Текст книги "Беспредел"

Автор книги: Игорь Бунич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

– Не надо спешить с выводами, – продолжал я. – Подчиненный, на которого имеются две диаметрально противоположные бумаги, подписанные главой государства, становится идеальным работником, которому можно смело доверить любую работу. В старые времена на каждого толкового оперативника заводили заочно уголовное дело и приговаривали его к высшей мере. С делом его не знакомили, но на приговоре он должен был расписаться, что ознакомлен. Ему сообщали, что приговор будет приведен в исполнение, когда начальство сочтет это нужным. А пока он только хорошей работой сможет добиться его постоянной отсрочки. Говорят, что такая методика приносила очень эффективные результаты…

– Глупости, – заявил Климов. – Это делалось в очень короткий период и только в виде эксперимента. Но результаты были самые плачевные. Почти все перебежали к противнику, плюнув даже на судьбу своих семей. Потом, в послесталинские времена, когда нужно было избавиться от наиболее одиозных фигур из среднего звена, их просто комендант вел в подвал, чтобы, скажем, расписаться за получение новых сапог и там убивал выстрелом в затылок, а семьям сообщали, что кормилец погиб при исполнении служебных обязанностей и назначали пенсию. В наши времена – Боже упаси! Ну, ты сам знаешь, Майк – Бондаренко и того не расстреляли. Он сейчас где-то там у вас сочиняет какую-то клевету на нас. Я помню, сколько в последние годы было разных болтунов и изменников. Ни один не получил больше 10 лет.

– Да, – согласился Трокман. – Вы стали очень гуманными. Это хорошо. Вам надо стать еще более гуманными, и тогда ваше будущее в ваших руках.

Насчет их нынешнего гуманизма я имел, конечно, собственное мнение. Но ничего не сказал. В конце концов, ни у кого не было в мыслях сделать эту службу более нацеленной на решение разведывательных и контрразведывательных задач, а не на истребление собственного народа, а также развернуть ее, как и всю Россию, фронтом с запада на юг, где бы она нам принесла, пожалуй, больше пользы, чем России. Мне просто было очень жалко Беркесова. Я видел приговор в глазах Климова. Сам не знаю почему, но мне было его жаль. Как мальчишка, который попал в плохую компанию, и за это поплатился жизнью. Ведь если Беркесов в кого и верил, то только в собственное начальство.

А оно его так жестоко собирается обмануть.

Билл поглядел на часы и спросил Климова:

– Когда мистер Торрелли собирается проснуться?

– Мы доставили его сюда на вертолете из Пулково около четырех часов ночи. Президент поручил лично мне обеспечить безопасность визита господина Торрелли в Петербург. Это тем более приятно, что господин Торрелли подарил нам несколько специальных машин, используемых его службой безопасности и целую кучу специального оборудования, включая спецкостюмы, приборы и особое оружие. Надо отдать вам должное, господа. Вы действительно впереди планеты всей…

– Все это очень приятно слышать, – заметил Трокман. – Но я спросил вас, когда мистер Торрелли собирается проснуться?

– Этого я не знаю, – ответил Климов. – Он лег спать и сказал, что отдаст все распоряжения, проснувшись.

В этот момент в дверь решительно постучали, и в гостиную вошли три высоких, стройных парня лет тридцати в безукоризненно сшитых костюмах с галстуками "бабочка" и сияющими глазами, которые бывают только у итальянцев, родившихся в Соединенных Штатах.

– Джентльмены, – сказал один из них. – Я Джованни Монсо из службы безопасности мистера Торрелли. Прошу предъявить мне ваши идентификационные коды, чтобы убедиться, что вы имеете право находиться в здании.

Мы все, включая и генерала Климова, вынули свои магнитные карточки, под пластиковым покрытием которых были наши фотографии. Мистер Монсо проверил их на идентификаторе и вернул нам.

– Экселенц, – обратился он к Климову, – ваш вертолет, согласно вашему приказу, готов к вылету.

