355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хуан Рамон Бьедма » Рукопись Бога » Текст книги (страница 6)
Рукопись Бога
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:42

Текст книги "Рукопись Бога"


Автор книги: Хуан Рамон Бьедма


Жанры:

   

Ужасы

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

2

К своему немалому удивлению, Ривен спокойно прогнал всю ночь, без давно привычных кошмаров.

Еще больше его удивил скрип двери, которую открывал совершенно незнакомый человек.

А удивительнее всего оказалось то, что, потянувшись за ножом, парковщик обнаружил на столе кекс.

Окончательно проснувшись, Ривен вспомнил, что незнакомца зовут Альваро, что он сам пустил его ночевать, что вчера у них было немало приключений и что дождь так и не кончился.

– Доброе утро. Я не хотел тебя будить, – произнес старик, доставая из чемодана пакет с туалетными принадлежностями.

– Что это? – спросил Ривен, указав на стоявший на столе поднос.

– Я попросил хозяйку принести нам что-нибудь на завтрак.

– Чтоб эта карга притащила мне завтрак в постель? Кофе с кексами? Сколько вы ей заплатили?

– Ну…

– Ладно, не говорите. Я вовсе не хочу знать, во сколько обходятся чудеса.

Ривен уселся на кровати и в один присест сжевал завтрак. Прихлебывая почти остывший кофе, он смотрел, как его компаньон, успевший переодеться в коричневый твидовый костюм, белоснежную рубашку, вишневый галстук и замшевые туфли, расправляет на раскладной кровати бежевый плащ с кожаным воротником.

– Надо спешить, уже почти полдень. А ведь мы собирались поспать всего пару часов…

– А вы, как я посмотрю, для меня не только босс, но и прямо отец родной.

– Я сделал несколько звонков из таксофона в коридоре. В Институте судебной медицины сказали, что Коронадо Баскьера похоронят завтра в восемь тридцать на кладбище Сан-Фернандо. Вы помните про его дочь?

– Да.

– Я подумал, что она, возможно, прольет свет на судьбу чемодана. Поскольку адреса девушки у нас нет, вернее всего будет постараться отыскать ее на похоронах.

– А до тех пор?

– Мы ведь решили идти точно по списку. Третий хранитель сейчас находится в больнице Томильяр. Анхель Мария Декот. Бывший военный капеллан, ныне смертельно болен. Вы знаете эту больницу?

– Это в районе Дос-Эрманас. Там что-то вроде хосписа для безнадежных больных. Вы могли бы устраивать экскурсии по самым приятным местам города.

– Если мы не справимся… В мире, возможно, вообще не останется приятных мест.

3

Инспектору Романе Бенарке надоело разглядывать гравюры на стенах, и она подошла к окну. Секретарша к приюте ордена Милосердных Сестер попросила немного подождать, пока директриса не закончит говорить по телефону. Без ее благословения встретиться с дочкой Баскьера было невозможно.

Вид из окна упрочил странное впечатление, которое это место произвело на инспектора: из него открывалась панорама бескрайнего зеленого луга, сверкающего от дождевых капель, с ярко-синим прудом, рощей, нолем для гольфа, маленькой часовней и спортивной площадкой. Стройная колокольня возвышалась над церковью, административными зданиями и жилыми корпусами. И ни единого намека на присутствие детей: ни игрушек, ни голосов.

– Ступайте за мной, – пригласила секретарша.

– Да, конечно.

За столом в просторном, аскетически обставленном кабинете сидела худая угловатая женщина лет пятидесяти, с волосами, выкрашенными в очень светлый тон, чтобы скрыть седину. В ее одежде присутствовали решительно все оттенки зеленого, и ни один не сочетался с другим.

Неохотно оторвавшись от компьютера, директриса поднялась на ноги и протянула инспектору руку.

– Я инспектор Бенарке…

– Да… Мне доложили. И о причинах вашего визита тоже. Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо.

– Наверное, приносить такие вести самая неприятная часть вашей работы. – Женщина попыталась изобразить сочувствие, но актриса из нее была никудышная. – Если хотите, я поговорю с сеньоритой Эрнандес сама. Возможно, ей будет легче узнать о трагедии от хорошо знакомого человека.

– Большое спасибо, но мне хотелось бы поговорить с сеньоритой лично.

– Как хотите. Я только предложила… – Директриса резким, нервным движением сняла трубку коммутатора и набрала три цифры. – Найдите Эрнандес и скажите, чтобы шла ко мне в кабинет.

– В каком качестве сеньорита Эрнандес находится здесь?

– Она моя ассистентка. Вы даже представить не можете, сколько хлопот с этим хозяйством, – теперь директриса говорила немного виноватым тоном, будто оправдывалась за свою помощницу.

– Отчего же, могу. Это ведь церковный приют?

– Нет, ни в коем случае. Наш центр существует в рамках программы помощи бездомным детям Андалусии, наши подопечные живут здесь, пока для них подбирают приемные семьи. – Женщина произнесла эти слова заученной скороговоркой, с толикой пафоса, словно политик во время предвыборной речи.

– А как же Милосердные Сестры?

– Видите ли… Это наш способ выразить признательность ордену, который помог нам основать этот приют. Не знаю, приходилось ли вам о нем слышать…

– Если честно, я не помню.

– Орден был основан святым Винсентом и святой Марией де Марильяк в тысяча шестьсот семнадцатом году. Святой Винсент желал, чтобы монахини не скрывались за стенами монастырей, а помогали сиротам, больным и обездоленным. И могли приносить пользу там, где были нужнее всего. Сестры приносили не пожизненные обеты, а временные, их повторяли каждый год. Они странствовали по свету и помогали всем, и бедным, и богатым. Орден существует до сих пор и часто сотрудничает с государственными учреждениями. Мы тоже. Содействие ордена трудно переоценить, но все Же у нас исключительно светская организация.

Во время этой краткой лекции директриса то и дело поглядывала на часы. Закончив, она снова схватилась за телефон и, не дождавшись ответа, поднялась из-за стола.

– Понятия не имею, куда они запропастились. Наверное, мне лучше поискать ее самой. Извините.

– Ничего страшного.

Оставшись одна, Романа порадовалась, что сумела удержаться от ехидного комментария насчет того, что орден Милосердных Сестер был источником бесплатной и весьма неприхотливой рабочей силы. Директриса явно пребывала на грани нервного срыва, и женщине полицейскому едва ли стоило ставить под угрозу продвижение по службе, чтобы отвести душу саркастическими замечаниями. Хотя Педро Арресьядо наверняка предложил бы госпоже директрисе поцеловать себя в зад. Педро Арресьядо. Надо бы его укоротить… Вопрос только в том, хочет ли она этого на самом деле.

Не вставая с места, Бенарке потянулась к компьютеру, нажала кнопку ввода и без особого удивления обнаружила на мониторе вместо таблиц и отчетов какую-то игру. Кликнув мышкой, она стерла игру из памяти.

Не успела Романа насладиться своим коварством, как в кабинет кто-то вошел. Директриса привела женщину лет тридцати с небольшим, светловолосую, очень высокую, мускулистую, одетую в старые джинсы, линялую черную майку и видавшую виды джинсовую куртку.

Даже темные очки не могли скрыть ни ее редкой, необычной красоты, ни лилового синяка под левым глазом. Эрнандес была очень привлекательна, но по-своему, не в общепринятом смысле.

– Инспектор Бенарке… – начала директриса.

– Меня зовут Эрнандес, – заключила женщина, усаживаясь на стул и доставая пачку дешевых сигарет.

Хозяйка кабинета поморщилась, как мать, привыкшая к выходкам дочери-подростка, и достала из ящика пепельницу. Разговор не клеился.

– Я должна сообщить тебе новость. Печальную новость. Дело в том…

– Спасибо за помощь, – смерив директрису испепеляющим взглядом, Романа обратилась прямо к Эрнандес: – Мы могли бы поговорить наедине?

Директриса положила руку девушке на плечо. Ласково и будто предупреждая.

– Не лучше ли будет, если я останусь? – спросила она почти умоляюще.

– На самом деле мне почти нечего вам сказать, – заявила Эрнандес, не обращая внимания на начальницу. – Мы с отцом бог знает сколько лет не виделись. – Несмотря на напускную грубость, голос у нее был глубоким и мелодичным.

– Вы вообще не общались?

– Он даже не знал, где я живу. Сама посуди. Тридцать пять лет назад, в Испании, священник-богач трахнул нищую прихожанку, и она забеременела. Деньгами он помогал, ничего сказать не могу, но о том, чтобы нас признать, и речи не было. Когда мне было четырнадцать, мать умерла, и отец взял меня к себе, а всем говорил, что я его племянница. Вполне естественно. Я много раз убегала из дома, а в семнадцать ушла навсегда.

– У вашего отца были враги?

– Конечно нет. Он был тихий. И вообще-то неплохой. – Эрнандес потрогала больной глаз, но не для того, чтобы смахнуть слезу.

Директриса молчала слишком долго.

– Я думаю, вы понимаете, что сеньорите Эрнандес решительно нечего вам сообщить.

– Если что-нибудь понадобится, мы вас разыщем или позвоним, – проговорила Романа, вставая. – Не волнуйтесь, сеньора, вам я тоже позвоню, чтобы вы не пропустили спектакль.

Директриса, рука которой все еще лежала на плече ассистентки, предпочла не заметить иронии.

На пороге Эрнандес окликнула инспектора.

– Когда похороны?

– Завтра утром.

Закрывая за собой дверь, Романа Бенарке успела заметить, как директриса мягко касается губ помощницы, и спросила себя, насколько доверительные у них отношения и связан ли с ними злосчастный синяк.

4

Ривену уже приходилось бывать в старой больнице на окраине города, куда помещали тех, от кого отказались врачи, а еще чаще слышать мрачные городские легенды о жутком гетто для безнадежных больных, туберкулезников и нищих.

Заведение было построено в начале двадцатого века, во времена, когда эпидемии были частыми и смертоносными, рак и туберкулез означали медленное и неизбежное угасание, а приличные люди, уверенные, что лишь внезапная автокатастрофа может помешать им преставиться в своих постелях, не желали смотреть на предсмертные страдания нищих.

Альваро и Ривен оставили машину на пустынной площади перед больницей и, чтобы спастись от неласкового дождя, поспешили войти в здание через боковую дверь.

Никто не преградил им путь, никто не спросил документы, но Ривен все равно чувствовал разлитое в воздухе напряжение, совсем не похожее на мертвящий покой, висевший в коридорах хосписа во время его предыдущего визита. Из полуподвала, кряхтя, поднялся лифт, казавшийся еще более старым, чем остальное здание. На четвертом этаже было пустынно.

Лишь бы не столкнуться с той сестричкой, Хулией.

– Ривен? – окликнул кто-то из другого конца коридора.

Только бы не Хулия.

Медсестра, катившая тележку с медикаментами, знаком попросила его подождать и вошла в палату.

– Ваша знакомая? – поинтересовался Альваро.

Ривен не ответил, потому что и сам не знал.

Он познакомился с этой женщиной несколько месяцев назад. Как-то раз поздним вечером она зашла в бар, где он коротал время за бутылкой. Зашла в поисках табачного автомата, чтобы закурить и перебить вкус боли, отчаяния и смерти после суточного дежурства в хосписе.

Ривен, не вставая с места, приподнял за горлышко бутылку. «Табак только усыпляет наших врагов, – заявил он, – а вот это наносит им тяжелые ранения». Женщина приняла приглашение, и они делили стол и бутылку, пока бар не закрылся. На улице он признался ей в том, что просто-напросто забыл о тридцати с лишним годах своей жизни, что денег, заработанных на парковке, едва хватает, чтобы не умереть от голода, и у медсестры был выбор: уйти прочь или отправиться вместе с ним в пансион и лечь в постель.

Они встретились еще раз пять или около того. После нескольких сеансов страстного и грубого секса в пансионе, в машине и даже в больничной подсобке оба поняли, что бороться с демонами вдвоем ничуть не легче, чем по отдельности, и мужчина, уезжая из Севильи на несколько дней, предложил женщине представить, будто он покидает ее навсегда.

И вот теперь она шла к нему по коридору с сумкой и пальто, переброшенным через руку. Немного похудевшая, на низких каблуках, спокойная.

– Ривен… Сколько лет, сколько зим, – она потянулась, чтобы поцеловать его в щеку. – Как ты?

– Ничего. Вполне.

– Что ты делаешь здесь, на моей территории?

– Мы пришли навестить знакомого, – Ривен не стал вдаваться в детали и не спешил представить Альваро.

– А я уже ухожу. Смена закончилась полчаса назад, но я немного задержалась.

– Я как раз заметил, какое у вас тут столпотворение.

– У нас нет отделения скорой, но сегодня и нам досталось. Можете представить, что сегодня творится в больницах, после того, что случилось.

– А что случилось?

– Ты серьезно? Об этом во всех газетах писали.

– В моих отелях не приносят газет к завтраку.

– Тут такое… Уж на что мы ко всему привычные, и все равно для многих это шок. Вы знаете церковь Последнего Искупления? Такая большая, в переулке Асареса?

– Боюсь, что в последние годы… – начал Альваро.

– Я знаю, где это.

– Так вот, в этой церкви был знаменитый хор мальчиков. Они даже в Ватикане перед папой выступали. Почти мировые знаменитости. Сегодня у них была утренняя репетиция… Я жила недалеко, в той церкви крестили моего брата. В хоре было двадцать четыре мальчика, обычно они размещались под куполом, у самых витражей. Там огромная роза, шестьдесят четыре метра в диаметре.

– Шестьдесят четыре метра?

– В Нотр-Дам и то двадцать девять, – встрял Альваро.

– Я запомнила, потому что по радио это все время повторяли. Проклятый витраж. Правда, он очень красивый, особенно когда солнечные лучи проходят сквозь стекло и постепенно, как в фильме, освещают картину Страшного суда. В общем, пока непонятно отчего, но, скорее всего, из-за этой нашей погодной аномалии, железный каркас витража сломался, и тяжеленные острые стекла вместе с железными прутами посыпались прямо на детей. – Медсестра сделала зловещую паузу, любуясь произведенным эффектом.

– Регенту и двум детишкам отрезало головы. Отрубленные конечности, проникающие ранения, давка… Только представьте, очень тяжелое, острое, как ножи, стекло падало с такой высоты. Кровавая баня. Четырнадцать человек погибли, остальные серьезно пострадали.

– Боже милостивый… – прошептал Альваро.

– По крайней мере, теперь соседи могут спать спокойно, под утро их не разбудят детишки, распевающие псалмы.

Медсестра неодобрительно поморщилась.

Впрочем, разговор пора было заканчивать.

– Так у тебя все по-старому?

– Как видишь.

– Все по-старому… Ну, я пойду.

Когда лифт уже подъехал, Хулия обернулась, будто вспомнила что-то важное, но механические двери распахнулись, и она шагнула внутрь.

Первое облегчение после окончания неловкого разговора сменилось еще более неловким молчанием. В старом, сумрачном здании с высокими потолками, холодным полом, потрескавшимся деревом, хаотически запутанными коридорами и глухими углами, в которых прятались всеми позабытые чьи-то страх, боль и тоска, висела черная тишина.

Тишина, которую двое здоровых людей не смели нарушить пустыми словами.

Проплутав несколько минут в бестолковом больничном лабиринте, Ривен и Альваро наконец отыскали палату номер четыреста пятнадцать.

Дверь палаты была приоткрыта.

Высохшее, как мумия, существо, увешанное катетерами и зондами, казалось живым только наполовину, словно смерть уже начала трудиться над ним, но не успела завершить работу.

– Отец Декот, – тихонько позвал Альваро.

– Здесь, – отозвался приглушенный голос.

– Разрешите представиться: Альваро Тертулли. Вы наверняка слышали обо мне от моего дяди.

Бывший капеллан казался бы истерзанным болезнью глубоким стариком, если бы не щегольские усики и живой, умный, насмешливый взгляд.

– Фамилия Тертулли в Севилье весьма распространена. Боюсь, мне требуется больше фактов, – Декот опустил веки, давая понять, что, если ожидание ответа затянется, он может снова погрузиться в свои наркотические грезы и больше из них не вернуться.

Альваро дождался, когда старик откроет глаза, достал из внутреннего кармана пиджака перстень с огромным дымчатым камнем и протянул больному.

Встрепенувшись, старик выпростал из рукава больничной робы тощую, бескровную руку, схватил перстень и благоговейно прижал к губам.

– Мне нужно было убедиться.

– Я понимаю.

– Мне нужно было убедиться… – Декот снова замолчал. – Неужели после стольких лет я сподобился дожить… Вы ведь пришли за чемоданом?

– Да…

– Значит… Пророчество сбывается?

– Боюсь, что так.

– Спаси нас, Господь.

– Святой отец, я хотел спросить… Мой дядя упоминал человека по имени Эфрен?

– Ефрем… Знаменитый богослов… Родился в Месопотамии то ли во втором, то ли в третьем веке.

– Нет. Эфрен. Он живет здесь, в Севилье, на улице Вулкана. Странно, что дядя никогда о нем не говорил. Я с ним встречался. Насколько я понял, его миссия состояла в том, чтобы сообщать дяде обо всем, что творится. Он был глазами и ушами кардинала в этом городе.

– Град иберийский… – вдруг произнес старик и медленно, задыхаясь, процитировал: – «Вы, обитатели града Иберийского на Великой Реке, вы, проклятый народ. К вам обращены слова Господа: сокрушу ложных пророков Моих и защитников ложных пророков Моих, тех, кто жаждет обманом войти в Царствие Небесное».

Потом он закрыл глаза и горько улыбнулся, торжествуя победу над собственным дыханием и памятью.

Ривен отошел к окну и принялся разглядывать окрестный пейзаж.

Альваро ждал.

– Я никогда не забуду слов профессора Тертулли, – слабым голосом произнес старик, не открывая глаз. – Никогда не забуду тот день в Падуанском университете, когда он вручал нам чемоданы. Со своим я никогда не расставался.

– Ваш чемодан здесь?

– Никто. Ни на маневрах, ни на охоте, ни за границей… Никогда… Когда меня положили сюда, я хотел забрать чемодан с собой. Но эта палата ненадежное хранилище.

– Если вы скажете, где чемодан, мы могли бы…

– Я помню, как меня навещала дочка Пако Онайндиа, – больной говорил медленно, но четко держал ритм; у Альваро не было ни единого шанса вклиниться в поток его сознания со своими вопросами. – Она здесь работает. Охранницей в морге. В подвале. В ночную смену. Я попросил ее спрятать чемодан. Она хорошая девочка. Только немного странная.

Альваро повернулся к Ривену, все еще глядевшему в окно.

– Что ж, придется дождаться ночи. Только нам вряд ли разрешат остаться в палате.

– Ночная смена начинается в девять. Я знаю местечко, где можно скоротать время.

– Отлично, – Альваро повернулся к больному. – Мы зайдем попрощаться перед уходом.

– Как видите… Я сегодня не в очень хорошей форме. Но через пару дней мне может стать лучше, и я с удовольствием помогу вам в ваших поисках. – Старик снова улыбнулся. – А теперь ступайте. Не больно-то со мной интересно.

Ривен ждал в дверях, и Альваро последовал за ним, оставив обессиленного хранителя наедине со своими мыслями.

5

Добравшись до «Автопорта-92», Пасиано снял непромокаемую куртку и остался в серой униформе уборщика.

У служебного входа он немного замялся, опасаясь немедленного разоблачения, но Алеха недаром притащила ему наряд мусорщика: конторские служащие не обращали внимания на снующий тут и там вспомогательный персонал, униформа делала всех безликими.

В тот вечер в магазине комиксов вместе с инструкцией по проникновению на автовокзал Алеха дала ему подробный план подземных строений и текст сообщения, которое предстояло оставить под землей.

И подарила на память злокачественную опухоль головного мозга.

Едкая пелена заволакивала взгляд, мешая смотреть и думать, волна жара то и дело охватывала все тело с головы до ног, желудок скручивали невыносимые спазмы.

Туман в глазах превращал обыкновенные улицы в картины ада и делал ад куда привлекательнее реальности. Туман заставлял возбуждаться от вида старух, навевал похотливые мысли при звуке детских голосов и подталкивал устроить кровавую стычку с первым попавшимся прохожим.

Чтобы утолить нечеловеческую жажду плоти и крови, жажду ада, Пасиано был готов на все.

У касс к нему подошел худой парень, похожий на гея, на запястье которого виднелась татуировка в виде перевернутой пентаграммы, такая же, как у Алехи.

– Ты новенький?

– Да.

– Ночью приходи к бараку за ангарами. В пять. Когда закончишь то, ради чего пришел.

– …

– Ты приглашен.

Произнеся эти слова, парень исчез за рядами касс, и Пасиано оставалось только гадать, не померещилась ли ему пентаграмма на запястье и был ли вообще этот странный разговор на самом деле или только в его воображении. Продавец комиксов был уверен лишь в одном: там, куда позвал его таинственный призрак, он получит все, чего желает так страстно.

Проще простого.

Ад вышел к нему навстречу.

6

Архив полицейского управления занимал верхний этаж здания на улице Лопеса-де-Гомары, огромный сумрачный зал под самой крышей, разделенный на узкие коридоры рядами стеллажей, сверху донизу заваленных папками в алфавитном порядке. Архив был слишком пространным и бестолковым, чтобы перенести его в компьютер.

Дежурный сказал инспектору Бенарке, что комиссар Арресьядо ждет ее во втором крыле. Романе пришлось пробираться в самый дальний угол архива, ориентируясь на тусклый свет настольной лампы.

Комиссар поджидал ее, взгромоздившись на металлическую полку одного из стеллажей. Черные брюки, белая рубашка, вечный галстук с зажимом; засученные рукава и расстегнутый ворот позволяли как следует рассмотреть внушительные мускулы. Голый череп, обрамленный остатками седеющих волос. Метр восемьдесят ростом. Тонкие усики. Автоматический пистолет «Росси-971» триста пятьдесят седьмого калибра на поясе. Светло-голубые глаза, обманчиво-добродушный взгляд. Пятьдесят лет. Пятьдесят лет. Пятьдесят лет.

– Что ты делаешь один в потемках? Я только что из приюта, говорила с дочкой погибшего с проспекта Аргентинской Республики. Без особого толка, откровенно говоря…

– Можешь не рассказывать. Не так уж это важно.

– Но…

– Забудь. Для отчета хватит.

Романа устало оперлась о стол, комиссар скользнул по ней отсутствующим взглядом.

– Во что ты ввязался, Педро?

– Останься со мной и узнаешь. Давай держаться вместе.

– Такие истории ничем хорошим не кончаются. Рано или поздно все рухнет, и мы первыми окажемся под ударом. И даже если нам удастся заработать какие-то гроши, мы не сможем сунуться в банк.

– Ничего общего с историями о продажных легавых, о которых пишут в газетах, – усмехнулся комиссар.

– Правда?

– Никакой мафии, будь она неладна, никаких финансовых потоков. И даже никакой политики. Организация, с которой я имею дело, существует уже много веков. Только вдумайся в эти слова – веков!

Бенарке задумалась над словами комиссара.

– А у тебя какой интерес? Деньги, власть?

– И деньги, и власть. Другими словами, контроль. – Полицейский почти вплотную приблизился к девушке. – Контроль, который я начинаю терять. Мне пятьдесят лет, Романа. И я не намерен выпускать из рук свою судьбу. Я хочу по-прежнему держать мир за яйца, а силенок становится все меньше. Если через пару лет он, – Арресьядо ткнул себя в пах, – перестанет работать, я хочу, чтобы рядом была юная красотка, готовая сосать хоть полчаса, пока он не станет твердым. Я хочу иметь возможность купить цыпочку вроде тебя и уважение окружающих. Уважение – это не когда люди кладут в штаны, если ты повысишь голос, а когда они вздыхают с облегчением, если видят, что ты в хорошем расположении духа… – Он протянул руку и осторожно погладил ямку между ее ключицами. – Чтобы сохранять контроль, когда становишься развалиной, нужны большие средства.

– Не все можно купить за деньги. – Романа немного отодвинулась; совсем немного.

– Зависит от того, кто ими распоряжается. Например, если я подарю тебе бриллиантовое кольцо или спортивную тачку, ты, с большой долей вероятности, рассмеешься мне в лицо. А вот если я подарю тебе колье из настоящего жемчуга, не для того, чтобы ты его носила, а для того, чтобы ты могла перебирать жемчужины одну за другой, одну за другой… – Последние слова он прошептал девушке на ухо, почти касаясь его губами.

– Педро… Я вовсе в тебя не влюблена.

Отсмеявшись, комиссар оглядел Роману с головы до ног: высокие черные ботинки, гладкие черные чулки, короткая черная юбка, тесная черная водолазка, влажные черные глаза. Обхватив девушку за плечи, он усадил ее на стол и принялся перебирать густые темные кудри. Романа не противилась.

– Я знаю. Но со мной ты заводишься. – Руки Арресьядо на миг обвили талию девушки и тут же скользнули выше, к ее груди. – Ну какой молокосос твоего возраста заставит тебя так раскраснеться? – Комиссар бесцеремонно раздвинул коленом ноги девушки и толкнул ее на стол. – Давай держаться вместе… Я вознесу тебя за облака и уроню в бездну… Оставь любовь тем, кто никогда не познает ничего подобного… – Рука мужчины проникла женщине под юбку слишком далеко, и женщина не спешила отстраняться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю