355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Мусский » 100 великих афер » Текст книги (страница 13)
100 великих афер
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:22

Текст книги "100 великих афер"


Автор книги: Игорь Мусский


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Франсуа Фурнье – «король» фальшивых марок

Однажды некий молодой человек во Франции нарисовал марку с портретом генерала де Голля. Недолго думая, он наклеил свое произведение на конверт и опустил его в почтовый ящик. Он хотел просто подшутить над почтой. Но служащие французской почты сразу же оповестили полицию. После расследования молодого человека, кстати, талантливого графика, арестовали и обвинили в изготовлении фальшивых знаков почтовой оплаты. Ему грозил большой тюремный срок, и только благодаря красноречивому адвокату и умному судье дело легкомысленного «творца марок» было прекращено.

Уже на этом примере видно, что почтовые ведомства всего мира энергично охраняют себя от подделок. Но, несмотря на суровые приговоры, время от времени кто-либо из «любителей» решается на риск производства фальшивых марок «в ущерб почте». Именно «в ущерб почте», так как фальсификаты «в ущерб коллекционерам» появились почти одновременно с возникновением филателии.

Аферы, связанные с подделкой марок, зачастую достигают миллионных сумм и наносят колоссальный ущерб как фирмам, так и коллекционерам. Некоторые фальшивки изготовлены столь искусно, что даже лучшие эксперты становятся жертвами ошибок.

Подделки марок появились почти одновременно с оригиналами – в 1840-х годах. Первые фальшивки были обнаружены в Италии – грубые подделки, заменявшие знаки почтовой оплаты (впрочем, сейчас они стоят больших денег у коллекционеров). В 1862 году вышла первая книга Луи Франсуа Гансо о фальшивых марках, а через год англичане Торнтон Левис и Эдвар Пембертон опубликовали работу «Поддельные почтовые марки и как их обнаружить».

История филателии знает «великих мастеров», некоронованных «королей» фальшивых марок. Их «произведения» многие годы наводили страх на состоятельных филателистов, приобретавших дорогие марки без уверенности в их подлинности. «Королем» фальсификаторов и поныне считается Франсуа Фурнье.

…В конце XIX века на филателистическом рынке неожиданно появились многочисленные подделки самых старых и одновременно самых ценных марок. Создателем их был некий Л.Х. Мерсье, который основал в 1891 году в Швейцарии небольшую типографию и начал легальное производство фальшивых марок. Для того чтобы не вступать в конфликт с законом, Мерсье называл свою продукцию «факсимиле» и иногда даже делал такую надпечатку на обратной стороне выпускаемых им марок. Подавляющая же часть его продукции не имела таких надпечаток, и многие филателисты приобретали марки Мерсье, не подозревали, что заполняют свои коллекции фальшивками.

Марка, напечатанная в типографии Франсуа Фурнье

Хотя Мерсье не был знатоком филателии, его типография процветала, и дела шли прекрасно. Одной из причин успеха был низкий уровень филателистических знаний коллекционеров того времени.

В 1903 году типографию возглавил Франсуа Фурнье, человек безграничной фантазии и необычайной предприимчивости. В отличие от Мерсье он хорошо разбирался в филателии. Несколько лет назад Фурнье основал в Женеве небольшую фирму по торговле марками, однако дело не принесло заметных доходов, и он стал компаньоном Мерсье. С приходом Фурнье в типографии начали печатать копии редких марок старогерманских и староитальянских государств, английских и германских колоний, Австрии, Швейцарии, Китая и других стран. Копии были столь совершенны, полностью совпадали не только рисунки, но виды печати, бумаги, зубцовки, что отличить подделки от подлинных марок было чрезвычайно трудно.

Некоторым оправданием Фурнье служит то, что он никогда не выдавал свои имитации за настоящие марки. В своих объявлениях он всегда писал, что предлагает копии марок, называя их, как и Мерсье, «факсимиле» (точное воспроизведение). В ответ на обвинения в подделке марок он даже издавал в 1910–1913 годах собственный филателистический журнал «Факсимиле», тиражом до 25 тысяч экземпляров, и прейскуранты выпускаемых им копий.

