Текст книги "Беспредел"

Автор книги: Игорь Бунич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Это по Ярославскому? – поинтересовался водитель, хотя по его лицу было видно, что он все знает.

Я ничего не ответил, так как довольно плохо знаю Московскую область. Шофер немного подумал и сказал: "Полтинник". То есть пятьдесят рублей. По тем временам это было очень дорого. Но у меня оставались еще командировочные деньги, и я не стал торговаться.

Шофер вел машину так, как будто ездил в Дуброво каждый день. Серая лента Ярославского шоссе вилась с горки на горку, а я, глядя в окно машины на неповторимую природу Подмосковья, пытался привести свои мысли в порядок и понять, что я, собственно, делаю. Начальство совершенно четко приказало мне вернуться в Питер. А я вместо этого еду в Дуброво, где меня совершенно четко засекут, ведь дом отца Гудко, наверняка, находится под наблюдением если уж не людей Климова, то местного райотдела.

И зачем я, собственно, туда еду, и что я там надеюсь обнаружить? Попытаюсь объяснить все неожиданной "вспышкой служебного рвения", как у нас любят острить те, кого застукали в постели с девчонками-стукачкамн. Официально это называется "налаживание контакта с агентурой". Вот что я скажу: мне показался странным протокол обыска, проведенного в доме отца Гудко – "Ничего не обнаружено и не изъято". Так не бывает. Я решил провести негласный (до официального повторного обыска) досмотр дома, в надежде обнаружить тайник с антисоветской литературой. Я уже верил в то, что именно поэтому я еду в Дуброво. Как я уже упоминал, у нас в КГБ никогда не знаешь, что получишь за проявленную инициативу: орден или увольнение с волчьим билетом, а то и срок. Ладно, успокаивал я сам себя, когда буду писать объяснение, придумаю что-нибудь получше.

Между тем шофер свернул с шоссе на какой-то проселок, выскочил на другую дорогу, где я успел заметить знак "Загорск – 15 км", и сказал:

– Приехали в Дуброво. Куда вам?

– Мне на 5-ю Социалистическую, – сказал я.

– Не знаю, – недовольным голосом сообщил шофер. – Не знаю, где тут какая улица. Я вас на автобусную остановку довезу, а там сами ищите.

За полтинник он мог бы меня и получше обслужить, но я вдруг начал так волноваться, что не стал протестовать. Видимо, я уже, подобно гончей, чуял зверя и ничего больше для меня не существовало.

Улицы были пустынны. Дома в зеленых кронах деревьев скрывались за высокими заборами. Только около одного забора два мужика копались в моторе "Москвича". У них я спросил, как пройти на 5-ю Социалистическую. Оказалось, что это совсем близко. Я шел, оказывается, по 3-й Профсоюзной улице, а Социалистические ее пересекали.

Дом на 5-й Социалистической оказался старым, но вполне солидным деревянным строением, окруженным примерно двухметровым забором, из-за которого торчали ветки яблонь. На калитке красовалась надпись "Осторожно! Злая собака!" и была нарисована собачья пасть с огромными зубами. "Весьма странно для священника", – подумалось мне. Ничего похожего на звонок не было. Я пошел вдоль забора, обдумывая, как бы мне попасть внутрь и отогнать "злую собаку". В одном месте забора была довольно солидная щель. Я заглянул в нее и первое, что увидел, – это серый "жигуль", на котором красовался номер «МОС 48–16».

Меня бросило в пот. Я вспомнил слова дежурного по Лефортовской тюрьме: "Вы еще пожалеете, что не носите с собой пистолет".

Я действительно пожалел.

Что же делать? Первой мыслью было идти в местное отделение милиции, предъявить им свое удостоверение и потребовать обыскать дачу, задержав всех, кто там будет обнаружен. Но эту мысль я сразу отогнал. Зная отношение милиции к КГБ, я довольно ясно представил, что произойдет, если я к ним обращусь. Они долго будут вертеть в руках мое ленинградское удостоверение, выясняя, как я, собственно говоря, повал в Дуброво. Потом будут звонить своему начальству, которое, что совсем не исключено, прикажет задержать меня да полного выяснения личности. Я снова вспомнил, что действую совершенно самовольно, и в моих же интересах никак себя пока не проявлять.

