Текст книги "Мерцание (СИ)"

Автор книги: Хлоя Дедал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

1

– А нам… – Йингати, не договорив, отвела взгляд. – Точно нужно ехать именно этой дорогой? – вздохнула и щекой прижалась к теплому плечу. – Не люблю болота.

– Никто не любит болота… – задумчиво протянула Франческа, подтаскивая ближе ещё одну подушку.

– В болотах жадные духи, – Йин неодобрительно прищурилась. – Им мало жертв и ритуалов, всегда хотят забрать жизни. Только самые умелые выживают. Любой шаман тебе скажет, не ходи в топи. А ты не послушаешь – и либо снискаешь славу, сравнимую со славой лучших охотников, либо умрешь, и топь заберет твою племенную душу, твою память, твоё сердце, способное любить, и вместо того, чтобы присоединиться к предкам, ты сам станешь духом болота, бесконечно жестоким, всегда голодным до чужих чувств, потому что…

– Йин, – оборвала её Фран. – Все будет нормально. Дорога безопасная. Мы и так потеряли несколько дней. Опоздаем к фестивалю, вот тогда будет болото…

– Духи говорят со мной, они предупреждают, – упрямо повторила девушка-тролль. – Никогда не слушаешь. Однажды кончится плохо.

– Я благодарна твоим духам, Йин, но передай им, что даже волшебные флейты и лютни не продашь пустой площади.

Шаманка обиженно отвернулась.

– Да что нам это болото, – подавив раздражение, проговорила аристократка. – Я такого в жизни насмотрелась, да и ты тоже. Лучше выспись.

«Лучше выспись», – эхом звучало в голове Йингати. – «А завтра все мы проснемся и закружимся».

Йингати не слушала, лишь тихо нашептывала полузабытые стихи, пытаясь заглушить голоса. «Завтра, завтра, завтра…»

Колеса фургона скрипели натужно и тоскливо. Йингати сидела на крыше, обхватив руками колени, раскачиваясь вперед-назад. Прошли сутки с тех пор, как два торговых фургона Франчески въехали на гиблые заболоченные земли.

Кругом, насколько хватало глаз, темнела бурая сфагновая равнина с проплешинами грязной воды. Изредка попадались одинокие деревца причудливой формы, будто перекрученные неведомым колдовством.

А вот дорога была сухая и твердая – древний наговор оберегал ее от болотного лиходейства. Кони ступали легко и уверенно, ничего не опасаясь. Но голоса в голове шаманки пророчили беду.

Долгий путь проделала Йингати, прежде чем познакомилась с беглой аристократкой. Она перебралась с архипелага на материк и продолжила идти, уходя всё дальше на юг от холодного моря – и всё это время духи вели ее, указывали путь, предупреждали об опасностях. И она почти всегда слушалась их. Но теперь она не могла миновать этой жуткой обманчиво безопасной дороги.

Йин утешала себя тем, что духи видят лишь вероятное будущее, которое еще можно изменить. К примеру, великие шаманы обладали волей отводить предстоящие беды. И хотя сама Йин такой волей не обладала, она была не одна. Франческа имела пробивной характер, да и вампир, проживший не один десяток лет, в обиду не даст, глядишь, и пронесёт. Как-нибудь.

Йингати встретила Фран несколько лет назад. Ее будущая спутница управляла многолюдным караваном. Она бранилась, заключала сделки, метко разила из арбалета – и манерами совсем не походила на наследницу знатного рода.

«Следуй за ее кровью», – сказали голоса. И Йин последовала. Со временем девушки очень сблизились.

В пути Йин иногда играла спутнице на костяном варгане. В нем обитал танцующий дух, незримо дополнявший музыку своим присутствием. Франческа восхитилась возможностями «танцующих звуков» и предложила Йингати изготовить нечто подобное.

Так появились волшебные музыкальные инструменты.

Шаманка погружалась в транс, держа в руках лютню, и вызывала духа дерева, из которого ее вырезали. Йингати убеждала духа, что, хотя дерево срублено, гармония его жизни не закончена, а продолжается в виде музыки. И, если все проходило удачно, дух возвращался в древесину.

