Текст книги "На закате"

Автор книги: Хван Соген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

У отца моего ученика, генерала, были награды за операции в горячих точках. Спустя много лет после рождения сына у них родилась еще и дочь. Офицеры и солдаты, которые, случалось, заходили к ним в дом, всегда вытягивались в струнку и козыряли, стоило им завидеть хозяйку.

Мне выделили комнату в дальней части дома, за окнами которой зеленел лес. Для уроков с подопечным и для моих личных занятий мне было позволено использовать генеральский кабинет. Погрузившись в учебу, свою и чужую, я совершенно забыл о жизни в районе на склоне горы. Даже когда хозяйка как-то спросила меня, откуда я, ответил: из Ёнсана.

Для моего ученика я стал старшим товарищем, доверенным лицом, которому он мог излить душу. Он был младше меня всего на пару лет, но такой несмышленый, будто ему еще до выпуска учиться и учиться. Может, слишком уж с ним нянчились, пока он был единственным сыном. Вместе с тем он робел перед отцом так, что при нем из мальчика и слова было не вытянуть. Во время наших первых встреч он меня демонстративно игнорировал и вместо учебников внаглую читал взявшийся не пойми откуда «Плейбой». Я делал вид, что ничего не замечаю.

Спустя месяц я повел его к нам на рынок. Не обращая внимания на неодобрительные взгляды родителей, я усадил его рядом с собой в лавке и около часа жарил омук. Потом повел его к Чемёну и Малому в обувную мастерскую. Чемён ради такого случая выделил время и купил нам выпить.

Паренек явно заробел перед Чемёном с его поведением и манерой разговаривать. Это передо мной он мог куражиться, а тут – куда что делось? После нескольких кружек пива он раскраснелся и еле дышал. Чемён быстро смекнул, в чем дело, и стал меня нахваливать что было мочи.

– Да ты знаешь, что за человек наш Пак Мину, да его вся округа уважает! Кто не знает Мину, тот тут и пяти секунд не продержится. И такой вот человек каждое утро – за учебники. В такой университет поступил, это ж надо! Я тоже собираюсь учиться.

Мой подопечный изо всех сил пытался не показать, насколько поразило его то, что я на короткой ноге с настоящими плохими парнями. Хотя, конечно, я привел его сюда не для того, чтобы заставить трепетать и бояться. Мне хотелось показать ему себя без прикрас, показать то, чем я жил. Хотелось дать ему понять, насколько обстоятельства и условия его жизни выигрышны по сравнению с моими, как бы он это ни воспринял. Кажется, он сделал совсем не те выводы, на которые я по наивности надеялся, но, пусть все пошло не по плану, посещение нашего района так или иначе сыграло мне на руку.

События того дня стали нашей общей тайной. Если бы его родители узнали, что я вместо того, чтобы учить их сына, отвел его в пивную, нам обоим бы не поздоровилось. Он рассказал мне, о чем на самом деле мечтает: он хотел стать кинорежиссером и путешествовать. Другими словами, развлекаться он хотел, а не учиться. Я поддакивал ему, что это, мол, потрясающая идея. А потом подсовывал старые добрые увещевания: сначала нужно подтянуть оценки, а потом можно двигаться в любом направлении, в каком только захочется. Подкинул ему как приманку идею про учебу за границей. Только английский подучи, а там и на стажировку сможешь поехать, и путешествовать, и набраться опыта в съемках, и стать всемирно известным режиссером. Еще пообещал за старания раз в месяц брать его в горы, просто погулять или заночевать в палатке. Я понимал, что, если буду знакомить его с новым миром за пределами дома и школы, то мы сможем подружиться еще больше.

В конце концов он стал относиться ко мне, как к старшему брату: рассказывал обо всем, что происходило в школе, оценки понемногу исправлялись. Во время экзаменов он безропотно занимался со мной ночи напролет. Видя, что сын начал лучше учиться, хозяйка принялась советоваться со мной насчет его будущей профессии. Услышав про его план стать режиссером, она аж подпрыгнула. Отец ни за что не согласится. Я убеждал ее, что нужно уважать желания ребенка, тогда у него появится решимость сделать что-то для собственного будущего. Пусть учит кинематографию, а работу потом можно поискать и другую, в какой-то смежной области. Я работал у них до своего третьего курса и помог ему поступить в университет. Так я начал прокладывать свою дорогу в жизнь.

