трехэтажные домики. Напоследок он вырвал листок из прикрепленного присоской к приборной панели блокнота и написал на нем загадочное слово «enoikiazetai».
– Ищите, где будет такое объявление. Это по-гречески «сдается». Произносится «эникьязете». А вообще многие здесь говорят по-немецки.
Немецкий я изучал в школе два или три года, потом отца, военнослужащего, перевели в другой город, и там я пошел в школу, где изучали английский. Так что от моего «дойча» осталось с полсотни слов, не больше.
Я поблагодарил, машина развернулась и уехала.
Пройдя несколько метров и сверившись с бумажкой, я понял, что здесь сдается практически все: в глазах аж рябило от «эникьязетных» объявлений, которые висели на столбах, заборах и дверях домов. Я нажал кнопку звонка первого же попавшегося мне дома, и через полминуты на пороге показался мужчина лет шестидесяти в синем застиранном джемпере и пузырившихся на коленях спортивных брюках.
– Эникьязете, – произнес я, для наглядности ткнув себя в грудь.
В ответ он разразился длинной фразой на греческом языке, из которой я, естественно, ничего не понял.
– Шпрехен зи дойч? – спросил он.
Я неопределенно пожал плечами, повторил «эникьязете» и поднял указательный палец, символизирующий один месяц. Потом все же вспомнил пару слов из немецкой лексики пятого класса.
– Битте, айн монат. Их бин.
Очевидно, мой собеседник меня понял: он раскрыл дверь пошире и жестом предложил войти. Мы прошли по коридору, в самом конце которого и находилась сдаваемая квартира.
Она была совсем маленькой и состояла – как я того и желал – из одной комнаты, кухоньки с электроплитой на две конфорки и туалета, совмещенного с душем. Имелась кровать, круглый пластиковый стол на одной ножке, парочка таких же пластиковых кресел, небольшой платяной шкаф и холодильник. Балкон, несмотря на первый этаж, тоже присутствовал, на него вела большая стеклянная дверь, откатывающаяся вбок.
Мужчина сказал еще что-то, распахнул холодильник, пощелкал стенным выключателем, открыл дверцу шкафа: там висело несколько самодельных проволочных вешалок.
Меня не надо было убеждать: квартирка мне вполне подходила.
– О'кей, – проговорил я. – Вифиль?
Хозяин произнес «цвай хундерт», и мы, как говорится, ударили по рукам. Я не торговался: сумма как раз вписывалась в предсказанную таксистом, а владелец квартиры, видимо, не хотел безосновательно накручивать цену – туристский сезон окончился и предложения, судя по многочисленным объявлениям, превышали спрос.
Я решил расплатиться сразу и вытащил бумажник. Из одного отделения его торчал край снимка Дмитрия.
А если и он снимал жилье где-то поблизости – чем черт не шутит, вдруг его вез из аэропорта тот же самый таксист? И вдруг мужчина, демонстрирующий мне сейчас квартиру, видел Инниного супруга?
Я вытащил фотографию и предъявил ее хозяину, даже не успев подумать о том, что подобный жест может выглядеть в его глазах довольно странно, если вообще не подозрительно.
Тот вопросительно посмотрел на меня.
– Майн брудер, – спохватившись, добавил я. – Во ист?
Мужчина пожал плечами и вернул мне снимок.
Понятно.
– Майне наме ист Игорь, – с некоторым опозданием представился я.
– Йорго.
«Георгий, что ли? Ладно, Йорго так Йорго».
После представления прошло вручение верительных грамот в виде двух купюр по сто евро в обмен на два ключа – от уличной двери и от квартиры, после чего он ушел.
Процедура оказалась на удивление простой. Р-раз-и в дамки. В смысле, в ответственные квартиросъемщики.
Я закрыл дверь на ключ, сбросил куртку, ботинки и упал на кровать. Взглянул на часы: половина пятого. За окном угасал короткий зимний день. Мерный шум набегающих на берег волн говорил о том, что море где-то совсем рядом.
Завтра утром я наведаюсь к Софии Стефану. Точнее, по адресу Софии Стефану. Я не знал, где расположена эта леофорос Демократиас, а потому решил, что снова возьму такси. Конечно же, какие-то автобусы здесь ходили, но я не догадался спросить у таксиста, где остановка. С хозяином говорить на эту тему бесполезно: как будет «автобусная остановка» по-немецки, а тем более по-гречески, я не знал.