Лихорадочно думая, что мне следует предпринять, я еще раз обошел дом вокруг забора и сном очутился напротив калитки с надписью "Осторожно! Злая собака". Я стал искать глазами какую-нибудь палку, чтобы отогнать "злую собаку", если та на меня кинется, и уж совсем было решил перемахнуть через забор, как вдруг калитка отворилась и, к своему величайшему изумлению (мягко говоря!), я увидел прапорщика Петренко – шофера и порученца полковника Климова.

– Василий Викторович! – приветливо сказал прапорщик. – Что же вы тут мнетесь перед калиткой? Проходите, вас уже заждались. Уж, думали, заблудились вы где?

Ничего не соображая, я пошел следом за Петренко через сад, главным достоинством которого были клумбы с пионами. Я машинально вспомнил, что в деле отца Гудко была справка от участкового, что жена священника, Евдокия Афанасьевна "спекулировала" на рынке цветами, живя после посадки мужа на "нетрудовые доходы". Не знаю, почему я это вспомнил, идя через сад, так как был поражен настолько, что, казалось бы, ничего и видеть не должен был, кроме спины идущего впереди прапорщика.

Мы вошли на веранду. За столом, развалясь в мягких креслах, сидели и пили бутылочное вино полковник Климов и какой-то мужик примерно моих лет с простецким, открытым лицом, напоминающим не то трактористов, не то танкистов из наших довоенных кинофильмов. В общем, типичное положительное лицо.

– Ну, Василий, ты молодец, – сказал Климов, вставая и пожимая мне руку, – не подвел меня, приехал. Я-то был уверен, что ты приедешь, а вот он, – Климов указал на улыбающегося "тракториста", – он сомневался. Говорит, дорогу не найдет. А я ему говорю: "Вася Беркесов найдет дорогу куда угодно!" Пива хочешь?

Пиво было "Московское". Я вспомнил, что им сегодня все утро торговали на Лубянке.

– Товарищ полковник… – не зная толком, что я хочу сказать, начал я.

Но тут встал "тракторист" и, подавая мне руку, представился:

– Михаил. Можно просто Миша.

– Еремеев? – спросил я.

Полковник и Миша захохотали. Смысл этого смеха я понял несколько позже, но, чтобы хоть что-нибудь сказать, ответил:

– Беркесов Василий. Можно просто – Вася.

Это была наша первая встреча.

Вот так я впервые встретился с беспощадным и дерзким профессионалом, сыгравшим такую большую роль не только в моей судьбе, но и в судьбе нашей страны. Из своего тихого ленинградского кабинета на втором этаже Большого дома, где я проводил долгие часы в "раскалывании" антисоветчиков и в утомительном печатании одним пальцем на машинке идиотских протоколов их допросов, я неожиданно был катапультирован в самую гущу острейшей политической интриги, о самом существовании которой я едва ли мог ранее предполагать. Я вступил в пятисотлетнюю войну, хотя толком еще не мог сказать, на чьей стороне я воюю.

Примечание американского издателя

Интересно отметить, что генерал Беркесов, хотя и писал эту книгу без всякой надежды ее когда-нибудь опубликовать, тем не менее не мог избавиться от самоцензуры, столь свойственной каждому, кто жил при советской системе, и особенно людям его профессии. Все было не совсем так, как он описывает в этих двух главах. Видно явное желание прикрыть некоторых людей из тогдашнего руководства КГБ, которые до конца оставались прямыми и непосредственными начальниками Беркесова.

В частности, полковник Климов никак не мог в тот момент находиться в Дуброво, поскольку (а мне это известно доподлинно) срочно вылетел в Берн на совещание, на котором присутствовал и я.

Отчет времени я веду по делу священника Николая Гудко, которое общеизвестно.

