Текст книги "Город Тьмы и Дождя (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Я объективно заявляю и могу обосновать в любой форме, что все не-технические познания 'гостя' сформированы и адаптированы совершенно иной социально-экономико-культурной моделью организации планетарного сообщества, которая не имела и не будет иметь аналогов у нас. А его квалификация в технических вопросах равняется нолю. Пришелец не знает, как устроены его так называемые 'гаджеты' и не понимает принципа их работы даже на уровне самых общих представлений. Он может лишь совершать определенные директивные действия, каждый раз выбирая из фиксированного списка возможностей, заранее зная точный результат. Этот алгоритм в состоянии повторить самый скудоумный граф или лабораторная обезьяна-клоник, а после некоторой дрессировки – я надеюсь, хотя не могу дать полную гарантию – даже среднестатистический работник пятого отдела.

Поэтому несмотря на то, что 'гаджеты' находятся в плачевном состоянии и необратимо повреждены электромагнитным импульсом, их прежний владелец не имеет и не будет иметь никакой практической ценности для 'Правителя'. Далее вы можете поступить тремя способами.

Первый – запереть 'гостя' в боксе длительного содержания. Учитывая вышесказанное, это равнозначно пожизненному заключению, что весьма затратно и нерационально.

Второй – приспособить его к какой-либо несложной деятельности в закрытой зоне под тщательным присмотром. Пусть отрабатывает расходы на содержание, хотя учитывая стоимость цереброскопирования ему понадобится как минимум две жизни для полного погашения всех долгов.

Третий – уничтожить и утилизировать, как рядовой лабораторный материал, исчерпавший свою ценность.

Мне безразлично, какой выбор вы примете, впрочем, простая логика диктует последовательность 'предложить п.2, при отказе или непонимании перейти к п.3'. Этим письмом я считаю вопрос для себя закрытым и возвращаюсь к работе над ЭВМ пришельца.'

Глава 4

Постников ходил по палате и пытался унять дрожь в руках, поминутно одергивая не по размеру свободную пижаму. Он нервничал и с каждой минутой – все сильнее. Раз за разом пациент прокручивал в голове недавний разговор с коричневым бюрократом.

'Почему я отказался?'

Если разложить мотивацию Постникова по пунктам, то все получалось логично и вполне адекватно. Не стоит хвататься за первое же предложение, в особенности если ты не знаешь всех обстоятельств. Нельзя принимать какие-либо обязательства без ясного понимания перспектив и возможностей. И совершенно недопустимо подписывать какие-либо документы, составленные по непонятным нормам. В особенности если вместо нормальной росписи здесь достаточно приложить к бумаге палец – сразу вспоминались индейцы, сходным образом продававшие бледнолицым браза целые штаты и полустрова.

Лучший способ не быть обманутым – не брать в руки карты. Не играй с шулерами по их правилам. А то, что непонятный 'Правитель' отнюдь не считал Постникова другом – было очевидно при одном взгляде на палату-камеру. Ценным имуществом и подопытным – наверняка, но не более того. Соответственно вряд ли предложение работы учитывало выгоду самого работника и было лучшим из возможных.

Поэтому Алексей считал, что все сделал правильно – отклонил странное и малопонятное предложение, рассчитывая прояснить ситуацию, узнать больше о местных обычаях, а потом уже принимать окончательные решения с последствиями. Все было правильно и оставляло возможность для торговли и переговоров.

Только вот результат нравился Постникову все меньше и меньше.