Минут через пять послышался осторожный стук в дверь. Я встал с кровати, недоумевая, повернул ключ.
На пороге стоял Йорго с красным пластмассовым тазиком. Ага, для стирки. Что ж, вполне разумно. Две пары нижнего белья, несколько пар носков и три рубашки у меня были, но если поиски затянутся…
Я взял таз и сказал «данке». Отнес его в душевую и вновь принял горизонтальное положение. Глаза закрывались сами собой: сказывалось напряжение предыдущих дней.
Я задремал, а потом и вовсе впал в крепкий и глубокий сон.
16
Утром меня разбудил звон колокола – очевидно, той церкви, возле которой свернул вчера таксист.
Я включил подсветку часов: начало восьмого. Выходило, что я проспал больше полусуток.
Надо вставать: время – деньги.
Деньги Инны. Чужие деньги, а у меня, хотя я по сути дела еще и не начал действовать, уже улетело около полутысячи баксов: на самолет и квартиру.
Я поднялся, включил свет и обнаружил, что спал так и не раздевшись. Ну да ладно, джинсы, они все стерпят.
В самолете на Александруполис, учитывая кратковременность полета, дали поесть какую-то мелочевку типа пакета сока и пачки печенья, но голода я не чувствовал. Тем не менее, я открыл свою дорожную сумку, достал несколько лежащих сверху пакетиков с растворимым кофе и пару сплюснутых бутербродов с колбасой. Как бы там ни было, перекусить стоило: мне предстоял первый «трудовой» день.
Пока грелась вода, я распаковал вещи, повесил на вешалки рубашки, сунул в ящик шкафа пакет с носками, положил в холодильник несколько банок консервов, упаковку кубиков «Мэгги», пару пачек вермишели и палку копченой колбасы. Потом умылся, почистил зубы.
Попив кофе и протолкнув в себя один бутерброд, я вышел на балкон.
Было по-утреннему прохладно, хотя, как я заметил еще в Афинах, зима в Грецию явно не спешила. Небо было совершенно чистым, поднимающееся солнце окрасило черепичные крыши домов в пронзительно-коричневый цвет.
Вдоль дома тянулись грядки, над ними, сгорбившись, трудился хозяин, собирая высохшую ботву помидоров.
– Гутен морген, Йорго, – поздоровался я, он выпрямился и ответил.
Слева от меня метрах в двухстах виднелась широкая темно-синяя полоса моря, на горизонте высилась скалистая громада острова, подернутая утренней дымкой.
– Самотраки? – спросил я, указывая пальцем.
– Нэ, нэ, – кивнул он, снова склоняясь над грядкой.
Я еще раз окинул остров пристальным взглядом – как соперника перед схваткой – и вернулся в комнату. Оставил на возможные расходы несколько купюр по пять – десять евро, остальные, подумав, свернул в трубочку и засунул в пакет с носками.
Оделся, похлопал себя по левой стороне куртки, проверяя наличие бумажника, и отправился навстречу приключениям.
И правда, какой детектив без приключений? Л пока все развивалось как раз по канонам данного жанра: клад на острове, авантюрист, отправившийся на его поиски и сгинувший без следа, свидетельница, подевавшаяся куда-то в самый разгар столь драматических событий. И, конечно, щепотка «специй» в виде загадочной газетной заметки, сделавшая «блюдо» еще более острым.
Размышляя над извивами судьбы, волею которой я оказался там, где оказался, я вышел на главную улицу.
Такси пришлось ждать минут десять. Наконец возле меня тормознула желтая машина.
Я сел рядом с водителем.
– Гутен морген.
– Ясос, – кивнул он.
– Леофорос Демократиас.
– Дакси, – произнес он и что-то спросил.
Ясное дело, номер дома.
Я вытащил ручку, блокнот и написал 133.
– Дакси, – вновь проговорил он, из чего я заключил, что это слово равноценно общеизвестному «о'кей».
Он переключил передачу.
Десять минут спустя я стоял напротив аккуратного двухэтажного дома и созерцал список его обитателей.
Дом был оборудован домофоном; судя по надписям рядом с кнопками звонков здесь проживали «L. Stampouli», «G. Kesidis», «A. Kazakis» и искомая «S. Stefanu».
Я посмотрел на часы – не слишком ли рано? – и нажал нужную мне кнопку.
