Текст книги "Море и плен (СИ)"

Автор книги: Игорь Луцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Генерал Манштейн, как н сам Гитлер, только тогда, когда столкнулись с упорством черноморских моряков, начали осознавать свою ошибку относительно воинственности российских патриотов и то, что им придется не мало времени топтаться у стен крепости н. что эта крепость неприступна как со стороны суши, так и со стороны моря.

Но, как бы штаб немецкого южного направления не убеждал своего фюрера, что в военной стратегии есть слово „взять невозможно”, Гитлер строжайше предписал военному командованию крымской труппы, немедленно вызвать резервы и покончить с русским сопротивлением в Крыму.

В ответ на этот приказ, к Севастополю были брошены все имевшиеся у командования технические средства и даже ЭС-ЭС части Гитлера, стоявшие наготове к походу на Москву.

Резервы врага усилили давление на крепость, но не решили фюреру скорую победу над осажденным гарнизоном, воины которого все больше сковывали вокруг города неприятельские дивизии.

Как не мечтали немцы, занять с марша Севастополь, хотя им и удалось подойти вплотную к крепости, но войти в город не посчастливилось.

Гитлеровские оку панты жестоко просчитались в боеспособности Черноморского гарнизона, неся неисчислимые потерн как в людях, так и в своей хваленой технике.

Моряки гранитной скалой стояли перед врагом и защищали свою твердыню, как некогда защищали ее их деды и прадеды во времена Англо-Французской интервенции.

В решающие дни – быть или не быть флоту хозяином на Черном море, верховная ставка Советских во-

оружейных сил, под нажимом Сталина, дала приказ командующему флотом, безоговорочно списать многочисленное количество кадровых матросов на сушу, а также старшин и офицеров, заменив их приписниками приз-ванных из третей категории тылового обучении.

Штаб флота нс мог не подчиниться строгому повелению исходившему от самого Сталина и, против своей воли, списал с кораблей требуемое число моряков, которые тут же сменили свои черные бушлаты на серые шинели, а безкозырки на армейские пилотки-буденовки.

Теперь, эта „черная” масса должна была влиться в дивизионы, роты и батальоны всех родов войск, какие только были по дислокации осажденного гарнизона.

Сухопутные подразделения пополнившиеся моряками, должны были называться „морской пехотой”, влившись в приморскую армию генерала Петрова.

Нелегко было матросам привыкать к уставу пехотной службы. Большинство из числа списанных даже не знали элементарных правил наземного устава, не говоря уже о знании ведения огня на земле. Все это вначале создавало недоразумение с пехотными командирами... Некоторые же моряки видя несправедливости от пехотных командиров, попросту не хотели выполнять их команду.

Но и эта несовместность службы моря с сушей, скоро была забыта и черноморцы показали свою силу и в наземных частях.

Незадачливая сталинская перегруппировка гарнизона, давала плюс не обороняющим, а осаждающим.

Немцы сужали фронт иод Севастополем и их огонь решетил пригородные укрепления и морские гавани города.

Только по этим причинам, кораблям пришлось покинуть бухту и уйти в море.

Надводным и подводным боевым единицам приходилось в тяжелых условиях маневрировать у берегов Крыма, занятых оккупантами, так как к этому времени в небесах начал беспрепятственно хозяйничать Гитлеровский воздушный флот.

Но русское мужество и стойкость не покидали гарнизон защищавший крепость, он не давал врагу овладеть тем. что было дорого как святыня для всей России.

До сих пор матросы привыкли иметь дело только с пушками всех калибров, да и то на море.

В силу штыкового боя они не верили, но когда сами взялись за винтовку, они поняли, почему штыковую атаку воинов России не выдерживали ни турки, ни австрийцы, ни японцы, ни немцы в первую мировую войну.

Этим штыком черноморцам пришлось неоднократно удерживать осаждаемые неприятелем места под Инкер-маном. Федюхииой и Рудольфовой высотами. Сппун-Го-ры и другими подступами к городу.