Фурнье выдвинул своеобразную «теорию», что делает большую услугу филателистам, снабжая их по весьма низким ценам имитациями марок. В то время были модны альбомы с изображениями марок всех государств мира. Так вот Фурнье писал в журнале, что каждый филателист должен заполнить свободные места в альбоме любыми доступными способами и что помещение в него копий не является постыдным. Коллекционеры приобретали его копии, вклеивали их в свои альбомы в качестве временной замены, пока им не попадалась подлинная марка.

Фурнье часто принижали тем, что его подделки покупают только несведущие люди, начинающие филателисты, а настоящие знатоки ими пренебрегают. Фальсификатор говорил, что подобная критика продиктована завистью и отсутствием понимания его творческого труда.

Статьи Фурнье вызвали волну протестов, но раздавались и голоса одобрения. Именно этого он и добивался, поскольку как протесты, так и одобрение способствовали рекламе и успеху фирмы. Всем, кто проявлял интерес к его работе, фальсификатор посылал марочные эмиссии, филателистические пособия и литературу.

Фурнье выпускал свою продукцию легально, не нарушая действующего в то время законодательства. Другое дело, что его подделки часто продавались как оригинальные марки – о происхождении этих копий знали лишь те, кто получал их от Фурнье. К тому же он отказывался обозначать на самых редких марках или хотя бы на их оборотной стороне, что это копии, факсимиле, что вводило в заблуждение даже опытных филателистов и широко использовалось спекулянтами. С переходом коллекций из рук в руки сведения о происхождении марок терялись, и они начинали «жизнь» подлинных. Неопознанные изделия Фурнье не раз попадали на выставки.

«Король» фальшивых марок подделывал почти все, что в филателии заслуживало внимания и, разумеется, приносило доход. Как отмечают специалисты, он осуществлял полные и частичные подделки, подделывал надпечатки, его перфорационные машины наносили на марки размеры зубцовки, на которые был наибольший спрос на рынке, а дополняли перечень его «способностей» – поддельные штемпеля на фальшивых марках. Следует также добавить, что Фурнье всегда заботился о запасах соответствующей бумаги, чтобы быть ко всему готовым, и его подделки стояли на сравнительно высоком уровне по технике исполнения.

О том, каким виртуозом своего дела был Фурнье, может свидетельствовать такой пример: в 1884 году в России была выпущена в обращение серия марок, одним из элементов которых были почтовые рожки, расположенные на марках под орлом-гербом государства. В серии имелись и марки с высоким номиналом – 3, 5 и 7 рублей. Они считались редкими уже во времена Фурнье, а теперь они стоят сотни, если не тысячи евро. Они печатались с водяными знаками, и самой трудной задачей для фальсификатора являлся подбор сорта бумаги. Фурнье решил и эту задачу. Листы 3-, 5– и 7-рублевых марок имели очень широкие поля. Поэтому Фурнье стремился достать побольше обрезков полей. Таким образом он получал оригинальную бумагу, на которой мог печатать фальшивые марки. На этих марках он еще ухитрялся ставить фальшивые штемпеля!

Кроме того, Фурнье основал реставрационную мастерскую или «клинику», которая всегда была готова восстановить поврежденные редкие марки: заделать тонкие места, устранить надрывы, приклеить недостающие зубцы. Следует заметить, что в филателии «восстановление» недостающих зубцов считается подделкой.

И дела фальсификатора процветали до самого начала Первой мировой войны, после чего интерес к филателии на время угас. Франсуа Фурнье умер в 1918 году в возрасте 71 года.

«Золотые прииски» Ольги Штейн

Когда в августе 1894 года профессор Петербургского университета Цабель привез из пригородной Стрельни молодую жену, едва ли кто мог предугадать в этой миловидной провинциалке задатки удачливой аферистки государственного масштаба.

