Текст книги "Из истории Тихоокеанского флота"

Автор книги: Игорь Шугалей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

3.6. «ВСЁ ПРОПЬЁМ, НО ФЛОТ НЕ ОПОЗОРИМ», – ГОВАРИВАЛ ЭКИПАЖ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ «ДЕЛЬФИН», ПОПИВАЯ СПИРТ

Много интересного хранят архивы: чего только там нет! И серьёзные доклады командиров, кораблей, и сухие донесения, и отчеты по расходованию денег. Изучая в ЦГА ВМФ материалы по истории войны 1914—1918 гг., заинтересовался я двумя делами, в которых говорилось о первой мореходной подводной лодке нашего флота «Дельфин». Правда, место, где они хранились, оказалось очень уж специфическим – фонд Морского судебного ведомства…

Первое дело было о взрыве аккумуляторной батареи на подводной лодке и ничего особенно интересного не содержало. История, в общем-то, банальная. Во время зарядки батареи на стоявшей в мастерских Сибирской флотилии (ныне «Дальзаводе») подводной лодке по неустановленной причине произошёл взрыв водорода, выделяемого батареей, разрушивший её аккумуляторы. Поскольку виновного не нашли, то убыток, составивший более 4000 рублей, списали за счёт казны. Вообще, «Дельфин» имел очень неудачную систему вентиляции, и взрывы водорода на нём не были редкостью.

Гораздо любопытнее было другое дело – «О продаже спирта на станции Котлас нижними чинами подводной лодки “Дельфин”». Здесь следует отметить, что в годы Первой мировой войны в России был объявлен сухой закон, поэтому и дело о продаже спирта приобрело такое значение, что им занялись Главный штаб и Морское министерство.

С началом войны для прикрытия морских перевозок на севере страны от атак германского флота в Заполярье потребовались силы. Поскольку на всё Белое и Баренцево моря был только один сторожевик «Бакан», пришлось отправить туда корабли с Тихого океана и прибегнуть к их закупкам за границей. В число отправляемых кораблей попал и «Дельфин», поскольку другие лодки из состава Сибирской флотилии уже были перевезены на Балтику и Чёрное море. В 1916 г. «Дельфин» погрузили на специальный транспортёр (многоосную железнодорожную платформу) и отправили на станцию Котлас, откуда до Архангельска подводная лодка должна была следовать по реке. Для проверки положения дел с подготовкой корабля для дальнейшей транспортировки в Котлас прибыл адъютант морского министра капитан 1-го ранга Рощаковскии, к нему с жалобой на безобразия моряков обратился местный житель отставной кочегарный унтер-офицер Паламозов. Обнаружив вопиющие безобразия, Рощаковскии доложил по команде, и началось следствие, которое проводил обер-аудитор штаба старшего морского начальника в Кольском заливе полковник Сокольский.

Следствие установило, что маршрут движения эшелона с подводной лодкой проходил через КВЖД. Как только поезд пересёк государственную границу, командир лодки (он же начальник эшелона) старший лейтенант Ломан-5-й, дал команду. «Пить!» И, как выявил следователь, моряки выполнили эту команду даже с излишком. Помимо сиюминутного пьянства они закупили спирта про запас, всего более 100 вёдер (почти тонну), частично в складчину. Спирт был разлит ещё китайскими торговцами в жестянки специальной формы, удобной для переноски, ёмкостью в ¹/ ₂₀и ¹/ ₄ведра (это примерно пол-литра и три литра, в современных мерах), реже в ¹/ ₂ведра. Чтобы «огненную воду» не обнаружили таможенники, её спрятали в балластных цистернах корабля. Благо таможня устройства подводной лодки не знала и в цистерны внутри прочного корпуса забраться не могла – лодка находилась под охраной часового. В Иркутске цистерны были вскрыты, и спирт продавался из вагонов на всех крупных станциях по пути следования. В пьянстве, по пути следования, были замечены не только проводник вагона и смазчик, назначенные во Владивостоке, но и команда во главе с кондуктором Чернышёвым, за проступки отправленном обратно из Котласа во Владивосток. Пьянство в дороге чуть не привело к аварии и крушению поезда с подводной лодкой. На станции Мураши Пермской железной дороги осмотрщик вагонов случайно дотронулся до буксы, которая оказалась раскалена из-за отсутствия смазки. Осмотр показал, что потёк подшипник и повреждена ось. Только из-за малого расстояния до Котласа ось менять не стали, ну а смазчик-проводник Ефремов в это время спал пьяный, уткнувшись носом в смазку. Узнав от станционного начальства о происшествии, командир подводной лодки произвёл обыск у смазчика и обнаружил у него 14 жестянок со спиртом, которые тотчас же выбросил.

По прибытии эшелона в Котлас, где подводную лодку должны были спустить на воду для дальнейшего следования уже по реке, «в этом ранее тихом городе водворилось пьянство и скандалы», – отмечал следователь в деле.

Нижние чины (так до революции называли матросов и старшин – унтер-офицеров, по тогдашней терминологии) нашли следующий способ продажи хмельных запасов. Постучав в квартиру человека, который, по слухам, был состоятельным и любил выпить, матрос, имевший при себе чемодан вместимостью 5 – 6 жестянок, спрашивал хозяина квартиры: «Не здесь ли живёт НН?» (называя при этом любую подвернувшуюся фамилию). Получив отрицательный ответ, моряк изображал досаду, что забыл точный адрес лица, просившего принести спирт, и предлагал его купить хозяину. Купля-продажа, как правило, тут же совершалась, причём на довольно солидную сумму – 250, 300, 400 рублей. Если учесть, что в Маньчжурии моряки спирт покупали по 13—20 рублей за ведро, а продавали сначала по 45 рублей за четверть, затем по 50—60 и, наконец, когда запасы уменьшились – за 75 рублей, доход от этих операций для экипажа подлодки составил более 10 000%!

Надо сказать, что следствие было осложнено огромными расстояниями, на которых были разбросаны свидетели по делу (от Владивостока до Александровска-на-Мурмане), да и нежеланием ни начальства станции, ни местного пристава, ни полиции и жандармов продолжать его.

С огромным трудом, но были установлены обстоятельства этого ЧП. Вскрылась тягостная картина того развала, который воцарился на флоте перед революцией. Ни командир, ни вахтенный начальник своих обязанностей не выполняли, службой не интересовались. Старший в команде кондуктор Чернышёв (этот чин, читаемый с ударением на последнем слоге, соответствовал современному мичману) пьянствовал с личным составом и брал деньги с матросов за разрешение продавать спирт, которым, кстати, и сам приторговывал. К тому же, несмотря на двукратный отказ ему в отпуске, Чернышёв самовольно уехал и отсутствовал три дня (судя по всему, красавца-подводника охмурила какая-то вдовушка, и он весело провёл время). За самовольную отлучку кондуктор был отправлен во Владивосток. Уезжая, Чернышёв очень сожалел, что спирт у него закончился. У команды же спирт ещё оставался, и пьянство и торги продолжались.

Не были безгрешны и офицеры. К примеру, вахтенный начальник подпоручик по Адмиралтейству Михаил Мычелкин (в прошлом кондуктор-баталер крейсера «Жемчуг») сам попался на контрабанде – на станции Пограничная у него было конфисковано три ведра спирта, за что пришлось уплатить штраф 160 рублей. Да и служил он спустя рукава, помещения, где находились подводники, не посещал, чем способствовал пьянству, процветавшему среди нижних чинов. Впрочем, большую часть времени Мычелкин в эшелоне отсутствовал, убыв в отпуск к родственникам.

Серьёзные обвинения были предъявлены старшему лейтенанту Ломану: разрешение пьянствовать подчинённым, халатное исполнение своих обязанностей. В материалах следствия не отмечено, но, похоже, командир лодки был замешан и в других делишках, ведь неслучайно в 1915 г. ему отказали в назначении старшим офицером на корабль 1-го ранга – учебный крейсер «Орёл», как проходившему по т.н. «сахарному делу». Тогда группа офицеров Сибирской флотилии во главе с георгиевским кавалером и героем обороны посольского городка в Пекине в 1900 г. капитаном 1-го ранга Раденом оказалась замеченной в спекуляции сахаром из пайка команд.

Судя по всему, спекуляция спиртным была системой у подводников Тихого океана, иначе как объяснить, откуда у моряков оказалось несколько тысяч рублей для закупки спирта в Китае? Видно, «Дельфин» не был первым в торговле, и другие подводные лодки, перебрасываемые на Запад, проложили ему дорогу и в этом промысле.

Морской министр адмирал Григорович дал согласие на привлечение офицеров подводной лодки и кондуктора Чернышёва в качестве обвиняемых по преступным деяниям в деле о продаже спирта. Однако, пока суд да дело, подводную лодку «Дельфин» признали негодной для службы в Ледовитом океане, а экипаж расформировали. Часть вернули в Сибирскую флотилию, часть распределили по другим кораблям. В частности, подпоручик Мычелкин оказался в Италии вахтенным начальником купленной там подводной лодки «Святой Георгий», на которой совершил первый в истории отечественного флота океанский поход, перейдя из Генуи в Архангельск.

Свершилась Февральская революция, и Рощаковский, уже ставший командующим флотилией Северного Ледовитого океана, пишет: «Ходатайствую о прекращении полковником Сокольским действий о продаже спирта нижними чинами подводной лодки “Дельфин”, тем более что команда и офицеры в данном случае лишь частные выражения общей разрухи, повлекшей за собой новую эру». Судебное ведомство, правда, не разрешило по этому делу применить амнистию Временного правительства, однако и к суду так никто привлечён и не был.

Грянул октябрь 1917-го, и дело о спекуляции спиртом легло на полку архива. Кому теперь было до каких-то спекуляций. Однако для нас этот случай интересен одним моментом – сейчас очень много разговоров о том, что только вооружённые силы, комплектуемые по найму, могут гарантировать высокий уровень воинской дисциплины. Но «Дельфин», у которого практически все моряки были сверхсрочниками, не показал той самой дисциплины, которую обещают от наёмников. Общий развал в стране нашёл отражение и в том развале, который показал инцидент, о котором мы рассказали. Так, что революция произошла не только от борьбы рабочих за свободу, но и развала вооруженных сил.

3.7. САМЫЕ КРУПНЫЕ КЛАДЫ – МОРСКИЕ

Большинство старинных монет, находящихся в современных коллекциях нумизматов и музеев, попали к новым владельцам из кладов. И если в прошлые века охота за кладами была повальным увлечением, то теперь их число поубавилось. Хотя современные кладоискатели вооружены приборами по последнему слову техники, самым распространённым из них являются малогабаритные металлоискатели. Но клады находили и в центре Владивостока. Владивосгокцы постарше помнят, как сносили старое здание возле почтамта (там раньше была доска почёта города, а сейчас торговый центр). После удара бабы по стене по всей Ленинской улице покатились золотые монеты из замурованного в стенку тайника.

А какой клад был самым большим? В летописях сохранились рассказы о баснословных находках вроде случая времён Ивана Грозного, когда в стенах новгородской Софии нашли склад серебряных слитков. Чтобы вывезти этот клад, понадобилось несколько подвод. Однако точных данных по этому кладу нет, а вот находка 1898 г. в Успенском соборе зафиксирована в документах с предельной точностью. При ремонте этого здания в Киево-Печерской лавре были найдены четыре больших оловянных сосуда и двухведерная кадушки с 9895 серебряными монетами весом 273,44 кг и 6184 золотыми медалями и монетами весом 27,43 кг. Среди этих золотых находился медальон римского императора Констанция II (337 – 361 гг. н.э.), который явно попал в это собрание из какой-то другой находки. Во времена Петра Великого монастырская казна была спрятана до лучших времён и случайно всплыла только через 200 лет при ремонте хоров. Однако самыми крупными являются клады, поднятые со дна морского. Например, у берегов Норвегии три аквалангиста нашли затонувший в 1725 г. голландский корабль, с которого подняли 56 433 (!) монеты. В США даже выпускают составленные на основании архивных источников карты с указаниями мест, где у берегов Мексиканского залива и Флориды затонули старинные корабли. Правда, карты эти уж очень мелкого масштаба и искать по ним сокровища придётся ой как долго. Однако есть такие места и у берегов Приморья. Вовремя Русско-японской войны 1904—1905 гг. возле Владивостока ставили мины и японцы, и наши моряки. Ликвидация минных постановок шла долго, во Владивостоке тральные силы были мизерные. Это и привело к гибели парохода, вёзшего деньги в Шкотово.

7 июля 1905 г. пароход «Варягин» (назван так по фамилии владельца) вышел из Владивостока в бухту Кангауз (ныне Суходол). По его курсу находилось минное поле, но капитан парохода Двинников доверился бывшему флотскому лейтенанту Зотову, обещавшему провести корабль через опасный район. Фамилия Зотова встречается в истории нашего города не раз. Он пытался строить подводную лодку (правда без всякого успеха), он и с пропажей казённых денег засветился. Выйдя из пролива Босфор Восточный, пароход лёг на створ Трёх Камней с горой. С этого створа он лёг на курс к мысу Красный. На этом курсе пароход подорвался на минном поле, поставленном возле Владивостока в том районе, из которого японцы в 1904 г. обстреливали город.

Поскольку на борту была солидная сумма банковскими билетами и звонкой монетой, которую не успели спасти, то желающие могут поискать подводный клад и у берегов Владивостока.

3.8. ДОНОСЫ

Всё в истории повторяется. И мало что из наших сегодняшних привычек не было известно нашим далёким предкам Опыт судопроизводства знаменитых «сталинских троек» был знаком ещё древним римлянам, когда триумвират Цезаря, Помпея и Красса, захватив власть в республике, составил проскрипционные списки тогдашних врагов народа, подлежащих уничтожению. Кстати, сам термин «враг народа» тогда и появился. За этим последовала лавина доносов, когда граждане римского государства разделывались со своими противниками своевременными сигналами в тогдашние ведомства безопасности.

Надо сказать об одной из неистребимых черт российской жизни – стремлении подданных доносить власть предержащим на своих соседей. Традиция эта уходит в глубокую древность. Ещё царь Алексей Михайлович заложил основу взаимной слежки, организовав специальное ведомство для рассмотрения доносов – Приказ тайных дел.

Особенно же крупный размах приняло доносительство при великом преобразователе страны Петре I. Характерной чертой того времени было массовое казнокрадство «птенцов гнезда Петрова». Редко кто из его соратников не «золотил ручку» (взятки ещё более, чем доносы, характерная черта нашей истории) или не отягощал свой карман за счёт «государева добра». Взятки были столь привычной чертой жизни, что зачастую их брали только для того, чтобы дать вышестоящему начальнику. Так что воровал и светлейший князь Александр Данилович Меншиков, и канцлер Шафиров, и сама императрица Екатерина Алексеевна, и какой-нибудь мелкий чиновник юрода Урюпинска.

Реформы Петра, всколыхнувшие всё общество, встретили упорное сопротивление, породили многочисленные заговоры против царя, и далее сын преобразователя царевич Алексей не избежал участия в них. Для борьбы с этими напастями и утвердил Пётр тайную канцелярию. Чтобы попасть туда, доносителю было достаточно прокричать: «Слово и дело!» – и никто не мог остановить разбор заявления информатора

Правда, и ответственность была велика, – с тем, кто без нужды крикнул страшные слова, расправа была крутой. Зато за сведения о действительно стоящих вещах оплата была солидной, доходившей до 50 рублей. Для сравнения – годовое довольствие солдата составляло три рубля с полтиною.

И пошли в канцелярию доносы – слуги стучали на хозяев, соседи – на соседей, школяры – на друзей. Сидели в кабаке двое случайных знакомых Один из них предложил выпить за здоровье императора (Петру только что присвоили этот титул), другой, поскольку не знал, о ком идёт речь, послал императора подальше и предложил выпить за царя-батюшку. Но первый, хоть и был пьян, уже прокричал: «Слово и дело!» – и началось расследование. Результат: нелюбопытному собутыльнику всыпали батогов по первое число и отпустили, поскольку установили, что злого умысла он не имел [46]46
  Царские портреты висели в кабаках до Александра III. Тот после разборки с солдатом, что пьяным заявил, что ему наплевать на императора, приказал убрать портреты, а солдату передать, что и царь на него плюёт. Когда служивому объявили о решении императора, он бухнулся в обморок. Ведь за оскорбление царствующей особы в лучшем случае ему светила каторга.


[Закрыть].

Слуга Аким Иванов доносил о разговорах своего хозяина прапорщика Скобеева с женой, осуждавших политику царя.

Хозяевам – плети, слуге – вольную за бойко и размашисто составленный донос, отправленный в Тайную канцелярию.

Так было во время Петрово. В 1937 г. эпоха доносов расцвела с небывалой силой. Да и реакция властей была пожёстче петровских батогов. За неосторожные речи можно было схлопотать 10—15 лет лагерей, а то и стенку. С помощью доносов боролись не только с врагами, но и пытались бороться с противниками в науке, конкурентами в делах, а кое-кто таким путём хотел ослабить советскую власть. Сейчас и не представишь, сколько карьер было сделано своевременными письмами в органы. Так, незадолго перед войной известный генерал-иуда Власов убедился в высокой готовности проверяемой им дивизии. А в органы пошёл доклад о преклонении комдива перед Германией, поскольку на занятиях изучалась тактика вермахта. Комдива сняли и увезли в органы, на его место сел Власов, а обученная опальным начальником дивизия отличилась в первые дни войны, став трамплином в карьере для нового начальника.

Есть примеры и посвежее. Сколько людей после ГКЧП стали главами администраций и представителями Президента после того, как представили ему рапорты о своих предшественниках и их «коммунистическом прошлом»!

Да и современная власть, особенно налоговые органы, пытаются провести законы о вознаграждении за донесения об уклонении от налогов.

Римский император Максимилиан, которому надоели изветы, выгнал доносчиков из «вечного города». А как мы будем разбираться с их последователями?

3.9. КАК МОРЯКОВ ДО РЕВОЛЮЦИИ КОРМИЛИ

Этот цикл статей в газетах Владивостока в начале 1990-х гг. был посвящен организации питания дореволюционных моряков из-за известного скандала, связанного с гибелью матросов в Учебном отряде флота из-за невнимания к их бытовым условиям командования части. Скандал забылся, а статьи остались. В этом сборнике решено их напечатать с минимальными исправлениями в газетном тексте.

В старой русской армии заботе о подчинённых придавалось особое значение. Сам отец-основатель флота российского Пётр I включил нормы снабжения в уставы армии и флота. Злоупотребления на почве питания к началу XX века почти отсутствовали. Да и невнимание к питанию воинов было просто опасно – восстание на броненосце «Потёмкин» началось именно из-за недовольства матросов питанием

Солдатский и матросский желудки были предметом особой заботы начальников всех степеней. «Проба» пищи для нижних чинов была традиционным и далеко не формальным обрядом, выполнявшимся при посещении казарм и кораблей в часы приёма пищи самым высоким начальством, включая самого царя. Стоило Александру III заметить, что выданные матросам в Кронштадте щи солёные, как появлялся приказ по флоту об улучшении питания.

Адмирал С.О. Макаров, будучи командиром Кронштадтского порта, издал приказ, в котором говорилось:«… Отсутствие офицерского надзора ведёт к дурному качеству приготовления пищи».

Безусловно, одним питанием не исчерпывалась забота великих флотоводцев о своём личном составе. Тот же Макаров писал: «Сбережение здоровья нижних чинов есть важнейший долг не одних командиров, но и всех офицеров, и каждый в кругу своих обязанностей должен принимать все меры к тому, чтобы сохранить здоровье порученных ему людей». А адмирал П.С. Нахимов даже на передовой севастопольских бастионов требовал, чтобы личный состав осматривался не реже двух раз в неделю врачами для своевременного выявления болезней.

Так что можно сказать, что главная вина в событиях в Учебном отряде на Русском острове в первую очередь лежит на тех офицерах, что своим попустительством и равнодушием довели свой личный состав до такого состояния, что о нём узнала вся страна; на дежурных по части, что своими подписями разрешали выдачу малосъедобной пищи; на тех врачах, что проводили телесный осмотр только на бумаге.

3.9. 1. Не густо, но и в животе не пусто

В последнее время (напоминаем, что статья напечатана в августе 1991 г.) возрос интерес к истокам российского флота, к тому, как жили моряки того времени, чем питались. А как же кормили, например, героев Гангута и Чесмы, моряков парусного флота? В знаменитом «Морском уставе» Петра Великого есть специальная глава «О раздаче провианта на кораблях».

Вот какие нормы довольствия существовали в то время. На месяц, который числился в 28 дней, полагалось: говядины – 5 фунтов (русский фунт – 409 г), свинины – 5 фунтов, сухарей – 45 фунтов, гороху – 10 фунтов, круп – 15 фунтов (в том числе гречишных – 5 фунтов, овсяных – 10 фунтов), рыбы – 4 фунта, масла – 6 фунтов, пива – 7 вёдер, вина – 16 чарок (одна чарка – 0,122 л), уксуса – полкружки, соли – полтора фунта.

Матросы питались, как бы мы сейчас сказали, «по бачкам», а тогда говорили, «в компаниях по мискам», по 7 человек, чтобы в один день получать провизии на всех столько, сколько одному положено на неделю [47]47
  В некоторой мере этот обычай дожил до наших дней. На атомных подводных лодках первого поколения, где не было столовых и личный состав питался по бачкам, моряки получали вино по норме 50 г в сутки. Так, чтобы выпить, так выпить, и отдавали всю бутылку одному по очереди.


[Закрыть].

Для офицеров пища готовилась отдельно, причём если корабельный священник был монахом, то и ему готовили отдельно. Для команды же пища готовилась в общем котле. Надо сказать, что кают-компании и общий стол офицеров на кораблях появились под влиянием британского флота только в 1770-х гг. Их ввёл на Балтике адмирал С.К. Грейг.

Своё продовольствие брать в поход не разрешалось, видимо, из-за опасения попадания испорченной провизии на общий стол. Горячая пища для команды готовилась дважды в сутки.

Все продукты (кроме свежих, что сразу шли на стол), предназначались для длительного хранения: мясо и рыба засаливались (это и есть известная из романов прошлых веков солонина). Сухари также обрабатывались особым способом – в специальных печах их подвергали тройному закаливанию, так что по прочности они не уступали камню. Провизия хранилась на кораблях годами. Так при кругосветном плавании экспедиции И. Крузенштерна и Ю. Лисянского, длившемся три года, припасы, взятые в Петербурге, не испортились. Но зачастую солонина и сухари готовились с нарушениями, как бы мы сейчас сказали, технологии, и тогда приходилось или есть тухлое мясо, или испытывать муки голода.

Может вызвать удивление большое количество алкогольных напитков. Дело в том, что сырость во внутренних помещениях парусных судов пытались компенсировать выдачей вина. Под вином не всегда понимали благородные виноградные напитки. Обычно так называли напиток, более известный нам под названием водка, но крепость его была всего около 30°. Да и обычная вода на кораблях (как и большая часть продовольствия) хранилась в деревянных бочках, часто зацветала и приобретала неприятный запах. Поэтому пищу готовили не на воде, а на пиве. Его же и пили матросы. Поэтому на борту и имелся напиток, названный в уставе пивом. Дело в том, что то, что сейчас называется пивом, появилось в России в царствование Екатерины II, когда был основан старейший в нашей стране пивзавод, что носит сейчас имя Степана Разина, а тогда, когда Пётр утверждал устав, под пивом понимали напиток типа браги или крепкою кваса. Да и русские крестьяне готовили щи не на воде, а на квасе.

Одним из страшных спутников мореплавателей до появления паровых судов была цинга. Связано это с тем, что в продовольствии отсутствовал витамин С. Свежих продуктов (мяса и зелени – тогда так называли все овощи) потребляли мало и только в начале плавания, а тем более фруктов в пайке не было вообще. Только к концу XVIII века нашли надёжное средство борьбы с цингой – этим страшным бичом мореходов. Им оказалась обычная квашеная капуста. В западноевропейских флотах впервые внедрил её в рацион матросов Джеймс Кук, в этом одна из причин успеха его экспедиций. Он же ввёл в широкое употребление в британском флоте лимонов. Получение английскими матросами лимонного сока было предметом насмешек моряков других стран, но от цинги защищало надёжно. Этим и вызвана придуманная американцами кличка британских матросов «лайми» – лимонники.

Подводя итог, можно сказать, что особым разнообразием стол матросов парусного флота не отличался – похлёбка да каша, и так каждый день. Главная радость – чарка, но в постные дни её не давали, а вместо мяса в те дни в командный котёл шла рыба.