Текст книги "Путешествия Доктора Дулитла"

Автор книги: Хью Лофтинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

^{ГЛАВА 7}
ЯЗЫК МОЛЛЮСКОВ

На другое утро я проснулся необычайно рано, хотя поздно заснул накануне. Первые воробьи еще только начинали чирикать у меня за окном, а я уже бодро вскочил и натянул на себя одежду.

Я никак не мог дождаться момента, когда вновь попаду в маленький домик в огромном саду и увижу Доктора и его собственный зоопарк. Впервые в жизни совершенно забыв про завтрак, я на цыпочках прокрался вниз по лестнице, стараясь не разбудить маму и отца, отворил входную дверь и выскочил на пустынную улицу.

Примчавшись к заветной калитке, я вдруг смутился – удобно ли приходить к человеку в гости в такой ранний час, может быть, Доктор еще спит. Я заглянул в сад. Он казался пустынным. Я отворил калитку и зашел. Не успел я свернуть на тропинку между кустов, как голос рядом со мной произнес:

– Доброе утро. Рано же ты поднялся!

Я обернулся – на живой изгороди восседала Полинезия собственной персоной.

– Доброе утро, – поздоровался я, – действительно рано. А Доктор еще спит?

– Нет, что ты, – ответила Полинезия, – он уже часа полтора как на ногах. Дверь не заперта, проходи в дом. Скорее всего, он на кухне – готовит завтрак, или уже в кабинете. Заходи, заходи. А я все жду, когда наконец взойдет солнце, но клянусь, оно просто забыло, что ему пора всходить. Тут у вас отвратительный климат. В Африке в этот час уже все залито солнечным светом. Ты только взгляни на туман, что стелется над капустной грядкой. От одного его вида можно заболеть ревматизмом. Поганый климат, ей-богу поганый. Жить здесь могут только лягушки! Ну, беги скорее к Доктору, не буду тебя задерживать.

– Благодарю, – ответил я. – Пойду поищу его.

Отворив дверь, я сразу же почувствовал запах жареной ветчины и направился в кухню. Там над огнем кипел огромный чайник, а на каменной плите под очагом жарилась яичница с ветчиной. Мне показалось, что она уже подгорает, и я осторожно отодвинул сковородку от огня.

Отправившись на поиски Доктора, я в конце концов обнаружил его в кабинете. Но тогда я еще не знал, что это кабинет. Я зашел в очень любопытное помещение, уставленное телескопами, микроскопами и всякими диковинными вещами, в которых я совершенно ничего не понимал, но мечтал разобраться. На стенах висели картины с изображением зверей и рыб, а в стеклянных витринах располагались диковинные растения и коллекции птичьих яиц.

Доктор в халате стоял возле большого стола с аквариумом. Мне показалось сначала, что он умывается. Одно ухо его было погружено в воду, а другое он прикрывал левой рукой. Увидев меня, Доктор выпрямился.

– Доброе утро, Стаббинс! Хорошенький денек выдался, как по-твоему? Я тут пытался послушать, что говорит виф-вэф. Но проку никакого.

– Почему? – поинтересовался я. – Он что, вообще не разговаривает?

– Разговаривает, конечно, но только у него очень бедный язык – всего несколько слов типа «да – нет», «горячо – холодно». Вот, пожалуй, и все, что он может произнести. Жаль! Он, видишь ли, принадлежит к двум различным семействам рыб и моллюсков. Я надеялся, что он станет большей подмогой.

– Не очень-то он, видимо, умен, раз у него такой бедный язык! – глубокомысленно заметил я.

– Наверное, ты прав. Тут, похоже, дело в его образе жизни. Эти виф-вэфы встречаются крайне редко, они обитают на больших глубинах океана и живут очень уединенно.

– Может быть, моллюски покрупнее окажутся более разговорчивыми, – предположил я, – ведь этот виф-вэф ко всему еще и такой кроха.

– Несомненно, – согласился Доктор. – Я уверен, что существуют моллюски с хорошо развитой речью. В этом у меня нет ни малейшего сомнения. Но крупных моллюсков невероятно трудно поймать. Они водятся на большой глубине и почти не плавают, только ползают по морскому дну. Они даже в сети редко попадаются. Хотелось бы мне каким-то образом добраться до морского дна. Сколько бы я узнал тогда! Но мы совершенно забыли о завтраке – ты уже завтракал, Стаббинс?