В такси я на всякий случай придумал легенду: я – инженер российской компании «Интергаз», работаю в Греции на строительстве компрессорной станции. Знаком с женой Дмитрия Захаропулоса, которая и попросила навестить его. Откуда адрес? Да от нее самой. Выглядело все достаточно правдоподобно, разве что слово «навестить» следовало заменить на «разыскать».
Где-то внутри прозвучал звонок.
Никто не откликнулся. Замок не щелкнул. Дверь не открылась.
Я вновь прижал кнопку.
С тем же результатом.
Что и требовалось доказать. Вернее, чего и доказывать не требовалось: все и так было известно с самого начала.
Ладно, возьмемся за соседей. Я нажал кнопку «L. Stampouli».
Ничего.
«G. Kesidis».
В переговорном устройстве что-то щелкнуло, и раздался мужской голос.
– Пуйне София Стефану? – спросил я.
В ответ послышалась длинная фраза, произнесенная, как мне показалось, с некоторым раздражением, после чего мой собеседник отключился. Что он там сказал? В моей интерпретации – что-нибудь вроде: «Ходют здесь всякие ни свет ни заря, спать мешают!» или «А какого черта вы мне звоните, если вам она нужна?!».
Ладно, в запасе у меня оставался еще «А. Kazakis».
Увы, он – или она? – тоже не ответил.
Честно говоря, к такому обороту событий я готов не был. Хотя бы потому, что не предвидел наличие домофона. Попробовать еще раз поговорить с этим Кесидисом? Или подождать какое-то время и отловить двух отсутствующих жильцов?
Я остановился на втором варианте. В конце концов, эти люди могли быть просто на работе, отлучиться в магазин или, скажем, повести детей в школу.
С этими мыслями я пересек леофорос Демократиас и в просвете какой-то боковой улочки увидел море. На набережной возвышалась башня маяка. У его подножия было устроено нечто вроде каскадного фонтана, по белым ступеням которого вяло струилась вода.
Я сел на одну из скамеек, откуда открывался вид на порт, мимо которого мы проезжали вчера. В гавани резво сновали небольшие рыбацкие лодки, слегка покачивали мачтами две или три яхты. С берега доносился запах рыбы и гниющих водорослей.
Надо признать, что-то с самого начала пошло не так.
17
Где-то около одиннадцати дня я вернулся к дому.
Стало так тепло, что я даже расстегнул куртку. Утро не обмануло: день, несмотря на календарную зиму, выдался почти весенний. Уличный градусник показывал +15. Если у них такая зима, чего тогда ждать от лета?!
Для очистки совести я вновь придавил кнопку «S. Stefanu» и, не дождавшись ответа, решил потревожить «L. Stampouli». Вслед за звонком, прозвучавшим, как мне показалось, на втором этаже, послышался собачий лай. Потом в домофоне раздался легкий щелчок, и женский голос произнес:
– Нэ?
– Паракало, пуйне София Стефану? Битте, во ист София Стефану? – выдал я на одном дыхании.
К моему изумлению, после небольшой паузы замок щелкнул, и я, помедлив самую малость, вошел в светлый и чистый подъезд. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери.
Я поспешно поднялся наверх.
На площадке стояла худенькая, с остреньким носиком старушка лет семидесяти в темном халате с гладко зачесанными назад крашеными волосами. У ее ног вертелась рыженькая собачка, похожая на лисичку. Впрочем, это животное напоминала и сама хозяйка.
– Гутен морген. Битте, во ист София Стефану? Пуйне? София Стефану?
Бабушка пожевала губами и разродилась длинной фразой все же не на немецком, а на греческом языке.
Из которой я выхватил вроде бы знакомое слово – «Эрмания».
Эрмания – Германия?
– София – Эрмания? Дойчлянд? – проговорил я, махнув рукой в сторону – возможно, что и в сторону Германии.
– Нэ, нэ, – закивала бабка. – Эрмания.
Все ясно. Любезная София укатила к матушке и когда вернется – Бог его знает.
На всякий случай я достал из бумажника фото гречанки.
– София?
– Нэ, нэ.
– Цузамен? – спросил я, предъявляя своей собеседнице снимок Дмитрия.
Бабушка равнодушно взглянула на фотографию.
Вроде, не признала.
Или, может, просто не видела, когда он приходил сюда?