После третьего года обучения меня забрали служить. Генерал тем временем уволился из армии и устроился директором на государственном предприятии. Я же, вернувшись по истечении срока в университет, получил диплом и уехал за границу учиться дальше. Человек благороднейшей души, не раз помогал он мне за эти годы. Сейчас генерала уже нет, а жена его, говорят, до сих пор живет вместе с сыном в добром здравии.

С моим подопечным мы крепко сдружились; он впоследствии какое-то время работал на телевидении, а сейчас возглавляет продюсерскую компанию, которая снимает сериалы. Вряд ли справедливо будет говорить, что его жизнь сложилась благодаря мне, но вот на мою судьбу встреча с этой семьей повлияла очень сильно. Такие, как он, рождены под счастливой звездой – если хоть что-то представляешь собой, получится все, что пожелаешь. Эти люди теряют место под солнцем, только если откровенно пускают свою жизнь под откос. Для меня же, мальчика из бедного района, выбраться из нищеты и зажить совершенно другой жизнью – это чудо, и за плечами таких, как я, сложные истории. Я нуждался в чем-то, что поможет справиться с трудностями. Разве меня не окружали со всех сторон такие же люди, как я сам? Их было сразу видно, стоило только выглянуть в окно отеля в центре города, откуда открывался прекрасный вид на небоскребы и улицы, сверкающие огнями торговых центров и подсвеченные крестами церквей. Все мы в эпоху военной диктатуры, в годы несвободы и насилия искали утешения – кто в этих церквях, кто в элитных товарах из этих супермаркетов. Кто-то опирался на звучавшую с экранов идею «кто сильный – тот и прав». Все мы нуждались в ком-то или в чем-то, что помогало нам убеждать себя в правильности своего выбора. В этом смысле я ничем не отличался от остальных.

Мне отчетливо вспомнилось, как я несколько раз встречался с Чха Суной с того момента, как устроился домашним учителем, до моего отъезда на учебу за границу. Каждый раз, когда случались какие-то перемены, возникал повод встретиться. Как-то она позвонила в дом генерала. Горничная сказала, что мне звонят, и я подумал, что это мама. Она подолгу не звонила, только если происходило что-то важное. «Алло!» – сказал я, но мне никто не отвечал.

– Это Суна, – сдержанно сказала она чуть погодя.

Оказалось, она узнала номер телефона места, где я теперь жил, и звонила сказать, что была неподалеку. Мы встретились в тихой чайной около фешенебельного района, где жил генерал, и я почувствовал, что стыжусь ее. Она выглядела такой деревенщиной в своей заношенной одежде, с дешевой сумочкой, которую она постоянно теребила, усевшись в уголке лицом к стене.

– Какими судьбами?

– Вышла прогуляться, – выпалила она без промедления. Прежде чем я успел что-то еще спросить, она сказала:

– Я слышала, ты уходишь в армию.

Я знал, что она уже дважды провалила экзамены в университет, это было менее опасной темой для разговора, и я решил закинуть удочку насчет ее следующей попытки.

– А у тебя как дела? К экзаменам готовишься?

– Я не буду больше поступать. Отец велел мне устраиваться на работу.

– Так вот почему ты приехала сюда? – уточнил я тоном наставника, усвоенным во время работы домашним учителем. Она вдруг искусственно рассмеялась:

– Ты считаешь меня ребенком? Я всего на год тебя младше!

– Я просто волнуюсь за тебя…

Она попросила купить ей пива. И провести с ней этот день, а если откажусь, она вообще не знает, как будет жить дальше. Казалось, она что-то задумала. Мне стало тревожно. Меня раздирали противоположные чувства. Я порвал с домом, но Суна, которая оставалась там, казалось, могла в любой момент снова затянуть меня обратно, и это пугало. Она по-прежнему привлекала меня, но я был уже другим, поэтому старался увеличить расстояние между нами и встречаться как можно реже, прикрываясь работой. Я словно жил уже в другом мире и мне было неприятно напоминание о прежнем. И если совсем честно: домогательства Пня и возмездие Чемёна, которому я был свидетелем, будто осквернили мои чувства. Мне не хотелось больше участвовать в нелепых разборках ребятни из трущоб.

Но как возбуждало то, что она сама нашла меня, сама пришла. С тех самых пор, что мы встречались в нашем районе, я был одержим желанием переспать с ней. Я мастурбировал, представляя себе ее тело. Эгоист, я повел ее в пивную. Задолго до начала комендантского часа мы пришли в мотель. В ту ночь я был неловок, но страстен.

На следующий день на залитой ярким солнцем улице Суна нарочито бодрым голосом пожелала мне удачи в армии. Нас окружала толпа людей, дороги были переполнены машинами и автобусами, как всегда в час пик. Но почему-то все вокруг казалось чужим и незнакомым. Я сморщился и закрыл лицо ладонью, как козырьком, будто меня слепило солнце. Наскоро пробормотал:

– Буду дома – зайду.

Пролетело еще несколько лет. Отслужив в армии, я ехал проведать родителей и у входа на рынок вдруг наткнулся на Суну. Точнее, спускаясь с лестницы надземного перехода, я заметил знакомое лицо – она шла от автобусной остановки. Приезжая домой на побывку во время службы, я никогда не спрашивал о ней. Не замечая меня, она миновала лестницу и пошла дальше по дороге. Поколебавшись немного, я позвал:

– Суна!

Позвал негромко, и, если бы она не услышала, наверное, не стал бы окликать снова. Но она, хоть и была уже на приличном расстоянии, вдруг остановилась и быстро обернулась:

– Господи, Мину!

Мы одновременно огляделись по сторонам. Чайной уже не было, а на ее месте появилась закусочная с популярными в то время блюдами в западном стиле. В таких обычно были отделенные ширмами места для каждого столика, украшенные ветвями или виноградными лозами из пластика. На Суне был простой костюм, легкий макияж, она была все так же прекрасна.

– Когда ты вернулся?

– Около месяца назад.

– А университет?

– Собираюсь восстанавливаться. А ты откуда идешь?

– С работы.

– Ты вроде говорила, будешь где-то в провинции работать?

– Да нет, небольшая компания в Сеуле.

– Что там делаешь?

– Да в бухгалтерии то-сё, всякие поручения…

– Все равно здорово. Сейчас с работой сложно.

– Да ничего сложного. Там директор – папин знакомый.

– Хорошо иметь поддержку.

Меня то и дело приветствовали ребята, с которыми мы вместе росли. Я как бы невзначай спросил:

– Ты замуж-то не вышла?

Она без запинки ответила:

– Ну вот, ты университет окончишь и тогда…

Потом прыснула со смеху и добавила:

– Да не пугайся ты так сильно!

Говорить больше было не о чем. Мы смущенно посидели в кафе. Суна вскоре встала и тихо сказала, что она на минуточку. Я не спеша выкурил сигарету, ожидая ее возвращения из дамской комнаты. Прошло минут двадцать. Я встал и в растерянности пошел к кассе, озираясь то в сторону туалета, то в сторону выхода.

– Ваша спутница уже расплатилась перед уходом, – сказал мне официант.

Восстановившись в университете, я изредка и ненадолго приезжал домой, все время проводя в лавке на рынке, – и так до самого выпуска. Перед окончанием учебы я прошел собеседование с директором компании «Хёнсан констракшн» и устроился на работу. Получив рекомендацию от своего ведущего профессора, я смог сразу же приступить к практической деятельности. В то время дел было так много, что я работал дни и ночи, а спал урывками на диване в офисе. Трудились мы в одной команде с Ли Ёнбином и другими стажерами. Тогда же я ухитрился сдать экзамены на государственную стипендию для обучения за границей. В тот год разворачивались события в Кванджу[5]5
  В 1980 г. в городе Кванджу вспыхнуло восстание против политики действующего президента, жестоко подавленное корейским правительством.


[Закрыть], и ситуация в стране и мире была нестабильной. Из-за чрезвычайного положения на улицах повсюду стояли танки, а у зданий телекомпаний, государственных учреждений и университетов дежурил вооруженный спецназ в полном обмундировании. По городу ползли слухи о множестве раненых и убитых в Кванджу.

Я ни разу не был в Кванджу, но, зная, о чем шепчутся старшие коллеги, наслушавшись сплетен, не мог успокаивать себя тем, что не имею отношения к этому городу. Все догадывались, почему год назад убили президента, так же как и могли себе представить уровень амбиций новой правящей верхушки. Однако для нас в конечном итоге самым важным становилось то, успешны ли проекты, соответствующие направлению, которое задает правительство. Даже теряя немного в прибыли, мы росли, ориентируясь на пожелания правящей силы. Оглядываясь назад, мы чувствовали угрызения совести, но всегда знали, что это быстро пройдет. Да и сейчас очень хорошо это знаем. Приехав впоследствии в Америку и увидев снимки и документальные видео о происходящем в Корее в то время, я осознал, в какой апатии находился тогда, и это было для меня серьезным ударом.

После демобилизации я вернулся в дом генерала. Работал там до тех пор, пока не нашел постоянное место по профессии. Теперь мне поручили заниматься английским с младшей дочкой генерала, которая оканчивала начальные классы. Моя комната на втором этаже ждала меня в неприкосновенности. Генерал и его супруга вели себя так, будто я был их старшим ребенком. Ведь их родной сын, который рос один и всегда тосковал, что у него нет брата, ходил по пятам и смотрел мне в рот. А я был щедр на советы, даром что со своей жизнью разобраться толком не мог.

Когда я начал работать в строительной компании и собрался на учебу за границу, супруга генерала начала намекать мне, мол, есть у соседской семьи несколько дочерей, а младшая-то и красавица, и умница, скоро окончит школу и тоже собирается учиться за рубежом. В конце концов при содействии хозяйки мы с девушкой встретились, и даже пошли разговоры о грядущей свадьбе. Я с самого начала честно признался, в какой семье рожден. Но отец девушки, дипломат, то и дело работавший в других странах, возможно, в силу профессии был великодушен, услышав о нашей бедности. «Не страшно, была бы голова на плечах», – был его ответ.

После встречи у рынка мы не виделись с Суной очень и очень долго. Я работал и не часто бывал дома. О том, как дела в лавке лапшичника, у матери не спрашивал. Не то что специально сдерживался, просто считал, что Суна уже не имеет никакого отношения к моей жизни. Подумаешь, переспали разок.

Но вот однажды Суна позвонила мне на работу. Сердце мое не забилось, как бывало раньше, и от нетерпеливого возбуждения не свело живот. Вместо этого меня захлестнуло чувство вины. Как она жила все это время? Я понял, что ни разу не вспомнил о ней.

Мы договорились встретиться в кафе в центре города, и, войдя внутрь, я долго озирался – на ней был какой-то мужской пиджак, похожий на робу, и я с трудом узнал ее. Конечно, я заплатил за ужин, ведь мы знали друг друга с детства, в одном районе росли. Она была мрачна. Оказалось, пока я был в армии, умер ее отец. Лапшичную вообще закрыли – а я и не знал. Она понимала, что я о ней и думать забыл. Я спросил, где она теперь живет. Оказалось, переехала, но недалеко, в район по соседству, так что можно считать, осталась жить на том же месте. Спросил про работу – сказала, недавно уволилась. Поужинав, мы не стали расходиться сразу, а зашли в бар с разливным пивом – такие появились в то время на каждом углу. Напиться не напились, но выпили прилично.

– Откуда ты узнала, где я работаю?

Приняв серьезный вид, она ответила:

– А что, думал, сбежишь от меня? Да я могу о тебе узнать все что угодно когда угодно!

И прыснула со смеху, как раньше. Насмеявшись, она спросила:

– Ты, говорят, за границу собрался?

Вот я дурак! Матушки-то наши на рынке как встретятся, так давай лясы точить. А я, как сдал экзамены для стажировки – сразу к родителям, поделиться радостью. И к Чемену в пивную заходил. Решив все проблемы с обувными мастерскими, он открыл еще и приличную пивную. Это было модное тогда заведение, где рядом с гостями усаживались девушки, можно было пить и петь в караоке. Столы были разделены ширмами, и в зале играли музыканты. Оборотистый Чемён знал толк в таких заведениях, так что в клиентах недостатка не было. Я рассказал Чемёну, что у меня появилась невеста.

Мы много выпили с Суной в тот вечер. Уже близился комендантский час, и пора было расходиться. Тут она призналась:

– Вообще-то у меня к тебе есть просьба.

Я чувствовал, что все это время она выпивала со мной, но думала о чем-то своем.

– У тебя вроде был какой-то человек – большая шишка в армии?

– Что случилось?

– Знакомого одного арестовали.

– Я его знаю?

Она кивнула. В тот момент я все понял.

– Ты говоришь про… Чемёна?

Она опять кивнула. У меня и до этого мелькала мысль, что где-то я уже видел этот мужской джемпер.

– Вы… вместе живете?

– Нет. Просто он помогает нам с мамой.

Несколько дней назад за Чемёном приехали следователь и начальник местного отдела полиции, в юрисдикции которого состояли питейные заведения, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Мёсун попыталась хоть что-нибудь выяснить в участке, но никто ей ничего не объяснил, и по слухам, возможно, Чемёна отправили в воинскую часть. После выхода указа о чрезвычайных мерах по борьбе с общественным злом по стране прокатилась волна арестов, и впоследствии стало известно, что многих заключенных принудительно отправляли в так называемые «отряды перевоспитания»[6]6
  В 1980 г. в Республике Корея был принят закон о чрезвычайных мерах по борьбе с общественным злом: насилием, мошенничеством и наркотиками. Любой подозреваемый по одной из этих статей мог быть без суда отправлен в заключение. Около 37 тысяч человек таким образом попали в так называемые «отряды перевоспитания», устроенные наподобие армейских лагерей и предназначенные для уничтожения мятежных настроений в обществе. В «отрядах перевоспитания» заключенных подвергали чрезмерным физическим нагрузкам и избиениям, морили голодом.


[Закрыть].

Я проводил Суну до дороги и поймал ей такси. Прежде чем сесть в салон, она порывисто обняла меня и прошептала:

– Прощай. Поздравляю с помолвкой.

Машина уже уехала, а я все стоял и смотрел вслед.

Я был не в восторге от ее просьбы, но оставаться в стороне в случае с Чемёном не мог. После нескольких дней колебаний я осторожно заговорил с генералом о случившемся. Выслушав меня, он спросил, что нас с Чемёном связывает. Я ответил, что он мой дальний родственник, никакой не бандит, а просто владелец развлекательного заведения. Он прямо из гостиной набрал чей-то номер. Прочитал кому-то имя и адрес, которые я написал на бумажке, и велел разобраться.

После того случая я обручился с девушкой, которую мне сосватала жена генерала, и мы вместе уехали учиться в США. Когда я защищал диссертацию, умер отец моей невесты, дипломат на пенсии. Вскоре после этого вся их семья эмигрировала в США, и мы сыграли свадьбу в Нью-Йорке. Мои родители приехать не могли, и на скромном бракосочетании присутствовали только родственники жены и некоторые знакомые, которые появились у нас в США.

8

Зимой, перед тем как все это случилось, я не видела Ким Мину около месяца. Его мама как-то прислала мне смс с приглашением прийти к ней в гости, но у меня совсем не было времени. Да и вообще было не до этого, потому что спектакль по моей пьесе вышел, но кассовые сборы были весьма скромными, и это меня сильно подкосило. Завтруппой тут же возобновил репетиции иностранной пьесы, отодвинув мой спектакль на задний план. Эта зима была долгой, безнадежной и унылой, никакой радости. От Мину известий не было, да я и не думала о нем, поглощенная собственной жизнью. Вообще, конечно, того огонька, что бывает между мужчиной и женщиной, между нами не было. Встречи с ним дарили мне спокойствие и поддержку, не более.

Шел снег, потом закончился, и небо ослепило синевой – в то морозное утро мне позвонили. Звук на моем мобильном был отключен, и телефон вибрировал и жужжал. На экране высветился незнакомый номер. Я не подошла, и тут же вслед за звонком пришла смс. Просили перезвонить из какого-то полицейского участка. Никаких преступлений я не совершала, так что вероятнее всего звонили по каким-то административным делам. Я знала, что в таких случаях надо сделать, что просят, и тогда все пройдет гладко, поэтому сразу же перезвонила. «Это Чон Ухи?» – «Да, что случилось?» – «Все объясню при встрече». – «Что-то срочное?» Мой собеседник явно не хотел чего-то говорить. Я слышала его дыхание. «Если вы сейчас дома, я зайду к вам». На этот раз я не спешила с ответом. Он уверил меня, что это не займет дольше пяти минут, и, если я пришлю ему адрес, он тут же выезжает ко мне. Я согласилась и выслала ему сообщение с адресом. Наверное, он был где-то поблизости, потому что не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Я не хотела пускать его в квартиру и заранее набросила пальто. За дверью стоял полицейский в форме. Не успела я выйти к нему, он, стоя в коридоре, задал мне вопрос:

– Вы знакомы с Ким Мину?

– Да.

– Он покончил с собой. Вам нужно поехать со мной в участок.

Я стояла, оглушенная, будто получив оплеуху.

– Что? Что вы сейчас сказали?

– Ким Мину скончался.

В участке меня усадили рядом с сотрудником, который вносил в компьютер все мои показания. Состояли в дружеских отношениях. Не состояли в любовной связи. Вместе работали, относились друг к другу как брат с сестрой. Не виделись около месяца. Я спросила, связались ли они с его матерью, на что полицейский ответил:

– Знаете, откуда у нас ваш номер? Это один из двух номеров, которые были указаны в его предсмертной записке. Второй принадлежит матери погибшего, госпоже Чха Суне. Вы обычно ничего странного за ним не замечали?

Я сказала, что он был энергичным и трудолюбивым, бегал по трем подработкам, обладал сильной волей и никогда не унывал. В свою очередь я тоже задала вопрос. О предполагаемом времени его смерти. Оказалось, он умер дней пять назад, но полиции стало все известно лишь сегодня утром. Его нашли на берегу реки неподалеку от города Чхунджу провинции Чхунчон-Пукто. Его старенький джип стоял у воды, рядом с другим автомобилем. На ответвлявшейся от шоссе грунтовой дороге редко можно было кого-то встретить, тем более зимой. Жители соседней деревни не обратили на джип внимания, подумав, что это приехал очередной любитель рыбалки. Однако они заметили, что на следующий день, и два, и три, и четыре дня спустя обе машины стояли на том же месте. Это показалось им странным, и они сообщили в полицию о двух неизвестных брошенных машинах. Полиция прислала буксировщика, и водитель обнаружил в салонах мертвые тела. В джипе два тела на передних сиденьях, два сзади – всего четыре. В автомобиле, припаркованном рядом, – еще два трупа. Все места, откуда внутрь мог проникнуть воздух: зазоры вокруг окон, отверстия под водительскими сиденьями, – были заклеены синим скотчем. В джипе валялись бутылки из-под соджу, пластиковые стаканы и покрытая пеплом переносная газовая плитка. За рулем джипа был Ким Мину, рядом с ним мужчина примерно того же возраста, житель города Ансан, сзади – брат и сестра из города Чхунчхон. В соседнем автомобиле находились тела мужчины и женщины, зарегистрированные в разных городах – Ичхоне и Чхунджу. Однако принимая во внимание их возраст, стиль одежды, а также совместные фото и видео на найденных в их личных вещах телефонах, полиция предполагает, что они сожительствовали. Скорее всего, они нашли друг друга на появляющихся в последнее время сайтах коллективных самоубийств или через социальные сети. Неизвестно, кто был инициатором, ясно было только, что Ким Мину и молодой человек из Ичхона привезли всех на место. По поводу их отношений и причин самоубийства догадок не было ни у полиции, ни тем более у меня. Расшифровка телефонных разговоров показала, что они созванивались и даже встречались несколько месяцев назад. Также была найдена фотография из пивной, на которой присутствовали некоторые из них.

Каким могло быть застолье, участники которого договаривались покончить с собой? Что он написал в записке? И главное: почему он это сделал… Я задавала вопросы в никуда, бормоча себе под нос. Почему? Как? Я сама потеряла счет тому, сколько раз, лежа в своей комнате, представляла себе, что умираю. Что заснула и не проснулась. Но это были просто мысли. Потом я открывала глаза, проходил день, другой – жизнь неудержимо двигалась дальше.

После вскрытия тело отдают родственникам. Как правило, в случае с самоубийцами похоронный обряд сокращают и близкие умершего приезжают прямо в крематорий. Тело уже начинает разлагаться, поэтому церемонию проводят быстро, без прощания, так же как если человек умирает на чужбине.

Я нашла номер телефона мамы Ким Мину.

– Здравствуйте, это Ухи.

Ее голос прозвучал неожиданно спокойно.

– Вот же мерзавец… – начала она и, помолчав, добавила: – Можешь приехать ко мне?

По адресу, который она мне дала, на безлюдном склоне холма находился городской крематорий. С одной стороны располагалось кладбище и колумбарий, с другой – похожее на больницу здание, облицованное мраморной плиткой. Зайдя в зал ожидания, я тотчас заметила маму Мину. В полиции я узнала, что ее полное имя – Чха Суна, и тут, в списке родственников умершего, оно значилось. Получив талончик с номером своей очереди, мать ожидала кремации сына. Там было около десяти печей, над каждой горело электронное табло с номером и именем того, кого в данный момент кремировали. Я молча села рядом, взяв ее за руку. Когда подошла наша очередь, на экране загорелось уведомление о том, что гроб Мину отправляют на кремацию. Сотрудник крематория, проверив наши документы, пригласил нас подойти поближе. Через огнеупорное оконное стекло было видно пламя. Мама Мину не плакала, а просто смотрела на огонь.

Несколько минут спустя нас отвели туда, где выдают урны с прахом. Работник просеял прах Мину через какое-то приспособление типа сетки, и измельчил сохранившиеся кости. Нам выдали похожую на крошечный цветочный горшок склянку с останками Мину, и мы пошли в сторону кладбища. На склоне горы местами белел снег, под ногами хлюпала подмерзшая глина. Такого рода дела длятся не дольше часа. Мама Мину обмотала вязаным шарфом голову и прикрыла лицо. Она попросила меня отвезти ее домой.

И в такси, и в поезде мы ехали молча, погрузившись каждая в свои мысли. По дороге домой мама Мину зашла на местный рынок купить фруктов, мяса, кровяной колбасы, омука и две бутылки соджу. Мы зашли в квартиру: там ничего не изменилось, но стало как-то пусто. На слишком потрепанном для поминок столе мы разложили купленную по дороге еду, а соджу перелили в чайник.

– Поминальную службу организовать не получится, так давайте просто помянем его, помолимся, чтобы он возродился в раю.

Женщина ничего не ответила, только улыбнулась.

– У меня и фотографии его для поминок нет. Давай представим, что он стоит у окна.

Она разлила по рюмкам соджу из чайника и, повернувшись к окну, сказала в пустоту:

– Выпьем, сынок, я твоей любимой колбасы купила.

Она опустила голову и закрыла глаза. Я вслед за ней начала молиться. Подняв голову первой, я увидела, как слезы скатываются по ее щекам на стол. Я сидела, затаив дыхание, и смотрела на нее. Просто смотрела, как капли падают на стол все чаще. Наконец она взяла салфетку, вытерла лицо и высморкалась. Тяжело вздохнув, она подняла голову.

– Ну что ж, давай теперь реально выпьем, – пытаясь встряхнуться, сказала она, передразнивая меня.

«Это реально грустно, это реально слишком, я реально голодная, реально бесит, давай реально выпьем» – была у меня такая привычка, повторять это словцо, «реально». Когда я впервые тут появилась, это очень забавляло ее, и она все время повторяла за мной. Я взяла чайник, налила соджу сначала в ее рюмку, потом в свою. Мы обе глубоко вздохнули и одна за другой выпили. Она взяла рюкзак, найденный в машине около тела Мину, вытащила телефон, одежду, еще какие-то мелочи и, наконец, его предсмертную записку, которую она протянула мне. Это был маленький лист бумаги, вырванный из блокнота. На одной стороне было письмо, на другой были записаны телефон Чха Суны, ее адрес и номер моего мобильного. Я растерянно смотрела на листок, не зная, что и думать.

Мама, прости, что не смог заботиться о тебе до старости. Я беру с собой ноутбук, остальные мои вещи оставляю у себя в комнате. Забери их, пожалуйста, сама. Я кручусь по работе, не успеваю.

Все деньги, которые я смог накопить, я перевел тебе на книжку. Потрать их на врачей. Обязательно! И пусть Ухи тоже пойдет с тобой. У нее, кажется, проблемы со здоровьем. Этот подвал… уезжать ей оттуда надо. Передай, что я прошу прощения, что не смог ей помочь.

Мама, я люблю тебя.

Только теперь я заплакала. Ах ты негодяй, сам на пороге смерти, а о других переживает. В крематории я будто не осознавала, что Мину умер, не проронила ни слезинки, даже неловко как-то, но тут заревела в три ручья. Это письмо, написанное в машине в спешке, напомнило мне его: как он говорил – медленно, запинаясь, всегда стараясь оставаться подчеркнуто деловым. Я выпила соджу. Мама Мину вдруг спросила:

– Ты любила его?

Я ничего не ответила. Она посмотрела на меня и грустно произнесла:

– Нет, ты его не любила.

9

По подозрению в незаконном присвоении имущества арестовали Лима, директора «Тэдон констракшн». Несколько дней назад мне сообщил об этом Чхве Сынгвон, но подробности я узнал только из выпусков новостей. Лим распродал по частям цифровой центр «Ханган» и взял кредит на огромную сумму, заложив фирму, которую он приобрел в рамках своего нового проекта, – все это сильно ударило по делам «Тэдон констракшн». Продавая жилые дома и цифровой центр, он создавал мнимую конкуренцию, сам участвовал в торгах, используя средства компании. Все это делалось для того, чтобы собрать деньги на открытие «Мира Азии» и расширить бизнес до небывалых масштабов. Я догадывался, о чем Лим просил теперь Бога на ранней литургии. Не потому ли, что сам хотел присоединиться к этой молитве?

В офисе ко мне подошел архитектор Сон и прошептал:

– К тебе пришли…

– Кто? Что им нужно?

Сон молча открыл дверь в приемную у моего кабинета. Там пили кофе двое молодых парней. Увидев меня, они нерешительно поднялись со своих мест.

– Простите, что без предупреждения.

Один из них, в костюме, протянул мне визитку – оказалось, что это следователи. Сон собрался было выйти, но я задержал его:

– Ты тоже останься.

Эти двое пристально разглядывали меня. Потом один начал спрашивать, я ли проектировал цифровой центр «Ханган» для «Тэдон констракшн», и правда ли, что наша строительная компания разрабатывала план «Мира Азии». Я, стараясь не выдавать охватившего меня раздражения, холодно отвечал:

– Мы делали чертежи, выполняя заказ. Вы хотите увидеть какие-то из них, поэтому пришли?

Второй парень, одетый попроще, в джемпер, вступил в разговор вслед за коллегой:

– Следствие показало, что «Мир Азии» – чистой воды мошенничество.

Я решил не отвечать ему.

– Это официальный допрос?

– Нет! Нет, что вы, – замахал руками парень в костюме и добавил: – Идут всякие разговоры, и нам нужна ваша помощь, поэтому мы и пришли. Если у вас разрабатывался дизайн-проект «Мира Азии», значит, должны сохраниться какие-то материалы.