Весть о чудесных музыкальных инструментах быстро разлетелась по материку. И дела Фран резко пошли в гору. Она распустила большую часть каравана, оставив себе два фургона – да несколько человек, чтобы править лошадьми. За безопасностью следил старый друг аристократки, вампир-полукровка – склочный и нервный, но вполне способный разрешить ночной конфликт с противниками музыкального просвещения.

Караван двигался к побережью, в небольшой городок, где во время летнего фестиваля у Франчески намечалась крупная сделка. Согласно расчетам аристократки, они должны были оказаться в городе за неделю до праздника. Но им пришлось сделать крюк, чтобы заехать в Ирдис, где к каравану присоединилась новая попутчица – Элиж, дочь давнего приятеля Фран, которую та согласилась отвезти в прибрежный город, где девочку ожидали друиды.

Йингати забиралась на крышу лишь когда хотела побыть одна. Обычно она держалась поближе к друзьям, делилась мыслями с Фран, ругалась с вампиром, перешептывалась с лошадьми -животные очень любили шаманку и легко успокаивались от звуков ее голоса. Но сейчас ей самой было невыразимо страшно. Болото смотрело на нее, выжидало, пробовало на прочность защитный наговор пути. Вон слева от дороги воздух легонько подрагивает…

Возможно, это лишь казалось Йингати, но, она не хотела, чтобы друзья видели ее в таком состоянии. Ужасом легко заразиться, а чтоб отвести беду, нужна твердая воля. Поворачивать поздно – только вперед.

«Почему же вперед? Вниз и вбок», – засмеялись в голове.

– Замолчите, – прошептала Йингати.

«Бездействие приравнивается к действию. Не можешь помочь – смейся, хохочи, торжествуй, и смерть не узнает тебя в лицо…. Молчишь? Закрой лицо ладонью и выпусти кровь».

Йин потянулась к любимому ритуальному ножу и усилием воли заставила себя сесть. Скрестив ноги в защитном жесте, сгорбившись под грузом невидимых взглядов, она уняла дрожь в руках, снова стала читать стихи – на этот раз чтобы успокоиться. Она читала старую северную балладу нараспев, отдавая ритму больше, чем смыслу слов, и она заставляла голоса повторять в унисон. Но один из них не унимался.

«На перекрестке без направлений просыпаются огоньки. Они кружатся и мерцают. Они любят кровь как сестру и даруют ей свободу из чистого золота. Это уже случилось. Ты сама по себе», – голос был низкий, глубокий, двухтональный, вибрирующий где-то под затылком и вызывающий дрожь. Каждое слово било Йиингати ознобом, и она жалась к деревянной крыше фургона, пряталась между тюков, зная, что это её не скроет, сжимала кулаки так, что ногти болезненно впивались в кожу.

– Развлекаешься? – у края крыши возникла голова Фран. Аристократка с печальным интересом смотрела на творящийся на крыше хаос. – Извини, что прерываю твое общение с духами. Но я тут порезалась, и наш общий друг пытается превзойти сам себя в искусстве сотворения мигрени.

Зрачки Йингати были широки, черны – и не выражали понимания.

– В общем, спускайся, как отпустит, – буркнула Фран и вернулась в фургон.

Вампир стоял в дальнем углу спиной к аристократке. Франческа даже подумала пошутить, будто он сам себя поставил в угол за плохое поведение. Но посчитала, что в данных обстоятельствах такая шутка неуместна.

– Она с духами говорит, Аластер. Сказала, как закончит, спустится.

Вампир резко повернулся. В свете керосиновой лампы его бледное лицо казалось восковым.

– Ах вот, значит, как, – воскликнул он визгливым голосом. – А ты спросила ее, какие ещё сюрпризы её творения мне готовят?

– Нет, не спросила, – проговорила Фран устало. – Сейчас она спустится, и ты сам у нее спросишь. И вообще, может подождешь в своем фургоне? А то у меня голова болит.

– В моем, как ты выразилась, фургоне разговаривают деревянные изделия, которым полагается молчать.

– Ну это же волшебные музыкальные инструменты, Аластер, видать, без музыки тоскуют. Через несколько дней мы их продадим, и это будет не наша проблема.