Общеизвестно также, что священник выступил с телевизионным покаянием, а подполковнику Сергею Бондаренко Верховный суд СССР заменил расстрел 15-ю годами заключения. Он вышел на свободу, кажется, после августовского путча. Добиться отмены смертного приговора было очень нелегко, и, поскольку я чувствовал себя морально ответственным за судьбу этого человека, то помог ему перебраться на Запад. В настоящее время Бондаренко живет в Мюнхене. Он предложил ряду европейских издательств свою книгу под интригующим названием «КГБ уничтожил Советский Союз». Я эту книгу не читал, хотя, судя по журнальной аннотации, она будет очень эмоциональна, но интересна.

Д. М. Макинтайр

Часть 3

VIII

Эшелоны с ракетными комплексами для Саддама Хуссейна, между тем, прибыли в Петербург, где были перехвачены людьми Беркесова и загнаны в тупик. О чем мне Беркесов сообщил рано утром. Что не утро, то какая-нибудь неожиданность, хотя никакой неожиданности в этих эшелонах не было. Их давно ждали. Но почему-то я совсем не обрадовался. Что-то, возможно, давний опыт, мне подсказывало, что и тут все будет не так, как мы планировали.

И я не ошибся.

Когда мы подъехали к товарной станции, где были остановлены эти проклятые составы, Беркесову прямо при выходе его из машины доложили, что охрана никого к платформам не подпускает. Охраны много, у всех автоматы Калашникова, пистолеты и даже армейские гранаты.

– Разберемся, – сухо отреагировал Беркесов и сказал несколько слов майору Шепелеву. Тот нырнул обратно в машину и стал нажимать какие-то красные кнопки на радиотелефоне.

На трех параллельных путях стояли ряды платформ с контейнерами для перегрузки на морские суда. Они были длинные, как автомобильные пробки на Тайм-сквер в часы пик. Создавалось впечатление, что из страны вывозится весь ее ракетный потенциал.

К Беркесову подскочил молодец в армейском полушубке без знаков различия, перепоясанный пистолетом. За его спиной маячили двое с автоматами. На платформах (мне показалось, что чуть ля не на каждой) стояли такие же парни в полувоенной форме с автоматами.

Саддам Хуссейн, видимо, денег не жалеет, подумал я, все делает с размахом, чуть ли не с помпой. Не хватало бы еще на платформах повесить транспаранты с надписями типа: "Привет героическому иракскому народу от доблестных ракетчиков бывшего СССР!".

Я позволял себе мысленно ерничать, не подозревая какие меня ожидают сюрпризы.

– Начальник группы охраны груза Белов, – представился молодец в полувоенной форме с пистолетом. В воздухе повеяло букетом из дешевого портвейна и технического спирта.

Беркесов назвался и предъявил постановление о задержания и проверке груза.

– Что проверять-то? – удивился Белов. – У меня все в накладных сказано. Все, как положено.

Мы прошли в небольшой домик, где находились какие-то конторы сортировочной станция.

– Что везете? – поинтересовался Беркесов, рассматривая предъявленные ему накладные.

– Металлолом, – засопел Белов. – Все ж написано.

– В контейнерах?

– Не моя забота, – огрызнулся начальник охраны. – В чем погрузили – в том и везу.

– Хорошо, – согласился Беркесов. – Сейчас вскроете мне выборно несколько контейнеров. Посмотрим, что у вас там за металлолом.

– Своей рукой пристрелю, – вдруг заорал Белов, вытаскивая из кобуры пистолет. – Только подойди к платформам!

Оставив накладные у Беркесова, он выскочил из помещения с пистолетом в руке. Но тут же влетел обратно уже без пистолета, сопровождаемый какими-то страшными людьми в касках, бронежилетах в с автоматами, очень похожими на израильские "Узи".

– Садитесь, – спокойно сказал Белову Беркесов. – Что вы вскочили?

И подняв голову на вошедших, приказал:

– Всех разоружить. Проверить документы.

У каждого персонально. Потом решим, что с ними делать.

Беркесов всегда был педантом и законником. Если бы он жил в Европе, ему бы как начальнику полиции цены не было.

– Разрешение на оружие есть? – спросил он Белова.

– Попался бы ты мне в Афганистане» – зло засопел Белов. – Я б тебе разрешение показал…

– Значит, разрешения нет, – резюмировал Беркесов. – Понятно. А при вскрытия контейнеров присутствовать будете?

– Полковник! – вдруг снова завопил Белов. – Тебе что, жить надоело? Ты вот эту бумагу посмотри. Это разрешение на вывоз без всякого досмотра. Ты видишь, чья эта подпись?

Под документом с печатью стояла размашистая подпись Руслана Хасбулатова.

– Вы так и будете мне по одной бумаге предъявлять? – спокойно спросил полковник. – Давайте уж все сразу.

Белов молчал.

– Обыскать! – приказал Беркесов.

– Меня?! – снова заорал Белов. – Ах ты, сука! Тварь!

В воздухе повис в спиртовом выхлопе тяжелый мат.

Спецназовцы Беркесова молча и быстро обыскали начальника охраны.

Откуда-то из-под полушубка вывалился еще один пистолет, а из бокового кармана пачка бумаг вперемешку с долларами в сотенных купюрах.

– Падло! – рычал Белов. – Пидар! Ты меня еще вспомнишь!

– Если не успокоитесь, – пообещал Беркесов, – прикажу надеть наручники.

Он просмотрел бумаги.

– Что же вы мне эту не показали? – спросил полковник Белова. – Здесь же более высокая подпись, чем на той?

– Посмотрим, что ты запоешь потом, – задохнулся от злости Белов. – Когда отправитель узнает, как ты здесь изгалялся!

– У меня такими бумагами, – разъяснял Беркесов, – два сейфа забиты. Вы нам еще поможете установить, кто их фабрикует.

Он обернулся к своим людям.

– Отправьте его на Каляева. Оформите задержание и протокол личного обыска. И личность заодно установите. Сдается мне, что он такой же Белов…

Мы вышли на пути. Спецназовцы уже согнали охрану к каменному забору и прохаживались между платформами. Один из них с погонами капитана подошел к Беркесову.

– Вскройте парочку контейнеров на ближайших платформах, – приказал полковник.

В этот момент я услышал шум автомобильных моторов. Я взглянул на дорогу. Около наших машин и автобусов спецназа остановились роскошный "мерседес” и микроавтобус "фольксваген". Из "фольксвагена" высыпали милиционеры в форме, а из "мерседеса" вышли двое и быстрым шагом прямо через железнодорожные пути направились к нам.

Я узнал их, как только они вылезли из машины. Видимо, назревал громкий скандал, поскольку одним из приехавших был лично мэр города Александр Топчак, а вторым – его заместитель из бывших авиационных генералов.

На суровом генеральском лице открыто читалось возмущение, но старая закалка заставляла его сдерживаться, то есть помалкивать.

Но эмоциональный профессор права не счел нужным скрывать свои эмоции, поскольку не видел для этого никаких причин.

– Василий Викторович! – закричал он» задыхаясь от быстрой ходьбы. – Что вы себе позволяете?

И не слушая ответа продолжал:

– На каком основании, я вас спрашиваю, вы задерживаете лицензированный груз и срываете график его доставки? Разрешите поинтересоваться, кто будет платить за простой океанских судов? Известно ли вам, что вы срываете всю программу социальной защиты малоимущих, которая…

Но тут мэр заметил меня и осекся.

В глазах его мелькнули тревога и удивление, а лицо автоматически расплылось в лучезарную улыбку.

– Майк! – воскликнул он. – Вы-то здесь какими судьбами?

– Хочу абонировать пару контейнеров, – ответил я. – Чтобы отослать домой коллекцию бриллиантов, собранную за время пребывания в вашей стране. Да никак не могу подобрать нужного размера. Все они какие-то маленькие.

– Вы все шутите, – еще шире заулыбался Топчак и, взяв меня под руку, отвел в сторону от Беркесова. – Вы мне обещали прийти сегодня в Аничков дворец. Там будет прием по случаю создания нового русско-американского торгового банка. Вы мне обещали. Тем более, что есть несколько дел, Майк, которые только вы можете разрешить к нашей взаимной выгоде. Придете?

– Подумаю. Посмотрим, как здесь дело кончится, – я сделал озабоченное лицо.

– Это вы подбили Беркесова задержать эшелоны? – спросил мэр.

– Нет. Это сделал его министр, но я не возражал. Мы не совсем уверены, что груз лицензирован, как вы уверяете, – я с интересом посмотрел на одно из светил Российской демократии. Неужели и он подрабатывает на саддамовских ракетах?

– Я не понимаю, Майк, – понизил голос Топчак. – Что случилось? Это же наше общее дело. Вы же тоже…

– Разберемся, – сказал я голосом полковника Беркесова, в то время как сам Беркесов и его люди начали вскрывать контейнеры.

– Товарищ Беркесов, – не унимался мэр. – Вы несете личную ответственность за сохранность всего, что находится в контейнерах. Я вам точно обещаю, что вы ответите за этот произвол!

– Я выполняю приказ, – огрызнулся с платформы полковник стоявшему внизу мэру. – Позвоните в Москву. Там вам скажут, что случилось.

– Я позвоню, – пообещал мэр. – Но не в ваше ведомство, а в администрацию президента!

Беркесов ничего не ответил, поскольку уже открыли контейнер и полковник сунул туда голову.

Я тоже вскарабкался на платформу.

– Ну, что там?

– Титан, – сказал Беркесов, стряхивая пыль и грязь с рукавов своего пальто. – Титан. Тоже интересно. Стратегическое сырье все-таки.

В прочих вскрытых контейнерах также содержались редкоземельные металлы, уникальные сплавы и тому подобное. Но никакого намека на ракеты или какое-нибудь сопутствующее им оборудование.

– Очень интересно, – сказал я. – Это что, не те эшелоны?

– Те, – еще раз сверился с накладными Беркесов. – Все правильно. Погрузили в Арзамасе. Получатель – Ленинградский торговый порт.

– А где ракеты? – поинтересовался я.

– Спросите что полегче, – Беркесов замерз и начинал злиться. – Черт знает чем должен лично заниматься начальник Управления! Идиотизм какой-то!

– Обыскать все контейнеры! – приказал полковник, спрыгнув с платформы И доложить лично мне. Составьте необходимый протокол досмотра.

Я уже был убежден, что никакими ракетами, по крайней мере в этих эшелонах, даже не пахнет. Мне стала понятна та истерика, которую мэр закатил Беркесову на сортировочной станции.

– Что это значит? – спросил я Беркесова, когда мы ехали обратно в город.

– Это значит, что нас обыграли в наперсток, – ответил полковник. – Чтобы мы не полагали себя слишком умными.

– Нас уже дважды обыграли в наперсток: сначала – с Койотом, теперь – с ракетами, – рассмеялся я, хотя мне было совсем не смешно.

– А что, вам жалко, – неожиданно заявил Беркесов, – если Хуосейн получит эти ранеты? Вам же лучше будет.

– Вот как? – удивился я, понимая, куда он клонят. – Нам то, может быть, и будет лучше. Только боюсь, что эти ракеты он нацелит не на нас, а на вас. И произойдет извечная история: вы сначала вооружите своего потенциального противника, а потом с ним же начнете воевать и петь: "Мы за ценой не постоим”. Кажется, так?

– Меня другое интересует, – проговорил Беркесов. – С ракетами мы разберемся. Вы слышали, как разорялся мэр на станции? Еще спасибо, что вас увидел, а то бы, наверное, драться полез. Значит, он эти эшелоны ждал и знал, что в них находится. Стал бы он из-за ракет так нервничать, даже если бы был в доле! Я его хорошо знаю. Он бы еще за сутки до прихода эшелонов куда-нибудь улетел: в Лондон или в Лозанну следить за недвижимостью. Значит, нам сообщили, что в эшелонах ракеты Хуссейна, а Топчак знал, что там валютное сырье. Кто же затеял подобную дезу и зачем?

– В вашей стране происходят такие занятные вещи сегодня, – согласился я, – что ничему уже удивляться не приходится. Эта деза может идти и специально по линии вашего ведомства, скажем, для очередного скандала, чтобы скомпрометировать и вас, я имею в виду вас лично, и Климова, да и Бог весть еще кого. В стране ныне действуют, как вам известно, пять-шесть мощных служб безопасности, отколовшиеся в свое время от всесоюзного КГБ. У каждой свои цели и свои методы, но все работают на профессиональном или околопрофессиональном уровне. Возможно, меня и убрали из Москвы только для того, чтобы эти эшелоны с металлом дошли до Петербурга. Все может быть.

– А как отреагирует ваше начальство на такой прокол? – без тени злорадства спросил Беркесов.

– Мне как-то все равно, – откровенно признался я. – Обидно, конечно, завершать свою карьеру такими двумя ляпами, как Койот и ракеты, но если подходить по большому счету – это все мелочь, которой, в принципе, даже не должны заниматься люди такого ранга, как вы и я. Это не наше дело. Да, кроме того, я все равно уже ухожу в отставку. Мой сменщик уже прилетел в Париж и ждет меня там. А я, признаюсь вам, Беркесов, чертовски устал.

– Вам можно позавидовать, – усмехнулся Беркесов. – Мое положение гораздо хуже. До отставки мне еще, как медному котелку, служить, а выгнать могут в любой момент.

– Нет, – возразил я. – Насколько мне известно, вас не только никто не собирается выгонять, но даже попытаются добиться вашего производства в генералы.

Беркесов вздохнул. Ему очень хотелось быть, если и выгнанным, то генералом.

– В настоящее время, – сказал он, глядя в толстое стекло, отделяющее нас от водителя, – президенту подана бумага от группы депутатов из бывших политзаключенных о необходимости немедленно снять меня с должности и чуть ли не отдать под суд за преступления. Они именно так и формулируют – "за преступления, совершенные в годы так называемого "застоя". Вы-то хорошо знаете, чем мы занимались в те годы и во имя чего. Но вы не пойдете за меня свидетельствовать. И я нервничаю, что могут привязаться к чему угодно. Койота не поймал, а упустил, ракеты проворонил, а вместо них задержал экспортный груз и ввел администрацию города в расходы по неустойке. Каждый день после вашего приезда в город я жду каких-то неприятностей, крупных неприятностей.

Он снова вздохнул, напоминая в профиль обиженного тапира.

Мне стало его жаль. Стоит ли из-за таких мелочей так расстраиваться.

– Не беспокойтесь, – утешил я Беркесова. – Если эта бумага подана на имя Президента, то она никогда до него не дойдет. В его администрации полно наших людей. Кроме того, в ближайшее время мы сделаем что-нибудь, чтобы о вас заговорили.

– Обо мне и так слишком много говорят, – зло выдохнул полковник, – и по радио, я но телевидению, и в газетах такое пишут, что читать страшно… Словно я Гиммлер какой-то.

– Я не об этом, – сетования Беркесова вернули мне хорошее настроение. – Надо будет вам провести одну-две громкие операции, ударив сразу по многим представителям власти. Да так, чтобы они все заткнулись.

– Вообще пристрелят, – отмахнулся полковник.

– Ну-ну, – не согласился я. – Не очень-то ныне стреляют по полковникам министерства Безопасности, особенно, если он занимает такой пост, как вы. Ну, а если и выгонят, то тоже я никакой трагедии не вижу. Вот ваш предшественник генерал Бурков уже президент совместного русско-американского банка. Будете у него вице-президентом. Сколько уже банков и разных фирм организовали ваши бывшие коллеги на деньги родной партии. Я без всякого укора говорю, а скорее с восхищением. Ваша контора, может быть, потеряла какую-то иллюзорную власть над душами, но зато приобрела реальную власть. Поскольку нет более реальной власти, чем власть финансовая.

– Еврейско-американская точка зрения, – мрачно не согласился со мной Беркесов, продолжая, видимо, думать о чем-то своем. – Власть над душами гораздо приятнее.

– Но это иллюзия власти, – продолжал я настаивать на еврейско-американской точке зрения. – Ибо власть над душами – это прерогатива Творца…

– Знаю, знаю, – неожиданно рассмеялся Беркесов. – В свое время вы настолько запудрили мозги отцу Гудко, что он до сих пор не может выйти из состояния комы. Мне кажется, что именно из-за вас его потянуло на стезю откровенного антисемитизма.

– Но я же не еврей, – в свою очередь рассмеялся я, вспомнив своего друга-священника.

– Зато постоянно цитируете евреев и даже этого не замечаете, – снова помрачнел полковник. – Наши пропагандисты старых времен в чем-то были правы, что все американцы – прислужники сионистов.

– Ваша беда заключается в том, что вы всегда были н, видимо, останетесь рабами придуманной вами же терминологии, – возразил я. – Это характерная черта примитивных народов.

– Если уж мы вспомнили об отце Гудко, – вздохнул Беркесов, – то, помнится, он вам на подобный пассаж ответил: "Примитивизм народов определяется его близостью к Богу".

Этим самым мне было дано понять, что все наши разговоры с отцом Гудко записывались на магнитофон, хотя Климов клятвенно уверял меня, что ничего подобного никогда не было.

– Кстати, а куда мы едем? – спросил я.

– Я еду к себе. Нужно доложить начальству о превращении ракет в редкоземельные металлы. И мне бы хотелось, чтобы вы при этом присутствовали.

– Может быть, мне самому позвонить Климову? – предложил я из чувства сострадания.

Беркесов ничего не ответил, но по его выражению лица было видно, что он по достоинству оценил мое предложение.

Мы приехали в филиал Управления Безопасности на Охте вблизи заросшего деревьями старого кладбища. Комплекс зданий за глухим каменным забором был более современным, чем торчащий в конце Литейного Большой дом с тюрьмой дореволюционного образца. И системы связи здесь были посовременнее.

Не успел Беркесов сесть в кресло в своем кабинете и приказать Шепелеву позаботиться о кофе, как по селекторной связи доложили, что начальник группы охраны груза Белов, задержанный при осмотре эшелонов, на поверку оказался Виктором Кобаненко, находящимся еще и во всесоюзном розыске. Он действительно был прапорщиком в Афганистане. В 1983 году, будучи в отпуске, в родном городе убил двух человек по бытовым мотивам, а точнее, спьяну, скрылся от следственных органов и пропал. В часть, естественно, не явился и всплыл только сейчас при столь опереточных обстоятельствах. Из его документов явствует, что он – Белов Виктор Иванович – заместитель начальника охраны сопровождения грузов транспортного управления организации п/я 34078 в Арзамасе-32.

Другими словами, лже-Белов работал именно в той организации, которая договорилась с Саддамом Хуссейном о передаче тому ракет за наличные деньги. Оставалось только выяснить, почему, погрузив ракеты, Белов-Кобаненко привез в Петербург металлолом? Не продал ли он кому-нибудь ракеты по дороге? если да, то, интересно, кому? Интересно хотя бы потому, чтобы узнать, у кого еще есть такие деньги?

– А почему Кобаненко, а не Кабаненке, – спросил я, рассматривая протокол предварительного допроса.

– Потому что у нас все грамотными стали. Видимо, это идет из справки бывшего всесоюзного розыска, – предположил Беркесов. – Но это детали. Сейчас мы с ним побеседуем, а в Москву позвоним после.

– Товарищ полковник, – ожил селектор. – Вас разыскивает мэр города.

Беркесов вздохнул.

– Переключите его на меня, – и взял трубку красного телефона. – Беркесов слушает.

Мэр, наверное, разразился очень длинной тирадой, поскольку Беркесов слушал краснея, закатывая глаза и вздыхая. Затем, прорвавшись в какую-то паузу, сказал:

– Да звоните кому угодно. Как только мы выясним нужные нам детали, мы освободим груз. На каком основании задержан Белов? На основании моего приказа. Он числится во всесоюзном розыске за два убийства. Вы этого не знали? Я надеюсь, что это так. Очень выгодно знать как можно меньше или вообще ничего… Нет, Александр Анатольевич, я не острю. Что вы говорите? Опять произвол КГБ? Соберите митинг "Мемориала". Мне это неинтересно. Я больше в КГБ не работаю… Да, здесь.

Беркесов протянул мне трубку.

– Майк, – сказал Топчак. – Вразумите вы Беркесова, что каждый час простоя вагонов обходится городу в полмиллиона рублей.

– Ничего страшного, – успокоил я его. – Я заплачу.

– Вам обоим очень нравится острить, я погляжу, – рассердился мэр. – Вам хорошо острить, ни за что не отвечая. А эти деньги мне придется платить из городского бюджета.

– Почти из собственного кармана, – посочувствовал я.

Топчак сделал вид, что не расслышал моей реплики.

– Майк, – более мягким голосом сказал он. – Вы обещали мне прийти на презентацию в Аничков дворец. Помните?

– Я, может, и забыл бы, – сознался я. – Но вы так часто об атом вспоминаете, что я постараюсь прийти. Если, конечно, меня отпустит полковник Беркесов.

Топчак хохотнул, но не очень уверенно, и, сказав "До встречи", повесил трубку.

– Вообще-то это совсем не в его духе так светиться, – не обращаясь ни к кому, проговорил Беркесов и нажал кнопку селектора: "Приведите этого Белова".

Видимо, за эти пару часов, как мы так шумно расстались на сортировочной станции, подчиненные Беркесова сбили с Белова почти всю спесь. Да к тому же он еще и протрезвел.

Полушубок его где-то остался и, когда его привели, на нем была армейская гимнастерка с отложным воротником, бриджи, заправленные в яловые сапоги, и ремень из кожзаменителя офицерского образца. Лицо было бледным, глаза бегали с меня на Беркесова.

– Садитесь, Виктор Иванович, – «казал полковник. – Мы с вами уже познакомились на станции, но, если вы забыли, я представлюсь снова. Василий Викторович Беркесов, начальник Управления Безопасности Петербурга. Я буду с вами откровенен, поскольку у меня мало времени. Те убийства, которые вы совершили на территории ныне суверенной Украины, гражданин Кобаненко, меня не очень волнуют. А вас, я уверен, очень волнуют. Так вот, если мы сейчас достигнем взаимопонимания, вы вернетесь к своим эшелонам в качестве начальника охраны с моими извинениями за задержание. Хотя, согласитесь, вы вели себя крайне грубо. В противном случае я передам вас уголовному розыску, который, я убежден, доставят вас в наручниках в Киев, где вас с нетерпением ждут, мак мне кажется, уже скоро десять лет.

– Товарищ начальник, – спокойно ответил Белов-Кобаненко. – Вы все это очень красиво рассказали. Только прежде, чем я буду отвечать на ваши вопросы, позвоните, пожайлуста, в Москву по телефону. Дайте, я его вам напишу. Позвоните я скажите, так мол и так: я Белова из Арзамаса арестовал и вое такое. А потом поговорим.

Белов размашисто написал номер телефона и подал его Беркесову. Тот мельком взглянул на цифры и нажал кнопку звонка. Вошел дежурный.

– Уведите задержанного, – приказал полковник. – Только недалеко. Он еще будет нужен.

– Надеюсь, он вам написал не номер телефона генерала Климова? – поинтересовался я, когда Белова увели.

– Нет, – медленно проговорил Беркесов. – К сожалению, нет. Если бы это был телефон Климова, было бы многое понятно. А это телефон его прямого начальника – замминистра безопасности Анохина.

– Анохина? – переспросил я. – А разве его не уволили? Я имел данные, что он расстался с КГБ сразу же после августовского путча.

– Его хотели было турнуть еще при Бакатине, – согласился Беркесов. – Но что-то помешало. Его вывели в действующий резерв. Есть у нас такая процедура, а потом вывели из резерва и поставили…

– На модернизацию, – подсказал я. – У вас генералы КГБ проходят те же процедуры, что в нашем флоте линкоры. Кажется, уже совсем устарел и надо сдавать его на слом, а, смотришь, прошел модернизацию и стал еще сильнее, чем был.

Беркесов поморщился. Он вообще не любил никаких аналогий, а тем более между генералами КГБ и линейными кораблями. Генералов он, конечно, считал более сильными.

– Ладно, – сказал я. – Соедините меня с Климовым.