В это время открылась дверь второй квартиры, и на пороге показался бородатый тучный грек неопределенного возраста, вероятно, привлеченный нашим разговором. Не исключено, что это был тот тип, который отвечал мне по домофону.
Старушка полуобернулась к нему, задала какой-то вопрос. Тот покивал головой.
– Я. Нах Дойчлянд.
В Германию.
Я показал ему фото Дмитрия и, решив придерживаться первоначальной версии, пояснил:
– Майн брудер. София геен цузамен майн брудер нах Дойчлянд?
Это был дичайший немецкий язык на уровне двоечника пятого класса – но он был понят!
Грек покачал головой.
– Найн. София аляйн.
Одна.
София уехала одна, а Дмитрий растворился без осадка.
Оставалось только поблагодарить отзывчивых граждан, оказавших мне посильную помощь в поисках пропавшего соотечественника.
– Данке, – произнес я и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.
Странно, очень странно.
В самый разгар поисков клада София уезжает за границу?
Или уже после того, как его нашли? Или вообще не нашли ничего, они с Дмитрием распрощались, и она укатила? А он?
Предположений было так много, что они, толкаясь локтями от нетерпения, выстроились в моей голове в очередь.
Ну почему не имеет право на существование такая версия: Дмитрий и София едут вместе на Самотраки, там он тонет в результате несчастного случая, а она возвращается в Александруполис, после чего уезжает в Германию? Причем для моих поисков даже не важно, успели они найти клад или нет. Сюда газетная заметка как-то вписывается.
Или вот такая, дурацкая: они находят клад, она убивает своего спутника, чтобы не делиться, – и опять-таки уезжает в Германию. И еще такая, не менее глупая: София была связана с александруполисским криминалитетом, рассказала им о сокровищах, те подождали, пока клад будет найден, – и вот, нате пожалуйста: труп на дне моря-окияна с привязанной – чтоб не всплыл – чугунной или бетонной болванкой. Софии они отстегивают за наводку энную сумму, и она сваливает к мамаше. Ни та, ни другая версия, правда, не состыкуется с заметкой.
Самой последней версией – потому что она была самая неприятная – я выдвинул следующую: София и Дмитрий нашли клад и улизнули вместе. И здесь, конечно, газетная заметка тоже мешала, как рыбная кость в горле. Да, с ней надо разбираться.
18
Ну что ж, напротив первого пункта плана моего расследования можно было ставить галочку.
Я побродил по улицам Александруполиса, с удивлением отмечая, что мелкие товары типа сигарет, чипсов, брелоков, цепочек, всяких сувениров и безделушек открыто лежат па прилавках киосков или висят на вынесенных стендах: у нас, конечно, ловкие ручки давно приделали бы к ним ножки.
Попутно я обращал внимание па газеты: кроме «Афинского курьера» на русском языке здесь продавались «Аргументы и факты», «Спид-инфо», «Совершенно секретно» и масса другого популярного чтива, что, в подтверждение слов Инны, несомненно, указывало на наличие в городе определенного процента русскоязычного населения. Однако заподозрить, что одно из этих изданий тиснуло заметку о предполагаемой гибели какого-то Дмитрия Захаропулоса из Белоруссии, я не мог – уровень не тот.
Было двенадцать часов. Наверное, для первого дня хватит. Хорошего понемножку. (Плохого, желательно, тоже.)
Я прикинул, что если ехал сюда десять минут, то обратно смогу добраться пешком минут за пятьдесят, самое большее, за час. Оба раза такси везло меня по прямой, так что я, с детства обладая топографическим идиотизмом – так это кажется называется? – все же имел хорошие шансы вернуться домой, не заблудившись.
И я пошел.
Маршрутные автобусы, судя по всему, были здесь не в почете: за все время я встретил только три или четыре, да и те перевозили больше воздух, чем пассажиров, поскольку на каждый приходилось, в лучшем случае, не больше десятка граждан. Зато легковыми машинами были забиты все улицы и переулки.
Мои мысли снова и снова возвращались к нашему с Инной предприятию.
Может, послать ей по «электронке» письмо? Спрошу Йорго, есть ли у него или у кого-то из соседей компьютер. С одной стороны, мне хотелось показать Инне, что я немедленно, с первого же дня, приступил к поискам, с другой – я не мог сообщить ей ничего особо нового: об исчезновении Софии она и так давно знала, а вот то, что гречанка исчезла в направлении Германии, только даст ей (как и мне) повод для не совсем приятных размышлений. Если та действительно уехала – а сомневаться в этом у меня оснований не было, – это могло означать, что ее кладоискательство с Дмитрием закончилось – возможно, что и по причине гибели последнего.
