Текст книги "Цена бессмертия (сборник)"

Автор книги: Игорь Гетманский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

С экрана монитора на меня смотрело окно почтового клиента. Я быстро набрал: «Милая, бесценная моя! Прости, что так долго не подавал о себе вестей. Сегодня вечером буду у тебя, ты не против? Сейчас убегаю по делам, позвоню часа через два, и мы обо всем договоримся.

Нежно обнимаю.

Твой Дэнни»

Я отправил это письмо Глэдис и вскочил со стула. Накинул легкую спортивную куртку и выбежал из квартиры.

Настроение у меня было отличное.

И это неудивительно: у многих дураков очень часто бывает хорошее настроение. Действительно, с чего им печалиться? Ведь они не ведают, что творят…

В те роковые часы после пробуждения я не хотел задумываться над тем, что со мной произошло прошедшей ночью. И поэтому последовательно, одну за другой, совершил три ошибки.

Три ошибки. И первую из них я себе не прощу никогда. Потому что никогда не смогу ее исправить…

* * *

Я выскочил из такси и ворвался в здание космопорта. Трехметровые стеклянные двери оказались довольно проворны и раздвинулись до того, как я впечатался в них всем телом. А если бы автоматика подвела и замедлила с реакцией на мое появление, столкновение состоялось бы обязательно: я летел, не разбирая дороги. Мое такси в центре мегаполиса попало в автомобильную пробку, в ней под тихий выразительный матерок водителя я провел двадцать из тридцати отпущенных мне на дорогу до космопорта минут. До отправления «омнибуса» оставалось совсем ничего.

Я бегом, расталкивая довольно плотную толпу, пересек огромный, гудящий тысячами голосов зал и понесся вверх по эскалатору, перепрыгивая через три ступеньки. Автоматы продажи билетов на «омнибусы» находились на втором этаже, Рой должен был ждать меня около них.

Он стоял в конце зала у стены и понуро смотрел себе под ноги. Отличный строгий костюм, стильный галстук, толстый кейс – он был одет и снаряжен, как член делегации Земной Системы, а не как репортер, которому предстоит вести съемку из толпы колонистов, а потом лазить с диктофоном по залу, интервьюируя всех подряд.

Я налетел на него как вихрь:

– Извини, Том! Пробка! – А сам уже подходил к билетному автомату и засовывал в него свое удостоверение.

Том оживился, его вежливая полуулыбка растянулась в радостную улыбку:

– Ну, наконец–то! А я уж думал… – Он вскинул руку и посмотрел на часы. – Опаздываем!

– Не! – сказал я, получая билеты и протягивая ему. – Успеваем. Как всегда! Беги. И спасибо за помощь.

Он крепко пожал мне руку и двинулся к эскалатору.

– Том! – окликнул я его. – Ты видеокамеру взял?

Он обернулся и вместо ответа похлопал по кейсу. Я понял, что камера там, и покачал головой. Ну какой это репортер! Он будет в одной руке держать кейс, а другой вести съемку. Но ему обязательно понадобится третья, чтобы работать локтем, пробираясь в толпе в нужную точку…

Я проводил его взглядом, подошел к стеклянной стене здания космопорта и посмотрел на космодром. Под чистым, по–осеннему пронзительно–синим небом раскинулось бескрайнее бетонированное поле. По нему беспорядочно рассыпались разнокалиберные звездолеты самого разного класса и назначения. «Небесный омнибус» стоял прямо у выхода из космопорта и притягивал взгляд.

По сравнению с огромными тушами соседних кораблей он выглядел совсем небольшим. Но смотрелся очень необычно. Его литой, ослепительно белый корпус без единого выступа и щели напоминал каплю густой сметаны, растекшуюся по плитам космодрома. Я знал, что эта уплощенная капля взмывала в воздух вертикально и абсолютно бесшумно. На это стоило посмотреть.

Пассажиры рейса «небесного омнибуса» подошли к трапу, ведущему во внутренность корабля. И я увидел, как Рой обернулся к космопорту и прощально взмахнул рукой. Я машинально ответил ему, хотя видеть он меня никак не мог.

«Небесный омнибус» без всяких подготовительных рывков оторвался от земли и плавно пошел вертикально вверх. При этом его корпус – но не внутренняя капсула, знал я – стал совершать ускоряющееся вращение вокруг своей оси. Ослепительно белая поверхность каплевидного тела стала матовой. «Омнибус» завис перед космопортом прямо напротив меня и вдруг выстрелил сам собой вверх, как из пушки, и мгновенно превратился в солнечную точку на синем небосводе.

Через секунду она должна была раствориться в синеве.

Не знаю почему, но мне захотелось проводить «омнибус» взглядом до конца, до его полного исчезновения из виду.

Не знаю почему. Я же ничего в тот момент не понимал. Ничего из того, что уже вторглось в мою жизнь. И не только в мою. Ничего из того, что нависло над всеми нами своей страшной и необыкновенной мощью…

«Небесный омнибус» не исчез.

Он стал возвращаться.

Солнечная точка увеличилась в размерах, потом превратилась в маленький белый диск. Диск опускался стремительно, все набирая, а не плавно теряя, как это полагалось при плановой посадке, скорость.

Я пока без всякой тревоги смотрел на эту картину. Спешат приземлиться, подумал я. Возвращаются. И нисколько не удивился. Мало ли что может измениться в планах обычного рейсового аппарата? Может быть, к отлету опоздала какая–нибудь важная шишка? Делов–то – вернуться и выбиться из расписания на пару минут…

И тут диск перевернулся на бок. И у меня екнуло сердце. Такой маневр никогда не совершал ни один пассажирский лайнер. Пассажиры – не куклы–неваляшки, они – люди из плоти, крови и костей и при таких пируэтах легко могут изувечиться, даже если закреплены в креслах… «Небесный омнибус», который уже находился не более чем в полукилометре от поверхности земли и обрел свою обычную объемную каплевидную форму, несся к земле со страшной скоростью. И не собирался изменять ориентацию в пространстве.

Он сократил расстояние до земли еще на две сотни метров, он падал в центр космодрома, а я все не хотел верить в страшное и все ждал, когда же аппарат опрокинется горизонтально и погасит скорость.

За моей спиной послышались испуганные и удивленные возгласы людей. А потом я увидел, как равномерное движение «омнибуса» нарушилось. Его как будто рвануло вниз. Просто с дикой силой рвануло – так, как будто экипаж решил сжечь двигатели в форсаже, чтобы войти в землю на максимально возможной скорости.

Тело «омнибуса» размазалось по небосводу в ослепительно белую сверкающую молнию, и эта молния ударила в плиты космодрома.

Оглушительный взрыв сотряс здание космопорта. Пол под ногами заходил ходуном. Стеклянная стена противно заскрежетала и треснула в нескольких местах. Крики людей слились в ужасающий вой.

Я не обращал на все это внимания. Я смотрел на столб бушующего огня, возникший посреди космодрома. На то, как огонь поднимается до небес и закрывает собой холодное осеннее солнце. И как он истончается и втягивается в землю – подобно пламени гигантской химической горелки…

Пламя пропало, и тогда стало видно, что там, где было основание столба, там, куда упал «небесный омнибус», – огромная черная яма. По ее стенам скакали блики огня. Дьявольского огня, пожирающего останки пассажирского корабля…

Потом я еще некоторое время наблюдал за тушением пожара. Его начали очень скоро – с тех кораблей, которые окружали место падения «омнибуса». Судя по всему, ни один из них серьезно не пострадал от удара и взрыва, и команды с этих звездолетов незамедлительно оцепили место взрыва. После краткого совещания командиров у края страшной ямы с бортов кораблей в нее ударили мощные пенные струи.

Я опустил голову и отвалился от растрескавшейся стеклянной стены. Яму заливали пеной. Значит, живых на дне не было…

Заговорили мощные динамики космопорта. Все пассажирские рейсы откладывались на неопределенный срок. Людей приглашали к эвакуации из здания. В залах забегали полицейские и сотрудники охраны. Народ повалил к выходу на площадь.

Меня вынесло на улицу вместе со всеми и прибило к очереди на такси. Меня толкали, о чем–то спрашивали, вокруг мелькали испуганные лица, звучал детский плач, кто–то кого–то искал, кто–то громко выкрикивал чье–то имя, кто–то за моей спиной спорил с полицейским – я слышал и не слышал все это, видел и не видел, отвечал и все–таки молчал…

Перед глазами стоял столб крутящегося огня. А губы шептали: «Как же так, Томми?.. Как же так, черт меня возьми!.. Как же я тебя подставил! Как так получилось, парень?»

– Куда едете? – спросил меня грубый голос. Я очнулся и с удивлением посмотрел на стоящий передо мной автомобиль такси. Голос доносился оттуда. Я не заметил, как подошла моя очередь.

– В госпиталь БЗС, – еле слышно проговорил я.

– Знаю такой, – ответил водитель. – Садитесь.

Я не помню, как добирался до места. О чем спрашивал грубоватый водитель и что я отвечал, где мы ехали. Все для меня слилось в один ровно гудящий, как мотор автомобильного двигателя, бессмысленный и ненужный поток образов и слов. Когда машина остановилась перед воротами госпиталя, я как будто очнулся. Молча расплатился с таксистом, прошел к больничному КПП, предъявил свое удостоверение и, как и обещал Макс Грипп, был беспрепятственно пропущен на территорию.

Я зашагал по аллее, обсаженной огромными старыми, начинающими сбрасывать жухлые коричневые листья тополями. И не думал ни о чем, просто смотрел вперед, на серый больничный короб в конце пути.

Солнце пропало, подул сильный ветер. Он бил мне в лицо, раздирал на груди куртку, осыпал дождем сырых осенних листьев… Он был холодный и злой, этот ветер, но я не отвечал на его домогательства. Я еще не понимал самой сути происходящего и, наверно, не мог ее понять в тот час, но уже знал, что все изменилось. И что ветер – скорее союзник, нежели враг. Он – вестник злых перемен, он прилетел с той стороны, чтобы предупредить, и этим сделал немало…

Подходя к зданию больницы, я достал из кармана куртки телефон и выцедил замороженными губами номер главного редактора «Галактик экспресс». Он, знал я, все сделает лучше меня.

– «Небесный омнибус» потерпел крушение при старте с космодрома, – сказал я Старику. – Журналист Томас Рой погиб.

Старик не произнес ни слова в ответ. Я не слышал даже его дыхания.

– Вы слышите меня? – спросил я.

– Да, – ответил он. – Ты цел?

– Цел. – Мой голос звучал бесстрастно. – Но вышло так, что я отправил своего коллегу на смерть.

Старик ничего не ответил мне, и я прервал связь.

Глава 3 МЕРТВЫЙ ШУТНИК

Прежде чем пойти в палату к Лотте Ньюмен, я попросил медсестру проводить меня к лечащему врачу. Им оказался седеющий мужчина средних лет с озабоченным взглядом. Он оторвался от компьютера и, услышав мое имя, встал и пожал мне руку.

– Профессор Грипп рассказывал о вас, мистер Рочерс. – Он сдержанно улыбнулся тонкими губами. – Рад познакомиться. Доктор Вебстер, к вашим услугам. – И замолчал, вопросительно глядя на меня.

– Как она, док?

На его лицо набежала легкая тень. Он предложил мне сесть, и мы опустились в кресла напротив друг друга.

– Физически она здорова, – раздумчиво заговорил доктор Вебстер. – Но смерть мужа явилась для нее сильнейшим потрясением. Тем более та картина, свидетелем которой она была… Сама она молчит, но профессор ввел меня сегодня в курс дела… Вы, насколько я знаю, находились рядом с миссис Ньюмен, когда она увидела труп мужа? – спросил он.

Я утвердительно кивнул. Он подождал, не произнесу ли я каких–то слов. Но говорить у меня не было никакого желания. Вебстер замялся – с таким видом, как будто собрался задать мне вопрос. Но спрашивать ничего не стал, за что я остался ему благодарен.

– В общем, – продолжил он, – она в депрессии. Но это полбеды. Картина заболевания отягощается ярко выраженной фобией. Причину страха она не называет. Но боится остаться одна. Тревожно спит. Просит, чтобы медсестра не закрывала дверь в ее палате и почаще навещала.

– По–моему, это неудивительно, – заметил я. – Меня тоже до сих пор трясет от того, с чем мы столкнулись.

Вебстер как–то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. И встал из кресла. Я поднялся вслед за ним.

– Поговорите с ней сами, – спокойно сказал он. – И, возможно, вы поймете мою тревогу и сделаете то, что пока не удалось мне: разгадаете причину странного страха миссис Ньюмен. После посещения ее палаты зайдите, пожалуйста, ко мне и расскажите о своих впечатлениях.

– Спасибо за консультацию, доктор. Непременно зайду, – ответил я и направился к Лотте.

Я нашел ее в небольшом уютном помещении, которое никак нельзя было назвать больничной палатой – скорее вполне приличным одноместным гостиничным люксом. Стандартная обстановка – пара кресел, диван, журнальный столик, симпатичное бра… На небольшом столе в углу стоял компьютер. Он работал в режиме телеприема, и на экране монитора беззвучно мелькали кадры городской хроники.

Дверь в палату была открыта. Лотта сидела на диване, боком ко мне, уставившись в монитор. Лица ее я не видел. На ней красовался яркий легкомысленный короткий халатик, туго стянутый на осиной талии пояском. Ее стиль, подумал я о вовсе не больничном Лоттином одеянии – видимо, из дома захватила. Собрался с силами, улыбнулся и решил было сказать что–то шутливое насчет этого. Если у Лотты депрессия, думал я, надо вести только легкие беседы…

Она услышала шаги и повернулась ко мне лицом.

Я не думал, что дело так плохо. Мне казалось, что спокойная обстановка и антидепрессанты сделают свое дело – даже за те короткие двенадцать часов, что я и Лотта не виделись. Но нет. Осунувшееся лицо моей бедной подруги с огромной сине–багровой гематомой над правой бровью выглядело хуже некуда. Но это было не главное. Ее запавшие глаза – вот что пугало. Еще вчера вечером они были чистыми и бирюзовыми, сегодня – подернуты мутной болотной пеленой. И они не выражали ничего, кроме страха.

Увидев меня, Лотта порывисто встала.

– Дэнни, ты пришел!.. – И прижалась ко мне всем телом.

Я обнял ее за плечи и почувствовал, как она дрожит. Что с тобой, девочка? Почему ты так испугана?

Она не дала мне времени задать эти вопросы.

– Дэн, – быстро зашептала она мне в грудь, – он вернулся, вернулся! И обещал меня забрать с собой. Я боюсь. Мне страшно. Не уходи. Мне нельзя оставаться одной…

Я растерялся. Потому что ожидал услышать жалобы и плач, но только не эти необъяснимые слова.

– Кто вернулся? – растерянно спросил я.

– Грегори, – глухо произнесла она и отстранилась от меня. – Ты мне не веришь? – Она смотрела на меня совершенно сухими глазами. Ее взгляд лихорадочно бегал по моему лицу. – Он жив, Дэн.

Я кое–как справился с растерянностью, мягко усадил ее на диван и присел рядом.

– Подожди, Лотта, – стараясь говорить как можно спокойнее, попросил я, – не спеши. Объясни так, чтобы я все понял. Почему ты считаешь, что Грегори жив?

– Потому что он вернулся, – еще раз упрямо сообщила мне она. Я отвел взгляд. Так мы ни к чему не придем, мелькнула мысль, плохо дело… Но ничего, кроме терпеливых вопросов, расстройству ума Шарлотты Ньюмен я противопоставить сейчас не мог.

– Ты его видела? Когда?

– Через час после того, как меня сюда привезли, – ответила она, зябко стягивая на груди халатик. Из голоса пропали панические нотки. Она теперь говорила тихо и ровно. – Ты думаешь, я сошла с ума? Но это не так, Дэн. Я на телестудиях работала с графическими и видеопакетами столько времени, что меня невозможно обмануть. Монтаж и компьютерную подделку от натуральной съемки я отличаю с первого взгляда. Это была настоящая видеозапись…

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал я. Она еще сильнее сжала материю халатика, до того, что побелели костяшки пальцев, и пробормотала, собираясь с мыслями:

– Сейчас… Эти таблетки, они не дают думать… Я не могла уснуть, хотя меня и накачали успокаивающими. И включила компьютер, хотела посмотреть что–нибудь из ночных передач, хоть как–то отвлечься… Но в четыре утра по телеканалам шла всякая ерунда. И я подключилась к Сети…

При этих словах меня как будто кто–то легонько толкнул под локоть. Тень внезапного понимания ситуации пронеслась в голове. Но и только. Я напряженно следил за словами Лотты и упустил эту тень…

А Лотта смотрела на монитор компьютера, и в глазах ее был только ужас.

– Он возник через пять минут, Дэн! Тот труп, с червяками в животе. Труп Грегори, Дэнни! – взвизгнула она и тут же осеклась, потому что почувствовала, как я вздрогнул. Она замолчала, но и я молчал тоже. С тем, что я слышал, справиться было не просто, согласиться, принять – невозможно…

– Он сидел в том самом, своем любимом кресле. Только уже не в лаборатории, а каком–то пустом механосборочном цеху, на фоне конвейера и разных аппаратов… Он встал, протянул ко мне руки и сказал… – Она вдруг хрипло хохотнула, как будто каркнула. – Слышишь, Дэн! Мой любимый муж, правда, без лица и внутренностей, захотел обнять меня!

Ее болотный взгляд, устремленный на меня, был неподвижен. Я никак не отреагировал на ее жуткий смех и сидел с каменным лицом. Я хотел прослушать все до конца.

Лотта стерла с лица безумную ухмылку.

– «Шарлотта! – сказал он. – Ты видишь: я жив. И я приду за тобой. Мы снова будем вместе. Жди меня, дорогая», – говорила она, еле заметно раскачиваясь из стороны в сторону. – И пропал… И вот, – она снова криво заулыбалась и развела руки в стороны, – я сижу и жду его!

Я наконец ожил и схватил ее за плечи.

– Прекрати! – резко сказал я. – Это чья–то глупая шутка!

– Ну да, – продолжала улыбаться она, глядя мимо меня на монитор. – А разве я утверждаю обратное? Шутка. Грегори шутит. Он ушел из дома, поселился на каком–то пустом заводе и теперь шлет по Сети весточки жене. Он всегда любил сниматься и…

Я не дал ей договорить и зашипел:

– Видеосъемку трупа Рута вела камера, что стояла на его компьютере в лаборатории! Все остальное – монтаж и компьютерная графика! Ты была не в себе и ошиблась, думая, что съемка натуральная!

– Может быть, – все так же глядя мимо меня, легко согласилась она. – Грегори умел хорошо делать разные фокусы с компьютерным монтажом. Он заснял тот безобразный труп у себя в лаборатории, а потом исчез. И теперь объявился. И шутит. Только зачем? – Она повернулась ко мне всем корпусом и с силой прошептала: – Я же говорила, что там кто–то другой, а Грегори пропал!

– Тьфу! – с чувством воскликнул я. – Ты вбила себе в голову эту ерунду и ни в какую не хочешь с ней расставаться! Так знай: через час после твоей госпитализации Макс Грипп нашел в лаборатории капли крови «того безобразного трупа». Это была кровь твоего мужа!

– Ах! – вскрикнула она и закрыла лицо руками. А я уже почти кричал:

– Может быть, он и шутник, но это стопроцентно мертвый шутник! Он шутит посмертно! Ты – вдова, понятно тебе?! Вдова! – безжалостно впечатывал я в ее опущенную голову страшные слова. Потому что был уверен, что только это уведет ее от страха и сумасшедшего бреда. То, что заставит ее мыслить категориями реального.

– Я готов с тобой согласиться, что он шутник! – напирал я, потому что мой мозг вдруг заработал с бешеной скоростью и в необычном направлении. – Если тебе нравится говорить о его чувстве юмора! Я даже скажу, что он большой оригинал! Ты знаешь, чем он занимался в своей лаборатории последние дни перед смертью? Он создал супервирус, сетевого червя, для которого взломать любую защиту – что для тебя заплакать! И этот червь захватил управление генератором пространственных преобразований на Рамзесе–2, а потом выпотрошил содержимое лаборатории Рута! При этом чуть не вымел, заметь, и нас, но для червя это мелочи, я понимаю! А дальше ты знаешь: он навестил тебя, болезную, в госпитале и, дабы развлечь и успокоить, показал мужа – живым и на своих двоих. И в другом антураже. Ну, правда, не совсем живым и не совсем целехоньким – таким, каким его засняла камера в последние часы жизни, то есть без лица и внутренностей. Но ведь для вирусной программы такие недостатки внешности – тоже мелочь! Зато видеомонтаж и графика…

И тут в моем кармане запиликал телефон. Я встал, перевел дух и, неотрывно смотря на склоненную голову своей несчастной подруги, поднес телефон к лицу:

– Рочерс слушает.

– Вас беспокоит сержант Моррис, сэр, – раздался сиплый одышливый голос. – Вы оказались правы. Компьютер вашего автомобиля был атакован сетевым вирусом. Эта программа каким–то чудом проникла в сеть Министерства обороны. Причем так, что даже наши спецы не смогли определить сетевой индекс атакующего узла. Кстати, она совершила всего одну диверсию в сети дорожной полиции – нарушила работу вашего автомобиля. Вы ничего не можете сказать по этому поводу?

– Нет, – деревянным голосом ответил я. Его слова оглушили меня. «Всего одну диверсию», – сказал он…

– Я так и думал, – пробормотал Моррис и чем–то зашелестел. Видимо, рылся в своем блокноте, чтобы сделать соответствующую запись о неосведомленности пострадавшего о причинах диверсии. – Так что… – он замялся. – Приношу свои извинения за подозрения в вашей психической несостоятельности…

– Я принимаю их, сержант, – механически ответил я.

– Кстати, ваш автомобиль разбился не столь сильно, как это показалось сразу после извлечения его из воды. Я направил его в автосервис еще вчера ночью, и он уже приведен в порядок. Забирайте его со стоянки аварийных и арестованных автомобилей. Счет за ремонт вам вышлют по почте.

В другом состоянии я бы здорово обрадовался вновь обретенной машине. Но сейчас только отметил, что автомобиль в последующие дни понадобится мне, как ни в какие другие…

– Спасибо за расследование и заботу о моей собственности, мистер Моррис.

– Не стоит благодарности, – бесцветным голосом ответил сержант и отключил телефон. А я все смотрел на Лотту и пытался собраться с мыслями. Мне это не удалось: мобильник запиликал снова. Лотта удивленно подняла голову. Звонил Старик.

– Дэниел, – сказал он, – я распорядился насчет похорон Томаса Роя. Говорил с женой… И навел справки об аварии «небесного омнибуса». Пришлось обратиться к знакомым на самом верху…

– Вам удалось узнать подробности?

– Да. Дело неслыханное. Автопилот «омнибуса» на взлете был парализован атакой неизвестной сетевой программы…

Мне показалось, я знал, что это услышу.

– …Аппарат потерял управление, заглохли двигатели. «Омнибус» стал падать на землю. Но при этом работа программы не закончилась. Она перехватила управление и у самой земли включила двигатели на полную мощность… – Старик сделал паузу. – Естественно, не то что от людей, даже от аппарата мало что осталось… – Он помолчал и спросил: – Ты не видишь связи с аварией своего автомобиля?

– Вижу, – ответил я. – Теперь вижу прекрасно. – К горлу подступила тошнота. Руки онемели. – Удалось определить, откуда стартовал червь?

– Этого я не спросил, – обескураженно пробормотал Старик. Подумал и добавил: – Если бы они знали, сказали бы мне обязательно.

– Понятно…

– Дэниел… – позвал Старик. – Напиши об этом. Я понимаю, для тебя это не просто сделать. Но кто, если не ты, очевидец событий… – Он оставался главным редактором еженедельника в любой ситуации.

– Обязательно, – пообещал я. – Я вам перезвоню.

Я бессильно опустил руку с телефоном и остался неподвижно стоять перед Лоттой.

– Что–то серьезное, Дэн? – напряженно спросила она.

Я не ответил. Потому что в этот момент прозревал ситуацию в истинном свете. И удивлялся, что никто ни о чем до сих пор не догадался – ни Лотта, ни Макс Грипп, ни Снайдерс, ни я. Лотта болтала о живом трупе, я – о сетевом черве. Макс Грипп и Снайдерс… Вот они–то, подумал я, скорее всего уже пришли к правильному выводу. Я же просто был слишком занят – кувыркался в лаборатории Рута, потом – в одной аварии, был свидетелем второй, в промежутке между ними писал статью… Да, в общем, я никогда и не думал о вещах, вызвавших весь этот поток событий. Лотта же… Ей в последние дни пришлось слишком туго, чтобы она делала правильные умозаключения…

Значит, с горечью подумал я о другом, Томас Рой и еще девять пассажиров, и еще три члена экипажа «небесного омнибуса» погибли только из–за того, что этим рейсом должен был лететь Дэниел Рочерс… Боже мой! Я действительно подставил бедного Томми Роя, подставил под секиру чужого безумного замысла – вместо себя…

Лотта поднялась с дивана и взяла меня за руку:

– Что случилось, Дэнни?

Я провел пятерней по своему иссеченному лицу и почувствовал, как незажившие порезы отозвались болью.

– Ты права, Лотта. Грегори Рут жив. И ему почему–то очень хочется меня убить…

* * *

Я мчался на своем автомобиле к Максу Гриппу. Машину мне вернули в полном порядке: мотор работал так же исправно, как и до аварии, а по ее внешнему виду даже я, хозяин, не определил бы, что вся передняя часть кузова подверглась замене. Автосервис дорожной полиции, в отличие от некоторых ее инспекторов, работал без халтуры.

На мегаполис опускались ранние сумерки. Фонари на улицах еще не зажглись, и поэтому плотные ряды небоскребов по обе стороны магистрали, толпы прохожих на тротуаре и обгоняемые мной автомобили смотрелись как погруженные в синий вираж.

Я ехал в научный центр БЗС, чтобы выяснить все, что только возможно, про Е–существа. Там, в палате у Лотты, все происшествия и события последних суток, все сведения, которые я получил за эти сутки от разных людей, все мои страхи, потрясения, сомнения и смутные озарения последних часов вдруг сложились в завершенную и ясную картину событий. Я все понял.

Грегори Рут, правая рука руководителя лаборатории ментальных исследований профессора Гриппа и второй человек в деле создания электронной копии человеческой личности; Грегори Рут, державший руку на пульсе работы по созданию Е–существ и продвигавший эту работу изо всех сил; Грегори Рут, нейрофизиолог и программист с лабораторией на дому и высоколобой башкой, набитой всеми необходимыми знаниями, чтобы своими силами изготовить собственную электронную копию; Грегори Рут, пожираемый заживо, приговоренный к смерти и не желавший умирать ни за какие коврижки, подарил себе бессмертие: воплотился в Е–существо.

И стал единственным по–настоящему разумным обитателем Галактической компьютерной сети.

Теперь, когда мне стало ясно, какой выход нашел этот человек из того безвыходного положения, в которое его загнала тварь с планеты Рамзес–2, я должен был знать о Е–существах как можно больше. Почему?

Грегори Рут не просто выжил – если в случае электронного копирования личности можно было говорить о выживании! – он стал другим. Каким? Ответить на этот вопрос развернуто и обстоятельно не представлялось возможным. Но я мог с полной уверенностью утверждать: он превратился в убийцу. И еще: он жаждал смерти одного человека – Дэниела Рочерса.

Он отследил мое появление в «помещении нулевого уровня», в считанные минуты захватил генератор пространственных преобразований с Рамзеса–2 и попытался покончить со мной. То, что при этом у меня на руках была бесчувственная Лотта, его почему–то не остановило.

Он контролировал работу моего автомобильного компьютера. И как только тот соединился с ГКС, Рут понял, что фокус с генератором не удался: Рочерс не отдал богу душу, а едет домой. И тогда он решил утопить меня. Он атаковал контроллер, перехватил управление автомобилем и, когда я подъезжал к набережной, направил мою машину в реку.

Он неотрывно следил за работой моего домашнего компьютера. И когда сегодня днем я соединился с ГКС, чтобы отослать Старику статью, он понял: в автомобильной аварии я уцелел.

Выход в Сеть был главной и второй ошибкой из тех трех, что я совершил в первые два часа после пробуждения. Если бы на сон грядущий я хорошенько подумал и понял, что за мной ведется настоящая охота, то не стал бы обнаруживать себя в Сети. Грегори Рут уверился бы в том, что его диверсия удалась в полной мере и Дэниел Рочерс мертв.

И тогда бы он успокоился. А Томас Рой остался бы жив…

Первой же в последовательности трех ошибок была та, что я направил Томаса в командировку вместо себя. Вернее, то, что устроил его посадку на «небесный омнибус» по билету, забронированному на мое имя. Как только я совершил вторую ошибку, вышел в ГКС, Грегори Рут снова начал свою дьявольскую охоту. Догадаться, как он при этом действовал, было не сложно. Он сделал запрос поисковым машинам на глобальный поиск в Сети по ключевым словам. Что это были за слова, понятно – «журналист», «Дэниел» и «Рочерс». Очевидно, что в ответ он получил кучу информации: я по роду своей работы «наследил» в самых разных местах немало, не говоря уже о моих бесчисленных публикациях в сетевых версиях «Галактик экспресс». И в этой куче он нашел упоминание о том роковом билете, который заказал для меня Старик…

И «небесный омнибус» был атакован при взлете. Направляя космический корабль в землю, Грегори Рут убивал Дэниела Рочерса. Но вместо Рочерса погибли тринадцать человек. Среди них – тот, кто оказал мне услугу, выручил коллегу, сел в «омнибус» вместо меня… и сгинул.

Свою последнюю услугу, вдруг подумал я. Томас Рой мне оказал последнюю услугу. Я никогда не смогу ответить ему тем же. Мне с ним никогда не расплатиться!

Я стиснул руль и наддал газу так, что завизжали покрышки, а меня вдавило в кресло. На мое счастье, к тому моменту я уже свернул на магистраль, ведущую к научному центру. В этот вечерний час выходного дня она была пуста.

Автомобиль мчался в темнеющей синеве, и с одной стороны от меня, далеко внизу под насыпью тускло блестели тяжелые воды городской реки. С другой стороны вдоль шоссе тянулась стена лесопарка. Ярко–желтые липы и осины, багряно–рыжие клены притушили ближе к ночи свои краски и тянули к автомобилю полуголые серые ветви…

А теперь подумай о третьей своей ошибке, сказал я себе. И постарайся при этом давить на газ так, чтобы не слететь к чертовой бабушке с дороги во–он на том жиденьком повороте…

Я отослал электронное письмо Глэдис Уолди.

Грегори Рут, несомненно, перехватил его. Теперь он знает, что у Рочерса на этом свете есть очень близкий человек…

Сдерживая ругательства в собственный адрес, я постарался воспроизвести в памяти свое послание слово в слово.

«Милая, бесценная моя!» – написал я в самом начале и, вспомнив это, заскрипел зубами. Ведь как хорошо выразился! Блестяще, можно сказать, выдал! Но главное – однозначно. «Бесценная» – и все! Для Грегори Рута это просто находка! Действительно, если не получается отнять у Рочерса жизнь, которая, несомненно, имеет для журналиста какую–то цену, то, может быть, тогда нужно лишить его бесценного в этой жизни? Того, что разрешит в свою пользу любой торг? И тогда Рочерс легко променяет свою жизнь на жизнь Глэдис?

Я вдарил по рулю кулаком, рев сигнала автомобиля огласил шоссе и его окрестности, с мокрых деревьев лесопарка взлетели испуганные галки. «Ты ошибаешься! – мысленно закричал я Грегори Руту. – «Милая» и «бесценная» – это всего лишь слова, так мужчины обращаются к своим женщинам! Если ты не знаешь этого и никогда не использовал такое по отношению к Лотте, то… ты – идиот! Им нравится играть в эти игры! Но слова в любой игре ничего не значат!»