Текст книги "Мерцание (СИ)"

Автор книги: Хлоя Дедал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Так ли она представляла себе врачей?

Могла ли она ожидать, что, когда она окажется на болотах в одиночестве и с кровоточащей раной, первым, кто заговорит с ней, будет врач? Не слишком ли это удачное стечение обстоятельств?

Впрочем…

«Да ладно, что терять-то…» – рассудила Франческа про себя через пару мгновений. Повязка постепенно тяжелела, пропитываясь кровью. Боль в ноге не унималась, и даже напротив – становилась всё острее. Как знать, выберется ли она, если сейчас подстрелит врача… Как знать, выберется ли, если подпустит его к себе – тоже верно, конечно. Но этот вариант оставлял дальнейшим событиям пьянящую неопределённость вместо фатальной однозначности.

Франческа опустила арбалет и отложила его в сторону, после чего развела руками, демонстрируя собственную обезоруженность как знак согласия на его приближения.

Когда врач подошёл, смогла между тем разглядеть его получше.

Он был из лугодэн. Эти крысолюды, живущие далеко на юге, среди гор и лавандовых полей, славились лекарским мастерством и тягой к изоляции в своих общинах. Фран приходилось слышать об этом народе, но живого лугодэна она не видела никогда. С интересом она уставилась на него, рассматривая яркие золотые глаза, подрагивающие усы и уши, покрытые тёмной шерстью. Крыс говорил на всеобщем. Это было хорошо.

– Ну привет, врач, – бросила она наконец, окинув лугодэна взглядом. Из пожитков у него лишь небольшая сумка, закреплённая на поясе – интересно, он сам был готов оказаться в этих проклятых болотах? – Врач… – повторила аристократка задумчиво, как люди обычно повторяют имена, пробуя их на вкус. – А я тогда буду… скажем, пострадавшая, да? – не было привычки представляться первой. В родном поместье считалось, что первым представляют того, кто выказывает больше уважения. Франческа всегда ждала к себе должного уважения – и даже теперь этот аристократический взгляд на мир всё ещё не выветрился из неё.

Она хрипло хмыкнула.

5

Хезуту понравился этот высокомерный тон. «Да», – подумал он. – «Похоже, и правда девушка».

– Я на это очень надеюсь, – сказал Хезуту. – В смысле, что ты и правда то, чем кажешься, потому что в противном случае пострадавшим могу оказаться я. Меня зовут Хезуту. Позволь посмотрю. Девушка позволила. Опустившись на одно колено, Хезуту начал аккуратно разматывать тяжелую от крови повязку. Краем глаза он увидел лежавший на земле нож. «Совсем короткий, повезло». Справившись с повязкой, он осмотрел рану. И снова повезло – нож не задел вен или артерий, а просто повредил мягкие ткани, да и кровь почти остановилась. Шить, конечно, придется, но это несложно… «Как интересно все складывается», – подумал Хезуту. – «Удача бывает весьма зависима от воли гения места. Это болото сожрало всех ее спутников, а саму не тронуло. И ранена она не тяжело, а тут еще я так кстати оказался…».

– Тебе очень повезло, – сказал он вслух. – Во-первых, твоя рана не очень страшная. Во-вторых, я действительно врач. А в-третьих – ты буквально сидишь на антисептике. Этот мох сфагнум – отличная вещь, будь это болото самым обычным, я бы без сомнений использовал его. Хотя сильно сомневаюсь, что в этом мхе присутствует враждебное чародейство. Впрочем, могу предложить альтернативу, но лучше не стоит…

– Сфагнум так сфагнум, боюсь представить альтернативы… – снова иронически хмыкнув, Фран развела руками. – О которых ученый говорит: «Лучше не стоит»… Хорошо. Я Фран, – всё же сказать своё имя и чуть улыбнуться – как невербальный знак признания. – Сделай что-нибудь, что ли, раз уж размотал…

Получив согласие, Хезуту приступил к обработке раны. «Хорошо хоть инструменты при мне, и за каждым своя история. Все готово для операции. Так, пинцет, игла, нить и, конечно, сфагнум, о многочисленных достоинствах которого девушка даже не подозревает». Не подозревающая о достоинствах мха девушка смерила Хезуту вопросительным взглядом… «Ну точно аристократка, не даром рубашка такая белоснежная, жаль поздно пришел, не успел остановить расправу».

– К сожалению, большая часть моих вещей сейчас недоступна, – произнес Хезуту самым дипломатичным тоном. – В том числе и анестетик. Так что – либо без него… Либо… я знаю одно заклинание… Оно очень простое… Так что, я думаю, сложностей быть не должно… Пиратская магия. Один жестокий капитан с крюком вместо руки, по совместительству колдун, хотел чувствовать свой крюк в момент выдирания вражеских сердец. И изобрел это заклинание. А я немного модифицировал. Я как бы поменяю ощущения от твоей ноги с вот этой палкой, – он кивнул на ветку сосны, покоящуюся на мхе чуть поодаль. – Разумеется, только на время операции. Ты будешь чувствовать палку как ногу, а ногу чувствовать не будешь…

Заклинание вышло слишком просто. Совсем не потребовало усилий. Будто само болото помогло его воплотить… Вероятно, это потому, что палка с болота, а значит, его часть. Однако как ему хочется нас в себе растворить. Причем совершенно без всякой вражды и даже немного по-дружески. «Надеюсь, когда я закончу шить, с обратным заклинанием сложностей не возникнет…» Хезуту склонился над раной – крысиное зрение возмещало потребность в источнике света.

– Это кто тебя так? – спросил он, очищая кровь комочком мха.

– Да там… – Фран запнулась на полуслове; с болезненным прищуром бросила долгий взгляд в сторону дороги и места крушения. Боль растворилась слишком быстро и незаметно, не предупреждая об уходе. Она не жаловалась, конечно, но чувствовать себя палкой – немного пугающе, когда болото поглотило твою прежнюю жизнь… – Вампир один, – пожала плечами. Не хотелось вываливать на незнакомца все детали происшествия. – Скажем так, из тех, от кого таких действий не ждешь… – интересно, крыс продолжит расспрашивать, или это был дежурный вопрос?

– Да, когда не ждешь, раны выходят самые болезненные, – задумчиво проговорил Хезуту. – А чаще всего – смертельные. Можно спросить чисто из научного интереса? На тебя напал кто-то из тех?.. – он качнул головой в ту сторону, где болото излучало сытость. – И что там у вас случилось? На меня, к примеру, напали разбойники… Почти без причины… Впрочем, разбойники же всегда так делают…

«Особенно когда живешь у них некоторое время, попивая их лучшее вино и поедая атаманские деликатесы», – закончил он мысленно.

– Даже не знаю, необычайна эта проницательность или более чем обыденна… – фыркнула Фран себе под нос и опустила взгляд на ногу. Так странно – видеть, как другой шьет твою собственную плоть, но не чувствовать ничего, кроме сырости болотной травы. – Не знаю. Что-то нехорошее. У меня было два фургона, а сейчас я не вижу ни одного… И да, я знаю, что это не ответ.

– Учитывая место, где мы находимся, этого ответа достаточно. Будем откровенны, я не чувствую рядом с нами никаких признаков… – Хезуту хотел сказать: «Жизни», но осекся, потому что жизнь-то как раз была. – Кого-то, кроме нас… А значит, мы тут с тобой вдвоем. И твое умение пользоваться арбалетом в случае чего может сильно облегчить мне жизнь. Но это еще не все… Тебе не кажется странным, что ты, вроде как, единственная выжившая? Я тут наблюдал одну интересную картину… Кто-то из твоих бежал прямо мне навстречу и провалился в трясину. А я потом легко прошел рядом с тем местом где он утонул… Я, конечно, легкий, но тот утонувший тоже не выглядел особо грузным. Прости, если тебе больно это слышать…

«Возница», – подумала Фран. – «Йин слишком высокая, чтобы быть лёгкой, а если бы это была Элиж, он бы сказал – ребёнок».

Она зажмурилась и тяжело вздохнула. Слышать это действительно было неприятно. Возможность внимательно всматриваться в новые швы на ноге избавила её от необходимости бешено искать, где спрятать взгляд.