И нс даром вражеское командование, с первых же дней своего штурма Севастополя, приравняло моряков к категории самых злейших врагов Гитлеровской „Ноной Европы”.

Геббельекие же пропагандисты не называли иначе черноморцев, как „племя азиатов в черной одежде”. Моряки искусно дрались не только на море, но и на суше, их было очень мало, они умирали без всякого страха за честь России.

Точность залпов с судов и меткий удар штыком на суше этих „азиатов”, враги России будут помнить всегда.

Наземные пригородные укрепления для черноморцев становились родными кораблями: верхние перекрытия – палубами, брустверы – бортами, сама крепость казалась морякам не стоящей на месте, а маневрирующей.

Отряды, дивизионы и бригады морской пехоты, не смотря на свою малочисленность, под прикрытием судовых артиллерийских залпов, теснили от города эсэсовские соединения и нс только очищали предместные места от вражеских полчищ, но в горячих схватках вновь занимали, упущенные пехотинцами естественные позиции Мекензиновых гор.

Однако, усиленные навесные артиллерийские снаряды и бомбардировка с воздуха, заставляли защитников отходить обратно, оставляя метр за метром то, что было добыто большими жертвами.

Были моменты, когда не хватало, ни тех ни других специалистов и тогда черноморцы сами выполняли любые инженерные работы, особенно саперные. Они без страха закладывали мины и контр-мниы. Этих смельчаков можно было видеть в самых опасных местах.

Черноморцы помнили приказы не современного полководца, а простые слова бессмертного Адмирала НАХИМОВА, „мне ли говорить вам о ваших подвигах в защите родного нам города и флота”.

Черноморцы знали и правило великого русского полководца Суворова, „смелая помощь не всегда была приписана только начальству”.

« «

*

Прощупав со всех сторон силу оброняющнхея, гитлеровское командование применило к городу свой старый варварский метод – забросать его бомбами.

В один из дней, крымская земля содрогнулась от взрывов бомб; горизонт заволокло на долгое время сплошным дымом, над городом нависла удушливая гарь.

Под беспрерывным ураганным обстрелом и бомбардировкой, гарнизон крепости начал заметно таять. Огонь его уменьшался.

Между подразделениями обрывалась боевая связь, а отдельные специальные роты, в силу нехватки боеприпасов и главное минометов, эсэсовцами отрезались на долгие часы...

Было видно, что генерал Манштейн хорошо понял, к чему может привести разрозненность приморской армии и начал дробить обороняющихся, где только это было возможно, стараясь как можно больше вбить подвижных клиньев в позиции обороны.

Людские резервы таяли на глазах. Защитники несли колоссальные потери, а пополнение, так называемая тогда „Большая земля”, не присылала.

Неприятель теснил истекавших кровью и выбившихся из сил черноморцев, день и ночь отбивавшихся от наседающего врага и брал их траншеи.

Гитлеровцы видели ясно, что моряки отдают последние силы, а Москва замены им не присылает.

В своем стремлении, как можно скорее колонизировать Крымский полуостров и освободить стоявшие у стен Севастополя многочисленные дивизии, чтобы перебросить их к Московским подступам, где фашистские позиции также трещали иод ударами русских воинов, находившихся под командованием опытного генерала Андрея Андреевича Власова. Гитлер здесь, на Севастопольском участке, не жалел ни своих людей, ни снаряжения, дав приказ громить город с суши, с моря и с воздуха, в надежде, что под трехсторонним нажимом черноморцы скоро покорятся всемогущей немецкой машине.

Но. в лагере обороны думали иначе.

Хотя кровавая развязка приближалась с часа на час. о сдаче на милость победителя никто и не думал.

Над Севастополем парило более ста бомбовозов, беспрерывно сбрасывая тонны взрывчатого вещества.

Город – красавец, город – слава русского морского флота превращался в груды развалин.

Нет слов, чтобы передать страшную гибель родного Севастополя. Завоевательные походы были и раньше. Но то, что делала современная техника, направленная нс к мирной жизни людей, а для уничтожения их и попавшая в руки фашистского варвара Гитлера – – человечество еще не видело.

Властвование Гитлера в оккупированных землях, превзошло и Татарско-Монгольское и Турецкое иго. Оно своим размахом втоптало в грязь и свело к нулю само существование людей на плодородных землях Российского государства.

Когда-же вспоминаешь отношения к своему народу, своего же нового вождя „Новой России” – Сталина – то разницы между немецким вандалом и грузинским варваром нет никакой.

Так, когда одной ночью, наш штаб обороны, как то чудом снесся с Москвой по радио, о присылке помощи, то получил такой ответ Главкома:

„Решать судьбу города поручаю самому командующему, без всякой ожидаемой помощи от верховной ставки и требую рационы продовольствия, медикаментов и боеприпасов сократить до минимума”.

Снабжение гарнизона Севастополя и без этого приказа было урезано до пределов солдатского терпения. Воинам, наряду с врагом, приходилось бороться и с голодом.

Еще большее сокращение съестных продуктов и боеприпасов способствовало только врагу, черноморцев же ставило в безысходное положение, как бы они не крепили свои рубежи, своими телами.

Весна н женщины.

С наступлением солнечных весенних дней, Геринг потребовал от своих летчиков удвоить бомбардировку Севастополя и покончить с непокорными моряками.

Крылатые пираты не заставили себя долго ждать и забросали крепость самыми большими бомбами с небольшей высоты, поскольку знали, что русским поражать их в воздухе нечем.

Москва, на запросы гарнизона, молчала и над городом не -было ни одного самолета со стороны осажденных.

Вражеские столбы взрывов не успевали рассеиваться, они стояли сутками над городом и сменялись новыми разрывами.

Смрад разлагающихся человеческих тел, которые не убирали и не хоронили, пьянил уцелевших воинов.

Оставшееся гражданское население, не пожелавшее оставить город, теперь бежало из горящих подвалов и дворовых щелей и металось по Севастополю. Они искали укрытий, но таковых уже нс было нигде н вместо убежищ, они находили смерть от гитлеровских хищников.

В марте месяце, бригада в которую входил и я, понесла в живой силе непоправимые потери н вынуждена была оставить свой оборонительный участок, отступив под самые склоны скал Балаклавы.

Но и под скалами мало было спасенья. Враг с воздуха продолжал поливать сплошным огнем и эту местность, вынудив бригаду еще больше сужать радиус своих действий, теряя связь с основными подразделениями армии Петрова, которая теснилась вражеским превосходством и частично была парализована в самом центре обороны.

В это время характер боевых действий с обеих сторон был особенно ожесточенный.

Немцы, с помощью своих резервов, сконцентрировали у стен Севастополя все имеющиеся у них резервы.

Враг, помимо своей многочисленной воздушной силы, пополнил свои артиллерийские части и огонь наземного автоматического оружия доканчивал свои преступления воздушными силами.

Немцы в одинаковой степени, громя наши позиции, поливали плавящимся металлом и пещеры пригорода, в которых укрылось мирное население.

Техническое превосходство немцев в воздухе ставило черноморцев в безвыходное положение, как бы не были крепки их нервы и воля к обороне.

Еще в сорока пятидневной осаде Одессы, немцы бес-препятсвенно транспортировали все необходимое снаряжение для Южных армий морским путем.

Советской авиации на этих участках фронта юга небыло и сталинские „соколы” ни в защите Одессы, ни в защите Севастополя участия нс принимали, за исключением двух-трех звенев морской авиации.

Немецкие истребители „Мессершмит-1 КГ, в те дни нечем было поражать, они являлись хозяевами Крымского неба.

Эта машина в любих метеорологических условиях побеждала и ..МБР’, так называемые севастопольцами Морские коровы” и их сопровождающие истребители „ИЛ-16” „Чайки”, которые, в первые же часы осады крепости были „Мессершмитами” полностью уничтожены.

Поэтому, никто другой, как вражеская авиация решала судьбу города. Мне как непосредственному участию нику этих событий, невозможно по ряду причин описать всю кровавую эпопею тех дней, но будущий беспристрастный историк, когда нибудь даст будущему поколению всю картину сверхчеловеческой героики черноморских моряков, когда они горсточкой отражали полчища фашистов у стен Севастополя.

Он опишет, как голодающий гарнизон продолжал бить оккупантов, как переходил на рукопашную схватку, действуя. вместо штыка – руками, которыми душил горло врага.

• •

*

Расчитаннос дробление сил приморской армии дало немцам возможность, при туманности траншей, истреблять отряды. В распоряжении этих отрядов уже не было ни продовольствия, ни даже питьевой воды.

Трехсторонняя осада, отсутствие боеприпасов, голод и болезни не сломили дух моряков, они старались хотя на час, но продлить оборону города.

И все-же. несмотря на полное истощение гарнизона, немецкое командование почему то не решалось занимать город только своей военной силой.

Оно попыталось призвать истекавших кровью севастопольцев своими листовками – к добровольной сдаче

Угрожающий тон ультиматума вызвал среди черноморцев совсем обратный отклик.

Геббельские листовки усилили дух солдат пехотинцев за продолжение борьбы с ненавистным оккупантом.

На Мекензевых возвышенностях, в силу сложившихся тяжелых оборонительных условий, а так-же участ-

ков: Бельбск Салун горы и у подножья Итальянского кладбища, воинам пришлось вести огонь, укрываясь от бомбардировок н сооруженных катакомбах.

Вдоль балки с траверсами, командир этого специального оборонительного рубежа, категорически имел право и запретил появляться на возвышенности горных склонов.

Приказ гласил: „не допустить как в ночное, так и в дневное время просачивание в наш опустошенный тыл второй очереди немецких лазутчиков – автоматического оружия, которых и так много../’

Наземная и морская пехота теперь находилась на Мекензевых огневых рубежах и не на поверхности, а в подземных приходах склона и всякий, кто вольно или невольно нарушал приказ, тут же расстреливался на месте, как мишень врага.

Подземелья оборонительных линий становились не только последними опорными точками севастопольцев, но и готовыми братскими могилами, которые в любое время могли своим тяжелостным земляным одеялом покрыть сотни и тысячи героев защищавших до последнего своего вздоха подступы к любимому городу русской твердыни флота.

• •

Злая судьба черноморцев и полная изоляция от всего мира их крепости, отразилась буквально на всем живом и мертвом в Севастополе.

Людской резерв и материальные возможности настолько иссякли, что никакая мудрость самого талантливого воеиноначальника не помогла бы сдержать натиск врага, если бы морякам нс помогали естественно природные укрепления города.

Черноморцы под огнем неприятеля таяли как снег под лучами весеннего солнца, но Севастополь в грудах развалин, в дыму пожарищ стоял для врага неприступной твердыней.

Так обстояло дело у стен Севастополя, так оно выглядело накануне гибели гарнизона, который сложить оружие живьем отказался.

Сколько прошло дней этой поистине великой битвы за Севастополь? Который шел час? Наступала ли ночь или продолжался день, об этом никто не знал и не думал. Осажденные потеряли счет времени. Как забыли они о еде, о сне.

Закопченные от дыма, с воспаленными глазами от бессонных ночей, окровавленные, они потеряли человеческий облик и думали только об одном – бить, бить и бить заклятого врага, пока действует рука, пока бьется сердце.

Однажды с утра на осажденных словно само небо обрушилось. Гитлеровцы повидимому решили одним ударом покончить с русскими, которые даже развалины города держат в своих руках.

От бомб семифутовой длины, с ревом падавших с неба, вся земля содрогалась словно от землетрссения. В воздухе стоял сплошный гул и рев от взрывов. Сила этой бомбежки была такова, что нс только разрушились картонными домиками оставшиеся здания, но и скалообразные штольни, какими был богат Севастополь.

Эта апрельская огневая буря так же внезапно окончилась как и началась. . Наступило затишье.

Среди защитников строились догадки: в чем дело? Какую еще каверзу готовили фашисты. Или защита принесла противнику тожже чувствительный урон и он сделал передышку?

Однако, сомнения вскоре рассеялись. На Мал аховом кургане появились от врага парламентеры с белым флагом и вручили старшему офицеру обороны еще один ультиматум, на этот раз последний. Этот ультиматум гласил:

„Немедленно гарнизону сложить оружие, иначе немецкое командование вынуждено будет прибегнуть к крайним мерам и применить газы”.

Любой гарнизон, при таком положении, находясь в безвыходном положении должен был бы покориться и сложить оружие.

Но Севастопольский гарнизон, достаточно осведомленный о немецкой гуманности в отношении русских пленных, а так-же к мирному населению в оккупированных областях Украины и Белоруссии, капитуляцию отверг.

Черноморцам было хорошо известно, что эсэсовцы не толко расстреливают захваченных в плен матросов, но после мучительных пыток вешают их, вырезая на груди пятиконечную звезду.

Умереть под пытками в руках гитлеровцев или погибнуть в бою – такая диллема стала перед гарнизоном. Другого выхода им не было.

Черноморцы избрали последнее.

* •

*

О русской женщине, которая несла наравне с вой нами, страшное бремя кровопролитной второй мировой войны под Москвой, под городом Великого Петра, под Киевом. Орлом и под Севастополем, наши мемуаристы, почему то не упоминают.

Пусть мои первые страницы о героике наших матерен, жен, сестер и дочерей, станут лавровым венком, на их тяжелой дороге, усыпанной тернием.

Много их погибло в тылу партизанских формирований, при защите своих детей, а еще больше при обороне городов, вместе, плечом к плечу со своими мужьями, сыновьями и братьями.

Голодные, больные – русские матери несли это бремя и в осажденном Севастополе. Они рядом с моряками шли на бастионы укреплений и, защищая город, умирзли как патриотки России.

Кремлевские властители в годины, когда пошатнулся их трон коммунизма, нс пащадили и женщину-мать, бросив ее в пекло кровавой бойни.

Русские женщины в последней войне участвовали не только как сестры милосердия, не только телефонистками и связистами на передовых позициях, не только пз-рашютистками н партизанами, но советское правительство создавало из них боевые резервы, на случай прорывов на том или ином участке фронта.

Я как сейчас вижу наших боевых подруг в горящем Севастополе. Их забыть никогда нельзя.

Вон... три сестры пробираются через развалины к месту, откуда несутся стоны тяжело раненых моряков.

Кдкий дым от пожарищ застилает их глаза... крутом свистят режущим звуком пули. Где-то, рядом рванула бомба, обсыпая их землей... но они идут. Спотыкаются, ползут, снова идут... там, за разрушенной стеной здания раненые ждут их помощи... другие последнего напутствия в злой для них жизни... ведь, перед смертью, когда увидеть родное лицо сестры... легче умирать.

А вон, стоящэя на коленях сестра одной рукой, другая повисла безжизненно пробитя пулей, поит из фляжки раненого или умирающего уже моряка. Боли своей она не чувствует. У ней боль в ласковых глазах, за моряка...

Там, за развалинами засела группа моряков и из пулеметов ведет обстрел приближающегося врага. С ними вместе и наши русские женщины...

