Текст книги "Казацкие байки"

Автор книги: Игорь Срибный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Давным-давно, так давно, что я уж и не помню когда, я был священником в

этом малонаселенном краю. На много верст вокруг здесь не было никого, кроме меня, кто мог бы совершать церковные обряды. Поэтому жители Дикого поля вынуждены были приносить своих умерших сюда, зачастую находясь в пути по нескольку дней. Сперва я ревностно служил Богу и справно исполнял возложенные на меня церковные обязанности. Но со временем меня обуяли гордыня и корысть… Поскольку, я был один священник в этих местах, я понял, что могу извлекать прибыль из своего положения… Я пренебрег своим священным долгом. Грубо отказывая родным покойного, я вымогал у них подношения в виде еды, одежды, злата и серебра. За эти гнусные деяния Господь покарал меня, обратив после смерти в Упыря.

И с тех самых пор я вынужден питаться телами людей, умерших в этом краю.

Я пожирал каждого, и вчера вы видели меня за этим занятием…

Теперь же, Святой отец, я умоляю вас не отвергать моей просьбы:

прочтите молитву и помогите этим избавиться мне от того ужаса, в коем я пребываю бесконечно долго.

Высказавшись и облегчив душу, старец покорно опустился наземь пред Левком.

Пораженный до глубины души, бурсак, встав на колени, глубоко склонился в поклоне и зашептал «Отче наш». Трижды прочел он молитву, уйдя душою к Господу и отрешившись от земного, а когда поднял голову, увидел, что отшельник исчез. Исчезла и его обитель…

А себя Левко обнаружил стоящим на коленях в высокой траве возле древнего, вросшего в землю и покрытого мхом каменного креста, истертого временем и непогодой. На шероховатой, побитой ветрами поверхности каменного изваяния, еще можно было прочесть чудом сохранившиеся буквы, складывающиеся в слова «раб божий»…

Как Чуб и Калина невест искали

Жили как-то на Хортице два казака-побратима – Чуб и Калина. В славные походы ходили, добре воевали и ляха, и турка, и татарина крымского. Так в походах да битвах годы проходили. Однажды сели два казака на берегу Днепра и загоревали, щёки подперев.

– Ты чего зажурился, Чуб?

– А ты чего носа повесил, Калина?

– Да думаю я, брат Чуб, не пора ли в «гнездюки» податься? Ведь годы да раны возвышают душу казацкую, да вот тело не жалеют… Не дай Бог, помру от ран, кто мой род казацкий продолжит?

– Э-э, да ты, брат Калина, никак мои думки читаешь? Я ить о том же задумался! И что мы делать будем с тобою? Где жинок искать?

– Я знаю, где. На косе Долгой, что в Азов-море длинным языком уходит. Только там растёт тамариск, и только там девчата пахнут полынью приморской, кермеком и латуком. Давай, брат Чуб, туда поплывём!

На том и порешили. Пошли казаки к атаману, кинули шапки оземь и объявили о своём решении уйти из Сечи Запорожской.

Зажурился атаман, что такие добрые казаки уходят, только что ж, каждому казаку надо семя своё на земле оставить, чтобы во века грядущие не было переводу казацкому роду.

Два дня и три ночи плыли казаки на «чайке» до косы Долгой. Наконец, ранним утром третьего дня бросили якорь в бухте тихой да ласковой. Смотрят, сети кругом на кольях развешаны для просушки, рыбы на солнышке вялятся…

Тут встреч им старец вышел с бородою седой до пояса.

Поклонилися казаки старцу, и, чтобы не толочь воду в ступе, молвил Чуб:

– А что, батьку, слыхали мы промеж казаков в Сечи балачки такие, что здеся, на косе Долгой самые красивые девчата живут. Так ли это?

– Так и не так! – ответствовал старец. – Есть у меня две дочери – одна красавица писанная, а другая – как все. Не сказать, что дурнушка, но и не красавица. Пойдёмте в курень, там и поговорим, там и на девчат посмотрите!

Только увидали казаки девчат, тут же Калина и говорит своему другу:

– Всё, я нашёл своё счастье, остаюсь здесь и женюсь на дочери рыбака.

