Текст книги "Лунное чудо (ЛП)"
Автор книги: Хейлоу Саммер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Апрель
Глава 4
В марте шел дождь, и небо было пасмурным: ни полной луны, ни сознания, ни призраков. Я не появлялась ни на своей могиле, ни где-либо еще на кладбище. Позже я узнала от Матса, что он был там. Он специально приезжал из Нью-Йорка, где жил на данный момент, чтобы проверить, появлюсь ли я снова в полнолуние. Но я будто сквозь землю провалилась.
В апреле воздух потеплел, и около двух часов ночи небо прояснилось так, что луна смогла появиться. Она зажглась на ночном небе, подобно огромному, красивейшему фонарю. Пахло цветущими плодовыми деревьями и первыми зелеными листьями.
Родители обсадили мою могилу тюльпанами и незабудками. Мне пришлось быть осторожней, чтобы не растоптать все. Но, будучи призраком, это не так-то и сложно. Цветы, на которых я сидела, когда проснулась, снова выпрямились, как только я встала на ноги.
–Наконец-то! – услышала я слова Матса. —Я уж боялся, что ты никогда больше не появишься!
Я удивленно обернулась. Он стоял там, позади моего надгробного камня, освещенный лунным светом. Воздух был удивительно теплым, поэтому на нем были футболка и джинсы. Вот это зрелище! Так как теперь на нем не было шапки, я впервые увидела его светлые локоны. Ангел вряд ли мог бы выглядеть лучше. Но ангелы определенно не ухмыляются так насмешливо, как он в данный момент.
–Что?
– Твоя рубашечка немного коротка! – сказал он и протянул мне пакет со шмотками. – Возьми!
В пакете было платье свободного покроя, которое я сразу же натянула через голову, и толстовка с глубоким вырезом, которую мне тут же захотелось оставить себе навсегда, потому что она была такой уютной и мягкой. Был только один минус, она не пахла так сильно Матсом, как тот свитер зимой.
– Ты – герой, – сказала я, находясь под впечатлением. – Приходишь меня навестить и даже приносишь с собой одежду!
–Если можешь что-то сделать для мертвой девушки, нужно это сделать.
–Разве ты не уехал?
– Уехал. Но я с удовольствием приезжаю в гости. Как ты? Чем занималась в последние пару месяцев?
По манере, как он смеялся, я заметила, что он забавляется. У него было хорошее настроение. Удалось ли ему преодолеть душевную боль (или ледяное сердце)? Я не спрашивала, а пыталась не пялиться постоянно на него, как на неожиданно свершившееся чудо. Чем он, на самом деле, и был для меня.
– Я действительно хотел бы знать, как у тебя дела! – сказал он, потому что я ничего не ответила.
–О, очень хорошо. Так, как будто я довольно долго спала.
– Может, присядем на скамейку вон там? – поинтересовался он. – Она полностью освещена луной. А тебе, кажется, нужен лунный свет, чтобы не исчезнуть. Свет полной луны.
–Да, с удовольствием, – сказала я и осторожно ступила на дорожку рядом с моей могилой.
– Может, мне приносить тебе еще и обувь? – спросил Матс.
Я немного прошлась, слегка колеблясь, босыми ногами по гравию. Но я сделала это, только потому что для меня это было так непривычно. Я пошла быстрее, и, хоть у меня и получалось хорошо, мне казалось, будто я делаю это впервые: бегу по миру на собственных ногах.
– Нет, спасибо, мне не нужна обувь, – ответила я.
Добравшись до скамейки, я села на нее, подогнув колени. Даже это вызывало ощущение, как будто я никогда раньше не делала этого. Он сел рядом со мной, скрестив ноги, и я всерьез задалась вопросом, чье появление из нас двоих здесь было более неожиданным. Меня, девушки-призрака, или его, чьей футболке неизбежно стоило лишь позавидовать, потому что она могла прижаться к его телу.
В свою защиту я могу сказать, что, если бы этот парень не был симпатичным, у меня был бы иммунитет на его взгляд. Но он мне нравился. Мне нравились его светлые локоны и его теплая улыбка, которая предназначалась мне.
Он очень радовался тому, что наконец снова встретил меня. Только ради этого стоило умереть.
С другой стороны, его улыбки было недостаточно, чтобы я в него влюбилась. Ему ничего не было нужно от меня, и в этом я была уверена. Это была, прежде всего, улыбка типа «Ты мне очень нравишься, ты, смешное привидение». Но даже в этом случае я была довольна. Его улыбка исчезла, как только он заговорил, и мне стало понятно, что он что-то разузнал обо мне. Что-то о моей смерти.