Я признался, что сегодня утром совершенно позабыл о всякой еде, и мы с Доктором тотчас же отправились в кухню.

– Да, – продолжал размышлять Доктор, наливая кипяток в заварочный чайник, – если бы только человеку удалось добраться до дна океана и пожить там некоторое время, он бы обнаружил там такие удивительные вещи, о каких и мечтать не смел.

– Но ведь люди спускаются на морское дно, водолазы, к примеру, – заметил я.

– Конечно, конечно, – ответил Доктор, – водолазы добираются до дна. Если уж на то пошло, я и сам в свое время опускался на дно в водолазном костюме. Но ведь это возможно лишь в тех местах, где море не очень глубокое. Мне же нужно попасть на глубину в несколько миль. Надеюсь, в один прекрасный день мне удастся это сделать. Еще чашку чая?

^{ГЛАВА 8}
ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ НАБЛЮДАТЕЛЬНОСТЬ?

В этот момент на кухню влетела Полинезия и что-то сказала Доктору на птичьем языке. Я, конечно же, не понял, о чем речь. Но Доктор тут же отложил вилку и нож и вышел из комнаты.

– Вот жалость! – проговорила Полинезия, как только за Доктором закрылась дверь. – Стоит только ему вернуться домой, как весть об этом разносится по округе, и каждая охромевшая кошка или запаршивевший кролик готовы отмахать несколько миль, чтобы Доктор их осмотрел. Вот сейчас притащилась толстая зайчиха с ревущим детенышем, и подай ей Доктора. Боится, что у сыночка будут конвульсии. Малец объелся белладонны. Как бестактны порой эти животные, в особенности мамаши. Являются, когда им вздумается, не дают Доктору поесть, поднимают среди ночи. Не понимаю, как он это терпит! У человека нет ни минуты покоя! Сколько раз я говорила ему, чтобы он назначил для зверей часы приема. Но Доктор ужасно внимательный и заботливый, никогда никому не отказывает, говорит, что все это срочные случаи и их нельзя откладывать ни на минуту.

– А почему звери не ходят к другим докторам? – поинтересовался я.

– Господи, помилуй! – воскликнула Полинезия. – Просто потому, что нету таких докторов, настоящих, я хочу сказать. Есть, конечно, всякие там ветеринары, но проку от них никакого. Они не понимают нашего языка, чего ж от них ждать? Представь себе, что ты пойдешь к врачу, который не понимает ни одного твоего слова и не может объяснить на твоем языке, как надо лечиться. Ох, уж эти ветеринары! Полные тупицы. Нет, ты даже представить себе не можешь! Знаешь, поставь-ка завтрак Доктора на огонь, а то он остынет.

– Как вы считаете, смогу ли я когда-нибудь выучить язык зверей? – спросил я Полинезию, ставя сковородку с яичницей обратно на каменную плиту.

– Ну, это от многого зависит, – ответила птица, – ты вообще-то хорошо учишься?

– Не знаю, – мне было немного стыдно, – я ведь не хожу в школу. У отца нет денег на мою учебу.

– Не беда, – заметила Полинезия, – уверена, что ты немного потерял, судя по тому, что мне известно о школьниках. Но вот что важно: есть ли у тебя наблюдательность? Умеешь ли ты видеть и запоминать? К примеру, сидят перед тобой на ветке два скворца. Ты только мельком взглянул на них. Сумеешь ли ты, увидев их на следующий день, отличить одного от другого?

– Не знаю, – задумался я, – никогда не пробовал.

Полинезия стряхнула крошки с края стола левой лапкой и продолжала:

– Вот это как раз и есть наблюдательность – уметь подмечать едва заметное в птицах и зверях – как они передвигаются, как поворачивают голову, как машут крыльями, как нюхают воздух, поводят усами и виляют хвостами. Все это надо уметь видеть и понимать, если хочешь выучить язык зверей. Ведь речь многих – это то, как они дышат, как машут хвостами или ставят лапы. В старые времена на земле водилось множество тигров и львов, гораздо больше, чем сейчас, и звери боялись издавать лишние звуки, чтобы не привлекать к себе внимания хищников. Птицам, конечно, было все равно, они могли улететь. Так что наблюдательность просто необходима, если хочешь освоить язык зверей.

