Текст книги "Вальс любви"

Автор книги: Хортенз Кэлшиер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Она пожелала бы ему счастья, – подумав, ответила Дорис. – Однако они с Салли ведут себя как подростки.

– Да, ни капли благоразумия, и мне это не нравится.

– Верно. – Дорис посмотрела на волосы Энди, золотисто блестевшие в свете свечей, и подумала, что бы она почувствовала, запустив в них свои пальцы? Сколько женщин удовлетворяли таким образом свое любопытство?

Затем тут же переключила внимание на звезды. Слишком много выпито красного вина, сказала она себе. Слишком много этого Энди Хаммела. Большая его ладонь ощутимо согревала ее подошву. На смену боли пришло наслаждение и мысль о Золушке и Принце с хрустальной туфелькой. Это ее туфелька, она придется ей впору.

– Почти не распухла, – прошептал Энди, – отлично. – Он бросил взгляд на кухонное окно. – Что-то они там затихли.

– Да уж, – откликнулась Дорис.

– Чем они там занимаются?

– Бог их знает.

– Может, один из них пошел в ванную комнату?

– Наверное. – Она подумала о своей ванной комнате. Энди будет там принимать душ, бриться и чистить зубы. Снова опустив глаза, она увидела, что он поднял свои и пристально смотрит на нее, забыв о Джеке и Салли.

– У вас очень тонкие щиколотки, Дорис.

Он захватил ее лодыжку большим и указательным пальцами, как бы снимая мерку. Ладонь другой руки все еще прижималась к ее подошве.

– Просто… у вас… длинные пальцы. – И голубейшие глаза, и широчайшие плечи, и роскошнейшие золотые волосы, сказала она себе.

– Не желаете принять комплимент за чистую монету, а, Дорис?

– Эй, вы там! – позвал их Джек. Мы с Салли собираемся немного прогуляться. Недалеко. Возьмем с собой Боя и Тоя. Как ее лодыжка, Энди?

– Отлично. Только не делайте ничего такого, чего не сделал бы бойскаут. Не забывайте о нашем уговоре.

Джек беззаботно помахал им из окна.

– Железно, парень.

– Да уж постарайтесь, – пробормотал Энди, поворачиваясь к Дорис.

Он взглянул на свои пальцы вокруг ее щиколотки. Она просто отличная, первоклассная. Кожа гладкая и теплая. Хорошенькие розовые пальчики, подвернувшиеся на его ладони. Как ему хотелось скользнуть рукой выше, пощупать ее икру, колено, бедро.

Но она не приняла его искреннего комплимента, так допустит ли его разведку лаской? А он сам? Хочет ли, чтобы его бабушка согласилась на подобную разведку Джека? Нет!

Он быстро навернул пакет со свежим льдом на ее щиколотку и закрепил его полотенцем.

– Благодарю вас. В ее голосе прозвучало явное облегчение. Не окажете ли мне еще одну любезность?

– С удовольствием. Его воображение рисовало далеко не одну любезность, которую он хотел бы оказать ей. Какую именно?

– Поищите еще раз костыли на чердаке.

Этого он представить себе не мог.

– Как туда попасть?

– В прачечной, за кухней, есть лесенка, спускающаяся с потолка. Свет на чердаке зажигается автоматически, при опускании лесенки.

– Я не прочь отнести вас.

– А я против.

– Ага. – Он встал. – Это-то вы ясно дали понять. Его подбородок опять выпятился вперед, а губы сжались в ниточку. Судя по ее виду, она нуждалась в долгом нежном поцелуе больше, нежели в костылях. И он поспешил уйти, чтобы не поддаться своему порыву.

В прачечной он опустил лесенку, и свет действительно зажегся. Он взобрался по лесенке, сунул голову в люк чердака и среди всякого пыльного хлама увидел деревянные костыли, прислоненные к огромному кедровому комоду.

Как же далеко готовы зайти предки-оптимисты, лишь бы сосватать своих внуков!

Ночное небо пересекла падающая звезда, и Дорис проследила за ней взглядом. Прекрасная ночь для романтической прогулки. Однако Джек и Салли видели только друг друга. Они, наверное, целуются, как подростки. Она представила на их месте себя и Энди, и вполне зрелый жар желания охватил все ее естество.

Хоть бы он принес эти проклятые костыли! Долго же он их ищет, дольше, чем Джек и Салли, если они вообще их искали. Она сразу заподозрила, что насчет костылей они приврали, лишь бы бросить их с Энди в объятия друг друга.

Как долго его нет! Или ей это только кажется из-за того, что она осталась одна за столом? Вероятно. В его присутствии время летело. С другой стороны, он на ранчо уже слишком долго. Черт бы его побрал! Все попадает под его влияние, даже время.

Сердце ее забилось, когда сзади открылась кухонная дверь.

– Никаких костылей. – Он присел рядом с ней на скамейку.

– О! – Невероятно, но Джек и Салли, похоже, не сговаривались. – Извините за беспокойство.

– Никакого беспокойства. – Не совсем так: его беспокоило собственное неблагоразумие там, наверху. Он мог думать только о том, как понесет Дорис в постель, как она будет сопротивляться – и проиграет – на всем пути к спальне.

Почувствовав небывалое влечение, глядя в сверкающие звездами глаза Дорис, он вдруг подумал, что на самом деле ему следовало ухватиться за костыли, как утопающий хватается за соломинку.

IV

На следующее утро Дорис разбудили незнакомые звуки. Плескалась вода, кто-то насвистывал веселую мелодию. Энди Хаммел уже в душе.

Она застонала, все еще пребывая в ярости. Ночью Энди отнес ее в спальню и практически уложил в постель, несмотря на все громкие протесты А сейчас он выльет на себя всю горячую воду. Однако даже досада не могла подавить ее воображения, представлявшего его намыленное тело под горячими струями – мокрое, мускулистое, очень мужское.

Она приложила немало усилий, освобождаясь от этого миража, и попыталась сосредоточиться на других вещах. Бодрая мелодия свидетельствовала, что он отлично выспался. Дорис с остервенением накрыла голову подушкой – она-то не выспалась и была сейчас совсем разбитая.

Вывихнутая лодыжка болезненно пульсировала всю ночь. А все ее тело испытывало смехотворное влечение к мужчине, виновному в вывихе. Ее заполняло желание.

Его не было с тех пор, как она уступила Дику. Думающий лишь о себе, он оказался не очень-то приятным любовником. И больше ее не тянуло в мужские объятия. А теперь вот в ее душе поет Энди…

Она прогнала эту мысль, откинула с головы подушку и услышала, что Энди завернул кран. Воображение снова встрепенулось, нарисовав картину того, как он обтирается полотенцем. Оно трется о его мускулистую грудь, плоский живот, его…

С завтрашнего утра я буду просыпаться первой и принимать душ. Стоически выждав, пока не закроется дверь из ванной комнаты в его спальню, она вернулась к своим размышлениям.

Через двадцать минут, стиснув зубы от непереносимой боли, она допрыгала на одной ноге до кухни. Сегодня утром ей было не до гостей, мокрые волосы она собрала в привычный конский хвост и натянула столь же привычные джинсы и ковбойку. Распухшая лодыжка не влезла в сапог для верховой езды, и она надела мокасины.

Бой и Той дремали под столом, за которым Джек и Энди пили кофе. Энди был в джинсах и синей рубашке. Салли вырядилась, словно дешевая танцовщица и суетилась у плиты. Как если бы уже была замужем за дедом.

– Доброе утро, девочка. – Дед широко улыбнулся ей. – Хорошо спала?

– Плохо. – Спать она будет, когда докучливые гости уберутся домой. Она заметила, что Салли украсила кухонный столик маленькой вазой с полевыми цветами. Что это она вынимает из духовки? Бисквиты. А что, что там шипит? Подлива. Любимый завтрак деда.

– С вашей щиколоткой не следует ходить, – нахмурился Энди. – Сядьте и поднимите повыше ногу.

Дорис проигнорировала непрошеный совет и запрыгала в сторону кофейника.

Салли преградила ей дорогу и мягко сказала:

– Пожалуйста, садитесь и дайте отдых ноге, Дорис. Я обслужу всех. Вы какой кофе предпочитаете?

– Черный, как грех, – ответила Дорис, желая сказать, что кухня принадлежит ей и бабушке Энни, а не Салли. Нечего ей суетиться тут.

Продолжая улыбаться, Салли налила кофе в чашку и попросила:

– Энди, помоги, пожалуйста, Дорис сесть.

– Я не нуждаюсь в помощи, миссис Хаммел. – Дорис ухитрилась сделать короткий шаг к столу и скривилась от боли.

Энди вскочил на ноги, сделал три гигантских шага и подхватил ее на руки.

– Вам явно не хватает здравого смысла, Дорис, – упрекнул он ее.

– Верно, черт возьми, – согласился Джек.

Дорис молча смирилась с таким насильственным переносом. Да и не могла она говорить, прижатая к сильному телу Энди, вдыхая запахи кастильского мыла и лимонного крема для бритья. Холодный душ успокоил ее, но от крепких мужских объятий она снова запылала.

Его волосы были еще влажными, и упавший на лоб золотистый завиток напомнил ей почему-то их рыжего жеребца. Пришлось снова перевести дух, когда он усадил ее на стул рядом с собой.

– Дед, – позвала она, как только смогла говорить, – эти костыли должны быть на чердаке. Знаю, ты их уже искал, и Энди, но…

– Он тоже искал? – поперхнулся Джек.

Энди, честно глядя в озабоченные глаза старика, подтвердил:

– Да, искал, но их нигде нет.

– Не посмотришь еще раз, дед?

Подняв на лоб одну кустистую бровь, Джек обратился к Энди:

– Не поможете мне поискать их?

– Конечно.

Они вышли из кухни и поднялись на чердак. Опираясь на балку, Джек широко ухмыльнулся, показывая пальцем на костыли.

– Почему вы их не заметили, Энди?

– Из уважения к бабушке и хозяину дома, наверное.

– А не потому, что вам понравилась моя девочка?

– Салли следовало бы сказать вам, что я противник брака, – пожал он плечами.

– Она сообщила мне об этом по телефону, как и я ей о том, что Дорис слишком горяча, горделива и упряма, чтобы быть покорной женой кого бы то ни было. Она противится знакомству с мужчинами с тех пор, как один из моих ковбоев разбил ей сердце.

– Тогда что же вы, старики, пытаетесь свести нас? – И Энди закатил глаза.

– Надежда вечна, сынок. Вы не можете отречься от себя. Вы не можете отрицать, что у вас много общего: вы оба любите лошадей и оба пугаетесь затруднительных положений, оба горячие, оба гордые и упрямые.

– Я не против женского пола, но избегаю серьезных увлечений.

– Ну, если вы немного поухаживаете за девочкой, я не выбью из вас душу, Энди. Но если вы разобьете ей сердце пустыми надеждами, я сделаю то же самое с вашим лицом, хоть оно и достойно обложки журнала.

– Не сердитесь, Джек, но я произведу нечто подобное, если вы причините боль Салли.

– Я сторонник брака, сынок, – обиделся Джек. – И жду только одного: «Я согласна».

– Я – нет.

– Это я уже понял, – заверил его Джек, потом на мгновение задумался. – Я прожил достаточно долго, чтобы знать о том, что думают женщины, кем бы они ни были. Возьмем для примера Энни. Она была упрямой, как Дорис, но чтобы ублажить ее, мне стоило лишь назвать ее мисс Энни, и она таяла, как мороженое в июле.

– Буду держать это в голове, Джек.

– А теперь отнесите треклятые костыли Дорис, пока она не допрыгалась до еще большей беды.

Они обменялись рукопожатиями, закрепляя достигнутое взаимопонимание, и Энди спустился вслед за Джеком по лесенке, держа костыли.

– Аллилуйя! – ликующе приветствовала их Дорис.

Она бодро выпила «черный, как грех» кофе Салли и нашла его гораздо вкуснее темной бурды, которую готовила Энни. Бисквит под подливой просто таял во рту. Отдавая должное кулинарным способностям Салли, она чувствовала, что предает память бабушки.

Из каких противоречий соткан человек! С нетерпением беря костыли из рук Энди, Дорис уже жалела, что настояла на своем: теперь она лишилась таких волнующих ее прикосновений.

К тому же ее задело явное облегчение, которое он испытывал, выполнив поручение.

На костылях она без особого труда добралась до двери кухни и объявила:

– Я присмотрю за лошадьми. Бой, Той, пошли.

Оба пса выбежали через специально сделанную для них дверку.

– Но вы же почти ничего не ели! – запротестовала Салли.

– Это ранчо, и меня ждет работа. Скотину надо накормить и напоить.

– Девочка, ведь у нас гости, их нужно развлечь, конюшня сейчас не пойдет на пользу твоей лодыжке.

Не слушая уговоров, она выбралась через дверь из металлической сетки, пересекла задний двор и направилась в сторону конюшни, встретившую ее привычным запахом сена, лошадей и навоза.

Услышав ее свист, лошади из загонов устремились к своим личным стойлам с кормушками и поилками. Сноровистый черный жеребец Снейк заржал, эгоистически требуя, чтобы ему первому уделили внимание.

– Доброе утро, большой, сексуально озабоченный зверь!

Она-то знала, что его непомерное самомнение взлелеяно Мулаткой и Розочкой – двумя кобылами в другом конце конюшни. Они признавали в нем лидера среди всех производителей на ранчо. Пожилые мерины Шейх и Вектор знали свое место в лошадином обществе и никогда не нарушали установленных границ. Молодой, некастрированный и необъезженный Снейк был королем.

Он заигрывал с ней, хватая ее губами за пальцы и фыркая в карман рубашки. А два гнедых мерина приветствовали ее весело и благодушно. Как и Мулатка, они много чего повидали за свою жизнь.

Розочка радостно заржала и потерлась своим вельветовым носом о ладошку Дорис. Она провела пальцем по белому пятну на лбу молодой кобылы, как бы повторяющему форму цветка.

– Как там твой маленький? – прошептала она. Розочка носила семя Снейка.

За их спариванием Дорис наблюдала без особого благоговения – обычное дело на скотоводческой ферме. Она видела бесчисленные брачные ритуалы быков и коров, жеребцов и кобыл, петухов и кур. И ночь, проведенная ею с Диком, мало чем отличалась от этих картин. Самцы постоянно оказываются наверху.

Представив себе Энди Хаммела в этой позиции, Дорис густо покраснела и спрятала разгоряченное лицо в гриве Розочки. В ее животе раздалось урчание, напоминающее Дорис о том, что животных пора кормить.

Она попыталась это сделать, но обнаружила, что ни на костылях, ни без них не в состоянии орудовать ни ведром, ни вилами.

Тут Дорис припомнила, как проклинал судьбу Джек, когда сломал ногу. Сейчас она его хорошо понимала и задумалась над собственной ситуацией, неужели это так серьезно?

– Помочь чем-нибудь? – раздался у нее за спиной голос Энди.

Она испуганно обернулась:

– Я управлюсь сама, как только отращу третью руку.

– Признайте очевидное, Дорис: вы вышли из строя. Скажите, что нужно, и я все сделаю.

Настроен он был решительно, и Дорис поняла: спорить бесполезно. Если не сказать этому лошадиному копу, что делать, он все перевернет по-своему.

– По две охапки сена каждой лошади. Снейку первому. Пятигаллоновое ведро воды. Осторожно с ним – он у нас дикарь.

– Джек уже предупредил меня, сказал, что вы купили Снейка и Розочку на аукционе диких лошадей. Интересно.

Энди взял вилы. Стоя за его спиной, Дорис завороженно наблюдала, как натягивалась рубашка на его широких плечах каждый раз, когда он подцеплял вилами охапку сена. Казалось, он мог метать сено целый день, даже не вспотев.

Энди бросил взгляд через плечо и застал ее в таком виде с открытым ртом. Она быстро сомкнула губы и перевела взгляд на Снейка, который, похоже, тоже оценивал мужественность Энди.

– Практически уже не осталось мест для диких лошадей. Многие гибнут от болезней, страдают от хищников. На аукцион я поехала из чистого любопытства, но не удержалась и купила эту красивую пару.

– По мнению Джека, их отправили бы на мыловаренный завод, если бы не ваше доброе сердце.

– Скорее, сочувствующее, – поправила она его. Только Джек мог знать, до чего довело ее доброе сердце. После Дика и его пари сердце у нее уже никогда не будет добрым.

– Нет ничего плохого в том, чтобы иметь доброе сердце для доброго дела, – укоризненно бросил Энди. – У меня есть такое дело – уличные ребята. Бездомные пацаны тоже как дикие лошади, они тоже борются за выживание. А сколько их из разбитых семей!

Дорис припомнила его отношение к разводу своих родителей, упоминание о долгой борьбе за детей.

– В нашей стране двести тысяч маленьких беспризорных, – продолжил он. – А их даже не включают в число бездомных.

– И скольким вы можете помочь, Энди?

– Совсем немногим. Я знаю, что они чувствуют. Их родители расходятся и продолжают свои стычки даже после развода. Ребенок почему-то считает себя виноватым. Никто не обращает на него внимания, и он попадает в плохую компанию.

– Вы сильно переживали развод своих родителей?

– Да, – с горечью признал он. – Как и разводы тети, дяди, сестры и брата. Я мог бы рассказать все о смерти любви и о жизни после развода.

Сердце Дорис содрогнулось от сочувствия к нему. В ее семье с этим все было в порядке. Трое детей Джека и Энни были счастливы в браке. Сестра Дорис Кэрол вышла замуж в семнадцать и сохранила семью, несмотря на ранний брак. Дед и бабушка жили счастливо, пока их не разлучила смерть.

Дорис мечтала о подобном счастье: явится ее принц, будет ухаживать за ней, они женятся и будут счастливы на ранчо. Но Бог не дал ей лица и тела, которые могли бы увлечь принца ее мечты. Зато увлекли эту гадину Дика…

– Короче говоря, сердцем вы не романтик, – подытожила она.

– Бывают у меня моменты влюбленности, но до алтаря дело не доходит. Счастливый брак бабушки и дедушки был исключением в семейной истории, так что я не питаю надежды повторить их успех. Он был просто случайностью.

Возмущенный невниманием к нему, Снейк фыркнул, стал хлестать хвостом и застучал копытами по доскам пола.

– Так эта парочка приучена к седлу? – спросил Энди, меняя тему разговора.

– Только Розочка.

– И кто объездил ее?

– Я.

Энди тихо присвистнул:

– Поздравляю.

Чувствуя, как пламенеют ее щеки, Дорис проковыляла в конец конюшни и погладила белое пятно Розочки.

Энди бросил две охапки сена в ясли жеребца.

– А кто будет объезжать Снейка?

– Настоящий объездчик здесь дед. Много лет он занимался этим профессионально.

– Объезжать Снейка человеку в возрасте Джека – самоубийство, – заметил Энди, подбрасывая сено в кормушки меринов и Мулатки.

– Семьдесят лет еще не старость, – огрызнулась Дорис, наградив его надменным взглядом.

Ее реакция удержала Энди от замечания, что только глупец решится объездить дикого жеребца в таком преклонном возрасте. Он прикусил язык, видя, как преданно Дорис любит своего деда, как идеализирует его. Похоже, она готова была отрицать, что он вообще смертен.

Приблизившись с последней охапкой сена к яслям Розочки, Энди мягко заметил:

– Никто не живет вечно.

– Даже слушать не хочу.

– Это ваше любимое занятие, – бросил он, теряя терпение. – Я говорил, чтобы вы держали лодыжку повыше, а вы и слушать не захотели. Посмотрите, как она распухает, черт побери!

– Я сама отвечаю за себя, и моя лодыжка – моя забота. Никому не дано командовать мною или моим дедом. Ни вам, ни Салли, ни кому бы то ни было.

Она резко повернулась и заковыляла в другой конец конюшни, в сторону Снейка. Едва она удалилась, как послышалось негромкое ржание Розочки.

– Ну-ну, полегче, красотка, – донесся до нее голос Энди. – У меня тоже есть лошадь. – Голос его зазвучал умиротворяюще, он явно пытался подружиться с Розочкой. – Тебе понравился бы мой конь Андрус. Он терпит всех, даже хулиганов-мальчишек, которые не доверяют копам. Но если коп верхом на Андрусе, он неотразим.

Добравшись до Снейка, Дорис заметила, что жеребец беспокойно вращает глазами. Он явно не одобрял ухаживание Энди за его подружкой. Дорис оно тоже не понравилось. С Розочкой он говорил слишком обольстительным тоном.

Оглянувшись, Дорис почувствовала досаду. Розочка моргала своими длинными ресницами и терлась мягким носом о бицепс Энди. Неверная, она тут же поддалась очарованию красивого лица.

Снейк ревниво заржал и ударил копытом в дверцу стойла. Дорис ухватила его за гриву и опустила голову жеребца на уровень своих глаз.

– Эй, парнишка, – мягко заговорила она. – Он всего лишь человек. Успокойся, или мне придется посадить тебя на цепь.

Нежно утешая его, она поглаживала дрожащую челюсть жеребца, и Снейк немного расслабился. Но тут же рванул голову вверх, услышав шаги Энди.

Он остановился сзади Дорис, прислушиваясь к ее словам.

– Он всего лишь человек, – снова прошептала она, чтобы поставить Энди на место. И добавила, уткнувшись своим носом в нос коня: – И не суперпроизводитель, как ты.

– Нет? – переспросил Энди низким горловым голосом. – Вы слишком долго общались только с лошадьми… мисс Дорис.

Мисс Дорис? Так всегда называл ее ковбой – принц ее мечты.

Снейк выбрал именно этот момент, чтобы резко тряхнуть головой. Его движение толкнуло Дорис назад, на Энди. Она не устояла на ногах, уронила костыли и попала в руки Энди: одна оказалась у нее под грудью, другая – на талии.

Пряжка его ремня приятно прижалась к ее пояснице, и Энди восстановил равновесие. Твердое бедро прильнуло к ее ягодице. И тут она почувствовала его губы у своего уха.

– Спокойно, мисс Дорис, – прошептал он.

Попытка протеста не состоялась – она просто не могла говорить. Сердце у нее колотилось, мелькнула мысль, что он должен чувствовать каждый его стук. Левая его рука под ее левой грудью словно желала сдержать сердцебиение… или насладиться им. Когда мягкие, теплые, влажные губы скользнули по шее к плечу, прикоснулись к чувствительной точке, у нее сразу ослабли коленки.

– Энди! – задохнулась она.

– Что? – Чуть повернув ее к себе, он заглянул в ее глаза и изумился. Из светло-зеленых они стали изумрудными. Лицо порозовело, горло изогнулось, губы приоткрылись и потянулись к его губам. Грудь под его рукой округлилась и напряглась, сосок стремительно набухал под подушечкой его большого пальца. – Чего вы хотите, Дорис? Немного романтики?

Его губы коснулись ее рта, и она издала звук, который можно было принять за приглашение. Их губы слились в поцелуе, его язык нашел ее язык, большим пальцем он снова и снова поглаживал ее сосок. Она не противилась, да и он не мог устоять.

Джинсы вдруг стали ему слишком тесны по очевидной причине. И не имело значения, что он никогда еще не целовал такую колючую, импульсивную, неуправляемую женщину. В одно мгновение она возбудила всю его мужественность. И это было здорово.

Где-то за конюшней закукарекал любимый петух Джека. Звук проник в сознание Дорис, и она вдруг сообразила, что делает. Целуется. Отвечает на поцелуй Энди. По-французски. Дает ему понять, как он воспламенил ее!

Она отпрянула и оттолкнула его ласкающую руку. Но другую руку он так и не убрал с талии.

– Что теперь? – спросил он дрожащим от желания голосом.

– Если бы Снейк не толкнул меня, я бы…

– Вы не били бы меня своими костылями, – вмешался он.

– Я была лишена такой возможности. – Она дернулась. – Пустите меня!

– Нет, вы слишком долго стояли на ногах.

– Я…

Он поднял ее и опустил на кипу сена.

– Дорис, неужели вы никогда не признаетесь ни в какой своей слабости?

Редко когда она чувствовала себя такой слабой, как сейчас, но признавать это не собиралась. Он не сводил с нее глаз, стоял, уперев руки в бока и не отдавая себе отчета, что прямо перед собой она видит то, что не могут скрыть застиранные синие джинсы.

Дорис с трудом заставила себя перевести взгляд на его лицо и заметила, как красноречиво уставился он на ее торчащие соски.

Энди поднял костыли и передал ей.

– Благодарю вас.

– Не за что. – Он поднял шланг, открыл кран и стал наполнять ведро. – Я здесь все сделаю. Идите в дом.

Дорис собралась с силами, поднялась и заковыляла к дому.

Энди, должно быть, здорово скучает по своей городской подружке, решила она. Ну поцеловал деревенскую простушку, пощупал ее грудь, откуда же такая реакция?

О том, что это она была ее причиной, Дорис даже не думала, хоть и чувствовала себя как впервые поцелованная Золушка.

Вернувшись в дом из конюшни, Дорис меньше всего думала, что наткнется на любовную сцену. Трудно было поверить, что Джек и Салли не слышали шума закрывающейся задней двери, но нет – они стояли и спокойно целовались посреди кухни.

Ей пришлось громко прочистить горло, чтобы они наконец отпрянули друг от друга. Джек даже не смутился, так и не снял свои руки с плеч Салли. Да и она не делала вид, что ее застали врасплох.

– А где мой внук? – невозмутимо спросила она, сверкнув глазами.

– Доделывает дела в конюшне.

– С костылями тебе легче, девочка?

– Во всяком случае могу передвигаться сама. А вы чем занимаетесь?

Дед ухмыльнулся, сильнее прижал Салли к себе и, кивнув на две плетеные корзинки на столе, гордо заявил:

– Готовимся к городскому пикнику.

– Ах вот оно что! – Дорис совсем забыла, что сегодня ежегодный праздник. Да она его никогда и не ждала.

– Я рассказывал Салли об аукционе – кульминационном пункте праздника.

Для Дорис аукцион всегда был испытанием. Содержимое корзинок готовили и заполняли женщины, мужчины делали ставки. Тот, кто предлагал наивысшую цену, делил пищу с хозяйкой корзины. Дорис всегда со страхом ждала момента, когда на аукцион выставят ее корзину и дед окажется единственным покупателем.

Ей ни разу не удалось увильнуть от аукциона – его устраивали с благотворительными целями, он стал уже местной традицией, и в нем участвовали все.

– Напиши имя Салли на обеих корзинках и оставь меня дома. – Дорис была рада, что впервые у нее появился такой основательный предлог, чтобы не участвовать в аукционе. – Ты и Энди купите по одной.

– Не отлынивай, Дорис. Ты обещала, – нахмурился Джек.

– С прошлой ночи у нас осталось достаточно ребрышков и перцев, чтобы наполнить обе корзинки, – восторженно предложила Салли. – Они практически готовы.

– У меня сильно распухла нога. – Лучшего предлога у нее никогда не было. – И она распухнет еще больше, если я поеду на пикник.

– С костылями и ледяными компрессами все обойдется, девочка.

– Дед!

– Ты же обещала. Если ты не поедешь, то никто не поедет.

– О, Джек. Я так предвкушала этот пикник. Там будут все ваши соседи и друзья. Я так хочу со всеми познакомиться. – Салли совсем упала духом.

– И они все хотят познакомиться с вами, – заверил ее Джек. Он преувеличенно надулся, стараясь разжалобить внучку.

– А, ладно, я поеду, – бросила Дорис, не желая испортить им праздник.

– Джек, что мне надеть? Может, блузку без рукавов и широкую юбку? И сандалии? – заволновалась Салли.

– По мне, так все прекрасно, – сверкнул глазами Джек.

– Я поеду в том, что на мне, – объявила Дорис.

– Только попробуй! – вмешался Джек. – Никто не выйдет из этого дома, пока ты не приведешь себя в божеский вид.

Дорис сосчитала про себя до десяти:

– О'кей, я надену чистые джинсы вместо этих.

– Вместе с блузкой с цветами, которые вышила Энни к твоему дню рождения, а? – напористо торговался Джек.

– Ее нужно гладить, дед. – Он имел в виду крестьянскую блузку с низким вырезом на резинке, которая, по ее мнению, совсем не шла ей. – Да и какое это имеет значение…

– Пожалуйста, Дорис, – принялась упрашивать и Салли. – Наверняка ваша бабушка надеялась, что вы будете надевать изредка блузку в память о ней.

– Для этого она подарила тебе и цветочные духи, – подлил Джек масла в огонь.

– Извините, времени мало, а мне еще нужно гладить, – бросила Дорис и заковыляла к себе.

Она не выходила, пока дед не забарабанил в дверь ее спальни и не позвал:

– Вперед! Выводи!

– Я не стадо скота, дедушка.

– Упряма, как сотня мулов, – проворчал он. – Надеюсь, ты одета? Сейчас я тебя вытащу оттуда. – Он открыл дверь и заглянул внутрь. – Ну что ж, на две трети ты выглядишь прилично. Но не расстраивайся на этот счет. Я же не настаивал на том, чтобы ты надела платье, правда же?

С помощью костыля Дорис широко распахнула дверь.

– Я согласна была только на бабушкины духи и блузку, не больше.

– Запах целого букета, – принюхавшись, одобрил он.

– Дед, тебя еще не нокаутировали костылем?

Он рассмеялся так искренне, что она не удержалась от всепрощающей улыбки. На крыльце Дорис увидела, как Энди и Салли втискивают две корзинки в крошечный багажник спортивной машины.

– Я сяду за руль, – похвастался Джек. – Как у всех глаза полезут на лоб, когда мы подкатим на гоночной тачке!

Дорис заглянула в закуток позади переднего сиденья.

– А мы поместимся здесь?

– Ага. Все четверо. Ты с Энди сзади, а я с Салли впереди.

– Но твоя машина гораздо…

– Мне хочется прокатиться с ветерком. Энди предложил мне место за рулем, и я от него не откажусь.

Дорис вопросительно посмотрела на Энди, он пожал плечами и захлопнул багажник с таким видом, словно одобрял ребяческое желание Джека удивить всех на пикнике.

– Так ведь сзади-то и не сядешь, и костыли не разместишь, – запротестовала она, вообразив себя свернувшейся на коленях Энди.

– Пусть торчат из окошка, моя девочка.

– Мы с Энди поедем в твоей машине.

– В моей аккумулятор сел. Так что, прошу, полезай. – И Джек, открыв дверцу, откинул вперед сиденье водителя.

Ей стоило немалого труда забраться на заднее сиденье и стало совсем невмоготу, когда рядом плюхнулся Энди, а ей пришлось положить свои ноги поперек его бедер в опасной близости от молнии на его брюках.

На нем были вчерашние брюки из саржи цвета хаки и бледно-розовая трикотажная рубашка. Никогда еще она не видела в розовом столь мужественного мужчину.

На его лице не отразилось никаких эмоций ни когда она скрестила с ним ноги, ни когда он сам охватил ее плечо рукой, чтобы втиснуться на сиденье.

– Это просто смешно, – проворчала она.

– Только нам, – поддакнул он. – Остальные ловят кайф.

– Им пора обратиться к психиатру. – Дорис сложила руки на вышитых на блузе цветах.

Джек усадил Салли на переднем сиденье, разместил там костыли, и через пару минут спортивная машина уже неслась по шоссе.

– Банзай! – ликовал Джек, включив пятую скорость. Он начал рассказывать Салли о стихийных вулканических силах, образовавших местные горы, о затерянных среди них долинах.

Дорис же могла думать только о стихийной силе за застежкой-молнией брюк Энди и о грудных мышцах, растягивающих трикотажную рубашку. Интересно, о чем думал он? Лицо его ничего не выражало.

– Красивая у вас блузка, Дорис.

– Вы так добры. – Она заметила, что рука Джека опустилась на колено Салли. Он, видимо, совершенно забыл о покойной жене. Храня верность Энни, она громким голосом объяснила Энди:

– Это все бабушка, она вышила на блузке три дюжины калифорнийских маков.

– Надо будет как-нибудь посчитать, – прошептал Энди.

Джек не обращал на них внимания и продолжал болтать о вулканах и скалах из лавы. Никогда еще он не ездил так быстро, да еще держа руль одной рукой.

– Вы тоже так гоняете? – взглянула она на Энди.

– Обязательно, если поблизости нет полиции. Иначе я бы купил такой крейсер, как у Джека. – Он бросил на нее мимолетный взгляд и повторил вчерашнюю фразу. – Пахнет обворожительно.

– Это дед заставил меня надушиться, – пробормотала Дорис. – И надеть блузку.

– А-а! – Энди не мог скрыть свою досаду: значит, не ради него она вырядилась в эти маки и надушилась. Если бы его спросили, он бы не мог объяснить, почему ему хотелось, чтобы она сделала это ради него. Как не мог забыть и утренний поцелуй.

Лежащие на его бедрах ноги были стройными и сильными. Он вдруг пожалел, что она не в шортах или не в короткой юбке. Где там – джинсы по щиколотки! Вывихнутая лодыжка распухла. Он прикоснулся к ней, и Дорис дернулась.