Отец Ольги – мещанин Сегалович был добропорядочным отцом семейства и законопослушным гражданином. Он организовал в Царском Селе филиал известной парижской ювелирной фирмы и стал поставщиком украшений для всего высшего общества Петербурга. У него было четверо детей, получивших прекрасное образование. Когда дела фирмы Сегаловича пошатнулись, друг семьи – профессор консерватории Цабель из чувства сострадания начал материально помогать Сегаловичам. На этом же основании он женился на старшей дочери Ольге, годившейся ему по возрасту в дочери.

Красавицу Ольгу постоянно окружали поклонники. Она любила повеселиться и все глубже залезала в долги. Прижимистый Цабель пытался ее утихомирить, но все без толку. Конфликт завершился разводом.

Ольга Штейн

В марте 1901 года профессора Цабеля в роли мужа сменил старый генерал Алексей Михайлович Штейн. Он был участником многих военных кампаний, но Ольгу больше привлекал его трехэтажный дом на Литейном. Особую ценность представляла дружба Штейна со всемогущим Победоносцевым, обер-прокурором Святейшего синода и духовным пастырем покойного императора Александра III. Казалось, Ольга получила все, что хотела. Она жила в роскошном особняке с огромным штатом служащих и прислуги, имела собственные выезды. В гости к генеральше захаживали сенаторы фон Валь и Маркович, петербургский градоначальник Клейгельс и другие высокопоставленные чиновники. Но и этого ей оказалось мало.

Просматривая газеты, Ольга Григорьевна обратила внимание на колонку с объявлениями о найме на работу. Многие коммерческие компании и лучшие дома Санкт-Петербурга, принимая работника, использовали принцип залога. То есть служащий, устраиваясь на работу, обязался внести за себя денежный залог, размер которого зависел от уровня претензий кандидата и престижа компании.

В мае 1902 года Ольга Штейн поместила в столичной газете «Новое время» объявление о найме на работу: требуется опытный и честный управляющий с рекомендательными письмами. Одним из первых на него откликнулся Иван Николаевич Свешников. Оговаривая с ним условия, генеральша заметила, что сумма залога должна соответствовать уровню ответственности за порученное дело. Свешников не возражал. Ну а поскольку, продолжала Ольга Григорьевна, ее состояние довольно внушительно и включает в себя три дома в Петербурге, а также сибирские золотые прииски и каменоломни, то ей хотелось бы получить от своего будущего управляющего сорок пять тысяч рублей. Взамен она обещала Свешникову четыреста рублей ежемесячно и определенный процент с прибыли сибирских предприятий. На том и порешили. Через несколько дней Свешников отбыл в Благовещенск, чтобы на месте ознакомиться с делами золотых приисков и каменоломен.

Вслед за Свешниковым пришло еще несколько служащих. Вскоре в особняке на Литейном ожидала приема целая очередь соискателей на должность управляющего сибирскими предприятиями. В изысканных интерьерах посетители подчас теряли самообладание. Надворный советник Зелинский, отставной фельдфебель Десятов, мещанин Сорокин и другие безропотно вносили свой вклад в процветание генеральского дома.

Десятов получил должность заведующего хозяйства небольшого лазарета, который якобы находился под опекой Ольги Штейн. Предложенная работа старика устраивала. Отдав в качестве залога все свои сбережения, Десятов совершенно случайно узнал, что Штейн «наняла» на эту работу еще несколько человек. Старик бросился к хозяйке и буквально на коленях умолял вернуть деньги, но все было напрасно. Понеся такую тяжелую потерю, бывший вояка заболел, стал быстро худеть, а через месяц отдал Богу душу.

Ольга Штейн развернулась вовсю. Однако слух о ее делишках широко распространился в столице, и ей стало трудно проводить мошеннические операции. Нужно было придумать нечто новое и оригинальное для обмана, и тогда появилось «наследство» в миллион шестьсот тысяч франков, которое она якобы получила от дорогой тетушки Соколовой-Сегалович, скончавшейся в Париже.

