355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Луцкий » Море и плен (СИ) » Текст книги (страница 2)
Море и плен (СИ)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:27

Текст книги "Море и плен (СИ)"


Автор книги: Игорь Луцкий


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Да и что, в конце концов, могло сделать командование эсминца или даже всем флотом, когда в условиях советской действительности решить даже такого вопроса, как обыкновенный отпуск военнослужащего по случаю смерти жены.

Нашлись все-же на корабле такие матросы, которые сумели разубедить Боброва и доказать ему бесцельность его намерения уйти добровольно из жизни.

– Каждый из нас перенес не мало в жизни – говорил Боброву один из моряков – и если каждый бросался бы в пучину или вешался, чтобы оно получилось? Пусть наши комиссары это делают и политруки, а нам жизнь еще пригодится.

После этих бесед, Бобров как видно опомнился от своих мрачных мыслей и даже повеселел, а однажды попросил у своих собеседников прощения за свою слабохарактерность, заявив, что он понял одно – моряку надо самому себя беречь и «е отдавать так дешево жизнь.

Видимо и матрос Севера понял, что пловучая крепость начинает, как и он, меняться. Она на его глазах походила не на корабль, а на обыкновенный выступ скалы, омываемой сильными волнами.

На Черном море погода изменчива, как и вся человеческая жизнь на земле и чем сильнее начинали ударять волны о борта судна, тем веселей становилось теперь Боброву.

Эх, это море!..

Черное морс!.. Кто его может понять и изведать?

Сколько в нем таится людской радости и еще больше разочарований в часы ветров у мореплавателей.

Да, действительно был прав матрос Войков, который напоминая о море душевно больному Боброву и сам невольно делался „больным’*.

Он вспоминал вздыхзючи: – ох, эта жизнь человеческая! Да ешс наша морская, она бурлит, как и сами волны; в ней есть и тоска и грусть, которые навязывают насильно морякам мечту и даже разочарование в самих моских делах. Я тоже, вот когда-то, продолжал Войков, любил одиночество, которое теперь на море мне страшно.

Это определение матроса неоспоримо и если кто цибуль из читающих испытывал такое одиночество, то тот и теперь далеко на чужбине поймет черноморских моряков и никогда не забудет своих оставленных друзей на Родине, а может быть и даже в родительском доме

«Юбка в море».

С назначением М. Орлова, командиром „Безымянного”, ему, как и мне были присвоены новые морские звания.

На пути следования в Севастополь, эсминец, депешей из Штаба, был направлен к берегам города Туапсе, где простоявши пять дней, получил вновь экстренный приказ – „немедленно оставить кавказские берега и следовать в турецкие зональные воды.”

„Безымянному”, как это говорится – повезло. Ему снова пришлось разрезать обратно килем водную пустыню. И на этот раз, корабль помимо мужского персонала имел на своем борту особу женского пола, молодую и миловидную девушку.

Случай в истории советизированного флота небывалый, чтобы Москва разрешила находиться на военном корабле женщине. „В наше время всякое бывает” – и это самое „всякое”, не исключило случайности моряку я юбке побывать на боевом корабле.

По официальной версии, девушка эта была прикомандирована к кораблю Центральным Комитетом Ленинского Комсомола, для организации ячейки ВЛКСМ в походе судна.

По догадкам самого экипажа, не исключалась возможность, что наша красавица являлась просто агентом Особой Службы, для наблюдения за настроением матросов.

Но так или иначе, факт был на лицо, эсминец обогатился еще одним матросом в юбке, признак по суеверию моряков – не хороший. Баба на военном корабле как и кошка, могут принести судну несчастье.

Оставляя прибрежные воды Кавказа, здесь далеко на Юге, мысли мои постоянно переносились к сердитому глубокому озеру Байкал, к рекам: Ангаре, Шилке, Зее и любимому родному Амуру. На нем я и вырос.