Услышав ответ пациента с кратким разъяснением – почему вербуемый работник поступает именно так, а не иначе – кадровик впал в форменный ступор. Алексей не считал себя знатоком психологии, но мог бы поклясться, что у бюрократа случился форменный 'разрыв шаблона', не первый, но самый мощный за недолгий разговор. Похоже, трудовые отношения в этом загадочном мире строились на каких-то иных принципах, и в особых случаях не предусматривали отказа. Надо полагать, сейчас имел место как раз такой момент, когда от Постникова ожидалось немедленное согласие и более ничего. Кадровик с минуту или чуть большое взирал на Алексея, шевеля нижней челюстью, с видом вытащенной из воды рыбы. В глазах коричневого дядьки отчетливо читалось недоумение, переходящее в разочарование. Наверное, так мог бы смотреть святой, раздавший святыни псам, и метнувший весь наличный жемчуг свиньям. А затем кадровик закрыл папку, старательно завязал веревочку, скреплявшую листы обложки. Собрал 'стул' в зонтикообразную конструкцию, причем Постников опять не успел понять, как именно произошло преобразование. И ... ушел. Просто ушел, молча, лишь бросая на собеседника косые взгляды. Словно хотел на всю жизнь запомнить удивительного человека, поправшего какие-то очень важные принципы и условности.

Дверь за ним беззвучно закрылась, не оставив видимых швов, исчезнув в монолитной стене. Еще через минуту померк и застыл слепым пятном телеэкран, впервые за все время заключения Алексея. Выяснилось, что в нерабочем состоянии местный 'телевизор' угольно-черный, без бликов, словно поглощающий весь свет. На фоне белых стен это выглядело довольно страшновато – длинный черный прямоугольник, похожий на разрыв между мирами, портал в мрачную бесконечность.

Сколько времени минуло после окончания разговора – Постников не знал. Казалось, бессчетные часы он вышагивал по чуть пружинящему полу, стараясь угадать будущее. При этом узник впадал то в мрачный пессимизм, то в нездорово-жизнерадостный оптимизм. Впрочем, с последним было сложнее. Отвергнутая альтернатива, разумеется, в полном соответствии с наукой психологией, теперь казалась более выгодной, нежели сделанный выбор. Впереди ждала полная неизвестность – то ли пауза перед окончательным решением, то ли напряженность, искусно нагнетаемая невидимыми кукловодами.

'Может быть признать ошибки и попробовать все отыграть назад?'

Постников добросовестно обдумал эту мысль. Камера, то есть палата, наверняка просматривалась и прослушивалась. И если пасть на колени, повиниться и начать вымаливать прощение, то быть может удастся все исправить?.. С каждой минутой идея казалась все более привлекательной, слова сами собой складывались в гладкие, просительные фразы, готовые сорваться с уст. Голову начало ощутимо покалывать, в темени понемногу, 'на мягких лапах' разливалось ощущение горячей тяжести – предвестник головной боли. Пилюль не было...

Алексей сбился с шага, сел прямо на пол и обхватил затылок, чувствуя тепло живой руки и твердую прохладу протеза. Остатки самоуважения буквально вопияли, что коли уж принял решение, линию надо гнуть до конца. Но страх перед неизвестностью... он разъедал душу, словно кислота. Сомнения – не сделал ли пациент поневоле самую большую ошибку в жизни – выматывали, как работа 'самопалом', на самодельной обвязке.

В тот момент, когда Постников уже был готов заорать в голос, просто, чтобы выкричать обуревавшие его чувства – что-то щелкнуло, и стена раздалась в стороны, открываясь двумя подвижными панелями. На этот раз Алексей отчетливо видел темный коридор в проеме, подсвеченном тусклыми красноватыми лампочками. И две мрачные фигуры, замершие на условном пороге – незримой черте, отделявшей палату от внешнего мира.

– Собирайся, дефективный, – неприветливо вымолвила одна из фигур, делая резкое движение рукой. Рядом с Постниковым упал ворох одежды, похожей на мятый и перекрученный комбинезон из грубой, очень сильно застиранной ткани.

– Пижаму скинуть, это надеть, – приказал второй пришелец, другим голосом, но тем же тоном – скучающе требовательным, с явственной ноткой угрозы.

– Отдохнул, и будет.

Кто из них сказал третью фразу, Алексей не понял, в ушах зашумело. А здоровая рука сама собой легла на живот – внутренности свело судорогой, будто желудок протягивали через пресс.