Все удавалось ловкой мошеннице. Лучшие столичные магазины охотно отпускали ей товары в кредит, доставляя по указанному адресу. Ольга Штейн часто устраивала шикарные приемы и сама была желанной гостьей у сановных знакомых.

Когда поток состоятельных претендентов на пост управляющего оскудел, Ольга Григорьевна пустила в продажу должности доверенных лиц, рассчитанные на представителей мелкопоместного дворянства.

В это время вернулся первый «управляющий сибирскими предприятиями» Иван Николаевич Свешников. Он исколесил почти всю Сибирь, разыскивая прииски генеральши Штейн. Доехав до Читы, Свешников целый месяц добирался до Благовещенска на перекладных. Однако в местной администрации ему заявили, что никаких приисков и каменоломен нет на сотни верст вокруг. Тогда Свешников предпринял собственные поиски. Наконец у него закончились деньги и, чтобы вернуться домой, ему пришлось устроиться грузчиком.

Приехав в Петербурге, обманутый управляющий поспешил в особняк на Литейном. Но его не пустили даже на порог. Спустя несколько дней Свешников пробрался в дом генеральши через черный ход, попытался учинить скандал, грозил прокурором, но был с позором изгнан слугами.

Несмотря на угрозы, Свешников, как, впрочем, и другие пострадавшие, не спешил обращаться в суд. Одни опасались, что навлекут на себя гнев высоких покровителей генеральши. Другие не хотели выставлять себя на посмешище, прослыть скандалистами, так как это могло сказаться на будущей карьере. Более изворотливые и искушенные предпочли вернуть часть своих денег по взаимному согласию, не прибегая к суду.

В случае же, когда потерявшие терпение кредиторы являлись к Штейн за деньгами, то они, как правило, уходили от нее с пустыми руками, более того, давали в долг новые суммы, настолько их поражала шикарная обстановка в особняке генеральши, особенно зимний сад с редкими растениями и цветами, где хозяйка принимала высокопоставленных гостей и нужных ей посетителей в весьма откровенных для того времени нарядах.

Ольга Штейн могла соблазнить любого. До знакомства с генеральшей у 65-летнего Федора Федоровича фон Дейча были дом, семья и адвокатская практика. Но стоило ему свести знакомство с Ольгой Григорьевной, как все в его жизни пошло наперекосяк. Генеральша беззастенчиво выманивала у своего воздыхателя огромные суммы. Когда же Дейч разорился и бросил семью, Ольга Штейн продолжала давать ему поручения. Дейч разносил по ломбардам вещи, купленные им в кредит, и повсюду занимал для нее деньги. Своим знакомым он показывал телеграмму, в которой говорилось об огромном наследстве, якобы оставленном парижской теткой обожаемой Олюшке.

Дейч долго отказывался верить слухам о похождениях его возлюбленной, пока его знакомый директор акционерного общества Бентковский не выяснил, что знаменитая телеграмма была отправлена не из Парижа, а из… Павловска. При этом известии бедного Дейча хватил удар…

Разоблачить аферистку помог скромный мещанин Кузьма Саввич Марков. В 1905 году он оказался в числе людей, ослепленных великолепием убранства дома Ольги Штейн, недавно получившей придворное звание гофмейстерины высочайшего двора. Кузьма Саввич передал генеральше пятитысячный залог, после чего отбыл в Вену с заданием купить особняк, подобающий положению гофмейстерины. На поездку в австрийскую столицу ему выдали заграничный паспорт и 100 рублей командировочных.

Марков взялся за дело энергично. Он нашел несколько подходящих зданий, выставленных на продажу. Все дома Марков сфотографировал и подробно описал, а отчеты отправил в Петербург. Но напрасно Кузьма Саввич ждал ответа. Через два месяца он был вынужден освободить гостиничный номер. Оставшись без средств к существованию, посланец гофмейстерины нелегально перешел две границы, отсидел месяц в бухарестской тюрьме, наконец, русский консул в Румынии помог ему вернуться в Петербург.