События последних дней: случай с „Охотником” наскочившим на мину, которую НКВД отнесло за счет диверсионного акта несуществующих врагов народа; гибель парашютистов во время маневров; бессердечность командования, главным образом политработников к черноморцам и последний рассказ Боброва о своем горе – все это в известной степени отразилось на моем сознании.

Нося на рукавах кителя советские позолоченные го-луны и звезды, я невольно, все чаше и чаще начинал убеждаться в их давно утраченном символе – свободы и справедливости Советской власти, при которой, не только гражданское население было бесправно, но бесправны были и военнослужащие, те, на которых держалась вся мощь н держится но сей день государство.

В один из таких дней, когда мысли особенно меня мучили, ко мне подошел судовой товарищ Василий Ефремович.

По всей вероятности он следил за мной, как и я следил раньше за своим земляком Бобровым.

Будучи, как видно от природы, большим весельчаком и балагуром, любимцем за свой нрав всего экипажа. Василий видя мое мрачное настроение, сначала видно решил разогнать его шутками, потом, видя, что и мос лицо прояснилось заговорил серьезно:

„Вы сами знаете, хуже моих дел на эсминце никто не имел. Я, ведь, на волоске был от разжалования за дела списанных в Новороссийске матросов. Надо мной, как ни над кем висел меч НКВД, я все-же крепился духом, зная заранее, что с приходом на корабль товарища Орлова, вы с ним меня защитите...”

С Василием я был знаком еще по судостроительному Техникуму, с тех пор мы с ним дружили, поэтому я не удивился его откровенности со мной и слушал его со вниманием.

– Верьте мне, продолжал младший лейтенант. – Былое наших отцов и братьев, вечно живет здесь. Их подвиги неразрывно связаны с именами адмиралов Лазарева, Корнилова, Истомина н Нахимова. Поэтому, только мы должны с вами и нам суждено преодолевать все тер-

«истые пути советского моряка... Не перебнвзйте меня... Я вижу ваше настроение. Оно такое же и у меня и у других наших товарищей по кораблю... Наше Черное море принадлежит не Советском власти, а матушке России и настанет день, когда черноморцы, вместе со всем народом. станут вольными людьми...

Как я не относился дружелюбно к Василию, «о все же, его откровенность меня начала тревожить. Я постарался незаметно перевести разговор на другую тему. Василий как видно сам заметил, что его откровенность перешла границы, поскольку дружба – дружбой, но на корабле я все-же был для него старшим офицером и сразу переменил разговор на новоявленную гостью на нашем эсминце:

– Наш брат, моряк, – начал он. – народ храбрый, никого и ничего он не боится., без всякой трусости преодолевает и все беды в морских штормах, а вот кзк увидит бабу, так сразу и становится другим человеком, немощным... словно его кто подменил...

Моряки, продолжал Василий, с одной стороны прямо храбрецы, а вот с другой стороны, как увидят женщин, так и говори пропали в своей немощности, как мальчишки, как самая настоящая древесная смола, при одном только прикосновении огня, тут же свечей тает.

Вот что товарищ капитан-лейтенант, я и сам не знаю почему и на меня за последнее время начала находить буйность, когда стал видеть у самого своего носа серенькую ..юбку”.

Верить, конечно им нельзя а поухаживать можно попробовать, хотя они все на один покрои внешне похожи. Тзкис красотки только и ищут, у кого из морячков

побольше в кармане имеется деньжат, а как выудят, то и досвидания морячек, на берегу другой ость дурачек.

Ведь мало же того, что эти самые юбки на берегу нас изводят до худобы и не дают покоя, за которых комендантский патруль на гауптвахту приглашает.

Не будет ли на эсминце и комиссар нас наказывать за появившуюся ,.Греческую принцессу зла”?

Я знал раньше своего собеседника о девушке, но не знал причину такого негодования к ней моего судового друга.

– К чему, ты разговор-то этот ведешь – спросил я.

– К тому, – продолжал Василий, – что не спроста появилась у нас юбка на эсминце. Вот, увидите, что нс спроста Москва прикомандировала эту красавицу на наш корабль, на котором совсем недавно работники НКВД вели следствие о дезертирстве... перед такой павой у нашего моряка рассудок расплавится и он начнет выбалтывать, что не надо...

Слова Василя запали мне в душу. Кто знает, вполне возможно, ято она является действительным агентом самого начальника контр-разведывателыюй службы Ка-ранадзе или личным резидентом осведомительной сети ,,двуглазого”, как назывзли Берия, который нередко присылает свою агент}'ру, под видом служебных инспекторов, во флот, ^тот чекист пи одному командующему ис верит, не только морякам.

* •

Поверье матросское, что женщина на корабле, да еще в открытом море – приносит несчастье, началось на эсминце сбываться.

Первой жертвой матроса в юбке стал, к большому удивлению всего экипажа, ярый ненавистник женского пола Василий и к тому же мой друг.

При встрече с комсомолкой он сразу терялся, краснел и терял свой дар речи.

Хотя я неоднократно и журил Василия за переменчивость в его характере и предупреждал, что если комиссар заметит его увлечение, то ему не поздоровится, все-же видел, что мои увещевания не помогают и, что „юбка” основательно вскружила голову моему другу, который бросил якорь возле нее надолго.

Да видно было, что не одному Василию вскружила голову наша корабельная гостья.

Бросал на нее молниеносные взгляды и сам комиссар Зверев, с охотой сопровождая ее по эсминцу и знакомя с малозначащими деталями военного корабля.

Не пропускал случая, чтобы встретиться с ней и заговорить, капитан третьего ранга – Жук.

Старшина же сверхсрочник, машинист Левченко, под жгучими взглядами Жени, имя которое носила комсомолка, забывал, что у него, в далекой Белорусской республике, имеется жена и сын.

С Женей Левченко встречался чаще всех, показывая ей по распоряжению комиссара весь организм военного корабля.

Стремление у каждого – побыть наедине с девушкой, опережало у всех четверых обязанность по службе, которой они начинали иногда и манкировать. В свободные же часы, гонялись за ней по трапам и встречаясь, бросали друг на друга злобные взгляды.

Дальше всех, в своем любовном порыве, зашел Насилий. Он начал угрожать комсомолке, что если она не ответит на его любовь, то он покончит с собой.

Последнее обстоятельство вынудило меня доложить о Василис капитану эсминца Орлову, поскольку я видел сам, что увлечение для моего друга может кончиться трагически.

Внимательно выслушав меня, капитан немедленно на Василии наложил арест, без права выхода из технического кубрика.

Наложив дисциплинарное наказание на Василия, Орлов наложил арест и на машиниста Левченко, за игнорирование своими служебными обязанностями. Комиссар же Зверев, со своей стороны, возможно по причине своих чувств ревности, наказал Левченко более сурово, занеся в его личное дело параграф „об антнморальном разложении” экипажа и систематическом опаздывании на вахту.

• •

*

Девушка действительно была внешне красивое „деревцо". Молодая, к тому же стройная в самой своей основе.

Выбывшие, не по своей вине, из „строя" Василий и Левченко, этим самым расчистили путь для капитана Жук в его „обработке” девушки.

Не имея соперников. Жук продолжал усиленно за ней ухаживать, не оставляя без внимания ни одного ее желания. Отстал и сам пристарелый комиссар Зверев, как видно решив, что и сам через эту „юбку", сможет получить в своем личном деле, неожиданный для себя сюрприз.

Сама же виновница всех этих событий, продолжала очаровывать экипаж своей молодостью, простотой в обращении, „инспектируя” иод руководством капитана Жук эсминец, не брезгуя даже смрадной кочегаркой судна и посещая часто среду вахтенных матросов.