– Похоже, нелегкое это дело, – сказал я.

– Да, надо набраться терпения, – согласилась Полинезия, – чтобы выучить даже несколько слов, потребуется уйма времени. Но если ты будешь приходить сюда часто, я сама дам тебе несколько уроков. А уж стоит только начать, и увидишь – дело пойдет как по маслу. Хорошо бы ты выучился и смог помогать Доктору. Хотя бы там, где это не очень трудно – делать перевязки, давать пилюли. Великолепная мысль! Бедняга смог бы наконец хоть немножко вздохнуть. А то он ни днем, ни ночью покоя не знает. Ты бы ему отлично помогал, а? Но только, если ты по-настоящему любишь животных.

– Да это же моя самая заветная мечта! – воскликнул я. – Вы считаете, Доктор позволит мне?

– Несомненно, – ответила птица, – как только ты научишься немного разбираться в лечении. Я сама поговорю с ним об этом. Тихо! Вот он идет! Быстро – неси завтрак на стол!

^{ГЛАВА 9}
РАЙСКИЙ САД

После завтрака Доктор повел меня осматривать сад. Уж на что был интересным дом, но сад оказался в тысячу раз увлекательнее. Неповторимый, редкостный сад. Поначалу я даже не понял, какой он огромный. Только мне начинало казаться, что я его весь осмотрел, как, заглянув еще за какую-нибудь изгородь, повернув на новую тропинку, или поднявшись на несколько ступенек, я попадал в совершенно новую его часть, о существовании которой и не догадывался.

Здесь было все, что должно быть в настоящем парке: просторные поляны с каменными скамейками, покрытые мхом; огромные плакучие ивы со склоняющимися до земли ветвями, которые, качаясь на ветру, подметали изумрудный ковер трав. Тропинки, мощенные камнем, были обсажены живой изгородью из подстриженного тиса и напоминали узкие улочки какого-то старинного города. В этой живой изгороди были проделаны проходы, украшенные удивительными вазами, павлинами или другими фигурами, выполненными из подстриженных деревьев. В саду был прелестный мраморный бассейн, где плавал золотой карп, цвели голубые водяные лилии и квакали огромные лягушки. Высокая кирпичная стена, тянувшаяся вдоль огорода, была увита ветвями персиковых деревьев, и их розово-желтые плоды золотились на солнце. Там же рос огромный дуб, полый внутри, в котором могли поместиться одновременно четыре человека. Тут и там попадалось множество летних домиков, сделанных из дерева или камня, и в одном из них находилось множество книг. В углу сада, где-то среди камней и папоротника можно было разглядеть очаг, на котором Доктор жарил печенку или ветчину, когда у него было настроение подкрепиться на свежем воздухе. Тут же стояла кушетка, на которой Доктор любил отдыхать в летние ночи, когда соловьи поют особенно сладко, причем специально приделанные колесики позволяли передвигать ее под то дерево, где располагались пернатые певцы. Но самое сильное впечатление на меня произвел крошечный домик, спрятанный в могучих ветвях раскидистого вяза; к нему вела веревочная лестница. Доктор объяснил, что из этого домика он наблюдает в телескоп за луной и звездами.

Этот сад можно было исследовать целыми днями и неизменно находить что-нибудь новое и неожиданное или с радостью возвращаться в уже знакомые места. Я был им так очарован, что мне не хотелось никуда уходить. Ибо здесь имелось все, что человеку нужно для счастья, для того, чтобы радоваться жизни и находиться в мире с самим собой. Это был поистине Райский Сад.

Здесь было полным-полно птиц. На каждом дереве находилось по два-три гнезда. Бесчисленное количество разной другой живности также чувствовало себя здесь весьма вольготно. Кругом разгуливали горностаи, черепахи и сони. По лужайкам прыгали жабы и лягушки всевозможных расцветок и размеров. Зеленые ящерицы (большая редкость в Падлби) нежились на солнышке, рассевшись по камням. Кое-где попадались даже змеи.

