Текст книги "Мужик. История Того Чувака Из Anthrax (ЛП)"

Автор книги: Иэн Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Наконец я дозвонился до Керка, и он подтвердил слова Майкла: “Да, Джейсон классный чувак. Он рвет всех в клочья. Он отлично вписывается и мы классно заобщались. Думаю, мы вернемся в Европу и постараемся провести парочку шоу, надеюсь, у вас получится поехать с нами”.

Я надеялся, что это сработает, и оно сработало. Когда Metallica провели концерты, которые отменили после смерти Клиффа, мы снова поехали с ними вместе, это был настоящий триумф. Казалось, это попытка вырвать победу из тисков поражения.

ГЛАВА 14. ПИЗДАТЫЙАЛЬБОМЧИК²³

 

Последняя песня из написанных для альбома «Among The Living» – “A.D.I./Horror Of It All”. Она о смерти Клиффа: “Say goodbye, is’s such a horror / My memories, there’s nothing harder / Anger and hatred fill the page, so smash the walls, it’s time to rage”²⁴.

Клифф – первый из близких мне людей, смерть которого застала меня врасплох. На тот момент я потерял лишь двух родственников – отца своего отца, которого едва знал и мамину маму, которую хорошо знал и любил, но когда она умерла, я еще был очень юн (мне было одиннадцать). Поэтому смерть Клиффа сильно сказалась на мне, и помимо прочего наполнила меня яростью и решимостью. Осознание, что твой хороший друг может умереть вот так глупо, лишь подчеркнуло то, какой хрупкой, драгоценной и порой несправедливой бывает наша жизнь. Если на то пошло, это обстоятельство добавило мне решимости идти своим путем, потому что в противном случае другой такой шанс нам мог больше не выпасть.

Мы знали, что хотим пригласить Эдди Крамера на роль продюсера «Among The Living», потому что этот парень – легенда. Мы ушам своим не поверили, узнав, что Island обратились к нему с просьбой нас продюсировать, и он ответил согласием. Он работал с Джимми Хендриксом, Led Zeppelin, Дэвидом Боуи, the Rolling Stones. Но истинная причина, почему мы захотели работать именно с ним, в том, что он спродюсировал одни из лучших альбомов KISS в 1970-х, а точнее «Alive!» и «Rock And Roll Over». Нам нравился живой звук, который ему удавалось получить на записях тех групп, с которыми он работал. Когда ты включал пластинку, над которой он работал, она звучала так, будто эта группа играла прямо у тебя в комнате. Вот чего мы хотели добиться от «Among The Living». На наш взгляд «Fistful Of Metal» или тому же «Spreading The Disease» не удалось запечатлеть всю мощь наших концертных выступлений. Мы всегда считали, что во время репетиций и сценических выступлений на пике карьеры в нашем звуке было что-то сверхъестественное и неописуемое. Мы рассказали об этом Эдди, и он с восторгом принял нашу идею, потому что он так и работал с самыми известными группами – записывал их в живой атмосфере, чтобы запечатлеть их на пике их карьеры.

Нам казалось, что с ним мы на одной волне и охвачены общим энтузиазмом. Вокруг нашей группы была большая шумиха, и мы работали над, как нам тогда казалось, лучшими песнями в своей карьере с одним из лучших продюсеров в мире. В комнате со звукоизоляцией сидели только музыканты Anthrax, все микрофоны были направлены на нас. Потом Эдди нажал на “запись”. Все партии были расписаны, и Джои удалось соотнести свой мужественный, мелодичный голос с нашими сокрушительными риффами и топающим ритмом. Пока мы записывались, в студии было столько же энергии, как на стадионе во время решающей игры за выход в плей-офф.