Марков сразу обратился в прокуратуру. Дело поручили вести Михаилу Игнатьевичу Крестовскому, бывшему гусару и дуэлянту. Записав показания Маркова, он заказал журналисту «Петербургского листка» материал о похождениях Ольги Штейн.

Но генеральша, узнав о готовящейся публикации, обратилась за помощью к влиятельным покровителям. В результате из готового к печати номера разоблачительная статья попросту исчезла. Редактор Василий Бобриков провел внутреннее расследование, но виновника не нашел. Он взял под личный контроль публикацию материала о мошенничестве генеральши. Бобрикову позвонил петербургский градоначальник Клейгельс и потребовал прекратить трепать имя почтенной дамы недостойными сплетнями. Несмотря на угрозы, материал был напечатан.

Увы, публикация не возымела желаемого действия, пострадавшие от аферы Штейн в прокуратуру обращаться не спешили. Крестовскому пришлось заняться поиском пострадавших самому. Вскоре он затребовал у начальства помощников, так как запротоколировать показания всех жертв мошенницы было не по силам одному человеку.

Крестовский вновь обратился за помощью к журналистам. «Петербургский листок» опубликовал путевые заметки Свешникова; «Новое время» – признания чиновников, которых Штейн взялась продвинуть по службе; «Слово» намекнуло на высокие связи генеральши, позволявшие ей вести себя безнаказанно. Уличные продавцы газет, подкупленные хитроумным Крестовским, выкрикивали названия разоблачительных статей на Литейном и у дома градоначальника.

13 августа 1906 года Ольга Григорьевна была арестована и препровождена в дом предварительного заключения. Однако по протекции Победоносцева ее выпустили на свободу под поручительское письмо. Это была первая и последняя услуга, оказанная Штейн любимцем государя – вскоре пневмония свела его в могилу.

Первое заседание суда состоялось 30 ноября 1907 года. Несмотря на серьезность выдвинутых обвинений, Ольга Штейн выглядела не обвиняемой, а важной барыней. Для такого поведения у нее имелись веские основания: ее защищали самые известные адвокаты. Рассчитывала она и на свои великосветские связи.

Обвинительный акт содержал солидный список ее преступлений. По данным судебных протоколов, только свидетелей и потерпевших набралось более ста двадцати человек. Ее жертвами были весьма состоятельные, и даже богатые люди. Не брезговала Ольга обманом и бедняков, доверивших ей последние сбережения. Генеральша поняла, что ее ждет суровое наказание, и по совету депутата Государственной думы Пергамента сбежала за границу.

Полиция долго не могла напасть на след аферистки. Тайно вскрывали письма ближайшего окружения Ольги Григорьевны. Наконец сыщики обратили внимание на письмо из Нью-Йорка депутату Пергаменту от некоей Амалии Шульц, которая просила выслать деньги по указанному адресу. Письмо было внимательно изучено. Почерк сличили с имеющимися образцами. Сомнений не оставалось: письмо писала Штейн. Аферистка была арестована американской полицией 25 февраля 1908 года в одной из гостиниц Нью-Йорка. Штейн доставили в Испанию, а затем переправили в Петербург.

Судебный процесс по ее делу возобновился 4 декабря 1908 года. На этот раз он не вызвал ажиотажа. Число свидетелей уменьшилось. Свешников умер. Надворный советник Зелинский сошел с ума. Поредели ряды зашитников Ольги Штейн. Депутат Пергамент, обвиненный в подготовке побега, накануне ареста покончил с собой.

Несмотря на огромный материальный и моральный ущерб, нанесенный петербургскому обществу, приговор аферистке был достаточно мягким, в чем немалая заслуга адвоката Бобрищева-Пушкина. В результате были сняты статьи наказания за мошенничество и бегство с заседания суда. Ее обвинили только в присвоении денег и растрату чужих средств. За все свои многочисленные преступления Штейн получила 16 месяцев тюрьмы.