– Да, старшая дочь красавица, каких поискать, – зажевав ус, промолвил Чуб. – Ты сделал правильный выбор – женись. Только мне другая дочь не приглянулась!

– Так на ней-то я и женюсь! – сказал Калина.

– Да ты с глузду что ли спятил? Она же такая,… ну, как все!

– Я решил, братик! Остаюсь!

А надо тут сказать, панове, что у рыбаков на косе Долгой было принято давать за невесту выкуп. Хорошая невеста-красавица стоила десять золотых дукатов…

– Да я на невольничьем рынке в Кафе за десять золотых дукатов куплю себе двадцать красавиц! – узнав о выкупе, молвил Чуб.

Он долго не думал – поплыл дальше в поисках своего счастья, а жених пошёл свататься.

– Что ж, старче, я хочу взять замуж твою дочь и даю за неё десять дукатов!

– Одобряю твой выбор, – ответил старец. – Моя старшая дочь красавица, умница, и она стоит десяти дукатов. Я согласен.

– Нет, старче, я хочу жениться на твоей младшей дочери.

– Ты что, шутишь? – удивился старец. – Не видишь, она же такая… не очень.

– Но я хочу жениться именно на ней!

– Хорошо, казак, пусть будет по-твоему! Но как честный человек я не могу взять десять дукатов выкупа, она того не стоит. Я возьму за неё три серебряных талера.

– Э-э, нет, старче, она стоит десять золотых дукатов, и даже больше, и я хочу заплатить именно эту сумму выкупа.

– Воля твоя, козаче!

Скоро и свадьбу сыграли. И увёз Калина свою супругу на Хортицу, где в зимовнике построили ему казаки хатку ладную с банькой, с яслями для птицы да с загоном для скота.

Прошло несколько лет, и воротился на Хортицу друг Чуб, так и не нашедший себе супругу. Решил навестить он старого товарища и узнать, как у него жизнь сложилась с дочерью рыбака. Идёт он улице, со знакомыми казаками раскланивается, а навстречу ему вдруг! женщина неземной красоты. Он чуть было дар речи не потерял, завидев красоту такую! Он её спросил, как найти его друга Калину. Она показала. Приходит и видит: сидит его друг, корзину плетёт, а вокруг детишки бегают.

– Как живёшь, брат Калина?! – воскликнул Чуб.

– Хорошо живу, брат, Чуб! – ответил Калина, обнимая побратима. – Сыт, одет, обут, женою да детишками обласкан!

Тут входит та самая красавица, от вида которой у Чуба давеча едва ноги не подкосились… Да на подносе угощенье несёт казакам.

– Вот, познакомься, брат Чуб! Это моя жена Наталка.

– Как? Ты что женился ещё раз?

– Нет, это всё та же женщина, что ты видел на косе Долгой.

– Что за колдовство? Как же это произошло, что она так изменилась?

– А ты спроси у неё сам.

Поклонился Чуб женщине в пояс и спрашивает:

– Прости уж казака за бестактность, красавица, но я помню, какая ты была. Что же должно было случиться, что ты стала столь прекрасной?

– Просто, когда мой супруг сватал меня, я поняла, что стою десяти золотых дукатов… И даже больше…

Три старухи

– Расскажу-ка я вам, шановнии добродии, одну старую гишторию – немало поучительную и на сей день.

В одном зимовнике, я уж и не вспомню в каком, жила себе женщина, и был у нее единственный сын. Жили они в хатенке-завалюшке и терпели большую нужду. Часто случалось так, что не было у них даже куска хлеба.

Вот казачку исполнилось двенадцать лет, и отдала его мать в услужение на господский двор далеко-далеко от дома. Стал мальчик пасти коров и овец. Прошел год, и получил мальчик за работу один серебряный талер, столько же он получил

за второй год работы, да и за третий вышло не больше. Взял он тогда весь свой заработок за три года, попрощался под Рождество с хозяевами и отправился домой…

Вдруг, откуда ни возьмись, идет ему навстречу старуха. Остановила она казачка, да и говорит:

– Хлопчик, помоги старушке, не дай умереть с голоду! Подай мне одну монетку!

