Текст книги "Вальс любви"

Автор книги: Хортенз Кэлшиер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

IX

Лишь вечером вышла Дорис из своей спальни. Она неслышно оделась, чтобы не разбудить разметавшегося во сне Энди, и оставила ему записку на кухонном столе:

«Уехала в город ухаживать за больной подругой. Меня не будет две ночи».

Взяв все необходимое, она села в пикап Джека и выехала с ранчо. После любовных утех с Энди ей просто необходимо было убраться от него подальше, туда, куда не дойти пешком и не доехать верхом. Да и не усидеть ей сейчас в седле – уж очень неутомимым любовником оказался Энди, и она не захотела уступить ему в этом.

Она уехала, надеясь восстановить то, что потеряла в постели с Энди. Свою независимость. Свой самоконтроль. Она хотела возродить в себе ту женщину, которой была до встречи с ним и которая не нуждалась в мужчине.

И неважно, что за день она приобрела больше сексуального опыта, больше знаний о самой себе, чем за всю предшествующую жизнь. Ее поразило, что она такая крикунья. Удивительно, но это понравилось Энди. Он приложил немало усилий к тому, чтобы заставить ее кричать и кричать. Она и не подозревала в себе такого сладострастия.

Он учил ее, как продлить его возбудимость, и она с наслаждением делала это.

Ведя грузовичок по шоссе в город, Дорис напомнила себе, что Энди лишь временно на ранчо. Через несколько месяцев он вернется в свой конный патруль, оставив ее с разбитым сердцем. Он не будет таким бессердечным, как Дик, но все равно уедет.

«Без каких-либо условий». Энди остался верен своим установкам и ясно сказал о них с самого начала.

…Энди медленно открыл глаза и потянулся к Дорис. Сообразив, что он один в ее постели, он окончательно проснулся и позвал ее. Молчание. Дом словно вымер.

– Дорис!

На его призыв откликнулись только Бой и Той: они заскреблись в закрытую дверь спальни. Странно. Если бы Дорис была поблизости, собаки были бы с ней.

Сев в постели и потянувшись, он ощутил приятную усталость в мышцах. И было из-за чего. Самодовольно улыбаясь, он поскреб грудь. Ну и выходной денек! Никогда не было у него такого выходного дня! Он взглянул на один синяк на бедре, потом изогнулся и увидел второй на правой ягодице – их оставили ее зубы.

– Дорис! – крикнул он во весь голос. Собаки в ответ дружно заскулили за дверью.

Энди встал, пошатываясь, натянул джинсы и открыл дверь.

– Ну и где она?

Бой и Той виляли хвостами и выжидающе скалились. Почувствовав, что здорово проголодался, он прошлепал босиком на кухню и сразу же увидел записку.

Читая ее, Энди выматерился, потом скомкал листок в кулаке. С каких это пор Дорис заимела больную подругу в городке? Ни телефона, ни адреса. Черта с два она будет ухаживать за ней целых две ночи!

Ну что за женщина! Отдаваться так яростно, без остатка и тут же укрыться в своей гордости! Энди не сомневался, что именно ее колючая гордость была причиной таких непредсказуемых поступков.

Он опустился на стул и забарабанил по столу, размышляя. Неужели нужно было остановиться после первого поцелуя? Он уставился на поверхность стола – место ее первого оргазма.

В кухне, черт побери! Он мог бы проявить больше тонкости и не доводить ее до экстаза на обеденном столе.

Разве за долгие годы он не уяснил, что каждая женщина хочет, чтобы за ней ухаживали? Да, он удовлетворил ее сексуально и столько раз, что даже потерял счет. Это было правильно, но этого, видимо, недостаточно. Женщины нуждаются в романтическом ухаживании. Более того, они нуждаются в любви.

И сейчас, черт побери, он был очень близок к ощущению того, что любит ее! Неладно как-то, подумал он. В ее постели произошло нечто большее, нежели простая похоть. Была любовь. Он не мог этому поверить.

Может, и не любовь, размышлял он. Может, он просто ослаб от такого количества секса, какого еще не выпадало на его долю за один раз. Может, стоит позвонить Джеку и выяснить, куда, к черту, могла уехать его внучка.

– Десять к одному, что она спряталась в старой хижине на восточном склоне, – предположил Джек, когда Энди дозвонился до него и прочитал ему записку. – Она укрывается там, чтобы распушить свои перышки. Ты ей взъерошил их?

– Что-то в этом роде, – пробормотал Энди и с угрозой в голосе спросил. – Кстати, как ты там обращаешься с моей бабушкой?

– Стараюсь поддерживать постоянную улыбку на лице леди, парень.

– А как мне найти эту хижину, если вдруг захочется провести там выходной день?

– Нужно ехать в сторону городка. На полдороге к нему свернешь на проселок слева.

Джек подробно объяснял дорогу, и Энди все записал, не упуская деталей.

– Последний отрезок изрыт глубокими колеями, – предупредил старик. – Будь осторожен в своей колымаге. Ты хочешь найти Дорис?

– Черт, нет! Я наемный ковбой, а не ее опекун.

– Ей не помешают оба, – проворчал Джек.

– Джек, пока в Сиэтле, не сделаете ли одно одолжение?

– Разумеется. Какое именно?

– Не вызывайте постоянной улыбки на лице моей бабушки.

* * *

В свою вторую ночь в уютной хижине Дорис апатично ковыряла кочергой дрова в пузатой печке.

Она пыталась отделаться от грустных мыслей, оживляла в памяти поцелуи и ласки Энди, даже сожалела о своем побеге. К тому же ее волновало ранчо, лошади и все дела, которые она бросила на Энди в его два выходных дня. Как она оправдается перед дедом за сверхурочную оплату?

И что скажет Энди, когда она вернется? Вдруг он не подчинится приказу, который она собирается отдать ему, и не переберется в комнату для работников? Качая головой, она затушила огонь и переоделась в длинную ночную рубашку.

Прошлую ночь она плохо спала. Сначала полночи вокруг хижины бродил медведь. Она била ложкой в кастрюлю, чтобы напугать его, и он сбежал, проламываясь сквозь деревья и кусты. Вскоре недалеко завыл койот. Этот печальный звук вызвал у нее желание снова почувствовать на себе руки Энди.

Впервые ей было так одиноко в хижине. Это было ее безотказно надежное убежище – простенько обставленное, но с хорошим запасом всевозможных консервов. Родник неподалеку давал чистую горную воду. Что еще желать женщине, кроме любимого мужчины?

Проклиная направление, которое приняли ее мысли, она убедилась, что кастрюля и ложка были у нее под рукой, закрутила фонарь и забралась в постель. Странно, раньше она не замечала, что матрас весь в комках, а простыни из фланели и стеганое одеяло плохо греют.

Она ворочалась и металась, потом замерла, услышав треск сухой ветки. Вздохнув, схватила кастрюлю и ложку и громко застучала. Потом перестала колотить и прислушалась: нет ли звуков, свидетельствующих о бегстве зверя?

Вместо этого она услышала, как он заворчал и долбанул лапой по дощатой двери.

У Дорис сердце ушло в пятки. Медведь просто взбесился. Она забарабанила так оглушительно, что у нее еще звенело в ушах, когда она отложила кастрюлю и ложку.

Дверь с грохотом распахнулась. С диким воплем Дорис выпрыгнула из постели и схватила топор, лежавший у печки.

Огромная, рычащая, темная фигура заполонила дверной проем. Дорис завопила еще громче и подняла топор над головой.

– Проклятие! – проворчала фигура. – Это всего лишь я.

– Э-э-нди? – Она с грохотом уронила топор на пол.

– Чертов фонарик сдох. И кругом треклятая жгучая крапива. И за что мне такое горе!

– Что ты здесь делаешь?

– Умираю медленной смертью, – простонал он. – Ради Бога, зажги свет.

Она бросилась к столу, где оставила лампу и спички. Первая спичка сломалась. Вторая вспыхнула, осветив лицо Энди, перекошенное болью. На нем была меховая куртка. Руки он держал вытянутыми перед собой.

– Что с тобой, Энди?

– Я свалился в заросли крапивы и каких-то колючек, когда погас фонарик. – Он тяжело опустился в кресло у стола. – Выдерни занозы. Поторопись!

– Да-да, сейчас. – Она поспешно достала аптечку. – Здесь спрей от солнечных ожогов и щипчики. – Она достала баллончик и поболтала им. – Держись.

Он зажмурился и стиснул зубы, пока она опрыскивала обе его руки. Местное обезболивание принесло немедленное облегчение.

– Ну как? Лучше?

– Гораздо лучше. Какого черта на тропе оставлена крапива?

Она взяла щипчики и принялась осторожно выдергивать колючки.

– Там есть обходная тропинка. Утром я собиралась очистить эту тропу.

– Немного поздно, Дорис.

Сжав губы, отвергая его обвинительный тон, она молча занималась его руками. Он тоже молчал, наблюдая за ее движениями. Наконец все колючки были удалены.

– Ну вот, снова стал человеком, – пошевелил он кистями и пальцами.

– Было бы гораздо хуже, если бы у тебя не было мозолей, – заметила она. – Подожди, я вотру немного антисептика. – Она открыла тюбик и выдавила кружок желеобразного препарата на одну ладонь.

– На ощупь приятно, – бросил он, следя, как ее тонкие ловкие пальцы втирают светлую смесь в его широкую ладонь. Так же она притрагивалась к его соскам в то утро. – Обалденно приятно, – хрипло добавил он.

– Как ты меня нашел? – поинтересовалась она и удивилась своему голосу, тоже грудному, сексуальному.

– Все твой дед. Он был уверен, что ты укроешься здесь. Я же ни на секунду не поверил твоей записке.

– О? – Нежные вращательные движения, замедляясь, добрались до кончиков пальцев. Чуть медленнее, подумал он, и это станет откровенной лаской. Все медленнее и медленнее, эротичнее и эротичнее.

– Как приятно, – подбодрил он ее, чувствуя, как у него в паху набухает и… он становится твердым. Ах, каким твердым.

Он наблюдал, как в свете лампы ее темные ресницы отбрасывают на щеки длинные тени, как блестящие волосы отражают этот свет, как раздвигаются ее губы и кончик языка смачивает их… Она взялась за другую ладонь, выдавила на нее крем и стала размазывать его еще медленнее.

– Дорис?

– У?

Его пальцы обхватили ее кисть. Она подняла глаза, и он наклонился и поцеловал ее влажные губы.

– Пошли в постель, – прошептал он. – У меня был чертовски трудный день. Ты мне нужна. Я хочу тебя.

Он встал, поднял ее со стула и прижал к себе так, чтобы она почувствовала возбуждение, вызванное ее прикосновениями.

– Захоти и ты меня.

Где-то в ночи снова завыл койот. Чуть дальше от хижины второй койот начал вторить ему. В лампе кончался керосин, она заморгала, свет ее потускнел.

Поколебавшись, Дорис сама прижалась к нему.

– Я не должна бы делать это, – услышал он ее шепот.

Однако она уже расстегивала верхнюю пуговицу на его рубашке, и он поспешил стряхнуть на пол тяжелую куртку. Энди поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, наслаждаясь свежим ароматом ее рта. Его удивило пронзительное, острое желание обладать ею. Все его мышцы напряглись и дрожали.

Чувствуя, что под ночной рубашкой на ней ничего нет, он скользнул руками под подол, взял ее за голые ягодицы и поднял. Ее ноги обвили его талию, мягкое нутро надвинулось на его твердость, ее язык соединился с его языком.

Он собирался быть мягким и нежным, но дикая, неуемная страсть пробудила в нем желание, чтобы она оседлала его тело и пустилась вскачь. Она тесно прижималась к нему, издавая горлом страстные звуки. Потом изогнулась, подставляя ему свои груди, и он стал целовать, ласкать их, увлажняя тонкую ткань, натянувшуюся на затвердевших сосках.

– Расстегнись, – задыхаясь, произнесла она, сжимая его плечи и приникая к нему всем средоточием своего тела. – Не могу ждать… не могу…

Он достал из кармана презерватив и расстегнул ремень, и она торопливо помогла ему во всем.

– Возьми меня с собой, – прохрипел он, вонзаясь в нее до предела. – Скачи на мне.

И она припустилась в отчаянном неистовом ритме. Одной рукой он рванул за вырез ее ночной рубашки – только пуговицы полетели. Она издала одобрительный горловой звук. Он сильно захватил губами один сосок так, как – он уже знал это – ей нравилось.

– Да-а-а… да-а-а, – шептала она. Ее пальцы впились в его волосы, она задрожала, закричала. Совсем не так, как кричала, когда он распахнул дверь и когда она схватила топор.

Это был высокий, ясный, пульсирующий звук, песнь сирены, призывавшей его к окончательному и самому глубокому прорыву.

– Да! – Он достиг обжигающего, неистового окончания.

Хрипло дыша, он пошатнулся под действием только что разделенного экстаза. Сделав два шага, опустился на стул, сохранив слияние их тел и продлевая наслаждение.

Она обмякла на нем и прошептала:

– О небо, Энди!

Водя носом по мягким закруглениям ее грудей, он откликнулся:

– Это рай, ты права.

Такого наслаждения он не знал ни с одной женщиной. Он приехал сюда, томимый жаждой еще раз познать Дорис, и она его не подвела. Удержаться, ждать еще два дня – это было свыше его сил. Даже мысль о том, что, похоже, он влюбляется, не остановила его.

Он припомнил, что уже пару раз был в таком состоянии, но сумел справиться и даже сохранил потом дружеские отношения. С Дорис будет то же самое, обещал он себе.

И как может мужчина думать, когда его бедра оседланы воплощением рая? Раздвинув рубашку, он осыпал нежными поцелуями ее сердце.

– Вам удобно, мисс Дорис?

– Да.

– Мне тоже. – Настолько удобно и уютно, что вскоре он раздался внутри нее и опять пришел в движение. На этот раз медленно, мягко, нежно, ищуще, касаясь пальцами набухшего бутона между ее бедрами, двигаясь внутри нее, желая дать ей все и взять все от нее. Но ей в первую очередь.

Любовь. Справится он с ней, если будет осторожен.

Лампа давно потухла. Койоты давно смолкли. В хижине слышалось лишь прерывистое дыхание двух любовников.

…Энди вздрогнул и проснулся, разбуженный чьим-то шумным дыханием и ворчанием за окном рядом с кроватью.

Он выглянул и заморгал: огромный темно-коричневый медведь осторожно осматривал поленницу. Проглотив комок в горле, Энди тронул локтем Дорис.

– К нам в гости медведь.

– Постучи ложкой в кастрюлю, – сонно пробормотала она.

Он вспомнил, что именно так она оглушила его ночью. А потом чуть не стукнула топором. Теперь-то понятно почему.

Какой красавец! Однако он предпочел бы увидеть в окно грабителя или похитителя машин. До сих пор он справлялся с ними. А вот с таким не приходилось.

Кастрюля и ложка показались ему сомнительными средствами обороны, однако Дорис пробормотала:

– Бей, как в барабан, и он сбежит.

– Точно? – Энди потянулся за «оружием».

– Точно, – зевнула она и закрыла уши.

Он забарабанил ложкой по кастрюле и убедился, что Дорис права. Медведь пустился наутек, проламываясь сквозь кусты.

– Здорово бегает, – удивился он. – И шумно. – Медведь исчез из виду, но они еще долго слышали треск, сопровождавший его бег по лесу.

Придя в себя, Энди повернулся к Дорис и взъерошил ее волосы. Они струились сквозь его пальцы, как темные шелковые нити, и рассыпались по подушке.

– Доброе утро, соня. – Он подождал, когда откроются ее глаза. Серовато-зеленые, они темнеют до изумрудного цвета, стоит ему дотронуться до нее. В момент оргазма они просто чернеют. Он уже видел эту метаморфозу.

После такой бурной ночи его тело совсем выбилось из сил. Но он подозревал, что она еще не истощена, он знал, что может исполнить ее желания и без эрекции. Конечно, он предпочитает с ней, и он чувствовал блаженство каждый раз, когда она хвалила его мужскую мощь.

Однако ей нравились и иные способы, как и ему. Он был счастлив – никогда еще ни одна женщина не подходила ему так, как она. Но, напомнил он себе, и речи не может быть о браке. Думать ему нужно не о любви к нему Дорис, а о дружеском, управляемом сексе.

Перебирая ее волосы, он наблюдал, как она просыпается.

Дорис открыла глаза и встретила взгляд Энди. Нет, предостерегла она себя, не любовь видит она в его глазах. Только самодовольное мужское удовлетворение, убеждение, что она находит его сексуально неотразимым. После сегодняшней ночи у него не осталось сомнений в этом.

– Что вы предложите мне на завтрак, мисс Дорис? – Он провел кончиками пальцев от ее волос к груди.

С трудом преодолев желание откликнуться на скрытое предложение, она села, повернувшись к нему спиной.

– На ранчо нас ждет работа, Энди. Поехали.

Он провел ладонью по ее голой спине и вздохнул:

– Ты босс. Я всего лишь работник, выходные дни которого кончились слишком быстро.

– Извини, что я бросила ранчо на тебя в твои выходные, – сказала она, подбирая с пола ночную рубашку, разорванный ворот которой напомнил ей о том, как много она ему позволила. Она могла остановить его, но не сопротивлялась даже для видимости. Отдалась ему полностью. Опять.

Поднявшись с постели, Дорис подошла к окну. Рассвет окрасил золотом горные вершины.

– Мне не следовало приезжать сюда, да и тебе тоже, Энди.

– Я и так с трудом добрался сюда. Объяснения Джека только поначалу казались ясными. Кто отвечает здесь за установку знаков с номерами пожарных дорог? Половина из них не обозначена.

– Здесь легко заблудиться, – пожала она плечами.

– Я едва не заблудился, – признал он. – Но потом случайно увидел тропинку. И все ради тебя. – Его голос стал жестче. – Почему ты сбежала от меня?

– Как там дед?

– Повернись, посмотри мне в глаза и ответь, Дорис. Почему?

Она повернулась, решив быть честной:

– Потому что я могла бы полюбить тебя. И мне было бы тяжело, когда ты вернулся бы в город.

– Могла бы полюбить меня? Но не любишь? – Он откинул одеяло и натянул джинсы. – Или просто не хочешь полюбить?

– Не могу. Здесь я независима больше, чем многие женщины. Зависеть же от тебя в любви или в чем-либо еще было бы… – Она вновь повернулась к окну. – Ты ведь противник брака.

– Любовь и брак разные вещи, – уточнил он, застегивая рубашку. – Мы можем заниматься любовью без бракосочетания. С тобой это хорошо получается.

Энди сам удивился своим словам. Когда это он решил, что любовь ему не грозит? Вот сейчас? Он был чертовски рад находиться здесь с Дорис.

– Я не так глупа, чтобы поверить, что ты любишь меня, Энди. Мужчины никогда не увивались за мной, даже из праздности. За исключением Дика, и тот только чтобы потешиться и выиграть пари, заключенное в пивной.

– Пари?

– Большое пари. – Она вызывающе посмотрела на него через плечо. – В то время я была самой некрасивой и самой старой девственницей в округе. Скучавшие в городской таверне ковбои, напившись, готовы были заключать любые дурацкие пари.

– Что именно произошло?

– Кто-то поспорил с Диком, что он не сможет соблазнить меня. Дик прикинул, что выигрыш позволит ему расплатиться с карточными долгами. Позже я слышала, что он спрятал магнитофон под своей кроватью, чтобы иметь доказательства.

– Ублюдок! – взорвался Энди.

– Он клялся, что любит меня, и я поверила ему, – с горечью усмехнулась Дорис.

– Дорис, я-то не пудрю тебе мозги. И я не делал ставку в пари, когда заплатил больше всех за твою корзинку. Ты чем-то достала меня уже тогда. И окончательно достала меня в то утро в своей постели.

– В то утро все случилось потому, что ты мужчина, а я женщина, и никого вокруг на многие мили, – сказала она, надевая джинсы. – Вчерашняя ночь была тем же противоядием одиночеству и уединению.

– Дорис. – Он довольно грубо схватил ее за руку и вынудил посмотреть ему в глаза. – Ты нагло солгала мне в своей записке, поэтому за правдой я приехал сюда. И я требую извинения. Я даже искал, наверное, какого-то основания для надежды… – Он замолчал, не в силах объяснить ей или себе, почему он оказался тут.

– Надежды на что? Ведь не на что-то длительное. Мы же оба знаем, какова твоя линия, нет? – высвободила она свою руку.

– Я с самого начала все объяснил вполне внятно. – Натягивая сапоги, Энди перешел в оборону. – А теперь меня самого занимает, что такого я увидел в тебе, чего не видел раньше в других. Может, внутренне ты и не так великолепна, как я начал было думать.

– Ой, только без этих старых хохм, – насмешливо сказала она. – Дик тоже болтал о «внутренней красоте». Но второй раз со мной это не пройдет.

Энди развел руками:

– Ты безнадежна.

– Чего, кроме голого секса, ожидать от мужчины, напуганного до потери пульса?

– Чем это?

– Любовью, браком, пожизненными обязательствами.

Он поднял с пола куртку.

– Приезжайте на ранчо к вечерним работам, так как меня там уже не будет. Даже самая скучная канцелярская работа лучше дневных и ночных споров с тобой.

– Куда послать чек? – спросила она ледяным голосом.

– Оплатите им пребывание здесь Андруса, пока я не пристрою его в другое место. – Он выскочил на улицу и с треском захлопнул за собой дверь.

Глаза Дорис защипало от слез. Она сжала зубы и сказала себе, что ее сердце не так уж и разбито, чтобы плакать. Энди должен был уехать – рано или поздно. И чем раньше, тем лучше. После нескольких дней изнурительного труда на ранчо память о нем начнет ослабевать.

А потом она загонит ее в самый дальний уголок, где в течение десяти лет увядали воспоминания о Дике.

Она опустилась на стул и разрыдалась.