– Не бойся их, – успокоил меня Доктор, заметив, что я вздрогнул при виде огромной черной змеи, проскользнувшей мимо нас в траве. – Они не ядовитые. Змеи очень хорошо охраняют сад от вредителей. Иногда по вечерам я им играю на флейте. Они встают на хвосты и, раскачиваясь под музыку, исполняют свой танец. Их страсть к музыке поистине поразительна.

– А почему эти звери живут здесь? – полюбопытствовал я. – В жизни не видел сада, где водится столько живности.

– Но ведь они все мои добрые знакомые! Кто-то из них или их детишек вдруг заболеет, – куда как удобно жить в саду под боком у доктора. Вон, взгляни! Видишь воробья на солнечных часах, того, что переругивается с дроздом? Так вот, он прилетает сюда каждый год уже много лет подряд. Сам он из Лондона. Наши местные воробьи вечно над ним смеются и подтрунивают. Говорят, он чирикает с сильным акцентом кокни.[2]2
  Насмешливое прозвище лондонского простолюдина.


[Закрыть] Презабавная птица – храбрая, но нахальная. Больше всего на свете любит поспорить, но часто срывается на грубость. Настоящая городская птаха. В Лондоне он обитает возле Собора Св. Павла, вот мы и прозвали его Чипсайд.[3]3
  Собор Св. Павла находится в части Лондона, которая носит такое название, дословно означающее «дешевый район».


[Закрыть]

– А все эти птицы слетаются с нашей округи? – продолжал интересоваться я.

– Большинство из них – да, – подтвердил Доктор. – Но есть несколько редких пташек, они прилетают ко мне издалека. Вот, к примеру, красавчик, что вьется вокруг львиного зева. Это красношеий колибри. Прилетел из Америки. Строго говоря, ему нечего делать в нашем климате – здесь слишком для него прохладно. Он ночует у меня на кухне, чтобы не замерзнуть. А в последнюю неделю августа прилетает повидаться со мной райская птичка из Бразилии, потрясающее существо. Ну и еще несколько других заморских пташек, в основном из тропиков, залетают навестить меня в летние месяцы. Пошли, я покажу тебе мой зоопарк.

^{ГЛАВА 10}
ЗООПАРК ДОКТОРА

Я был уверен, что мы уже осмотрели весь сад, но Доктор взял меня за руку и повел по узкой тропинке, которая долго кружила и петляла, пока наконец не вывела нас к маленькой двери в высокой каменной стене. Доктор отворил ее. Внутри оказался еще один сад. Я-то ожидал увидеть клетки со зверями, но ничего подобного и в помине не было. По всей территории этого сада были раскиданы каменные домики с дверцами и окошками. Как только мы вошли, оттуда сразу же показались разные звери, видимо, в ожидании кормежки.

– Разве на дверях нет запоров? – удивился я.

– Конечно же, есть, – ответил Доктор, – у каждой двери есть замок, только не с внешней стороны, а с внутренней, чтобы звери могли запираться, если не хотят, чтобы их тревожили. Здесь никого насильно не держат.

– Они все выглядят такими ухоженными и довольными, – заметил я. – А вы не скажете, как называются эти животные?

– Вон то смешное существо с панцирем на спине – это южно-американский броненосец. С ним болтает сурок из северо-американских лесов. А тот малыш – лесной сурок из Канады. Оба сурка живут в норах у подножия стены. А два зверька, что кувыркаются в пруду, – русские норки. Кстати, не забыть бы привезти для них селедки из города. А вот из домика выходит южно-африканская антилопа – это одна из самых мелких разновидностей. Теперь пойдем дальше, я тебе еще кое-что покажу.

– А там у вас олени пасутся? – поинтересовался я.

– Олени? – переспросил Доктор. – Где?

– Да там, щиплют траву у края клумбы, – я показал рукой. – Их двое.

Доктор улыбнулся:

– Это одно животное с двумя головами, Стаббинс, уникальный вид. Называется тяни-толкай. Я привез его из Африки. Он совершенно ручной. Здесь, в зоопарке, он фактически служит ночным сторожем. Очень удобно: одна голова спит, а другая бодрствует.