В паре шагов что-то булькнуло – Хезуту повернулся на звук. Это была большая, размером с собаку, черная жаба. По-видимому, она вынырнула из трясины и теперь с первобытной невозмутимостью взирала на происходящее.

– Ух ты, какая красавица, – воскликнул Хезуту. Жаба приняла комплимент весьма прохладно. Оно и понятно. Пусть себе наблюдает за ходом операции, такое на болоте увидишь не часто.

– Единственная ли. Как знать. Мне вообще везет, ты сам заметил раньше… – бросила Фран спустя несколько секунд, игнорируя жабу. Йин любила объяснять кажущиеся совпадения на языке магии и воли духов, и иногда даже немного раздражала этим Фран, которая никогда не знала наверняка. И привыкла говорить, что не хочет знать. – А что, есть выводы? Предположения?

– Ну, я в каком-то смысле ученый… Так что у меня всегда есть некая теория… Да, ты совершенно права, возможно, ты и не единственная… Это предстоит проверить. Но мои ощущения в таких вещах редко подводят… Доказательством служит хотя бы то, что я до сих пор жив. Так вот, представь себе старинный особняк с привидениями, которые нападают на разных наглецов, посмевших потревожить их покой… Представила? А теперь – как ты думаешь… Пока наглецов нет, эти привидения нападают друг на друга?

– В какой-то книжке вычитала, что такие штуки существуют в ощутимом мире только пока могут по признаку сути противопоставить себя тому, на что нападают. Через конфликт, – говорила Фран медленно, подбирая слова, в которых она бы точно не запуталась от неуверенности в значениях. – Им это предписано природой, потому что вести мирское существование, атакуя себе подобных – значит обрести специальную форму покоя. Когда взаимодействуешь, неважно как, с тем же миром, к которому относишься сам, а не нарушаешь порядок слоев, как призраки делают обычно. А если он есть, этот покой в широком смысле, то им и делать в особняке больше нечего, нет острой привязки к чуждой материальной реальности… – Фран примолкла и усмехнулась нахлынувшим воспоминаниям об изучении теорий, теперь настолько далеком… но, раз она не забыла – видимо, не совсем чуждому. – И надо же это помнить…

– Ого, – Хезуту аж присвистнул. – Я это к тому… Что, когда наглецы влезают в дом, они там чужие… А призраки нет… Так вот, ты на этом болоте не кажешься чужой… А тот, кто провалился – он да… А почему так, я не знаю, и не буду скрывать – мне это очень любопытно… – произнося это, Хезуту сделал последний стежок. – Все, зашито.

Подняв взгляд, Фран заметила, что он разглядывает использованную повязку. Ткань, хоть и осталась близка к белому цвету, не вызывала доверия. Было, в конце концов, кое-что, в чем врачи из Медицинской Ассоциации, лечащие аристократов, и более-менее способные к медицине караванщики с полевым опытом сходились во мнениях, несмотря на все различия в подходах: «Даже не думай дважды использовать один материал».

– Да-да, ничего не говори, – Фран тоскливо вздохнула и вручила Хезуту остатки рубашки. Тот кивнул.

После наложения повязки осталась самая малость – вернуть ноге ее ощущения из болотной палки…

И вновь заклинание сработало слишком просто. Никаких усилий – раз, и все. «Возможно, болото и правда ей благоволит», – пронеслось в голове у Хезуту. – «Или тут какой-то подвох?».

– Как нога? – спросил он бодро.

В ответ девушка издала жуткий первобытный звук.

– Это значит… Хорошо? – проговорил Хезуту, медленно пятясь. Рядом что-то плюхнуло. Черная жаба, будто взбесившись, принялась скакать и метаться, поднимая вверх брызги и комья земли. – Да что ж такое! – воскликнул Хезуту. – Фран, скажи что-нибудь!