– Давай быстрее, нам тебя еще везти и везти, – строго поторопил первый. И, словно иллюстрируя его приказ, светящийся потолок палаты начал тихо меркнуть. Не слишком быстро, но достаточно ощутимо.

Алексей сжал в кулак левую руку, пытаясь унять дрожь в пальцах, и протянул правую, железную, к брошенному тряпью.

За минувшее время Постников успел возненавидеть свою медицинскую камеру. Теперь же он ничего так не желал, как вернуться туда и задержаться как можно дольше. Тепло, спокойно, можно любоваться на всевозможные виды живой природы... Увы, похоже, возвращение не предусматривалось. Дышалось тяжело, стоптанные ботинки без шнурков, прилагавшиеся к одежде, стягивали ноги, будто Алексея подковали. Хотя, возможно, он просто отвык от обуви. Сама одежда представляла собой старый комбинезон с обилием хлястиков и петель – вероятно когда-то к нему крепилось много разной всячины. Теперь же весь 'обвес' сняли, к тому же чья-то кривая рука разрезала комбез пополам, превратив его в мешковатые штаны и плотную куртку, скрепленные между собой тремя большими пуговицами. Путаясь в тряпье, Алексей снова ощутил себя персонажем и жертвой затянувшегося наркотического трипа, в котором смешались путешествие между мирами и кондовая бюрократия, высокотехнологичные протезы и рванье, годное разве что разнорабочему.

Его вели долго, какими-то техническими переходами, тоннелями и коридорами. Пару раз пересаживались в транспорт, схожий с открытыми электровагонетками, которые с грохотом и лязгом катились по утопленным в бетонный пол рельсам. На протяжении всего пути сопровождающие, точнее конвоиры, молчали, изредка подталкивая узника вперед. Похожие, как близнецы, они были одеты в униформу болотно-зеленого цвета, без всяких нашивок 'security', столь любимых охраной на памяти Постникова. Только на правом нагрудном кармане слабо светился отраженным цветом значок-кокарда, похожий одновременно и на французский 'флер-де-ли', и на корону. Маленькие кепки с очень короткими козырьками торчали почти на макушках одинаково бритых голов, а за правым ухом у каждого 'близнеца' серела металлическая нашлепка, похожая на гвоздь, вбитый в череп по самую шляпку.

'Правитель' – вспомнилось Алексею при очередном косом взгляде на значки конвоиров.

– Шагай, – сумрачно приказал один из них, тот, что был чуть повыше, в очередной раз толкая Постникова.

Алексей глянул, нет ли у спутников часов, чтобы хоть как-то привязаться во времени. Но часов у них не обнаружилось, были только широкие сегментированные браслеты, похожие на миниатюрные танковые гусеницы вокруг левого запястья. Время от времени браслеты вспыхивали слабым отсветом, синим или – реже – зеленым. Постников отметил, что это происходило при пересечении незаметных на первый взгляд желтых отметок на стенах в виде косых штрихованных полос. Видимо, срабатывала какая-то система опознавания.

Троица пересела в маленький поезд из пяти вагончиков, куда более удобных, чем вагонетки – здесь была крыша и несколько сидений. В поезде им впервые встретился настоящий живой человек, и Постников жадно уставился на него, ловя малейшие детали. Однако пожилой мужичок, присевший на самом краешке цельнометаллического стула, ничем особым не выделялся. Классический мастер-коммунальщик в годах, скорее всего электрик, судя по снаряжению в потертой и расстегнутой сумке. Мужичок с некоторой нервозностью смотрел на болотно-зеленых конвоиров и напрочь игнорировал Постникова, как предмет интерьера. Он вышел на первой же остановке, с видимым усилием подхватив сумку.

На второй остановке Алексей попытался сбежать, рассудив, что дальше его явно не ждет ничего хорошего. Это был скорее акт безысходности, потому что узник трезво понимал – далеко равно не скрыться, особенно если угадал с браслетами и системой пропуска. Но он не мог просто ждать, тем более, что ситуация все больше напоминала транспортировку жертвенной скотинки. Подгадав момент, он толкнул правого охранника и попытался выскочить из едва тронувшегося вагончика, рассчитывая выгадать несколько мгновений форы.