– А тигры и львы у вас тоже есть? – полюбопытствовал я.

– Нет, – Доктор отрицательно покачал головой. Их здесь невозможно держать. Да я и не стал бы, даже если бы условия позволяли. Моя бы воля, Стаббинс, я бы вообще не разрешал держать тигров и львов в неволе. Они этого не переносят и чувствуют себя несчастными. Им нет покоя в неволе. По их глазам видно, что они постоянно тоскуют о родных просторах, о густых и мрачных джунглях, где матери впервые показывали им, как надо выслеживать и преследовать добычу. Что же они получают взамен той привольной жизни? – грозно спросил Доктор, остановившись и даже покраснев от возмущения. – Что они получают взамен восхитительных африканских рассветов, легкого бриза, который в сумерки колышет пальмовые ветви, широких звездных небес саванны, взамен купанья в прохладных струях водопада после тяжелой дневной охоты? Что, спрашиваю я тебя, они получают взамен всего этого? А вот что голую клетку с железными прутьями, отвратительный кусок мертвечины, который им швыряют один раз в день, и толпу зевак, что смотрят на них, разинув рот! Нет, Стаббинс! Львов и тигров – Великих Охотников ни за что на свете нельзя сажать в клетки и держать в неволе.

Доктор стал очень серьезным, даже грустным. Но внезапно его настроение переменилось, и он снова взял меня за руку, приветливо улыбнувшись знакомой доброй улыбкой.

– Стаббинс, мы же еще не осмотрели бабочек и аквариумы. Пошли скорее. Я очень горжусь жилищами, которые построил для бабочек.

Мы направились дальше, и за очередной живой изгородью я увидел несколько огромных хижин, целиком сплетенных из проволоки, как клети. Внутри них росли всевозможные диковинные цветы, а над ними порхали бабочки. Доктор показал в дальний угол клетки, где рядами стояли ящички с отверстиями.

– Это мои инкубаторы, – объяснил он. – Сюда я помещаю различные виды гусениц. Как только они превращаются в бабочек, я тут же выпускаю их в цветники.

– А у бабочек тоже есть язык? – спросил я.

– Наверняка есть, – ответил Доктор, – и у жуков тоже, но мне пока не удалось в нем разобраться. Я был слишком занят моллюсками. Но я собираюсь когда-нибудь выучить и язык насекомых.

Тут прилетела Полинезия и сообщила:

– Доктор, там пришли две морские свинки. Они убежали от хозяина – мальчишка неправильно их кормил. Они спрашивают, нельзя ли остаться у вас.

– Ну, конечно, можно – ответил Доктор. – Проведи их в зоопарк и посели в домике слева от ворот, там, где жила черная лисица. Объясни им наши правила и покорми как следует. А мы с тобой, Стаббинс, пойдем смотреть аквариумы. И в первую очередь ты должен увидеть мой огромный аквариум с моллюсками.

^{ГЛАВА 11}
МОЙ УЧИТЕЛЬ ПОЛИНЕЗИЯ

Как можно догадаться, я редко когда пропускал возможность навестить моего нового друга. Я приходил к Доктору почти каждый день. И мама даже в шутку предложила мне забрать мою кровать и переселиться туда насовсем.

Спустя некоторое время я сумел стать весьма полезным Доктору: помогал ему кормить зверей, сооружать для них новые домики, чинить ограду зоопарка, принимать заболевших зверюшек и выполнять различную работу и по дому, и в саду, и в зоопарке. Мне это все страшно нравилось, я жил теперь в совершенно новом для меня мире. Полагаю, что и Доктору моя помощь не была лишней.

Что бы я ни делал, Полинезия всегда была рядом со мной. Она учила меня птичьему языку и языку звериных знаков. Поначалу мне казалось, что я никогда не смогу всего этого усвоить. Но старая птица проявляла выдержку и терпение, хотя порой я замечал, что она с трудом сдерживается, видя мою бестолковость.