Однажды, находясь в кочегарке вместе с капитаном Жук, девушка от жары и пыли потеряла сознание.

Увидя в таком положении ..инспекторшу", вахтенный кочегар громко рассмеялся, сопровождая свой смех бранью, от которой на суше, стены домов краснели.

Придя в себя и придерживаясь за рукав кителя Жук, девушка присела на пыльный выступ трюма, рядом с ворохом угля.

Кочегар-же Павел, выходец из города Одессы, подбрасывая в топку уголь, продолжал смеяться и пылить едким шлаком. Когда же эсминец от качки становился на крен, заставляя девушку невольно вскрикивать, он начал острить, подпевая свою любимую песенку „Подруга” и как видно, рисуясь перед Женей, своей разудалостью.

Смотря чаще на моряка в серенькой юбке, чем на топку и зубоскаля, Павел не заметил, что я сменил капитана, которого вызвал к себе Орлов.

Заметив мое появление девушка повеселела и даже начала улыбаться в ответ на смех и песню Одессита.

Он в этот момент открыл колосники топок, девушка же находилась рядом с массивными паровыми котлами.

Огромное пламя вырвалось из раскаленных жерл и ослепило се. Она вскрикнула и бросилась из трюма наверх.

Сначала я хотел было наказать матроса за самодурство, но передумал и только выругал его за шутки, которые не подходили в его часы вахты.

На кочегара мое предупреждение не подействолало и он еще громче стал смеяться вслед „инспекторше’*, сопровождая свой смех бранью.

Шумное поведение кочегара, привлекло внимание матросов находившихся за отсеком кочегарки и они не преминули разнести по кораблю молву, что „Павлик одержал победу над неприступной комсомолкой”.

Узнавши об этой истории капитан Жук, вызван к себе кочегара, потребовал от «его объяснения. Он упрекнул его в нетактичности к девушке и пригрозил строгим взысканием, но поскольку произошло все это в мое дежурство, то дать дальнейший ход делу он был бессилен. Это мог сделать только командир корабля Орлов.

Вызов и разнос кочегара капитаном Жуком, обозлило матросов и они начали итерировать исходящие от него распоряжения. Мне же старались доказать, что Павел ничего безрассудного не сделал по отношению „любовницы” Жука и. что жалеют они только об одном, что кочегар не умел по настоящему отшить незванную гостью от инспектирования боевого экипажа русского корабля.

Матросы в своей массе были уверены, что комсомолка появилась среди них не спроста и прислана не как инспекторша корабля, а как сексот по проверке настроения всего экипажа.

– Ее цель, – говорили мои сослуживцы, – не помогать молодым морякам вступать в Ленинский Комсомол, а искать среди черноморцев недовольных на социалистическую службу и заглядывать каждому в душу, персвер-нуть эту душу, а после отдать ее на расправу чекистам.

– Жалко одного, – сказал Павел, – я упустил из виду один момент и не показал ей инвентаря кочегаров, если бы инспекторша проверила, то наверняка, и без комсомольского билета, был бы причислен к стахановскому движению но сохранению социалистической собственности.

Одессит своих настроений к власти не скрывал и часто откровенничал со своими товарищами.

Почему матросов так страшно влекло к юбке, я не буду останавливаться. Наверное и сами читающие могут себе ответить, если найдутся, которые хоть немного знают морскую обособленность в военноморском флоте Советского Союза.

В противоположность же всему этому, механизмы корабля с неистощимой энергией работали, как часы и их тяжеловесные агригаты обливались то н дело дождевой пеленой масленных брызг смазки.

На их могущественных, но в то же время прозрачных частях стали и меди, блестел звездным сиянием трюмный свет электричества, а под огромным давлением шатунов, как бы опережая друг-друга, подымались и опускались тяжелые головы мотылей, вращавших величавый, но послушный морякам коленчатый вал механизмов.8)

Но и здесь донощик оказался на лицо. Он донес о разглагольствованиях кочегара и об этом стало известно комиссару Звереву. Последний арестовал Павла и в сопроводи тельной работникам особого органа дал свое заключение – „списать с эсминца „Безымянный” матроса Павла Горленко, как одного из зачинщиков минувшего дезертирства в Новороссийске". (Конечно ложное).

Но красному комиссару не посчастливилось изолировать в концлагеря матроса, так как в скором времени началась вторая мировая война, которая списала в архив и донесения комиссара и все по его делу материалы НКВД – чудеса рабского государства.

* •

Комсомолка Женя, не справившись со своей ролью „инспекторши” и организатора комсомола, под давлением политического шефа флота, все же осталась на эсминце, но уже на этот раз. в роли рядового-радиста.

Перемена в ее работе заметно отразилась на всем ее поведении на корабле. Она уже не кокетничала с офицерами, а с матросами искала сближения на товарищеских началах.

И чем больше она вращалась среди них, тем больше она начала разбираться в советской системе и задумываться о своей роли в комсомоле, давши присягу ЦК(а) ВЛКСМ на свою командировку в Черноморский военный флот.

Ночные вахтенные часы изнуряли ее как радистку и она уже искала только одного: сна и покоя.

Заметив большую перемену в девушке, оставили ее в покое и матросы. Только один капитан Жук продолжал служить ей верным рыцарем и Женя, видя его пре-

данность, в своем одиночестве на корабле, приняла его защиту, как и его любовь.

Здесь, на военном корабле она многому научилась и поняла, что моряки, года жизни проводящие в морской недоброй стихии, не молодежь фабрично-заводских клубов, где можно легко агитировать и даже, при случае, прикрикнуть. Здесь надо держать ухо остро.

Порученное ей задание начало ее тяготить, но зная строгость и беспощадность своих политических начальников к рядовым членам, которые за незначительные промахи не го, что лишали комсомольского билета, но доводили дело и до тройки НКВД, Женя старалась выполнить как нибудь поручение.

Эсминец не торопился в этом своем рейсе, в полном одиночестве от остальной эскадры и под сильным морским туманом рассекал волны совсем не к берегам Советского Союза, а удаляясь все дальше и дальше от них.

Так он вошел в зональные воды Турции.

Командование корабля выполняло приказ вождя народов в точности:

„Тревожить малочисленный пограничный флот морского „соседа”.*)

♦) Пограничные турецкие отряды в те годы, кяк никогда раньше, были в страхе. Они как правило делали вид. что не замечают корабли 1Тод флагами красного империализма Москвы.

СТАЛИН И ГИТЛЕР ПРОБУЮТ СВОИ ВОЕННЫЕ ЗНАНИЯ НА ЗЕМЛЯХ РОСС И И .

ЧА С Т Ь ВТОРАЯ,

1941 год, вошел в историческую дату России, как вошли «а вечные времена и годы 1238 и 1812-й.

21-го июня этого года, вся страна всколыхнулась от тревожных гудков на заводах и .фабриках, от позыв-ных сигналов кораблей Черноморского и Балтийского флота, от сирен команд ГТВХО.

В этот летний день июнской ночи, на территорию России вторглась немецкая бронированная армия, застав Советское правительство врасплох.

Триумфальный марш гитлеровских полчищ, через советские Западные границы, открыл перед Российским народом правду, о неподготовленности военного командования к современной оборонительной войне.

Народ России увидел и ложь своих Кремлевских вождей, заверявших всегда о непобедимости СССР.

В те времена, бывший Нарком Обороны К. Ворошилов по радио оповещал страну, что „в случае нападения

капиталистов на миролюбный Советский Союз, они бу-

. .

дут биты на своих собственных землях’1.

21 июня 1941 года заверение Ворошилова не сбы-лись, не сбылись и слова вождя, что „врага советские воины забрасают буденовками”.