А там, лежат трупы с развороченными животами, с разбитой головой черноморцев... среди них и трупы наших русских женщин.

Здесь и там, среди руин, пожарищ, в разрывах бомб, в смертельных схватках – мы увидели сталинскую „заботу о матерях”.

В смерти своей, в горе своем и в слезах своих, на равне со всем народом получила русская женщина от советского правительства свое равноправие...

Что пережито женщинами-южанками в осажденной крепости, знает лишь один Бог.

Он им помогал, Он их крепил и Он, часть из них сохранил от гитлеровского истребления.

Они. наши сестры никогда не забудутся участниками обороны Севастополя, вместе с нами защищавшими Севастополь и вместе с нами умиравшими, но не покорявшимся гитлеровцам.

И зашита русскими женщинами Севастополя говорит за то, что Родину нашу Россию, есть кому оборонять от врагов...

Черноморская крепость, как никакая другая крепость мира, строилась именно и матерями Российских земель.

Она сооружена руками мужчин и женщин со всеми ее монументами, фортами, массивными резанными иероглифами и прочими береговыми укреплениями. Крепость Юга, потребовала по много раз больше гранитного камня, чем самая прославленная известная Египетская пира* мида Хеопса и Хефрена.

Вот почему в Севастополе так много укреплений, которые нс поддаются никакой силе врага.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

*■**>1 И исзош»слНсппО ИМИ оал»си?ич огаиоюшия

мясь скорее задушить гарнизон.

Потеряв свои базы и оставив Севастопольские бухты, корабли прибыли, хотя в условный, но тыл, к берегам живописного Кавказа.

Экипаж теперь мог безпрепятственно сходить на берег и проводить свой досуг среди гражданского эвакуированного и бежавшего населения, из оккупированных немцами Украины, Белоруссии и новых Прибалтийских республик.

Моряки старались использовать каждую минуту своего давно заслуженного отдыха.

А в это самое время, в самом Севастополе, за развалины все еще шло, хотя с ослабевшей силой сопротивление уже не армии как таковой, а групп и отрядов.

Моряки еще защищали городские руины, где уже не было ни улиц, ни жилых домов, а только могильные холмы погибших...

Враг так-же нес большие жертвы, но он имел резервы и безболезненно ими заменял выбывших солдат, стремясь скорее задушить гарнизон.

* *

*

Тральщик „ЧЕ-27' на который я попал по случаю ранения, тралировал вражеские мины далеко от берегов полуострова.

Этот корабль до последнего времени не имел еще поражений и шел уверенным ходом, прощупывая глубинными бомбами каждое подозрительное место.

Но вражеских мин нигде нс обнаружил, хотя и неплохо искал их в подводном царстве.

Мне припоминается моя последняя ночь на этом корабле, в семье тралираторов. Ночь эта была особенно темная, словно решившая укрыть от экипажа корабля зловещие мины и своим мраком заслонила даже саму мачту судна.

Эта непроглядная темень и вой ветра, невольно нагоняли особенно на молодых минеров прибывших на корабль недавно, хандру.

Среди них шел тихий разговор о суше, где можно твердо стоять на ногах, а не качаться всем телом круглые сутки.

Действовала эта темень и на старых моряков. Они знали, что в такую предательскую ночь не один уже корабль подорвался на вражеской мине.

Неожиданно это душевное томление и разговоры нарушил громкий голос новичка сигнальщика Крамского, только что сменившегося со своей вахты:

– Товарищи* – крикнул он. – Завтра ведь день первого мая!.. День весны и солидарности всех трудящихся!...

Сознание, что маленькая семья тральщика дожила до мая, пройдя через грозные дни 41-42 годов, вселило и давало каждому новую энергию и новую надежду, что скоро весь ужас, который пришел вместе с Гитлером на

нашу родину, сгинет и что все вернутся, наконец, в свою домашнюю родную семью.

Моряки начали поздравлять друг-друга с праздником весны, забыв на время о металическнх убийцах, прятавшихся в морской глубине.

А на заре вся команда запела первомайскую песню, хотя это строжайше запрещалось в военное время.

Звуки песни эхом разносились по кораблю, замирая вдали морского поля. Песня эта говорила о том, что кроме смерти витавшей над морем – где то есть и мирная жизнь и мирный труд...

Отдав первомайскому дню свой прощальный салют, моряки снова заступили на вахту...

Командир тральщика поблагодарил команду за организованность и дисциплину. Я-же. в свою очередь напомнил минерам, как 23 марта тральщик „С-17”, на котором плавал и я, подорвался на мине. Десять человек погибли, меня же Всевышний оставил в живых.

Морская мина это – шарообразная металнчсская бомба, по своему взрывчатому материалу и разрушительному действию, ничем не отличающаяся от авио-бомбы. Разве только, что она не бросается с воздуха, а качается 8 воде на поплавках и молча ожидает свою жертву. В то время, как авиационная бомба в своем полете – режущим. все наростакицим визгом и шумом напоминает о себе заблаговременно, морская – – молчит и ждет.

Морские мины бывают разных размеров н ставятся на разных глубинах, в зависимости в каком бассейне она ставится и для каких кораблей предназначается.

Взрыв ее, как правило происходит в полной зависимости от ее погружения в воду и тех проходящих паров сжатия, которые вырабатываются самим морским течением.

Жертвой такого скрытого морского чудовища и был наш тральщик „С-17”, который, не смотря на свое предназначение вылавливать эти скрытые снаряды, сам наскочил правобортовым килевым основанием на мину.

Последняя дала только две пробоины в одном отсеке тральщику, но от сильного толчка, в трюме взорвались и боеприпасы.

Этот взрыв, не столько причинил вреда самому стальному организму корабля, сколько самому экипажу.

В этой аварии десять человек из экипажа были смертельно ранены. Само судно, при помощи буксира дошло до базы укрытий, где и было отремонтировано заново.

Я просил не забывать погибших товарищей и честно выполнять свой долг перед отчизной, напомнив нм. что впереди нас ожидает еще много боевых походов, которые потребуют не одну еще жертву во имя Нахимовского флота н самой защиты России.

Закончить своих пожеланий я не успел. Со скоростью весеннего ветра, на тральщик наскочил шквал и врезаясь глубинным килем, задержал нормальный ход судна.

Корабль начало так сильно бросать, что он то и дело ложился на крен. А медлительность на воде равна смерти.

Выполняя команду капитана корабля, матросы стойко сопротивлялись силе ветра и летевшей полосе штор-

ма. И это хорошо знает любая судовая команда, побывавшая в штурмующем море.

Судно, скрипя всем своим железным телом, то почти совсем скрывалось в морской бездне, то выносилось на поверхность холмообразного водного пространства, но все же властно разрезало гребни водных гор.

Только на второй день мая ветер заметно утратил свою силу и стал утихать, а само море спрятало свое суровое лицо.

Северный ветер сменился теплым восточным течением. Небо прояснилось и тучи рассеялись.

Грозные десятибальные волны-валы исчезали и морская поверхность, словно начала отдыхать, после своего гнева.

Но сам тральщик, все еще продолжал качаться и эта лихорадочная судорога казалась бесконечной.

Его носовая часть содрогалась и продолжала уходить в водную пучину, напоминая экипажу, что шторм еще не совсем оставил корабль и он, взбудоража море, снова может обрушиться на судно.

Но на этот раз, буря ушла и судно могло держаться мест тралирования.

После пронесшегося шторма, хотя и трудно было находить заминированные морские поля, в такое время можно было ожидать, что не сам тральщик обнаружит врага, а наоборот мина его, но опытность черноморцев н после буреломного ветра помогла судну находить блуждающие подводные чудовища и экипаж корабля расстрелял не один десяток мин глубинными бомбами.