И вот наконец я научился разбираться, о чем чирикают птички и что означают забавные движения и позы собак. Ложась спать, я тренировался, прислушиваясь к мышиному шепоту за стеной. Я подслушивал, о чем мяукают коты и воркуют голуби на крышах Падлби. Время летело незаметно, как бывает всегда, когда жизнь кажется приятной. Дни сменялись неделями, недели месяцами, и вот уже в саду у Доктора начали опадать лепестки роз, а желтые листья устилать один за другим изумрудно-зеленый ковер травы. Лето подходило к концу.

В один прекрасный день мы с Полинезией болтали, расположившись в библиотеке. Это была красивая длинная комната с огромным камином, стены библиотеки были от пола до потолка уставлены полками с книгами. Каких только книг здесь не было: фолианты по медицине, пособия по садоводству, рассказы о путешествиях, которые я любил больше всего. Любимой моей книгой был большой атлас с картами всех стран мира.

В тот день Полинезия показывала мне книги о животных, которые написал сам Доктор Джон Дулитл.

– Господи помилуй! – поражался я. – Как же много у Доктора книг! Если б только я умел читать! Сколько тут всего интересного! А ты умеешь читать, Полинезия?

– Совсем немножко, – ответила птица. – Смотри, переворачивай страницы осторожно, не порви. Сказать по правде, у меня на чтение совсем нет времени. Вот это буква «к», а это – «б».

– А что означает это слово под картинкой, – заинтересовался я.

– Дай-ка погляжу, – сказала Полинезия и начала читать по слогам: БА-БУ-ИН… Бабуины – это обезьяны. Вообще-то читать не так уж трудно, важно выучить буквы.

– Полинезия, я хочу спросить у тебя одну важную вещь.

– Что ты хочешь спросить, мой мальчик? – ответила Полинезия, приглаживая перышки на правом крыле. Она часто разговаривала со мной покровительственным тоном, но меня это нисколько не: обижало. Ведь ей было почти что двести лет, а мне всего только десять.

– Понимаешь, мама считает, что я не должен так часто обедать у Доктора. Как ты думаешь, если я буду работать здесь еще больше, смогу ли я перейти к Доктору жить насовсем? Но работать не за деньги, как, например, садовник, а просто жить и питаться. Как по-твоему, это возможно?

– То есть, ты хочешь стать настоящим ассистентом Доктора?

– Да. Наверное, это так и называется, – ответил я. – Ты ведь сама говорила, что ему нужна помощь. Я мог бы стать ему полезным.

– Ну что ж, – Полинезия на секунду призадумалась. – Я считаю, идея неплохая. Но уверен ли ты, что, повзрослев, захочешь быть именно натуралистом?

– Несомненно, – заверил я Полинезию. – Я твердо решил стать натуралистом.

– Что ж, пойдем поговорим с Доктором, – сказала мудрая птица. – Он сейчас у себя в кабинете. Отвори-ка дверь потихоньку, а то он, возможно, сейчас работает и не захочет, чтобы его беспокоили.

Я осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Первое, что я увидел, была огромных размеров черная охотничья собака, сидевшая у камина и внимательно слушавшая, как Доктор читает ей письмо.

– Что там происходит? – шепотом спросил я у Полинезии.

– Пес получил письмо от своей хозяйки и принес его Доктору, чтобы он прочитал. Его хозяйка – забавная малышка по имени Минни Дули, она живет на другом краю города. У нее еще такие смешные косички за спиной. Они с братом уехали на море. И пес очень по ним скучает. Вот они и пишут ему письма, по-английски, разумеется. Тот, само собой, не понимает ни слова и приносит письма Доктору, он переводит их на собачий язык. Судя по тому, как радуется пес, Минни, видимо, сообщает, что они скоро возвращаются домой. Ты только посмотри, сколько счастья!

И в самом деле, охотничий пес вдруг весь преобразился, а когда Доктор закончил чтение, радостно залаял, завилял хвостом и запрыгал от радости. Взяв письмо в пасть, он выскочил из кабинета, удовлетворенно фыркая и что-то бормоча себе под нос.

– Побежал встречать поезд, – прошептала Полинезия. – Как он может любить этих детей, просто в толк взять не могу! Ты бы видел эту Мини! Воображала, капризуля, да еще и глазки у нее косят!