Как некогда татарская орда Батыя затопила всю Русь, так теперь бронированный кулак фашистских вандалов опустился на нашу землю.

Не на Советский Союз, а на Россию, на ее народы, которые новый Батый 20-го века решил закабалить под своим владычеством.

На Россию, попавшей вновь в огонь сплошного пожара, а ее многонациональные народы под уничтожение коммунизма и нацизма, поскольку, только благодаря тирании коммунистических вождей, бездарности военного командования под руководством самозванного стратега Сталина – путь -в Россию стал свободен для Гитлера.

В эти страшные дни испытаний и народного страдания, которые никогда не изгладиться из памяти российских людей, ..вожди” мирового пролетариата показали все свое лицемерие, всю ложь своей коммунистической тоталитарной системы.

Никто, ни из мирных жителей, ни из участников войны не забудет даты 21 июня 1941 года, когда все рупоры радиовещательных станций красной Москвы завопили о внезапности войны с фашизмом и что „Гитлеровская нацистская Германия втянула миролюбивый Советский Союз во вторую мировую бойню...” —

Тогдашний министр иностранных дел В. Молотов, меняя окраску лица, произнес призывную речь о защите не Советского Союза, как такового, а национальной России и начал просить помощи не у Сталинской партии, а у своих порабощенных народов, не поясняя даже причин гитлеровского нападения на своего вчерашнего „союзника” СССР.

Повторяя за каждым своим словом о необходимости национальной защиты страны, России Александра Невского, Суворова, Кутузова и спасти Родину от нашествия Гитлера, как и в минувшие времена славных русских богатырей, Молотов, словно забыл, что совсем недавно, за одни только портреты, висевшие в квартирах российских граждан, этих прежних полководцев, советская власть карала вплоть до отправки в лагеря дальнего следования.

В эти грозные для нашей Родины часы, Кремлевские постояльцы настолько растерялись и испугались, что начали призывать парод к тем святыням, которые они уничтожили за время своего владычества.

Сам же отец народов, на красной площади, призывал „братьев и сестер” забыть все обиды и стать грудью на защиту отечества.

И тогда, в дни, когда решалась судьба всей России, Сталин и его сподручные думали не о стране, не о ее народе, а только о своей власти.

Как бы спасти эту проклятую Богом и людьми – власть.

* •

Мод напором мощных бронетанковых фашистских полчищ, советские вооруженные силы молниеносно отошли от государственных границ.

Одни части, не выдержали этого натиска.

Другие – поверив гитлеровской пропаганде – видели в немцах спасение от коммунизма.

Третьи – не захотели вообще защищать свое рабство.

За очень короткий срок, немцы оккупировали беспрепятственно Украину, Белоруссию и часть центральных областей страны. Сталинская же пропаганда, привыкшая все время топтаться в кремлевском вранье, не желая признать перед народом слабость красной армии, улолнома-чивала комиссаров успокаивать жителей „мудростью вождя”, который не позволит врагу топтать социалистические земли колхозов и совхозов.

Дни и ночи громкоговорители разносили по стране ложь о ходе военных действий на многотысячном фронте с гитлеровскими дивизиями, уничтоженных вражеских дивизиях и полках, о немецких пленных, об отбитых назад городах. Слуги „Вождя”, то и дело повторяли призывные речи „отца и мудреца Сталина”; что страна в каком-то временном мобилизационном периоде.

Шум и ложная трескотня растерянного красного командования. позднее дорого обошлись не только воинам России и мирным жителям, но и Заокеанскому миру, как временному „союзнику” кремлевской диктатуры.

ЦК Коммунистической партии и правительство, боялось тогда говорить языком правды и свою бездарность и нераспорядительность в обороне страны перекладывали на плечи мнимых предателей и изменников, которые, якобы, без боя отдавали советские рубежи немцам.