Но почему тогда она не известила об этом Инну?
Я запоздало пожалел, что не узнал у соседей, где работала или училась София, – авось как-нибудь «на пальцах» и объяснились бы. В этом случае я мог бы навести справки и там: уволилась ли, взяла отпуск за свой счет или просто сгинула без объяснений?
«Ладно, подожду с письмом несколько дней, – решил я. – А там видно будет».
Если будет.
Невдалеке показался купол церкви. Совсем неожиданно для меня: я прикидывал, что идти мне еще минут двадцать. Оказалось, что погруженный в свои мысли, я отмахал положенное расстояние в ускоренном режиме и, кстати, особой усталости не чувствовал.
Может, это было влияние целебного морского воздуха?
19
Без четверти час я пересек небольшой сквер с детской площадкой, расположенный как раз напротив церкви, и подошел к дому.
Йорго сидел возле своего огорода на пластмассовом стуле и курил. У его ног стояла бутылка пива. Очевидно, сельскохозяйственные работы были закончены.
Он что-то спросил по-немецки, но я не понял. Возможно, просто интересовался, куда я ходил.
– Шпацирен, – на всякий случай ответил я, и хозяин кивнул:
– Я, я.
Я прошел в квартиру, запер на ключ дверь. На всякий случай проверил свою заначку: все деньги были на месте.
Вскипятил воду, растворил кубик «Мэгги», сварил вермишель. Отрезал кусок колбасы. Обед холостяка был готов. Хлеб?
Вот хлеб-то я купить забыл, хотя в городе миновал минимум с полдюжины продовольственных магазинов. Ладно, наверняка поблизости есть какой-нибудь магазинчик или лавка. Как там по-немецки хлеб? Кажется, «брот»? Удивительно все-таки, как много я запомнил со школьной скамьи! Память даже услужливо подсказала имя учительницы немецкого языка – Майя Григорьевна. Данке шен, Майя Григорьевна!
Поверьте, я никогда не стал бы описывать в деталях столь банальный процесс, как покупка хлеба, если бы эта очередная случайная неслучайность не сыграла в моем повествовании очень важную роль.
Я вышел на балкон.
Хозяин сидел на том же месте и, кажется, дремал, опустив голову на грудь.
Я деликатно кашлянул.
Он поднял голову и вопросительно взглянул на меня.
– Брот? Во ист брот, Йорго?
Какую-то секунду он размышлял над странным вопросом.
– А, псоми, – он махнул рукой куда-то по диагонали.
На главной улице, неподалеку от церкви, я вроде бы заметил пару лавок. Вероятно, их он и имел в виду.
Я вышел на улицу, вновь пересек сквер и увидел на противоположной стороне маленький магазинчик. Точно: оттуда выходила женщина с полупрозрачным пакетом, в котором просматривалось что-то похожее на булку хлеба. Значит, мне туда.
За прилавком стояла симпатичная девушка лет двадцати, светленькая, с короткой стрижкой и жизнерадостной улыбкой. На полке лежали румяные, приятно пахнущие булки нескольких видов.
Я ткнул пальцем в одну из них, девушка кивнула, взяла выбранное мной хлебобулочное изделие и сунула его в целлофановый пакет.
– Пенинда лепта.
Похоже, что перейдя на новую валюту, греки продолжали называть евроценты старым словом – «лепта».
Я дал ей металлический евро. Она отсчитала сдачу.
– Ористе.
И в это время мобильник, лежавший рядом с кассовым аппаратом, заиграл какую-то красивую мелодию, возможно, что-то из неизвестной мне классики.
Девушка взяла «раскладушку».
– Паракало.
Услышав ответ, она вдруг произнесла по-русски:
– А, это ты! Ну, привет. Как погулял?
Некоторое время она слушала своего собеседника, потом проговорила:
– Ладно, вечером расскажешь. Позвони часов в семь, встретимся.
Я взглянул на девушку. С удивлением, сменившимся радостью: мне пришла в голову одна мысль. Не то что без нее у меня в мозгах было совсем уж пусто, просто такая мысль пришла мне только сейчас.
– Вы говорите по-русски!
– Ну да. А что? – она пожала плечами. – Здесь много переселенцев. Из Грузии, Армении. Я с родителями из Кабардино-Балкарии, например.
– Скажите, в Александруполисе выходит какая-нибудь газета на русском языке?
– Откуда у нас взяться газете на русском? Городок маленький, тысяч пятьдесят, не больше. Так что на газету мы не тянем…
– Спасибо, – разочарованно поблагодарил я, поворачиваясь, чтобы уйти.
– … только на приложение.
Услышав последнюю реплику, я остановился как вкопанный.
– Простите, что вы сказали? Какое приложение?
– Ну, приложение к газете «Гноми». Вообще она выходит на греческом, но субботнее приложение к ней – на русском языке.
«Эврика! – мысленно воскликнул я. – Что было вполне уместно в Греции, поскольку данное восклицание и принадлежало здешнему ученому Архимеду».
Может быть, заметка была напечатана в приложении?
А если еще?
– Скажите, вы ничего не слышали о гибели в этих краях одного белорусского… мм, гражданина? Ну, месяца три назад или около этого? Он утонул в море.
– Нет.
– В газете не читали об этом?
– Я «Гноми» не читаю.
– А адрес? Может, вы знаете адрес редакции?
Моя собеседница покачала головой.
– Зачем он мне?
Логично. Зачем он ей?
И все-таки это уже было кое-что.
Как раз в этот момент в магазин вошел пожилой мужчина, и наш диалог прервался. Девушка пробормотала «простите» и занялась новым покупателем.
«Если и дальше дело пойдет такими темпами, через неделю, а то и меньше я выполню все пункты своего плана, – подумал я. – Тогда можно просить у Инны премию за экономию средств. Даже при самом оптимистичном развитии сценария я не мог надеяться, что в первый же день смогу выяснить так много!».
Могло, конечно, оказаться, что версия с русскоязычным приложением к этой «Гноми» – пустышка, но уж больно все походило на правду. Греческая газета с приложением на русском – почему нет? И это приложение напечатало заметку «Несчастный случай» – кому писать о подобных происшествиях у александруполисских берегов, как не александруполисской газете? Прояви посольство больше настойчивости, глядишь, и выяснили бы название издания. И, может быть, еще какие-то важные детали. Но у него, посольства, «несколько иные функции». А именно: способствовать «укреплению добрососедских отношений между двумя странами». Даже тремя, поскольку оно одно и на Грецию, и на Болгарию.
Ладно, пусть укрепляют. Разберусь сам. Надо только отыскать адрес редакции.
Выяснить его не представлялось мне сложным: просто куплю газету в каком-нибудь киоске и посмотрю там. А вот по результатам беседы с ними (с кем – редактором? автором заметки?) уже можно будет написать Инне.
Наверняка киоск можно было найти и здесь. Миновав церковь и пройдя метров сто, я действительно обнаружил продовольственный магазинчик, у входа которого стоял стеллаж, заполненный пестрыми газетами и журналами – автомобильными, спортивными, музыкальными. Присутствовали и журналы для мужчин, с глянцевых обложек которых призывно взирали соблазнительные полуобнаженные красотки.
Очень внимательно я пробежал глазами все ряды газет и журналов, но ничего похожего на «Гноми» не обнаружил.
– Ористе? – вопросительно взглянула на меня через открытую дверь продавщица.
– «Гноми»?
– Ористе? – повторила она, и я с сожалением констатировал, что женщина меня не поняла.
Я нетерпеливо пощелкал пальцами, потом показал на первую попавшуюся газету.
– Мне бы такую же, только «Гноми». Паракало. «Гно-ми».
Не знаю, поняла ли она меня на этот раз, но покачала головой и проговорила:
– Охи.
По-видимому, это означало «нет».
Либо газета пользовалась огромной популярностью и ее уже раскупили, либо ее здесь никто не читал и данный магазин вообще не торговал ею. Так или иначе, искомого издания в наличии не оказалось.
«Ну что ж, не может везти во всем сразу», – философски подумал я и отправился на квартиру.
Я пообедал и лег на кровать, прихватив журнал «Город Аэропорт» и пару бесплатных газет, которые взял в «Шереметьево». С вялым интересом прочитал статью «Малая земля» – не о той, брежневской, а об островах и о распространившейся среди толстосумов моде приобретать их в личное пользование.
И здесь острова…