Но девушка молчала. Зато ее взгляд зажегся неподдельным интересом к окружающему миру. И она начала бешено вращать головой, изредка шлепая по земле ладошкой. «Заклинание сработало неправильно», – заключил Хезуту. Он посмотрел на скачущую жабу, из-под лап которой разлетался целебный мох сфагнум. Посмотрел на шлёпающую по земле девушку. Затем снова на жабу. И снова на девушку. – «Так, я должен был перенести ощущение ноги из палки в живую плоть, а затем вмешалось болото и…».

– Стой, – закричал он жабе. – Вернись, я все исправлю, – Жаба, по счастью, скакала кругами, но догнать ее оказалось не так-то просто. Хезуту кинулся за ней, проклиная собственную самонадеянность.

«Конечно, раз болоту так понравился фокус с палкой, то оно захотело большего». К счастью, это заклинание должно действовать недолго. У самого создателя оно работало не более тридцати секунд, ровно столько, сколько нужно, чтобы получить удовольствие от процесса кровавой расправы. А Хезуту усилил его действие минут на семь. Но с участием болота дело принимало совершенно непредсказуемый оборот. Нужно было срочно действовать. Но как? Ведь Хезуту никогда не отличался быстрыми заклятьями. Долгие ритуалы в правильное время, вот его профиль. «Контрзаклятье не сработало, вернее, сработало совсем не так, как планировалось. Ждать, пока истечет время слишком рискованно, того и гляди кто-нибудь убьется», – так думал Хезуту, догоняя удирающий в жабьем теле разум аристократки. Наконец жаба остановилась. По-видимому, ее немного отпустило. Развернувшись к врачу, она с угрожающим видом стала наступать.

«Представляю, что она обо мне сейчас думает», – пронеслось в голове у Хезуту. И тут его осенило.

– Э-э-э, Фран, извини, пожалуйста. Ты все правильно делала. Продолжай убегать.

Но жаба, похоже совершенно не хотела внимать голосу нового крысиного откровения и продолжала наступать. Хезуту попятился. «Хорошо, что жабы не стреляют из арбалетов… А может, так ее и оставить? Ведь, когда она вернется в себя, наверняка пристрелит».

– Фран, остановись, пожалуйста, в заклинание, что я прочитал, вмешалось болото. Но у него есть радиус, тебе нужно просто подальше отойти. Тогда оно развеется, – «Интересно она понимает мою речь? И каково это вообще быть внутри огромной жабы?» Фран приближалась, издавая угрожающие звуки. «Ну раз так, придется действовать по-другому».

– Ну что ты рычишь на меня, мерзкое создание, не нравится новое тело? А по-моему, оно совершенно! Не стоит доверять первому встречному, который подходит к тебе на болоте и представляется врачом. И еще твоя рубашка… Она была просто отвратительна!

Последние слова были излишни. Окончательно выбешенная Фран прыгнула на Хезуту. Тот еле успел увернуться. Перекатившись, он побежал прочь от злосчастной кочки, где ошалевшая жаба в теле девушки продолжала совершать удивительные открытия. «Похоже, мою речь она все-таки понимает», – подумал Хезуту. – «Вон как разозлилась». Глядя прямо перед собой, беглец слышал булькающую погоню. Они пересекли дорогу, по которой совсем недавно шел караван. Впереди блестела трясина. «Я надеюсь, радиус заклинания – это не все болото, потому что такими темпами мы просто потонем, она-то, может, и вернется в свое тело, а вот я точно с концами». У края трясины Хезуту обернулся. Жаба сидела у края дороги и смотрела на врача первобытным взглядом.

– Фран, это ты?

Жаба молчала. Похоже, сработало. Хезуту выдохнул. «Теперь можно возвращаться за стрелой. Хотя, с другой стороны, ничего же плохого не произошло. Будет что вспомнить», – и он поковылял обратно.

6

Фран, уже практически влезшая в какую-то лужу – мокрые волосы мерзко липли к лицу; по-видимому, гостья её млекопитающего, теплокровного, абсолютно точно не двоякодышащего тела сначала попыталась вернуться в любимый омут, а потом уже сделала вывод, что объема новых легких для этого критически не хватает; спасибо хоть, что вообще догадалась… – истерически закашлялась и, тяжело дыша, откинулась назад и снова прильнула к тому же деревцу, с которым успела сродниться во время операции.

Болото её языка не знало и вряд ли уловило все тонкости нецензурных проклятий, свалившихся на голову несчастного врача, неповинной (действительно ли?..) жабы и всего этого дня.

Она огляделась. Хезуту видно не было. Если она правильно помнила то, что видела из жабьего тела, то он потащил её к дороге. Осторожно, опираясь на дерево, она встала, прихватив с собой арбалет и нож Аластера.

Попыталась напрячь жабьи конечности и одним скачком перемахнуть через заросли какой-то травы.

Свалилась. Едва-едва зашитая нога, обретя чувствительность, ответила на резкие движения вспышкой острой боли. Справедливо, мать её.

Медленно поднявшись, Фран, стараясь не вспоминать произошедший опыт и не думать о тактильных отличиях кожи амфибий от человеческой, поплелась в том же направлении, в котором недавно… не вспомнить без содрогания – скакала.

Без рубашки было холодно, но это казалось не таким важным. Перед глазами отчётливо встал образ Йин, скорчившейся на крыше фургона незадолго до происшествия. Фран прикусила губу. Она так и не узнала, что случилось со вторым фургоном. Помнился только звон стекла, показавшийся ей тогда оглушительным.

Успела ли шаманка прийти в себя и предвидеть катастрофу до того, как стало слишком поздно?

Ребра неприятно сжали грудную клетку. Может, она просто запыхалась, осторожно пробираясь по болоту, а может, ей было невыносимо думать о том, что она может увидеть, выйдя на дорогу.

Фран остановилась и глубоко вздохнула, приводя мысли в порядок. Она решила пока постараться подумать о Хезуту. Всё-таки, несмотря ни на что, ей хотелось… по крайней мере, спросить, как так вышло с жабой. Если врач, конечно, не сбежал.

7

Сбегать Хезуту и не думал. Напротив, он собирался вернуться к девушке и все ей объяснить. Про неудачное заклятье, которое он так лихо перехитрил.

Оказавшись на дороге, крыс неожиданно замер, почуяв перемену. Будто болото вдруг перестало в нем сомневаться, окончательно приняв в качестве своего…

Дорогу устилали тюки, некогда закрепленные снаружи фургона. Одни разорвались, обнажая содержимое, другие сохраняли бытовую загадочность. Взгляд Хезуту скользнул по барахлу и устремился дальше к большому кованому сундуку, выпавшему на дорогу с крыши уцелевшего фургончика… Участь трясины миновала его благодаря крепкому вмешательству дерева. Вероятно, от удара сундук и раскрылся. В странствиях Хезуту проявлял умеренность, смиряя тягу к излишним потребностям. Но из-под приоткрытой крышки торчал рукав бархатного платья, да такого изысканного, что Хезуту не устоял. К тому же, Фран наверняка понадобится одежда, ведь ее прекрасная рубашка окончательно сменила профиль. И лапки, свернув с намеченного пути, направились к сундуку. «А что, если это ловушка», – подумал крыс, откидывая крышку. – «Ну, тогда я в нее попался. Что делать…»

– Знаете, чем меня подманить! – крикнул он в сторону ошалевшей жабы. Но той уже и след простыл.

Мужская одежда, будь она сколь угодно декоративной, не имела для Хезуту особого значения. Разум практичен и эффективен, в нем нет места для тайны. А значит, и одежда должна быть идеальным проводником действия. Декор здесь излишен, он будет только замедлять идущие от разума импульсы. Но вот женское платье – это не просто одежда, это попытка огранить изначальный алмаз природной женской красоты, помочь ей лучше раскрыться в зримом мире. Природа сама по себе невыразима, ее невозможно описать ни на одном из существующих языков, и, вероятно, создание некоторых женских платьев является самой красивой из неудачных попыток диалога с тайной на языке форм.

«Ну, а я, хотя и весьма разумен, безусловно, являюсь частью природы», – подумал крыс, разворачивая платье. – «Значит, его сшили и для меня». Платье было дорогим, очень красивым и, по-видимому, предназначалось для совсем молодой девушки… Идеальный размер для маленького Хезуту. Небесный цвет, золотые лилии, боковая шнуровка. А какой изысканный пояс с все тем же золотым орнаментом. Да, платье, достойное принцессы…

А на дне сундука нашлись разные украшения, цепочки, амулетики, и в мгновение ока они все тоже оказались на Хезуту прямо поверх платья. «Я как дикая сорока», – подумал он. И эта мысль несказанно рассмешила его. – «Дикая болотная сорока».

8

Фран торопилась. Какая-то жаба выскочила поперек её пути и, усевшись, воззрилась на идущую непозволительно дружелюбно. Раньше аристократка даже не заметила бы этого, но теперь жабы перестали казаться обычными животными, бессловесными и безвредными. Фран резко подалась вперед, махнув руками, притворясь, что собирается броситься на жабу – совершать кровавую месть. Жаба не поверила, но на ехидной мордочке этого земноводного символа болота, кажется, отразилось разочарование, и она уступила через несколько секунд, скакнув в заросли высокой травы.

Достигнув дороги, она перевалилась через последнюю кочку и тяжело осела на камень с краю дороги, пытаясь отдышаться. Взгляд выцепил из сумрака упавший, но почти целый фургон; а ещё…

– О, – выдох. – Снова здравствуй.

Она смерила Хезуту долгим взглядом.

– Смотрю, времени зря. не теряешь, – натянуто ухмыльнулась и, встав, шатнулась к обрушившейся на прочное придорожное дерево повозке, демонстративно минуя разграбленный сундук. – Прошлую хозяйку платья звали Элиж. Какое-то время назад она держала домашнюю крысу. Как иронично.

Хезуту посмотрел вслед аристократке. «Ну, во всяком случае, мы миновали этот неприятный жабий инцидент без лишних объяснений». Он поплелся следом, побрякушки весело звякали.

– У нее был хороший вкус и в одежде, и в питомцах.

– Да она вообще была ничего… – задумчиво пробормотала Фран, раздумывая, где Элиж могла бы оказаться теперь. Она подбиралась к фургону -тот был почти цел, не считая оторвавшихся колес – одно лежало в стороне; другое осталось на обломке оси и теперь грустно и одиноко вертелось в воздухе. Изучив масштабы бедствия, она вдруг тоскливо обернулась, словно надеялась, что из болота покажется Элиж… и Йин. Фран замерла на несколько секунд, вспоминая, как накануне шаманка уговаривала её повернуть назад.

– Как твоя нога?

– Болит, конечно. Но, думаю, могло… – отогнав резко обернувшись, аристократка бросила внимательный скептичный взгляд на Хезуту. – Быть и хуже… Спасибо, кстати. Особенно что это продлилось не очень долго, – она хмыкнула и снова повернулась к фургону, чтобы повозиться с дверью. – Черт, замок, кажется, сломался… может, в окно влезу, снова…

– Меня восхищает твоя подвижность… – тактично заметил Хезуту.

Тяжело привалившись спиной к упорно не поддающейся двери, она вздохнула и прикрыла глаза.

– Хочу сделать побольше, пока хватает… как вы там его… – Фран открыла один глаз и с любопытством зыркнула на Хезуту. – Адреналина?

– Как врач, я бы посоветовал немного передохнуть… Ну, знаешь, горный воздух и покой. Да, понимаю, сейчас немного не те обстоятельства, – Хезуту сделал лапкой театральный жест.

– Давай только ты не будешь бросать мой несчастный мозг в тело какой-нибудь очередной твари… – Фран вскинула одну бровь. – Из тех, что сейчас в горах, с этим воздухом…

– Да, – мечтательно проговорил Хезуту. – Это был бы интересный эксперимент. Но я такого не умею… То есть, – поправился он. – Теоретически интересный эксперимент. Давай лучше я слазаю, все-таки ты мой живой пациент, большая редкость… То есть, я хочу сказать… Я же много странствую, и потому дальнейшие судьбы пациентов мне не известны…

– Да ты вызываешь все больше и больше доверия с каждым… словом… – задумывалось саркастически, получилось почти жалобно. – Хорошо, не смею отказывать в таком благородном порыве, – Фран примолкла и добавила: – Слушай, а может, ты и в психиатрии тоже разбираешься?

– А что?

– Да нет-нет, просто вопрос… Ты залезай…

Хезуту кивнул и ловко юркнул в окно, внутри фургона что-то брякнуло, и наступила тишина. Около минуты ничего не происходило, а потом в окне вдруг зажегся совсем слабый желтый свет. Открылась дверь, и на пороге возник Хезуту, в одной руке он держал треснутое зеркальце, а в другой – банку с источником желтого света.

– Заходи, – проговорил он добродушно. – Извини насчет зеркальца, просто ужасно хотелось посмотреть на себя в этом платье, – Фран бросила на него быстрый взгляд и открыла было рот, набирая дыхания для язвительного замечания, но смолчала. – Я, видишь, даже источник света достал, при ночном зрении плохо различаешь оттенки. Только мои друзья голодны и светят слабо, у тебя нет случайно какого-нибудь мяса?

– Может, и валяется валяное где-то внутри, если не сожрали в дороге… – бросила Фран прежде, чем успела осознать суть вопроса. Привычка решать проблемы раньше, чем разбираться в них, иногда очень помогала. Иногда мешала жить. По-разному. – Погоди, это ты о… – с запоздалым вопросом аристократка воззрилась на банку. Желтый свет, кажется, копошился.

– Ну, сойдет и вяленое, конечно, лучше бы посвежее и с кровью, – задумчиво проговорил Хезуту. – Хотя об их предпочтениях известно мало. Чертовски редкий, можно сказать, реликтовый вид. Это такие светлячки. Будь я известным кабинетным ученым, их наверняка назвали бы в мою честь. Хотя бы потому, что все известные попытки их изучения заканчивались фатально. А у меня их – целая банка! Потом, если захочешь, расскажу, как они ко мне попали, – он вновь переключился на свое отражение.

«Чертовы врачи на болотах…» – с содроганием подумала Фран. Банки всегда кажутся жутко ненадежным оружием сдерживания.

– Расскажешь, расскажешь, – нервно усмехнулась Фран, влезая в фургон.

– Что бы ты ни говорила про адреналин, а отдохнуть все же стоит, так что, пока ты разбираешься с вещами, разожгу костер. Тебе нужно как следует согреться, да мне не повредит…

– Это ты правильно… светлячков внутри оставь, мне не видно ничерта…

И лучше бы и не было видно, потому что кто бы вообще мог подумать, что может существовать такой безумный кадавр из человека и летучей мыши… Вампир сохранил прежний размер, его левая рука сформировала неровное белесое крыло с кровавыми прожилками, а правая так и осталось рукой, но кисть полностью вросла в грудь. Будто Аластер в последний момент попытался схватиться за сердце и размягчённое метаморфозой тело не оказало сопротивления. Лицо обросло шерстью, клыки несоразмерно вытянулись.

– М-да, зато теперь я знаю, что все работало, – тихо пробормотала Фран, надеясь, что через пару секунд не придется плакать над этим телом. – У меня тут была… шаманка, – рассказать, чтобы отвлечься. В то же время она начала рыться в ящиках. – Она была жутко нервная, почти до паранойи. И имела… личные интересы по отношению ко мне. Она провела какой-то ритуал на мою кровь, я не смогла разобраться в теории… о, прекрасно, – извлекла из ящика рубашку. Эта была не белая, а зелёная. Фран нравился зеленый, но почему-то он никогда у неё подолгу не задерживался. Накинув рубашку на плечи и начав застегивать пуговицы, она продолжила говорить. – Но вроде как идея была в том, что проливать мою кровь в моём же караване – это плохо, запускает специфические… процессы… и очень искажает магические способности, – хмыкнула и продолжила обшаривать фургон. – М-да… Он вообще-то более менее неплохо превращался, хотя звезд с неба и не хватал… Но, видимо, все её ритуалы работали на совесть…

Фран высунулась в дверной проём и смерила Хезуту озабоченным взглядом.

– Она была во втором фургоне. Она и ещё один человек. Я сейчас найду здесь неразбитую лампу, зажгу от твоего костра – и пойду их искать. Хочешь со мной?

Хезуту поднял глаза и задумчиво повёл усами.

– Наступает ночь, а у тебя рана, – прокомментировал он. – Тебе лучше никого сейчас не искать… Да и мне не хочется одному бродить в этом тумане.

Аристократка скептично поджала губы, готовясь отстаивать своё намерение.

– Если твои друзья выжили, они наверняка, в свою очередь, будут искать тебя. И, я надеюсь, они придут сюда сами, – продолжил крыс. – А вот если не придут – тогда и поищем их. Утром.

Аристократка хотела заспорить и, выбравшись из фургона, выпрямилась было, пытаясь встать ровно и выглядеть более убедительно. Но попытка опереться на больную ногу в очередной раз отдалась вспышкой боли. Фран грузно привалилась к поваленному фургону и с тоской вгляделась в сумрак, застилающий дорогу. Непроглядное марево, окутывавшее их, казалось необыкновенно густым, тяжёлым и осязаемым. Болото загадочно шелестело скрытой во мгле травой… Она никогда не видела такого тумана…

– Ладно… – она прикрыла глаза и невесело покивала. Доводы Хезуту казались убедительными. Фран обернулась через плечо и снова сунулась в фургон. – Раз так… Я тут вино нашла, – и вытянула из подсвеченной жёлтым темноты бутылку.

– Вино – это хорошо, в таком платье пить иные напитки – дурной тон, – отозвался Хезуту. Парочка химических реагентов – и наскоро собранные обломки фургона занялись бело-голубым пламенем. Жаль, конечно, что большая часть запасов была утрачена, но кое-что все же осталось… Хезуту подошел к двери и заглянул внутрь. – Ого, я так увлекся своим отражением, что даже не заметил, – он указал лапкой на остатки вампира, не зная, какой эпитет лучше подобрать. – Знаешь, то, что ты рассказала, очень меня заинтересовало. Я хотел бы послушать об этом ритуале более подробно. А такие беседы лучше проводить у костра. И еще я бы хотел попросить тебя об одной маленькой услуге. Не оставишь меня ненадолго одного в этом вагончике?

Аристократка пожала плечами – мол, почему бы и нет – и отошла от фургона. Дверь за Хезуту закрылась, оставляя Фран наедине с наступившей ночью. Было холодно, и она подсела поближе к огню. Бутылку с вином, спрятанную прежде среди других вещей и чудом не разбившуюся при падении, она так и сжимала в руке. Чем черт не шутит – повозившись недолго, Фран открыла бутылку и принюхалась к вину. Пахло привлекательно.

У огня было тепло, над головой чернело безоблачное небо. Всегда удивительно на болоте, среди вечных туманов и облаков, увидеть такое ясное небо. Мерцало созвездие Свободной рыбы, уверенно светился Шестиглавый волк, а над горизонтом стояли звезды Этической Дилеммы. Фран их знала. Хорошо знала. Дорогие звездные карты и другие составляющие её увлеченной астрономией аристократической молодости, теперь, казалось, стали далеки, почти как сами звёзды, зато вид неба, запах костра и шелест листвы были вполне привычны.

Внезапно где-то далеко за фургоном над трясиной что-то сверкнуло, затем еще – и еще. Фран приподнялась, чтобы лучше рассмотреть – в свете костра ее настороженная тень выросла, став почти грозной. Но ничего страшного пока не происходило – просто болотные огни поднимались от земли и, зависнув, устремлялись друг к дружке, создавая бледно-зеленые пары. Пары начинали кружить в воздухе, разгоняя неестественно вязкий туман, затем резко сближались и снова раскалывались на малые искорки, которые тоже начинали кружить… Зрелище завораживало.

Скрипнула дверь фургончика. Вышел Хезуту в своем старом балахоне, сытые светлячки в его руке святили нестерпимо ярко.

– Никогда не понимал вампиров, – ворчиливо заметил крыс. – Столько лет живут, и все как дети малые. Я часто поражаюсь: одному пятьсот лет, другому четыреста… Да я бы за столько лет изучил бы, наверное, все, что существует… А они только кровь пьют да ноют.