–Я поспрашивал вокруг, – рассказывал он. – Поговорил с твоими подругами. Я надеюсь, ты не против?
– Разумеется, нет. Главное, что ты можешь сказать мне, почему я мертва!
– Я представился твоим старым другом, который много лет назад переехал в другое место. Они поверили в это.
– И?
Его лицо было очень серьезным.
– Все думают, что ты покончила с собой.
–Но я этого не делала! – закричала я. – Я бы знала! Я была счастлива. Зачем мне убивать себя?
– Они все были шокированы и растеряны, когда узнали. Все думали, что у тебя идеальная жизнь – ты же знаешь, что Зельма написала на своей странице на фейсбуке. Что у тебя было полное взаимопонимание с родителями, что ты хорошо училась в школе, что у тебя было много подружек и хобби. Ты играла на флейте, занималась балетом с пяти лет и играла в театральной группе. Тебе так хорошо это удавалось, что ты три года подряд получала главную роль в школьных постановках!
Я расслышала легкую насмешку в его голосе. Но я была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание.
– Все верно. И что же дальше?
– Они все также считали, что ты очень красива.
Я пожала плечами.
–Девушки всегда говорят что-нибудь такое о других девушках, когда те умерли. Особенно, если их об этом спрашивает парень, вроде тебя. О том, что они думают на самом деле и что рассказывают тебе, узнают только их сообщницы.
– Мне кажется, они всерьез так думали. Я тоже считаю, что ты -красивая.
Теперь я была смущена. Лучшей тактикой, как мне казалось, было проигнорировать его высказывание, как будто я совсем не слышала его, в противном случае Матс заметил бы, что я радуюсь его комплименту, как маленькая собачка.
– Почему они думают, что я покончила жизнь самоубийством?
–Ну, факты говорят об этом. И то, что сказали священник и твои родители во время погребения. Был разговор о предсмертной записке. И о дневнике. Должно быть, у тебя есть темная сторона, которую ты ото всех скрываешь.
– Я не могу вспомнить! – удивленно сказала я. – У меня нет никаких темных сторон! Ты уверен, что это не была умышленная смерть? Кто-то подделал дневник и прощальное письмо и принес в мою комнату, чтобы скрыть, что он столкнул меня в пропасть?
–Откуда ты знаешь про пропасть? -удивленно спросил Матс. —Я думал, что ты не помнишь.
Я ахнула. Я ничего не могла вспомнить, перед глазами стояла картина. Страшный момент, когда я упала. Я падала глубже и глубже!
–Я сорвалась?
– В том числе.
–Ну, говори уже! Расскажи мне все!
– Лучше бы тебе самой об этом вспомнить Так же, как и с пропастью.
Я почти схватила его за футболку, чтобы встряхнуть его и накричать. Это была моя жизнь! И моя смерть! У него не было права отказывать мне.
– Успокойся, – сказал он, увидев, что я так просто не отстану. – Я расскажу тебе, если ты действительно не можешь вспомнить! Но только я хотел бы знать, что ты думаешь об этом: Я также был у Зельмы. Ты утверждала, что за всю учебу разговаривала с ней только три раза!
– Да, это так.
–Это не так. Зельма рассказала мне, что вы встречались с ней один раз в неделю. Она не захотела сказать мне, что вы делали вместе. «Это было общее хобби,» – так она сказала. Очевидно, ей было неловко говорить об этом, поэтому я не знаю, о чем шла речь.
–ЧТО?
– Ты можешь признаться. Передо мной тебе нечего стыдиться.
Я почти поверила в это из-за манеры, как он смотрел на меня. Итак, рядом с ним мне не должно быть неловко. Но то, что я встречалась с Зельмой раз в неделю, – я не знала об этом!
– Она лжет! – запротестовала я. – Я ее едва знала.
– Это все не сходится, – сказал он. —Мне кажется, будто ты можешь вспомнить только часть о себе. Все, что тебе не нравится, ты исключаешь.
Я надулась и сделала по-настоящему разозленное лицо, что не помешало ему все это время пристально посмотреть мне в глаза, словно таким образом он мог установить правду.