– Раньше они так не делали, – упрямился вампир. – Раньше они молчали. А теперь они разговаривают. Что дальше?

– Ну, а что может быть дальше… Это ж, блядь, лютни.

– Они деревянные, Фран, понимаешь? Де-ре-вян-ны-е!

– И что?! – повысила голос аристократка.

– А то, я шестьдесят семь лет прожил и от колдовства троллиного помирать не собираюсь… Хватит дуру из себя строить. Ты вообще про вампиров что-нибудь слышала? Я, считай, с живыми кольями сплю, у которых еще признаки разума проявились…

– Ну хорошо, – выдохнула Франческа. – А что они говорят?

– А я, думаешь, слушал? Это пусть твоя Йингати разбирается, о чем там ее колья бормочут.

– Ладно, – согласилась аристократка, понимая, что спорить с психом бесполезно. – Сейчас я еще раз ее позову, и мы вместе разберемся…

Франческа толкнула дверь, но та не поддалась. Она толкнула сильнее – безрезультатно.

– Эй, там, что у вас случилось?! – крикнула она вознице. – Дверь не открывается!

– О боги! – прошипел вампир. – Какие же вы все беспомощные. Давай помогу.

Он приблизился к Фран, но вдруг отпрянул и по-идиотски замотал головой.

– Это что, кровь? – спросил он медленно, будто нараспев.

– Да, Аластер, кровь, я слегка порезалась. Только не говори, что в тебе внезапно отцовская жажда проснулась, – Франческа знала вампира не первый год. Будучи полукровкой, он вполне мог совмещать кровавые трапезы с более заурядной пищей. И тоскливая жажда его не донимала.

Аластер сделал несколько шагов назад и молча уставился на аристократку. Снаружи донеслось испуганное ржание. Фургон покачнулся, да так, что Фран чуть не упала. Послышался звон разбитого стекла.

– Да что там происходит! – воскликнула Фран и, забыв про вампира, начала неистово барабанить в деревянную дверцу.

– Это ты во всем виновата, – чуть слышно произнес Аластер.

– Эй, Йин! Иди сюда! – позвала девочка, правившая лошадьми грузового фургона.

– Не кричи, Элиж, – тихо проговорила Йингати, свесившись с крыши. – Что случилось?

– Аластер окончательно свихнулся, сказал, что твои колья его сгубить надумали.

– Какие еще колья? – не поняла Йингати.

– Ну, он так твои инструменты называет…

После камлания мысли шаманки плохо выстраивались в логическую цепочку.

– Инструменты ожили? Но они же и так живые…

– Ну, раньше они молчали, а теперь заговорили, – сказала девочка. – Во всяком случае, Аластер так утверждает. А мне не проверить, у меня же лошади.

Йингати относилась к вампирам с сочувствием, считая их смертельно больными существами. Парадокс вечной жизни, навсегда застывшее сердце. Они не способны слышать пульс мира и воспринимать настоящие. Все, что у них осталось – это воспоминания о том, кем они были, пока сердце еще билось.

Шаманка ловко соскочила с крыши и в три прыжка оказалась у грузового фургона.

– Быстро ты, – присвистнула девочка. – Залезай.

Забравшись на козлы, Йингати замерла и прислушалась. Скрип колес, цокот копыт – и больше ничего.

– Ну что, полезешь внутрь? – спросила Элиж. – Или, если хочешь, я слазаю, только ты поводья подержи…

– Я бы лучше мгновение подержала… Но оно, увы, миновало, – проговорила Йин.

– Вечно ты говоришь загадками, – обиделась девочка. – Кстати, всегда хотела спросить: духи, которых ты слышишь – они путешествуют вместе с тобой или говорят издалека?

– Их слова звучат раньше голоса, – объяснила шаманка.

– Типа как гром и молния? – присвистнула Элиж. – Сперва сверкнет, потом загремит?

– Примерно так.

– Ух ты, здорово, – воскликнула девочка. – Скажи, а ты язык деревьев понимаешь?

– Элиж, – вздохнула Йин. – Ты можешь немного помолчать? Я пытаюсь слушать…

– Конечно, сейчас смолкну, – сказала Элиж. – Ну скажи, понимаешь или нет?

– Ну, это сложно объяснить. В языке деревьев есть, по большому счету, только «да» и «нет», но у этих «да» и «нет» есть множество форм, дополненных рисунком ветвей, которые почти невозможно перевести на всеобщий язык.

– А я слышала, что шаманы и друиды могут подолгу беседовать с деревьями.

– Ну да, – неохотно ответила Йингати. – Есть такое. Но эти беседы проходят не напрямую, а через духов-посредников. Они как бы связывают собой смысловые пробелы между шаманом и деревом, насколько это вообще возможно…

– Понятно. Связь, значит, – тихо пробормотала Элиж. – А как же твои инструменты разговаривают?

– Они не разговаривают, а звучат, – вздохнула шаманка. – Как и любая гармония, обращенная в звук.

– А Аластер говорит, что они разговаривают… Почему он их так ненавидит?

– Потому что вампиры мертвы, их сердце не бьётся, и гармония их жизни завершена, – прошипела Йин. – Они живут памятью, а все новое их пугает или вызывает раздражение…

– Да, не хотела бы быть вампиром, – сказала Элиж. – Мне все новое интересно. Кстати, если мы об этом заговорили, можно я слазаю внутрь, а ты поводья подержишь…

Йингати на мгновение задумалась.

– Давай лучше я, – Мягко ответила она. И, привстав на козлах, девушка-тролль ухватилась за угол фургона, затем поставила ногу на приступку и оказалась у закрытой боковой дверцы. Щелкнула задвижка, и Йин ввалилась в тревожную темноту. Темнота была живая и вязкая, такую насылают деревья, ощутив угрозу. Чего бы там не услышал вампир, сейчас оно молчало.

– Чего столько тьмы напустили? – строго спросила Йингати просто чтобы услышать собственный голос.

– Ну чего там, они правда разговаривают? – донеслось сквозь тонкую стенку фургона.

Шаманка не ответила, она думала, как поступить. Духи-посредники для разговора с деревьями похожи на ветер направленных колебаний. Обратись она к ним, все внимание болота будет направлено к каравану. Можно, конечно, использовать варган, вот только…

«Беги, спасайся», – прозвучало в голове. – «Смейся, торжествуй – и останешься невидимой».

– Только не сейчас, – прошипела Йингати.

«Сейчас, сейчас», – засмеялись в голове.

А затем вдруг тьма, окружающая шаманку, зашевелилась и произнесла:

– Препятствие Корня, что показала нам новое солнце, зачем ты идешь тропой вдоха?

Йингати хорошо знала это обращение – «Препятствие Корня». Так к ней обращались деревья. Когда-то очень давно первые тролли вышли из камня. А препятствие корней на условном языке деревьев означает камень. Голос состоял из множества звуков разной высоты и тональности.

– Что такое путь вдоха? – спросила шаманка.

– И как вы вообще разговариваете? – долетело снаружи.

– До первого света единый звук носился во тьме, и первым лучом был раздроблен на голоса, – проговорила тьма. – И голоса устремились к солнцу и пустили корни в землю. И ветры раскачивали ветви. И все наполнилось дыханием…

– То есть до того, как стать деревьями, вы были голосами? – не унималась девочка. – А о чем вы говорили?

– Элиж, помолчи пожалуйста, – попросила Йингати. – Я тебе потом все объясню, сиди и слушай тихо.

– Препятствие Корня, мы благодарны за новое солнце, но с каждым движением ветра свет удаляется.

– Что такое путь вдоха? – повторила шаманка.

– Когда листва сворачиваются в почки, а корни встречаются с вершиной, становясь семенем, что кружит над равниной. Мир вдыхает то, что некогда выдохнул.

– Поняла, – прошептала шаманка.

– А я нет, – снова донёсся до неё голос Элиж. – Мы что, в прошлое возвращаемся?

– Дальше только Древний Мир. Но, чтобы попасть в него, мы должны заплатить дань. Вернуть солнечный свет, которым мы напитались.

Смысл сказанного доходил до Йингати предательски медленно. Элиж поняла быстрее.

– Йин, – закричала она. – Вылезай немедленно. Они же сейчас загорятся!

Шаманка медлила. Проклятое Болото убивает ее творения, а ей, что же, убегать?

Внезапно фургон озарил яркий свет, и шаманка оказалась посреди бескрайней равнины под низким сумрачным небом. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ничего – ни деревца, ни зверя, ни следа, оставленного утекшим временем.

«Не стоило здесь оказываться», – она слышала издевку. – «Они не могли услышать, а ты не успела», – сочувствие. – «Ты сделала то, что могла», – гордость. – «Но этого недостаточно», – презрение.

Йин вдохнула застоявшийся воздух и снова выпустила его из себя. Её дыхание придало окружающему миру движение, и воздух задрожал. Шаманка выпрямилась, стараясь уловить ритм этой вибрации. Дрожь очертила на глади равнины омуты тёмной болотной воды.

– Я думала, что болото потребует крови, как это сделала другая топь много лет назад, – проговорила она. – Я была на болотах лишь однажды, когда только начинала становиться собой, и когда я выбралась, я увидела, что океан обратился в кровь. Это видение ещё не раз возвращалось ко мне. Но это Болото другое. Оно ничего не просит, но всё, что мы принесли, должно войти в резонанс с его волей.

С каждым словом подрагивание воздуха, едва заметное поначалу, усиливалось, охватывая всё большее пространство.

Йин показалось, что она начала тонуть. Она опустила глаза и увидела, как её лодыжки поростают сфагновым мхом. Она наклонилась и с усилием вырвала его из своей плоти. Из-под содранной кожи полилась болотная вода. Йингати попыталась с ужасом отшатнуться, но осекла собственное движение. Фран сказала бы – отшатнуться от самой себя нельзя, но Йин пугало то, что она знала – здесь в самом деле могло получиться… «Останься», – слышался шёпот. Она не узнавала этот голос.

Шаманка нервно ощупала тело, ища свой ритуальный нож; найдя его, размашисто ударила по левому предплечью. С большим облегчением она увидела, как порез стал набухать красным.

Пока из твоих ран может течь кровь, и пока на тебе будут оставаться рубцы, и пока алое течение внутри твоего тела сможет оживать снова и снова – ты будешь жива.

Йин занесла нож снова и нащупала под рубашкой один из своих амулетов. Она сделала его уже давно, больше года назад. В нём тоже была кровь. Не её. Фран. Шаманка сорвала амулет с шеи и, удерживая на ладони, рубанула ножом. На землю хлынула кровь аристократки.

Она уронила нож и пальцами стала выводить на коже багровые символы.

Ей было, к кому возвращаться.

– Йин!

Элиж трясла её за плечи. Йингати резко села, так, что девочка едва увернулась от неожиданного столкновения, и закашлялась. Казалось, что мутная болотная вода раз за разом окружает её – и снова отступает, стекая по лицу и плечам. Кашель раздирал горло. Она воззрилась на своё предплечье – есть ли порез? Реален ли он, или кровавый ритуал оказался лишь частью видений?

Порез был реален. Йин, как и все тролли, была живучей, и кожа регенерировала быстро. В уголках шрама скапливались последние вязкие капельки крови.

Она подняла глаза и увидела впереди, по другую сторону дороги, крышу фургона, наполовину погрузившегося в болотную вязкость. Йин вопросительно воззрилась на чумазое лицо рыжей девочки.

– Фургон загорелся, – прошептала Элиж. – Кони понесли, сорвались с дороги, и их больше нет… -голос девочки дрогнул.

– Где Фран? – спросила Йингати.

– Не знаю, – ответила Элиж. – Второй фургон рванул дальше вперед. Но тут все туманом затянуло, ничего не видно…

– Вниз и вбок… – едва слышно прошептала Йингати.

Элиж нахмурилась.

– Не бери в голову, лучше расскажи поподробней, что произошло.

– Инструменты загорелись. Вспыхнули, будто в фургоне звезда лопнула. Меня отбросило в болото. Прямо лицом в грязь. Еле выкарабкалась на дорогу. А тут ты лежишь.

Йин вздохнула и поднялась.

– Ясно… Пошли искать Фран.

– Как думаешь, что с ними?

– С ними? – в первое мгновение шаманка не поняла, что девочка имела ввиду. Потом она вспомнила про Аластера – и задумалась, когда же она успела сбросить вампира со счетов.

Йингати вдруг показалось, что она вернулась в момент, когда кровь Франчески залила пустошь её видений. Тогда ей на короткое мгновение показалось, что она, покинув своё тело, устремилась вслед этой крови, навстречу блуждающей душе Фран. Йингати вздрогнула, с новой яркостью ощущая прикосновение иной стороны, дыхание нематериального мира.

Она не видела того, что произошло во втором фургоне, и теперь пришлось задуматься, как описать это Элиж, когда она спросит… Непременно спросит. Йин осторожно коснулась подзажившего пореза. В ту секунду она стала кровью Фран. Кровь видит. Йин чувствовала, как аристократка истерически колотила в дверь фургона, оставляя следы крови. И она оставалась там, в этих пятнах… Магия клубилась в воздухе, застилая ей взор. Франческа взглядом натолкнулась на чужой взгляд, ставший совсем незнакомым, искажённый безумием. Это безумие отдалось кипением в потоке, несшем шаманку через мгновение. Аристократка ударилась затылком о стену, пытаясь уклониться от удара потерявшего разум вампира. Казалось, что фургон покачнулся, когда он, промахнувшись, навалился всем весом на стенку. Задребезжала жестяная посуда. Упал висящий на стене арбалет. Фран рефлекторно поймала его и отпрыгнула в сторону. Аластер тихо зашипел и дезориентированно помотал головой, прежде чем броситься на прежнюю подругу в новом необъяснимом порыве. Холод и дисгармония внешнего мира захлестнули Йингати, когда бедро Фран пронзила острая боль – и та попыталась оттолкнуть вампира, чтобы тут же броситься к крошечному окну, машинально схватив на бегу арбалет. Йин знала, что будет дальше. Фран распахнула ставни и, подскочив, протиснулась наружу, не обращая внимания на странные звуки – она не понимала, что происходило за её спиной. Она вывалилась из фургона на скаку. В глазах потемнело от удара о землю. В фургоне кто-то нечеловечески взвизгнул. Она в ужасе вздрогнула и, подволакивая ногу, устремилась прочь, не выбирая направлений.

Йин вздрогнула, возвращаясь к реальности. Всё тело пробрал приступ озноба. Она сжалась, обхватив руками плечи. Элиж смотрела на неё вопросительно.

Шаманка догадывалась, почему так вышло, но не хотела говорить.

2

Когда Фран обнаружила, что снова способна мыслить чётко, она жалась к хилой болотной сосенке и до боли в пальцах сжимала рукоять своего арбалета. Было холодно; сырость воздуха, казалось, липла к коже; в бедре пульсировала боль. Она машинально потянулась к ноге и осторожно коснулась эпицентра боли. Отдёрнула руку и ошеломлённо уставилась на покрасневшие пальцы. Набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, а потом с ещё одним глубоким вдохом взглянула на рану. Из бедра под острым углом торчала рукоятка маленького карманного ножа. «Раньше Аластер с ним не расставался», – пронеслась в голове странная, лишённая всякой эмоциональной окраски, мысль. Кажется, весь разум заполнило осознание боли.

Всё произошло слишком быстро, или это она была непривычно медленна – кажется, эти болота тормозили мысли, восприятие, движения…

Кочка, на которой она сидела, казалась достаточно надёжной, и Фран пристроилась поудобней. Положив рядом арбалет, она принялась расстегивать рубашку. Рубашка была длинная и плотная, совсем не предназначенная для становления повязкой где-то на болотах. Фран с трудом растерзала подол. И с опаской уставилась на ногу.

«Хорошо», – подумала она. – «Наверно, если бы был повреждён большой сосуд, крови было бы больше?»

Вынимать нож было очень больно. Кажется, хуже, чем продолжать сидеть с лезвием в ноге. Франческа издала глухой вскрик и испугалась того, как гулко здесь, на одиноком болоте, звучал её голос. Руки дрожали, когда она закончила. Из открывшейся раны потекла тёмно-красная кровь. Она принялась заматывать бедро обрывками рубашки.