– Хорошо, – ответил Климов. – Пусть будут в пятнадцатиминутной готовности. Мы с мистером Трокманом отправимся в Москву, как только освободимся. Когда господину Торрелли понадобятся наши услуги? Ты что-нибудь знаешь, Джованни?

– Мистер Торрелли встал и позавтракал, – сообщил Джованни. – Сейчас у него парикмахер и врач. Он намерен сегодня принять пять человек, двое из которых это мистер Трокман и мистер Макинтайр. Они будут приняты первыми. Во второй половине дня мистер Торрелли померен улетать в Хельсинки, куда прибывает его личный "Боинг”. Начало приема в 11 часов. У вас еще почти час, джентельмены. Вы можете спуститься в парк и воспользоваться прекрасной погодой, а ровно без пяти одиннадцать вернуться в особняк, если вам что-то нужно, то я рад вам служить.

Монсо и сопровождающие его охранники вышли.

– Здесь распоряжается только служба безопасности Торрелли? – спросил я у Климова. – А ваши люди взяли на себя внешнюю охрану?

– На территории особняка наших людей нет, – заверил Климов. – А снаружи я уже не знаю, как там Беркесов распорядился. Наверное, все как обычно.

– Я немного говорю по-итальянски, – сказал Билл. – Поэтому пойду погуляю до парку. Надеюсь, что меня не пристрелят.

Когда Трокман вышел, Климов придвинулся ближе ко мне:

– Орлов умер сегодня ночью. Скоропостижно.

– Вот как? – переспросил я. – Я с ним виделся недавно. Он прямо полыхал здоровьем. Что говорят врачи?

– Инфаркт, – вздохнул Климов. – Он понервничал из-за того, что у него хотели отобрать помещение его Центра. Позвонил бы мне. Я бы в шесть секунд все устроил. Вот так вот – и до шестидесяти не дожил…

Грусти при этом в глазах генерала не был. Был настороженный вопрос: не я ли прикончил Орлова. Климов был достаточно опытным, чтобы это подозревать. Но, оказалось, что он подозревает не только меня.

– Мне вся эта история не нравится, – продолжал Климов. – Двойная смерть Ларссона и Орлова. Этот эшелон. Ты знаешь, что там произошло?

– Подробностей еще не знаю, – признался я.

– Все сопровождение перебито одним и тем же оружием, которого у них в табеле не было, – почему– то перешел на шепот генерал. – Всех положили из одного израильского автомата ”Узи”. Девятимиллиметровые патроны, пули пропитаны цианидом. Кто же этот ухарь, который вскочил на ходу в поезд и перебил всю охрану?

– Он мог пробраться в эшелон на станции, – предположил я. – Потом проник в вагон, застал их всех пьяными или спящими – ты же знаешь, как они несут службу, – и уложил всех одной очередью.

– Нет! – Климов повысил голос. – Они отстреливались. Почти каждый по полрожка выпустить успел. Весь вагон изрешечен очередями. Что ты на это скажешь?

– Уж не думаешь ли ты, – засмеялся я, – что это сделал я? Нет, Климов. Годы уже не те. Я уж не говорю о том, что подобные штучки нам категорически запрещены. Мы все-таки не вы. На подобные акции нужно разрешение президента и конгресса.

– Ладно, – махнул рукой Климов. – Мозги мне пачкать. Разрешение президента! Я будто не знаю о ваших делишках и твоих, в частности. Но в данном случае я, конечно, не на тебя думаю. Тут явно не твой почерк.

– Слава Богу! – сказал я. – А то я совсем было решил вызвать своего адвоката.

– Не зубоскаль, – поморщился Климов. – Дело-то очень серьезное. Не Койот ли все творит?