У меня было чувство, что мы взяли этот мир за глотку, и вот-вот спустим с цепи настоящего монстра, который просто перевернет трэш-метал сцену с ног на голову. Закончив запись в Квадрадикал Стьюдио в Майами, мы полетели в Нассау, что на Багамах, чтобы свести пластинку в студии Компасс Поинт, принадлежавшей Крису Блэквеллу, где работали сами Iron Maiden. Мы все думали об одном и том же: “Наконец-то мы делаем то же, что Maiden”. Мы прекрасно понимали, что в плане популярности мы и рядом не стояли с Maiden, но нам было хорошо уже от того, что конкуренты остались далеко позади. Лейбл был счастлив, что «Spreading The Disease» получился успешным, и возлагал большие надежды на «Among». Тогда лейблы еще верили в то, что группу можно “вытащить”. Они подписывали с группами контракты на выпуск пяти-семи пластинок, потому что по их мнению именно столько требовалось, чтобы группа добилась успеха. Мы были на правильном пути и чувствовали себя так, словно управляем своей судьбой. Новая музыка была превосходной, она обрушивалась на людей как кирпич на башку. Из своего опыта я хорошо знаю, как металистам нравится это ощущение.

Но позволь мы Эдди все сделать по-своему, и когда ты слушал «Among The Living», эта пластинка напоминала бы мокрую губку, но уж никак не кирпич. Когда дошло до записи альбома, и Anthrax, и Эдди были невылущенным горохом, но когда мы приступили к сведению, наши мнения различались как небо и земля. В тот момент самым популярным альбомом в мире был «Hysteria» Def Leppard, представивший инновационный продакшн Мэтта Ланжа. Он казался грандиозным, все было записано слоями и купалось в реверберации. Но это не имело ничего общего с Anthrax, и все это прекрасно понимали – ну, или мы так думали. Сведение начали на Багамах. Ближе к концу первого дня Эдди сказал: “Подходите где-то к обеду. Я сделаю для вас черновой микс, чтобы вы послушали, как все будет звучать”.

Мы сгорали от нетерпения, когда же наконец услышим ее. Мы так отлично отыграли, с такой агрессией и энергией, и были уверены, что Эдди сведет альбом так, что он зазвучит как потрясающее концертное шоу. Мы забежали в студию как дети, ждущие появления грузовичка с мороженым. И тут Эдди нажимает “плэй”, и все наши труды просто утонули в реверберации. Звук казался размытым, эхообразным и искусственным.

Я сказал: “Эдди, кажется здесь слишком много реверберации”. Я осторожно подбирал слова, ведь перед нами был Эдди Крамер, и до этого самого момента у нас был отличный опыт сочинения и записи. Я не испытываю к этому человеку ничего кроме уважения. Но ничего похожего на Anthrax тут не было. Я сказал: “Не совсем понимаю, что тут происходит. Что это такое я слышу?”

Он ответил: “Ну да, я добавил немного реверберации и усилил дилэй. Как по мне, все звучит очень современно”.

“Ну, не знаю, каким образом это звучит современно, скорее это просто каша звука. Ничего невозможно понять. Я ничего не могу здесь разобрать. Мы слишком быстро играем, и такое качество звучания просто не сочетается с музыкой, исполняемой на такой скорости. Звук должен быть живым, плотным и очень сухим”.

Он ответил: “Скотт, это пройденный этап. Нужно стремиться к чему-то новому!”

Он был приятно взволнован, а я начал выходить из себя.

“Эдди, да, это другое, но оно не годится для Anthrax. Просто ни в какие ворота не лезет. Это просто не работает. Все песни какие-то невнятные. Все просто размыто”.

“На сегодня самый успешный альбом в мире – у Def Leppard” – отозвался Эдди. Он явно начинал раздражаться. “Послушай их продакшн. Звук такой современный”.

“Мы – не Def Leppard. Нельзя просто взять и выпустить Anthtrax с таким звуком. Это не пройдет”.

Он так же упрямо стоял на своем, как и я. Даже через миллион лет я бы ни за что не согласился на такое звучание. Для нас это был бы конец. И я сказал: “Эдди, нужно убрать все эхо и эффект задержки звука”.

“Не указывай мне, как микшировать пластинку” – рявкнул он. “Я занимался продюсированием, когда ты еще под стол пешком ходил”.

Я твердо стоял на своем. “Слушай, мужик, ты отличный продюсер. Нам нравятся твои работы. Но это наш альбом. Это пластинка Anthrax. Ты запишешь еще пятьсот других пластинок с пятьюстами других групп, но это НАШ альбом. Мы отвечаем за каждое свое слово. Может у нас и не будет другого шанса после этой пластинки, как знать? Но она будет такой, как мы хотим”.

Я думал, он согласится, но Эдди просто рогом уперся. “Такую гребаную пластинку я записывать не стану”.

“Значит у нас большие проблемы” – ответил я. Не верилось, что я был таким упрямым и резким с Эдди Крамером, но ведь на кону стояла наша карьера. “Мы хотим услышать пластинку без всей этой реверберации. Не мог бы ты убрать все это гребаное эхо, сделать звук сухим и сделать так, чтобы она звучала как то, что ты записывал в 70-х?”

Он ударил кулаком по микшерскому пульту. “Ты что, Богом себя возомнил? Да кто тебе дал право говорить от имени Бога?”

“Я не Бог, Эдди, но когда речь идет об Anthrax, то я вправе говорить с тобой в таком тоне”. В тот момент мне было насрать, что один из моих кумиров считал меня мудаком и нытиком. “Или убери это ебучее эхо, или мы позвоним в лейбл и найдем того, кто нам в этом поможет”.

“Ладно, ладно! Возвращайтесь через два часа”. Он постарался загубить весь звук, убрав каждый оттенок эха и дилэй откуда только можно. Обычно группы оставляют немного эха хотя бы на вокале. Но Эдди как мудак выпилил вообще все. Может он думал, что нам не понравится, и мы согласимся на его вариант. Не бывать этому. Все звучало просто офигенно, как будто тебя били кулаками в грудь. Мы пребывали в экстазе и не сдерживали своих эмоций по поводу того, каким классным мы считали этот микс. Все звучало так, мы себе и представляли. Звук, который двум другим нашим пластинкам так и не удалось запечатлеть. Думаю, наш энтузиазм в конечном счете победил. Он увидел наше волнение по поводу того, как звучит наша музыка, и изменил свое отношение. Мы перешли черту на песке, и все изменилось к лучшему. После этого мы хорошо поладили. Он немного усилил звучание рабочего барабана, чтобы придать песням дополнительную мощь, и нас это вполне устроило. Мы работали вместе. Как бы мне хотелось иметь первоначальной вариант записи, сделанной Эдди, чтобы я мог включить ее и сказать людям: “Вот такую пластинку хотел выпустить Эдди”. Спродюсировав «Hysteria», Мэтт Ланж явно поменял правила игры, но мы не хотели в этом участвовать.

Наконец-то, во время сессии «Among The Living», мы записали студийную версию “I’m The Man”. Когда мы ее переслушали, она показалась нам клевой, веселой и оригинальной, вопрос был только в том, куда воткнуть Beastie Boys. Все партии были расписаны. Или кому-то пришлось бы отказаться от своей партии, или нам пришлось бы записываться без участия Beastie Boys. Никто не считал, что мы должны что-то вырезать из готового варианта, потому что все звучало очень здорово.

Через пару месяцев мы пересеклись с Beasties на одном шоу в Нью-Йорке, и Эд-Рок спросил нас: “Ну, как там дела с песней?” «Licensed To Ill» уже вышел, но прогреметь еще не успел. Не знаю, имело ли это какое-то значение, но я сказал им: “О, да мы все записали, получилось очень круто. Вот интересно, что вы скажете, когда услышите”. Им было плевать. Само собой, они тупо не сидели и не ждали, когда раздастся звонок с приглашением записать “I’m The Man” совместно с Anthrax. Ясное дело, могло получиться очень круто, привлеки мы их к проекту, но и так получилось отлично, хотя мы никогда не возлагали особых надежд на этот проект.

Мы не могли выпустить эту песню на «Among The Living», потому что она казалась абсолютно не к месту среди остальных песен. Это была очень мрачная, злобная пластинка, и мы не хотели, чтобы что-то прерывало общий поток. Кроме того, мы явно не думали, что кому-нибудь из тех, кому нравится наша группа, понравится эта песня. Наш британский лейбл выпустил “I Am The Law” в формате двенадцатидюймового сингла, и я поинтересовался: “А что если мы поместим “I’m The Man” на оборотную сторону? Если эта тема никому не придется по душе, то быстро исчезнет с горизонта. Это ж би-сайд. Типа прикол. Кому какое дело? Ха-ха, это было смешно, больше такого не повторится”.