– Возьмите, бабушка, дай вам Бог жизни долгой! – ответил мальчик и протянул ей один талер.

Поблагодарила его старуха и пропала. Осталось теперь у казачка только два талера.

Шел он, шел, да вдруг опять старуха ему навстречу. Еще более древняя, да годами немалыми согбенная.

– Эх, хлопчик, – сказала старуха. – Вижу, радостный идешь домой, матери подарок к Рождеству несешь. А я вот уж третий день во рту маковой росинки не держала. Дай мне одну монетку!

– Что ж, вам она, пожалуй, нужней! – сказал мальчик и протянул ей один талер. – Пусть хранит вас Господь, бабушка!

Поблагодарила его старуха и пропала. Теперь осталась у казачка только одна монетка. Но он все равно не унывал, думая, что и одного талера им с матерью хватит, чтоб прокормиться какое-то время.

Шел он, шел, да вдруг опять навстречу ему старуха. Да такая древняя, что уже еле идет, на клюку опираясь.

Остановила она казачка, да и говорит:

– А не подашь ли ты мне, хлопчик, одну монетку! Ибо так я хочу есть, что уж ноги не держат!

– Отчего ж не подать? – ответил казачок и протянул ей свой последний талер. – Идите с Богом, бабушка!

Поблагодарила его старуха и пропала.

Понял казачок, что ни одной монетки у него не осталось, сел на

камень и горько заплакал. Вспомнил он, как тяжко работал три долгих года, как часто рвал одежду, когда пас скот в лесу да в горах. А теперь вот даже ниток не на что ему купить, чтобы дырки на штанах да на кожушке стареньком залатать. Но только и старушкам не мог он отказать, видя их старость почтенную, да нужду великую…

– Ох, и попадет же мне от матушки, – промолвил мальчик, утирая горькие слезы. – Хорошую трепку она мне задаст…

И вдруг чей-то голос спрашивает:

– Почему ты так горько плачешь, казаче?

Поднял он голову и увидел маленькую, сгорбленную старушку.

– Как же мне не плакать, – ответил хлопчик. – Три года пас я скот и получил за работу всего три талера. Но встретились мне на пути три старушки, которые в великой нужде пребывали, и отдал я им все свои сбережения. И домой к матери я явлюся на Рождество с пустыми руками.

– Не плачь, хлопчик, – сказала старушка. – Это ведь мне ты отдал свои монетки и в первый, и во второй, и в третий раз.

Не поверил казачок и сказал:

– Этого не может быть! Я же видел, что отдаю монетки трем разным старушкам!

– Это так и было, Тарасик, – заверила его старушка. – И за каждую твою монетку я исполню одно твое желание. Ну, чего бы тебе хотелось?

– Вот спасибо, так спасибо, – засмеялся мальчик. – Если вы, бабушка, даже имя мое знаете, значит, говорите правду, и я больше не буду плакать. Так, чего же мне пожелать? Хочу я, бабушка, получить такой гаманок, в котором никогда бы не переводились деньги. Потом, хочется мне иметь такую скрипку, чтоб, как только я заиграю на ней, все бы в пляс пускались. Ну, и хочу я получить ружье, которое всегда бьет в цель.

– Ну что ж, это ты неплохо придумал, – сказала старушка. – И раз ты

отдал мне все, что заработал за три года, я исполню твои желания!

И в тот же миг в кармане у мальчика очутился кошелек, через плечо

висело ружье, а в руках он держал скрипку.

– Большое спасибо, – сказал Тарасик и низко поклонился старухе. – Теперь-то уж матушка меня ругать не станет!

Попрощался он со старушкой и быстро зашагал по дороге. А старушка

посмотрела ему вслед и исчезла, словно растаяла.

Пришел мальчик домой, рассказал матери обо всем, что с ним

приключилось, и показал старушкины подарки.

– От ружья и скрипки какая польза? – сказала мать. – А вот кошелек,

может, на что и сгодится! Дай-ка я посмотрю, нет ли в нем монетки? Сходила бы я тогда в город Орехов да купила бы каравай хлеба и кувшинчик молока на ужин.

– Каравай хлеба да кувшинчик молока?! – засмеялся Тарас. – Маловато

что-то! Лучше купи меру муки да два пуда сала, вот тогда будет нам, чем подкрепиться.

– Ох, ты и простофиля, Тарасик! – покачала головой мать. – Хорошо, если на каравай хлеба да кувшин молока хватит. Ну-ка, давай гаманок!

– Подставляй передник, матушка! – весело закричал Тарас, развязывая тесемку гаманка.

Тарас тряхнул гаманок, и в передник так и посыпались серебряные

талеры.

– Остановись! – закричала мать, когда передник наполнился доверху. – Оставь немного на другой раз!

– Иди, матушка, в город и купи все то, что сочтешь нужным, – сказал Тарас. – Да домой возвращайся в повозке с влошадью.

Завязала матушка передник и пустилась в путь. Купила она меру муки да два пуда сала, а денег вроде бы и не убавилось. Пошла она тогда по лавкам бродить да на разный товар глядеть, а как понравится ей что, запустит руку в передник, горсть серебряных монет вытащит и покупает.

Ну, люди, само собой, приметили это, стали глазеть на нее да

перешептываться.

– Что это случилось с Марией? Неужто ж эти деньги достались ей

честным путем?

Посоветовались да пошли в атаманское правление. Атаман, конечно, сразу решил, что Мария кого-то ограбила. Ибо, где ей взять столь великие деньги?! Надел он саблю, шапку баранью, натянул блестящие чоботы, кликнул стражу и отправился на рынок.

А Мария все по лавкам ходит, товар разглядывает.

– Ну-ка, Мария, шагай за мной! – грозно закричал атаман.

Запричитала женщина, говорит, что ничего плохого не сделала, мол,

сын дал ей деньги. Да все напрасно.

– Не плети мне здеся небылицы, – сказал атаман. – Лучше признайся! А то посажу тебя в холодную на хлеб и воду!

Как ни плакала Мария, как ни уверяла, что она невиновна, ничего не помогло. Схватила ее стража и потащила к атаманскому правлению. Посадили ее там в

маленькую каморку, и атаман самолично запер дверь на засов. И велел он всем жителям города явиться на дознание.

Скоро двор правления был набит битком. Кому во дворе места не хватило, столпились на улице. Вот атаман и говорит:

– Пусть выйдет вперед тот, кого сегодня обокрали. Мы вернем ему деньги, а вора накажем.

А только никто вперед не выходит. Лицо у атамана все красное стало, люди друг на друга поглядывают. Да только оказалось, что ни у кого ничего не пропало, так что и обвинять Марию в краже было некому. Вот только откуда она взяла столько денег, никто понять не мог.

А Тарас тем временем все мать поджидает. Он уж проголодаться

успел, а ее все нет и нет. Взял он тогда скрипку да сам в город отправился. Приходит и видит – что такое? – на улицах народу никого, только из атаманского правления шум доносится. Пошел Тарас туда, смело в дом вошел.

Видит он – мать его на деревянной скамье сидит, а перед ней атаман

стоит, на ухо чуб свой закручивает.

– Разве моя матушка сделала что-нибудь плохое, батьку-атаман? – спросил мальчик. – Почему ты держишь ее здесь?

– У нее так много новых серебряных монет, – ответил атаман. – Но я

ничего не понимаю – оказывается, ни у кого ничего не пропало!

– Ты, может, думаешь, что моя мать украла эти деньги? Сейчас я тебе докажу, что ты ошибаешься. Ну-ка, подставляй шапку!

Протянул атаман шапку, и Тарасик тряхнул гаманком. А из него

серебряные монеты так и посыпались, доверху наполнив атаманскую шапку.

– Вот так диво! – сказал атаман. – А не дозволишь ли ты, Тарасик, эти деньги промеж бедных семей разделить, чтоб всем поровну досталось, и большим и маленьким?! А твою матушку я отпускаю с миром.

– То твое право, батьку-атаман! – сказал Тарас, оборотясь к народу, что во дворе толпился. – Ну, а раз уж вас здесь так много собралось, может, потанцевать хотите?

– А ты умеешь играть? – закричали парни и девушки.

– Умею, умею, – ответил Тарас. Взмахнул он смычком и такого веселого гопака выдал, что не только люди, а и столы, и стулья, и все, что было в комнате, пустилось в пляс.

Час выплясывали, два, пока падать на снег не стали один за другим. Решил Тарас, что с них довольно, и перестал играть.

– А теперь отдайте моей матушке все, что она купила, – сказал мальчик. – На сегодня с вас хватит.

Ну, а атаману, понятно, да и всем остальным, только бы побыстрее от Тараса и его матери отделаться, кинулись помогать. Кто покупки Марьины разыскивает, кто за лошадью пошел, кто повозку прикатил. Вернулись мать с сыном на своей повозке:

а мешок муки и два пуда сала при них – плохо ли?

Однажды рано утром отправился Тарас в лес. Гуляет он себе по лесу и вдруг видит – на верхушке сосны тетерев сидит. «Вот и испытаю я мое ружье», – подумал мальчик. – «Поглядим, не обманула ли меня старушка».

Вскинул он ружье, в другую сторону направил и нажал курок. Раздался выстрел, и тетерев камнем упал с сосны прямо в кусты терновника. А как раз в это время ехал через лес верхом на коне ксендз, в костел направлялся.

– Ах ты, проклятый вор! Ты почему без спросу тут охотишься? – закричал ксендз. – И в кого это ты стрелял?

– Да в тетерева, – ответил Тарас. – Он сидел на сосне и дразнил меня. А теперь он там, в кустах терновника. Хочешь, возьми, пан ксендз… Мне тетерев ни к чему. Только вот разговаривать ты мог бы и повежливей.

– Да ты еще и дерзить мне смеешь! – рассердился ксендз. – Ну, болтаться тебе в петле! Погоди только – сперва я тетерева достану, а то улетит, пожалуй.

Очень любил ксендз жаркое из тетерева, да еще и на дармовщинку! У него даже слюнки потекли при мысли о таком обеде. Слез ксендз с коня, привязал его к березе, а сам к кустам подобрался. Протянул руку и схватил тетерева за крыло.

Но в этот миг взмахнул Тарас смычком и заиграл. И начал ксендз прыгать да скакать по кустам, а тетерева не выпускает. Полетели перья, ряса у ксендза

в клочки разорвалась, а сам он от страха дурным голосом кричит. Лошадь у дерева тоже пляшет. Порвала она, наконец, узду и ускакала.

– Видишь, как невинных людей ворами обзывать, – сказал Тарас и еще усерднее заиграл.

– Остановись, остановись! Я больше не буду! – взмолился ксендз. – Никогда в жизни!

– Ну вот, теперь ты говоришь так, как тебе и подобает, святой отец! – ответил Тарас. – А еще пообещай, что не будешь мне мстить за свою пляску.

– Обещаю, обещаю! – пропыхтел ксендз, вовсе и не думая исполнять свое обещание. – Я буду любить тебя, как родного сына, только перестань играть!

Опустил Тарас смычок, а ксендз как припустил бежать – только его и

видели. Но хоть и торопился, а про тетерева не забыл.

Отлежался ксендз после плясок да и пошел жаловаться к князю Мазовецкому. Ведь не дело святому отцу с такими делами разбираться.

Наплел ксендз, что казак в княжеском лесу охотился, тетеревов стрелял.

Разгневался князь, велел схватить Тараса и повесить. Привели его на княжеский двор, а там народу уже полным-полно. Князь с княгиней на широкой лавке восседают, а между ними княжна. Лишь она была очень печальна – только ей одной было жаль Тарасика.

Ксендз рядом с лавкой стоял, руки от удовольствия потирал. Наконец-то он будет отомщен.

Князь дал знак начинать, и повели казачка на виселицу. Вдруг

повернулся он к княжеской чете и вежливо поклонился.

– Всесильный князьь! – сказал Тарасик. – Знаю я, что существует обычай исполнять последнее желание тех, кому скоро на шею веревку накинут. У меня тоже есть одно маленькое желание. Если вы исполните его, я умру спокойно.

– Будь по-твоему, – ответил князь Мазовецкий. – Обещаю исполнить твое желание.

– Многие держат речь перед народом, прежде чем повиснуть в петле, – сказал Тарас. – Я не умею говорить, ведь я живу на свете только шестнадцатый год. И потому мне хотелось бы в последний раз сыграть на моей скрипке. Была она мне верным другом и много радостных минут доставила. Позволь мне, князь, с ней попрощаться.

– Не позволяйте! – заорал ксендз, хватая князя за рукав. – Не позволяйте ему играть! Не исполняйте его желания!

Князь вырвал рукав из цепких пальцев ксендза и, нахмурившись,

строго посмотрел на священника.

– Я не спорил, когда ты захотел наказать казачка, – сказал он. – Так оно и будет, как я решил. Но нужно во всем знать меру. Не хватало еще, чтобы ему отказали в таком пустяковом предсмертном желании. Это было бы несправедливо и бесчеловечно!

Затрясся ксендз от страха и сказал:

– Тогда, о, светлейший, велите привязать меня вон к той сосне.

Довольно уж я наслушался его скрипки!

– С удовольствием, – кивнул князь и дал знак придворным.

Привязали ксендза к сосне крепкими веревками, а Тарасику дали в руки его скрипку. Он взмахнул смычком и заиграл краковяк.

И тут же все пустились в пляс. Завертелись князь с княгиней, закружилась прекрасная княжна, прыгали придворные, плясал весь народ.

А ксендзу хуже всех пришлось. Елозил он вверх и вниз по сосне, как сухая бычья шкура.

– Если ты сию же минуту не перестанешь, – закричал князь, выделывая ногами замысловатые кренделя, – я велю тебя тотчас повесить?

– Меня и так повесят, – ответил Тарасик, – но сперва я со своей

скрипкой попрощаюсь.

– Я тебя помилую, только опусти смычок!

– Вот это уже другое дело, – сказал Тарас. – Да только этого мне мало! Я, пожалуй, еще немного поиграю. А потом вешайте меня на здоровье, если сумеете!

– Скажи, чего ты еще хочешь? – пропыхтел князь, прыгая с пятки на

носок. – Ты получишь все, что пожелаешь!

– Большое спасибо, – сказал Тарасик и поклонился. – Тогда прошу я

княжну в жены!

– Она уже обещана принцу! – закричал князь и сделал несколько пируэтов. – Если я нарушу слово, король на меня войной пойдет. Что тогда делать?

– Об этом не беспокойтесь, – ответил Тарас. – С ним-то мы уж

как-нибудь поладим, клянусь моей скрипкой!

– Делай, как знаешь, – проговорил князь. – Я на все согласен, только перестань играть.

И Тарас пошел во дворец и там обручился с принцессой. И надо сказать вам, панове, что от ее печали и следа не осталось.

Узнал обо всем этом круль Речи Посполитой, собрал большое войско да двинулся в поход. Да больно умен был круль… Вышел навстречу войску один казачок со скрипкой, и король сразу сообразил, что все его войско сей же час пустится в пляс, пока все жолнеры и гусары не упадут бездыханными. И повернул войско назад…

Тут сразу и свадьбу сыграли. Умный зять князю достался, а княжне

хороший, заботливый муж, и была поэтому в княжестве большая радость.

Мария тоже на свадьбе веселилась и за сына радовалась. А только жить во дворце отказалась.

– Никогда не покину я свою печку да старую кровать! – сказала она сыну.

Не стал Тарас перечить матери – ведь он был хорошим сыном. Да только на следующее утро проснувшись, обнаружила Мария печку и кровать на прежнем месте, а вокруг них новые стены и новый пол, да и крыша медью сверкала….

– Вот, значит, шановное панство, как оно бывает, когда последним делишься, а пускай даже, и с человеком, совсем тебе незнакомым. Уж так оно в жизни устроено, что кто много отдает, тому много и дадено бывает…