"Койот мертв”, – подумал я, но вслух переспросил:

– Ты думаешь, что это Койот? Из-за того, что использовался израильский автомат? Тут недавно Беркесов захватил одну группу сопровождения эшелонов со стратегическим сырьем. Я посмотрел, что это за публика. Чем они только не были вооружены! У них даже парочка "Шмайссеров” была, кстати под тот же самый патрон, что и "Узи". Трофейные запасы, видимо. А тебя послушать, то ехала какая-то дисциплинированная группа от вашего Комитета. Численность и поименный состав ее тебе, судя по твоим словам, был известен, а вооружена эта группа была только табельным оружием. Автомата "Узи" там быть не могло. Я тебя правильно понял, Климов? Это твои люди собирались совершить самое гнусное преступление против мира со времен второй мировой войны?

– Слушай, не тарахти, – перебил меня генерал. – Твои люди – мои люди! Что ты несешь? Мы эти эшелоны отслеживали, ты это отлично знаешь. И мам был известен состав группы охраны и их вооружение. И известно, что ни у кого израильских автоматов не было. И намеревались мы эти эшелоны перехватить в Петербурге. Ты это тоже знаешь. А кто их остановил в Угроше, это загадка, которую я намерен разгадать.

– Заодно, – предложил я, – разгадай: шли они на Петербург или мимо через Угрош. Кто бы их не остановил, он достоин только поощрения. Если ты считаешь, что это Койот, выхлопочи для него у Ельцина орден "Дружбы народов". А я похлопочу для него Нобелевскую премию мира…

– А если он еще что-нибудь натворит в этом духе? – поинтересовался Климов. – Ты можешь предсказать, что ему придет в голову в следующий раз?

– Если ты серьезно хочешь знать мое мнение, – ответил я, – то я не верю, что охрана эшелона – это работа Койота. Не его почерк. Зачем ему городить гору трупов?

– Чтобы другим неповадно было, – предположил Климов. – Чтобы знали, чем подобные операции могут закончиться. Много тут всяких вариантов.

Климов еще ближе ко мне придвинулся, и мы уже сидели буквально лоб ко лбу:

– Ты помнишь, – свистящим шепотом говорил он, – как он исчез в 1983-м году, когда мы хотели его ликвидировать? Исчез. А сейчас объявился. Откуда и почему? Мне Беркесов говорил, что ты знаешь, где он находится, где скрывается? Почему же ты не даешь возможности его схватить?

– Я не даю? – удивился я. Беркесов не хуже меня знает место, где он скрывается.

– Там нет никого, – серьезно сказал Климов. – Это какая-то твоя фантазия или очередная хитрость. Квартира опечатана. За ней круглосуточное наблюдение. Квартира пуста и никто там не появлялся. И эта женщина исчезла из больницы. Куда она делать? Ты знаешь?

– Знаю, – сказал я. – И в ней, в сущности, вся загвоздка. Он прибыл сюда, чтобы забрать ее. На это, если я правильно представляю себе этот процесс, нужна минимум неделя. И они уедут.

– Куда уедут? В Париж? Обратно в Париж? Да? – у Климова над бровями заблестели капли пота. Мне было совсем непонятно, что он так разволновался, как будто Койот и Жаннета были его родственниками. Или ему тоже захотелось в Париж, где он бывал почти каждый месяц. Тем более, что он все знал и понимал.

– Ты дурак, Климов, – не сдержался я. – Если это сейчас называется Парижем, то они уедут в Париж. Я могу его увидеть, если хочешь. И узнаю поточнее.

Климов недоверчиво посмотрел на меня.

– У меня сложилось впечатление, – пояснил я, – что он хотел сам меня видеть. Я говорил об этом Беркесову, и тебе это, конечно, известно. Но тут необходимо одно условие: гарантия, что во время моего визита туда не вломятся ваши люди.

– А если вломятся? – спросил Климов. – Что тогда будет?

– Ничего не будет, – пожал я плечами. – Подвезут меня обратно. И все. Только я ничего не узнаю. Климов, неужели тебе марксизмом настолько зацементировали мозги, что ты не понимаешь таких простых вещей?