Только теперь, в момент безнадежной попытки, Алексей понял, как сильно ослаб на местных 'харчах'. В палате это не ощущалось, сейчас же буквально от двух резких движений под ребром кольнуло, а дыхание перехватило. Впрочем, он все равно успел бы не выскочить, так хотя бы свалиться наружу – если бы не молниеносная реакция сразу обоих конвоиров. Они как будто и в самом деле были единым целом, настолько быстро и слаженно перехватили неудачливого беглеца. Постникова даже не побили особо, только один раз приложили в спину, чуть выше почек, и оставили корчиться от боли на металлическом ребристом полу. До следующей, последней остановки. А дальше его уже не столько конвоировали, сколько тащили в ускоренном темпе, не заботясь о том, в состоянии ли узник поддерживать необходимый темп.

Дорога закончилась так же резко и неожиданно, как началась. Сопровождаемый резким и очень болезненным пинком Постников кубарем пролетел через очередной проем в широкой железной раме, покрытой облезлой краской. Узник мешком повалился на холодную твердую поверхность, содрав о бетон клочок кожи со скулы. 'Близнецы' остались по ту сторону желтой рамы, а это значило, что куда бы они ни вели его, это место именно здесь.

– Вали, дефа, – все так же мрачно сказал один из 'братьев'.

Алексей, сжался в комок, подтянул ноги к груди и закрыл голову руками в тоскливой обреченности. Сил не оставалось даже на то, чтобы попробовать возмутиться или вымолить пощаду.

Весь мир сузился до нескольких ощущений. Холод серого бетона, боль ссадины, противная мелкая дрожь в обессиленных руках. И чувство бессмысленной, отвратительной апатии. Это было хуже всего, особенно после всех надежд и эмоций – раздвоение сознания, как будто в голове у Алексея поселилось сразу два человека. Один вопил от ужаса, требуя сделать хоть что-то, бороться за жизнь, пытаться сбежать. Второй же склонился перед неизбежным, наслаждаясь болезненной, извращенной мыслью – 'наконец-то все закончится'.

Что-то глухо шмякнулось рядом с Постниковым.

– Шагай отсюда, пока автоматик не проснулся, – напутствовал 'близнец', непонятно, который из двух.

Дверь закрылась, лязгнув, как нож гильотины, только не упала сверху, а выдвинулась из бокового паза. Щелкнули невидимые запоры, и путешествие по индустриальным катакомбам закончилось.

Постников немного полежал, вообще ни о чем не думая. Рука и ноги не то, чтобы не слушались – он их вообще не чувствовал. Лицо дернулось в мелком тике, а затем Алексей неожиданно разрыдался, выплескивая напряжение и страх. Он лежал на холодном бетоне и плакал, радуясь тому, что просто жив – здесь и сейчас.

Первой более-менее осознанной мыслью оказалось понимание того, что конвоир скорее всего не приказывал кому-то 'валить дефа', а посоветовал – 'вали, дефа'. И этот загадочный 'дефа' есть скорее всего сокращение от 'дефективного', так его, Алексея, обозвали чуть раньше. То есть, можно сказать, он уже знает два местных ругательства.

Кое-как человек поднялся на четвереньки, руки уже пришли в норму, ноги все еще дрожали, как студень. Рядом, почти незаметный на фоне пола, лежал мятый серый конверт. Видимо это его бросили вдогонку, шмякнув о бетон. Постников машинально подобрал конверт и сунул в один из карманов 'куртки'. Затем огляделся.

Его выкинули в ... гараж, наверное. Да, больше всего это походило на обычный подземный гараж, довольно большой, размеченный полосами синего, желтого и красного цвета. Шлагбаумы, высокий потолок, поддерживаемый колоннами прямоугольного сечения. Помещение было почти пусто, лишь в дальнем углу стояли в ряд пять или шесть легковых машин. Из-за слабого освещения Постников не мог рассмотреть деталей, но силуэты сразу бросались в глаза – стреловидные, хищно-скоростные, однако без привычных округлых, обтекаемых форм. Низкие, приземистые корпуса будто собрали из многих призм с явно очерченными углами.

Алексей окончательно поднялся на ноги и шагнул в сторону от закрытой двери. Куда идти дальше?.. Скорее всего, следовало подняться по пандусу вверх, туда, где за поворотом выезда угадывался солнечный свет.

'Пойдем, Олеша, нам здесь не рады', – подумал Постников и нервно усмехнулся.

Один шаг, другой... На третьем буквально в ухо ударил резкий механический звук, но в первое мгновение бывший узник этого не понял, потому что одновременно со звуком в глаз ему будто воткнули раскаленную иглу – от зрачка до затылка. Причем болью отозвался именно протез. С рычанием Алексей упал на колени, обхватив голову руками. Перед глазами все двоилось и шло рябью, на этом мутном фоне пробежали неожиданно четкие зеленые буквы, сплошной чередой. Совсем как в фильмах про роботов с их печатными директивами.

'лцз.отозв.бесп-ржм/ лцз.отозв.бесп-ржм/ лцз.отозв.бесп-ржм/ лцз.отозв.бесп-ржм/...'

Буквы исчезли так же внезапно, как и появились, и после еще одного приступа боли, впрочем, более слабого, Алексей обнаружил, что видит все окружающее в дикой, сюрреалистической смеси цветного и серого. Похоже, камера в глазном протезе переключилась на черно-белый режим, и теперь мозг старался как-то адаптироваться к сигналам зрительных нервов.

А затем механический звук повторился.

– Вы покинули зону действия временного вирт-пропуска. Ваш временный пропуск аннулирован и отозван. Пожалуйста, покиньте охраняемую территорию в течение минуты. Вы покинули зону действия временного вирт-пропуска...

Искусственный голос повторял одни и те же фразы по кругу. Он не особо походил на записи, привычные Постникову, но Алексей не смог бы в точности указать – в чем же отличия. Иной тембр, совокупность звучания... создавалось впечатление, что это не записанная речь, обработанная цифровым образом. Так действительно мог бы говорить робот, обрети он возможность эволюции голосового аппарата.

Из глубокой тени выступила конструкция – назвать по-иному это самодвижущееся сооружение Постников никак не смог бы. Тумба высотой примерно по грудь человеку шагала на четырех 'ногах', чуть раскачиваясь при каждом движении. На бело-красном корпусе выступал ряд блоков прямоугольной формы, похожих на сигаретные пачки с миниатюрными радиаторными решетками, Сооружение могло показаться несуразным и собранным из деталей с компьютерной свалки, если бы не маленькая башенка на вершине, вращающаяся независимо от корпуса. Это сооружение посверкивало квадрокуляром оптических линз, справа от которых выступал раструб очень неприятного и совсем не мусорного вида. Самоходный агрегат двигался не быстро, но весьма целеустремленно, с постоянной скоростью.

'Пока автоматик не проснулся...' – так, кажется, сопроводил Алексея конвоир. Надо думать, эта штука и есть загадочный 'автоматик'. Который, как видно, проснулся или скорее перешел в какой-то новый режим.

– Тридцать секунд, – глухо пророкотал четырехногий, звук шел откуда-то из-за 'спины' самохода, видимо динамики были выведены в условно безопасную для возможного обстрела зону.

Красный луч вырвался из-под квадрокуляра и пробежал по лицу человека напротив робота. Постников сразу вспомнил, что бывает после такой засветки и побежал. Ноги заплетались, сердце колотилось с такой силой, словно хотело вырваться из грудной клетки. Дыхание срывалось, Алексей хватал воздух широко открытым ртом, но с каждым шагом все больше слабел и замедлялся. А проклятый механизм неустанно преследовал, долбил в бетонный пол широкими трехпалыми 'стопами' и мерно бубнил:

– Двадцать секунд... девятнадцать секунд... восемнадцать...

– О, господи... – простонал Алексей, снова падая на четвереньки. Он пополз дальше, сбивая колени, скребя протезом по полу – дальше, по наклонному подъему, к свету.

– Вы покинули охраняемую зону. Благодарим за точное следование инструкции, – сообщил сзади металлический голос. – Непременно возвращайтесь, 'Правитель' всегда рад гостям, партнерам и клиентам. Для входа на территорию закажите пропуск в бюро пропусков.

Постников выбрался наружу, пролез под низким шлагбаумом в красную косую штриховку. Бессвязные ругательства срывались с его мокрых губ, сердце все никак не успокаивалось, в ушах гремело. А затем Алексей понял, что шумит отнюдь не в ушах...

И Город обрушился на него, словно изголодавшийся хищник.

Глава 5

– Как ты мог это допустить? Как ты вообще это допустил?

Кричавший в голос резко махнул рукой и, подчиняясь жесту, скрытая в стенах автоматика одновременно затенила здоровенное – во всю стену – окно и зажгла скрытые в потолке светопанели.

– Это был мой козырь! – бушевал владелец громадного кабинета. – Гвоздь всего моего отчета! А теперь его нет!!! И ты говоришь мне, что это бюрократическая ошибка?!

– Именно так, – с ироничным спокойствием ответил его собеседник, и крикун замер, беззвучно развевая рот. В окружении ультрасовременного интерьера, представляющего всевозможные комбинации стекла и блестящего металла, щегольски одетый – он походил скорее на высокопоставленного деятеля зарубежной корпорации, чем на советника треста 'Правитель'.

– Мой юный ... коллега, – с расстановкой продолжил спокойный, буквально на долю секунды опередив поток новых обвинений. – Умерь пыл и сбавь этот юношеский максимализм. Да, у нас произошла бюрократическая накладка. Это бывает.

Его оппонент нервным жестом одернул такой же модный, как и кабинетный антураж, пиджак – серо-синий, в редкую и очень тонкую полоску. Затем так же нервно дернул тонкий красный галстук, словно впал в жестокую мизантропию и намеревался задушить себя. Спокойный же только откинулся еще больше на спинку широкого кресла, буквально расплывшись по стеклометаллической плоскости, как медуза. То был человек в годах, лет шестидесяти или даже старше, немного похожий на католического монаха, главным образом благодаря короткому ежику мышиного цвета волос, обрамлявших солидную лысину. На общий образ работал мешковатый пиджак неопределенного цвета со слишком длинными фалдами, совершенно не вписывавшийся в общий стиль кабинета. Если бы здесь оказался Алексей Постников, то сразу отметил бы, что костюм сидит на спокойном старике так же плохо, как на кадровике, что безуспешно предлагал рабочий договор. Однако сидящий в кресле, похоже, совершенно не комплексовал по этому поводу. Ему было удобно (или – зачем-то нужно) одеваться именно так, а весь остальной мир мог думать все, что угодно. И эта спокойная, несуетливая уверенность охлаждала яростные порывы 'полосатого' как ледяной душ.

– До чего же у тебя здесь неудобно, – буркнул сиделец снизу-вверх, человеку в полосатом костюме.

Советник сжал кулаки и выговорил, чуть спокойнее, но именно 'чуть', в пустоту над головой старика:

– Как!?

– Военно-морским способом, – все так же спокойно разъяснил пожилой человек, смахивающий на священника. – Продолбали, чего уж там...

Советник нервно заходил по кабинету, что, учитывая размеры помещения, походило на импровизированную пробежку.

– Мальчик мой, – строго и деловито сказал старик, похоже он решил, что время эмоций прошло, пришла пора делового разговора. – В любой большой организации есть бюрократия. В любой бюрократии случаются накладки и глупые просчеты. Иногда эти накладки имеют очень скверные последствия... Повторюсь – такое случается.

– Это не накладка, – глухо выдавил советник с таким видом, словно намеревался безнадежно закрыть лицо руками. – Это катастрофа. Мой триумф взяли за шкирку и выбросили на улицу.

– Не надо этой театральности, – поморщился старик, явно недовольный экзальтацией собеседника. – Да, неприятно, но не катастрофично.

Советник снова дернул галстук и нервно сглотнул.

– А чего ты ожидал? – неожиданно мягко вопросил старик. – Наш конфликт с 'Союзпочтой' вошел в финальную стадию. Не забудем, кстати, что бардак был инициирован тобой, но это так, заметка на полях... Все ресурсы 'Правителя' брошены в противостояние, периферийные задачи обеспечиваются по остаточному принципу.

– Пришелец из иной реальности – не периферийная задача! – рявкнул советник. – И я поручил тебе заниматься его устройством!

– А попутно я веду все операции, связанные с 'Посылторгом', – напомнил старик. – Единственной точкой совместного интереса, на которой мы еще можем закончить дело миром, к умеренной взаимной пользе трестов. Тебе напомнить, сколько арбитров я уже привлек и поставил в твое прямое подчинение? И как важно тебе свести вничью и хоть с какой-то выгодой инициированную тобой же войну агломератов?

Советник не ответил, только резко ударил кулаком одной руки в раскрытую ладонь другой.

– Да, получилось нехорошо, – с безжалостной прямотой продолжил его пожилой коллега. – Но к сожалению, получилось. Пришельца надо было как-то адаптировать, коли уж мы решили не отправлять его в биореактор. Хорошая же была идея, приставить его к работе и держать под присмотром. Учитывая, что он обошелся весьма и весьма недешево...

– Под присмотром! – снова взорвался щеголь. – Не на улице!

– Бюрократия, – развел руками 'монах'. – Вести весь процесс я не смог, в силу известных тебе обстоятельств. И когда этот дефективный чудозвон пошел в отказ, рядовые исполнители поступили шаблонным образом. Пришелец – не пришелец, все равно. Правила есть правила.

– Не надо оправданий, – буркнул советник.

– Я и не думал оправдываться, – еще более мягко проговорил старик, так миролюбиво, что щеголь невольно вздрогнул от легчайшей нотки угрозы в старческом голосе. – Есть ошибки, которые достойны порицания и наказания. И есть неурядицы, которые случаются согласно естественному ходу вещей. Я хорошо отличаю одно от другого и никогда их не путаю. Да, моя доли вины здесь есть. Но цепь событий запустил ты, когда обескровил наше направление войной агломератов. А затем – когда скрыл от дирекции появление пришельца, чтобы после триумфально отчитаться об успехах. Если серьезными вопросами приходится заниматься посторонним людям, это не всегда заканчивается полным успехом.

– Полным... успехом, – фыркнул советник. – Я метил в 'ферзи', а теперь как бы не стать настоящей 'королевой'!

– Ты меня разочаровываешь, – укорил его старик. – Разве я тебя этому учил?

Он снова поморщился и спародировал собеседника, фальцетом пропищав:

– Катастрофа! Катастрофа!

И прежним тоном закончил:

– Ты еще закричи 'слоноул, страшный ужопотам!'.

Советник глубоко вздохнул, словно готовясь к медитативным упражнениям. И уже гораздо спокойнее сказал:

– Но ведь катастрофа же...

– Ты подумал плохо и мало, – безжалостно пригвоздил старик. – Думай лучше. Я знаю, что в голове у тебя отнюдь не опилки.

– Ну... – щеголь в третий раз дернул галстук-удавку, но без прежнего фанатизма. – Пришелец отправился в неизвестном направлении...

– Его можно найти?

– Нет! – сорвался было опять советник, но на этот раз почти мгновенно успокоился. Было отчетливо видно, как он сковывает себя узами жесткой самодисциплины и выдержки, словно узник кандалами. – Можно было бы... Но для этого нужно привлекать ресурсы, снимая их с других направлений. Или...

Он задумался.

– Или?.. – подстегнул старик.

– Или привлекать исполнителей со стороны.

– Это возможно?

– Нет... пожалуй, нет. Придется запускать масштабный поиск со взломом городских и трестовых инфобанков, видеокамер... Использовать агентуру и милицию... Я не смогу организовать все это достаточно быстро и обеспечить финансово, не оставляя огромных следов.

– Отлично, – кивнул старик, сплетя пальцы рук на животе. – Итак, пришелец сейчас недосягаем или мы что-то упустили?

– Недосягаем, – подытожил советник, хмурясь, после недолгого сосредоточенного раздумья. – Его можно найти, но нельзя найти быстро и незаметно. А официальные розыскные мероприятия для меня сейчас равносильны провалу и увольнению. В лучшем случае...

– Итак, первый шаг мы сделали, – ободрил 'монах'. – Означенная персона недосягаема. При этом ты не готов и не намерен отвечать головой и карьерой за допущенный промах. Что же дальше?

– Дальше... – советник вновь заходил по кабинету, на этот раз задрав голову и прищурясь в матовый потолок. – Дальше... Дальше для начала надо избавиться от рядовых исполнителей. Скажем...

Старик приподнял бровь, ожидая продолжения, и удовлетворенно кивнул, услышав:

– Скажем, отправить на повышение с хорошей прибавкой к жалованию... куда-нибудь подальше. Как можно дальше. Вернуться к вопросу через полгода и закрыть его окончательно.

– И неконвенционно, – дополнил старик. – Но полгода, это, пожалуй, многовато. Скажем, месяца три-четыре. За этот срок текущий кризис так или иначе разрешится. Соответственно либо у тебя окажутся развязаны руки для малых и незаметных ... действий, либо это будет самой меньшей из наших проблем.

– Да, именно так... Теперь, что дальше... Пожалуй...

Советник улыбнулся, впервые за этот день. Улыбка получилась кривой и страшноватой, но старик вновь удовлетворенно кивнул, прозревая симптомы возвращения ученика и протеже к нормальному состоянию.

– Пожалуй, нам следует в кои-то веки внимательно прислушаться к советам, – щеголь значительно поднял к потолку указательный палец. – Мудрейшим советам людей науки.

– Что же советуют нам мудрейшие люди? – осведомился старик.

– Утилизировать бесполезный лабораторный материал, – решительно и сурово сообщил советник.

– Отлично, – теперь улыбнулся 'монах'. – Я знал, что ты придешь к правильной последовательности решений, поэтому уже предпринял кое-какие шаги. Пришелец был выбран дочиста цереброскопированием, оценен как бесперспективный и бесполезный, а затем отправлен в биореактор. Со всеми сопутствующими процедурами, бумагами и отчетами.

– Спасибо, – искренне поблагодарил советник. Он совсем успокоился и вновь стал тем, кем был, то есть относительно молодым, подающим большие надежды хищником мира трестов и больших денег. Расчетливым, сдержанным, хладнокровным. – Иногда мне страшно представить, чтобы со мной было, без тебя...

– Ничего хорошего, – с дружеской подколкой отозвался пожилой спутник, формальный подчиненный и одновременно строгий наставник. – Но мы это исправляем, по мере сил.

– И все же, если эта скотина таки всплывет где-нибудь! – спохватился советник.

– Где? Как? – сардонически ухмыльнулся старик. – Придет к той же 'Почте' и скажет, что он пришелец из параллельной реальности, который может тыкать в маленький наладонный экран, активируя иконки? Ах, простите, аппаратуры то при нем нет, зато он может описать, как она выглядит внешне.

– Пользователь, – усмехнулся советник, цитируя определение научного консультант.

– Именно, пользователь, – согласился 'монах'. – Сумасшедший пользователь без денег и паспорта. Да еще со старым хромом, у которого к тому же отозваны лицензии. 'Бычок-яга', как он есть. Притом он не знает и не понимает нашего ... мира. Даже будь у него деньги – где и что покупается, куда можно ходить, а куда соваться не стоит, как вычислить гопу из коалиции и достать гостовский товар?