Так и сделали, и к всеобщему удивлению она стала самой известной нашей песней. Через несколько месяцев “I Am The Law” перекочевала с би-сайда на собственную сорокопятку, на которой были представлены две студийные версии (одну подогнали под радиоформат), концертная версия, концертные “I Am The Law”, “Caught In a Mosh” и кавер на саббатовскую “Sabbath Bloody Sabbath”.

В 1987-ом мы отыграли “I Am The Man” на фестивале «Монстры Рока» в Касл Донингтон перед 80000 зрителей, и они пели вместе с нами буквально каждое слово. В этом не было никакого смысла, но при этом создавалось идеальное ощущение, потому что подтверждало, что мы не залипли на чем-то одном. Мы были трэш-группой, но могли и заигрывать с рэпом, вставлять “Хава Нагила” в середине песни и на одном духе играть кавер Black Sabbath. И я стоял и думал: “Разве люди не понимают, что это гребаная шутка, песня, которую мы с моим корешем Джоном написали у меня в спальне? Я играю Хава Нагила, это мелодия из репертуара долбаного бар-мицва, которую ди-джей включает, когда все встают в круг и танцуют хору, а родители ребенка, получающего бар-мицва усаживают его на стул и поднимают в воздух. Хоть кто-то из них понимает, что тут происходит?”

Но всем было пополам. Люди хавали и просили добавки, и по сей день вероятно это одна из самых востребованных наших песен. Мы по-прежнему время от времени рубим ее. Ну, там, играем пару куплетов и два припева, а потом переходим к следующей песне, пока народ сушит штаны. Мне всегда импонированло, что Anthrax очень разносторонняя группа. Когда выступают Slayer, у них свой имидж. В Slayer тебе не лыбятся в 32 зуба. Их фишка – ярость и жестокость. Те же Metallica и Megadeth всегда выглядели и вели себя на сцене по-особому. Это не показуха, скорее то, какие они на самом деле, когда собираются вместе. Anthrax никогда не видели необходимости соответствовать определенному шаблону, и это открывало нам просторы для экспериментов. Мы отыграли “I’m The Man”, а потом вернулись пару лет спустя с Public Enemy, отыграли метал-кавер на “Bring The Noise”, и нашим фэнам он пришелся по вкусу. Думаю, наше отношение к творчеству формируется из того факта, что мы все ньюйоркцы. Мы не из Сан-Франциско или там Лос-Анджелеса. Даже когда ушел Нил Тёрбин, мы думали так: “Мы – те, кто мы есть, такими и останемся”.

Мы бываем брутальными, а бываем глупыми. Мы – зеркальное отражение наших фэнов. Думаю, мы переняли это у Ramones. Мы лишь парочка чуваков, которые играют в группе, пишут песни и ездят на гастроли, и надевать маски нам просто незачем. Если мы считаем что-то смешным, мы смеемся. Если рады – улыбаемся. Если нас что-то раздражает, мы будем звучать агрессивно. Какой смысл иметь в своем творчестве лишь одну эмоцию? По ходу дня я не чувствую себя одинаково. Меняется настроение, меняется и музыка.

Вот поэтому я и начал надевать шорты, выходя на сцену. Когда в группе был Нил, я целыми днями ходил в купальных трусах, пока мне не пришлось надевать свои тупорылые кожаные штаны, чтобы быть как все в Anthrax, и я сказал себе: “Ну их на хуй, я даже двигаться толком не могу”. Мне пришлось носить металический пояс и кожаные штаны. Это было чертовски тупо, все равно что заставить баскетболиста ходить в ботинках и тесных джинсах Levis.

Я твердо верил в свою уникальность и демонстрировал себя людям таким, какой я есть, по крайней мере, в Anthrax. Если говорить о семейной жизни, то это другая история. Я погряз в изменах, а Мардж и понятия не имела, что наши отношения – сплошной обман и я веду двойную жизнь. Окончив колледж, она уехала из Бостона и вернулась в Нью-Йорк. Мы стали жить вместе, ведь именно этого ждали от евреев, выросших в Квинсе. Предполагалось, то мы должны пожениться, завести детей и воспитать их со всеми остальными евреями из общины. Мардж получила роскошный диплом Северо-восточного и работу в АйБиЭм с хорошей зарплатой. Поэтому то, что я был гол как сокол, не имело никакого значения. Она обеспечивала меня материально.

Я постоянно носился как угорелый, мотался по гастролям и записывал пластинки, но мне с детства втемяшили, что я должен жениться и делать то, чего от меня ждут. Чем-то напоминает программирование ДНК. Поэтому вопреки здравому смыслу мы с Мардж обвенчались и начали строить планы о свадьбе. Я прекрасно понимал, что совершаю непростительную ошибку, но подумал, что как-нибудь все решится само собой. Время от времени я изменял ей, и не знал, изменится ли это когда-нибудь. На свете много парней, которые не хранят верность своим женам. Может я был всего лишь одним из них. В тот момент жить ложью казалось легче, чем расстаться. Слишком уж большая ноша остается потом. Одна мысль об этом ужасала.

Не то чтобы я ее ненавидел. Мы хорошо ладили, но она больше не привлекала меня как женщина и что еще важнее – я больше ее не любил. Не сказал бы, что я тупо искал кого угодно, чтобы только изменить ей, нет. Но когда у меня был тур, я занимался своими делами, и выпадала такая возможность, я ею пользовался. Мне было двадцать два и я отрывался как мог. Я не ограничивал себя. И вот 27 ноября мы поженились. У нас была грандиозная гребаная еврейская свадьба в храме. Присутствовали все члены группы, Джеймс и Керк тоже пришли, все чин чинарем – в свадебных костюмах. Ее родители были более набожными, чем мои, поэтому им было важно провести такую долгую религиозную церемонию. Там был раввин, кантор пел. В какой-то момент церемонии я оглянулся по сторонам – Джеймс уже затопил под заунывное бормотание раввина. Я стоял и все думал: “Что же ты делаешь?” Это была такая показуха, просто спектакль какой-то. Ну, на худой конец мы закатили неслабую тусу и все нажрались.

Вскоре после нашей свадьбы Anthrax укатили в очередной тур, так что медовый месяц пришлось чутка отложить, мы потом съездили в Диснейуорлд. Романтично, не так ли? В какой-то степени это предопределило, каким на деле окажется этот брак. Тем не менее, я пообещал себе, что постараюсь быть верным насколько это возможно. Так продолжалось около года. Ну, потом, само собой, я опять начал хуем груши околачивать. Дело не в том, что я не спал с Мардж. Я знаю многих, кто связал себя узами брака и перестал заниматься сексом. Обычно это происходит потому, что жена интересует тебя уже не так, как раньше. В моем случае дело было во мне. Я находил любые отмазки, какие только мог придумать.

Она делала первый шаг, а я ей: “Не могу. Мне нужно достаточно энергии для будущих выступлений”. Один раз я даже соврал ей, что у меня болит голова. Прям так и сказал. Самое печальное, что она меня больше не возбуждала. Она сильно располнена и стала походить на свою маму. А ее мама была огромной дородной женщиной, отец ей ненамного уступал, и я не мог сказать ей, что она толстая и ей нужно сбросить вес. Я, конечно, был мудаком, но не настолько. Может я и был им, только более деликатным.

Как-то я подарил ей на днюху абонемент в тренажерку. Моя гениальная идея состояла в том, что это типа будет намек, что ей нужно сбросить вес, или она хотя бы сядет на диету, даже если не станет ходить в зал. Когда я дарил абонемент, у меня и в мыслях не было сделать ей больно. Но понятное дело она начала плакать. Это было отстойно, потому что она никогда не делала мне ничего плохого. Она всегда была милой, доброй и любящей, а мне было двадцать два, и я ее не любил. Я должен был расстаться с ней, когда она поехала поступать в колледж, но я тогда зассал.

К счастью, у Anthrax происходило столько всего, что я редко бывал дома. Мы провели короткий тур в качестве хедлайнеров по Японии. Там я никого не клеил, но Денни Спитц явно даром времени не терял. Я как-то вышел из своего номера, чтобы спуститься в вестибюль, и у его номера в коридоре стояли в ряд четыре девушки. И тут распахивается его дверь, выходит девушка, а он стоит в полотенце. Он улыбнулся мне и сказал: “Следующая”, и первая девушка в очереди вошла в его номер. Я подумал: “Черт побери, а я и не думал, что Спитц знает толк в этом деле!”

ГЛАВА 15. РАСПУТСТВО И РАЗГРОМ

 

И хотя был женат и зависал на гастролях с разными чиксами, до любовных игрищ мне по-прежнему было как до Луны пешком. Пару раз на гастролях я искал девушек на автопати. Найти такую, к которой бы меня влекло, было проще пареной репы. Все сразу узнавали во мне гитариста Anthrax: “Эй, эээ... не хочешь посмотреть наш автобус?” Но если они отвечали да, это казалось мне таким беспонтом, что я просто фоткался с ними и шел к себе в койку читать книжку.

Некоторые девушки приходили в автобус, занимались сексом, а потом говорили: “Мне пора. Парень ждет меня снаружи”. Со мной такой фигни никогда не случалось, но я не раз видел что-то подобное. Как правило, это бывало с парнями из дорожной команды. Им вообще было на все плевать. Они только отвечали: “Ну лан, тогда скажи ему, что освободишься через двадцать минут”. Парни из групп тоже иногда трахались в свое удовольствие, но чувакам из дорожной команды перепадало больше всего. Это они участвовали в сексе втроем и оргиях, именно они потом травили все эти байки.

Арти Ринг, техник, о котором я написал “Caught In a Mosh”, слышал, что в каких-то группах вели целые фотоальбомы обнаженных групи. Тогда он достал камеру Полароид и стал собирать свой собственный альбом. Он зазывал девушек в автобус, просил их снять с себя одежду и заставлял корчить всякие дикие рожи и выделывать разные кренделя. Альбомы получались весьма недурственными. Эротикой там, конечно, и не пахло, но зато было очень весело. Какая-то часть меня хотела, чтобы в те времена я больше пользовался преимуществами такого декадентства, но я не думал все время только о сексе. Все это казалось мне таким тупым. “Серьезно? Эта телка только что наклонилась, засунула сигарету себе в задницу ради какого-то гребаного снимка на Полароид, а теперь она хочет со мной заняться сексом? Нет уж, благодарю покорно”.

Спустя какое-то время Арти надоело постоянно делать обнаженные фотки, и он стал подходить к этому процессу более творчески. Он рисовал на жопах девчонок рожицы, бросал магазинное мясо им на интимные места и делал фотки задолго до того, как этим стали промышлять Говард Стерн или Мэрилин Мэнсон. Уверен, Арти не делал ничего такого, чем в свои годы не баловались Led Zeppelin. Да и мы никогда снимали девушек с красным бериксом или шестижаберной акулой. Мы и не узнали бы, где их искать, даже если б захотели.

Однажды Арти пригласил кучу девчонок попозировать в форме букв алфавита. У них из каждой дырки торчали мокровки, сельдерей, маркеры, бананы, дальше продолжите сами. Это определенно было очень весело. Они были совершеннолетними и мы никого не обидели, а дорожники были только счастливы.

Первое шоу тура «Among The Living» состоялось 26 мая 1987-го. В тот день Metal Church открывали концерт Пенни Аркейд, это был клуб на 500 мест в Рочестере, штат Нью-Йорк. Всю весну и лето мы выступали на площадках среднего размера, а потом на сентябрь-октябрь махнули в Европу, где провели большой тур в качестве хедлайнеров. В мгновение ока от пятисотенных зальников мы перешли на площадки втрое большие по объему.

22 августа 1987-го мы выступали в Касл Донингтоне на фестивале «Монстры Рока» в Англии (теперь он называется фестиваль «Даунлоад»). На тот момент это было крупнейшее шоу в истории Anthrax. Пришло 80000 человек, а мы выступали в одной обойме с Бон Джови, Дио, Metallica, W.A.S.P. и Cinderella. Уверен, от зависти Блэки едва не сожрал свои гребаные яйца, узнав, что мы выступаем раньше, чем он. Через какое-то время мы узнали, что Джин Симмонс и Пол Стэнли сейчас здесь, в Лондоне, занимаются промоушном и придут на шоу посмотреть на Бон Джови. Только услышав об этом, Блэки сразу свалил, потому что он городил всякую херь про KISS, а Пол Стэнли был в курсе этих слухов.

Чуваки из лагеря W.A.S.P. рассказали, что Блэки боялся встретиться с Джином и Полом лицом к лицу. А я себе думал: “Такие парни и бровью не поведут, не то что станут разговаривать с такими мудаками, как ты. Ты даже хуже собачьего говна на ботинке Джина”.

Мы с Керком разделяли схожее волнение, что можем увидеть Джина и Пола во плоти, ведь мы оба были большими фэнами KISS. Чуть позже той ночью на сцену вышел Бон Джови. На заднике был натянуто полотно с монитором, чтобы наблюдать за ходом шоу. Мы оба были в эйфории, и на удачу решили сходить посмотреть на Бон Джови. Потом подошли к тенту и увидели, что прямо у монитора стоят Джин и Пол. Мы сперва спрятались за пилларом, потому что офигели. А потом подумали: “К черту. Тебе что, каждый день выдается возможность увидеть лично Джина Симмонса и Пола Стэнли?” Это было так глупо с нашей стороны. Мы подошли к тому месту, где они стояли и смотрели телек, и начали мелькать в их поле зрения, пока они нас не заметили.

Я сказал: “Привет, Джин, Пол. Мы только хотели поздороваться. Мы ваши большие поклонники”. И не успел я закончить предложение, как Джин показал на меня пальцем и сказал: “Ты Скотт Иэн из Anthrax”. А потом показал на Керка. “А ты Керк Хэмметт из Metallica, я слышал, сегодня вы выступили просто фантастически”.

“Член у меня в штанах издал тихое пиии...” Мы с Керком стояли ошарашенные. Наконец я выдавил из себя: “Откуда ты узнал?...”

“Вы играете прекрасную музыку” – сказал Джин так, словно это был мой любимый дядя. “Вы мелькаете в журналах. Это здорово. Отлично рубите. Это офигенно”.

Он чертовски хорошо знал, что мы большие фэны KISS, потому что мы говорили о них в своих интервью. И вот он говорит: “Я знаю, что вы фэны KISS, и я благодарю вас за это. Разумеется, без нас не было бы и вас”.

В этом был весь Джин, но у меня с этим не было проблем. Я ответил: “Да, черт побери, меня бы не было! На дворе был 1977-ой, я увидел вас в Гардене, и только поэтому я сейчас стою здесь!”

Мы пожали руки Джину и Полу, а потом с Керком выбежали оттуда как два спятивших от счастья одиннадцатилетних подростка. Мы просто были не в себе. “Ты можешь себе поверить, что он знал, кто мы такие?” – спросил я. “Я знал!” – ответил Керк. “Черт побери, мы даже не сфотались. Бля!”

Еще до того, как мы узнали об этом, Anthrax перешли от зальников на полторы тысячи до выступлений перед семью тысячами за вечер. Чем популярнее мы становились, тем были отвязнее. Не было отеля, который бы обошелся без наших выходок и розыгрышей. Мы не останавливались в отелях, когда ездили с гастролями в поддержку «Spreading The Disease». Но с выходом «Among The Living» все изменилось. Когда тебе двадцать три или двадцать четыре и ты ездишь по миру в роскошном автобусе, но постоянно валяешь дурака, можно запросто потерять голову. Тебе готовят пожрать, настраивают гитару и размещают оборудование, к тебе относятся как к звезде. Все хотят потусить, позависать или тупо посидеть в твоем автобусе и послушать твои песни. Это потрясающее чувство, но если ты не будешь сдерживать себя, жизнь может быстро выйти из-под контроля. В основном это не более чем подростковая глупость.

Одним из наших любимых отелей был Билтмор в Провиденсе, штат Род-Айленд. Это шикарное, прекрасное старинное местечко, с большим вестибюлем с канделябрами и длинными узкими коридорами, которые мне всегда напоминали отель Оверлук из «Сияния». Лестницы устланы узорчатыми коврами, в комнатах большие мягкие матрасы, а подушек столько, что под каждой частью твоего тела окажется минимум одна и еще останется. Нам это место казалось раем. Мы привыкли к мотелю 6s, но это место напоминало то, где останавливаются всякие высокие начальники. Джонни откуда-то знал нужных людей и смог выбить для нас вот такие спецусловия.

И хотя нам очень нравилось в этом отеле, попадая к себе в номера, мы вели себя как дегенераты – в край невежественные и варварские, надо заметить. Каждый раз, когда мы выступали в Провиденсе, с нами было полно наших друзей с Восточного побережья из Род-Айленда, Нью-Йорка, Бостона и Филли. Многие приезжали на поезде, чтобы посмотреть на нас, потому что знали, что после шоу мы закатим невероятно безумную вечерину. Немного погодя мы организовали пиратские налеты, как мы их называли между собой. Один или два человека наполняли водой помойное ведро, врывались к кому-нибудь в комнату и выливали содержимое ведра на другого парня или на пол и кровать. Потом они менялись местами, и баталии продолжались часами – вода была повсюду, все подскальзывались на мокром полу. Это происходило не только в Билтморе – мы вытворяли эту хрень везде, где только останавливались. И нас никогда не ловили на этом. Мы разносили номера, все было мокрым до нитки, уничтожали прекрасные коврики и покрывала.

Одной из моих любимых шалостей было так называемое “групповое собрание”, это работало, пока нас не стали палить. Ты звал кого-нибудь из дорожников и говорил ему, что через пять минут в таком-то номере у нас будет групповое собрание и его присутствие обязательно. Как только он выходил из своего номера, направляясь на это собрание, остальные двери в коридоре открывались и десять парней бросались к нему и выливали на него целый ушат воды.

Если у тебя разнесли комнату, тебе придется звонить вниз и каким-то образом искать способ поменять комнату. Мы обычно говорили: “А, да там туалет не работает” или “Отопление не включено. Могу ли я спуститься и взять ключ от другого номера?” Нужно было обязательно убедиться, что никто не станет подниматься, потому что если кто-то поднимется, он увидит, что номер просто раздолбан и нас вышвырнут. Обычно у нас было шесть номеров, и когда мы заканчивали, все выглядело так, словно там все было обьято пламенем, и пожарным пришлось гасить пламя брандспойтами в номерах и коридоре.

Нам всегда было интересно, а что будет, если на следующее утро войдут горничные и ничего не успеет высохнуть? Офигенно, что нам разрешали возвращаться в эти отели. Просто круто, что никого из нас ни разу не арестовали. Чем дольше нам все сходило с рук, тем больше мы выходили за рамки дозволенного. Однажды я думал, что стану жертвой пиратского нападения и мне очень не хотелось, чтобы разносили мою комнату, и я наполнил мочой литровые бутылки из-под воды. И каждый раз, когда мне нужно было поссать, я делал это в те бутылки. И поэтому когда кто-нибудь шел на меня с водой, я говорил: “Лучше бы тебе этого не делать! Глянь сюда. Это моча”. А они все равно бросались водой, и я запускал в ход свои уриновые бомбы. Это было отвратительно, но чертовски ржачно. А раз ты устраивал батл с летающими снарядами с мочой, куда лучше всего податься? Правильно, в толчок!

Мы швырялись дерьмом как обезьянки в зоопарке. Конечно, такая непроходимая тупость происходила не всегда. Иногда мы бывали капельку умнее. Еще был такой прикол: тебе нужно достать чей-нибудь ключ, пока их нет, пробраться в номер и насрать им в мусорное ведро. Потом ты наполняешь ведро горячей водой и врубаешь кондюшник на полную. Кто бы ни был твоей жертвой – а мы все ими бывали сегодня или завтра – он приходил к себе в номер шесть или семь часов спустя и открывал дверь перед горячей, тошнотворной волной человеческих экскрементов. Этой вонью пропитывалась одежда и вещи. Она никогда не испарялась. Тебе наверняка пришлось бы выбросить все свое барахло после того, как на тебя совершили налет. Это было так неправильно, мы были такими подлыми. Сегодня мы бы никогда так не поступили, но тогда мы не думали о том, как горничная с крайне низким окладом, которой приходится работать с утра до ночи, или комендант будут вычищать весь наш пиздец. Нам было просто насрать.