– Честно скажу – не понимаю, – ответил генерал. – Тогда не понимал и сейчас не понимаю. И готов спорить, что ты тоже не понимаешь. Ты просто принимаешь эту ситуацию, как она есть, а я и принять ее не могу. Тебе легко экспериментировать в чужой стране. А если бы такое происходило у вас, в Штатах?

– В Штатах происходит порой и почище, – успокоил его я. – И даже пресса не впадает по этому поводу в истерику. Ну, короче. Ты понял, что тебе нужно сделать? Прикажи Беркесову снять наблюдение с дома. Полностью. Дай мне машину, и чтобы ни одна живая душа из вашего ведомства за мной не следила. Слухачей, что сидят в соседних квартирах, тоже убери – они ничего не запишут. Ты все понял, генерал?

– Когда ты поедешь? – спросил Климов, потирая рукой подбородок и что-то обдумывая.

– Как только освобожусь от Торрелли, – ответил я. – Сразу могу и съездить, если ты сделаешь все, что я сказал.

– А ты не боишься, что он тебя убьет? – неожиданно поинтересовался Климов.

– Меня? – удивился я. – Зачем я ему? Кроме того, он мог бы это сделать давно, если бы захотел. Нет. Не боюсь. Только не просись со мной. У тебя в глазах так и скачет "Майк, возьми меня с собой". Ничего не получится.

– Хорошо, – сказал Климов. – Поезжай. Я все сделаю, как ты сказал. Посмотрим, что получится.

– Договорились, – я посмотрел на часы. – Пойду подышу воздухом. Дашь мне ключи от машины, когда кончится совещание у Торрелли.

Но подышать воздухом так и не удалось. Не успел я выйти в фойе, где в простенке висел портрет Ленина в канцелярской рамке (так и не снятый, несмотря на заверения Топчака), как услышал за своей спиной радостный голос: "Миша, дорогой! Привет! Вот не ожидал тебя увидеть!" Надо признаться, что я тоже не ожидал его увидеть, будучи уверенным, что его в настоящее время в России нет. С львиной гривой седеющих волос, улыбаясь в свои вальяжные усы, стоял между бронзовыми гетерами сам Борис Берсон, напоминая в роскошно-средневековом интерьере фойе Альберта Эйнштейна в момент его приема в шведском королевском дворце после получения Нобелевской премии. Аналогия с Эйнштейном была не случайной. Мало того, что Берсон напоминал внешне великого физика, но он имел ум не менее великий, чем у Эйнштейна, и будь этот ум направлен на научные исследования, готов присягнуть, что Берсон был бы известен не менее, чем Эйнштейн. К сожалению, (а может быть, и к счастью: Эйнштейн придумал атомную бомбу, а Берсон мог придумать и что-нибудь похлеще, его мозг работал совсем в другом направлении.

В старые времена Борис Берсон был директором радиозавода в Вильнюсе и членом бюро горкома КПСС. Это как раз был период, когда многим в верхнем эшелоне коммунистической элиты, включая и самого Юрия Андропова, стало ясно, что Советский Союз готов в любую минуту рухнуть, похоронив под своими развалинами весь тот коммунистический рай, который элита так любовно строила для себя в течение 70-ти лет на костях нескольких поколений русских людей. Тогда и родилась интересная по своей смелости идея демонтировать СССР, не дожидаясь его обвала, сохранив и даже умножив власть и богатство правящей партии. Идея предполагала в дальнейшем новый монтаж Империи, но "на принципиально новой основе", как говорилось в секретных документах. Какова эта "новая основа" никто толком не знал, но все, как и водится, делали вид, что понимают все досконально.

Мы уже тогда стали вносить в их планы те маленькие погрешности, которые бы сделали в будущем предполагаемый монтаж империи очень проблематичным, если не сказать – невозможным.