«Если я сейчас не сдохну», – сказала она мысленно сама себе. – «И у меня получится встать… Тогда пойду искать караван. Интересно, как далеко я смогла убежать»…

3

Очередная встреча не состоялась. Смерть, оказавшись рядом, приветливым холодком потрепала загривок и отпустила. Хезуту затерялся в болотах, оставив преследователям обрывки плаща и большую часть многолетней коллекции. Не его вина, что пациент скончался – такое случается. Смертны все, и разбойничьи атаманы – не исключение. Впрочем, ситуация имела некоторую иронию. Переживший не одну передрягу разбойник умер не от стрелы или меча – а от грибов-паразитов, захвативших нижние дыхательные пути… Хрестоматийная иллюстрация к тому, что может произойти с пренебрегающим гигиеной человеком, когда его природный иммунитет даёт сбой. Но разве это можно втолковать тупым и озлобленным головорезам, решившим, что их дорогой атаман скончался непосредственно от лечебных процедур?

Безусловно, лечение имело экспериментальный характер, но другого шанса на положительный исход для пациента не существовало… Теперь в лесу на одного разбойника меньше. А врач чудом унес ноги. Жаль коллекцию. Многие из утраченных экземпляров не имели практической ценности, но каждая вещь была по-своему дорога Хезуту.

Чего только стоили уникальные глазные червячки, так не разу не испытанные (по слухам, возвращающие зрение ослепшим). Или семена цикуты кровавой (зонтичное растение, отлично приживающееся в теле пациента, гроза опухолей). Колба с кротом, растворенным в абсолютном концентрате магии земли (сложно объяснимый метафизический эксперимент). И многие другие.

Приближались сумерки, Хезуту прислушался. Тишина. Лишь туман неторопливо струится по мхам. Погоня отстала, да и кто в здравом уме станет преследовать его здесь?

«За каждой утраченной вещью была своя история. Жаль, что большинство из этих историй так и не достигли финала. Впрочем, это не совсем верно. Их постиг финал утерянных мною инструментов. Умри я – и они бы лишились открытого мною смысла… А так они остались памятью в моей истории, которая продолжается. Возможно, это проявления закона сохранения энергии, и я остался жив лишь благодаря тому, что собирал их все эти годы. Так бережно и заинтересовано… Интересно, если миру будет угрожать опасность, он, следуя подобному закону, так же отбросит все живое в небытие, лишь бы его история продолжалась? Будто ящер, оставивший хвост в пасти одураченного хищника…»

Под ногами хлюпало, приятный гнилой аромат бодрил. Но Хезуту насторожился, ощутив постороннее внимание. Так наблюдают парящие высоко над облаками стервятники. Ждут, пока упадешь.

В метафорическом плане Хезуту почти упал, и теперь следовало доказать наблюдателям, что это «почти» весьма и весьма ощутимое. Болото не терпит легкомыслия. Рассудительнее было бы, обождав некоторое время, осторожно вернуться. Но природное чутье говорило иное. Что останавливаться нельзя и нужно двигаться. Аккуратно, уверенно. Именно уверенность – лучшая защита от невидимых наблюдателей. Он не жертва, не дерзкий странник, бросающий вызов стихии, или заблудившийся напуганный путник, а просто еще одна болотная тварь, идущая по своим делам… И усталые лапы продолжили путь по мхам. Из небольшой ольхи Хезуту соорудил посох, после чего хорошенько вывалялся в грязи, отбивая запах чужака… «Пройду так несколько миль, пусть попривыкнут или даже, возможно, отвлекутся… Тогда проведу небольшой ритуал…»

Легкий Хезуту без особого труда продвигался вглубь болот, проверяя посохом сомнительные участки «тропы». Настроение улучшалось. А встреченные заросли ядовитых цветов так и вовсе вызвали восторг. «Когда разбойники начнут ковыряться в моих вещах, их ждет много сюрпризов… Хотелось бы на это посмотреть…». Он усмехнулся и вдруг ощутил запах гари. И смерти. Хезуту замер, прислушиваясь к ощущениям. Внимание сменило направленность, незримые наблюдатели отвлеклись, переключившись на источник гари и беды. Казалось бы, отличный шанс скрыться и затеряться. Но Хезуту рассудил иначе. Болотные твари в подобных ситуациях не убегают, а, напротив, проявляют любопытство. А значит и ему, как болотной твари, следует проявить интерес. К тому же ему и правда стало любопытно… Ну, а начни он убегать, его, чего доброго, снова примут за жертву, а это совершенно неприемлемо.

И Хезуту пошел на запах. Вначале было тихо. Затем он услышал, как кто-то бежит. Вскрикнули, довольная трясина победно булькнула. «Бывает». Убегать определенно не стоит. Умей болото улыбаться, оно расплылось бы в широкой и довольной улыбке.

И вновь кто-то вскрикнул, только теперь это был другой голос. Женский. Приглядевшись, Хезуту, увидел сидящую на кочке девушку, бинтующую ногу обрывком прекрасной белой рубашки. Хезуту любил хорошую одежду. «Интересно, как эта рубашка сохранила белизну в таких чудовищных условиях», – подумал он. – «Девушка-то, похоже, единственная выжившая. Болото ее не тронуло, да и рану ей, похоже, нанесли свои же. Любопытно».

Подойдя чуть ближе, Хезуту заметил арбалет. Ловить болт ужасно не хотелось…

– Здравствуйте, я врач, можно к вам подойти? – крикнул он. – Жизнь коротка, путь искусства долог, опыт обманчив, суждение трудно…

Пафос врачебного афоризма должен был если не развеять, то хотя бы приуменьшить естественное недоверие, рассудил Хезуту. Болотная тварь или разбойник, реши они притвориться врачом, никогда бы да такого не додумались. Самозванец будет петь соловьем, и именно этим выдаст свое притворство. Была одна история про болотную ведьму, которая заманивала детей в пряничный домик. Под личиной почтенной женщины (которой, без сомнения, не являлась) она предлагала уличным детям продегустировать пряничек, после чего за добавкой приглашала к себе на болота. И однажды ей попалась умная девочка, задавшая всего один профессиональный вопрос: «А какое соотношение сахара и муки в ваших пряничках?». Иллюзия распалась, и ведьма ушла посрамленной. Так-то. Не стоит полагаться на одно только колдовство, а раз уж играешь роль кулинара – умей ответить на простой заданный вопрос, чтоб твоя иллюзия опиралась на нечто материальное. Хезуту сам был прежде всего ритуальным магом, а роль врача до поры была лишь убедительной маскировкой. Но годы практики сделали свое дело, и иллюзия стала правдой. В общем, окажись он на месте раненой девушки (в прекрасной белоснежной рубашке), он бы очень внимательно отнесся к личности так внезапно возникшего «спасителя». «А какое соотношение сахара и муки в ваших пряничках?

«А что, если?». Хезуту безуспешно попытался отогнать эту мысль. «А что, если это вовсе не девушка? «Доктор, скорее, я так ранена, помогите же! У меня нет никаких щупалец, и я вас вовсе не утяну на самое дно, самой глубокой трясины, где ваше тело сохранится на тысячелетия…». Однако запах человеческой крови частично развеял сомнения. Если это и морок, то – очень качественный, настоящее произведение искусства! Даже умирать не так противно будет.

4

Фран услышала чей-то голос.

Сейчас, когда она была оглушена болью, шоком и жалостью к себе, границы реальности немного расплывались. Голос не казался настоящим. Впрочем, это не остановило её от того, чтобы, даже не успев распознать смысл сказанного, схватиться за арбалет и наставить острие стрелы на чужака. Когда до аристократки дошло значение произнесённых слов, она не то задумчиво, не то вопросительно вскинула одну бровь.

Это было не то, что она ожидала услышать.

Фран прищурилась, присматриваясь к незнакомцу. Взглядом очертив его силуэт, она никак не могла рассмотреть чужака в деталях, словно он сам был частью этого болота, и оно специально скрывало его от глаз. Он не был человеком – держался пружинисто, по-звериному – и ростом не превышал полутора метров. Фигуру скрывал перепачканный чёрный балахон.