Дикторы Комитета обороны повторяли успокиваю-щие призывы Сталина о том, что страна находится во временном мобилизационном периоде, что Германия с локон века недружелюбное государство к русским, что гитлеровский новый „Райх” вероломно напал на СССР и вторгся в пограничные районы, чем нарушил миролюбие советского правительства и, что Россия сегодня на-ходнтся в стадии оборонительной войны с Европейским националистическим фашизмом, но не с капитализмом, тзк как последний советскому государству пока не угрожает.

Мировой капитализм, о котором твердило советское правительство почти все годы своего владычества и в окружении которого СССР находился, на этот раз не упоминался.

Кремль тогда начинал заигрывать с Америкой и Англией, с целью заручиться их технической и материальной помощью.

Для спасения „коммунизма”, ЦК партии мобилизовало самый большой в мире корпус пропагандистов из числа политработников райкомов, горкомов, обкомов и крайкомов, который не переставая должен был повторять сталинские призывы: Вождь требует „чтобы все живое и мертвое, движимое и недвижимое мобилизовалось для фронта, чтобы все как один, от малого до великого взяли оружие, даже инвалиды и женщины, если нс в силах воевать на фронте, то пусть заменяют боеспособных в тылу у станка и плуга”.

В заключение таких призывов, как правило, следовали слова: .Да здраствует мудрый и любимый отец народов товарищ Сталин. Смерть фашистскому захватчику, с нами вождь, мы победим”.

Эта призывная волна нс утихала по всем тыловым и боевым дорогам. Советское радио старалось, больше чем сами речи политработников, отвлечь народы России от главного зла – коммунизма...

Этой лжи способствовала и агрессивная политика Адольфа Гитлера, который своим рассизмом, пренебрежением к русскому населению, зверствами над военнопленными и разбоем над мирным населением, в конде-кон-цов, заставил народи России все чаще браться за оружие и уходить в леса на партизанщину, а воинов советской армии крепче держать в руках винтовку против непрошенных захватчиков их земли.

* ф

Вожди Ленинской гвардии, с первых же дней своего прихода к власти, готовили свои вооруженные силы к войне с капиталистическим миром, для последнего решительного боя. И через 24-х летнее свое владычество, все еще не были готовы.

Советская власть, в первые же месяцы немецкого вторжения, отдала без боя большую часть Российской территории, оставив ее население на произвол гитлеровского разбоя и голод, так как во всех городах части НКВД и политработники неукоснительно исполняли приказ Сталина: „Сжигать и не оставлять врагу ничего”.

И свои отечественные красные фашисты уничтожали и сжигали: фабрики, заводы, пекарни, склады, аптеки, магазины, госпитали, мельницы элеваторы вместе с миллионами пудов запаса муки и зерна – обрекая население на вымирание.

Советские армии, иод неприятельским нажимом, оказались малосильными к сопротивлению и гибли под сплошным ураганным огнем немцев и попадали в плен.

Военные трофеи фашистов, в первые месяцы войны, для России были ужасны. Несколько миллионов пленных солдат и командиров; тысячи сбитых и захваченных самолетов, сотни тысяч бронемашин, артиллерии, неисчислимое количество пулеметов, винтовок и иного снаряжения.

Единственный боевой участок, 1941-42 гг., на котором гитлеровцы обожгли себе руки, был военно-морский флот на Черном море.

Морские, как и наземные войска тогда, не находились в боевой готовности. Эскадры Черноморского флота, в час начала войны были по приказу Верховного командования в открытом море, все еще в так называемом „учебном походе у берегов дрожащей Турции”.

И все-же, несмотря на свою разбросанность, морские силы, с первых же дней немецкого нападения, быстро переключились с мирных учений на боевые действия без особых затруднений.

Морская служба не наземная. Там царила своя строгая традиционная дисциплина. Там, матросы выпесто-вывались не по учебникам „истории партии ВКПб”, а по заветзм легендарных Нахимовцев, Цусимского боя. а позже защитников восставшего Кронштадта. Там не распевались гимны о „мудром н любимом Сталине”, а с палубы кораблей волны морские рззносили песню иную:

– „На верх вы, товарищи, все по местам...