После выполнения своего боевого задания экипаж получил от командования приказ вернуться на новую базу, поблизости города Поти, что тральщик „ЧЕ-27” и сделал, ожидая нового поручения.

Я-же, по прибытии в Поти был немедленно вызван в штаб торпедных катеров к получил новое назначение.

t 9

*

„Поверьте мне, как и я вам”, сказал командир дивизиона.

– Вам необходимо добраться незамеченным к вражеским судам и рассеять нх строй берегового обстрела.

– Наше командование дает вам это поручение, как опытному моряку и уверено, что вы его выполните.

– Есть, товарищ командир!

Другого моего ответа командование и не могло ожидать. – Доверие ваше будет оправдано, это мои долг перед флотом. Моему успеху может помешать только смерть.

Это ответственное боевое задание с одной стороны мне льстило. Его дали не морскому волку, прошедшему на морях десятки лет службы, а совсем молодому офицеру. Кроме того, я горел желанием, как можно больше принести врагу вреда и пользы для своей родины.

Но с другой стороны это задание и страшило меня. Сумею ли я с честью выполнить боевой приказ? Сумею ли подойти незамеченным к вражеским кораблям, которые, хотя и оккупировали нашу страну, но всегда были на-чеку...

Опьяненные успехом на суше, -немцы расширили свои действия и на Черном море.

Цель врага была ясна: ему нужно было как можно скорее подбросить резервы и закрепить за собой контроль над всем Черноморским побережьем.

В те дни местом для разгрузки своего транспорта враг выбрал порт Ялты. Но, как видно, сама природа, само наше родное Черное море восстало против фашистов.

Море эти дни бурлило, вздымая свою могучую пенистую грудь. На помощь морю прилетел ветер „Норд” со стужей и северными туманами.

В такую ненастную погоду немцы порт Ялту для транспортной выгрузки оставили в покое и часть живого груза попытались перенести в Евпаторию.

Зная, по точным донесениям морской разведки, о замыслах неприятеля, командование торпедным дивизионом, послав три звена катеров к Евпатории, поставило передо мной задачу:

„Вражеский транспорт потопить. Конвойные корабли врага рассеять”.

Никогда раньше я не переживал мучительного беспокойства, как на этот раз. Переживали это и мои соратники в этой смелой вылазке, зная, что вражеский транспорт имеет большое значение в осаде Севастополя.

Знали мы и то, что может случиться, если пропустить транспорт врага. Поэтому я поспешил с выходом катеров в море, чтобы там, в пути проверить свои боевые расчеты и подойти незамеченным к неприятелю.

План действия был нс легок: морская мгла не позволяла подойти к врагу на нужное расстояние. Еще труднее было прорвать цепь охраны и врезаться в корабли своими торпедами.

Гитлеровский флот кое-где уже встречался с русскими черноморцами и научился блюсти осторожность.

Только поэтому, немцы вели свои караваны по Черному морю в непогодь, чтобы скрыть свои корабли в пучине морской мглы.

Как видно в такое неспокойное время погоды неприятель не ожидал нападения со стороны русских и поэтому не успел встать в боевой порядок, чтобы защитить свой транспорт от торпед.

Под покровом непогоды наши катера медленно приближались к обозначенным на судовой карте, вражеским транспортам...

– Стоп!—

Одно только слово пронеслось по отряду катеров.

Одно мгновенье и страшные взрывы потрясли морскую зыбь.

Метание торпед произошло в три приема, по сигналу первого звена.

Бурлящее море начало поглощать в свою ненасытную пасть все, что оставалось на его поверхности.

Когда на вражеском транспорте начали взрываться боеприпасы, корабли были объяты племенем огня, мы стали свидетелями дела рук своих.

Как безумные метались в огне неприятельские солдаты н матросы. Бросались в море и тут же находили себе конец.