У него были особенные глаза. Они были такие светлые! Как бы они выглядели при дневном свете? Светло-голубыми, почти прозрачными? От него действительно хорошо пахло. Я думаю, мои чувства были особенно обострены, с тех пор как я стала призраком. Мой нос предоставлял мне гораздо больше информации, чем раньше. Необязательно нужной информации. Это только отвлекало меня.
– Ну, и что? – наконец спросил он после того, как мы точно минут пять смотрели друг на друга и молчали. – Тебе полегчало?
–Нет.
– Ты проходила лечение?
– Нет! – выпалила я.
–Почему ты так реагируешь? – спросил он. – Если есть психологические проблемы, в этом нет ничего плохого. Я тоже раньше проходил лечение.
– Серьезно? Ты?
–Это длилось полтора года, пока мой лечащий врач наконец не решила, что она может отказаться от еженедельного чека от моей матери.
–Что за психологическая проблема у тебя была?
–Ты уклоняешься от темы, – сказал он.
Так типично: он меня спрашивает, а сам не хочет ничего рассказать. Я посмотрела прямо на луну. Нигде ни облачка, повсюду только звезды. У нас еще было время, пока луна не скрылась.
–Дай мне передохнуть, – предложила я. – Расскажи о твоей психологической проблеме, и, как только я буду знать о твоей причуде, я еще раз сконцентрируюсь на своей собственной. Хорошо?
Теперь была его очередь скорчить гримасу. Сначала он, казалось, неохотно боролся с усмешкой. Разве я не упоминала, насколько хороши были его светлые кудри?
Особенно, когда он убирал их рукой назад, потому что они постоянно падали на лицо? Я боюсь, это началось в ту ночь. Для меня стало необходимостью смотреть на него!
Глава 5
– Ну ладно, – начал он, положив руки, которые, как я знала, могут играть на пианино и на скрипке, себе на колени. Такие руки бывают от игры на пианино? Они были безупречны! – Я должен был пройти лечение, потому что моя мать завинтила мой денежный кран. Она сильно злилась на меня.
–Почему? Что ты сделал?
–В четырнадцать лет я сбежал из дома, с поддельным паспортом, о котором я позаботился заранее. Фальшивый паспорт дал мне новое имя и сделал меня совершеннолетним, так что я мог идти куда угодно и делать что угодно. Мне удалось отложить достаточно денег, чтобы не использовать кредитную карту. Я также открыл счет на ненастоящее имя. Все ценные вещи, что я когда-либо получал в подарок, я обратил в деньги. Я даже продал свою скрипку. Тогда я ушел – почти год я переезжал с места на место, и никто не знал, где я нахожусь.
–Вау!
–Мои родители, естественно, не оценили этого. Иногда я посылал им сообщения, через чужих людей, которым я платил, чтобы из стран, в которых я вовсе не был, они отправляли мои почтовые открытки. Так мои родители знали, что у меня все в порядке.
–Ну, это было мило с твоей стороны.
–Да, не так ли? Хорошо, я также продал украшения моей матери, а первую открытку отправил только через три недели. Это было безрассудно, но мне же только исполнилось четырнадцать. В этом возрасте все делают глупости.
–Конечно. Воруют, подделывают документы, сбегают на год из дома – это делают почти все четырнадцатилетние! – Он улыбнулся. Казалось, он не сожалел об этой истории, до сегодняшнего дня. —А потом?
–Я колесил по миру, и в какой-то момент деньги закончились.
В Амстердаме они поймали меня при ограблении магазина. Стоит добавить, что это был магазин эксклюзивных часов. Я воровал только нашу марку – то есть, часы фирмы, которая принадлежит моей семье, – тогда это казалось мне веселым. Сегодня – глупым. В результате, они вышли на мой след.
– А если бы они тебя не нашли? Ты бы все еще путешествовал по миру?
–Нет. В Амстердаме я потерял настроение путешествовать. В первые месяцы это было восхитительно, но после десятой страны, даже если она была такой волнительной и интересной, больше не было тех ощущений. Ты стоишь перед храмом или ледником и должен по идее опуститься на колени от восхищения, но вместо этого смотришь в пустоту перед собой и чувствуешь себя одиноким. Конечно, не всегда, но чем дольше я путешествовал, тем чаще это происходило со мной. Встречаешь тысячи людей, иногда путешествуешь с ними несколько недель, и парочка друзей из таких поездок у меня все еще осталась. Но все равно я был одинок. Потому что у меня было чувство, что я ни к чему не принадлежу.
– Поэтому ты рано или поздно все равно вернулся бы домой?
–Я постоянно думал об этом, но театр, который ждал меня там, удерживал меня от этого. После того, как деньги закончились, я остался в Амстердаме. Я думал, что будет легко, но, на самом деле, это не доставляло никакого удовольствия. Я шатался без дела и по утрам не знал, что мне делать до вечера. Поэтому я был практически рад, когда полиция отправила меня к моим родителям.
– И в наказание тебя отправили к психотерапевту?
–В наказание? – повторил он улыбаясь. – Моя мать потеряла бы сознание, если бы ты приписала ей это. Конечно, терапия была нужна только для того, чтобы раскрыть страшные-престрашные проблемы, которые привели к тому, что я совершил такое страшное-престрашное предательство в отношении моих родителей.
– Они, наверняка, ужасно за тебя переживали.
– В первую очередь, они стыдились меня. Им было мучительно неловко из-за моих поступков. Ложь, кражи, побег, мои длинные волосы были в колтунах, когда полиция привела меня домой. Такое в моей семье не принято. Я – сумасбродная паршивая овца.
Выражение «паршивая овца» не слишком подходит человеку, который выглядит, как ангел, и смеется, как Матс. Представив себе его спутанные дреды, я подумала, что, несмотря ни на что, выглядел он, наверняка, отлично.
–Терапия помогла? Ты раскрыл страшные-престрашные проблемы?
– Только те проблемы, про которые я и так знал. Но психотерапевт была довольна моими успехами.
– И что же это были за проблемы?
–Корни тянутся очень глубоко. Не могу же я рассказать тебе историю всей своей жизни.
– Нет, но хоть парочку ключевых моментов мне бы хотелось узнать.
Он тяжело и протяжно вздохнул.
–Раз в жизни разговариваешь с настоящим призраком, и та не лучше моего терапевта!
– Ты уже второй раз говоришь со мной, и, если хочешь говорить со мной и в третий раз, то расскажешь о своих ужасных-преужасных проблемах! Иначе я и вот с тем деревом неплохо пообщаюсь.
Он посмотрел на дерево, на которое я показала. На ветках дерева – я думаю, это был бук – как раз распускались первые зеленые листья. Я никогда не смогу понять: как зимой дерево может быть таким неподвижным и мертвым, а затем внезапно возвращаться к жизни. Где зеленые листья зимой? Где то, что заставляет их расти?
– Да, собственно, ничего особенного, – сказал Матс. – Отец сбежал с моей няней, когда мне было всего десять. Моя мать – профессор, работала день и ночь, часто была в отъезде, поэтому няня для меня была куда важнее матери. Няню звали Мари. Мари была милой, и я не виню ее в том, что она не смогла устоять перед ухаживаниями моего отца. Он ее действительно любил, и они поженились, как только отец получил развод.
– Твой психотерапевт считает, что это тебя травмировало? Вроде того?
–Проблемой был не развод, а право опеки. Моя мама настояла и сделала так, чтобы я остался с ней. Так как Мари и мой отец переехали в Нью-Йорк, я их почти не видел. Они уехали, и мне было больно. Моего психотерапевта осчастливило то, что я наконец выдал ей это. То, что делало мне больно. Если ты когда-нибудь должна будешь проходить терапию, тогда перечисляй, что тебе причиняло боль на протяжении многих-многих лет. Психотерапевты радуются этому, потому что у них возникает чувство, что они продвигаются с тобой вперед.
–Я никогда не буду проходить терапию, как мне кажется. Так как я мертва.
– Это точно, – сказал он и улыбнулся. – Хоть ты и красиво мерцаешь, я об этом часто забываю.
–Я мерцаю?
– Да, твоя кожа. Разве ты сама не видишь?
Я посмотрела на свои руки и закатала рукава своей уютной толстовки. Да, когда я достаточно долго смотрела на руки, то заметила слабый свет, окружавший их. Я думала, это был лунный свет. Или реакция на него.
– Можно мне? – спросил он и протянул свою руку к моей руке, чтобы прикоснуться ко мне.
Я взяла его за руку, как, своего рода, приглашение. И потому что я не произнесла ни звука. Дело в том, что у меня в жизни было не так много опыта общения с парнями. Во всяком случае с такими красивыми парнями, чьи прикосновения вызывали во мне дрожь. Именно это и произошло, когда Матс провел по руке. В животе запорхали не бабочки, а экстремально нервные светлячки!
– Немыслимо, – сказал он. – Непередаваемое ощущение!
Я могла бы сразу подтвердить, но была уверена, что он имел в виду совершенно другое, нежели я. Он имел в виду тот факт, что моя призрачная кожа отличалась от кожи живых.
– Ты и мягкая, и твердая одновременно. Как гладкий камень, который пружинит, если к нему прикоснуться. К тому же, – он еще несколько раз поднял мою руку, – ты легкая. Наверное, потому что ты не такая твердая, или в тебе недостаточно материального.
Я прочистила горло.
– Мне не стоит так говорить? – спросил он.
– Нет, что ты. Но я чувствую себя очень неполноценной, когда ты говоришь, что во мне недостаточно материального.
– Ты – самое настоящее, совершенное привидение! – сказал он с убедительной улыбкой. – Так и есть!
–Да, хорошо, – испуганно сказала я. – И что было дальше? С тобой и твоей матерью, после того как твой отец уехал?
– Ужасно. Мой брат сбежал в элитный интернат, а я должен был оставаться дома. Со своей матерью, которая постоянно чрезмерно работала и страдала от депрессии. Наверное, потому что ее муж разрушил ее жизнь. Когда она бывала дома, она не упускала случая рассказать мне, какой свиньей был мой отец, а моя няня – потаскухой. Тем не менее, со свиньей и потаскухой мне было куда легче уживаться, чем с матерью. Пока что мы видимся с ней три раза в год, и наши встречи проходят сухо. Боюсь, мы не в силах терпеть друг друга.
–Но со стороны твоего отца это тоже было невежливо! Обмануть свою жену, а затем оставить ее!
– Они почти не виделись, когда были в браке, и сильно отдалились друг от друга. К тому же, моя мать не возражала, когда отец оставил свою предыдущую жену. От первого отцовского брака у меня есть две сводные сестры, которым уже около тридцати. Мой отец повстречал мою мать и развелся с прошлой женой, чтобы снова жениться. Потом родились я и мой брат, и когда мне было десять, отец с Мари сбежали.
–По крайней мере, они вдвоем обрели счастье?
–Нет, он развелся с Мари через пять лет, и теперь женился в четвертый раз. Звучит плохо, – и, конечно, я не хочу никогда становиться таким, как он, – но, с другой стороны, он считает это нормальным – жениться. Он женился на каждой верной подруге. Он считает, что так должно быть. И, если в пятьдесят иметь в жизни четырех верных подруг и быть женатым на каждой, это все кажется уже не таким предосудительным.
– То есть, отцу ты сочувствуешь? В отличие от матери?
– Это так звучит? Ну, да, возможно. Из всех членов моей семьи я до сих пор считаю его самым честным.
Я молчала, у меня был еще вопрос, но я не осмеливалась его задать. Он тоже по какой-то причине молчал. И смотрел на меня. Если Матс и совершил какую-то ошибку, то заключалась она только в том, как он смотрел на меня. Ничего плохого, но его взгляд заставлял меня нервничать. Будь он моим другом, мне бы это даже понравилось, а так – у меня мурашки по спине бегали. Я так нервничала, что в итоге просто выпалила свой вопрос. Неожиданный и позорно очевидный:
– Между прочим, ты обзавелся новой подружкой?
Он усмехнулся.
–Ты думаешь, что такой классный тип, как я, выдержит два месяца без подруги?
– Придется тебе поверить. Ты мог бы просто сидеть, размышлять и ждать, когда проснется настоящее, глубокое чувство, вместо того чтобы где-то развлекаться.
–Видишь, мы знакомы всего две ночи, а ты знаешь меня очень хорошо!
– Это не ответ на мой вопрос.
–Думаешь? Я думаю, это он и был. Кроме того, ты хотела сконцентрироваться на своих собственных психологических проблемах, как только я опишу тебе свою. И я это сделал!
– Ты закончил? Только это?
–Это же была целая куча! Кроме того, я должен придержать пару тайн на будущее. Иначе будет скучно.
Я знала, что мне никогда не будет с ним скучно. И вдруг кое-что пришло мне в голову. Воспоминание. Воспоминание о большом разочаровании, когда кто-то особенный отвернулся от меня.
Я сама отвернулась от себя, совершив самоубийство.
На мгновение я снова ощутила падение. Я падала. И в тоже самое время – это же было невозможно – я стояла на краю обрыва и смотрела, как я падаю. Ошеломительно. Я падала и смотрела на себя падающую. Я падала... и смотрела. Снова и снова.