Дело супругов Эмбер

«Величайшим мошенничеством XIX века» назвал дело супругов Эмбер видный юрист и политический деятель Вальдек Руссо. Главную роль в этой финансовой афере играла «великая Тереза». Здесь проявился ее «несравненный гений», как сказал на суде прокурор, восхищенный необыкновенной ловкостью кампании, которую с таким успехом вели в течение двадцати лет мошенники.

Тереза родилась в 1854 году в семье богатого крестьянина. Отец Терезы, носивший скромную фамилию Гильом Огюстен, преобразился сначала в Огюста Дориньяка, потом в д’Ориньяка и, наконец, стал подписываться «граф д’Ориньяк». Родители любили поговорить о мифическом наследстве, столь же колоссальном, сколь и таинственном: не то сам Дориньяк, не то его жена должны были получить громадное состояние от какого-то загадочного старца с седой бородой или испанского изгнанника. Мечты, мечты…

В 1871 году умерла жена старого Дориньяка, оставив дочь Марию и сыновей Эмиля и Романа на попечение старшей дочери Терезы. Продав с публичного торга свое имение, семейство переехало в Тулузу.

Осенью 1878 года Тереза вышла замуж за студента юридического факультета тулузского университета Фредерика Эмбера. Его отец, Густав Эбер, был человек известный: профессор права, сенатор, генеральный прокурор контрольной палаты, а с 1882 года – министр юстиции Франции. Он не возражал против брака сына по любви. Тем не менее Тереза сочла нужным намекать тестю на то, что ее ждет богатство. Прежде всего она должна наследовать после госпожи Беллак капитал в бумагах и замок Маркот.

После свадьбы Тереза и Фредерик поселились в скромной квартире на улице Монж. В первое время им приходилось нелегко. Молодожены занимали деньги у родных, брали кредиты, долги возвращали с трудом. И вдруг, в начале 1882 года, все чудесным образом переменилось. Эмберы снимают роскошный особняк на улице Фортюни. В мае 1882 года приобретают за 245 тыс. франков замок «Живых вод» под Парижем. Через два года покупают за миллион франков огромную ферму в Орсонвилле. На Сене строят пристань за 150 тыс. франков. В 1885 году супруги выкладывают 300 тыс. франков за отель на Аллее Великой Армии. Чуть позже становятся владельцами замка Селеран на юге Франции стоимостью 2 млн 300 тыс. франков.

Мадам Эмбер превратила свой особняк на Аллее Великой Армии в модный светский салон. В ее гостиной можно было встретить самых влиятельных людей Третьей республики. Достаточно сказать, что Феликс Фор, будущий премьер-министр, а в то время министр торговли, фигурировал в списках Терезы как «запасной гость».

Тереза Эмбер

Эмберы ни в чем себе не отказывали. В год они тратили по 400–500 тыс. франков. Тереза держала ложу в «Гранд-опера». Но пользовалась ею редко. Она любезно предлагала ложу знакомым и друзьям. Лучшие преподаватели по вокалу были к услугам дочери Эмберов. А когда в их домашнем театре давались спектакли, известные актеры считали за честь оказаться в числе действующих лиц и помогать своим талантом и сценическими знаниями семье просвещенных любителей.

Возникает резонный вопрос: откуда же полились золотой рекой на Эмберов эти миллионы франков?

Несколько лет назад в далекой Америке скончался бездетный миллионер Генри Роберт Кроуфорд. По странному капризу, в один и тот же день – 6 сентября 1877 года – он написал сразу два завещания. В первом Кроуфорд передавал свое состояние – более 100 миллионов франков! – Терезе Дориньяк за то, что она ухаживала за ним во время его болезни. Во втором делил наследство на три равные части и отдавал лишь третью часть Терезе, а две другие оставлял своим племянникам Генри и Роберту Кроуфордам (по другим источникам, он отдавал третью часть не Терезе, а ее младшей сестре Марии Дориньяк, наследство она могла получить по достижении совершеннолетия). В любом случае, братья Кроуфорды должны были держать во Франции в бумагах государственного банка капитал, достаточный для того, чтобы пожизненно выплачивать Терезе Эмбер ежемесячное содержание в размере 30 тысяч франков (то есть 360 тысяч годовых).