Последний парад наступает!...

Врагу нс сдается наш храбрый „Варяг”...

Пощады никто не желает!...”

С этой песней Черноморцы защищали подступы к Одессе, Севастополю, весь Крымско-Кавказский район от вражеского воздушного дессаита.

Моряки в плен сдаваться не умели.

Гитлеровское командование предугадало и использовало растерянность верховной ставки Красной Армии, которую взялся возглавлять не компетентный в делах армии человек Сталин.

Моторозированные вражиские корпуса молниеносно докатились до Крымского полуострова и начали сходу форсировать заболоченные местности Сиваша.

Красное командование не учло одного, что идущие фашистские железные полки, это не „белогвардейская” конница несущаяся на врага с саблей в руке, а сплошная стальная махина, перед которой живая людская сила устоять нс в силах хотя бы и хотела.

Советская защита пролива ведущего в Сиваш, даже нс была занесена топографами на карту и была легко уязвима наступающим противником, который маршем обошел оголенные подходы прямо через Чонгарский мост.

Затея Гитлера, в самый короткий срок занять весь Крымский полуостров, как будто бы осуществлялась...

Нацистский генерал Машитейн, возглавлявший поход на Крым, заверил своего фюрера, что основные сухопутные силы Юга – Буденного и Мехлиса разбиты и, что поэтому, корабли Черноморского флота, без помощи наземных войск, не в состоянии будут защищать ни Керчь, ни Севастополь.

Сталин, видя слабость обороны по всему фронту, назначил командующим Юга, малоизвестного генерала Козлова и во всеуслышание предупредил:

„Если Крым не удержите, считаю всех изменниками".

Но и после этого приказа, советские полки отступившие в рукав Перекопа, не могли дальше удерживать наседающего на них врага. Советские дивизии не имели ни достаточного количества танков, ни боеприпасов, не говоря уже о самолетах... они были просто передавлены бронемашинами немцев на высохших болотах Сиваша.9)

Сивашскан бойня, в которой под гусеничными танками фашистов погибли тысячи, почти безоружных воинов России, еще один счет, который будет предъявлен Кремлевским властителям и я на нем нс останавливаюсь.

Город Керчь со своим историческим „Митридатом как и весь Крым, так-же оказался легкой добычей завоевателей.

Но сама крепость Черноморского флота осталась нерушима, хотя и имела вид одинокого воина-обороны.

Не ожидавший ни откуда и ни от кого помощи. Севастополь принял на себя всю тяжесть от наступавших вражеских войск и вместе с населением начал отчаянное сопротивление немцам.

Бои за овладение крепостью возрастали с каждым часом. Неприятель пустил в ход все средства своей пер-

воклассиой техники, чтобы опрокинуть в море гарнизон, но просчитался.

Перед ними стояли не солдаты в серых шинелях, а моряки нахимовцы в черных бушлатах, готовые до одного умереть за свой родной город.

Они, не страшась, что немецкое командование бросило на крепость свои лучшие людские и технические резервы, приняли осадное положение с моря, с суши и воздуха.

Сама же история обошла черноморцев, уделив их героике небольшую страничку во второй мировой войне.

В этой страничке не указаны даже кровавые пути моряков пройденные по Инкерману, Сапун Горе, по долине Черной речки, по Федюхиным высотам и по многим другим предместьям, осажденного Севастополя.

Неравная борьба с врагом началась вопреки стратегии верховного главнокомандующего Сталина, который не надеясь на Севастопольский гарнизон, оставил его без каких либо людских резервов.

Но сплоченность черноморцев показала, что никто другой как именно они, в 1942 году, в лютую зиму и к тому же голодную, дали понять всему миру, что для взбесившихся гитлеровцев под самыми стенами Севастополя, нашлась смирительная рубашка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю