Текст книги "Рукопись Бога"
Автор книги: Хуан Рамон Бьедма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
7
– Пять минут одиннадцатого, – сообщил Альваро, бросив взгляд на светящиеся стрелки золотых часов. – Пошли?
Ривен не ответил.
Расположенный в подвале больницы Томильяр склад ортопедического оборудования, на котором они провели несколько часов, скорее, заслуживал название «свалка ортопедического оборудования». Сидя среди сломанных инвалидных кресел, отживших свой век искусственных рук и ног и заржавевших осей для выпрямления конечностей, парковщик предавался не слишком приятным воспоминаниям о последней встрече с Хулией. Она состоялась именно здесь, в забитой старыми протезами подсобке, где они со стариком коротали время до встречи с охранницей морга.
– Пойдем? – повторил священник.
Они в полной темноте сидели на полу, привалившись к стене.
Ривен решил, что пришло время высказать вслух мысль, мучавшую его весь день.
– На этот раз похоже… Похоже,на этот раз у нас все шансы добраться до чемодана первыми. Те, кто опередил нас в Майрена-де-Алькор и на проспекте Аргентинской Республики, принадлежат к союзу, о котором вы говорили. Я ошибаюсь?
– Нет. Не думаю, что вы ошибаетесь.
– А еще выговорили, что в эту игру может вмешаться некая… третья сила. Ведь говорили?
– Не стану отрицать.
– Отлично. По-моему, настало время поподробнее рассказать мне о наших противниках.
– Боюсь, это время еще не настало, – Альваро поднялся на ноги и принялся отряхивать брюки.
– Это еще почему?
– Доверьтесь мне, я все расскажу, когда будет можно.
Ривен тоже встал и закурил сигару, опершись о шаткий стол; он всем своим видом давал понять, что не собирается никуда идти.
– А если я скажу, что мне осточертело ждать?
– Ривен, – священник, уже стоявший в дверях, обернулся и посмотрел на помощника с мягкой укоризной. – Вы еще не готовы узнать больше, чем знаете на сегодняшний момент.
– Почему?
– Обещаю, как только…
– Почему?
– Потому что вы мне не поверите. – Теперь Альваро потерял терпение и возвысил голос. – Вы бы поверили, если бы я сказал, что параллельно католической церкви на протяжении многих веков существует мощная, разветвленная организация с агентурой по всему миру и почти неограниченной властью? Что святая инквизиция не исчезла, а только ушла в тень? Что наши противники готовы на что угодно, на любую гнусность, чтобы заполучить книгу, самую обыкновенную книгу? Вы бы поверили, что существует книга, которая включает в себя все книги, что были и еще будут написаны? – Священник вздохнул и добавил уже спокойнее, с глубокой печалью человека, которому не с кем разделить невеселую правду: – Вы бы поверили?
Ривен промолчал.
Священник медленно повернулся и пошел прочь, унося с собой тяжесть своего предназначения, которую нельзя было переложить на чужие плечи. Обеты, перешедшие по наследству. Трудную и скорбную миссию, которой он не выбирал и не чувствовал в себе сил исполнить.
Подвал больницы был совершенно пуст, только ветер завывал в щелях, угрожая стереть старое здание с лица земли и развеять его обломки по объездной дороге. Словно этот давно забытый всеми угол был выбран для начала апокалипсиса.
Запертые двери, непонятный шум, пыльные плафоны, затхлый воздух.
Выбравшись на пересечение коридоров, старик с облегчением заметил, что Ривен идет за ним.
Спутникам пришлось не один раз обойти больничный лабиринт, прежде чем они обнаружили морг.
Скрипучие двери вели в очередной коридор с выкрашенными в грязно-зеленый цвет стенами, завершавшийся такими же дверями с табличкой «Зал аутопсии». За дверью слышался чей-то бодрый голос. Судя по отсутствию какого бы то ни было оборудования, кроме ржавого операционного стола, зал аутопсии давно не использовался по назначению. В глубине пряталась еще одна дверь. А за ней коридор, ведущий в просторное помещение со встроенными в стены металлическими ящиками. Оттуда-то и слышался оживленный женский голос.
– …Да брось, не бери в голову. Это только похоже на фильм ужасов, а на самом деле ничего страшного. Уж поверь мне, я здесь девять лет проработала. Девять лет как-никак. Пришла подменить одного приятеля, и вот вам, пожалуйста, сюда же никто не идет. Ты быстро привыкнешь. В других местах каждый сам за себя, стоит зазеваться, и тебя съели. А здесь все проще, можешь мне поверить. Я понимаю, ты тут пробыла совсем недолго, но мне совершенно непонятно, что тебе так не понравилось. Слушай, надо будет познакомить тебя с Фернандо…
Ривен высунулся из-за угла и махнул священнику.
Они увидели распростертую на столе старуху. Молодого мужчину с бритой головой и располосованной грудной клеткой. И сидящую за столом женщину в зеленом медицинском комбинезоне.
Женщина не была ни старой, ни уродливой. Все было куда хуже: она обладала совершенно заурядным пухленьким личиком, на какие обычно не обращают внимания. Что до старухи и мужчины, то они, само собой, были мертвы.
Впрочем, это обстоятельство девушку абсолютно не смущало. Она понятия не имела о том, что за ней наблюдают, и продолжала как ни в чем не бывало болтать по телефону.
– Он красавчик, правда? Фернандо здесь уже два дня. И вполне привык. Правда? Нет, здесь действительно очень спокойно… Можете не беспокоиться, никто сюда не спускается. Особенно по ночам. Но это не значит, что я тут сплю. Я не то, что эти сестры, которые только и делают, что дрыхнут где придется, Фернандо может подтвердить. Я прихожу сюда работать. И не для того, чтобы меня дергали…
Тут девушка заметила пришельцев, и слова застыли у нее на губах.
– Простите, – Ривен шагнул вперед, стараясь изобразить непринужденную улыбку. – Мы ищем ночного охранника. – Он обращался к старухе на операционном столе. – Это вы или та сеньорита?
– Кто вы такие? – Девица вскочила на ноги, пытаясь скрыть неловкость и досаду за нарастающим гневом.
– Извините за столь бесцеремонное вторжение, – вступил Альваро. – Мы хорошие знакомые вашего друга, отца Анхеля Марии Декота.
– Вы не имеете права здесь находиться! Это служебное помещение!
– Я все понимаю и прошу прощения. Но у нас особые обстоятельства. Кстати, позвольте представиться: меня зовут Альваро.
– Немедленно убирайтесь! – Девушка в ярости толкнула железный стол.
– Сеньорита, отец Декот послал нас забрать чемодан, который вы в свое время любезно согласились взять на хранение. Вы можете это проверить. Если окажется…
Услышав о чемодане, девушка резко остановилась и с силой захлопнула полуоткрытую дверцу крематория. Потом она метнулась к столу и схватила телефонную трубку.
– Немедленно убирайтесь, или я зову охрану! Вон!
– Прошу вас, будьте благоразумны!
– Немедленно вон! – Она начала набирать номер.
Однако Ривен в два прыжка оказался между столом и стеной и выдернул телефонный провод из розетки.
– Не пора ли успокоиться, подруга? Она полагала, что не пора.
Не хватало еще, чтобы кто-то прознал об их ночном веселье.
И рассказал начальству.
Круто развернувшись, девица бросилась на Ривена, пытаясь засветить ему в глаз, но тот ловко уклонился, и кулак прошел по касательной.
В ответ парковщик дал ей пощечину. Довольно сильную. Достаточно сильную, чтобы охранница покачнулась, зацепилась за операционный стол, сбросила на пол старуху и упала прямо на нее.
Ни живая, ни мертвая не двигались.
Альваро хотел кинуться на выручку, но Ривен его остановил.
Недаром ему бросилось в глаза неосознанное движение девушки, когда она услышала о чемодане. Парковщик подошел к печке крематория, открыл дверцу и удовлетворенно кивнул.
Чемодан был старомодный, маленький, немногим больше стандартного портфеля, из потрескавшейся от времени темной кожи, с металлическими углами и замком.
Ривен отступил назад, пропуская к находке священника.
Когда они уходили, девица все еще лежала на полу в обнимку с мертвой старухой.
Мертвецы не самая плохая компания, они не из тех, кто бросит тебя в трудный момент.
8
Миновав первый пролет винтовой лестницы, Пасиано уже знал, что подземелье, в которое ему предстоит сойти, нечто большее, чем просто подвальные помещения автовокзала.
Старые железные ступени привели его в широкую галерею, выложенную необработанными каменными блоками и слабо освещенную лампочками, вмонтированными прямо в пол на расстоянии в пять-шесть метров друг от друга и забранными решетками.
С фонариком в одной руке и планом в другой, Пасиано углублялся в длинный сырой коридор, который застилавший его глаза туман населял таинственными фигурами.
Невозможно было даже приблизительно представить, сколько лет может быть подземелью.
Столько же, сколько всем подземным ходам и лабиринтам, давно позабытым человечеством.
Столько же, сколько самой тишине и призрачным голосам, звучавшим в его голове.
Тишина много веков пряталась в этом коридоре, порождая ужасных тварей, страдающих от голода, боли и одиночества.
Пасиано старался сохранять спокойствие. Согласно плану, чтобы попасть в зал трибуналов, нужно было пройти еще один лестничный пролет.
Массивная деревянная дверь с колокольчиком в виде чаши подсказала продавцу комиксов, что он на правильном пути.
Алеха утверждала, что в этом подземелье совершенно пусто, – если не считать пункта охраны у входа на гауптвахту, мимо которого предстоит осторожно проскользнуть – и бояться нечего. Главное – попасть в конференц-зал в административном корпусе автопорта. Там надо будет нажать на карту мира в районе Севильи, чтобы открыть проход под землю.
Пасиано знал, что бояться нечего, и все же машинально ускорял шаг.
Стараясь держаться правой стороны, чтобы не забрести на гауптвахту, он добрался до огромных резных ворот, открывающих путь на новый уровень. Каменная лестница была широкой и казалась совсем древней. А галерея, в которую она вела, была еще древнее. Лампочки в полу горели и вовсе тускло, в центре бежал смрадный поток какой-то маслянистой черной жидкости.
Бояться было нечего, но Пасиано пошел еще быстрее.
Указатели на плане не слишком успокаивали. Чтобы добраться до часовни, в которой надлежало оставить послание, нужно было миновать палаты Святой инквизиции, камеру пыток и операционную. О том, что это такое, лучше не думать. Туман, застящий глаза, мешал соображать… Не стоит пытаться понять, кто эти люди и чем они занимаются… Передать послание, поскорее свалить и отправиться на вечеринку, обещанную парнем с татуировкой.
Ничего страшного не происходило, но Пасиано почти бежал.
Туннели делались все уже, а вода под ногами пахла все отвратительнее. Мощные деревянные двери с надписью «Аутодафе in abdito» вели в зону, обозначенную на плане как палаты Святой инквизиции. Не останавливаясь ни на мгновение, Пасиано миновал очередной коридор и заметил, что пол теперь более покатый, а ручей превратился в озеро, терявшееся в огромной пещере. Перейти его можно было только по проложенным вдоль стены узким мосткам без перил. Ступая на шаткую переправу, заботливо указанную в плане, торговец комиксами старался не смотреть вниз, на безликих и бесформенных чудовищ, копошащихся у него под ногами.
Никакой опасности не было, но Пасиано что было сил стремился вперед.
Коридор упирался в дверь камеры пыток, на этот раз приоткрытую. Проходя, Пасиано уловил едва слышное эхо чистого женского голоса. Здравый смысл подсказывал, что идти на этот голос не стоит.
Но ведь дверь была не заперта.
А что, если взглянуть всего одним глазком?
За дверью оказался просторный вестибюль с зелеными доминиканскими крестами на выбеленных стенах, в котором имелись четыре совершенно одинаковые двери.
Пасиано долго стоял перед одной из них, глядя на пробивавшуюся в щель полоску света и напряженно прислушиваясь, пока не решился войти.
За дверью размещалась настоящая операционная, ярко освещенная, с широким жестяным столом, где были разложены окровавленные хирургические инструменты девятнадцатого века: скальпели разной длины и формы, щипцы, шила, плоскогубцы, большие иглы и мотки грубой нити. В центре зала стоял старинный операционный стол из белого мрамора с засохшими кровавыми пятнами, в которых можно было угадать очертания нагого женского тела.
Беглянке не удалось уйти далеко.
Она была здесь, распростертая на полу, с закрытыми глазами.
Пасиано знал эту женщину.
По телевизору часто показывали рекламный ролик: «Узнайте настоящее и будущее по картам Дании». Она была самой молодой и одной из самых красивых телеведьм; всегда в белом, словно добрая фея или ангел-хранитель за евро в минуту.
Знаменитая Дама. Теперь она валялась на полу у подножия операционного стола, время от времени издавая протяжные горестные стоны.
Пасиано сразу ее узнал, но прежде она была совсем другой.
Продавец комиксов в ужасе глядел на страшные раны, покрывавшие тело женщины.
Кровавая культя на правом плече вместо отрезанной руки. Левая нога отрублена по бедро. Ноги нигде не было видно, зато рука была грубыми стежками пришита на место.
Человека превратили в жуткую зверюшку и бросили на полу.
А он все не умирал.
Пасиано опустился на колени, стараясь разобрать бессвязный лепет несчастной. Наконец он решил заговорить с ней сам.
– Дания?
– …
– За что они так с тобой?
– Они говорят, что я любовница сатаны. Хотят преобразить меня, чтобы дьявол не узнал.
Пасиано долго ждал, но она не проронила больше ни слова.
Он поднялся на ноги.
Туман перед глазами становился все гуще. Мысли разбегались.
Продавец комиксов пятился, не решаясь повернуться, не в силах отвести взгляд от изуродованного, чудовищным образом преображенного тела молодой женщины.
Выбравшись из операционной и следуя дальше по коридору, он расслышал слабый зов на помощь, но не смог отличить его от десятков голосов, звучавших в голове.
Сверившись с планом, Пасиано продолжал поиски часовни, в которой ему предстояло оставить послание.
Преданные монстры бесшумно двигались за ним по озеру нечистот.
Поспеши, Пасиано.
9
На обратном пути к палате отца Декота Ривена и Альваро преследовало тяжелое дыхание хосписа.
Больничные коридоры отличались от морга лишь тем, что в них было теплее и туда долетал шум дождя.
Умирающие не имеют обыкновения бродить по ночам.
Дежурные врачи и сестры мирно спали на своих постах. Коридоры были пусты.
Священник твердо шагал вперед, крепко сжимая ручку чемодана.
– Если поспешим, успеем нанести поздний визит Пелайо Абенгосару. Четвертому хранителю. Надеюсь, он простит нас за то, что мы вторгаемся в его дом посреди ночи, дело ведь и вправду серьезное.
– Он живет на улице Скульптора Себастьяна Сантоса? – спросил Ривен.
– Так и есть.
– Он-то нас, возможно, и простит, а вот соседи вряд ли…
– Там проживает такая скандальная публика?
– В Южном районе? По большей части да. Особенно в некоторых кварталах. Этот прозвали Лас-Вегасом. Туда даже легавые без подкрепления не заглядывают.
Дверь в четыреста пятнадцатую палату была закрыта. Альваро постучал костяшками пальцев и, не дождавшись ответа, осторожно заглянул внутрь.
– Святой отец?…
Он приоткрыл дверь еще на несколько сантиметров и слегка возвысил голос:
– Вы спите? Это мы…
Ривен заглянул в палату из-за плеча священника, отстранил его и резким движением распахнул дверь. Через мгновение он так же резко захлопнул ее и повернул ручку. Все произошло очень быстро, но они успели услышать крик человека, стоявшего за дверью. И увидеть отца Декота, распростертого на окровавленной постели.
Продолжая удерживать дверь, Ривен велел священнику бежать, но в конце коридора уже появились несколько бродяг.
Шествие возглавлял толстяк с волосами до плеч, в увешанном значками пальто, наброшенном поверх майки, за ним следовала худая женщина в мужских брюках и рубашке, с пустым взглядом и разбалансированными движениями, как у зомби из фильма. Следом шли еще трое, оборванные, грязные и страшные.
Заметив опасность, Альваро круто развернулся и, стараясь не поскользнуться, бросился в противоположную сторону; но, увы, не достаточно быстро. Толстяк в пальто в два счета его нагнал.
Ривен схватил алюминиевый бак для мусора и швырнул бродягам под ноги, те, застигнутые врасплох, попадали друг на друга. Для того чтобы совершить этот маневр, ему пришлось выпустить дверную ручку, и из палаты тотчас выскочил долговязый араб, по глаза заросший черной бородой, с огромным ножом в руке.
Парковщик заметил нового противника слишком поздно, и чтобы спастись от неминуемого удара, вынужден был упасть на спину.
Альваро, успевший добежать до конца коридора, застыл на месте, увидев, что его товарищ упал и над ним нависает убийца с ножом.
Остальные нападавшие сумели подняться на ноги и бросились к своей жертве.
Ривен пытался отшвырнуть араба ногой, но тот был опытным бойцом и вовремя отклонился. Убийца уже занес над поверженным врагом нож, но тут его горло перехватила прозрачная пластиковая петля.
В коридоре появился отец Декот в залитой кровью пижаме, которого Альваро принял за мертвого. Остолбеневший священник завороженно смотрел, как раненый набросил на шею араба удавку из сложенного вдвое пластикового зонда, который совсем недавно соединял его с аппаратом искусственного дыхания.
Старушка, сжимавшая в руках красный радиоприемник в виде слоника, высунулась из своей палаты и наблюдала за драматической сценой с младенческой улыбкой, присущей последней стадии болезни Альцгеймера.
Ривен, все еще лежа на полу, позволил Декоту оттащить араба, изогнувшись, отшвырнул бородача прочь ударом в живот и вскочил на ноги, готовый встретить остальных нападавших.
Выигранного времени парковщику хватило, чтобы выхватить нож, спросить у Альваро, какого хрена он застыл посреди коридора, и приказать священнику бежать к лифту. Он хотел помочь Декоту в неравной схватке с арабом, но тот уже вонзил в грудь противника нож по самую рукоять и теперь пытался вытащить лезвие.
Женщина, похожая на зомби, ринулась на парковщика с половиной ножниц, но он быстро охладил ее пыл тычком в подбородок.
В коридоре слышались крики медсестер, сливавшиеся с бормотанием радио-слоника. Очередной бродяга подбирался к Ривену с куском железной трубы, Альваро скрылся из вида, а мертвый Декот придавил к земле своего убийцу, тщетно пытавшего освободиться и извлечь оружие; парковщик напоследок пнул араба по почкам, отшвырнул нищего с трубой к стене и кинулся вслед за Альваро, но уйти оказалось не так просто.
Толстяк сумел приподняться и схватил Ривена за полу шинели; тот обернулся, бросил взгляд на растерзанное тело Декота и впервые с начала схватки ощутил прилив гнева.
Продолжая поворачиваться, он описал в воздухе дугу лезвием ножа, – будто взмахнул кистью, – оставив набухший кровью горизонтальный разрез на месте левого глаза нищего, развернулся на триста шестьдесят градусов и бросился прочь, не обращая внимания на крики и возню за спиной.
Увидев товарища, Альваро, сжимавший двумя руками чемодан, привалился к двери лифта, облегченно вздохнул и посторонился, пропуская Ривена в кабину.
– Как вы?
– Порядок. Сматываемся.
Священник судорожно нажал кнопку, и металлические двери начали закрываться, но кто-то сунул ногу в проем и заставил их вновь разъехаться.
Хотя кабина лифта была достаточно просторной, чтобы в нее могла поместиться каталка с пациентом, огромный араб занял ее почти полностью. Бродяга схватил Ривена за воротник. Судя по всему, он так и не смог вытащить свой нож и пустился в погоню безоружным.
Ривен был крепче противника, но ниже ростом и сумел воспользоваться этим обстоятельством, ударив араба головой в переносицу. Потом он вцепился в рваную куртку соперника и что есть мочи врезал ему ногой в пах. И еще раз. Метко попадая в самое болезненное место.
Вытолкнув араба обратно в вестибюль, Ривен немного отклонился назад и ударил его в живот кулаком, сжатым так сильно, что ногти вонзились в ладонь.
Араб отпустил наконец воротник и рухнул на колени.
На куртке бородача виднелись свежие пятна крови несчастного Декота.
Ривен со звонким металлическим щелчком выбросил лезвие складного ножа и медленно обошел противника.
Оказавшись у араба за спиной, он схватил его за волосы, запрокинул бродяге голову и полоснул ножом по горлу.
Альваро что-то кричал, наверное, хотел его остановить.
Враг не сопротивлялся. Он пытался говорить.
– Мы такие же, как ты.
– Никто не такой, как я.
И это была истинная правда; горькая истина, скрытая в этих словах, потрясла Ривена куда сильнее, чем то, что он совершил. Одним ударом.
Ривен попятился к Альваро.
Араб умирал на коленях.
На этот раз никто не помешал им войти в лифт.
10
Ночлежка «Второе пришествие» была одним из первых частных подземных сооружений в историческом центре Севильи.
Городская летопись гласит, что ее основатель, богатый коммерсант Гарсиа Торе, часто навещал своих престарелых родителей в семейном гнезде на улице Наваррос. С каждым годом в Севилье становилось все больше машин, и предприниматель, которому надоело драться за место на автостоянке, решил построить пятиэтажную парковку прямо под родным домом.
После смерти родителей Гарсиа Toppe отошел от дел и ударился в религию. В особняк на улице Наваррос со всей Европы стекались нищие, среди которых бывший предприниматель вознамерился отыскать вернувшегося на землю Христа. В конце концов он решил завещать дом вместе с парковкой городу, с условием, что в нем устроят самую большую в стране ночлежку для бездомных. Городские власти взялись за дело с энтузиазмом: на пяти подземных этажах решено было разместить столовые, спальни, vдушевые и медицинские кабинеты для бродяг. Ночлежке на улице Наваррос предстояло сделаться первой ласточкой грандиозных преобразований в социальной сфере.
Однако после победы на муниципальных выборах консерваторов, немедленно урезавших все социальные расходы, финансирование проекта тут же прекратили, полученных денег едва хватило, чтобы провести электричество на второй уровень и закупить оборудование для врачей-волонтеров, а потом и вовсе все заглохло.
Не дождавшись помощи от города, нищие принялись обживать парковку стихийно, уровень за уровнем, этаж за этажом, притащили картонки и смрадные одеяла, служившие им постелями, разбрелись по углам, стали торговать амфетамином и собственным телом и очень скоро превратили образцовую ночлежку в настоящую клоаку. «Второе пришествие» превратилось в бездонный колодец, и никто даже приблизительно не мог сказать, сколько отверженных нашли в нем приют. Для проклятых душ жизнь в ночлежке была репетицией ада: дым и вопли, паразиты и вонь, насилие и безумие.
Но ад, как известно, поделен на круги. На пятом уровне, в дальнем углу, притаилась невзрачная железная дверь. За ней скрывался большой зал с массивными колоннами, такой же грязный и обшарпанный, как и вся бывшая парковка. Тем нелепее смотрелись безделушки и дорогая антикварная мебель, в беспорядке расставленная по залу. Газовые лампы отбрасывали нежные блики на золотые письменные принадлежности, разложенные на столике эпохи Возрождения; на полу лежало инкрустированное самоцветами распятие; рядом, прислоненная к стене, стояла картина Беллини «Погребение Христа», которая, если верить официальным документам, не покидала папского дворца в Ватикане со дня инаугурации Рия Десятого в тысяча девятьсот тридцать втором году. В книжном шкафу из редкого сорта черного дерева хранились старинные фолианты.
Амадор развалился на французском диване семнадцатого века. Не выпуская из правой руки крестообразного набалдашника своей белой трости, левой он небрежно поглаживал между ног одного из своих юных поводырей. Комиссар Арресьядо наблюдал за этой сценой, едва сдерживая омерзение.
– Не желаете к нам присесть?
– Я спешу, Амадор. Уже поздно, я с утра на ногах, и конца-края этому не видно. – Комиссар демонстративно ослабил галстук. – Надеюсь, у вас и вправду что-то срочное, если понадобилось тащить меня в такой час на эту помойку.
– Дело действительно не терпит отлагательств. У меня было целых две причины пригласить вас в свое скромное жилище, в котором, впрочем, вы всегда будете дорогим гостем, – произнес Амадор, по обыкновению широко улыбаясь.
– Я вас очень прошу, в следующий раздавайте встретимся в каком-нибудь другом месте. Здесь у меня слишком много старых знакомых. Спускаться сюда – зря рисковать своей шкурой.
– Я учту ваше пожелание, комиссар, обязательно учту, – слепой все так же улыбался, но в голосе его зазвенел металл. – Однако позвольте напомнить: мы все рискуем, особенно теперь, когда цель близка и каждому придется чем-то пожертвовать.
– Что все это значит? – стоящий на ногах полицейский нависал над Амадором и мальчишкой, который листал порнографический комикс и не прислушивался к разговору.
– Это значит, что до конца года осталось четыре дня, и нам нужно успеть заполучить все пять чемоданов, о которых я вам говорил. Вы должны знать, что начиная с этого момента пассивной поддержки нам недостаточно. Пора переходить к активному сотрудничеству. Надеюсь, вам не нужно напоминать, какие выгоды ждут лично вас в случае нашей победы.
– Что от меня требуется?
– В первую очередь, разыскать этого человека. – Слепой ненадолго оторвался от юного любовника, чтобы вручить комиссару тонкую черную папку с документами, которые комиссар тут же принялся просматривать. – Его зовут Альваро Тертулли Ласо. Там, как видите, есть фото и краткая биография. Довольно любопытная, кстати. Священник, который никогда не служил, а вместо этого ведет передачу о культуре на ватиканском радио. В принципе, нейтрализовать его должно быть несложно. Этот Тертулли не был в Севилье сорок два года, а значит, не может знать город настолько хорошо, чтобы от нас улизнуть.
– А почему бы вам не поручить это дело своим фамилиарам? Или как там называются ваши головорезы…
– Так же, как назывались шестьсот лет назад. Если мы до сих пор не поймали Тертулли своими силами, то лишь потому, что он успел обзавестись телохранителем. О нем пока ничего не известно, но одно можно сказать со всей определенностью: этот тип опасен. Лет тридцати с небольшим, высокий, крепкий, с длинными волосами, носит армейскую шинель. Больше мы ничего не знаем. Вряд ли он из друзей кардинала Тертулли и на профессионала не похож, судя по боевым навыкам. А больше Альваро помощи ждать неоткуда.
– Кардинала Тертулли? У меня такое впечатление, что я брожу в потемках.
– К потемкам быстро привыкаешь. Особенно когда нет другого выхода, – улыбнулся Амадор, со значением постучав по полу своей белой тростью.
Полицейский сосредоточился на досье, чтобы побороть желание ответить слепому так, как он заслуживал. Больше всего ему хотелось поскорее со всем покончить и убраться из ночлежки.
– Хорошо, я найду этих людей. Вы сказали, что у вас ко мне два дела. Переходите ко второму.
– Не злитесь, сеньор Арресьядо. – Правая рука слепого скользила по грязным джинсам мальчишки. – Поверьте, даже в высших сферах, откуда управляют и вами, и мной, не знают всей правды о сокровище. О пяти сокровищах, если быть точным. Каждый из нас располагает лишь частью плана, но, если их сложить, получится исчерпывающая картина. Наши враги в известном смысле тоже бредут в потемках.
– За последние два дня умерло слишком много людей, связанных с церковью: резня на корабле «Святой Игнатий», обрушение витража на детский хор, священники, которых пытали и убили в их собственных домах и приходах… Эти ваши высшие сферы… Это, случаем, не их рук дело? Хотелось бы знать. Мне ведь могут поручить расследование.
– По крайней мере, не все. – Амадор впервые за все время разговора перестал улыбаться. – Боюсь, что мы… не единственные охотники за сокровищами. Скажите, вы любите приключенческие книжки для детей?
– Если какой-нибудь малышке захочется почитать мне на ночь, я возражать не буду.
– А вот для меня все эти истории, которыми я зачитывался в детстве, до сих пор значат очень много. Я, видите ли, ослеп в тринадцать лет. Глупейший несчастный случай. После этого я окончил семинарию, потом университет, получил докторскую степень… Я держал в руках тысячи книг, – слепой покачал большой лысой головой, – но в душу мне запали не они, а сцены из черно-белых фильмов, которые я смотрел ребенком. И вот настал мой черед бросить якорь у берегов таинственного острова. Вы меня понимаете, комиссар?
– Не уверен.
– Теперь, после стольких лет, я сам будто стал персонажем Стивенсона, а Севилья превратилась в нечто среднее между островом сокровищ и островом Черепа, на котором отважные путешественники нашли Кинг-Конга. Достаточно оглядеться вокруг, чтобы увидеть пирата Пью или долговязого Джона Сильвера. И Фэй Рэй в разорванном платье, которую вот-вот принесут в жертву древнему злу из чащобы. И отважного Джима с товарищами, читающих старую карту. И племя дикарей, поклоняющихся кровожадному демону, живущему за высоким частоколом. Все эти смерти, которые вы упомянули… Неужели вы не слышите рев чудовища из глубины джунглей?
– …
– На вашем месте я постарался бы держаться подальше от этих прискорбных случаев. В этом фильме у нас с вами не главные роли, а сценаристы классического Голливуда легко расправляются с второстепенными персонажами. – Амадор отложил трость, чтобы достать из-за дивана пакет с логотипом известного супермаркета, доверху набитый мятыми купюрами. – Зато такие роли интереснее. И платят за них неплохо. – Он протянул пакет Арресьядо. – А вот и вторая причина, по которой я пригласил вас сюда.
Помедлив секунду, комиссар неловко зачерпнул пригоршню денег и застыл на месте, не зная, куда их девать. Ему было неприятно прикасаться к мерзким захватанным бумажкам. И каким бы щедрым ни было вознаграждение, он предпочел бы получить его любым другим способом.
– Я свяжусь с вами, как только что-нибудь узнаю.
– Надеюсь, вы понимаете, что у нас очень мало времени. Ладно, можете идти. – Слепой вновь принялся поглаживать ляжку своего поводыря. – Но мой вам совет: держитесь подальше от высокого частокола.