Каждые три месяца сонаследникам вменялось в обязанность тратить все набегающие за это время проценты с капитала на покупку новых бумаг, непременно в форме французской ренты на предъявителя, и присоединять их к капиталу, который должен оставаться все время нетронутым и как бы совместно секвистированным. Если бы Тереза использовала хотя бы сантим из секвестированной суммы, то она лишалась права на наследство и ей оставалась только пожизненная рента – 30 000 франков в месяц.

Слухи о наследстве Эмбер распространились по Парижу. Капитал, ожидавший Терезу в Америке, был так велик, что банкиры охотно кредитовали ее под баснословные проценты, доходившие до 65 процентов годовых. Тереза не только не возвращала кредиты, но и проценты по ним платила крайне нерегулярно, лишь прижатая к стенке необходимостью и угрозами, да и платила новыми займами, добытыми на тех же условиях.

Тем временем племянники Кроуфорда выразили желание отказаться от своих прав на наследство, если Тереза выплатит им по три миллиона франков. Супруги Эмбер размышляли недолго, и в декабре 1884 года сделка между наследниками была оформлена юридически, причем из-за огромной суммы, составлявшей предмет соглашения, только на гербовые пошлины было потрачено 75 тыс. франков!

Несравненный гений Терезы проявился в том, что акт сделки получал как бы самостоятельную жизнь и служил свидетельством подлинности огромного наследства, отодвигая на второй план противоречивые завещания старого Кроуфорда. Кредиторы Эмбер убедились, что отдали миллионы франков в надежные руки. Все шло к тому, что братья Генри и Роберт получат свои отступные, а Тереза, став полноправной хозяйкой наследства, щедро оплатит долги.

Все были довольны. И вдруг Кроуфорды заявили, что отказываются от денег Терезы, так как Эмберы не включили в соглашение важный секретный пункт, согласованный ими во время переговоров: Мария Дориньяк, сестра Терезы, по достижении совершеннолетия должна выйти замуж за влюбленного в нее Генри Кроуфорда.

Известнейший французский адвокат мэтр Лабори, взявшийся представлять в суде интересы супругов Эмбер, заявил журналистам, что дело это для братьев Кроуфорд абсолютно безнадежное. Затевая новый процесс, Генри и Роберт преследовали одну цель: утомить всевозможными юридическими маневрами, проволочками и сутяжничеством Эмберов и довести их до того, чтобы злополучный пункт был включен в соглашение. Начался длительный процесс между соискателями наследства.

Что оставалось Эмберам? Бороться с племянниками, отрицающими юридическую состоятельность сделки. Тереза также подала исковое заявление в суд, обвиняя Кроуфордов в нарушении договора.

Между тем стороны, стремясь разрешить противоречия, сделали несколько шагов навстречу друг другу. В частности, наследство Кроуфорда, состоявшее, за исключением замка Маркот в Испании, в процентных бумагах и спрятанное в несгораемом шкафу, было отдано на хранение Эмберам, с тем чтобы Тереза могла отрезать купоны на 360 тысяч франков ежегодно.

Дело передавалось из одной инстанции в другую, однако суд не мог вынести вердикт по той простой причине, что в результате этих компромиссных соглашений изменялись как матримониальные, так и финансовые отношения между сторонами.

Кроуфорды часто путешествовали по Америке, и о том, где они находятся, порой не знали даже их адвокаты. Это также замедляло ведение процесса. В результате судебная тяжба, которую с обеих сторон вели лучшие адвокаты Франции, растянулась почти на двадцать лет!