Одной из таких погрешностей и был Борис Берсон. Партия оказала ему величайшее доверие. Он должен был выехать легально по израильской визе из СССР и основать на западе ряд подставных фирм и банков, куда можно было без всяких помех и, разумеется, без всяких подозрений перевести громадные ценности КПСС, подключив, таким образом, гигантского партийно-чекистского спрута к мировой экономике. Внешне этот план выглядел настолько безупречным, что создавалось впечатление даже не подключения КПСС к мировой экономике, а подключение мировой экономики к КПСС. Все расчеты этой банды, начиная с 1917-го года, губила их вопиющая малограмотность и полное незнание окружающего мира, его жизни и законов развития, взаимоотношений в политике, экономике и даже в быту. Это напоминало разговор тараканов, стремящихся попасть в банку с вареньем и не подозревающих, что банку специально оставили открытой, чтобы им уже никогда из нее не выбраться. Именно так рушились все их глобальные операции. Я уже упоминал, что готовя нам смертельный удар в Персидском заливе – удар, который теоретически парировать было невозможно, Советы по причинам, которые им непонятны до сих пор, вляпались в афганскую авантюру. Это одна и та же схема, надо сказать, что и не очень сложная, но всегда безупречно срабатывающая, когда средневековая империя, даже вооруженная по последнему слову техники, пытается конфронтировать со странами XX века.

Так, а может быть, и еще хуже случилось и на этот раз.

Берсон, не нарушив ни единой буквы из данных ему инструкций, основал в США, Канаде и Швейцарии филиалы фирмы "Сиабеко", владельцем которых он был официально зарегистрирован. Параллельно он создал и несколько банков "Сиабеко". Само слово "Сиабеко" не содержит в себе ничего мистического. Это аббревиатура, составленная по именам детей Берсона – Симон-Ицхак-Алекс, а далее идет – Берсон и Ко. "Ко" в данном случае была КПСС. Короче и звучнее фирму можно было назвать "Берсон и КПСС", но тут бы нарушался священный принцип конспирации, без которого КПСС не могла существовать до своего последнего вздоха.

В банки "Сиабеко" потоком пошли деньги КПСС, лихорадочно переводимые заграницу, а отделения фирмы предлагали по всему миру посреднические услуги по закупке всех видов (и в любом количестве) стратегического сырья. Источник не назывался, но любому младенцу было ясно, что такое количество сырья по бросовым ценам (благодаря практически рабскому труду) могла предлагать только первая в мире страна победившего пролетариата. Деньги за проданное сырье, разумеется, также шли на счета "Сиабеко", где "Ко" получала свой процент (75 %), а "Сиабе" свой – 25 %. Живи и радуйся!

Но ошибка заключалась в том, что система банковских структур в США и Канаде с одной стороны, и в Швейцарии – с другой, такова, что банки "Сиабеко" фактически оказались под контролем банковской системы мистера Торрелли в Новом Свете и швейцарских гномов в Европе. Это означало конец экономической независимости СССР, а следовательно конец его политической независимости. Понимал ли это Берсон? Готов поклясться, что понимал, но ничего не сообщил об этом в Москву, поскольку его об этом никто не спрашивал. Войдя в систему мировых банков, сеть "Сиабеко" резко увеличила оборотный капитал, что вызвало в Москве восторг, сравнимый только с восторгом австралийских аборигенов, когда капитан Кук продемонстрировал им курение трубки.

Для меня совершенно непонятным является тот факт, почему умники из КПСС решили, что Берсон и Торрелли вместе работают именно на них, но увеличение банковских услуг и спроса на сырье в невиданных ранее масштабах ускорили "демонтаж" СССР, поскольку каждый из коммунистических вельмож спешил не упустить случая покупаться в призрачно золотых лучах большого бизнеса.

Операция принимала такие масштабы, что Берсон понял необходимость координации всех операций непосредственно из Москвы, чтобы спасти от хаоса мировой рынок. Для его легализации в Москве стали срочно создавать тамошний филиал фирмы "Сиабеко". Этим делом занялся никто иной, как лично тогдашний управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина, непосредственно подчиненный самому генеральному секретарю ЦК, первому и последнему президенту СССР Михаилу Горбачеву. Консультантом Кручины в этом весьма щекотливом по тогдашним временам деле стал полковник КГБ Веселовский – офицер Первого Главного Управления (внешняя разведка). В течение многих лет полковник Веселовский работал в странах, где деятельность компартий была запрещена законом. Веселовский создавал для этих подпольных партий легальные экономические источники существования и разрабатывал различные способы отмывания партийных денег, полученных либо из СССР, либо путем обыкновенного разбоя. Если даже легальные компартии никогда не желали считаться с законами своих стран, то для подпольных закон был и подавно не писан. Тут торговали и оружием, и наркотиками, и рабами, любыми ворованными товарами, гребли свое с проституток и с игорных домов.

Но все это были, разумеется, мелочи по сравнению с тем, чем задумала заниматься КПСС, уходя в подполье и мечтая не больше не меньше, как управлять из подполья миром, чего ей так хотелось и всегда не хватало при нахождении на поверхности. Очень слепил солнечный свет, тянуло снова в подвал, откуда они и выскочили, как крысы, чтобы обглодать костя умирающей Российской Империи.

Полковник Веселовский дело свое знал и с полуслова понял, что от него хотят. Он быстро составил для туго соображающего Кручины инструкцию к действию, где талантливо был предусмотрен отмыв партийных денег, не поддающийся какому-либо контролю. Для начала было создано совместное предприятие, где с одной стороны выступала "швейцарско-канадская” фирма "Сиабеко", а с другой – Союз ветеранов Афганистана. Вместе они назывались "Сиабеко групп". В рамках совместного предприятия располагались (для начала): банковская система, авиакомпания, международный торговый дом, фонд приватизации, сеть холдинговских компаний, раскинувших щупальца во все регионы страны. Значительная часть прибыли, естественно, КПСС предназначала себе. Правительства США и Канады с интересом наблюдали за всей этой международной деятельностью, но не вмешивались, поскольку мистер Торрелли пообещал резкое понижение цен на стратегическое сырье и мощный подъем экономики Запада в итоге этих операций и не ошибся. Когда демонтированные остатки Советского Союза наконец обвалились, была проделана уже настолько глобальная работа по перекачке национального богатства страны (считавшегося почему-то собственностью КПСС) на Запад, что процесс стал практически необратимым.

Кручину пришлось ликвидировать (выбросили из окна), а полковник Веселовский исчез. Поговаривали, что он тоже убит. Даже его непосредственный начальник, возглавивший разведку России, академик Примаков (друг Горбачева и участник всех перечисленных операций), не моргнув глазом, заявил, что ничего не знает о местопребывании полковника Веселовского. Получившие свободу газеты распустили дезинформацию, что беглого полковника видели в Канаде. В действительности же, конечно, полковник никуда не бежал, а просто уехал в Цюрих, где стал работать президентом одного из банков "Сиабеко" ("кассовых точек" по выражению мистера Торрелли). В Москве же его и покойного Кручину заменил вернувшийся Борис Берсон. Мне не хочется вдаваться здесь в ненужные подробности, но Бориса Берсона можно смело назвать архитектором небывалого нового экономического чуда на Западе. Именно его, а не мистера Торрелли, поскольку "папа Луиджи" только финансировал операцию, но не знал (да и не мог знать) всю обстановку в стране, как Берсон.

В результате из России небывалым потоком на западные рынки хлынуло сырье по небывало дешевой цене, а деньги на это сырье оставались в банках мистера Торрелли, крутясь в обороте западной экономики. Такого не знала еще история человеческой цивилизации. Все завоевания прошлого стоящие безумно дорого, несущие бесчисленные человеческие жертвы и материальные потери, перенапряжение экономики и падение общечеловеческой морали в многолетних войнах, оказались по результатам совершенно ничтожными в сравнении с тем, что удалось сделать в бывшем Советском Союзе простым перемещением денег из одних банков в другие. Ушедшая в подполье КПСС, которой всегда было глубоко наплевать на так легко захваченную Россию, и ныне не желала хранить свои деньги дома, предпочитая вкладывать их в экономику Запада, хранить их на Западе, получая компенсацию в виде какой-то там недвижимости, свободных счетов, золотых кредитных карточек, пятизвездочных отелей и прочих пустяков, по которым они так изголодались за 70 лет пребывания у власти.

Ситуация сложилась настолько сказочная, что о ней не смели даже и мечтать все ваши романтики-президенты от Теодора до Франклина Рузвельта, которые больше верили в дубинку, чем в доллар. Торрелли и Берсон подняли доллар на такую недосягаемую высоту, воспользовавшись товарным голодом в ограбленной России, что будь президенты-романтики живы, они бы наверняка приказали бы в знаменитом каньоне, рядом с тремя великими профилями, выбить и четвертый – Бориса Берсона.

Но подобная ситуация была настолько объективно неправдоподобной, что она, по сути вещей, не могла продолжаться не то чтобы вечно, но даже достаточно долго. Любое правительство, будь оно левое или правое, демократическое или фашистское, должно было немедленно прекратить столь откровенное и безжалостное разграбление страны. А потому подобное положение могло продолжаться только в условиях полного безвластия, которое Берсон установил в России, продемонстрировав яркий талант не только великого комбинатора, но и не менее великого организатора.

Берсону удалось полностью подчинить своей воле Верховный Совет страны, поставив его в непримиримую оппозицию команде президента Ельцина. В исполнительной власти ему удалось поставить под контроль ключевых силовых министров, включая министра безопасности, и даже вице-президента.

Одна из газет даже поместила на первой полосе большие портреты Берсона и генерала Руцкого, снабдив их подписью: президент и вице-президент. Однако, вся мощь вспыхнувшего скандала обрушилась на вице-президента, а Берсон только посмеивался. Беда заключалась в другом. Какие бы выгоды Торрелли и Берсону не сулило безвластие, оно стало давать побочные эффекты, которые были потенциально очень опасны, ибо угрожали уже целостности самой России. Ослабление центра и усиление регионов начало излом российской территории. Вздутые цены на энергоносители и на транспорт изолировали регионы, заставили, игнорируя Москву, искать собственные пути спасения. Надвигающийся хаос мог уничтожить великий бизнес мистера Торрелли, а потому он и позволил себе пересечь океан, чтобы выслушать консультации двух заинтересованных сторон: своего представителя по бывшему СССР Берсона и представителей правительства США, каковыми он считал Трокмана и меня. Повесткой дня, видимо, должен был стать следующий вопрос: как восстановить власть центра в России и не потерять тех сказочных прибылей, которые дает безвластие. Папа Луиджи решил лично разобраться в этом вопросе.

XVII

– Процесс пошел, – смеясь, сказал Берсон, пожимая мне руку. – Тебя тоже вызвал Луиджи для отчета?

– Скорее, чтобы отстранить от должности, – рассмеялся я в ответ. – Он очень не любит правительственных чиновников, которые позволяют себе чем-то заниматься в его частных владениях. Он уверял кого– то в госдепе, что все на территории бывшего СССР принадлежит лично ему. Что он все уже купил.

– Все, может быть, и нет, – ответил Берсон, – но всех – это точно. Истратив при этом всего полпроцента своей полугодовой прибыли.

– Мне кажется, – не согласился я, – что ты купил всех и без мистера Торрелли. Достаточно почитать газеты, чтобы поставить тебе конную статую на крыше Международного Торгового Центра в Нью-Йорке.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь, – скромно улыбнулся Берсон. – Я и не ставил никогда перед собой такой цели. Команду президента Ельцина очень трудно купить. Они знают себе цену. Не забудь, они все выходцы из высшего эшелона партноменклатуры, некоторые потомственные номенклатурщики, и уже имели все к августу 1991 года: и счета в банках, и виллы, и поместья в Швейцарии. У них уже была целая армия адвокатов и подставных лиц. К долларам они привыкли с детства, и баксы уже не вызывали у них того священного трепета, какой он вызывает почти у каждого в этой стране. Их единственным недостатком было то, что все они безумно ленивы и некомпетентны. Они уже до конца своих дней сохранят стиль работы обкомовских секретарей, за которых всю работу делает аппарат на уровне инструкторов. Они совершенно не представляют, куда они ведут страну. Ну, просто младенцы в джунглях в надежде на встречу с доброй пантерой. Поэтому убедить их можно в чем угодно. Главное соблюсти привычный для них ритуал. Развесить схемы с разными там кривыми и процентами. Они будут важно кивать головами и с умным видом задавать вопросы, вроде "на сколько процентов увеличится конечный выход?" Но погляди в их глаза! Там такая пустота, что даже мне страшно становится. Когда-то, скажем, в андроповские времена, они хоть чего-то боялись. Сейчас они достигли предела своей мечты: они ничего и никого не боятся, они блестяще научились не реагировать на средства массовой информации, какие бы разоблачающие подробности туда не попали, и вырождаются прямо на глазах.

– Возможно, – усмехнулся Берсон, – единственно, с кем еще можно работать – так это с так называемыми послепутчевыми выдвиженцами, попавшими, главным образом, в Верховный Совет. Ну, и в правительство пробилось несколько человек. Умные люди сразу после путча советовали Ельцину разогнать Верховный Совет и назначить новые выборы когда-нибудь в будущем. Но мы ему это отсоветовали – мол, президент Буш, которого он обожал, может обидеться за такое попрание демократии. Старые депутаты, сидящие там с незапамятных времен, люди осторожные и тихие, умеренно жадные, составляющие так называемое "болото". Но они отлично понимают, что лишись они в нынешней обстановке депутатских мандатов, им надо будет прямиком идти на кладбище, ибо делать они ровным счетом ничего не умеют и не хотят. Разве что в нужный момент поднимать руки. Ныне их еще с грехом пополам обучили пользоваться электронной системой голосования, и то этому научился примерно каждый третий, который за всех и голосует. Они составили своего рода цитадель, которая неприступна ни с какой стороны и молчалива, как катафалк. Ни законотворчества и никакого творчества, пирамида Хеопса.

Другое дело – новые депутаты, которые пробрались в Верховный Совет на волне горбачевских преобразований и демократических лозунгов. Все они жили в советском дерьме, большая часть – в провинции, а как увидели открывшиеся перед ними перспективы – у них аж дух захватило, а в глазах потемнело от страха, что всего этого можно лишиться в случае, если их переизберут. Ельцин не разогнал сразу парламент почему? Он же, можно сказать, весь его руководящий состав из дерьма вынул и рассчитывал на их преданность. Как же! Они как начали хапать все, что плохо лежит, так обо всем и забыли. Ты бы видел, что с этим бедным джигитом стало, когда его привели в номенклатурную квартиру. Я думал, что умрет. Он ничего подобного раньше даже во сне не видел. Завизжал что– то по-своему и пошел скакать по комнатам. А там даже сортиров целых три. Ну, и с другим молодняком также поступили. Мол, если ребята не хотите всего этого лишиться, делайте, что вам говорят: вот эти законы оставьте, а остальные – торпедируйте.

Нечто подобное и с вице-президентом произошло. Кто он был? Заштатный полковник, сделавший себе имя на бомбежке кишлаков в Афганистане, да и то умудрился быть два раза сбитым. Ну, стал бы за свои подвиги генералом – да и только. Но он чем-то Шапошникову приглянулся, и тот его накануне путча Ельцину порекомендовал кем-то вроде офицера связи. Ельцин тугодум, но в некоторых случаях совершенно непредсказуем. И в данном случае тоже. Ему прислали чиновника для поручений, а он снова что-то не так понял и протащил его в вице-президенты, опять же, видимо, рассчитывая на личную преданность. И снова просчитался.