Текст книги "Рождественские сказки"

Автор книги: Игорь Фарбажевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Нате-кось-выкусите! – показал им кукиш изобретатель.

– Фи! – поморщился директор. – И это говорит учитель в век Просвещения!.. – И привел последний аргумент: – Вы не патриот, Афанасий Егорыч!

– Да! – прокричал им в ответ изобретатель. – Я – не патриот! Я отечественник! Приятно оставаться, господа! А я улетаю!..

Городничий дал знак солдатам, и те, скользя и кувыркаясь, скатились в овраг, за ними съехали, придерживая юбки, представительницы Красного Креста.

– Последний раз предлагаю!.. – свистящим шепотом сказал учитель Тимке.

Рубакин не смог удержаться от очередного вопроса:

– А кто поможет тем, кто остается и не может улететь?

Тот лишь безнадежно махнул рукой и захлопнул за собой дверцу кареты. На земле остались валяться бумаги изобретателя.

– Бежим отсюда! – сказал Святик, как всегда вовремя оказавшись рядом. Тимофей подобрал чертежи, и они потихоньку стали выбираться на другую сторону оврага.

Солдаты, подкатившиеся к "адской машине", стали дергать ручки, пытаясь открыть двери. Наконец, это им удалось. Двое служивых влезли внутрь и махнули сестрам милосердия. Те забрались тоже. Наступила пауза.

– Ну, чего там?! – нетерпеливо прокричал сверху городничий Зуев-Зуевский.

Изнутри никто не отвечал...

Ругаясь на чем свет стоит, городское начальство с трудом спустилось в овраг. Директор Гимназии с опаской заглянул в карету.

– Никого.. – пробормотал он в изумленьи.

Городничий не поверил ему и тоже сунул голову в дверь.

– Пусто!.. – потрясенно выдохнул он. – В самом деле, никого нет, господа!.. Куда ж они все подевались?..

И "отцы города" несколько раз обошли карету, громко стуча по её корпусу.

– Эй, выходите!..

Безрезультатно.

– Чародейство! – сделал вывод директор Гимназии.

– Дьявольщина! – перекрестился городничий. – Тем более придеться разобрать.

Оставшиеся солдаты обнажили сабли.

– Руби! Коли! – приказал городничий.

На изобретение учителя посыпались звонкие удары.

Тимка, прячась за ротондой, сделал последний фотоснимок и, не дожидаясь уничтожения кареты, поспешил к Телеге Времени.

Силы у нападавших иссякли, а от кареты лишь отвалилась крыша, обнажив всего два пустых деревянных сиденья.

– Сбежал! – с досадой констатировал Зуев-Зуевский.

– Может, и в самом-то деле на Луну?.. – задумчиво произнес директор.

– Думайте, что говорите! – рявкнул городничий, покосившись на столичного фельдъегеря. – Или, может, жалеете, что сами не удрали?..

– Ваше превосходительство! – выпучил глаза директор, стараясь возмутиться погромче и поубедительней. – Как можно-с! Если все полезные люди, такие, как... мы с вами, улетят неизвестно куда, – кто же останется в России?!.. – Он с досадой пнул лежащее на снегу крыло Кареты Счастья.

– Это верно, – закивал городничий. – Кто будет заботиться о процветании России?! – и снова повернулся к фельдъегерю, невозмутимо наблюдавшему всю сцену разгрома. – Где вы встречаете Рождество?

В этот момент небо вдруг заволокло тучами и хлынул проливной дождь. Он смыл снег, взбудоражил грязь, сбил с ног городских чиновников и столичного гостя, выкупал их в грязной воде, которая неслась по дну оврага.

Остатки Кареты Счастья помчались в этом потоке совсем в другую сторону и вскоре бесследно исчезли.

8.

Телега наконец-то вернулась в свой век, во двор зуевского изобретателя Федора Филипповича Плугова.

Это произошло сразу же, как только Тимофей Рубакин потянул на себя Рычаг Возвращения.

– Эй! – закричал ему Филиппыч, сбегая с крыльца. – Ты что тут делаешь?! А-ну, вали отсюда!..

Совсем рядом лаяли собаки и свистели милицейские свистки.

От исчезновения до появления во Времени – прошло не больше мгновенья.

– С Рождеством вас, Федор Филиппыч! – поспешно сказал Тимка.

– Спасибо, – буркнул хозяин, не испытывая никаких признаков радости. А собственно, тебе от меня что нужно?..

– Хочу как вы... – замялся Тимка, – что-то изобретать. Можно мне у вас учиться?..

– Стать моим учеником?! – недоверчиво переспросил Плугов и задумался: – Гм!.. А ведь правда: учеников-то я не собрал...

– Я много чего умею! – Тимка стал перечислять: – Паять могу точить, лобзиком вырезать...

– Лобзиком, говоришь?.. А-ну, пойдем в дом!

Он пропустил Тимку вперед и недовольно обернулся к воротам:

– И чего рассвистелись?.. Порядка как не было – так и нет...

Дом напоминал настоящую лабораторию. Микроскопы, телескопы, кинескопы, старинные паяльные лампы, горелки, реторты, верстаки, тиски, станки, заполнили весь дом, а пол был завален деревянной и металлической стружкой.

Тимка впервые переступил порог рубакинского дома. Не с пустыми руками – он положил на стол чертежи Кареты Счастья и пачку исторических фотографий. Но не успел Тимка что-нибудь сказать, как во дворе раздался свирепый собачий лай.

Это Святик играл роль сторожевого пса тяжелой злобы.

– За мной... – вспомнил вдруг Тимка Рубакин о своем побоище у ночной палатки, и заметался заячьим взглядом по комнате. Плугов всё понял и втолкнул парня за печь. На пороге показались красные с мороза милицейские лица.

– Это ещё что такое?! – удивился Плугов. – Почему без стука?

– С Рождеством вас, Федор Филиппыч! – любезно сказали милиционеры. Это хорошо, что у вас собачка на цепи. Ну, и зверь! А скажите нам, уважаемый Федор Филиппыч: не забегал ли сюда подозрительный субъект по фамилии Тимофей Рубакин?

Изобретатель нахмурил брови и строго спросил:

– А, собственно говоря, какие у меня могут быть дела с каким-то подозрительным субъектом?!

– Верно... – смутились зуевские постовые, мельком окинули взглядом лабораторию и тут же откланялись: – Вы уж извините нас, Федор Филиппыч! По всей слободке ищем... Еще разочек вас, с праздником!... – И побежали свиристеть дальше.

– Хулиганишь?

– Бывает... – честно признался Тимоня, выйдя из-за печи.

– Ладно! Ты вот что, Тима. Подожди меня маленько. Я быстро смотаюсь недалеко по делу и – сразу вернусь. А ты пока чай завари.

– А может вам не стоит сегодня, Федор Филиппыч, куда-то мотать?.. Ведь вы на своей Телеге собрались отправиться?..

– Ясновидящий! – поразился Плугов. Тут Тимка и протянул хозяину пачку фотографий.

Пока изобретатель рассматривал фотографии и что-то бормотал про себя непонятное, с Тимофеем Рубакиным произошло вот что.

На стене между окон у Плугова висела картина в золотой раме, красивая вещь. Нарисован на ней был тихий пейзаж – река и роща за рекой. Картина эта была особенная. Можно было посмотреть – и ничего. Однако, если кому-нибудь удавалось оценить высокую красоту работы, но так, чтобы вздохнуть от переполненной души, тогда поверх пейзажа загорались слова. Всякому – свои. И непременно самые для человека важные.

Загляделся наш Тимофей. Вздохнул.

О, русская земля! Израненая, сожженная, преданная, разделенная! Овраги твои – не следы ли плетей?.. Горы твои – не могильные ли холмы?.. Реки твои – не женские ли слезы?!..

Поля твои пропитаны кровью сраженных богатырей. В твоих лесах, о Русь! до сих пор стонет и плачет эхо голосов убитых и пропавших бесследно!.. Твои алые ягоды – разве не капли святой крови, что выступают на снегу и среди листвы из года в год, из века в век, ибо земля утоплена в крови!..

Замордованная войнами, князьями, царями и нескончаемой чередой народных освободителей, – ты все равно жива, о Русь моя, сестра моя! Ты стонешь, больно тебе!..

Я выхожу тебя, вынянчу! Спою колыбельную и покачаю в люльке среди звезд! И вспашу, и засею, и соберу новый урожай зерен и плодов!

О, терпеливый народ! Сколько ждать тебе Божьей Благодати?! Сколько ещё голов покатится во рвы, сколько ещё жен и дочерей заберут в полон похотливые враги твои?!..

О, русская земля! Любимая, единственная! Пусть будет безоблачно Будущее твое! Красивая, сильная и добрая, встанешь ты посреди всех народов и пойдешь с ними общим путем Любви, Надежды и Веры!..

А если и суждено увидеть мне тень на лике твоем – пусть это будет тень Ангельского крыла!..

Вот что открылось молодому богатырю Тимоне.

– Так ты – оттуда?.. – хрипло спросил Федор Филиппович.

Тима виновато кивнул, мол, так вышло.

– А как же я?.. – растерянно спросил Плугов.

– А вы – в другой раз. – Он скосился на картину – ничего: река и роща за рекой, лето, сумерки...

Плугов вдруг громко расхохотался:

– Видишь ли, парень... Другого раза уже не будет.

– Отчего же?! – удивился Тимофей.

– Да потому, что... хреновая она, телега!

– Я бы так не сказал, – не согласился с ним Тима. – Телега – что надо! Проверено.

– Видишь ли, Тимофей... Есть в ней один недостаток, – он опять расхохотался.

– Всего-то один? – пожал плечами Тима и положил перед Плуговым Карету Счастья в чертежах.

– Но – какой?! – воскликнул Плугов. – Одноразовая она! Как зажигалка! Вот что значит: изобретать наспех!..

Отдышавшись от хохота, Федор Филиппыч глянул на чертежи, потом расстегнул пуговицу на шее, потом серьезно сказал:

– Ученик – это большое счастье!..

Ну вот, теперь всё досказано!

Или ещё что надо?

К О Н Е Ц