Тем временем банкиры, поддавшись обаянию Терезы, продолжали кредитовать ее. Никто из них не удосужился проверить ни факт существования старого Кроуфорда, который, обладая громадным состоянием, не мог жить и умереть совершенно незаметно, ни факт существования миллионов, ни реальность таинственных племянников Кроуфорда, ни, наконец, реальность замка Маркот, который, по словам Терезы Эмбер, в составе прочего наследства был ею получен от Кроуфорда.

«Великая Тереза» обладала психологической магией, даром внушения, она была гениальная комедиантка. С иными просителями Эмбер практиковала испытанный мошеннический прием – вела в их присутствии деловые переговоры по телефону якобы с банкиром, а на самом деле с сообщником. Другим она морочила голову патетическими сценами о неудавшемся сватовстве Генриха Кроуфорда. Для третьих приберегала самые тонкие финансовые комбинации и юридические хитрости.

H. Кудрин писал в «Русском Богатстве» за 1903 год: «Чтобы дать читателю понятие о размахе этого своеобразного финансового предприятия, скажу лишь, что Эмберы в течение неполных 15 лет, с 1888 по 1902 год, пропустили через руки колоссальную сумму в 700 миллионов франков, т. е. гораздо больше, чем бюджет второстепенных европейских государств вроде Швеции и Норвегии, Бельгии и Голландии и т. д. Этому обороту соответствовал номинальный долг, достигавший чуть ли не 180 миллионов, а цифра действительно полученных авантюристами капиталов, несмотря на фантастическую лихву ростовщиков, простиралась до 50 миллионов».

В мае 1893 года Тереза Эмбер основала анонимное общество «Пожизненная рента». Общество платило 12–15 процентов с капитала, то есть больше, чем любое другое общество во Франции. Тереза Эмбер превратилась в светскую львицу, перед которой стелились банкиры и политики, желавшие вложить свои деньги в ее сверхдоходную «пожизненную ренту». Основной капитал этого общества был заявлен в сумме 10 миллионов франков, разделенных на 2000 акций по 5 тысяч франков каждая. Капитал этот, как сообщалось, внесли братья Эмиль и Роман Дориньяк, а также другие доверенные лица.

На деньги вкладчиков Эмберы скупали недвижимость, по большей части дома в Париже. Дело было поставлено на широкую ногу. Когда удача отвернулась от Эмберов и возник вопрос о ликвидации предприятия, выяснилось, что обществу «Пожизненной ренты» принадлежат 180 домов.

Среди кредиторов были и те, кто отдал мадам Эмбер почти все свои сбережения. Они не могли ждать завершения бесконечной тяжбы с Кроуфордами и вступили в борьбу с должницей. И для двух или трех из них эта схватка закончилась самоубийством.

Но тучи сгущались на ловкими мошенниками. Еще в 1897 году адвокат Вальдек Руссо, будучи представителем одного из кредиторов Эмбер, высказал предположение, что капиталы Кроуфорда, его завещание и сам миллионер с его племянниками придуманы богатым воображением Терезы Дориньяк. Тогда к его словам не прислушались, ведь в течение двух десятилетий суд, рассматривая вопрос о наследстве, ни разу не подверг сомнению сам факт его существования.

В апреле 1902 года газета «Ле Матэн» развернула кампанию против Эмберов, опубликовав ряд документов, разоблачающих аферистов. В мае судом были окончательно признаны права Терезы на наследство, но вместе с тем для удовлетворения претензий кредиторов суд постановил вскрыть несгораемый железный шкаф с документами и произвести осмотр и опись ценных бумаг, составляющих наследство Кроуфордов.

В назначенное время судебные исполнители вошли в особняк Эмберов, но хозяев дома не оказалось. 7 мая, прихватив кассу «Пожизненной ренты», супруги исчезли в неизвестном направлении. Шкаф был вскрыт без них – там оказались итальянская медная монета и пуговица. Немедленно было назначено административное управление имуществом беглецов и объявлена несостоятельность «Пожизненной ренты».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю